Ильин Андрей. Боец невидимого фронта

   ...Получается, что он идет по следу пропавшего Девяносто второго. Тот, второй с видеозаписи тип, вертевшийся возле конечной остановки городского автобуса. Потому что вертелся. И потому, что с конечной остановки поехал не куда-нибудь, а поехал на железнодорожный вокзал и поехал в аэропорт. Где не билеты покупал, а останавливал служащих и показывал им какую-то распечатку.
   Какую?
   Девяносто девятый остановил одного из служащих.
   — Слушай, к тебе сейчас лейтенант Сидоров не подходил? Ну он тут еще всех останавливает и показывает... — Потянул фразу Девяносто девятый.
   — Фоторобот, что ли?
   — Ну да, фоторобот. Такого мужика с бородой.
   — Нет, без бороды. С короткой стрижкой.
   — И с такими бровями, широкими и дугой, как у Брежнева.
   — С узкими и прямыми.
   — Тогда это не тот. А лейтенант куда пошел?
   — Туда.
   — Спасибо...
   Еще у одного служащего Девяносто девятый спросил про нос и губы.
   Опознать по описанию фоторобот Девяносто второго было затруднительно. Но, как минимум, он был на него похож.
   А раз так, то этот мужик с фотороботом подошел к тайне кейса ближе всех. Потому что прошел по его маршруту, нашел людей, которые его видели, по чьим показаниям смог составить фоторобот, с которым пошел по транспортным узлам. А раз пошел, то он мог и почти наверняка вычислил людей, которые видели Девяносто второго в самолете. После чего будет пара пустяков установить фамилию и имя убитого пассажира. Не настоящие фамилию и имя, но все равно...
   Девяносто девятый отбежал на почту и, пока мужик с фотороботом ел в буфете, отбил срочную телеграмму.
   «Могилу тети приехали навестить дальние родственники, интересующиеся оставленным ею наследством. Необходимо решить вопрос целесообразности приезда племянников».

Глава 22

   В Генеральном штабе Российской армии играли в войну. Играли взрослые, с лампасами на штанах и генеральскими звездами на погонах, дяди.
   Они продвигали вперед «фишки» дивизий, полков и батальонов, поддерживали их огнем расставленных по флангам артбригад, бросали в прорыв игрушечные «танки» сводных танковых батальонов, поднимали в воздух «самолетики» эскадрилий фронтовой и стратегической авиации, пододвигали к местам боев «кораблики» десантных эскадр, выбрасывали на территорию «синих» полки десанта, подтягивали из тылов «паровозики» железнодорожных эшелонов с боеприпасами, техникой и личным составом.
   Они передвигали, переставляли и снимали с карт боевых действий уничтоженные противником фишки, которые на самом деле не были фишками, а были вполне реальными армиями, дивизиями, полками, батальонами, батареями, экипажами, эскадрильями. Были людьми. И, передвигая очередную фишку, генералы отрывали от семей сотни тысяч мужей и отцов, переодевали в камуфляж, перетаскивали в теплушках и на транспортных «АНах» через полстраны и с ходу бросали в бой. Из которого живыми выходили единицы. Выходили полумертвыми, бесполезными для войны калеками. И, оттаскивая в тылы «паровозики» санитарных поездов, генералы загоняли их на запасные пути и в тупики, чтобы пропустить спешащие на фронт эшелоны с поставленной под ружье «живой силой». Которую, рассылая повестки и милицейские наряды, ставили под ружье разбросанные по стране военкоматы, стремительно повышая мобилизационные возраста с двадцати пяти до тридцати, до тридцати пяти, до сорока, пятидесяти...
   И все равно, перемалывая в мясорубке боев десятки дивизий, тысячи танков и самолетов, генералы проигрывали. Проигрывали навязавшему войну противнику.
   — Все.
   Передовые отряды «синих» вышли в ближние тылы, перерезав и взяв под контроль транспортные коммуникации. У седьмой гвардейской осталось треть личного состава и по два снаряда на орудие. Они обречены.
   — Надо срочно перебросить туда сороковую армию.
   — Чем перебросить?
   — Железкой.
   Генералы вбивали в память компьютеров новые данные — тысячи «единиц» личного состава, сотни «коробок» танков и бронетранспортеров и сотни разнокалиберных «огурцов», тысячи тонн снарядов и патронов, десятки тысяч литров горючки, без счета зимних рукавиц, муки, полевых кухонь, ботинок, консервов, бинтов, портянок, котелков... Которые так запросто в нужный квадрат не перебросить. Которые нужно расконсервировать, выгрузить из складов, подтащить, поднять на машины, довезти до станции, разгрузить и затащить в вагоны и на платформы, перевезти за сотни километров по забитой составами, разбомбленной железной дороге, вновь разгрузить и лишь тогда бросить в бой, где через два-три часа от всего этого — от людей и техники — ничего не останется. И, значит, к исходу третьего часа к разбитым позициям необходимо подтянуть свежий личный состав и новые танки и артиллерийские установки и новые портянки и консервы...
   — Нет, не успеваем. Мы застреваем где-то здесь, под Рязанью, и дай бог, если успеваем перебросить два полноценных батальона.
   — А если самолетами? Транспортниками Второй воздушной?
   И снова в компьютеры, в ход войны вводятся измененные данные — заправка горючим, погрузка — разгрузка, прикрытие с воздуха и земли, подлетное время, вражеские перехватчики, пропускная способность военных, гражданских и резервных аэродромов, количество уцелевших взлетно-посадочных полос, подъездные пути, количество машин, зенитные батареи, время разгрузки транспортников...
   — Не получается. У Второй воздушной к этому времени останется треть бортов.
   — А Первая?
   — Первая прижата к аэродромам Шестым воздушным флотом противника.
   Нет, нельзя перебросить Сороковую армию. Нет такой технической возможности! И Седьмая гвардейская, и Вторая танковая, и Десятый отдельный артполк, и еще без счету полков и батальонов, оставшихся в стянутом войсками противника котле, обречены на полное уничтожение.
   И все труднее засевшему в подземных бункерах в Подмосковье командованию успевать за стремительно меняющейся картиной театра военных действий, за стрелами наступлений, врубающихся в нашу оборону, раздирающих стыки армий и устремляющихся в прорыв десятками полнокровных дивизий в соответствии с генеральным планом наступления, разработанным в Генштабе противника.
   И уже сданы Брянск, Псков и Смоленск, а на южном направлении две армии противника прорвались к Волгограду, отрезая центр России от Краснодарского края и Закавказья, и почти наверняка там не остановятся, а форсированным маршем пойдут дальше по ровным как стол степям, с южного подбрюшья России угрожая Поволжью и стремясь перерезать Транссиб.
   И уже по всей территории России бушует война. Ив Москве, Туле, Ярославле и во всех городах европейской части, в Поволжье и на Урале, в Екатеринбурге и Челябинске догорает промышленность. Потому что выдвинутые к самым нашим границам из Польши, Чехии, Прибалтики и Турции сотни ракет средней дальности запросто накрывают пол-России. А в Балтике авианосцы, подошедшие к самому Кронштадту, утюжат Питер и весь северо-запад взлетающими с интервалом в тридцать секунд палубными штурмовиками. И утюжат Мурманск и Архангельск. А у нас нет авианосцев, и наши ракеты средней дальности не могут дотянуться до врага. Мы по их столицам можем отвечать только единичными залпами ракет стратегического назначения. А если ими отвечать, то будет термоядерная война, без побежденных и победителей. И, значит, нельзя отвечать!
   И придется отступать.
   — Все, тупик. Остается задействовать тактическое ядерное...
   — У нас там остатки Шестой армии.
   — Значит, придется бить по Шестой армии, бить по своим... Играем...
   Тактические ядерные заряды взорвались в мешанине их и наших отступающих войск, накрыв всех и в том числе ни в чем не повинное местное население ядерным грибом.
   И все равно, все равно это не спасло фронт, но лишь задержало наступление противника на несколько дней. А потом, подтянув по захваченной железке и воздухом из ближней Европы резервы, он пошел вперед, проламывая фронтовой авиацией и крылатыми ракетами нашу оборону, сканируя с зависших над европейской частью России спутников позиции наших войск, вычисляя и уничтожая высокоточным оружием штабы, ракетные пусковые и склады боеприпасов и горючки.
   И лишь ценой двух, в мелкую крупу перемолотых армий противник был остановлен где-то на линии Ржев — Тула. Где сдерживать его дальше не стало никакой физической возможности из-за отсутствия свежих резервов, из-за нехватки военной техники и боеприпасов, потому что мобилизованная на нужды фронта промышленность не успела выйти на предусмотренные войной мощности, а стратегические, собранные на случай войны запасы были разорены еще раньше, еще в мирное время.
   И никакие героические усилия остатков войск и брошенные в прорыв полки ополченцев спасти положение уже не могут, потому что современная война — это не война людей, это война оружия и технологий.
   — Ну что, сдаем Москву?
   — Похоже, придется... Сдаем Москву!..
   А вслед за Москвой — Рязань, Ярославль и Вологду с Череповцом. И фактически Питер и весь Северо-Запад России уже отсечен от Центра и вынужден драться сам по себе, в отрыве от общей стратегии, баз снабжения и людских и промышленных ресурсов, в почти полной изоляции. А после прорыва противника к Белому морю в безнадежном, как удавка стягивающемся к Питеру, кольце.
   И уже сданы Тамбов, Пенза и Нижний Новгород. И с неимоверными усилиями, за счет брошенных в огонь прямо «с колес» уральских, сибирских и дальневосточных дивизий, удается остановить фронт на рубеже Самара — Казань. Где, сбивая вражеские переправы и подрывая мосты, удается выгадать несколько дней, пополнить части башкирскими и уральскими призывниками, зарыться на правобережье в землю по самые макушки и зарыть орудия и реактивные установки. И держать оборону не щадя живота своего, уповая на матушку-Волгу как на последнюю естественную до самой Сибири преграду. Держать столько, сколько возможно, и держать, когда уже невозможно.
   Но все равно, потеряв две трети личного состава, дрогнуть и попятиться и отступить, вплоть до Урала. Где, цепляясь за хребты, навязывая противнику полупартизанскую войну, заманивая его в ущелья и болота, разрушая дороги и коммуникации, поджигая леса, попытаться получить у войны передышку для перегруппировки войск и формирования новых полков и дивизий.
   Но так ничего и не сформировать. Потому что уже нет возможности обеспечить армию вооружением в требуемом объеме, и дивизии уходят на фронт с «голыми руками», со стрелковым оружием, с полковой артиллерией против ракет класса «земля — земля».
   И войска, остервенело огрызаясь, покатились дальше, все дальше и дальше, и были загнаны в болота Западно-Сибирской низменности, где утонули в трясине остатки тяжелого вооружения, где теснимые противником дивизии разорвали единый фронт, потеряли соседей справа и слева, утратили единое командование и перестали существовать как армия. А те немногие, оставшиеся боеспособными и еще сопротивляющиеся подразделения враг взял в кольцо и, удушив блокадой, добил ракетными ударами и залпами тяжелой артиллерии, выкаченной на прямую наводку.
   Все. Война окончена. Война проиграна.
   Генералы промокнули вспотевшие лысины и бросили на карты бесполезные карандаши. Они проиграли и на этот раз. Проиграли Западную кампанию. Как до того проиграли Восточную и Среднеазиатскую.
   Они проиграли все возможные войны.
   Из чего следовало, что Вооруженные силы России, ее оборонный комплекс, ее мобилизационный и ресурсный потенциалы не в состоянии обеспечить победу в возможной полномасштабной войне. Что ее войска будут разбиты в течение первых недель, а отмобилизовать и вооружить новые у государства не хватит сил. То есть впервые со времен татаро-монгольского ига Россия лишена возможности противостоять внешней агрессии.
   Вот такие печальные выводы...
   Генералы свернули и спрятали в сейфы оперативные карты, выкурили по сигарете и сели писать рапорт министру обороны, Премьер-министру и Верховному главнокомандующему Вооруженных сил России...

Глава 23

   — Опять? — поразился Девятый. — Опять приехали? Да откуда они берутся, все эти родственники в таких количествах?!
   Сколько их на этот раз?
   — Двое. Но они претендуют на наследство активнее всех остальных, и даже активнее тех, что были раньше. Боюсь уговорить их отступиться от наследства смогут только племянники.
   — Хорошо, я все понял. Сообщу решение телеграммой.
   Девятый долго сидел с трубкой в руках, раздумывая, что ему делать. Ситуация все более и более выходила из-под контроля. Проблемы нарастали, как несущаяся вниз по склону лавина. На место нейтрализованных тетиных родственников приходили новые, с которыми нужно было что-то делать. Но уже опасно было что-либо делать, потому что кривая смертности в городе в последнее время превысила средние показатели. Ну не организовывать же там, в самом деле, постоянно действующий филиал!
   Нет, надо разобраться с этим делом раз и навсегда.
   Надо разобраться самому...
   Девятый набрал номер Восьмого. Потому что обязан был докладывать любую вновь поступившую информацию.
   — У нас новые осложнения с тетиным наследством.
   — Опять?! Да что же это такое делается!..
   — Двоюродный племянник сообщил, что объявились новые, претендующие на наследство родственники. Еще более активные, чем раньше, родственники.
   Не исключено, что они могли узнать рейс и время прибытия тети в город. Когда она еще была жива.
   — Что ты предполагаешь делать?
   — Я думаю выехать на место и разобраться во всем самому.
   — Разумно.
   — Хочу просить отправить со мной племянников.
   — Хорошо, согласен. Когда выезжаешь?
   — Немедленно...
   Девятый вылетел на место ближайшим рейсом. Но вылетел не туда, куда нужно, вылетел в другой, соседний город. Где в аэропорту нанял частника.
   Чистильщики отправились в путь на полчаса раньше его, но отправились на машинах. Разными маршрутами на разных машинах. Аэрофлоту они, на всякий случай, решили не доверяться.
   В городе, в условленном месте, Девятый встретился с Девяносто седьмым.
   — Первым пришел вот этот, — показал несколько плотных листов с компьютерной фотораспечаткой Девяносто седьмой.
   — Кто он?
   — Следователь из Москвы. Фамилия Шипов.
   — Откуда знаешь фамилию?
   — Попросил посмотреть в книге регистрации швейцара.
   — Да ты что!..
   — Я аккуратно, втемную. Он мне не только Шипова, он мне сорок фамилий списал.
   — Кто был вторым?
   — Вот этот.
   «Вторым» был капитан Егорушкин, снятый цифровой видеокамерой в нескольких ракурсах.
   — Он крутился возле конечной станции автобуса, активно знакомился с людьми, был на железнодорожном вокзале и в аэропорту, где показывал служащим фоторобот, предположительно Девяносто второго.
   — Думаешь, опознали?
   — Не знаю. Но он заходил в комнату отдыха летного состава.
   Так, совсем нехорошо...
   — Где он сейчас?
   — В гостинице УВД. Семнадцатая комната.
   — Он с кем-нибудь встречался, куда-нибудь заходил — на телеграф, почту, междугородный телефон?
   — Нет.
   Значит, попытается. А раз так...
   — Что нам делать дальше?
   — Ничего не делать. Продолжать наблюдение. Только так, чтобы комар носа не подточил! Или...
   Насчет «или» Девяносто седьмой догадывался. Или придется прибирать за собой самому. Такое правило. И если приберешь некачественно, то «приберут» тебя. Чистильщики приберут.
   — У тебя все?
   — Все.
   — Тогда я ухожу первым. Ты — через четверть часа после меня.
   Девятый ушел, забрав распечатки и исходники — видеокассеты и дискеты с фотографиями. Но не стал переправлять их Восьмому. Устанавливать личности «родственников» было не к спеху. Это можно было сделать потом, когда они уже не будут представлять опасности.
   Девятый принял решение, единоличное решение — незнакомца с фотороботом следовало зачищать. Как можно быстрее зачищать. И заодно, вместе с ним, зачищать следователя Шипова, потому что он тоже крутился на месте гибели Девяносто второго, заходил в диспетчерскую и в горотдел милиции.
   Конечно, если играть по правилам, то торопиться не следовало, а следовало тщательно отследить маршруты «объектов», узнать, кто они, откуда, для кого ведут расследование, что успели узнать, и лишь тогда решать их судьбу... Но приходилось играть не по правилам, так как любая следующая встреча могла расширить круг посвященных, и тогда пришлось бы разбираться уже не с этими двумя незнакомцами, а с другими и с третьими...
   Нет, в этом конкретном случае их молчание важнее их связей. Впрочем, от информации можно тоже не отказываться, можно попытаться добыть ее «по-фронтовому», как у взятых в плен «языков».
   Девятый нашел командира чистильщиков.
   — Работаем сегодня.
   — Как сегодня?! Так не пойдет. Я должен легализовать людей, посмотреть место, разработать сценарий. И потом, у меня еще даже не все прибыли. Кое-кто еще в пути.
   — Некогда разрабатывать сценарий. И ждать некогда. Будем действовать «с колес». Сегодня вечером.
   Размещать прибывающих в город «журналистов» и командированных на предприятия «инженеров» не пришлось. Не до того было. Командир разбросал своих подчиненных по городу, по ресторанам, кинотеатрам, скверам. Чистильщики тупо сидели на лавках в городском саду, в скверах и во дворах, потом шли в ближайший кинотеатр, покупали билет и смотрели фильм, после фильма снова пересаживались на лавки или за столики в рестораны и, отобедав, снова шли в кинотеатр, но уже в другой, смотреть зачастую тот же самый фильм.
   Пока чистильщики «культурно отдыхали», их командир и Девятый привязывали на ходу придуманные планы к местности.
   — А может, просто закинуть им в номера пару гранат, и все? Там всего третий этаж.
   — Не надо гранат, по-тихому надо. Без шума.
   — Ножом на выходе из гостиницы?
   — Это тоже шум. Лучше было бы взять их живыми, вывезти куда-нибудь за город и...
   Они обсуждали детали — расстановку сил, варианты противодействия «объекта», используемое оружие и приемы, просчитывали расстояния — кому, откуда и сколько потребуется секунд и шагов, чтобы оказаться там, где следует оказаться, проверяли пути эвакуации...
   — А потом куда?
   — Потом по восточной автостраде, до семнадцатого километра. Там начинается лесной массив. Нужны колеса.
   — Только чистые колеса. Наш транспорт лучше не светить.
   — Понятное дело.
   — Надо проехать по маршруту, посмотреть, нет ли там постов ГАИ, засечь время...
   Шел обыденный, «производственный» разговор. На тему куда ехать, на чем ехать, кому ехать, а кому не ехать... Шел нормальный разговор на ненормальную тему, на тему запланированной на сегодня смерти. Смерти двух ни о чем не подозревающих людей.
   — Пошли кого-нибудь вперед, пусть выроют ямы. Только аккуратно, чтобы в двух шагах...
   Договаривать он не стал, и так все было понятно: не обыватели должны были лечь в эти ямы, люди, имеющие отношение к МВД. И, значит, их искать будут. Но найти не должны...
   Ямы вырыли в глухом, без тропинок, пустых консервных банок и других следов пребывания человека, месте. Но и там отыскали самое непривлекательное, труднопроходимое место.
   Отмерили шагами прямоугольник два на полметра. А больше и не надо было, в безвестные могилы покойники ложатся без гробов, и, если не вмещаются, ложатся боком. Чтобы поменьше копать.
   Чистильщики аккуратно собрали и перенесли в сторону лесной мусор — подгнившие стволы, ветки, шишки, прошлогоднюю листву. Подрезали, одним большим листом сняли с могилы дерн, положили «лицом» на траву. Вдавили штыковые лопаты в открывшийся чернозем. Но землю не отбрасывали, землю ссыпали в мешки.
   Вырыли одну яму.
   В трехстах метрах от нее выкопали другую.
   Прикрыли пустоту жердями, на которые, сверху, настелили дерн. Мешки отнесли на берег небольшой реки, зашли по колено в воду и рассыпали грунт, пустив его по течению. Вода замутилась и мгновенно унесла землю.
   Могилы были готовы. Могилы ждали своих покойников...
   В два часа дня к патрульному милицейскому «уазику» подбежал человек.
   — Скорее, скорее, там... там убивают!
   — Кто убивает?
   — Бандиты! Скорее!..
   До конца дежурства оставалось меньше часа, и менее всего милиционерам хотелось кого-нибудь спасать. Но не вовремя проявивший сознательность гражданин дергал дверцу и нагло лез в машину.
   — Эй, ты куда, полегче! — возмутился один из милиционеров.
   И попытался вытолкнуть наглеца наружу. Но тот вдруг навалился на него, выбросил вперед левую руку и ткнул в шею милиционера иглы электрошокера.
   Коротко протрещал электрический разряд. Милиционера пробила крупная дрожь, и он отключился, упав лицом вперед на приборную доску.
   Его напарник даже не понял, что произошло. Но инстинктивно отшатнулся и схватился за ручку дверцы. Но открыть не смог. К дверце, со стороны улицы, привалился какой-то мужчина.
   И больше он ничего сделать не успел — острые, искусственно удлиненные иглы электрошокера ударили его в плечо, пробили ткань мундира, прошли сквозь рубаху и чуть не на полсантиметра вошли в кожу.
   Восемьдесят тысяч вольт сотрясли тело милиционера, вытряхивая из него сознание.
   Но электрошоковая отключка не могла продолжаться долго, от силы три-четыре минуты, и мужчина решил подстраховаться. Он убрал электрошокер, вытащил из нагрудного кармана два щприца-тюбика и вколол их милиционерам прямо сквозь одежду.
   Теперь ему не приходилось ждать удара в спину. Несколько часов не приходилось. А за это время...
   Чистильщики сняли с милиционеров форму и взамен нее натянули два спортивных, с лампасами и лейблами «адидас», костюма. Подогнали «уазик» левой задней дверцей вплотную к окну заранее облюбованного подвала, приподняли подпиленную решетку и толкнули внутрь спящих стражей порядка. Бросили туда же удостоверения и пистолеты. Пистолеты им были ни к чему. Пистолетов им хватало...
   Когда к входу в гостиницу УВД подъехал патрульный «уазик», на него не обратили никакого внимания. Здесь он был даже более к месту, чем такси.
   Бравый милиционер забежал внутрь.
   — Мне в семнадцатый, — на ходу бросил он.
   — Что-то случилось?
   — Случилось.
   Машина с мигалками и форма сделали свое дело, его никто не стал останавливать, и никто не стал спрашивать у него документов.
   В семнадцатый номер он ворвался без стука, с ходу, не давая жильцу опомниться.
   — Что такое? Почему вы?..
   — Скорее. Меня послал за вами начальник милиции полковник Друнов!
   — Что произошло?
   — Я точно не знаю. Я только знаю, что дело идет о каких-то трупах. Машина внизу. Быстрей, пожалуйста.
   И все-таки капитан Егорушкин на мгновенье насторожился. Потому что был профессионалом и, как всякий профессионал, не любил неожиданностей.
   Он подошел к окну и выглянул на улицу. У входа стоял милицейский «бобик» соответствующей раскраски, с мигалками и небрежно навалившимся на капот милиционером.
   Все выглядело вполне обыденно — срочный вызов начальника милиции, пославшего за ним милицейский «уазик», а что он еще мог послать, как не подвернувшуюся под руку патрульную машину, милиционер здесь, милиционер внизу... Нет, все в порядке. Все как должно быть...
   Интуиция не подвела капитана, но капитан не прислушался к своей интуиции.
   Капитан сбежал вниз и прыгнул в распахнутую дверцу.
   Девятый все рассчитал правильно. В любую другую машину «объект» бы не сел. А в эту — сел.
   От гостиницы машина свернула вправо. Хотя должна была влево.
   — Куда это мы?
   — На место происшествия. Полковник сказал доставить вас сразу туда.
   И это тоже выглядело убедительно, но это было уже слишком.
   — Эй, погодите, давайте вначале заедем в управление.
   — Так полковник же там.
   — Все равно.
   — Ну хорошо, заедем.
   Водитель резко свернул в проулок, так резко, что капитана повалило на бок и прижало к дверце. И в то же мгновение в лицо ему впились иглы электрошокера.
   Ему вкололи снотворное и перенесли в «собачник».
   — Готов?
   — Готов.
   — Тогда я пошел.
   Милиционер обшарил карманы капитана, вытащил ключ от номера и вновь забежал в гостиницу.
   — Он там забыл... — невнятно пробормотал он на входе, показывая ключи.
   Забежал на этаж, открыл семнадцатый номер, распахнул все шкафы, выдвинул ящики стола, приподнял матрас на кровати, сбросил в пакет встретившиеся бумаги.
   Сбежал вниз.
   — Теперь давай ко второму.
   Чистильщики спешили — в любой момент пропавшую машину и милиционеров могли хватиться, возможно, уже хватились.
   На подходах заметили «маяк» — одного из филеров Девятого, «отдыхающего» на скамейке возле гостиницы.
   Остановились. Один из милиционеров подошел к нему, потребовал предъявить документы.
   — Где он?
   — В ресторане. Второй столик слева от входа, — навела на «объект» наружка.
   — Он вернется в номер?
   — Вряд ли. Одет по-уличному и взял с собой портфель.
   — Я его уведу, а вы проверьте номер... Следователь Шипов доедал второе, когда к нему подошел милиционер.
   — Вы Шипов?
   — Да.
   — Старший сержант Рябов, — козырнул милиционер. — Я за вами.
   — А что случилось?
   — Вам из Москвы какие-то документы пришли. Срочные.
   — Да? Тогда я сейчас...
   Шипов сел в машину, как сел до него капитан Егорушкин. Сам сел.