Страница:
* * * * *
События последних десятилетий свидетельствуют не только об ускоряющемся темпе общественного развития, но и о растущей нестабильности социальных систем -- при всей видимой их незыблемости и основательности. Впечатляющие успехи постиндустриального мира, достигнутые на фоне краха коммунизма и глубокого экономического кризиса в странах, еще недавно конкурировавших с развитыми державами, нередко рассматриваются как подтверждение универсального характера западных ценностей и их способности к быстрой экспансии в мировом масштабе. Однако за поверхностными формами социальных явлений могут скрываться глубинные процессы, изучение которых отнюдь не приводит к выводам о становлении гармоничного мирового сообщества; сегодня есть все основания говорить о нарастающей поляризации мира и "замыкании" отдельных составных его элементов.
В настоящее время как никогда ранее ощущается потребность в футурологической доктрине, способной инкорпорировать идею о нарастающей противоречивости современного мира в концепцию прогрессивной постиндустриальной трансформации. На наш взгляд, этому может служить теория постэкономического общества, базирующаяся на выводе, что в истории развития цивилизации можно аргументирование выделить три основные эпохи -доэкономическую, экономическую и постэкономическую. Важнейшими критериями подобного разграничения являются, во-первых, тип человеческой деятельности и, во-вторых, характер соподчинения интересов отдельных личностей в пределах каждой из этих эпох.
Эти два критерия тесно взаимосвязаны. Относительно первого можно констатировать, что на ранних этапах развития человечества наиболее распространенной была деятельность, осуществлявшаяся на основе инстинктивных побуждений, присущих человеку как биологическому существу и определяемых необходимостью противостоять природе, угрожавшей самому его существованию. Постепенно эта деятельность приобретала осознанный характер, порождая систему сознательно координируемых общественных усилий. Человек не только стал противостоять окружающему миру, но и выделял себя из числа себе подобных. Средством преодоления сил природы оказывался отчуждаемый материальный продукт, воплощавший собою основную цель человеческой активности. И, наконец, на высших этапах прогресса появилось стремление к развитию самого себя как личности, а главным результатом
деятельности выступает уже сам человек как носитель новых качеств и способностей. Таким образом, предтрудовая инстинктивная активность, вызываемая, по сути дела, животными побуждениями, труд как осознанная потребность в преобразовании природы ради достижения материального результата и, наконец, творчество, главное содержание которого - в максимальном развитии личности самого субъекта, представляют собой три основных вида деятельности, характерных соответственно для доэкономической, экономической и постэкономической эпох общественного прогресса.
Второй критерий позволяет нам анализировать иной аспект той же проблемы. В условиях господства инстинктивной деятельности человек не ощущает себя противостоящим природе, как не противостоит и себе подобным. Индивидуальный интерес в собственном смысле этого понятия отсутствует; стремления каждого конкретного человека сфокусированы на поддержании необходимого уровня потребления и в этом качестве вполне идентичны стремлениям других членов общины. Как следствие, не возникает противоречия интересов. В дальнейшем люди начинают воспринимать друг друга как конкурентов в борьбе за присвоение материальных благ; их ограниченность приводит к столкновению индивидуальных интересов, оказывающихся по своей сущности однопорядковыми, а по направленности -- совершенно различными. Механизм соподчинения этих интересов определяет социальную структуру экономического общества. Когда, наконец, важнейшей целью большинства индивидов становится развитие личности, интересы человека выходят за пределы материальной плоскости и, будучи неунифицируемыми, перестают быть взаимоисключающими и потенциально враждебными. Таким образом, третья, постэкономическая, стадия формируется как комплексное социальное состояние, свободное от непреодолимых противоречий между людьми.
Современный период при таком подходе представляет собой этап становления постэкономического общества, этап постэкономической трансформации. Чтобы проанализировать ее основные направления, необходимо определить важнейшие характеристики экономической эпохи, отрицаемые в ходе такой трансформации. Эти три характеристики включают в себя материалистическую мотивацию деятельности человека, наличие частной собственности и рыночный характер хозяйственных связей между людьми.
Первая характеристика непосредственным образом вытекает из определения экономической эпохи как основанной на трудовой деятельности. Из этого следует, во-первых, возможность отчуждения от человека созданного им продукта и перераспределения его в пользу других членов общества. Вторым следствием оказывается то, что масштабы производства материальных благ ограниченны, и это порождает конкуренцию в борьбе за максимизацию их присвоения. Это, в свою очередь, предопределяет жесткое неприятие любым из работников как перспективы отчуждения продукта его труда, так и представителей социальных групп и классов, присваивающих этот продукт. Таким образом, важнейшим признаком экономического общества является конфликт, возникающий между отдельными личностями и социальными группами в связи с их претензиями на ограниченную совокупность материальных благ. Этот конфликт цементирует общество, делая все его элементы взаимозависимыми и взаимодополняющими. Именно он лежит в основе явления, определяемого как эксплуатация и существующего в любом обществе, основанном на труде. Поэтому устранение эксплуатации в ходе постэкономической трансформации происходит не как отказ общества от отчуждения благ, а как преодоление субъективного ощущения, что сам факт отчуждения противоречит основным интересам личности.
Вторая характеристика представляет собой как бы оборотную сторону первой. Там, где присвоение материальных благ выступает в качестве важнейшей цели каждого человека, не может не возникнуть общественного отношения, закрепляющего результат подобного присвоения. Можно уверенно утверждать, что экономическое общество возникло там и тогда, где и когда человек стал не только выделять самого себя из среды себе подобных, но и относиться к части объектов вещного мира как к своим, принадлежащим ему, а к части -- как к чужим, принадлежащим другим людям. Таким образом, этой второй характеристикой экономической эпохи является феномен частной собственности. Частная собственность выступает одной из естественных форм проявления принципов экономического общества; анализ показывает, что единственным негативным ее свойством, с точки зрения общественного прогресса, может рассматриваться отделенность объекта собственности от непосредственного его производителя и, следовательно, возможность его эффективного присвоения вне зависимости от тех или иных качеств собственника. Преодоление частной собственности при переходе к постэкономическому обществу происходит не через обобществление производства, а путем становления системы личной собственности, предполагающей возможность индивидуального владения всеми необходимыми условиями производства, а также не допускающей эффективного присвоения тех или иных благ людьми, неспособными использовать их в соответствии с их социальным предназначением. (Речь, разумеется, идет об информационном секторе экономики.)
Третья особенность экономического общества воплощается в его организации на основе принципов рынка. Рыночное хозяйство рассматривается нами не как синоним товарного производства, а как один из его исторических видов, которому присущ анархичный характер производства, распределения и обмена материальных благ, соизмеряемых на основе некоего эквивалента. Вне зависимости от того, какое свойство товара выступает базой подобного соизмерения, обмениваемые в рамках рыночной экономики блага являются воспроизводимыми, и их производство может быть увеличено в любой пропорции. Постэкономическая трансформация, разумеется, не отрицает обмена продуктами и деятельностью между членами общества, поскольку такой обмен составляет само содержание общественной жизни. Однако при насыщении материальных потребностей людей приобретаемые ими товары и услуги становятся скорее инструментом выражения их личностной индивидуальности, чем средством выживания. Как следствие, все большее число благ характеризуется субъективной, или знаковой, ценностью, не определяемой с помощью рыночного эквивалента. Обмен деятельностью и товарами регулируется уже не столько общественными пропорциями производства, сколько индивидуальными представлениями о ценности того или иного блага. Таким образом, постэкономическая трансформация лишает прежние рыночные силы возможности "давить на общество", рыночное хозяйство уступает место иным принципам организации.
Выделение в истории человечества доэкономической, экономической и постэкономической эпох представляет в распоряжение исследователя наиболее удачный, на наш взгляд, инструмент осмысления современной социальной трансформации. Нынешний период характеризуется формированием большинства предпосылок, необходимых для перехода к постэкономическому обществу в рамках сообщества развитых стран. Эти предпосылки имеют как объективную, так и субъективную составляющие. С одной стороны, достигнутый высокий уровень развития производительных сил открывает возможность резкого сокращения занятости в отраслях материального производства и быстрого развития третичного и четвертичного секторов экономики, ориентированных на потребление и производство информации и требующих от вовлеченных в хозяйственный процесс людей уникальных качеств и возможностей. В этой связи развитие человеческих способностей становится абсолютно необходимым с точки зрения хозяйственного прогресса. С другой стороны, когда удовлетворены материальные потребности людей и социальный статус обретается посредством повышения собственного личностного потенциала, цели самосовершенствования естественным образом выходят на первые позиции в иерархии ценностей современного работника; с изменением же мотивационной структуры в новых поколениях начинает формироваться тип личности, ориентированной не на максимизацию материального потребления, а на достижение внутренних гармонии и совершенства. Это приводит к тому, что развитие человека оказывается тождественным развитию производства информации и знаний -- главного ресурса современного хозяйственного прогресса; круг замыкается, и новая система воспроизводства общественного богатства становится самодостаточной и самоподдерживающейся.
Между тем становление постэкономического общества представляет собой вторую гигантскую революцию из переживавшихся человечеством и не может не быть процессом весьма противоречивым. Объективной основой этой противоречивости выступает автономизация личности, возникающая как следствие перенесения акцента на творческую деятельность и развитие информационного сектора хозяйства. В ситуации, когда продуцирование знаний становится возможным вне масштабных хозяйственных структур, появляется возможность быстрой концентрации хозяйственных мощи и влияния в отдельных "точках роста" постиндустриальной экономики. Учитывая также, что социальная страта, осуществляющая производство информации и знаний, оказывается замкнутой и самодостаточной частью общества, можно прийти к выводу о том, что ее власть над остальным социумом в ближайшие десятилетия станет более прочной и всеобъемлющей, чем любое классовое господство в прошлом. При этом новый высший класс не только присваивает все возрастающую часть общественного богатства, но и создает ее, в силу чего он в гораздо меньшей мере, чем все предшествовавшие, нуждается в комплементарных социальных группах (крестьянстве, пролетариате и т.д.) для поддержания и воспроизводства своего статуса.
Отсюда следует, что важнейшей проблемой постэкономического перехода является динамика социального (а в настоящее время и имущественного) неравенства. Об остроте этой проблемы в современной ситуации можно судить, рассматривая две важные тенденции.
С одной стороны, постэкономический мир формируется как самодостаточная и замкнутая хозяйственная структура. Сокращение потребностей в сырье и материалах, активное привлечение интеллектуальных ресурсов всего мира, беспрецедентное доминирование в технологическом секторе и все более тесное переплетение хозяйственных, политических и социальных процессов, происходящих в рамках сообщества развитых государств (состоящего сегодня из стран Европейского Союза, США, Канады и Австралии), -- все это объективно снижает его заинтересованность в контактах с остальными регионами планеты. Напротив, развивающиеся страны оказываются все более несамодостаточными; для развития национальных экономик они нуждаются в импорте западных инвестиций и технологий, а конечный продукт их хозяйственных систем (вне зависимости, выступает ли в качестве такового продовольствие, натуральное сырье или массовые промышленные товары, ориентированные на потребительский спрос) не может быть эффективно реализован на их внутренних рынках. Таким образом, превращаясь в центр информационного хозяйства, постиндустриальные страны экспортируют нематериальные активы, масштабы внутреннего потребления которых не зависят от объема экспорта, тогда как развивающиеся государства вынуждены продавать либо невозобновляемые природные ресурсы, либо материальные блага, созданные трудом их граждан. При этом резкое сокращение инвестиций из западных стран или спроса с их стороны на конечный продукт государств "третьего мира" будут иметь для последних катастрофические последствия, тогда как в современных условиях им уже не дано серьезно повлиять на хозяйственную стабильность постиндустриального блока, в рамках которого происходит абсолютное большинство мировых товарных и финансовых трансакций. Таким образом, фактором, препятствующим эволюционному и ненасильственному переходу к постэкономическому обществу, является нарастание напряженности на внешних границах постиндустриального мира и углубляющийся раскол цивилизации на две составляющих, нынешнее положение и возможности развития которых разительно отличаются.
С другой стороны, не менее опасная тенденция развивается внутри самих западных стран. По мере расширения информационного сектора продукция отраслей, производящих знания, становится все более необходимой для обеспечения общественного воспроизводства в целом, что неизбежно приводит к росту цен на нее и повышению доходов занятых в этом секторе работников. Принимая во внимание, что они способны трудиться автономно и в значительно меньшей мере, нежели занятые в традиционных отраслях, испытывают прямую конкуренцию со стороны других работников информационного сектора (в первую очередь в силу своей относительно узкой специализации и незначительной численности тех, кто является носителем столь же уникальных способностей), следует предположить, что доля присваиваемого ими общественного достояния с каждым годом будет становиться все большей. В современных западных обществах можно видеть ту же разделенность между информационным сектором и иными отраслями хозяйства, которая четко прослеживается на примере взаимоотношений между постиндустриальной частью мира и остальным человечеством. Стремясь обеспечить себе максимальную конкурентоспособность, лидеры материального производства все более интенсивно приобретают новейшие технологические разработки, тем самым укрепляя позиции информационного сектора.
Между тем обрабатывающая промышленность и сфера услуг применяют труд многих миллионов работников, чьи профессиональные качества приобретаются достаточно легко и не являются уникальными; сами же они вследствие относительно низкого уровня образования не являются носителями постматериалистических ценностей и ориентированы прежде всего на повышение своего материального благосостояния. В подобных условиях тот факт, что таковое не может быть ими достигнуто (вследствие высокой конкуренции на рынке труда) на фоне растущего богатства работников информационного сектора (в гораздо меньшей мере стремящихся к его достижению), порождает новое социальное противостояние, преодоление которого сегодня фактически невозможно, так как соответствующие попытки замедляют хозяйственный прогресс и ухудшают положение той или иной страны на мировой арене.
Переход к постэкономическому обществу неизбежно сопровождается нарастанием неравенства фактически во всех его формах -- этот тезис представляется нам фактически неоспоримым. Важнейшая проблема современности связана если не с устранением подобного неравенства, то с обнаружением методов контроля над ним и выработкой мер, способных хотя бы частично преодолеть его негативные воздействия. Дополнительный драматизм переживаемому ныне моменту придает, как это ни странно, исключительно успешное продвижение западных стран по пути постэкономической трансформации. В таких условиях как вопрос о поддержании приемлемого баланса интересов в рамках самих постиндустриальных стран (вследствие роста материального благосостояния не только наиболее квалифицированных работников, но и большинства категорий граждан), так и проблема нарастающего разрыва между "первым " и "третьим " мирами (по причине того, что он воспринимается как позитивное следствие победы западного мира над его политическими и экономическими соперниками) не могут оказаться в центре внимания и быть рассмотренными в качестве наиболее опасных проблем нашего времени. Подход же к современному периоду как к становлению постэкономического общества неизбежно приковывает внимание именно к ним, и это обстоятельство кажется нам исключительно важным для дальнейшего нашего исследования.
Не предвосхищая здесь выводов, которые будут сделаны в конце нашего исследования, сформулируем теперь задачи, на которых сосредоточимся в последующих разделах этой книги.
В первую очередь мы попытаемся проследить эволюционный процесс, который привел к формированию нынешней ситуации, причем -- на двух уровнях, соответствующих преодолению индустриального (и доиндустриального) типов организации производства в развитых странах и в мировом масштабе. Процессы первого уровня в контексте нашего исследования будут служить в качестве модели для второго уровня, поскольку хозяйственное развитие индустриального общества в пределах даже одной страны показывает путь, по которому впоследствии с теми или иными отклонениями пройдет и весь остальной мир. Такой анализ, как мы полагаем, позволит понять обусловленность глобальных хозяйственных перемен событиями, происходящими в основных центрах постиндустриальной цивилизации. Этим вопросам посвящается следующая, вторая, часть книги.
Далее, мы сосредоточимся на проблемах, с которыми столкнулось в последние годы мировое хозяйственное развитие. Понятно, что их анализ не может быть адекватным вне контекста перемен, происходящих в рамках самих постиндустриальных обществ. Вопросы исчерпанности модели догоняющего развития, отражающей в конечном счете исчерпанность самого индустриального типа хозяйства, будут рассмотрены в третьей части книги.
В четвертой части речь пойдет о новой классовой структуре постэкономического общества. Здесь будет дан анализ социального неравенства, возникающего при переходе к этому новому общественному состоянию. Мы попытаемся также показать, что современный мировой хозяйственный кризис мог бы оказаться не столь неожиданным, если бы социологи и экономисты рассматривали переход к постиндустриальному и далее к постэкономическому обществу не как процесс формирования по преимуществу гармоничного и стабильного социума, а как противоречивое и сложное явление, как становление наиболее дисбалансирован-ного и малопредсказуемого социального порядка из всех, какие когда-либо знала история.
В заключении с позиций выявленных закономерностей и тенденций мы попытаемся оценить меру реальности и предпочтительности различных сценариев развития, вытекающих из логики всего нашего исследования. Необходимо предупредить читателей, что все изложенные ниже гипотезы и предположения не рассматриваются автором как безусловно истинные, а лишь дают возможность несколько менее традиционным образом взглянуть на те гигантские перемены, на пороге которых оказалась современная цивилизация.
Часть вторая.
Этапы формирования "однополюсного" мира
История человечества во все времена была историей военного, политического и экономического соперничества между составлявшими его нациями, народами и племенами. Нашим далеким и относительно близким предкам неизвестны были иные эффективные средства добиться более высоких результатов, чем у соседних стран и народов, обеспечить своим гражданам достойные условия жизни, дать импульс техническому и общественному прогрессу. Однако до последнего времени существовала определенная саморегуляция, не позволявшая какой-либо одной модели развития достичь над другими полного и абсолютного доминирования. Обратившись к истории, можно сделать два важных наблюдения, характеризующих наиболее драматичные ее периоды. Во-первых, максимально активное и жестокое соперничество между государствами и народами возникало в тех случаях, когда они обладали различными технологическими инструментами (в данном случае мы используем понятие технологии в предельно широком значении, обозначая им как производственные и хозяйственные, так и политические и социальные институты, распространенные в том или ином обществе). Во-вторых, результатом такого соперничества оказывалось, как правило, усвоение всеми его сторонами той технологической системы, которая проявляла себя как наиболее эффективная. Это может быть проиллюстрировано на совершенно различных примерах -- от быстрого принятия на вооружение артиллерийских орудий всеми европейскими армиями в XV-XVI веках до стремительного вытеснения двигателями внутреннего сгорания паровых машин в конце XIX столетия; от распространения в первой половине прошлого века в европейских странах буржуазной социальной системы, порожденной Французской революцией, до стремительного воспроизведения в наше время различными государствами тех или иных хозяйственных механизмов, доказавших свою эффективность.
Таким образом, на протяжении столетий социальное соперничество проявлялось в достижении одной нацией неких технологических преимуществ над другими и их использовании для укрепления собственных позиций. Вместе с тем эти преимущества никогда не становились столь значительными, чтобы речь могла заходить о подчинении всего человечества. Даже в тех случаях, когда качественно различия были наиболее разительными (как, например, наличие огнестрельного оружия у солдат Кортеса при завоевании империи ацтеков), они зачастую могли быть преодолены чисто количественными факторами (численностью армии) либо сходили на нет при простом освоении соответствующей технологии (захвате большого оружейного арсенала), даже если таковое не дополнялось способностью к ее воспроизведению. До тех пор, пока количественные факторы (население, размеры территории, масштабы сельскохозяйственного или промышленного производства, естественные ресурсы, находящиеся в распоряжении нации, и т.д.) играли значительную роль и могли компенсировать качественное превосходство, привносимое новыми технологиями, а также пока сами новые технологии могли легко усваиваться и перениматься за пределами той общности, где они возникли, любые стремления к мировому господству оставались иллюзиями, которым, хотя они в течение столетий и заливали мир кровью, не суждено было осуществиться.
Одна из важнейших причин такого положения состоит в том, что технологическое развитие на протяжении всей истории обеспечивалось в первую очередь за счет эмпирического знания, не основанного на теоретическом анализе окружающего мира или базирующегося на нем в весьма незначительной степени. Там, где источником прогресса служил эксперимент, движение вперед оставалось малопредсказуемым и случайным, а материальное производство сохраняло свое доминирующее значение. Преимущество отдельных государств и народов зависело от того, насколько им удавалось усовершенствовать методы и формы этого производства. Отличие новейшего времени от всей предшествующей истории заключается в том, что основой прогресса служит сегодня накопление и использование теоретического знания, обеспечивающего технологическое развитие отдельных стран. В этих условиях возникают как возможность прогнозируемого и по сути своей ничем не ограниченного развития материального производства, так и стремление человека реализоваться вне традиционных форм потребления. Таким образом, там, где источником хозяйственного развития выступает теоретическое знание, материальное производство как таковое утрачивает свою абсолютно доминирующую роль. Преимущество одной страны над другой обусловлено теперь не столько масштабами ее материального богатства, сколько интеллектуальным потенциалом населения и принятой в обществе системой мотивов, побуждающих человека либо к творческой деятельности, либо к труду индустриального типа. В этих условиях появляется резкая поляризация возможностей развития различных государств и возникает постиндустриальный мир, развитие которого минимально зависит от остальной части человечества. Разумеется, постиндустриальные страны занимают совершенно особое место в мировом порядке, добиться которого прежде не суждено было даже величайшим политическим и военным империям. Особый драматизм сложившемуся положению дел придает то обстоятельство, что в очередной раз происходит столкновение обществ, обладающих различными технологическими инструментами, однако различие между эмпирическим и теоретическим типами познания мира обусловливает невозможность усвоения новой технологической реальности одной из сторон противостояния до тех пор, пока эта реальность не перестанет быть наиболее эффективной.
События последних десятилетий свидетельствуют не только об ускоряющемся темпе общественного развития, но и о растущей нестабильности социальных систем -- при всей видимой их незыблемости и основательности. Впечатляющие успехи постиндустриального мира, достигнутые на фоне краха коммунизма и глубокого экономического кризиса в странах, еще недавно конкурировавших с развитыми державами, нередко рассматриваются как подтверждение универсального характера западных ценностей и их способности к быстрой экспансии в мировом масштабе. Однако за поверхностными формами социальных явлений могут скрываться глубинные процессы, изучение которых отнюдь не приводит к выводам о становлении гармоничного мирового сообщества; сегодня есть все основания говорить о нарастающей поляризации мира и "замыкании" отдельных составных его элементов.
В настоящее время как никогда ранее ощущается потребность в футурологической доктрине, способной инкорпорировать идею о нарастающей противоречивости современного мира в концепцию прогрессивной постиндустриальной трансформации. На наш взгляд, этому может служить теория постэкономического общества, базирующаяся на выводе, что в истории развития цивилизации можно аргументирование выделить три основные эпохи -доэкономическую, экономическую и постэкономическую. Важнейшими критериями подобного разграничения являются, во-первых, тип человеческой деятельности и, во-вторых, характер соподчинения интересов отдельных личностей в пределах каждой из этих эпох.
Эти два критерия тесно взаимосвязаны. Относительно первого можно констатировать, что на ранних этапах развития человечества наиболее распространенной была деятельность, осуществлявшаяся на основе инстинктивных побуждений, присущих человеку как биологическому существу и определяемых необходимостью противостоять природе, угрожавшей самому его существованию. Постепенно эта деятельность приобретала осознанный характер, порождая систему сознательно координируемых общественных усилий. Человек не только стал противостоять окружающему миру, но и выделял себя из числа себе подобных. Средством преодоления сил природы оказывался отчуждаемый материальный продукт, воплощавший собою основную цель человеческой активности. И, наконец, на высших этапах прогресса появилось стремление к развитию самого себя как личности, а главным результатом
деятельности выступает уже сам человек как носитель новых качеств и способностей. Таким образом, предтрудовая инстинктивная активность, вызываемая, по сути дела, животными побуждениями, труд как осознанная потребность в преобразовании природы ради достижения материального результата и, наконец, творчество, главное содержание которого - в максимальном развитии личности самого субъекта, представляют собой три основных вида деятельности, характерных соответственно для доэкономической, экономической и постэкономической эпох общественного прогресса.
Второй критерий позволяет нам анализировать иной аспект той же проблемы. В условиях господства инстинктивной деятельности человек не ощущает себя противостоящим природе, как не противостоит и себе подобным. Индивидуальный интерес в собственном смысле этого понятия отсутствует; стремления каждого конкретного человека сфокусированы на поддержании необходимого уровня потребления и в этом качестве вполне идентичны стремлениям других членов общины. Как следствие, не возникает противоречия интересов. В дальнейшем люди начинают воспринимать друг друга как конкурентов в борьбе за присвоение материальных благ; их ограниченность приводит к столкновению индивидуальных интересов, оказывающихся по своей сущности однопорядковыми, а по направленности -- совершенно различными. Механизм соподчинения этих интересов определяет социальную структуру экономического общества. Когда, наконец, важнейшей целью большинства индивидов становится развитие личности, интересы человека выходят за пределы материальной плоскости и, будучи неунифицируемыми, перестают быть взаимоисключающими и потенциально враждебными. Таким образом, третья, постэкономическая, стадия формируется как комплексное социальное состояние, свободное от непреодолимых противоречий между людьми.
Современный период при таком подходе представляет собой этап становления постэкономического общества, этап постэкономической трансформации. Чтобы проанализировать ее основные направления, необходимо определить важнейшие характеристики экономической эпохи, отрицаемые в ходе такой трансформации. Эти три характеристики включают в себя материалистическую мотивацию деятельности человека, наличие частной собственности и рыночный характер хозяйственных связей между людьми.
Первая характеристика непосредственным образом вытекает из определения экономической эпохи как основанной на трудовой деятельности. Из этого следует, во-первых, возможность отчуждения от человека созданного им продукта и перераспределения его в пользу других членов общества. Вторым следствием оказывается то, что масштабы производства материальных благ ограниченны, и это порождает конкуренцию в борьбе за максимизацию их присвоения. Это, в свою очередь, предопределяет жесткое неприятие любым из работников как перспективы отчуждения продукта его труда, так и представителей социальных групп и классов, присваивающих этот продукт. Таким образом, важнейшим признаком экономического общества является конфликт, возникающий между отдельными личностями и социальными группами в связи с их претензиями на ограниченную совокупность материальных благ. Этот конфликт цементирует общество, делая все его элементы взаимозависимыми и взаимодополняющими. Именно он лежит в основе явления, определяемого как эксплуатация и существующего в любом обществе, основанном на труде. Поэтому устранение эксплуатации в ходе постэкономической трансформации происходит не как отказ общества от отчуждения благ, а как преодоление субъективного ощущения, что сам факт отчуждения противоречит основным интересам личности.
Вторая характеристика представляет собой как бы оборотную сторону первой. Там, где присвоение материальных благ выступает в качестве важнейшей цели каждого человека, не может не возникнуть общественного отношения, закрепляющего результат подобного присвоения. Можно уверенно утверждать, что экономическое общество возникло там и тогда, где и когда человек стал не только выделять самого себя из среды себе подобных, но и относиться к части объектов вещного мира как к своим, принадлежащим ему, а к части -- как к чужим, принадлежащим другим людям. Таким образом, этой второй характеристикой экономической эпохи является феномен частной собственности. Частная собственность выступает одной из естественных форм проявления принципов экономического общества; анализ показывает, что единственным негативным ее свойством, с точки зрения общественного прогресса, может рассматриваться отделенность объекта собственности от непосредственного его производителя и, следовательно, возможность его эффективного присвоения вне зависимости от тех или иных качеств собственника. Преодоление частной собственности при переходе к постэкономическому обществу происходит не через обобществление производства, а путем становления системы личной собственности, предполагающей возможность индивидуального владения всеми необходимыми условиями производства, а также не допускающей эффективного присвоения тех или иных благ людьми, неспособными использовать их в соответствии с их социальным предназначением. (Речь, разумеется, идет об информационном секторе экономики.)
Третья особенность экономического общества воплощается в его организации на основе принципов рынка. Рыночное хозяйство рассматривается нами не как синоним товарного производства, а как один из его исторических видов, которому присущ анархичный характер производства, распределения и обмена материальных благ, соизмеряемых на основе некоего эквивалента. Вне зависимости от того, какое свойство товара выступает базой подобного соизмерения, обмениваемые в рамках рыночной экономики блага являются воспроизводимыми, и их производство может быть увеличено в любой пропорции. Постэкономическая трансформация, разумеется, не отрицает обмена продуктами и деятельностью между членами общества, поскольку такой обмен составляет само содержание общественной жизни. Однако при насыщении материальных потребностей людей приобретаемые ими товары и услуги становятся скорее инструментом выражения их личностной индивидуальности, чем средством выживания. Как следствие, все большее число благ характеризуется субъективной, или знаковой, ценностью, не определяемой с помощью рыночного эквивалента. Обмен деятельностью и товарами регулируется уже не столько общественными пропорциями производства, сколько индивидуальными представлениями о ценности того или иного блага. Таким образом, постэкономическая трансформация лишает прежние рыночные силы возможности "давить на общество", рыночное хозяйство уступает место иным принципам организации.
Выделение в истории человечества доэкономической, экономической и постэкономической эпох представляет в распоряжение исследователя наиболее удачный, на наш взгляд, инструмент осмысления современной социальной трансформации. Нынешний период характеризуется формированием большинства предпосылок, необходимых для перехода к постэкономическому обществу в рамках сообщества развитых стран. Эти предпосылки имеют как объективную, так и субъективную составляющие. С одной стороны, достигнутый высокий уровень развития производительных сил открывает возможность резкого сокращения занятости в отраслях материального производства и быстрого развития третичного и четвертичного секторов экономики, ориентированных на потребление и производство информации и требующих от вовлеченных в хозяйственный процесс людей уникальных качеств и возможностей. В этой связи развитие человеческих способностей становится абсолютно необходимым с точки зрения хозяйственного прогресса. С другой стороны, когда удовлетворены материальные потребности людей и социальный статус обретается посредством повышения собственного личностного потенциала, цели самосовершенствования естественным образом выходят на первые позиции в иерархии ценностей современного работника; с изменением же мотивационной структуры в новых поколениях начинает формироваться тип личности, ориентированной не на максимизацию материального потребления, а на достижение внутренних гармонии и совершенства. Это приводит к тому, что развитие человека оказывается тождественным развитию производства информации и знаний -- главного ресурса современного хозяйственного прогресса; круг замыкается, и новая система воспроизводства общественного богатства становится самодостаточной и самоподдерживающейся.
Между тем становление постэкономического общества представляет собой вторую гигантскую революцию из переживавшихся человечеством и не может не быть процессом весьма противоречивым. Объективной основой этой противоречивости выступает автономизация личности, возникающая как следствие перенесения акцента на творческую деятельность и развитие информационного сектора хозяйства. В ситуации, когда продуцирование знаний становится возможным вне масштабных хозяйственных структур, появляется возможность быстрой концентрации хозяйственных мощи и влияния в отдельных "точках роста" постиндустриальной экономики. Учитывая также, что социальная страта, осуществляющая производство информации и знаний, оказывается замкнутой и самодостаточной частью общества, можно прийти к выводу о том, что ее власть над остальным социумом в ближайшие десятилетия станет более прочной и всеобъемлющей, чем любое классовое господство в прошлом. При этом новый высший класс не только присваивает все возрастающую часть общественного богатства, но и создает ее, в силу чего он в гораздо меньшей мере, чем все предшествовавшие, нуждается в комплементарных социальных группах (крестьянстве, пролетариате и т.д.) для поддержания и воспроизводства своего статуса.
Отсюда следует, что важнейшей проблемой постэкономического перехода является динамика социального (а в настоящее время и имущественного) неравенства. Об остроте этой проблемы в современной ситуации можно судить, рассматривая две важные тенденции.
С одной стороны, постэкономический мир формируется как самодостаточная и замкнутая хозяйственная структура. Сокращение потребностей в сырье и материалах, активное привлечение интеллектуальных ресурсов всего мира, беспрецедентное доминирование в технологическом секторе и все более тесное переплетение хозяйственных, политических и социальных процессов, происходящих в рамках сообщества развитых государств (состоящего сегодня из стран Европейского Союза, США, Канады и Австралии), -- все это объективно снижает его заинтересованность в контактах с остальными регионами планеты. Напротив, развивающиеся страны оказываются все более несамодостаточными; для развития национальных экономик они нуждаются в импорте западных инвестиций и технологий, а конечный продукт их хозяйственных систем (вне зависимости, выступает ли в качестве такового продовольствие, натуральное сырье или массовые промышленные товары, ориентированные на потребительский спрос) не может быть эффективно реализован на их внутренних рынках. Таким образом, превращаясь в центр информационного хозяйства, постиндустриальные страны экспортируют нематериальные активы, масштабы внутреннего потребления которых не зависят от объема экспорта, тогда как развивающиеся государства вынуждены продавать либо невозобновляемые природные ресурсы, либо материальные блага, созданные трудом их граждан. При этом резкое сокращение инвестиций из западных стран или спроса с их стороны на конечный продукт государств "третьего мира" будут иметь для последних катастрофические последствия, тогда как в современных условиях им уже не дано серьезно повлиять на хозяйственную стабильность постиндустриального блока, в рамках которого происходит абсолютное большинство мировых товарных и финансовых трансакций. Таким образом, фактором, препятствующим эволюционному и ненасильственному переходу к постэкономическому обществу, является нарастание напряженности на внешних границах постиндустриального мира и углубляющийся раскол цивилизации на две составляющих, нынешнее положение и возможности развития которых разительно отличаются.
С другой стороны, не менее опасная тенденция развивается внутри самих западных стран. По мере расширения информационного сектора продукция отраслей, производящих знания, становится все более необходимой для обеспечения общественного воспроизводства в целом, что неизбежно приводит к росту цен на нее и повышению доходов занятых в этом секторе работников. Принимая во внимание, что они способны трудиться автономно и в значительно меньшей мере, нежели занятые в традиционных отраслях, испытывают прямую конкуренцию со стороны других работников информационного сектора (в первую очередь в силу своей относительно узкой специализации и незначительной численности тех, кто является носителем столь же уникальных способностей), следует предположить, что доля присваиваемого ими общественного достояния с каждым годом будет становиться все большей. В современных западных обществах можно видеть ту же разделенность между информационным сектором и иными отраслями хозяйства, которая четко прослеживается на примере взаимоотношений между постиндустриальной частью мира и остальным человечеством. Стремясь обеспечить себе максимальную конкурентоспособность, лидеры материального производства все более интенсивно приобретают новейшие технологические разработки, тем самым укрепляя позиции информационного сектора.
Между тем обрабатывающая промышленность и сфера услуг применяют труд многих миллионов работников, чьи профессиональные качества приобретаются достаточно легко и не являются уникальными; сами же они вследствие относительно низкого уровня образования не являются носителями постматериалистических ценностей и ориентированы прежде всего на повышение своего материального благосостояния. В подобных условиях тот факт, что таковое не может быть ими достигнуто (вследствие высокой конкуренции на рынке труда) на фоне растущего богатства работников информационного сектора (в гораздо меньшей мере стремящихся к его достижению), порождает новое социальное противостояние, преодоление которого сегодня фактически невозможно, так как соответствующие попытки замедляют хозяйственный прогресс и ухудшают положение той или иной страны на мировой арене.
Переход к постэкономическому обществу неизбежно сопровождается нарастанием неравенства фактически во всех его формах -- этот тезис представляется нам фактически неоспоримым. Важнейшая проблема современности связана если не с устранением подобного неравенства, то с обнаружением методов контроля над ним и выработкой мер, способных хотя бы частично преодолеть его негативные воздействия. Дополнительный драматизм переживаемому ныне моменту придает, как это ни странно, исключительно успешное продвижение западных стран по пути постэкономической трансформации. В таких условиях как вопрос о поддержании приемлемого баланса интересов в рамках самих постиндустриальных стран (вследствие роста материального благосостояния не только наиболее квалифицированных работников, но и большинства категорий граждан), так и проблема нарастающего разрыва между "первым " и "третьим " мирами (по причине того, что он воспринимается как позитивное следствие победы западного мира над его политическими и экономическими соперниками) не могут оказаться в центре внимания и быть рассмотренными в качестве наиболее опасных проблем нашего времени. Подход же к современному периоду как к становлению постэкономического общества неизбежно приковывает внимание именно к ним, и это обстоятельство кажется нам исключительно важным для дальнейшего нашего исследования.
Не предвосхищая здесь выводов, которые будут сделаны в конце нашего исследования, сформулируем теперь задачи, на которых сосредоточимся в последующих разделах этой книги.
В первую очередь мы попытаемся проследить эволюционный процесс, который привел к формированию нынешней ситуации, причем -- на двух уровнях, соответствующих преодолению индустриального (и доиндустриального) типов организации производства в развитых странах и в мировом масштабе. Процессы первого уровня в контексте нашего исследования будут служить в качестве модели для второго уровня, поскольку хозяйственное развитие индустриального общества в пределах даже одной страны показывает путь, по которому впоследствии с теми или иными отклонениями пройдет и весь остальной мир. Такой анализ, как мы полагаем, позволит понять обусловленность глобальных хозяйственных перемен событиями, происходящими в основных центрах постиндустриальной цивилизации. Этим вопросам посвящается следующая, вторая, часть книги.
Далее, мы сосредоточимся на проблемах, с которыми столкнулось в последние годы мировое хозяйственное развитие. Понятно, что их анализ не может быть адекватным вне контекста перемен, происходящих в рамках самих постиндустриальных обществ. Вопросы исчерпанности модели догоняющего развития, отражающей в конечном счете исчерпанность самого индустриального типа хозяйства, будут рассмотрены в третьей части книги.
В четвертой части речь пойдет о новой классовой структуре постэкономического общества. Здесь будет дан анализ социального неравенства, возникающего при переходе к этому новому общественному состоянию. Мы попытаемся также показать, что современный мировой хозяйственный кризис мог бы оказаться не столь неожиданным, если бы социологи и экономисты рассматривали переход к постиндустриальному и далее к постэкономическому обществу не как процесс формирования по преимуществу гармоничного и стабильного социума, а как противоречивое и сложное явление, как становление наиболее дисбалансирован-ного и малопредсказуемого социального порядка из всех, какие когда-либо знала история.
В заключении с позиций выявленных закономерностей и тенденций мы попытаемся оценить меру реальности и предпочтительности различных сценариев развития, вытекающих из логики всего нашего исследования. Необходимо предупредить читателей, что все изложенные ниже гипотезы и предположения не рассматриваются автором как безусловно истинные, а лишь дают возможность несколько менее традиционным образом взглянуть на те гигантские перемены, на пороге которых оказалась современная цивилизация.
Часть вторая.
Этапы формирования "однополюсного" мира
История человечества во все времена была историей военного, политического и экономического соперничества между составлявшими его нациями, народами и племенами. Нашим далеким и относительно близким предкам неизвестны были иные эффективные средства добиться более высоких результатов, чем у соседних стран и народов, обеспечить своим гражданам достойные условия жизни, дать импульс техническому и общественному прогрессу. Однако до последнего времени существовала определенная саморегуляция, не позволявшая какой-либо одной модели развития достичь над другими полного и абсолютного доминирования. Обратившись к истории, можно сделать два важных наблюдения, характеризующих наиболее драматичные ее периоды. Во-первых, максимально активное и жестокое соперничество между государствами и народами возникало в тех случаях, когда они обладали различными технологическими инструментами (в данном случае мы используем понятие технологии в предельно широком значении, обозначая им как производственные и хозяйственные, так и политические и социальные институты, распространенные в том или ином обществе). Во-вторых, результатом такого соперничества оказывалось, как правило, усвоение всеми его сторонами той технологической системы, которая проявляла себя как наиболее эффективная. Это может быть проиллюстрировано на совершенно различных примерах -- от быстрого принятия на вооружение артиллерийских орудий всеми европейскими армиями в XV-XVI веках до стремительного вытеснения двигателями внутреннего сгорания паровых машин в конце XIX столетия; от распространения в первой половине прошлого века в европейских странах буржуазной социальной системы, порожденной Французской революцией, до стремительного воспроизведения в наше время различными государствами тех или иных хозяйственных механизмов, доказавших свою эффективность.
Таким образом, на протяжении столетий социальное соперничество проявлялось в достижении одной нацией неких технологических преимуществ над другими и их использовании для укрепления собственных позиций. Вместе с тем эти преимущества никогда не становились столь значительными, чтобы речь могла заходить о подчинении всего человечества. Даже в тех случаях, когда качественно различия были наиболее разительными (как, например, наличие огнестрельного оружия у солдат Кортеса при завоевании империи ацтеков), они зачастую могли быть преодолены чисто количественными факторами (численностью армии) либо сходили на нет при простом освоении соответствующей технологии (захвате большого оружейного арсенала), даже если таковое не дополнялось способностью к ее воспроизведению. До тех пор, пока количественные факторы (население, размеры территории, масштабы сельскохозяйственного или промышленного производства, естественные ресурсы, находящиеся в распоряжении нации, и т.д.) играли значительную роль и могли компенсировать качественное превосходство, привносимое новыми технологиями, а также пока сами новые технологии могли легко усваиваться и перениматься за пределами той общности, где они возникли, любые стремления к мировому господству оставались иллюзиями, которым, хотя они в течение столетий и заливали мир кровью, не суждено было осуществиться.
Одна из важнейших причин такого положения состоит в том, что технологическое развитие на протяжении всей истории обеспечивалось в первую очередь за счет эмпирического знания, не основанного на теоретическом анализе окружающего мира или базирующегося на нем в весьма незначительной степени. Там, где источником прогресса служил эксперимент, движение вперед оставалось малопредсказуемым и случайным, а материальное производство сохраняло свое доминирующее значение. Преимущество отдельных государств и народов зависело от того, насколько им удавалось усовершенствовать методы и формы этого производства. Отличие новейшего времени от всей предшествующей истории заключается в том, что основой прогресса служит сегодня накопление и использование теоретического знания, обеспечивающего технологическое развитие отдельных стран. В этих условиях возникают как возможность прогнозируемого и по сути своей ничем не ограниченного развития материального производства, так и стремление человека реализоваться вне традиционных форм потребления. Таким образом, там, где источником хозяйственного развития выступает теоретическое знание, материальное производство как таковое утрачивает свою абсолютно доминирующую роль. Преимущество одной страны над другой обусловлено теперь не столько масштабами ее материального богатства, сколько интеллектуальным потенциалом населения и принятой в обществе системой мотивов, побуждающих человека либо к творческой деятельности, либо к труду индустриального типа. В этих условиях появляется резкая поляризация возможностей развития различных государств и возникает постиндустриальный мир, развитие которого минимально зависит от остальной части человечества. Разумеется, постиндустриальные страны занимают совершенно особое место в мировом порядке, добиться которого прежде не суждено было даже величайшим политическим и военным империям. Особый драматизм сложившемуся положению дел придает то обстоятельство, что в очередной раз происходит столкновение обществ, обладающих различными технологическими инструментами, однако различие между эмпирическим и теоретическим типами познания мира обусловливает невозможность усвоения новой технологической реальности одной из сторон противостояния до тех пор, пока эта реальность не перестанет быть наиболее эффективной.