Теперь он бессмертен. Нет сомнения, что в прошлом можно отыскать немало такого, что еще пригодится в его безграничном будущем. Чейн стремился узнать и постичь все.
   Винн украдкой наблюдала за тем, как жадно Чейн пожирает глазами копию древнего свитка. Краем глаза он перехватил ее теплую затаенную улыбку. Лицо у нее было такое славное, милое – точеные черты, карие, искрящиеся умом глаза. Из нее вышла бы превосходная аристократка.
   Он чувствовал, как под нежной оливково-смуглой кожей бьется ее живая, теплая кровь.
   Помимо воли все ощущения Чейна обострились, ему казалось, что его щеку ласкает тепло самой жизни, источаемое хрупким девическим телом.
   Чейн поспешно сосредоточился, подавив волну голода, уже подкатившую к горлу. Общение с умными собеседниками было для его духа так же важно и необходимо, как чужая кровь и жизнь – для его бессмертного тела. Кровь можно отыскать где угодно, а общество таких, как Винн, для него бесценно.
   И он снова погрузился в изучение древнего пергамента.
* * *
   Спускаясь вниз по короткому трапу в грузовой трюм шхуны, Лисил изо всех сил старался не думать. Удавалось ему это плохо, хотя голова до сих пор гудела от матросской выпивки. На шее у него висели две фляжки – с водой и горючим маслом. В руке у него был фонарь, а за пазухой – коробка с орудиями наемного убийцы.
   Одному из напавших Магьер перерезала горло. Второго задержал Малец, и теперь этот человек сидел под замком в трюме. Третьего упустил Лисил, потому что был пьян.
   Умный, ловкий, надежный Лисил снова все испортил и всех подвел.
   Магьер назвала этих людей убийцами, однако она ошибалась. Настоящие убийцы подбирались к своим жертвам бесшумно, точно тени. И работали они в одиночку. И не стали бы убийцы вваливаться с шумом и топотом в каюту и будить свою жертву. Уж тем более не прихватили бы они с собой самые обычные ножи и дубинки. Кто-то нанял, чтобы убить Магьер, простых головорезов – то ли хотел сэкономить, то ли просто не знал, где найти убийцу-профессионала. Так или иначе, Лисил твердо намеревался любой ценой выяснить, кто этот человек. Любой ценой.
   Стоя в узком темном коридоре, он терзался угрызениями совести. Столько дней готовить себя к предстоящим испытаниям – и вот теперь, когда Магьер и впрямь понадобилась его помощь, он подвел ее, потому что напился! Впрочем, он ведь всегда напивался, когда было особенно погано. Напивался, чтобы утопить в вине воспоминания о предательствах и убийствах, о единственном ремесле, которому обучили его родители, чтобы избавиться от кошмаров и забыться хмельным, тяжелым сном.
   Больше этому не бывать. Никогда.
   Отныне – ни капли спиртного. Два месяца после победы над вампирами он пил только чай и воду, и ничего – вытерпел даже худшие из своих кошмаров. Отныне он всегда будет надежной опорой Магьер, даже если ему никогда больше в жизни не доведется спать.
   В нескольких шагах по коридору была дверь в кладовую, где хранились корабельные припасы. Вынув из-за пазухи коробку, Лисил мимоходом отметил, что вскрывать замок на двери ему не придется. Кладовая была заперта на засов, в который просунули обыкновенный грузовой крюк.
   Лисил вытащил крюк, бесшумно вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
   Подняв повыше фонарь, он увидел изнуренного толстяка, прикованного цепями к полу. Цепи были старые, изрядно потертые, но вполне прочные. Капитан уже допрашивал пленника, но тот отказался даже назвать свое имя. Магьер так и не узнала, кто были люди, напавшие на нее, и кто их нанял. Она не выказывала страха, но Лисил знал, что ее тревожит неизвестность. Его, впрочем, тоже.
   А еще ему были известны такие способы развязать язык, которые капитану и не снились.
   Пленник изумленно уставился на него. Круглое лицо его лоснилось от пота.
   Лисил снял с головы выцветший зеленый шарф, и длинные, почти белые волосы рассыпались по его плечам. Он отбросил пряди волос за уши, выставив на обозрение их слегка заостренные кончики, затем поставил фонарь на пол у ног пленника. Янтарные раскосые глаза, необычно темная кожа – Лисил превосходно сознавал, какое впечатление его внешность производит на закованного в цепи подонка.
   Он медленно опустился на колени, в упор глядя на толстяка. Лицо Лисила оставалось при этом совершенно бесстрастно.
   Толстяк непроизвольно попытался отползти к стене. Придвинувшись вплотную к пленнику, Лисил уловил отчетливый запах пота и пивного перегара. К этим сомнительным ароматам примешивался слабый запах мочи. Всклокоченные волосы толстяка слиплись от грязи и пыли, лицо обросло жесткой бурой щетиной. Живот его обвисал мягкими складками – как будто этот человек когда-то ел вдоволь, но потом для него настали трудные времена. Вполне вероятно, он был в Миишке портовым грузчиком и лишился работы после того, как был сожжен пакгауз Рашеда. Вот на это Лисилу было совершенно наплевать. Этот человек пытался убить Магьер.
   Лисил вдруг ухмыльнулся, ослепительно блеснув зубами, – и толстяка передернуло.
   – Ага, – сказал Лисил, – стало быть, ты меня узнал… Но на самом деле, дружок, ты меня еще совершенно не знаешь. Я пришел дать тебе пару уроков.
   Он открыл коробку, и свет фонаря заиграл на светлом металле стилета, кривого ножа и гарроты. Нажав потайную защелку на крышке коробки, Лисил сдвинул панель, за которой скрывался набор крючков, стержней и проволочек, и извлек тонкую проволочку из того же белого блестящего металла.
   – Поскольку ты пытался убить Магьер, – продолжал он ровным голосом, – и тебя явно наняли это сделать, стало быть, тебя можно считать наемным убийцей. – Он поднес проволочку к лицу пленника. – Ну-ка, говори – как с помощью вот этого быстрей всего прикончить человека со спины?
   Толстяк тяжело дышал, все сильней обливаясь потом, но ответа так и не последовало.
   – Даже и не догадываешься? – спросил полуэльф. – Какое разочарование. – Он бережно вернул проволочку на место. – Ну да ничего, не будем торопиться. Обучение следует вести с толком и расстановкой.
   На сей раз толстяк вздрогнул. Открыл было рот, но тут же закрыл. Лисил снова сунул руку в коробку, поколебался, задумчиво глядя на стилет, но все же предпочел небольшой нож с широким изогнутым лезвием.
   – Но сначала, – продолжал он, – я тебя освобожу. Этот нож мне подарила моя мать. Кстати говоря, тебе оказана особая честь. Я никому не рассказывал о своей матери.
   Он медленно повернул нож – так, чтобы блики света от фонаря попадали прямо в глаза пленнику:
   – Кости, знаешь ли, очень легко перерубить. Ты, правда, останешься без рук, но зато наверняка избавишься от цепей.
   Пленник хрипло задышал.
   – Чего тебе надо? – просипел он.
   Лисил словно и не слышал его вопроса. Он выразительно вздохнул, точно смиряясь с неизбежным.
   – Вначале я собирался начать с твоих глаз. Этот нож, конечно, не слишком подходит для подобной работы, но на крайний случай сгодится. Опять-таки, тебе не придется смотреть, как я буду рубить тебе руки. А впрочем, нет – начнем с рук и двинемся выше.
   – Кончай трепаться! – прорычал пленник. – Говори прямо – что тебе нужно?
   Лицо Лисила осталось бесстрастным, как будто он и не собирался менять тему разговора.
   – Кто тебя нанял? – тем же ровным голосом спросил он.
   Пленник хохотнул, и страх, метавшийся в его глазах, исчез.
   – А, так вот чего тебе захотелось, пьянчуга! И как это я сразу не скумекал? Насосался на палубе пойла, так теперь совесть покою не дает? – Он презрительно глянул на Лисила и почти радостно хихикнул. – Ну, валяй, отруби мне руки, хоть на кусочки порежь! Видел я, как ты пытался облапошить в карты тех матросиков. Ничегошеньки у тебя не выйдет!
   Лисил долгое время молчал, сверля немигающим взглядом пленника. Вдруг он резко взмахнул рукой, и кривое лезвие ножа сверкнуло перед самыми глазами толстяка.
   Тот шарахнулся и ударился затылком о стену. Глаза его округлились, и от страха он на миг перестал дышать. Лисил уже сидел как ни в чем не бывало, снова вертя в пальцах нож. На кривом сверкающем лезвии не было ни следа крови.
   Пленник перевел дух и даже выдавил, из себя смешок.
   – Вот, – сказал он пренебрежительно, – так я и знал.
   – Ошибаешься, дружок, – отрешенно проговорил Лисил. – Я ведь уже говорил, что ты меня совершенно не знаешь.
   На лице толстяка появилась тонкая темная полоска. Она вертикально проходила по лбу, рассекала левую бровь и, не затронув глаза, протянулась по щеке к уголку рта. Ухмылка пленника погасла, когда первая струйка крови поползла по его веку, стекая между ресниц. Он заморгал, замотал головой, пытаясь стряхнуть кровь и в то же время не терять из виду Лисила, а потом затрясся всем телом.
   В кладовой воцарилась тягостная, недобрая тишина.
   Лисил неторопливо убрал в коробку нож и снял с шеи обе фляжки. Вынув из кармана свечу, он одной рукой зажег ее от фонаря, а другой выдернул пробку из фляжки с горючим маслом и принялся методично расплескивать масло по грязным штанам пленника.
   – Э-эй! – сипло крикнул тот. – Ты что это такое делаешь, а?
   – Никто не видел, как я спускался в трюм. Никто не знает, что я здесь. – Лисил говорил размеренно и внятно, словно объяснял ребенку очевидную истину. – Морякам, знаешь ли, очень не понравилось, что вы напали на пассажирку и что твой приятель успел прыгнуть за борт, прежде чем его сумели схватить. Когда обнаружат твой труп, капитан не сможет дознаться, кто тебя прикончил, или же просто не станет дознаваться. А у меня такое открытое и честное лицо, что мне все верят на слово.
   Он поставил горящую свечу рядом с забрызганной маслом штаниной пленника.
   – Ты меня не сожжешь! – пробормотал тот. – Ты устроишь пожар на корабле, и сам погибнешь, и твоя клятая напарница тоже погибнет!
   – Вода, – кратко ответил на это Лисил и, откупорив вторую фляжку, поставил ее на пол. – Я, видишь ли, знаю, как правильно жечь огнем живую плоть. От небольших язычков пламени останутся только крохотные волдыри, однако через пару дней они часто воспаляются. Я как-то видел человека, у которого обе ноги почернели и распухли, как бревна. Он умирал почти целую неделю.
   Он снова вынул из коробки кривой нож, нарочито сверкнул лезвием у самых глаз пленника.
   – Впрочем, ты своих волдырей не увидишь. Уж от этого я тебя избавлю.
   На сей раз лицо толстяка исказилось неподдельным ужасом, и он попытался вжаться в стену.
   – Кто тебя нанял? – спросил полуэльф.
   – Не скажу, ублюдок!
   Лисил наклонил свечу и поджег масляное пятно на штанах пленника.
   Тот дико закричал, вскинул закованную в цепи руку, безуспешно пытаясь сбить пламя. Лисил проворно ткнул его двумя пальцами в горло. Толстяк отшатнулся, ловя ртом воздух, а штанина между тем начала гореть.
   Лисил стремительно плеснул на пламя водой из фляжки. Огонь с шипеньем погас, оставив после себя резкую вонь обугленной ткани. Полуэльф налег коленом на ладонь толстяка, придавил ее к полу и поднес свечу к самым глазам пленника. Лицо Лисила оставалось спокойно и даже дружелюбно, хотя в его тихом голосе отчетливо звенели гнев и ненависть.
   – Так можно развлекаться всю ночь. Никто и не вздумает заглянуть к тебе до утра, а уж тот бедолага, который тебя обнаружит, наверняка полдня не сможет оправиться от рвоты.
   С этими словами он повернулся, приготовившись поджечь еще одно масляное пятно, и пленник, придавленный его весом к полу, захрипел и стал отчаянно извиваться.
   – Мастер Пойеск! – выкрикнул он. Лисил замер со свечой в руке.
   – Пойеск – владелец пакгауза в порту Миишки, – медленно проговорил он. – С какой бы стати ему желать смерти Магьер?
   – А чтобы остановить ее! – торопливо пояснил толстяк. – Ну не хочет он, чтобы в городе появился общинный пакгауз! Он тогда все свои нынешние доходы потеряет. Да ты сам не понимаешь, что ли? Не вру я, ни капельки не вру!
   Лисил выпрямился, присел на корточки.
   Уж конечно, Пойеск не мог допустить, чтобы Магьер вернулась из Белы с деньгами на постройку общинного пакгауза. Беда в том, что ни в коем случае нельзя рассказывать ей правду об этом покушении. Единственное, что побудило Магьер согласиться на предложение городского совета Белы, – желание помочь Миишке. Если только она узнает, что этих подонков подослал к ней один из горожан… Что тогда? Вдруг она откажется от дела и вернется домой? И тогда Миишка придет в упадок, а они с Магьер вынуждены будут вернуться к прежней кочевой и бесприютной жизни. Нет, об этом Магьер никак нельзя рассказывать. Они должны исполнить свое дело и получить за него обговоренную плату, иначе не видать им будущего. В конце концов, он сможет защитить Магьер и не говоря ей о том, откуда взялись эти трое подонков.
   Лисил встал и молча вывернул фляжку с маслом на голову пленнику.
   – Эй… Да ты что?! – Толстяк судорожно закашлялся.
   – Пойеск нанял еще кого-нибудь? – спросил полуэльф.
   – Нет! Клянусь всеми богами, нет! Только нас!
   Лисил долго в упор глядел на него, пока не утвердился во мнении, что услышал правду. Затем склонился над пленником. Тот задергался, извиваясь всем телом, но полуэльф только разрезал прожженную штанину и оглядел ожог на ноге толстяка – красное пятнышко, не более.
   – Если скажешь капитану, что я был тут, он и пальцем не шевельнет. Ему нужны сведения, и плевать, каким образом они добыты. А вот я тебя всегда найду.
   С этими словами он бережно уложил и спрятал свои орудия, взял фонарь и направился к двери.
   – А ты не… не отрубишь мне руки? – пролепетал толстяк. – И глаза не выколешь?
   Лисил без единого слова вышел и запер за собой дверь.

ГЛАВА 5

   В черных облегающих штанах и кожаном, изрядно потертом доспехе, с саблей у бедра, Магьер стояла на носу шхуны и смотрела, как на воде играет солнечная рябь. Этим утром они наконец-то прибудут в Белу. Осенний ветер растрепал черные волосы Магьер, и она заново стянула их на затылке кожаным ремешком в конский хвост. Голова от этого заныла еще сильнее, а впрочем, со вчерашней ночи головная боль, можно сказать, заметно ослабла – все же Магьер быстрей обычного человека оправлялась от мелких болячек.
   Слухи о ночном происшествии разошлись уже по всей шхуне, и матросы, деловито снующие по палубе, то и дело с любопытством поглядывали на черноволосую, необычно бледную Магьер. Оглянувшись, она заметила, что капитан, стоящий на мостике рядом с рулевым, тоже не сводит с нее взгляда.
   Магьер постаралась принять как можно более безразличный вид и снова обратила свой взор на расстилавшееся впереди море. Обычно кривотолки и неумеренное любопытство окружающих вызывала только необычная внешность Лисила, а вот теперь и сама Магьер оказалась в роли ярмарочной диковины. В прежние Дни, когда они бродили по лесам Стравины, ее внешность не так бросалась в глаза. В густых лесах и на болотах солнечный свет проходит сквозь густой полог древесных ветвей и листьев, а потому даже в самые ясные дни там царит приглушенный, неяркий свет. Сейчас же, в открытом море и под прямыми лучами солнца, даже самый ненаблюдательный матрос мог заметить, как играют огненные искры в густо-черных волосах Магьер. Да и не только в волосах дело.
   Девушка украдкой оттянула левый рукав, оглядела свою руку. С недавних пор она заметила, что долгое пребывание на открытом солнце вызывает у нее не то чтобы неприятное, но очень странное ощущение – то ли зуд, то ли слабое жжение. Раньше Магьер считала, что кожа у нее остается мраморно-белой оттого, что они путешествуют в основном по ночам и под сумеречным пологом густых лесов Стравины. И даже после того, как на пути в Миишку они с Лисилом провели много дней под открытым небом на безлесном прибрежном тракте, Магьер так и не заметила неладное. И лишь после того, как они прожили несколько месяцев в приморском городке, а потом неделю плыли в открытом море под почти отвесными лучами осеннего солнца, Магьер наконец-то заметила, что ее кожу не берет никакой загар. Рядом с по-эльфийски смуглым Лисилом она, вероятно, и вовсе казалась бледной, как оживший мертвец, – еще одно напоминание о ее порченой крови.
   Мертвенно-бледная кожа, кровавые искры в черных как вороново крыло волосах, да еще и ночной убийца с перерезанным горлом, – кто не стал бы глазеть на этакую диковину, с безопасного, само собой, расстояния? Магьер вдруг остро пожалела, что не в силах развернуть шхуну и возвратиться в Миишку. Пусть она останется без гроша, но зато ей не придется вновь пробуждать в себе дампира.
   За спиной послышались легкие, почти невесомые шаги. Обычный человек их, пожалуй, и не расслышал бы, но у Магьер был некоторого рода опыт в подобных делах. Она обернулась, храня ледяное выражение лица. Лисил остановился рядом, зябко потирая руки, – утренний ветерок был по-осеннему свеж. Голову он, как всегда, повязал выцветшим зеленым шарфом, тщательно заправив под него светлые волосы. Вид у него был помятый, как, впрочем, и у Магьер, ведь этой ночью они спали не раздеваясь. После того как с убийцами было покончено, Лисил помог ей лечь в койку и положил на затылок тряпку, смоченную в холодной воде. Магьер молча повернулась к нему спиной. Он сидел на полу и то и дело смачивал тряпку в тазике с водой. Ни один из них так и не произнес ни слова. Когда утром Магьер проснулась, Лисил спал на верхней койке и пьяно храпел.
   Шхуна вдруг закачалась, тяжело переваливаясь с боку на бок, и Лисил тотчас вцепился в поручень, зажмурился и так стоял, пока судно снова не выровнялось. Он по-прежнему страдал от морской болезни, был мучительно бледен и почти не мог есть. Вдобавок глаза у него сейчас были припухшие, налитые кровью, и даже здесь, на свежем воздухе, Магьер чуяла, как несет от него перегаром – весьма аппетитное напоминание о гроге, или как там еще звалась та дрянь, которой он накачался прошлой ночью?
   – Далеко до порта? – спросил Лисил. Вопрос этот должен был прозвучать раздраженно, однако у полуэльфа явно уже не хватало сил на эмоции.
   – Недалеко, – ответила Магьер. – Скоро прибудем.
   И отвернулась, подчеркнуто устремив взгляд на берег.
   – Магьер, – помолчав, осторожно начал Лисил, – послушай, я…
   – И слышать не хочу. Не будь со мной Мальца…
   – Я знаю, но…
   – Нет, не знаешь! – Магьер резко повернулась к нему – всего на секунду, но и этого хватило, чтоб окинуть презрительным взглядом его помятую, похмельную физиономию. – И сейчас не знаешь, и прошлой ночью не знал!
   Оправдываться Лисилу было нечем. К ней в каюту пробрались трое убийц, а он в это время пьянствовал на палубе с матросами. Если бы не Малец…
   «Ах да, – спохватилась Магьер, – Малец!» Их обоих нет в каюте, так где же пес? Она оглянулась – и тут же заметила Мальца. Он восседал посредине палубы, на штабеле ящиков, принайтованных к палубе, и густую шерсть его привольно ерошил утренний бриз. С высоты штабеля Малец величественно озирал матросов, которые обходили его насест на почтительном расстоянии. Всему экипажу было уже известно, как этот пес запросто одолел сильного и притом вооруженного мужчину.
   – Гляди-ка! – воскликнул Лисил, и теперь в его голосе слышалась почти прежняя живость. Он придвинулся к Магьер и рукой указал вперед, по курсу судна.
   Береговая линия изгибаясь поворачивала к югу, в глубь суши, и далеко впереди Магьер, напрягая зрение, не без труда различила место, где пенная полоса прибоя снова перемещалась на север. Перед ними был южный край Внешнего залива, и Магьер ненадолго забыла о своей злости на Лисила – такое охватило ее волнение.
   Хотя в прежней, кочевой жизни им случалось проходить через большие города, они никогда там подолгу не задерживались, а в Беле в последний раз были много месяцев назад – Магьер тогда забрала в банке деньги, предназначенные для покупки таверны. За минувшие годы они часто, хоть и всегда ненадолго, заглядывали в столицу, в основном в небольшой второразрядный банк, по сути меняльную контору, где Магьер помещала на хранение свои скромные и не слишком быстро растущие капиталы. Этот, с позволения сказать, банк располагался недалеко от южных городских ворот – углубляться в деловые кварталы в поисках более надежного и солидного заведения Магьер попросту не рискнула: женщина, вооруженная саблей, привлекла бы там совершенно ненужное внимание.
   Столица Белашкии располагалась на огромном полуострове, протянувшемся на добрых тридцать лиг в море на северо-западе страны. По обе стороны полуострова находились два крупных залива – устья их в поперечнике достигали восьми – десяти лиг. Заливы эти, не мудрствуя лукаво, называли Внешний и Внутренний: первый залив располагался со стороны моря, второй – на северо-востоке, напротив Белашкийской бухты. Город Бела стоял в самой глубине Внешнего залива.
   – Хвала небесам, наконец-то – суша! – пробормотал Лисил. – Может, хоть сегодня вечером меня не вывернет наизнанку после ужина.
   На миг Магьер испытала сочувствие к своему незадачливому напарнику, но этот порыв сострадания был тут же заглушён вспыхнувшим с новой силой гневом. Шхуна между тем уже повернула к порту.
   Магьер ничего не смыслила в морском деле, но и ей сразу бросилось в глаза, что в просторной гавани собрались суда всех типов и размеров. Были здесь и такие же мелкие суденышки, как шхуна, на которой они плыли, но большинство кораблей в порту оказались вдвое, а то и втрое больше. Были тут и самые настоящие великаны. Когда шхуна миновала одно из таких гигантских судов, Магьер увидала, как матросы снуют, точно муравьи, по снастям шести громадных мачт, уходивших в ясное утреннее небо.
   Вся гавань, до самых причалов, была заполнена самыми разнообразными кораблями. Внимание Магьер привлекло мерцание, заигравшее вдруг слева.
   Вначале она решила, что это всего лишь блики на воде, которая отражала щедро сверкающее над портом солнце. Потом она поняла, что сияние, которое слепит ей глаза, колышется плавно, точно колеблемое ветром. И наконец разглядела судно, которое легко, почти невесомо скользило по волнам. Сияние исходило от парусов, ослепительно белых, точно дорогой атлас. Магьер сощурилась, прикрыла ладонью глаза.
   Нос диковинного судна был заострен, как копье, корпус отливал то зеленью, то золотом, а борта были чуть заметно загнуты, точно лист падуба.
   Лисил окликнул трудившегося неподалеку матроса и, указав на сияющее судно, спросил:
   – Это чье?
   Молодой светловолосый парень, сматывавший в бухту канат, оглянулся на гавань.
   – Эльфов, – кратко ответил он. – Должно быть, с севера пришло. Там они и живут, с восточной стороны мыса.
   – Никогда не слыхал, чтоб у эльфов были корабли.
   – Не слыхал? – Матрос глянул так, словно перед ним не полуэльф, а полудурок.
   – Жаль, что нельзя посмотреть на него поближе, – прибавил тот.
   При этих словах матрос шагнул к Лисилу и Магьер.
   – Да я скорее поплыл бы на дырявой лодке в зимний шквал! – прошипел он и, отшвырнув канат, торопливо зашагал прочь.
   Магьер не поняла, отчего матрос так опасается эльфийского судна, – но и слов этих не забыла. Эльфы жили так замкнуто, что за всю свою жизнь она встречала едва ли с полдесятка представителей этого народа. Если Лони, поселившийся в Миишке, вдали от своих соплеменников, – нетипичный эльф, оставалось только гадать, каков на самом деле этот загадочный и необщительный народ.
   – Как вышло, что ты так мало знаешь о своих соплеменниках? – спросила она, хотя все еще была не в настроении разговаривать с Лисилом.
   – Эльфы – не мои соплеменники, – поправил он. – Они сородичи моей матери, и она была единственным эльфом, которого я знал. Да и то давным-давно.
   Последние слова он произнес совсем тихо, и Магьер решила оставить эту тему – во всяком случае, на время.
   – Ну же, ну же, ради всего святого, хоть бы мы пошли прямиком к причалу! – почти молитвенно пробормотал Лисил, пожирая глазами берег. – После всех этих дней мне и в шлюпку-то спускаться неохота.
   – Хватит ныть! – не выдержала Магьер.
   Берег в глубине залива полого подымался вверх, и на самом гребне этой длинной гряды красовалась столица Белашкии. Свыше трехсот с лишним лет тому назад, когда и само-то слово «Белашкия» еще не придумали, Бела представляла собой небольшой укрепленный форт, поставленный на гребне прибрежной гряды. С годами город рос, отстраивался и к нынешним временам превратился в громаду из белоснежного камня.
   Деревни, некогда окружавшие замок, давным-давно поглотил город, и вокруг них было выстроено кольцо крепостной стены. Однако даже стена не могла остановить безудержный рост молодого города. Росло население, строились новые дома, все больше становился и сам замок – и со временем Бела распространялась все дальше по гребню гряды. Вскоре возникла необходимость во второй крепостной стене. Беспорядочно выстроенные домишки льнули к основанию этой стены, как разросшийся кустарник льнет к стенам каменного дома. Шли годы и годы, а столица Белашкии все росла, и никакие стены не могли ее удержать.
   Теперь Белу окружала уже третья крепостная стена, с башнями, которые были возведены на равном расстоянии друг от друга. Стена эта доходила почти до самого моря, до гигантских причалов, у которых находили приют десятки судов.
   – А я и забыл, что этот город такой огромный, – пробормотал Лисил.
   – Это потому, что мы всегда приходили в Белу с суши, – отозвалась Магьер, – и никогда не добирались до центра города.