Давно уже, слишком давно ей не приходилось драться с живым противником, а погоню за малолетними воришками настоящей дракой не назовешь. Когда Магьер сражалась с вампирами, у нее прибывало силы, проворства, ярости. Пускай эти перемены едва не сводили ее с ума, но они давали ей преимущество в бою. Сейчас, когда качества вампира и должны были просыпаться в Магьер, она волей-неволей растерялась, а растерявшись – опасно промедлила.
   А противник между тем уже вскочил и прищурившись бросился на Магьер. Готовясь отразить удар, она вскинула перед собой саблю в ножнах, и тогда он, крутанувшись в тесноте каюты, ногой выбил у нее оружие.
   Затем налетчик прыгнул на Магьер с ножом, и тогда она скатилась с койки, надеясь, что противник шлепнется на ее пустое место, а сама она успеет вскочить и оказаться у него за спиной. Он и в самом деле свалился на койку, зато Магьер больно ударилась о пол, и прежде чем она успела вскочить, вожак грузчиков скатился с койки и всей тяжестью навалился на нее.
   Откуда-то с порога донеслось рычание Мальца, и вслед за ним – испуганный вскрик человека, с которым дрался пес.
   Противник Магьер взмахнул ножом. Она успела перехватить его запястье, вывернула, направляя руку с ножом вниз. Безмерное изумление отразилось на лице грузчика, когда лезвие ножа с разгона вонзилось в пол рядом с левым плечом Магьер, и в тот же миг она с силой ударила его лбом в лицо.
   Голова грузчика дернулась, как у марионетки, кровь из разбитого носа хлынула на грудь Магьер. Не мешкая, она ударом кулака разбила ему рот, и он скатился на пол, спиной ударившись о жесткий край койки.
   Магьер извернулась влево и выдернула торчащий из пола нож. В тот миг, когда противник, опомнившись, снова рванулся к ней, лезвие ножа в руке Магьер уже прочертило в воздухе смертоносную дугу и рассекло ему горло.
   Непроизвольно он схватился рукой за рану. Кровь из носа текла по его лицу, сочилась струйками между пальцев, зажимавших горло, затем поползла изо рта.
   Магьер оттолкнула его и поднялась, шатаясь, выставив перед собой нож. Захлебываясь кровью, недавний враг безвольно обмяк на полу. Девушка стремительно развернулась к порогу каюты.
   Малец, впившись зубами в предплечье кряжистого грузчика, молотил его по груди когтистыми передними лапами. Бедняга вопил во все горло, но никто не спешил ему на помощь. Рубаха у него на груди уже превратилась в окровавленные лохмотья. Магьер ногой ударила неприятеля в голову, и он, не издав ни звука, обмяк. Малец тотчас победно взгромоздился на поверженного врага, придавил его к полу, рыча и бдительно озираясь по сторонам.
   Магьер замерла на миг, тяжело дыша. Где же третий противник?
   Струсил и дал деру, увидев, как легко расправились с его приятелями? Она обошла Мальца и его бездыханного пленника, выглянула в коридор. Справа уходил наверх крутой трап, и из люка, ведущего на палубу, сочился тусклый желтоватый свет. Слева мелькнула неразличимая тень…
   И что-то увесистое с размаху обрушилось на затылок Магьер. В глазах у нее ослепительно полыхнуло, а потом наступила тьма – словно вспыхнул и погас фонарь. Ноги Магьер сами собой подогнулись, и она сползла по стене. Падение казалось бесконечным, но вот наконец она ударилась о пол и бессильно затихла.
   Она изо всех сил пыталась поднять голову, но сумела только кое-как перекатиться на спину. Правая рука ее, сжатая в кулак, была теперь пуста – нож выпал и затерялся в темноте. Высоко над Магьер сгустился из полумрака бледный овал лица, затем в тусклом свете стали различимы его черты.
   Худощавый юнец с песочно-светлыми волосами и злыми, полными решимости глазами стоял над ней, обеими руками крепко сжав железную дубинку. Пока Малец трепал его сотоварища, он затаился в коридоре у двери и терпеливо ждал, когда Магьер выглянет из каюты.
   Он снова занес дубинку, а Магьер между тем лихорадочно пыталась прийти в себя, собраться с силами, сделать наконец хоть что-нибудь, но сумела лишь приподнять дрожащую от бессилия руку.
   По лицу белобрысого юнца промелькнула тень – кто-то или что-то заслонило и без того скудный свет, сочившийся из люка. Белобрысый замешкался и глянул вверх.
   Пара сухощавых ног в выцветших полотняных штанах взметнулась в воздухе над головой Магьер, и носки коротких, из мягкой кожи сапог с размаху врезались в лицо ее противника. Дубинка, как живая, выпорхнула из его рук, а сам он рухнул навзничь в полумрак коридора и исчез из поля зрения.
   Ноги, обутые в сапоги, между тем взметнулись к обшитому досками потолку, и в отверстие люка проскользнул их обладатель в мешковатой и ветхой, на удивление знакомой рубахе.
   Лисил оттолкнулся от края люка и, сгруппировавшись, пролетел в воздухе над Магьер. Она лишь увидела, как взметнулись в полете его светлые, выбившиеся из-под шарфа волосы – и вот он тоже исчез из виду, и только глухой стук возвестил о том, что полуэльф благополучно приземлился на пол у ног Магьер.
   Цепляясь за стену, она кое-как ухитрилась приподняться на локте. Голова налилась такой чудовищной тяжестью, что поднять ее стоило неимоверных усилий.
   Лисил стоял пригнувшись спиной к ней, сжимая в каждой руке по стилету. Дверь каюты была закрыта, и из-за нее доносилось приглушенное рычание Мальца. Видимо, белобрысый противник Магьер захлопнул дверь, чтобы пес не помешал ему довести дело до конца.
   Из-за спины Лисила Магьер разглядела в полумраке силуэт молодого грузчика – тот уже поднялся на ноги. Проворно сунул руку себе за спину – и вот уже он сжимает в руке нечто длинное и темное. Хищно пригнувшись, он шагнул к новому противнику, и в этот миг Лисил развернулся на полусогнутой правой ноге.
   В ту же секунду его левая нога взметнулась в воздух и, очертив дугу, со всей силы впечаталась в челюсть грузчика. Тот еще не успел качнуться назад от удара, а точно в то же место врезалась головка рукояти стилета. Белобрысый грузчик пошатнулся и с грохотом рухнул на пол. Лисил приземлился на обе ноги и шатаясь шагнул вперед.
   Шатаясь?!. Магьер напрягла все силы, пытаясь встать. Неужели он ранен?
   – Берегись! – крикнула она. – Это не простые грабители!
   Лисил выпрямился – и в тот самый миг молодой грузчик отшвырнул свое оружие, чем бы оно ни было. Глухо лязгнул о доски металл, и белобрысый бросился наутек, в темноту. Лисил метнулся было за ним, но погоня оказалась недолгой.
   – Лисил! – в ужасе воскликнула Магьер. Сверху, с палубы, донесся дробный топот бегущих ног, за ним – крики и, наконец, отдаленный всплеск.
   Хватаясь за стену, Магьер кое-как поднялась на ноги. Затылок у нее раскалывался от боли, в ушах звенело, но сейчас ее прежде всего беспокоил Лисил. Борясь с головокружением, она неуверенно сделала шаг, другой, и Лисил обернулся, направился к ней. Стилеты он уже убрал, а в руке держал еще одну железную дубинку – именно от этого оружия ему, вероятно, сейчас и досталось. Сделав шаг, он отшвырнул дубинку, ухватился за ступеньку трапа и стоял так, едва заметно покачиваясь.
   Магьер шагнула к нему, привалилась боком к трапу, чтоб не упасть самой, лихорадочно ощупала его руки, грудь, бока, пытаясь обнаружить рану или окровавленную прореху в рубашке.
   – Как ты? – задыхаясь, едва выговорила она. – Он тебя ранил? Да?
   Лисил повернул к ней узкое смуглое лицо, и в глазах его мелькнуло смятение.
   – Я живой… живой, что мне станется… а вот эта тощая жаба тебя больше пальцем не тронет, жизнью своей клянусь…
   Он порывисто погладил Магьер по щеке – чересчур порывисто, у нее даже в глазах потемнело от толчка, – подался к ней вплотную и жарко выдохнул в лицо:
   – Все хорошо… не бойся… теперь все хорошо…
   Магьер отшатнулась, хотя от этого движения у нее все поплыло перед глазами. От Лисила явно разило спиртным.
   Даже в тусклом свете из люка Магьер разглядела, что глаза у него налиты кровью.
   На нее напали наемные убийцы, а Лисил… Лисил пьян.

ГЛАВА 4

   Две ночи спустя после того, как Сапфира в сопровождении Чейна выезжала в город, дабы щегольнуть в обществе своим новым нарядом, Чейн шагал по темным улицам за пределами среднего крепостного кольца, и настроение у него, что случалось редко, было превосходное. Раз в неделю Торет отпускал его на всю ночь, и тогда Чейн мог делать все, что заблагорассудится. Ноги, впрочем, неизменно несли его к одной и той же цели – недавно открытой в Белашкии миссии Хранителей. В такие ночи он надевал белую рубашку, коричневые штаны и неброский шерстяной плащ и не брал с собою меча. Чейн предпочитал облачаться именно так, чтоб его сочли праздным любителем наук из мелкого, но безусловно дворянского рода. От подобной публики его с виду отличало только одно – он носил на шее, на цепочке и прятал под рубашкой крохотный бронзовый флакон.
   Споро и упруго шагал Чейн по мощенной булыжником улице, направляясь к южным кварталам города. Наемный экипаж доставил бы его на место куда быстрей, однако Чейн предпочитал пешие прогулки. Его тело не ведало усталости, да к тому же ему нравились старинные кварталы города, дышавшие самой историей. В этих древних, но пока еще не обветшавших домах таилось неизъяснимое очарование старины.
   У городского совета ушло добрых пять лет на переговоры, чтобы зазвать в Белу Хранителей Знания, этих мудрецов из далеких заморских земель. Поговаривали, что совет был весьма доволен сделкой, ибо она означала, что в городе появится, пускай и скромное, собрание древних книг и свитков, а с ним – ученые, в чьи обязанности входило собирать и хранить подобные архивы. Со временем это собрание обещало превратиться в полноценную библиотеку. На всем континенте это была первая миссия Хранителей. Чейн, который регулярно посещал мудрецов Гильдии, многое узнал о ее происхождении.
   Гильдия Хранителей Знания возникла около двух столетий тому назад, и ее первая миссия была основана в стране под названием Малурна, расположенной на отдаленном краю громадного западного континента, который лежал за океаном. Первой резиденцией Гильдии послужил самый настоящий королевский замок – его передали Хранителям во владение после того, как для монархов Малурны была выстроена новая резиденция. В землях, которые называли Нуманскими, Малурна была самым древним королевством.
   Еще одна миссия Хранителей находилась в южной части того же континента, в имперском городе Самоа-Гальб – «Сердце Небес», – который был столицей и государства иль-Дааб-Наджуум, и всей Суманской империи. Третья миссия, по слухам, располагалась в землях эльфов, где-то посредине континента.
   После Великой Войны, которая, как предполагают, случилась около пятисот лет тому назад, цивилизация на далеком континенте была уничтожена почти бесследно. Так много бесценных знаний и умений были утрачены безвозвратно, что при первых монархах Малурны была создана Гильдия Хранителей Знания – именно для того, чтобы в будущем избегнуть подобной катастрофы.
   Чейну довелось читать те немногие исторические труды, которые повествовали о событиях, происшедших задолго до того, как на этом континенте были основаны королевства Белашкия, Стравина и Древинка. Судя по этим трудам, та же самая война, о которой повествовали мудрецы, затронула и эти края, хотя одна мысль о таком размахе военных действий казалась ему иногда досужей выдумкой. Существовали легенды об ордах невероятных чудовищ, о многолетних битвах с пришельцами из заморских краев. Из этих легенд можно было заключить, что первоначальное население континента совершенно вымерло и позднее его сменили кочевые племена и кланы, пришедшие из других мест.
   И вот теперь служители Гильдии появились и на родине Чейна.
   Даже в самых непомерных своих фантазиях он с трудом мог представить все эти далекие собрания книг и свитков, заполнявшие целые замки. О, когда-нибудь он непременно увидит их собственными глазами, прикоснется к старинным пергаментам, прочтет диковинные наречия стародавних дней, повести о забытых тайнах, утолит свою жажду познания плодами мудрости, которые столетиями собирали ученые жрецы Гильдии. Какие новые глубины магического искусства откроются ему в этих хранилищах? Какие знания о Детях Ночи сокрыты там? Быть может, в этих древних свитках он наконец отыщет способ навсегда избавиться от унизительной власти Торета? Хранители Знания пришли наконец в Белу, и с их помощью он, Чейн, быть может, обретет желанную свободу.
   Все еще увлеченный этими заманчивыми видениями, Чейн сам не заметил, как свернул за угол и зашагал по мощеной дороге. Впереди, не так уж далеко, маячил арочный проем в срединной городской стене. Два кольчужных драгуна – так именовалась в Беле городская стража – стояли по обе стороны массивной гранитной арки. Держались они небрежно, даже лениво, но на самом деле зорко поглядывали по сторонам и были начеку. Чейна, впрочем, они удостоили только мимолетным взглядом.
   Место, куда он направлялся, находилось совсем близко от крепостной стены. Дойдя до цели, Чейн остановился, окинул взглядом предмет своих устремлений, скудно освещенный неярким светом уличных фонарей. Образы грандиозных замков, хранящих премудрость веков, развеялись окончательно, словно невесомый дым от ночного свежего ветра.
   Со свободной землей в городе всегда было туго, да и злые языки поговаривали, что городской совет не решился поселить столь желанных, но все же «нездешних» гостей чересчур близко к королевскому замку. Белашкийская миссия Хранителей, перед которой стоял сейчас Чейн, размещалась в бывших казармах.
   Много лет назад, когда это здание стало слишком тесным для изрядно разросшейся городской стражи, были выстроены новые казармы – одни у внешнего крепостного кольца, другие у внутреннего. Старые казармы пустовали более года – до того дня, как в Белу прибыли посланники Гильдии. Здание было хоть и неказистое, но еще довольно крепкое, к тому же из прочных бревен был надстроен второй этаж; одной стеной оно примыкало к городской стене. Но если для казарм постройка прекрасно подходила, то Хранителей Знания она разочаровала. Здесь едва хватало места для самых неотложных нужд – какие уж архивы, какая библиотека!
   Чейн откинул засов на входной двери и вошел в миссию – приглашение бывать здесь он сумел получить уже давным-давно. Войдя в узкий центральный коридор, он сразу повернул налево – туда, где раньше располагались сержантские помещения. Ученики и наемные писцы сновали вверх и вниз по лестнице, бережно неся в руках охапки свитков, табличек, перьев, книг и других предметов, которые Чейн на ходу не успел распознать. Кое-кто из проходящих мимо приветствовал Чейна дружеским кивком.
   В прежней сержантской приемной, где когда-то вершился скорый суд над нарушителями дисциплины, сейчас была устроена зала для занятий. Здесь стояли столы, стулья, конторки, вдоль стен рядами выстроились книжные шкафы. Залу освещали диковинные светильники, источающие яркий, без мерцания, свет.
   Двое хранителей в чистых серых одеяниях – один среднего роста, другой маленький и хрупкий – сидели рядышком за дальним столом, бережно разглядывая содержимое кожаного короба. Занятые делом, они также ожидали Чейна и, когда он вошел, разом подняли головы. Тот, что повыше, был пожилой доминглава миссии – по имени Тилсвит.
   – Очень время… вовремя, – проговорил он на ломаном белашкийском, одарив Чейна дружеской улыбкой.
   Хотя Тилсвиту было уже за шестьдесят, его ясные зеленые глаза сохраняли юношескую остроту и зоркость, хоть ему и приходилось порой читать некоторые рукописи с помощью увеличительного стекла. Его седые волосы были некогда угольно-черного цвета; Тилсвит стригся коротко и носил аккуратно подстриженную бородку. На его худощавом лице и узких, с длинными пальцами кистях рук не было еще и следа стариковских морщин.
   – Войтить… садиться, – проговорил Тилсвит, приветственно взмахнув рукой. – Могет… может, мы иметь новый ведения… сведения…
   Домин окончательно смешался и с раздосадованным видом сделал знак своей хрупкой спутнице; та поспешно наклонилась к его уху и зашептала. При том, что Тилсвит был необыкновенно умен и разносторонне образован, он никак не мог освоить местные наречия в той мере, в какой это пристало главе миссии. Сейчас он постучал себя пальцами по лбу, словно хотел жестом выразить так некстати ускользнувшее из памяти слово.
   – Да-да – Великая Война… Забытые… – Тилсвит тяжело вздохнул. – Простить… иногда я думать, что никогда не научиться ваш язык.
   Невысокая спутница Тилсвита поднялась, чтобы предложить свой табурет Чейну. Изящная, ростом едва по плечо Чейну, Винн Хигеорт прожила на свете не больше двадцати лет, однако уже сейчас она была первой среди учеников Тилсвита. Ее светло-русые волосы были туго заплетены в длинную косу, круглое, оливково-смуглое лицо было с первого взгляда совершенно неброским, и красили его лишь точеные черты да большие орехово-карие глаза. Будучи помощницей Тилсвита и послушницей ордена каталогистов, Винн совершенствовалась в науке сохранения и систематизации знаний, в организации архивов и библиотек, а стало быть, могла за считанные минуты разыскать клочок пергамента с записью, о которой вспоминали хорошо если раз в десять лет. Она в совершенстве владела полудюжиной разных наречий, включая и белашкийское. Хотя Винн редко сама вступала в разговор, беседовать с ней было необычайно приятно. После неугомонного и безмозглого лопотанья Сапфиры мудрое немногословие Винн казалось Чейну даром небес.
   В новой своей жизни он ведал только три истинных наслаждения: охота, изучение тайн магии и беседы с Тилсвитом и Винн. Прочее его существование было заполнено тягостной и опостылевшей службой.
   Сейчас его заинтересовал манускрипт, который так прилежно изучали его собеседники.
   – Не желаешь ли чаю? – как всегда, негромко спросила Винн.
   – Нет, благодарю. Сколько же столетий этой рукописи?
   Нынче ночью Чейн особенно страстно желал отрешиться от окружающего мира. Он сел на табурет – Винн осталась стоять у него за спиной – и с затаенным нетерпением смотрел, как Тилсвит открывает продолговатый, обтянутый кожей короб.
   Хранитель со всеми предосторожностями извлек из короба свиток. И футляр, и деревянный стержень, на который был намотан свиток, выглядели достаточно ново, и Чейн мог только гадать, какие тайны скрывает это явно недавнее творение рук человеческих. Судя по волнению Тилсвита, вряд ли этот короб был из тех вещей, которые Хранитель привез с собой в Белу.
   Домин бережно снял футляр и, развернув свиток на столе, нетерпеливо наклонился над ним:
   – Это есть копия с ори… оригинал, которая находить после наше отплытие и хранить в главная миссия в Колм Ситт. На оригинал нет время… дата. Там снимать копия и один копия посылать мне, чтобы… чтобы…
   – Определить подлинность, – тихонько подсказала Винн.
   – По-длин-ность, да… – повторил Тилсвит без особой уверенности и оглянулся на помощницу – та одобрительно кивнула. – Великая Война есть моя… мой конек. Я думать, это, – он указал на развернутую перед их глазами часть свитка, – написать солдат… до бой или после бой.
   Чейн изумленно взглянул на него.
   – По-моему, – сказал он, – это в высшей степени невероятно. Пергамент, даже наилучшего качества, вряд ли сохранился бы в целости за пятьсот с лишним лет, а я сомневаюсь, чтобы у солдата на войне оказался под рукой качественный пергамент. Если, конечно, оригинал происходит именно из тех времен.
   Тилсвит слушал его внимательно, стараясь не упустить ни слова. Помолчав, он согласно кивнул.
   – По заметкам… отметкам здесь и здесь, – домин указал пальцем на ряды точек между буквами и словами незнакомого языка, – оригинал не есть целый, но хорошее… лучше, чем другой старый текст. Гляди.
   Он медленно развернул пергамент целиком, вновь и вновь показывая на ряды точек, тут и там разрывавшие куски текста.
   – Точки – где писец не мочь… не мог прочитать. Сколько точки – столько буква и слово в оригинал. Часть текста нет, но много уцелеть… больше, чем может в такой старый запись. Загадка – как это получиться.
   – Тебе знаком этот язык? – спросила Винн, наклоняясь над плечом Чейна.
   – Нет, – ответил он. Буквы на пергаменте походили скорее на крохотные рисунки, а сам текст был написан столбцами. Чейну уже доводилось два-три раза видеть такие пиктографические тексты, и всякий раз они относились к одному и тому же источнику. – Похоже на какую-то разновидность древнего суманского.
   – Отлично! – кивнул Тилсвит и указал на короткую строчку, состоящую всего из двух значков. – Это есть имя женщина. Остальное мочь… может быть жизнь в солдатский лагерь… еда, обед. – Палец домина опустился ниже, к первому столбцу, где не было ни единого пропуска, но читал он при этом справа налево. – Интересно… солдат, обычная солдат писать письмо домой.
   – Но с какой стати он писал на свитке, вместо того чтобы взять простой лист пергамента? – задумчиво проговорила Винн. – Опять-таки, отдельный листок было бы проще доставить адресату.
   Она наклонилась, чтобы всмотреться в текст, и коса ее, соскользнув со спины, упала на плечо Чейна. Винн этого как будто и не заметила.
   Тот же вопрос приходил в голову и Чейну, но и он, подобно Винн, не мог найти этому мало-мальски разумного объяснения. Поистине, неуемное любопытство ученых Хранителей было заразительно. Мимоходом Чейну подумалось, что Торет и Сапфира взглядом бы не удостоили этакую непрактичную штуковину – пятисотлетний дневник безымянного солдата, сгинувшего на мифической войне. Впрочем, не такой уж, похоже, и мифической была она, эта война…
   – Что же все-таки наводит вас на мысль, что эти записи сделаны во время Великой Войны? – спросил он вслух.
   – Вот здесь, – указала Винн на столбцы ниже, – есть упоминание об армиях «голоса в ночи», незримого предводителя или же вдохновителя врагов. Здесь автор дневника сообщает о том, что он находился в К'мале, местности у юго-восточных отрогов гор, которые окружают громадную пустыню на севере Суманской империи. Много лет тому назад были найдены свидетельства, что именно в этих местах в начале той эпохи, которую мы зовем Забытыми годами, велись невиданные по своему размаху сражения. Нам почти ничего не известно об истории этой войны и о тех годах, которые ей предшествовали.
   – Символы быть очень важный, – добавил Тилсвит, – но они говорить мало о том, что мы не знать. Одна только теория. Мир был больше… – он опять замялся, и Винн шепнула ему на ухо нужное слово, – развитый, до войны – больше, чем сейчас. Много знания пропасть… очень много. Потому мы создать наша Гильдия… хранить знание, никогда больше не потерять.
   Домин Тилсвит страстно увлекался историей, однако главной его страстью была Великая Война, которая охватила некогда весь мир, – во всяком случае, так утверждали предания. Тилсвит как-то рассказал Чейну, что у него на родине мудрецы до сих пор еще спорят о том, была ли эта война на самом деле. И еще домин неизменно проявлял жгучий интерес к любому упоминанию так называемого «голоса в ночи».
   Крайне мало подробностей было известно об этом предполагаемом предводителе и вдохновителе диких орд, которые в незапамятные времена прокатились по родному континенту Хранителей и иным частям света. Это существо называли разными именами – в зависимости от того, к какой нации принадлежал источник сведений, – однако во всяком названии обязательно упоминался «голос в ночи». Еще реже встречались описания внешности существа, притом настолько смутные и разноречивые, что невозможно было отличить сухие факты от подстегнутой ужасом фантазии. Тилсвит подозревал, что на самом деле считанные люди той эпохи видели когда-либо это загадочное существо собственными глазами. Повторялись во всех рассказах только три детали: оно было явно мужского пола, громадных размеров и непроглядно черного цвета. Одни рассказы изображали его химерой, другие – ящером, третьи (их было меньше всего) – человекоподобной тварью. Постичь его истинную природу было невозможно, точно так же, как невозможно было понять, почему существо это много лет, если не сказать – десятилетий, вело войну на уничтожение против всех разумных существ, которые не подчинялись его власти. Те же, кого оно привлекло на свою сторону, стремились только к одному – зверски убивать все живое, что попадалось на их пути.
   Существовали отчасти обоснованные предположения, что война началась в гигантской пустыне на севере Суманской империи, далеко на юге от тех мест, где было основано королевство Малурна. Неизвестно, каким образом, но таинственный «голос» был в одну ночь побежден – согласно иным источникам, уничтожен – и исчез бесследно. Отрывочные сведения о тех временах, что последовали за этим событием, отмечали полное падение цивилизации. Континент, на котором развернулась война, населяли теперь варварские кланы, воевавшие друг с другом за скудную пищу и клочки незагрязненной земли.
   До того как Чейн стал одним из Детей Ночи, он мало интересовался историей. По правде говоря, он и фехтование и языки изучал только потому, что так пристало сыну аристократа. Единственной его страстью, к вящему гневу отца, была магия, да и в этом искусстве он достиг лишь того, что научился вызывать духов воздуха, пыльных демонов, которые устраивали в родительском поместье невероятный кавардак. Оглядываясь назад, Чейн с презрением думал о прежнем себе – жалком снобе, которому предстояло в свой срок сойти в могилу и удобрить почву семейного кладбища. Зато теперь…