Ильин Андрей. Боец невидимого фронта

   — Кто его убил?!.
   Все молчали, и было видно, что они ничего не знают. Мужчина повернулся к начальнику службы безопасности,
   — Ты тоже не скажешь?
   Тот молчал.
   Мужчина подошел к яме, посмотрел вниз, на труп, оглядел земляные стенки...
   Отошел и, подняв руку, показал на трубу. На стоящую в трехстах пятидесяти метрах заброшенную заводскую трубу. И держал руку не опуская. Держал долго. Держал, пока возле леса не ухнуло.
   Из ствола танкового орудия вперед и в стороны вырвалось пламя, и в трубу, по прямой и по самой короткой траектории, в самую верхушку, ударил снаряд. Труба взорвалась фонтаном разлетающихся во все стороны кирпичей и бетона. И где-то там, в разлетающемся вихре камня и осколков, разлетелось разорванное на куски тело Второго.
   Справедливость восторжествовала. Зло было наказано.
   Мужчина опустил руку и прошел к машинам. Все расступались перед ним и прятали глаза. Он открыл дверцу, безошибочно определив, в какой из «Волг» сидел исполняющий обязанности директора.
   — Я к вам, — сказал он. — Давайте договариваться. И мне кажется... мне почему-то кажется, что мы дооворимся. Теперь — договоримся...

Глава 29

   — У нас все в порядке. С выполнением основной задачи в порядке. Они согласились — На вес согласились. Но есть небольшие осложнения.
   — Какие?
   — Сто пятый погиб.
   — Сергей?
   — Да, Сергей.
   — Как это случилось?
   — Они устроили засаду. И когда Сергей начал работать... В общем, его снял снайпер. Пришлось задействовать резервный вариант. Первый раз задействовать...
   — Где его тело?
   — У нас.
   — Напишите подробный рапорт. Самый подробный, — приказал Девятый.
   — Есть!
   Значит, Сто пятый... Был Сто пятый и не стало Сто пятого. Не стало Сергея... Жаль... Но рано или поздно это должно было случиться. Потому что рано или поздно случается.
   Надо доложить Восьмому, Хотя докладывать такое... Надо не по телефону, на этот раз, пусть это и не приветствуется, лучше обойтись без телефона...
   Девятый набрал на мобильном контактный номер.
   — Передайте абоненту 1278: «Сегодня в девятнадцать часов на обычном месте». Спасибо.
   Девятый и Восьмой трудились под одной крышей, но виделись друг с другом редко, и если встречались случайно где-нибудь в коридорах или на лестницах, то лишь вежливо кивали друг другу и разбегались, потому что по служебным обязанностям почти не пересекались. В отличие от внеслужебных.
   Встреча была назначена на вечер, потому что была не срочной.
   В девятнадцать ноль-ноль к сидящему на скамейке в сквере Девятому подсел Восьмой.
   — Что случилось? — не очень любезно спросил он.
   — Все в порядке, — поторопился ответить Девятый. — Поставки будут возобновлены в прежнем объеме...
   — Я не об этом спрашиваю. Я спрашиваю, что случилось?!
   — Сто пятый погиб.
   — Сергей?
   — Сергей...
   — Как?
   — Они устроили снайперскую засаду. Он не успел ничего сделать. Пришлось использовать запасной вариант.
   — Вывели технику?
   — Да, вывели.
   — Нехорошо.
   Да чего уж хорошего! Техника задействовалась в первый раз, хотя на позиции выводилась частенько. Но не только для того, чтобы подстраховать работу исполнителей большими калибрами, для того, чтобы, если дело примет дурной оборот, зачистить их, вместе с теми, кто их раскрыл. О чем исполнители догадывались и что принимали как суровую данность.
   — Теперь пойдут ненужные разговоры...
   — Ненужные не пойдут, пойдут нужные. Мы запустим по местным СМИ дезу, что в одной из воинских частей солдатами-срочниками была угнана военная техника. Ну, мол, решили ребятки, по пьяному делу, прокатиться на танке до ближайшего продмага за водкой. Но теперь техника возвращена в ангары, а виновники строго наказаны. Обычное, каких теперь десятки, ЧП местного масштаба.
   — Поверят?
   — Конечно, поверят. Тем более что это частично соответствует правде, так как техника действительно была взята из местных частей. Так что они пару дней пошумят и забудут.
   — А заводские?
   — Заводские напуганы до полусмерти. И тоже в этом деле по уши... Так что они волну не погонят.
   — Уверен?
   — Стопроцентно.
   Теоретически возможны некоторые трения с местной милицией. Но они, как только узнают об участии в деле военных, скинут это на военную прокуратуру. А там все схвачено.
   Да и не будет никакого разбирательства — официально-то потерпевших нет. А то, что кто-то угнал танк без боекомплекта, так это такая мелочь...
   — Но ты, на всякий случай, держи это дело на контроле.
   — Конечно. Сегодня же пошлю туда пару своих людей.
   Восьмой вздохнул с облегчением. Все не так страшно, как показалось вначале. В армии теперь действительно чего только не угоняют. Да ладно бы угоняли — продают*
   — Семье Сергея сообщили?
   — Нет пока.
   — Как спишете?
   — Как несчастный случай. Я распорядился подготовить соответствующую легенду и документацию.
   — Да, жалко Сергея.
   — Жалко.
   Восьмой и Девятый немного помолчали и разошлись.
   Девятый — к себе.
   Восьмой — к хозяину «овального» кабинета. Он тоже посчитал невозможным докладывать подобную информацию по телефону.
   Почти полчаса Восьмой просидел в приемной. Потому что заявленный им вопрос был текущим и проходил в порядке живой очереди. Восьмой был вхож в «овальный» кабинет, так как подчинялся его хозяину непосредственно. Равно как Вторые, Четвертые и Шестые, которых он не знал, но о существовании которых догадывался, Потому что если есть Восьмые и приписанные к ним Девятые и Девяностые, то по идее должны быть и Шестые и Шестьдесят какие-то.
   — Прошу вас, — показал на дверь секретарь.
   Восьмой зашел.
   Хозяин «овального» кабинета сидел за огромным, как взлетная полоса, столом. Впрочем, она и была взлетной — в еще более высокие кабинеты.
   — Что у тебя?
   — Информация по операции «Гром». Поставки изделия 12/БС на почтовый ящик 01624 будут возобновлены в самое ближайшее время.
   — Это хорошо. Что еще?
   — Погиб Сто пятый.
   — Сто пятый, это, кажется...
   — Сергей Воронов.
   — Да-да, Воронов. Как это произошло?
   — Снайперская засада. Пришлось задействовать резервный вариант.
   — Утечка информации возможна?
   — Маловероятна.
   — Позаботьтесь о семье погибшего.
   — Я уже распорядился оформить единовременную материальную помощь. Кроме того, мы возьмем на себя все расходы, связанные с похоронами.
   — Этого мало. Выделите семье средства из нашего фонда. Ну не знаю — квартиру купите, что ли. Трехкомнатную. Дети у него есть?
   — Да. Дочь.
   — Ну вот, будет ей приданое. И, пожалуйста, поменьше казенщины и побольше морального участия. Все-таки он ваш товарищ.
   Восьмой записал пожелания начальства в блокнот.
   — Что у нас нового по химкомбинату?
   — Мы внесли свои предложения, но они...
   — Упираются?
   — Упираются.
   — Нажмите.
   — Нажимали уже. Без толку.
   — Тогда припугните.
   — Опасно. У них там крыша — местная ФСБ. Могут начать это дело раскручивать.
   — А вы аккуратно припугните. Так, чтобы было понятно только тому, кому должно быть понятно.
   — Хорошо.
   — Держите меня в курсе дела по всем текущим делам.
   — Разрешите идти?
   — Идите.
   Хозяин «овального» кабинета открыл перекидной календарь и сделал в нем какую-то отметку. Только ему понятную отметку. Перелистнул еще несколько страниц, написал что-то еще и поставил два восклицательных знака.
   Надо форсировать работу с химкомбинатом, он как кость в горле встал. Если капитулирует комбинат, то сдадутся смежники. И все остальные.
   Надо дожимать комбинат, чего бы это ни стоило! А там...

Глава 30

   Президент разбирал текущую почту — несколько сотен распечатанных на цветном принтере страниц с отчеркнутыми и выделенными референтами строками. До него доходили далеко не все письма. Все не то что прочитать, даже перебрать одному человеку было бы не под силу. Поэтому в аппарате Президента был предусмотрен целый штат «писарей» и отдельное почтовое отделение, работающее исключительно на его приемную.
   То есть все было устроено так, чтобы каждый, обратившийся к главе государства за помощью мог ее получить. Но так было устроено на бумаге, а на деле... На деле вникать в жалобу дворника из Талды-Кургана, обвиняющего начальника ЖЭУ в хищении металла и сожительстве с женой старшего техника — охотников не находилось. Поэтому письма с мест, разных там доярок, председателей колхозов, слесарей-наладчиков, матерей-одиночек и прочего простого люда отсеивались в самом низу бюрократической машины и отправлялись в лучшем случае в корзину, в худшем — непосредственным руководителям жалобщиков с пометкой «Разобраться на месте». После чего с теми доярками, слесарями и матерями-одиночками и разбирались, навсегда отбивая охотку куда-либо писать. При этом многие письма даже не читались, а распечатывались, переносились в «правительственный» конверт и отправлялись по обратному адресу с вложением стандартной бумаги — ваше письмо получено, меры будут приняты...
   Чуть внимательней рассматривались письма с «приделанными к ним ногами». То есть с сопроводительными приписками известных в стране людей. Их референты сразу передавали наверх. Другим референтам.
   Другие референты прикидывали степень значимости жалобщика и ходатайствующего за него человека и либо проталкивали жалобу выше, либо отвечали от себя, либо «закатывали письмо под сукно».
   Таким образом, всякому письму, прежде чем попасть на стол Президенту, предстояло пройти десятки фильтров, где подавляющее большинство из них «затиралось» и бесславно оканчивало свой путь где-нибудь в безымянной папке на пыльном стеллаже.
   Впрочем, случались исключения. К примеру, без задержки, со сверхзвуковыми бюрократическими скоростями проскакивали «заказные» письма. Не в смысле с двумя и более почтовыми марками на конверте, а «заказные» — в смысле заказанные сверху. Кем-то из членов правительства. Обычно это были жалобы и компромат на должностных лиц. На такие письма реагировали мгновенно. Допустим, в среду вечером оно приходило, а в четверг утром кого-то уже освобождали от занимаемой должности.
   Отдельной стопкой шли письма, полученные по спецпочте. Эти письма распечатывали и готовили для просмотра референты с допуском к госсекретам. Эти письма Президент отсматривал с особым вниманием.
   Сегодня таких оказалось около десятка — из приемной ФСБ, Министерства иностранных дел. Министерства обороны...
   Одно из писем, переданных в президентскую канцелярию в десять пятнадцать, под роспись фельдъегерем Минобороны, было необычным, потому что было частным. Обычно частные послания спецпочтой не посылают. А тут...
   Президенту писала группа высокопоставленных генералов Министерства обороны.
   Причины, побудившие генералов обратиться через головы непосредственных начальников к Главнокомандующему Вооруженных Сил России, референты отчеркивать не стали, посчитав их не относящейся к делу лирикой. Но Президент быстро пробежал глазами по тексту.
   Понятно — несогласие с существующим положением дел... опасение, что их точка зрения не будет доведена... Обычная аргументация профессиональных кляузников.
   Дальше Президент пошел по отчеркнутым референтом абзацам.
   ...Небоеспособность армии и невозможность противостоять полномасштабной агрессии...
   Это понятно... это любому дураку понятно. Нынешняя армия — не та армия, не прежняя.
   ...Ошибки, допущенные при сокращении и реорганизации...
   Были такие.
   И еще не такие были...
   ...Дутые цифры, заложенные в армейский бюджет...
   А кто теперь под себя не гребет? Нашли чем удивить генералы.
   Впрочем, приведенные ими цифры могут пригодиться в качестве законсервированного до времени компромата.
   Так, что еще?
   ...Невозможность перехода на профессиональную армию в ближайшие пятнадцать лет...
   А никто и не считает, что возможно. Разве толбко солдатские матери и сами будущие призывники.
   ...По самым оптимистичным расчетам, бронетанковый парк будет выбит в первые две недели после начала полномасштабной войны, а промышленность не способна обеспечить быстрый переход на военные рельсы. Второго эшелона техники не будет... Необходимо пересмотреть мобилизационные планы... Кто спорит.
   ...Следует откорректировать военную доктрину в сторону развития высокотехнологичных вооружений, для нанесения упреждающих точечных-ударов, в том числе ядерных, по территории противника...
   ...Проревизировать промышленный потенциал...
   ...Мобилизовать научно-технические ресурсы страны...
   ...Восстановить приоритет армии в части материально-технического снабжения...
   В общем, ничего нового. Хотя... если в целом... Если в целом, то генералы зрят в корень. Потому что озвучили самую главную государственную тайну — отсутствие у государства силы. Приходится признать, что на сегодняшний день Россия не имеет армии, которая могла бы противостоять сколько-нибудь серьезной внешней агрессии. Потому что не имеет экономики. И, значит, не может изыскать средства для содержания требуемого числа боеспособных дивизий, не способна их надлежащим образом укомплектовать и оснастить, разработать «под них» новые виды перспективных вооружений, запустить в производство то, что уже разработано...
   Смешно говорить, но изготовление сотни новых БТРов вырастает в государственную проблему, которую вынужден держать на контроле лично Президент!
   Бардак!
   Настолько бардак, что это стали признавать и по этому поводу бить тревогу действующие генералы!
   Ну и что теперь с этим письмом делать?
   Отписаться?
   Или направить министру обороны, для принятия мер? Против тех, выносящих сор из избы, генералов...
   Нет, это было бы слишком просто. Из всякой ситуации нужно стараться извлекать максимум пользы. Для себя. И, значит, для государства.
   Гораздо лучше будет оставить генералов в качестве оппозиции действующему генералитету. То есть в их лице получить еще один противовес против министра и преданных ему людей. Чем больше среди высшего армейского командования конфликтующих группировок, тем сложнее им вступить в сговор. И тем спокойней их Главнокомандующему.
   Недаром говорится — разделяй и властвуй. Что абсолютно верно, но чего для полного спокойствия мало! Разделяй и ссорь — так будет вернее. Друзья могут договориться, враги — никогда — Враги будут сторожить друг друга как цепные псы — не за страх, а за совесть. А выиграет от этого — их хозяин.
   Генералы, перешагнувшие ради идеи через голову своего министра, подойдут для этой роли как нельзя лучше. Надо только им немного подыграть и использовать втемную. Пешками. Хоть они и генералы... Заставить собирать информацию о действиях другой стороны. А заодно о настроениях и веяниях среди высшего командного состава Вооруженых Сил. То есть превратить в секретных сотрудников. В сексотов. Его сексотов.
   Да, пожалуй, так. Именно так...
   Спецслужбы спецслужбами, а свои осведомители лишними не будут. Теперь вот и в Министерстве обороны.
   Россия страна особая. В России влезть на трон — полдела — Усидеть — вот задача! А раз так, расслабляться нельзя. И доверять никому нельзя. Теперь — никому. Теперь — только себе. Сколько правителей российских на дружбе да доверии опалились Последним Хрущев, который тоже думал, что его КГБ защитит. А они...
   А раз так, то свои люди в Минобороне не помешают. И нигде не помешают. В политике побеждает не тот, у кого крепче кулаки, а тот, у кого более чуткие уши.
   Президент отложил письмо генералов в сторону. День-два надо будет выждать, а потом...

Глава 31

   В начале лета тысяча девятьсот сорок девятого года старшего лейтенанта Крашенинникова, с отличием закончившего общевойсковое училище, вызвали в особый отдел. Что было странно. И даже немного беспокойно. Лейтенант надраил сапоги и постучал в дверь, мимо которой, как и все прочие, обычно проходил с опаской.
   — Товарищ майор, старший лейтенант Крашенинников по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал он.
   — Проходи, Крашенинников, садись, — показал майор на стул.
   — Назначение получил?
   — Никак нет, жду.
   — Ну, считай, что дождался. Вот оно, твое назначение, — кивнул майор на какие-то лежащие на столе бумаги. — Ты сам-то куда хочешь?
   — На Камчатку или на Дальний Восток!
   Тогда, как ни странно, далеко не все мечтали попасть в Арбатский военный округ.
   — У тебя там что, родственники или девушка?
   — Никак нет!
   — А, понятно, романтики хочешь хлебнуть?
   Лейтенант покраснел.
   — Ладно, будет тебе романтика. Только не на востоке, а на западе. Поедешь в Прибалтику, в Вильнюс. Знаешь, что там сейчас происходит?
   — Нет...
   Майор внимательно взглянул в глаза лейтенанту, так, что у того мурашки по спине побежали, — прикидывается он или действительно не знает.
   — Война там. С гитлеровскими недобитками, которые мешают местному населению строить мирную жизнь. Ты хочешь помочь нашим братьям-прибалтам?
   — Я?!.
   — Ты!
   Майор вытащил из стола и открыл папку.
   — Парень ты грамотный, по политическим дисциплинам только пятерки. Кандидат в члены партии. Стреляешь прекрасно — нормативы кандидата в мастера выполнил. Физическая подготовка... Тактика...
   Характеристика положительная... — «инициативен, способен принимать самостоятельные решения...» — зачитал майор. — Жаль, если такие таланты пропадут.
   А там — не пропадут. Там — пригодятся.
   Для начала получишь отделение...
   Наверное, на лице лейтенанта отразилось разочарование.
   Не просто отделение, а отделение разведки! Которое иного взвода стоит. А то и роты. Нормально себя проявишь — дадут взвод.
   Выдержал длинную паузу.
   — Ну что скажешь? Только честно! А что тут можно сказать?
   — Я хотел на Дальний Восток...
   — Хотеть можешь куда угодно, а служить придется там, где Родина прикажет! Ясно?
   — Так точно!..
   На месте назначения старшего лейтенанта приняли не очень ласково.
   — Опять «зелень» прислали. Сколько раз просили — дайте фронтовиков. А они опять за свое...
   Ладно, иди, принимай отделение.
   В первую же ночь отделение подняли по тревоге. Выскакивали из казармы пулей — на ходу натягивая гимнастерки и уже на улице доматывая портянки. К крыльцу подогнали «Студебеккер».
   — Справа, слева по одному...
   Машина ехала минут сорок и остановилась в глухом лесу.
   — Отделение, приготовиться к атаке! — скомандовал лейтенант, мало что понимая в происходящем. На него посмотрели как на сумасшедшего.
   — Незачем нам атаковать, они сами на нас выйдут, — объяснили ему.
   Через полчаса на засаду выскочили какие-то люди с автоматами. Их мгновенно положили на землю. Кого навсегда, кого, чтобы связать за спиной руки и этапировать в особый отдел,
   — Так это и есть диверсанты? — удивленно спросил лейтенант.
   На вид диверсанты выглядели как самые обыкновенные мужики, только вместо вил и лопат у них в руках были немецкие автоматы.
   Все следующие дни лейтенанта вводили в курс дела.
   — Эти были так, распропагандированной деревенщиной. А есть такие зубры... На прошлой неделе загнали одного в болото, так он три часа отстреливался, а потом подпустил солдат поближе и подорвал себя гранатой. Двоих ранил. А себе башку начисто снес.
   — Как башку?..
   — А, ты же новенький. Это на фронте гранату себе под брюхо закатывали, а эти — нет. Эти когда видят, что дело дрянь, чеку выдергивают и гранату к лицу прижимают, ну, чтобы их потом не опознали...
   — Нет, так стрелять не надо. Лучше заранее дослать патрон в ствол, взвести затвор, опустить предохранитель и держать автомат на поясе, на ремне, дулом в землю, сунув палец в скобу спускового крючка.
   — Но так нельзя! По уставу оружие во время передвижения должно находиться в разряженном состоянии!
   — То устав, а то жизнь. Когда идешь по лесу, видимость ограничена и с противником можно встретиться в любое мгновение нос к носу. Пока ты передергиваешь затвор и ищешь спусковой крючок, он из тебя решето сделает. Хоть ты и мастер спорта по стрельбе.
   — Кандидат в мастера.
   — Тогда тем более...
   Практика сильно отличалась от преподаваемой в училище теории. Тем более там готовили к полномасштабной войне с регулярной армией противника, а здесь приходилось иметь дело с партизанами.
   — Так по густолесью не ходят.
   — А как ходят?
   — Плавно продвигая ногу вперед, вдоль самой земли, чтобы отгрести сучки и ветки, которые могут хрустнуть под подошвой. Тогда тебя не услышат, тогда ты выстрелишь первым...
   Вечерами офицеры расспрашивали лейтенанта о жизни там, на «большой земле»", с уважением рассматривали многочисленные «корочки» и грамоты нового командира отделения. Сами они, в большинстве своем, были из военного призыва и имели за плечами в лучшем случае ускоренные пехотные курсы, А у этого, вишь ты, высшее образование!..
   Премудрости полупартизанской войны лейтенант осваивал быстро — учился бесшумно ступать, стрелять навскидку, спать вполглаза, скакать на коне, читать лесные следы, сидеть в засаде без еды и курева сутками кряду, бросать гранаты с двухсекундной выдержкой...
   Несколько раз жизнь лейтенанта висела, что называется, на волоске.
   Когда прочесывали хутор Лиска, на него выскочили два «лесных брата», вооруженные автоматами. Лейтенант среагировал первым. Одного врага он положил на месте, выстрелив от бедра. Не целясь, но попав. Слава богу, что оружие было изготовлено к бою... Второй боевик полоснул очередью навстречу. Пули просвистели над самой головой, сбив фуражку. Лейтенант, как его учили, упал и выстрелил длинной очередью наискосок, снизу-вверх, перерезав противника в поясе.
   Это были первые убитые им враги. Первые убитые им люди.
   Переживал он сильно, но не долго. Долго не дали.
   Командир приказал отвести его к месту последнего боя. Чтобы «проветрить» мозги. Лейтенанта подвели к сложенным возле школы трупам. Нашим и не нашим.
   — Они вчера двух солдат в плен взяли, — рассказывал сопровождавший его старшина. — А сегодня мы их нашли...
   Откинул брезент.
   Солдаты были изуродованы до неузнаваемости. У них были отрезаны носы, уши, у одного отрублены руки.
   — Они их живых резали. Хотели, видно, что-то выпытать. Только что рядовые могут знать...
   Ну ничего, мы тоже...
   Лейтенант повернулся к чужим трупам. Он не был специалистом, но сразу понял, что они погибли не в бою. И понял, что их не застрелили. Их прикончили штыками и ножами.
   — Они нас — мы их. На войне как на войне, — жестко сказал старшина.
   Больше лейтенанта от вида смерти не мутило и кошмары ночами не мучили. Он усвоил главную истину войны — остается жив тот, кто не сомневается. Потому что стреляет на долю секунды раньше. Он перестал воспринимать людей, попавших на мушку, людьми, стал воспринимать целями.
   Очень скоро в часть пришло пополнение, и лейтенанту дали взвод. И спустя месяц присвоили очередное звание. На войне продвижение по службе идет быстро за счет убыли офицерского состава. К тому же новоиспеченный, капитан единственный в части имел высшее образование, и поэтому обойти его было нельзя.
   Звездочку, как положено, обмыли.
   Капитану никто не завидовал, потому что там, где стреляют, счастлив не тот, кто получает звания и ордена, а кто остается жив.
   Жизнь командира взвода капитана Крашенинникова изменилась мало. Раньше, когда был командиром отделения, бегал по лесам недоедая, недосыпая, подставляясь под пули, и теперь бегал. С той только разницей, что раньше отвечал за десять бойцов, а теперь за тридцать.
   Получалось у него не очень.
   — Вы почему оружие не почистили?
   — Я почистил.
   — А это что, — показывал капитан ствол на просвет.
   — Но я чистил. Честное слово, товарищ капитан...
   — Неужели вы не понимаете, что от вашего отношения к оружию зависит не только выполнение поставленной командованием боевой задачи, но и ваша и ваших товарищей жизнь! — втолковывал он прописные истины, Солдаты виновато рассматривали носки своих сапог.
   — Распускаешь ты своих бойцов, — не раз выговаривали ему офицеры. — С ними одним только добром нельзя — на голову сядут. А ты как в детском саду... Им же хуже, делаешь. Дойдет до дела...
   До дела дошло скоро.
   В первом же бою взвод потерял четырех человек убитыми. Трех потерял из-за того, что высланные в дозор бойцы, вместо того чтобы нести службу, решили искупаться, по безалаберности оставив на берегу оружие. Их даже не застрелили, их зарезали ножами, когда они пытались добраться до составленных пирамидой автоматов.
   Капитану объявили строгий выговор. И заставили заполнить похоронки и написать письма родителям погибших бойцов.
   После чего «добрые» разговоры с личным составом закончились.
   — Вы оставили без присмотра свое оружие! Два наряда вне очереди!
   — Но я в туалет ходил...
   — Три наряда! И если еще раз замечу...
   Военная педагогика — это не подтирание сопливых носов, это жесткое, порой жестокое обучение премудростям войны. Кто их освоит — вернется домой. Кто нет — ляжет в землю.
   Капитан Крашенинников быстро подтянул свой взвод, который стал одним из лучших в части.
   Через год он получил роту. Но так получил, что лучше бы и не получать...
   Местным особистам стало известно о нападении на один из хуторов бандитов. Сообщил об этом прискакавший на коне малолетний сын председателя колхоза.