Страница:
– Надо же было заказать такой дурацкий костюм! – сказал Сахемоти, с отвращением взглянув вверх. – Я в нем похож на злодея-соблазнителя из мещанского театра.
– А кто ты есть-то, как не злодей? – фыркнул Анук. – И как раз из театра.
– Я не злодей, а простофиля – потому что не надо было поручать это дело тебе, а потратить время самому и подыскать нечто менее вульгарное.
– Прекрати капризничать. Костюм роскошный. Я его выбирал как для себя, всю душу вложил!
– Можешь взять его себе и расхаживать, извергая молнии и гром.
– Ты сам придумал себе псевдоним, теперь страдай.
– Весьма удачный наряд, – заметил Кагеру, сидевший чуть поодаль. – Дамы были впечатлены. Особенно княгиня. Вам ведь это и надо было?
Никто из братьев не подал вида, что его услышал, и не повернулся в его сторону. Только взгляд Сахемоти стал чуть более задумчивым. Анук, не дождавшись от брата ответной реплики, рьяно принялся за еду. Он щедро солил золотистые куски осьминожьего мяса, с пылу, с жару кидал в рот мидии, закусывая свежими водорослями и запивая легким кисло-сладким вином с цветочным запахом.
Ветер к ночи совершенно стих. Маленькие волны с тихим плеском разбивались о берег, по морю от горизонта прямо к костру протянулась лунная дорожка. Вокруг костра вились редкие комары, в глубине бора стрекотали «сосновые жуки» – цикады.
– Скажи, старший брат, – откидываясь и поглаживая себя по животу, спросил Анук, – неужели с этой твоей театральной затеей все будет так просто, как ты врал княгине?
– Конечно, нет. Помимо обычных хлопот, нужны еще три абсолютно необходимые вещи, которых у меня нет, и откуда их взять, я даже не представляю. А без них ничего не получится. Но княгине об этом знать совершенно незачем.
– Какие три вещи?
Сахемоти посмотрел на него, прищурившись, словно прикидывал – а стоит ли говорить?
– Актер-напарник, – сказал он. – Маски по числу персонажей. И яшмовое зеркало.
– Ничего не понял. При чем тут актер? Ты же сказал, что наберешь и обучишь…
– … музыкантов. И статистов-«невидимок», которые приносят и уносят реквизит. Но я не могу одновременно играть и рыбака, и царя-дракона. Не говоря уж о морской царевне. Так что, братец, нам понадобится второй актер. Причем…хм… такого же уровня мастерства, как и я.
– Да где я тебе его найду?! – возмутился Анук.
– А кто мне будет играть морскую царевну? Может, Кагеру?
– Давай я сам сыграю. У меня и внешность подходящая.
Сахемоти рассмеялся.
– Нет, младший брат. Дело тут не во внешности. Мы оба знаем, что ты не умеешь играть. У тебя что на душе, то и на лице. Ты не актер, и смирись с этим.
Анук нахмурился, прикидывая, не оскорбиться ли.
– Ладно, допустим, – буркнул он. – Ну, с масками я еще могу понять. Правила, традиция, все такое. Но яшмовое зеркало-то тут при чем?
– Давай сменим тему, – предложил Сахемоти, незаметно поведя глазами в сторону Кагеру. Мокквисин сидел к костру боком и смотрел в другую сторону, но братья не сомневались, что он внимательно слушает. – Я выпил – и наговорил малость лишнего. А лучший способ сглазить новое дело – это разболтать о нем каждому встречному. Пусть всё идет своим чередом. В свое время я расскажу тебе и о масках, и о многом другом…
Сахемоти снял с огня унизанный мясом прутик и принялся за еду.
«Наговорил лишнего? Он? – подумал Кагеру и отвернулся от костра – главным образом, чтобы не видеть Анука. Отвратительная помесь человека и демона сожрала почти весь ужин и теперь сыто рыгала, разумеется, не предложив своему бывшему хозяину ни кусочка осьминожьего мяса. – Да Сахемоти скорее откусит себе язык, чем произнесет хоть одно слово просто так. Пусть меня заберут бесы, если я понял хоть что-нибудь. Похоже, мои мозги сгнили в Скорпионьей долине. Пьесу нашли и выбрали, согласие получили, вот уже и сцену строят, и актеров подбирают. А я так и не понял, зачем ему все это надо. Какой позор!»
Кагеру с удовольствием ушел бы подальше от осточертевших братьев, да и от этих насыщенных древними чарами развалин, в которых кто угодно, кроме тупоумных князей Касима, распознал бы святилище морского божества, – ушел бы, чтобы отдохнуть душой и поразмыслить в одиночестве. Но одна мысль о том, чтобы удалиться от открытого огня, да еще и ночью, леденила кровь в его жилах.
Несколько мгновений трое молча сидели у костра, слушая, как шипит капающий на раскаленные угли жир.
– А кстати, ты слыхал, брат? – с воодушевлением заговорил Анук. – Эта зеленоглазая красотка-княгиня сказала давеча, что восстановили мой храм Слепящего Пламени под Асадалем!
Сахемоти ответил не сразу. Его прозрачные глаза, не мигая, смотрели в стрекочущую темноту соснового леса, словно видели там нечто недоступное человечьему взору.
– Помнишь, каким было это святилище полтысячи лет назад? – мечтательно произнес он. – Храм – пятьдесят локтей в ширину, тридцать в высоту, восемь ярусов крыши, и каждый поддерживают лакированные колонны. Какие были праздники, какие толпы паломников! Дым курильниц, бой барабанов и звон гонгов, цветы, шествия…
– …а помнишь, как ты тут явился на праздник Умиротворения Моря в облике белого дракона? Народ не мог успокоиться много месяцев…
Сахемоти нахмурился.
– Нет, – мрачно сказал он. – Не помню. Странно, Анук, я слушаю тебя, и мне кажется, что ты рассказываешь какие-то легенды, которые ко мне не имеют никакого отношения.
– Я – житель Земной Заводи, – пожал плечами Анук. – В Долине Высокого Неба не бывал, рассказываю то, что видел своими глазами… А прекрасную Аори ты не забыл?
– Это еще кто?
– Верховная жрица. Между прочим, твоя. Служила в этом самом святилище.
Сахемоти поднял глаза к усыпанному звездами небу.
– Тоже не помню, – сказал он после долгой паузы. – И что прекрасная Аори?..
– Редкостная была красавица, даже по тем благословенным временам. Кстати, наша княгиня на нее немного похожа. Однажды Аори куда-то внезапно и таинственно исчезла. Ты сам искал ее, но так и не нашел. Ух ты и злился…
Сахемоти рассмеялся, догадавшись, куда клонит огненный демон.
– Это ты ее украл?
– Не украл, а честно предложил ей бессмертие, – невозмутимо заявил Анук. – И неземное блаженство.
– И где она теперь?
– В аду, я полагаю. Она осмелилась отказаться от моего предложения и предпочла убежать с тем аристократишкой, поэтом, как его…
– И ты это так оставил? – скептически спросил Сахемоти. – Не верю.
Анук захихикал, вспоминая.
– Конечно, нет. Они не далеко убежали. Заблудились и заночевали посреди поля, в каком-то ветхом сарае. Кавалер запер в нем красавицу, а сам всю ночь провел у дверей на страже, с обнаженным мечом. То-то рифмоплету утром был сюрприз, когда он открыл дверь и никого там не обнаружил, кроме кучки окровавленных тряпок!
– Фи, братишка.
– Это не я. Стал бы я мараться. Это всё голодные духи. То место было проклято… и надо же было им, бедолагам, угодить именно туда. Что за бес их попутал!
Вид у Анука при этом был страшно лицемерный. Сахемоти ухмыльнулся.
– Как ты еще молод, брат, что тебя забавляют подобные вещи! Говоришь, похожа на княгиню Касиму… Она, случайно, не ее прапрабабка?
Анук задумался.
– Верховная жрица, само собой, была из правящей семьи. Кто у нас тут правил пять веков назад… Хм, вполне возможно. Даже вполне вероятно… Забавное совпадение!
– Ты хоть понимаешь, брат, насколько важно и неслучайно это совпадение? – серьезно спросил Сахемоти.
– Я не вникал, – беспечно сказал Анук. – Ты у нас старший, тебе и решать, а мне просто не хочется забивать голову. Как скажешь, так и сделаю.
Сахемоти покачал головой.
– Из-за того, что ты носишь тело мальчишки, ты начинаешь вести себя, как ребенок. Неужели ты, повелитель огня, хочешь, чтобы я относился к тебе как к несмышленому младенцу?
Анук хлопнул себя по ляжке.
– Мне нравится это тело. Молодое, здоровое, красивое. И, что также приятно, я нравлюсь ему! Подтверди, мальчик!
И ответил сам себе, тем же голосом, но чуть изменив интонацию:
– О да! Я абсолютно счастлив! Носить в себе милостивого, могущественного бога, который щедро делится своей силой и бессмертием, словно с равным, – кто пожелает иной судьбы!
– Счастье или несчастье твоего нынешнего тела, брат, не имеет никакого значения, – холодно сказал Сахемоти.
– Мда? А Кагеру так не думает. Верно, мокквисин?
Кагеру, погруженный в свои мысли, вздрогнул и, не удержавшись, бросил на подростка ненавидящий взгляд. Анук перехватил его, и на его лице промелькнуло злорадство.
– Эй, мокквисин! Смотри, костер вот-вот погаснет. Пойди-ка набери сухих веток, да побольше.
Кагеру молча встал и ушел в темноту.
– Подальше, подальше! – крикнул ему вслед Анук, хохоча. – За холм!
– И как тебе не надоест над ним издеваться? – укоризненно сказал Сахемоти. – Ведь знаешь, как он страдает, удаляясь от огня. Еще заболеет, и кто будет его лечить – ведь не ты? Оставь его в покое.
– Никогда! Ха, это только начало! Жду, не дождусь, когда он перестанет быть тебе нужен…
– Мелочная злопамятность – это человеческое чувство. Похоже, твое новое тело на тебя плохо влияет, – пошутил Сахемоти. – Кто мстит мокквисину – мой брат или юный ученик колдуна?
Добродушная шутка старшего брата неожиданно разозлила Анука. «Сколько можно меня поучать, словно я и вправду мальчишка! А я ведь ему равен, мы оба – боги! Точнее, были ими когда-то…» Через мгновение он сам удивился своей злости. В последние месяцы огненному демону порой казалось, что внутри него завелся противный внутренний голосок, словно червяк-древоточец в живом стволе. Голосок подсказывал ему глупые, мелочно-злобные, завистливые и мстительные мысли, и бывший бог все чаще не успевал отделить их от собственных. «Что за ерунда насчет равенства? Не знаешь, так молчи! Мне ли не знать, из каких источников Сахемоти некогда черпал свою силу, сколь велико было его могущество по сравнению с моим ограниченным огненным даром!»
«Вот именно – было»,– успел пропищать невидимый червяк.
Анук ужаснулся своим мыслям.
– Ты как всегда прав, старший брат, – сказал он вслух, чувствуя раскаяние и стыд. – Эй, мокквисин! Иди сюда, хватит шарить в темноте! Костер вовсе не догорает!
Вскоре беззвучно появился Кагеру с охапкой веток, сел на свое место, подбросил ветку в огонь. Смолистые ветки ярко вспыхнули, хвоя запылала огненными метелками. Сахемоти зевнул.
– Пойдем спать, Анук. Время давно за полночь. А то утром сюда рано явятся плотники и начнут стучать топорами…
Глава 9. Полет в преисподнюю
Глава 10. О том, как в долину Каменной Иголки проникло зло
– А кто ты есть-то, как не злодей? – фыркнул Анук. – И как раз из театра.
– Я не злодей, а простофиля – потому что не надо было поручать это дело тебе, а потратить время самому и подыскать нечто менее вульгарное.
– Прекрати капризничать. Костюм роскошный. Я его выбирал как для себя, всю душу вложил!
– Можешь взять его себе и расхаживать, извергая молнии и гром.
– Ты сам придумал себе псевдоним, теперь страдай.
– Весьма удачный наряд, – заметил Кагеру, сидевший чуть поодаль. – Дамы были впечатлены. Особенно княгиня. Вам ведь это и надо было?
Никто из братьев не подал вида, что его услышал, и не повернулся в его сторону. Только взгляд Сахемоти стал чуть более задумчивым. Анук, не дождавшись от брата ответной реплики, рьяно принялся за еду. Он щедро солил золотистые куски осьминожьего мяса, с пылу, с жару кидал в рот мидии, закусывая свежими водорослями и запивая легким кисло-сладким вином с цветочным запахом.
Ветер к ночи совершенно стих. Маленькие волны с тихим плеском разбивались о берег, по морю от горизонта прямо к костру протянулась лунная дорожка. Вокруг костра вились редкие комары, в глубине бора стрекотали «сосновые жуки» – цикады.
– Скажи, старший брат, – откидываясь и поглаживая себя по животу, спросил Анук, – неужели с этой твоей театральной затеей все будет так просто, как ты врал княгине?
– Конечно, нет. Помимо обычных хлопот, нужны еще три абсолютно необходимые вещи, которых у меня нет, и откуда их взять, я даже не представляю. А без них ничего не получится. Но княгине об этом знать совершенно незачем.
– Какие три вещи?
Сахемоти посмотрел на него, прищурившись, словно прикидывал – а стоит ли говорить?
– Актер-напарник, – сказал он. – Маски по числу персонажей. И яшмовое зеркало.
– Ничего не понял. При чем тут актер? Ты же сказал, что наберешь и обучишь…
– … музыкантов. И статистов-«невидимок», которые приносят и уносят реквизит. Но я не могу одновременно играть и рыбака, и царя-дракона. Не говоря уж о морской царевне. Так что, братец, нам понадобится второй актер. Причем…хм… такого же уровня мастерства, как и я.
– Да где я тебе его найду?! – возмутился Анук.
– А кто мне будет играть морскую царевну? Может, Кагеру?
– Давай я сам сыграю. У меня и внешность подходящая.
Сахемоти рассмеялся.
– Нет, младший брат. Дело тут не во внешности. Мы оба знаем, что ты не умеешь играть. У тебя что на душе, то и на лице. Ты не актер, и смирись с этим.
Анук нахмурился, прикидывая, не оскорбиться ли.
– Ладно, допустим, – буркнул он. – Ну, с масками я еще могу понять. Правила, традиция, все такое. Но яшмовое зеркало-то тут при чем?
– Давай сменим тему, – предложил Сахемоти, незаметно поведя глазами в сторону Кагеру. Мокквисин сидел к костру боком и смотрел в другую сторону, но братья не сомневались, что он внимательно слушает. – Я выпил – и наговорил малость лишнего. А лучший способ сглазить новое дело – это разболтать о нем каждому встречному. Пусть всё идет своим чередом. В свое время я расскажу тебе и о масках, и о многом другом…
Сахемоти снял с огня унизанный мясом прутик и принялся за еду.
«Наговорил лишнего? Он? – подумал Кагеру и отвернулся от костра – главным образом, чтобы не видеть Анука. Отвратительная помесь человека и демона сожрала почти весь ужин и теперь сыто рыгала, разумеется, не предложив своему бывшему хозяину ни кусочка осьминожьего мяса. – Да Сахемоти скорее откусит себе язык, чем произнесет хоть одно слово просто так. Пусть меня заберут бесы, если я понял хоть что-нибудь. Похоже, мои мозги сгнили в Скорпионьей долине. Пьесу нашли и выбрали, согласие получили, вот уже и сцену строят, и актеров подбирают. А я так и не понял, зачем ему все это надо. Какой позор!»
Кагеру с удовольствием ушел бы подальше от осточертевших братьев, да и от этих насыщенных древними чарами развалин, в которых кто угодно, кроме тупоумных князей Касима, распознал бы святилище морского божества, – ушел бы, чтобы отдохнуть душой и поразмыслить в одиночестве. Но одна мысль о том, чтобы удалиться от открытого огня, да еще и ночью, леденила кровь в его жилах.
Несколько мгновений трое молча сидели у костра, слушая, как шипит капающий на раскаленные угли жир.
– А кстати, ты слыхал, брат? – с воодушевлением заговорил Анук. – Эта зеленоглазая красотка-княгиня сказала давеча, что восстановили мой храм Слепящего Пламени под Асадалем!
Сахемоти ответил не сразу. Его прозрачные глаза, не мигая, смотрели в стрекочущую темноту соснового леса, словно видели там нечто недоступное человечьему взору.
– Помнишь, каким было это святилище полтысячи лет назад? – мечтательно произнес он. – Храм – пятьдесят локтей в ширину, тридцать в высоту, восемь ярусов крыши, и каждый поддерживают лакированные колонны. Какие были праздники, какие толпы паломников! Дым курильниц, бой барабанов и звон гонгов, цветы, шествия…
– …а помнишь, как ты тут явился на праздник Умиротворения Моря в облике белого дракона? Народ не мог успокоиться много месяцев…
Сахемоти нахмурился.
– Нет, – мрачно сказал он. – Не помню. Странно, Анук, я слушаю тебя, и мне кажется, что ты рассказываешь какие-то легенды, которые ко мне не имеют никакого отношения.
– Я – житель Земной Заводи, – пожал плечами Анук. – В Долине Высокого Неба не бывал, рассказываю то, что видел своими глазами… А прекрасную Аори ты не забыл?
– Это еще кто?
– Верховная жрица. Между прочим, твоя. Служила в этом самом святилище.
Сахемоти поднял глаза к усыпанному звездами небу.
– Тоже не помню, – сказал он после долгой паузы. – И что прекрасная Аори?..
– Редкостная была красавица, даже по тем благословенным временам. Кстати, наша княгиня на нее немного похожа. Однажды Аори куда-то внезапно и таинственно исчезла. Ты сам искал ее, но так и не нашел. Ух ты и злился…
Сахемоти рассмеялся, догадавшись, куда клонит огненный демон.
– Это ты ее украл?
– Не украл, а честно предложил ей бессмертие, – невозмутимо заявил Анук. – И неземное блаженство.
– И где она теперь?
– В аду, я полагаю. Она осмелилась отказаться от моего предложения и предпочла убежать с тем аристократишкой, поэтом, как его…
– И ты это так оставил? – скептически спросил Сахемоти. – Не верю.
Анук захихикал, вспоминая.
– Конечно, нет. Они не далеко убежали. Заблудились и заночевали посреди поля, в каком-то ветхом сарае. Кавалер запер в нем красавицу, а сам всю ночь провел у дверей на страже, с обнаженным мечом. То-то рифмоплету утром был сюрприз, когда он открыл дверь и никого там не обнаружил, кроме кучки окровавленных тряпок!
– Фи, братишка.
– Это не я. Стал бы я мараться. Это всё голодные духи. То место было проклято… и надо же было им, бедолагам, угодить именно туда. Что за бес их попутал!
Вид у Анука при этом был страшно лицемерный. Сахемоти ухмыльнулся.
– Как ты еще молод, брат, что тебя забавляют подобные вещи! Говоришь, похожа на княгиню Касиму… Она, случайно, не ее прапрабабка?
Анук задумался.
– Верховная жрица, само собой, была из правящей семьи. Кто у нас тут правил пять веков назад… Хм, вполне возможно. Даже вполне вероятно… Забавное совпадение!
– Ты хоть понимаешь, брат, насколько важно и неслучайно это совпадение? – серьезно спросил Сахемоти.
– Я не вникал, – беспечно сказал Анук. – Ты у нас старший, тебе и решать, а мне просто не хочется забивать голову. Как скажешь, так и сделаю.
Сахемоти покачал головой.
– Из-за того, что ты носишь тело мальчишки, ты начинаешь вести себя, как ребенок. Неужели ты, повелитель огня, хочешь, чтобы я относился к тебе как к несмышленому младенцу?
Анук хлопнул себя по ляжке.
– Мне нравится это тело. Молодое, здоровое, красивое. И, что также приятно, я нравлюсь ему! Подтверди, мальчик!
И ответил сам себе, тем же голосом, но чуть изменив интонацию:
– О да! Я абсолютно счастлив! Носить в себе милостивого, могущественного бога, который щедро делится своей силой и бессмертием, словно с равным, – кто пожелает иной судьбы!
– Счастье или несчастье твоего нынешнего тела, брат, не имеет никакого значения, – холодно сказал Сахемоти.
– Мда? А Кагеру так не думает. Верно, мокквисин?
Кагеру, погруженный в свои мысли, вздрогнул и, не удержавшись, бросил на подростка ненавидящий взгляд. Анук перехватил его, и на его лице промелькнуло злорадство.
– Эй, мокквисин! Смотри, костер вот-вот погаснет. Пойди-ка набери сухих веток, да побольше.
Кагеру молча встал и ушел в темноту.
– Подальше, подальше! – крикнул ему вслед Анук, хохоча. – За холм!
– И как тебе не надоест над ним издеваться? – укоризненно сказал Сахемоти. – Ведь знаешь, как он страдает, удаляясь от огня. Еще заболеет, и кто будет его лечить – ведь не ты? Оставь его в покое.
– Никогда! Ха, это только начало! Жду, не дождусь, когда он перестанет быть тебе нужен…
– Мелочная злопамятность – это человеческое чувство. Похоже, твое новое тело на тебя плохо влияет, – пошутил Сахемоти. – Кто мстит мокквисину – мой брат или юный ученик колдуна?
Добродушная шутка старшего брата неожиданно разозлила Анука. «Сколько можно меня поучать, словно я и вправду мальчишка! А я ведь ему равен, мы оба – боги! Точнее, были ими когда-то…» Через мгновение он сам удивился своей злости. В последние месяцы огненному демону порой казалось, что внутри него завелся противный внутренний голосок, словно червяк-древоточец в живом стволе. Голосок подсказывал ему глупые, мелочно-злобные, завистливые и мстительные мысли, и бывший бог все чаще не успевал отделить их от собственных. «Что за ерунда насчет равенства? Не знаешь, так молчи! Мне ли не знать, из каких источников Сахемоти некогда черпал свою силу, сколь велико было его могущество по сравнению с моим ограниченным огненным даром!»
«Вот именно – было»,– успел пропищать невидимый червяк.
Анук ужаснулся своим мыслям.
– Ты как всегда прав, старший брат, – сказал он вслух, чувствуя раскаяние и стыд. – Эй, мокквисин! Иди сюда, хватит шарить в темноте! Костер вовсе не догорает!
Вскоре беззвучно появился Кагеру с охапкой веток, сел на свое место, подбросил ветку в огонь. Смолистые ветки ярко вспыхнули, хвоя запылала огненными метелками. Сахемоти зевнул.
– Пойдем спать, Анук. Время давно за полночь. А то утром сюда рано явятся плотники и начнут стучать топорами…
Глава 9. Полет в преисподнюю
Братья-боги еще посидели у костра, лениво перебрасываясь репликами, а потом отправились устраиваться на ночь. Анук еще засветло натаскал сухих водорослей под корни самый большой сосны, по сторонам повесил циновки от ветра, и превратил нору в удобный летний шалаш. Кагеру, как всегда, остался дежурить у костра. Мокквисин мог часами сидеть, подкладывая в костер мелкие щепки и смотреть в огонь.
Луна поднималась все выше. С воды потянуло холодом. Цикады одна за другой умолкали. С холма прилетела ошалевшая ночная бабочка, заплясала над костром. Вспыхнули золотом белые крылья, словно цветок, подхваченный вихрем, и исчезли в пламени. Кагеру наблюдал за ней в полудреме. На миг ему почудилось, что это не бабочка, а стрекоза… Стрекоза? Ночью?
Кагеру мигнул. Откуда-то из прошлого явилось невероятно далекое воспоминание. Золотистая драконова стрекоза с радужными крыльями сидит на листе осоки – жвалы так и ходят из стороны в сторону, а маленький черноволосый мальчик не сводит с нее глаз, медленно занося над ней соломенную шляпу…
– … никогда не убивай стрекоз, Кагеру!
– Почему, мама?
– Есть поверье, что стрекоза уведет тебя в Донный мир.
– Как это – в Донный мир?
– Представь, что ты пошел играть в тростники Микавы и заблудился…навсегда.
– Как это – навсегда?
– Тем, кто попал в темную Страну Корней, где правит Праматерь, никогда не найти дороги назад. Кроме того, стрекоза – наш предок.
– О! Правда?!
– Взгляни на фамильный герб на моей черной парадной накидке. Когда ты станешь взрослым, ты тоже сможешь носить этот герб, чтобы стать таким же прекрасным, быстрым и безжалостным к своим врагам, как золотая стрекоза…
«Нет. Довольно!»
Кагеру крепко зажмурился и снова распахнул глаза, стараясь видеть только то, что существовало на самом деле – догорающие ветки, рдеющие угли костра.
«Того мальчика больше нет. Как нет и мокквисина, который охотился на древних демонов и богов, словно на лесных зверей. Я стал подобен собственной тени. Когда-то я был одним из самых могущественных людей Кирима. Пусть об этом мало кто знал – мне не нужна была огласка. Но теперь я потерял власть даже над собой. Это восстановленное магией тело дано мне под залог абсолютного повиновения. Да и тело, словно в насмешку – слабое, ущербное…».
Первые годы после воскрешения Кагеру были наполнены исключительно болью. А когда отступила боль, пришли холод и страх. Мокквисин, прежде никогда и ничего не боявшийся, содрогался при мысли о муках Преисподней Льда – одной из трех адских областей, посмертное путешествие в которую пообещал ему устроить Анук. Ледяной ад в ужасающих подробностях часто являлся ему в ночных кошмарах. Мысль о нем лишала Кагеру даже возможности самоубийства – он не хотел оказаться там раньше времени. Иногда ему казалось, что он уже там.
Неутолимая боль и страх адских мук капля за каплей подтачивали волю Кагеру и портили его нрав. Он стал раздражительным и сварливым, любая мелочь выводила его из себя. Мокквисин порой огрызался даже на Сахемоти. Он стал злопамятным, чего за ним раньше не водилось. Кагеру понимал, что это – признаки слабости. Раньше ничто внешнее его не беспокоило. Он спокойно и уверенно шел к своей цели, походя устраняя препятствия. Теперь у него отняли всё, а худшее ждало впереди. Скорее всего, – если не был пустышкой намек о награде, – вместе с завершением планов Сахемоти закончится и его вторая жизнь.
Что же затевает акулий бог? Зачем ему театр?
Кагеру прикрыл глаза и начал вспоминать, как мир медленно кружился вокруг танцующего Сахемоти под стук деревянных сандалий по дну котла, хлопанье и щелканье веера, а его мерный речитатив уводил души зрителей в тот мир, где киримские боги еще имели имена.
«Знание прошлого – пожалуй, единственный козырь Сахемоти, – размышлял Кагеру. – Если вдуматься, он в точно таком же положении, как и я. Показывать иллюзии, пугать и впечатлять – это всё, что ему сейчас по силам. А огненный демон в состоянии разве что поджечь сарай. Чего бы я хотел на месте Сахемоти? Это очевидно – вернуть себе хотя бы часть былых возможностей…»
Из темноты выпорхнула еще одна крупная ночная бабочка – и сразу же ринулась в костер. Долю мгновения было видно, как бьются в пламени ее пылающие крылья. Кагеру вспомнилось вечернее представление. Вот танцует Сахемоти – кажется, прямо в центре костра, – улыбается, взмахивая веером. Нет, он не похож горящую бабочку. Он – словно дух, пляшущий над равниной, где жгут погребальные костры.
Дух, живущий в огне…
Давно забытое лицо матери смотрит сквозь пламя – прямо из преисподней.
«Иди сюда, сынок!»
Глубоко вздохнув, Кагеру замедлил биение сердца, дождался появления очередной бабочки и соединил с ней сознание. В следующий миг она порхнула в пламя…
Тепло! Наконец-то по настоящему тепло! Мокквисина охватило чувство блаженства. Через мгновение тепло превратилось в обжигающий, невыносимый жар. Потом стало темно.
Кагеру падал сквозь непроглядный мрак. Он даже не мог сказать, жарко здесь или холодно, движется он или стоит на месте. Он подумал, что ему следовало бы испугаться. Но почему-то не испытывал страха…
– Итак, из трех преисподних – адского пламени, смертельного холода и бездонной грязи, – ты добровольно выбрал адский огонь.
Негромкий, смутно знакомый голос, казалось, раздался со всех сторон сразу. Возможно, он звучал прямо в голове Кагеру. Кто-нибудь из стражей преисподней?
– Чего ты хочешь?– требовательно спросил Голос.
– Я хочу найти источник силы.
– Здесь, в преисподней?
– А где же еще? Разве не здесь рождается огонь, на котором теперь держится моя жизнь?
Невидимый страж в темноте молчал, очевидно, обдумывая слова Кагеру.
– Прежде чем возродиться в пламени, сначала надо стать пеплом. В общем-то, это путь не для человека…
– Но ведь были и исключения?
– Были, – признал Голос. – Человек способен пролезть куда угодно – особенно туда, куда ему не надо. Это не очень хорошая идея, мокквисин. Огонь – чуждый источник для смертного, он быстро разрушает его. Я понимаю твое желание найти корень силы и освободиться. Но эта попытка может плохо для тебя закончиться.
– А у меня есть выбор? – горько ответил Кагеру. – Мне терять нечего.
Впереди показалось слабое красноватое свечение.
– Ты в этом уверен? – В голосе прозвучала ирония. – Смотри, не убедись в обратном, когда станет поздно…
Свечение усиливалось, дробилось на точки. На миг Кагеру показалось, что впереди долина, полная костров, словно там остановилось на ночь огромное войско.
– Хочешь, я расскажу тебе продолжение истории о супругах-близнецах, которые пришли по радуге на земли Кирима?
Кагеру наконец понял, почему голос показался ему таким знакомым – это был голос Сахемоти. Как бывший бог умудрился перехватить его дух на пути к огненной преисподней? Что ж, пусть попробует его остановить – если сумеет!
– Не сейчас, – с раздражением ответил мокквисин. – Я занят.
– А я все-таки расскажу. Праматерь, имя которой запрещено произносить, родила восемь миллионов детей, но все они умерли один за другим. В горе и тоске она отправилась вслед за душами в Нижний Мир, чтобы вернуть их…
Свечение все приближалось. Огненные точки вспыхивали, мерцали и переливались. Их было несчетное числво. Кагеру подумал, что это больше похоже не на отдыхающее войско, а на долину, где извергаются сразу тысячи вулканов, растекаясь паутиной лавовых потоков. Над пульсирующими огнями поднимались смрадные испарения. Вот он, огненный ад…
– …и владыка преисподней внял ее просьбе, – продолжал нашептывать в ухо Сахемоти. – «Тебе по силам превратить смерть своих детей в жизнь, – сказал он. – Но для этого тебе надо вкусить мяса из адской печки».
«Ради детей я готова на что угодно, – ответила она, – Мне нечего терять…»
Огненная долина впереди начала обретать странную форму. Недоброе предчувствие охватило Кагеру…
И тут он понял, что ожидает его впереди. Среди мрака и багрового пламени простерлась огромная, обнаженная женская фигура. Женщина разлагалась прямо на глазах. Смрад, поднимавшийся над источниками пламени, был запахом тления. В ее плоти, словно в перепаханной земле, вспыхивали тысячи багровых огоньков, как рдеющие угли, раскиданные по чернозему. Ее руки и ноги содрогались, словно она пыталась встать, но не могла. Взлохмаченные волосы великанши шевелились как живые, лицо кривилось в беззвучном крике. Бесчисленные огни оказались пожирающими ее тело огненными червями…
– Праматерь отведала из адской печки и умерла, – раздался голос Сахемоти. – Только после этого из могильных червей, что съели ее плоть, восемь миллионов богов родились для жизни заново. Она вечно умирает, чтобы ее дети – все мы, – могли жить. Вот что значит для смертного – пройти через смерть по пути огня. Ты по прежнему считаешь, что тебе нечего терять?
Отвращение и ужас Кагеру были так велики, что он, не отвечая, изо всех сил рванулся назад… и с размаху треснулся затылком о сосновый ствол. В глазах вспыхнуло пламя ярче адского. Когда зрение вернулось к Кагеру, он обнаружил, что сидит у костра на своем месте. Костер уже почти прогорел и превратился в кучку тлеющих углей. По другую сторону кострища неподвижно сидел Сахемоти.
– Кстати, – добавил он, – когда первый мужчина, ее муж, увидел, во что она превратилась, он поступил точно так же как ты – в ужасе сбежал. Ему еще предстоит за это заплатить.
Кагеру промолчал, растирая ноющий затылок.
– Ты можешь попытаться стать богом, если захочешь. Но, чтобы родился бог, должен умереть человек. Эта женщина не побоялась умереть ради своих детей. Теперь она – соправительница огненной преисподней. Путь огня – жестокий, но быстрый способ подняться наверх.
– Я уже один раз умирал, – буркнул Кагеру.
– Уточнение – тебя убили. Бог умирает и воскресает исключительно по собственной воле.
– Я не хочу больше умирать. Хватит.
– А иначе никак.
Кагеру сложил руки на коленях и опустил голову. Нет, от Сахемоти нечего ждать помощи. Его безжалостное спокойствие подобно тысячелетним скалам, о которые год за годом разбиваются в бурю беспомощные рыбачьи лодки. Этот бог не испытывает к Кагеру ни ненависти, ни приязни. Мокквисин для него – пустое место, кукла, необходимый инструмент, который выбросят после того, как будет сделана работа. Этого момента с нетерпением ожидает Анук, с его двойственной сущностью. Недобрый подросток, бывший ученик, которого Кагеру использовал как вместилище для пойманного огненного демона, и тот самый огненный демон – неумная, жестокая, вспыльчивая, обожающая насилие тварь. Теперь обе эти сущности живут в ладу и согласии в одном теле и ненавидят мокквисина страшной ненавистью. Кагеру рядом с этими богами – ничто.
– В принципе, пока я тобой доволен, – добродушно сказал Сахемоти, словно прочитав его мысли. – Свою роль у княгини ты отыграл отлично. Помнишь, я обещал тебе награду?
– Легкую смерть? – мрачно спросил Кагеру. – Огненный ад вместо ледяного?
Сахемоти рассмеялся.
– Запомни одну вещь, Кагеру – я никогда не бросаю тех, кто мне верно служит. Мы можем потерпеть неудачу и погибнуть, но и возвысимся мы тоже вместе. Спокойной ночи.
Бывший бог встал и ушел в шалаш. Кагеру остался у костра с одной мыслью: «Лучше бы я умер десять лет назад!»
«Нет ничего хуже моего жалкого существования! – растравлял он себя. – Это хуже той боли, которая не оставляла меня ни днем, ни ночью, год за годом, которая пропитала все мое существо, стала частью меня самого, которая только сейчас начинает понемногу отступать… Самое важное в мире – это сила. И нет ничего позорнее, чем ее потерять! Нет…достаточно. Как был бы рад этот гаденыш Анук, прочитай он мои мысли! – Кагеру заставил себя успокоиться. – Всё-таки, кое-что у меня отнять невозможно – мои знания. В них – залог избавления. Я буду пытаться снова и снова. Сахемоти преподал мне хороший урок. Если хочешь победить – иди прямо навстречу смерти, до последнего предела, и еще дальше. И ни на кого не рассчитывай, кроме себя…»
Кагеру поднял голову и посмотрел на шалаш в корнях сосны, где спали его ненавистные хозяева.
«Если когда-нибудь освобожусь – больше никаких игр с богами. Тебе тоже будет награда, Сахемоти, и тебе, Анук. Больше никаких попыток подчинить вас и использовать ради возрождения Кирима. Только полное уничтожение!»
Убедившись, что шторки в шалаше плотно задернуты, Кагеру протянул руку к углям. Над углями поднялось облачко серого пепла. Облачко сгустилось, потемнело, и вскоре превратилось в очертания волчьей головы. Зрачки волка вспыхнули багровыми точками, взгляды демона и мокквисина встретились.
– Тошнотник, – прошептал Кагеру, проводя рукой по его призрачной шерсти. – Когда-нибудь всё обязательно изменится, и тогда те, кого я ненавижу, пожалеют о том, что появились на свет…
Рука прошла сквозь пустоту, но на ладони остался след золы.
Луна поднималась все выше. С воды потянуло холодом. Цикады одна за другой умолкали. С холма прилетела ошалевшая ночная бабочка, заплясала над костром. Вспыхнули золотом белые крылья, словно цветок, подхваченный вихрем, и исчезли в пламени. Кагеру наблюдал за ней в полудреме. На миг ему почудилось, что это не бабочка, а стрекоза… Стрекоза? Ночью?
Кагеру мигнул. Откуда-то из прошлого явилось невероятно далекое воспоминание. Золотистая драконова стрекоза с радужными крыльями сидит на листе осоки – жвалы так и ходят из стороны в сторону, а маленький черноволосый мальчик не сводит с нее глаз, медленно занося над ней соломенную шляпу…
– … никогда не убивай стрекоз, Кагеру!
– Почему, мама?
– Есть поверье, что стрекоза уведет тебя в Донный мир.
– Как это – в Донный мир?
– Представь, что ты пошел играть в тростники Микавы и заблудился…навсегда.
– Как это – навсегда?
– Тем, кто попал в темную Страну Корней, где правит Праматерь, никогда не найти дороги назад. Кроме того, стрекоза – наш предок.
– О! Правда?!
– Взгляни на фамильный герб на моей черной парадной накидке. Когда ты станешь взрослым, ты тоже сможешь носить этот герб, чтобы стать таким же прекрасным, быстрым и безжалостным к своим врагам, как золотая стрекоза…
«Нет. Довольно!»
Кагеру крепко зажмурился и снова распахнул глаза, стараясь видеть только то, что существовало на самом деле – догорающие ветки, рдеющие угли костра.
«Того мальчика больше нет. Как нет и мокквисина, который охотился на древних демонов и богов, словно на лесных зверей. Я стал подобен собственной тени. Когда-то я был одним из самых могущественных людей Кирима. Пусть об этом мало кто знал – мне не нужна была огласка. Но теперь я потерял власть даже над собой. Это восстановленное магией тело дано мне под залог абсолютного повиновения. Да и тело, словно в насмешку – слабое, ущербное…».
Первые годы после воскрешения Кагеру были наполнены исключительно болью. А когда отступила боль, пришли холод и страх. Мокквисин, прежде никогда и ничего не боявшийся, содрогался при мысли о муках Преисподней Льда – одной из трех адских областей, посмертное путешествие в которую пообещал ему устроить Анук. Ледяной ад в ужасающих подробностях часто являлся ему в ночных кошмарах. Мысль о нем лишала Кагеру даже возможности самоубийства – он не хотел оказаться там раньше времени. Иногда ему казалось, что он уже там.
Неутолимая боль и страх адских мук капля за каплей подтачивали волю Кагеру и портили его нрав. Он стал раздражительным и сварливым, любая мелочь выводила его из себя. Мокквисин порой огрызался даже на Сахемоти. Он стал злопамятным, чего за ним раньше не водилось. Кагеру понимал, что это – признаки слабости. Раньше ничто внешнее его не беспокоило. Он спокойно и уверенно шел к своей цели, походя устраняя препятствия. Теперь у него отняли всё, а худшее ждало впереди. Скорее всего, – если не был пустышкой намек о награде, – вместе с завершением планов Сахемоти закончится и его вторая жизнь.
Что же затевает акулий бог? Зачем ему театр?
Кагеру прикрыл глаза и начал вспоминать, как мир медленно кружился вокруг танцующего Сахемоти под стук деревянных сандалий по дну котла, хлопанье и щелканье веера, а его мерный речитатив уводил души зрителей в тот мир, где киримские боги еще имели имена.
«Знание прошлого – пожалуй, единственный козырь Сахемоти, – размышлял Кагеру. – Если вдуматься, он в точно таком же положении, как и я. Показывать иллюзии, пугать и впечатлять – это всё, что ему сейчас по силам. А огненный демон в состоянии разве что поджечь сарай. Чего бы я хотел на месте Сахемоти? Это очевидно – вернуть себе хотя бы часть былых возможностей…»
Из темноты выпорхнула еще одна крупная ночная бабочка – и сразу же ринулась в костер. Долю мгновения было видно, как бьются в пламени ее пылающие крылья. Кагеру вспомнилось вечернее представление. Вот танцует Сахемоти – кажется, прямо в центре костра, – улыбается, взмахивая веером. Нет, он не похож горящую бабочку. Он – словно дух, пляшущий над равниной, где жгут погребальные костры.
Дух, живущий в огне…
Давно забытое лицо матери смотрит сквозь пламя – прямо из преисподней.
«Иди сюда, сынок!»
Глубоко вздохнув, Кагеру замедлил биение сердца, дождался появления очередной бабочки и соединил с ней сознание. В следующий миг она порхнула в пламя…
Тепло! Наконец-то по настоящему тепло! Мокквисина охватило чувство блаженства. Через мгновение тепло превратилось в обжигающий, невыносимый жар. Потом стало темно.
Кагеру падал сквозь непроглядный мрак. Он даже не мог сказать, жарко здесь или холодно, движется он или стоит на месте. Он подумал, что ему следовало бы испугаться. Но почему-то не испытывал страха…
– Итак, из трех преисподних – адского пламени, смертельного холода и бездонной грязи, – ты добровольно выбрал адский огонь.
Негромкий, смутно знакомый голос, казалось, раздался со всех сторон сразу. Возможно, он звучал прямо в голове Кагеру. Кто-нибудь из стражей преисподней?
– Чего ты хочешь?– требовательно спросил Голос.
– Я хочу найти источник силы.
– Здесь, в преисподней?
– А где же еще? Разве не здесь рождается огонь, на котором теперь держится моя жизнь?
Невидимый страж в темноте молчал, очевидно, обдумывая слова Кагеру.
– Прежде чем возродиться в пламени, сначала надо стать пеплом. В общем-то, это путь не для человека…
– Но ведь были и исключения?
– Были, – признал Голос. – Человек способен пролезть куда угодно – особенно туда, куда ему не надо. Это не очень хорошая идея, мокквисин. Огонь – чуждый источник для смертного, он быстро разрушает его. Я понимаю твое желание найти корень силы и освободиться. Но эта попытка может плохо для тебя закончиться.
– А у меня есть выбор? – горько ответил Кагеру. – Мне терять нечего.
Впереди показалось слабое красноватое свечение.
– Ты в этом уверен? – В голосе прозвучала ирония. – Смотри, не убедись в обратном, когда станет поздно…
Свечение усиливалось, дробилось на точки. На миг Кагеру показалось, что впереди долина, полная костров, словно там остановилось на ночь огромное войско.
– Хочешь, я расскажу тебе продолжение истории о супругах-близнецах, которые пришли по радуге на земли Кирима?
Кагеру наконец понял, почему голос показался ему таким знакомым – это был голос Сахемоти. Как бывший бог умудрился перехватить его дух на пути к огненной преисподней? Что ж, пусть попробует его остановить – если сумеет!
– Не сейчас, – с раздражением ответил мокквисин. – Я занят.
– А я все-таки расскажу. Праматерь, имя которой запрещено произносить, родила восемь миллионов детей, но все они умерли один за другим. В горе и тоске она отправилась вслед за душами в Нижний Мир, чтобы вернуть их…
Свечение все приближалось. Огненные точки вспыхивали, мерцали и переливались. Их было несчетное числво. Кагеру подумал, что это больше похоже не на отдыхающее войско, а на долину, где извергаются сразу тысячи вулканов, растекаясь паутиной лавовых потоков. Над пульсирующими огнями поднимались смрадные испарения. Вот он, огненный ад…
– …и владыка преисподней внял ее просьбе, – продолжал нашептывать в ухо Сахемоти. – «Тебе по силам превратить смерть своих детей в жизнь, – сказал он. – Но для этого тебе надо вкусить мяса из адской печки».
«Ради детей я готова на что угодно, – ответила она, – Мне нечего терять…»
Огненная долина впереди начала обретать странную форму. Недоброе предчувствие охватило Кагеру…
И тут он понял, что ожидает его впереди. Среди мрака и багрового пламени простерлась огромная, обнаженная женская фигура. Женщина разлагалась прямо на глазах. Смрад, поднимавшийся над источниками пламени, был запахом тления. В ее плоти, словно в перепаханной земле, вспыхивали тысячи багровых огоньков, как рдеющие угли, раскиданные по чернозему. Ее руки и ноги содрогались, словно она пыталась встать, но не могла. Взлохмаченные волосы великанши шевелились как живые, лицо кривилось в беззвучном крике. Бесчисленные огни оказались пожирающими ее тело огненными червями…
– Праматерь отведала из адской печки и умерла, – раздался голос Сахемоти. – Только после этого из могильных червей, что съели ее плоть, восемь миллионов богов родились для жизни заново. Она вечно умирает, чтобы ее дети – все мы, – могли жить. Вот что значит для смертного – пройти через смерть по пути огня. Ты по прежнему считаешь, что тебе нечего терять?
Отвращение и ужас Кагеру были так велики, что он, не отвечая, изо всех сил рванулся назад… и с размаху треснулся затылком о сосновый ствол. В глазах вспыхнуло пламя ярче адского. Когда зрение вернулось к Кагеру, он обнаружил, что сидит у костра на своем месте. Костер уже почти прогорел и превратился в кучку тлеющих углей. По другую сторону кострища неподвижно сидел Сахемоти.
– Кстати, – добавил он, – когда первый мужчина, ее муж, увидел, во что она превратилась, он поступил точно так же как ты – в ужасе сбежал. Ему еще предстоит за это заплатить.
Кагеру промолчал, растирая ноющий затылок.
– Ты можешь попытаться стать богом, если захочешь. Но, чтобы родился бог, должен умереть человек. Эта женщина не побоялась умереть ради своих детей. Теперь она – соправительница огненной преисподней. Путь огня – жестокий, но быстрый способ подняться наверх.
– Я уже один раз умирал, – буркнул Кагеру.
– Уточнение – тебя убили. Бог умирает и воскресает исключительно по собственной воле.
– Я не хочу больше умирать. Хватит.
– А иначе никак.
Кагеру сложил руки на коленях и опустил голову. Нет, от Сахемоти нечего ждать помощи. Его безжалостное спокойствие подобно тысячелетним скалам, о которые год за годом разбиваются в бурю беспомощные рыбачьи лодки. Этот бог не испытывает к Кагеру ни ненависти, ни приязни. Мокквисин для него – пустое место, кукла, необходимый инструмент, который выбросят после того, как будет сделана работа. Этого момента с нетерпением ожидает Анук, с его двойственной сущностью. Недобрый подросток, бывший ученик, которого Кагеру использовал как вместилище для пойманного огненного демона, и тот самый огненный демон – неумная, жестокая, вспыльчивая, обожающая насилие тварь. Теперь обе эти сущности живут в ладу и согласии в одном теле и ненавидят мокквисина страшной ненавистью. Кагеру рядом с этими богами – ничто.
– В принципе, пока я тобой доволен, – добродушно сказал Сахемоти, словно прочитав его мысли. – Свою роль у княгини ты отыграл отлично. Помнишь, я обещал тебе награду?
– Легкую смерть? – мрачно спросил Кагеру. – Огненный ад вместо ледяного?
Сахемоти рассмеялся.
– Запомни одну вещь, Кагеру – я никогда не бросаю тех, кто мне верно служит. Мы можем потерпеть неудачу и погибнуть, но и возвысимся мы тоже вместе. Спокойной ночи.
Бывший бог встал и ушел в шалаш. Кагеру остался у костра с одной мыслью: «Лучше бы я умер десять лет назад!»
«Нет ничего хуже моего жалкого существования! – растравлял он себя. – Это хуже той боли, которая не оставляла меня ни днем, ни ночью, год за годом, которая пропитала все мое существо, стала частью меня самого, которая только сейчас начинает понемногу отступать… Самое важное в мире – это сила. И нет ничего позорнее, чем ее потерять! Нет…достаточно. Как был бы рад этот гаденыш Анук, прочитай он мои мысли! – Кагеру заставил себя успокоиться. – Всё-таки, кое-что у меня отнять невозможно – мои знания. В них – залог избавления. Я буду пытаться снова и снова. Сахемоти преподал мне хороший урок. Если хочешь победить – иди прямо навстречу смерти, до последнего предела, и еще дальше. И ни на кого не рассчитывай, кроме себя…»
Кагеру поднял голову и посмотрел на шалаш в корнях сосны, где спали его ненавистные хозяева.
«Если когда-нибудь освобожусь – больше никаких игр с богами. Тебе тоже будет награда, Сахемоти, и тебе, Анук. Больше никаких попыток подчинить вас и использовать ради возрождения Кирима. Только полное уничтожение!»
Убедившись, что шторки в шалаше плотно задернуты, Кагеру протянул руку к углям. Над углями поднялось облачко серого пепла. Облачко сгустилось, потемнело, и вскоре превратилось в очертания волчьей головы. Зрачки волка вспыхнули багровыми точками, взгляды демона и мокквисина встретились.
– Тошнотник, – прошептал Кагеру, проводя рукой по его призрачной шерсти. – Когда-нибудь всё обязательно изменится, и тогда те, кого я ненавижу, пожалеют о том, что появились на свет…
Рука прошла сквозь пустоту, но на ладони остался след золы.
Глава 10. О том, как в долину Каменной Иголки проникло зло
Началось всё со снов. Сначала одному монаху, потом второму, третьему приснился один и тот же кошмар. Как будто они идут по дремучему лесу, и тут навстречу им выходит волк. Жуткий, словно из преисподней – огромный, черный, глаза так и горят. Подкрадывается, роняя слюну из оскаленной пасти, принюхивается…
Казалось бы, подумаешь, кошмар. Проснулся в холодном поту, помолился Бессмертному Воителю о защите от демонов – и спи себе дальше. Но не получалось. Монахам, увидевшим во сне чудовище, не спалось и не елось. Даже во время медитации они вздрагивали и озирались при каждом шорохе.
С каждым днем таких монахов становилось всё больше. Внешне ничего не изменилось. Всё тот же неспешный распорядок, труды с рассвета до заката … а по ночам, в снах – снова и снова черный волк. Проходили дни, в монастыре поселилась тревога. Даже те, кому посчастливилось спать без сновидений, чувствовали неладное. Монахи, которым приходилось по хозяйственным делам ходить через долину, старались не покидать стены монастыря после заката. Наконец, нечто ощутил и престарелый настоятель, духом на три четверти пребывающий в Верхнем мире.
– Я чую зло, – сказал он Рею, с которым полюбил советоваться, ценя его холодную голову и разумные советы. – Зло подбирается к Иголке. Пока оно только присматривается, бродит кругами… но, боюсь, скоро нас всех ждут тяжкие испытания.
– Козни горной ведьмы! – предположил Рей.
– Нет… нечто гораздо худшее.
Казалось бы, подумаешь, кошмар. Проснулся в холодном поту, помолился Бессмертному Воителю о защите от демонов – и спи себе дальше. Но не получалось. Монахам, увидевшим во сне чудовище, не спалось и не елось. Даже во время медитации они вздрагивали и озирались при каждом шорохе.
С каждым днем таких монахов становилось всё больше. Внешне ничего не изменилось. Всё тот же неспешный распорядок, труды с рассвета до заката … а по ночам, в снах – снова и снова черный волк. Проходили дни, в монастыре поселилась тревога. Даже те, кому посчастливилось спать без сновидений, чувствовали неладное. Монахи, которым приходилось по хозяйственным делам ходить через долину, старались не покидать стены монастыря после заката. Наконец, нечто ощутил и престарелый настоятель, духом на три четверти пребывающий в Верхнем мире.
– Я чую зло, – сказал он Рею, с которым полюбил советоваться, ценя его холодную голову и разумные советы. – Зло подбирается к Иголке. Пока оно только присматривается, бродит кругами… но, боюсь, скоро нас всех ждут тяжкие испытания.
– Козни горной ведьмы! – предположил Рей.
– Нет… нечто гораздо худшее.