-------------
   [64] - См.: Spulber N. The American hconomy. r. 225.
   [65] - См.: Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P. 128.
   [66] - CM.: Mishel L., Bernstein J., Schmitt J. The State of Working America 1998-99. Ithaca (N.Y.)-L, 1999. P. 49.
   [67] - См.: Piven F.F., Cloward R.A. Regulating the Poor. The Functions of Public Welfare. Updated Edition. N.Y" 1993. P. 363.
   [68] - См.: Schor J.B. The Overworked American. The Unexpected Decline of Leisure. N.Y., 1992 P. 81.
   [69] - CM.: Davis В., Wessel D. Prosperity. P. 67.
   -------------
   высокой образованности работников, тогда как доходы занятых в массовом производстве стагнировали или даже снижались. Это хорошо видно на примере 80-х годов, в течение которых производительность в обрабатывающей промышленности США выросла на 35 процентов, но роста реальной заработной платы не последовало[70]; в Германии в это же время индекс заработной платы оставался на прежнем уровне, тогда как прибыль промышленных компаний выросла вдвое[71]. Индекс неравенства, отражающий отношение доходов высокооплачиваемых работников к доходам низкооплачиваемых, достиг своего минимального за последние 80 лет значения именно в 1972-1976 годах, за период же 1973-1990 годов его рост составил от 30 до 45 процентов[72]. Таким образом, на протяжении всего периода активного становления основ постиндустриального и постэкономического общества в западных странах систематически росло имущественное и социальное неравенство.
   Наконец, пятое, на что следует обратить внимание, -- это развитие аналогичной тенденции в международном масштабе. В послевоенный период одной из самых очевидных характеристик мировой экономики было сокращение хозяйственного разрыва между Севером и Югом. Несмотря на высокие темпы роста в развитых странах[73], новые индустриальные государства шли по пути ускоренного хозяйственного развития, стремясь к показателям, достигнутым в США и Европе. С 1955-го по середину 80-х годов доля США в мировом промышленном производстве сократилась с 58 до 33 процентов[74], доля же всего западного мира снизилась за период 1953-1980 годов с 74,6 до 57,8 процента[75]. Однако на фоне этих тенденций отчетливо видны два разных по своим характеристикам отрезка времени, причем их разделяет именно середина 70-х годов. Если в период с 1950 по 1973 год, когда экономическое развитие западных держав было наиболее бурным, разрыв между их долей в мировом промышленном производстве и долей остального мира сокращался все возрастающими темпами, достигавшими 1,8 процента в год, то в последующее десятилетие, несмотря на резкое замедление прогресса в самих индустриально развитых странах, этот процесс развертывался со скоростью, не пре
   ---------------
   [70] - См.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P.74,197.
   [71] - См.: Afheldt H. Wohlstand fuer niemand? Muenchen, 1994. S. 30-31.
   [72] - См.: Ayres R. U. Turning Point. P. 117.
   [73] - Подробнее см.: Moody К. Workers in a Lean World. Unions in the International Economy. L.-N.Y., 1997. P. 56.
   [74] - См.: McRae H. The World in 2020. P. 7.
   [75] - См.: Huntington S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N.Y., 1996. P.86.
   ---------------
   вышавшей 1,4 процента в год[76], а сегодня можно обнаружить даже полную смену тенденции. На наш взгляд, это свидетельствует о качественно более высоком потенциале хозяйственной системы постиндустриальных стран по сравнению с индустриальными; именно здесь коренится источник нового глобального противоречия между ведущими державами и остальным миром. Стремительно обостряясь в последние десятилетия, оно угрожает целостности установившегося мирового порядка и будет подробно рассмотрено в третьей части нашей работы.
   Таким образом, в середине 70-х годов человечество столкнулось с гораздо более глобальным и комплексным кризисом, чем когда бы то ни было ранее. Выделив пять основных тенденций, которые были вполне различимы на протяжении большей части XX века и претерпели в ходе развертывания этого кризиса радикальные изменения, мы хотели бы обратить особое внимание на то, что все они тесно взаимосвязаны и по сути дела отражают одно и то же явление -снижение доминирующей роли индустриального сектора в общественном производстве.
   При этом первые три из рассмотренных тенденций, хотя и могут казаться наиболее значимым свидетельством кризиса западной модели хозяйства, на самом деле, как ни парадоксально, вовсе не говорят о серьезных проблемах, возникающих на пути дальнейшей эволюции этой модели. Анализируя снижение темпов экономического роста, падающую производительность и возрастающий разрыв между динамикой валового национального продукта и движением альтернативных показателей общественного благосостояния, следует прежде всего иметь в виду, что мы сталкиваемся здесь скорее с принципиальными трудностями адекватного теоретического описания новой ситуации, нежели с реальным хозяйственным кризисом. Как бы ни подчеркивали эксперты опасность замедления темпов роста, нельзя не видеть, что стоимостные показатели, в которых исчисляется этот рост, сегодня все более отрываются от той объективной данности, которую представляет собой современная экономика. Невозможность адекватного исчисления стоимости информационных продуктов, индивидуализированных благ, определения ценности самих производственных компаний и заключенного в них человеческого и социального капитала; отсутствие видимой связи между устойчиво снижающейся ценой высокотехнологичной продукции и такими качественными изменениями в разных поколениях этой про
   ---------------
   [76] - См.: Abramowitz. М., David P.A. Convergence and Deferred Catch-up: Productivity Leadership and the Waning of American Exceptionalism // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic Growth. Stanford (Ca.), 1996. P. 28-29.
   ---------------
   дукции, которые порой делают ее попросту несопоставимой, -- все это показывает, что задача создания новой системы экономико-статистической отчетности, позволяющей реально отражать возрастающее благосостояние общества на основе не только валовых стоимостных показателей, но и качественных параметров производства, не говоря уже о необходимости оценки развития человеческого потенциала, сегодня актуальна как никогда. При этом, подчеркнем еще раз, опасности, проистекающие из отсутствия такой системы, хотя и могут оказаться весьма серьезными, в конечном счете ограничены тем, что, пользуясь прежней "системой координат", лидеры современной экономики могут в ряде случаев принять неадекватные управленческие решения, но не более того.
   Напротив, последние две тенденции представляются намного более важными, а проистекающие из них последствия -- гораздо более тревожными. На основе неумолимо развертывающейся технологической революции постиндустриальные страны внутренне поляризуются; перед людьми, реализующими свой творческий потенциал вне рамок традиционного материального производства, а также имеющими уникальные интеллектуальные, творческие, а нередко даже физические, способности, открываются все более широкие возможности не только для самосовершенствования, но и для присвоения значительной доли производимого обществом материального богатства. В результате становится реальностью формирование двух новых социальных групп -- класса интеллектуалов и того отчужденного класса производителей материальных благ и массовых услуг, который вполне может объединить в себе большую часть граждан постиндустриального мира. Противоречия между ними (а в данном случае необходимо иметь в виду, что они количественно умножаются по мере эрозии так называемого "среднего класса") в перспективе неминуемо станут весьма острыми, так как будут основываться не только на диспропорциональности в распределении общественного богатства, но и на резко отличающихся типах менталитета и системах ценностей. Аналогичный процесс набирает силу одновременно и в мировом масштабе, где индустриальные страны оказываются неспособными усвоить постэкономические императивы и утрачивают возможности сокращения своего отставания от основных центров постиндустриальной цивилизации. Снижая собственную потребность в естественных ресурсах и выступая экспортером информационных благ, потребление которых в рамках собственной страны не снижается от масштабов их экспорта, постиндустриальные державы не только обретают могущество, но и постепенно становятся в глазах остальных государств источником и оплотом глобальной социальной несправедливости. Эти два процесса, развертывающихся как отражение друг друга, превращают индустриальную цивилизацию, в конце 60-х годов казавшуюся Р.Арону и его сторонникам "единой реальностью, а не двумя коренным образом отличными мирами" [77], в расколотый мир, полярные элементы которого проникнуты по отношению друг к другу если и не явной враждебностью, то легко различимым неприятием.
   Говоря о кризисе середины 70-х годов, часто отмечают огромное количество иных тенденций, претерпевших в этот период серьезные изменения. Экономисты заявляют, что в большинстве развитых стран именно в это время был нарушен тренд постепенного сокращения бюджетных дефицитов и государственного долга[78], нарушены привычные соотношения располагаемого дохода, нормы накопления и масштабов потребительского кредитования[79]; социологи апеллируют к резкому росту нестабильности целого комплекса социальных отношений, прежде всего -- к разрушению семейных ценностей, быстрому снижению с середины 70-х количества браков и росту числа разводов[80]; политологи обращают внимание на снижение политической активности, ухудшение ситуации с преступностью, увеличение числа региональных конфликтов, рост напряженности в отношениях между людьми различных рас и национальностей. В результате формируется представление, что этот период существенным образом изменил само направление развития западной цивилизации. Попытки анализа в русле таких представлений, предпринимавшиеся в той или иной форме начиная с конца 80-х годов, получили наиболее концентрированное выражение в концепции "великого разрыва (great disruption)", ставшего предметом исследования в недавней работе Ф.Фукуямы[81].
   Между тем подавляющее большинство аналитиков не пытается объяснить происходящее теми процессами, которые, в контексте нашего исследования, действительно определяют лицо современного мира и воплощаются, если говорить максимально обобщенно, в возрастающей индивидуализации и самодостаточности отдельных личностей, стремящихся к. самовыражению и самореализации, и отдельных стран, развивающихся по пути усвоения достижении информационной революции на основе максимального использования творческого потенциала своих граждан. Современная литература насыщена иными трактовками происшедшего в те годы -- от явной переоценки внешней составляющей, связанной с политикой развивающихся стран, и попыток представить все эти события как очередной "кризис перепроизводства" до апелляции к концепции "длинных волн" Н.Кондратьева[82] и наивных аналогий с финансовыми циклами, наблюдавшимися в 1816-1825, 1864-1873 и 1919-1929 годах[83].
   В заключение отметим, что, начавшись в середине 70-х или даже в конце 60-х годов, первый системный кризис индустриального общества имел свое продолжение; ему предстояло пройти еще одну фазу, после которой, собственно, и началось радикальное переустройство хозяйственных порядков западных стран на принципиально новой основе.
   ---------------
   [77] - Aron R. 28 Lectures on Industrial Society. L., 1968. P. 42.
   [78] - См.: Heilbroner R., Bernstein P. The Debt and the Deficit. False Alarms // Real Possibilities. N.Y.-L., 1989. P. 42-43; Cavanaugh F.X. The Tmth about the National Debt. Five Myths and One Reality. Boston, 1996. P. 8-9; Krugman P. Peddling Prosperity. Economic Sense and Nonsense in the Age of Diminishing Expectations. N.Y.-L., 1994. P. 153; Sassen S. Losing Control? Sovereignty in an Age of Globalization. N.Y., 1996. P. 46; Strange S. Mad Money. Manchester, 1998. P. 64-65, и др.
   [79] - См. SchillingA.G. Deflation. P. 101.
   [80] - CM. Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P. 168-169, 172-173, и др.
   [81] - См. Fukuyama F. The Great Disruption. Human Nature and the Reconstitution of Social Order. N.Y., 1999. P. 27-60.
   ---------------
   Второй нефтяной шок и "нижняя точка" кризиса
   Итак, мы показали, что события 1973-1975 годов нанесли мощный удар по экономической стабильности западного мира. Период между 1974 и 1979 годами характеризовался рядом негативных процессов, затруднявших выход из кризиса. Прежде всего это инфляция, достигавшая 8,7 процента в 1973 году, 12,3 процента в 1974-м, 6,9 процента в 1975-м и 4,9 процента -- в 1976-м[84]; более того, впервые был зафиксирован случай, когда инфляционные процессы не прекратились даже в условиях экономического спада, что получило у экономистов название стагфляции[85]. Финансовая система США также оказалась дезорганизованной: между 1974 и 1978 годами вложения в ценные бумаги федерального казначейства в большинстве случаев приносили инвесторам убытки[86]. Ситуация на Уолл-Стрит была еще более плачевной: в конце 1974 года индекс Доу-Джонса находился на уровне 577,6 пункта -- более
   -----------------
   [82] - См.: Bell D. The End of Ideology. Cambridge (Ma.)-L., 1988. P. 71.
   [83] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. Protect Yourself in the Coming Depression. N.Y., 1993. P. 146.
   [84] - См.: Mussa M. Monetary Policy // Feldstein M. (Ed.) American Economic Policy in the 1980s. Chicago-L., 1994. P. 87.
   [85] - Подробнее см.: Spulber N. The American Economy. P. 8-9.
   [86] - См.: Niskanen W.A. Reaganomics. An Insider's Account of the Policies and the People. N.Y.-Oxford, 1988. P. 246.
   -----------------
   чем на 100 пунктов ниже значения в 685,5 пункта, достигнутого им за пятнадцать (!) лет до этого, летом 1959-го[87]; хотя на протяжении 1975 года акции совершили один из рекордных рывков, до восстановления утраченных позиций оставалось еще далеко. Был зафиксирован быстрый рост дефицита федерального бюджета: если за пять лет, пока у руля США находилась администрация президента Л.Джонсона, суммарный дефицит составил около 44,8 млрд. долл., за шесть лет правления президента Р.Никсона -- 67,0 млрд. долл., то всего за два года администрации Дж.Форда он превысил 126,9 млрд. долл., а за четыре года, проведенных в Белом доме Дж.Картером, составил 226,9 млрд. долл. [88] Однако даже и эти экстраординарные заимствования не могли сохранить на прежнем уровне большинство социальных выплат, реальный объем которых со второй половины 1974 года стал снижаться; лишь отказ от пересмотра уровня минимальной заработной платы и индексирования прожиточного минимума смогли предотвратить резкое снижение видимости социальной защищенности населения. Между тем нарастание неравенства в распределении доходов стало очевидным уже с 1975 года. На протяжении всего этого периода, как мы отметили выше, темпы экономического развития и темпы роста производительности в США балансировали около нулевой отметки.
   Некоторое оживление экономики в 1976-1978 годах не принесло заметного улучшения ситуации, так как наряду с позитивными процессами возникла новая волна дестабилизации финансовой системы. Серьезно затронутые первым нефтяным шоком, японская и германская экономики (темпы их роста в 1973-1975 годах упали с 10,5 до 3,4 и с 3,7 до 1,6 процента в год соответственно[89]) начали выходить из кризиса, что сопровождалось укреплением марки и иены против доллара, вновь терявшего позиции на мировых рынках[90]. Внутренний спрос на американском рынке оставался относительно низким, международная конъюнктура -неустойчивой, а ожидания -- мрачными. Нарастание внутренних заимствований для финансирования федерального бюджета усиливало инфляционные ожидания. В результате, несмотря на то, что производственные мощности оставались недозагруженными, а безработица не опускалась ниже 6 процентов, инфляция поднялась с 4,9 процента в 1976 году до 6,7 процента в 1977-м и 9 процентов в 1978-м[91].
   ---------------
   [87] - См.: Rothchild J. The Bear Book. Survive and Profit in Ferocious Markets. N.Y., 1998. P. 10-11.
   [88] - См.: Figgie H.E., Swanson G.J. Bankruptcy 1995. The Coming Collapse of America and How To Stop It. Boston-N.Y., 1993. P. 42.
   [89] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial Divide. P. 177.
   [90] - См.: Strange S. Casino Capitalism. Manchester, 1986. P. 17-18.
   [91] - См.: Krugman P. Peddling Prosperity. P. 99-100, и др.
   ---------------
   В марте 1979 года инфляция в США составила в годовом исчислении 10,09 процента. Ответом стала реакция стран-членов ОПЕК, полагавших, что их валютные поступления обесцениваются по мере снижения реальной стоимости американской валюты: 27 марта цена на нефть была повышена на 9 процентов, до 14,54 долл. за баррель, а затем началась целая серия повышательных движений. К 1 июля 1980 года цены достигли 34,72 долл. за баррель [92], что в сегодняшних ценах составляло бы более 60 долл. за баррель [93] (для сравнения следует отметить, что в начале 1999 года цена порой опускалась до 10,2 долл. за баррель). В то же время начался быстрый рост цен и на другие виды базовых сырьевых товаров: между 1975 и 1980 годами цены на тонну каменного угля выросли с 38,5 до 45,3 долл., железной руды -- с 22,8 до 28,1 долл., древесины -- с 61,8 до 137 долл., меди -- с 1320 до 2200 долл., никеля -- с 4560 до 6500 долл., а олова -- с 6860 до 16750 долл. Наиболее быстро дорожали золото и серебро; хотя спрос на них и подогревался развертывающейся инфляцией, масштабы роста цен оказывались несопоставимыми с ней: с 1975 по 1980 год серебро подорожало (из расчета за 10 граммов) с 1,42 до 6,62, а золото -- с 56,8 до 214,4 долл. [94] Эти процессы шли параллельно со стремительным наращиванием добычи природных ресурсов: так, производство нефти с начала века и вплоть до конца 70-х годов росло в среднем на 7 процентов в год, удваиваясь, таким образом, каждые десять лет; при этом за относительно "спокойные" 60-е объем поставленной на рынок нефти превысил масштабы ее добычи за все предшествующие годы с начала промышленной ее разработки в 1857 году [95].
   В конце 70-х годов западные страны предприняли первые попытки противостоять атаке со стороны "третьего мира", активизируя разработку собственных запасов полезных ископаемых, а также используя новые технологические достижения. С одной стороны, США и страны ЕС увеличили добычу нефти в Техасе и на шельфе Северного моря. Несмотря на то, что сегодня страны-члены ОПЕК располагают доказанными запасами нефти, достаточными для их разработки нынешними темпами в течение 88 лет, тогда как для стран, не входящих в ОПЕК, этот показатель сос
   -------------
   [92] - См.: Brockway G.P. Economists Can Be Bad for Your Health. Second Thoughts on the Dismal Science. N.Y.-L., 1995. P. 51.
   [93] - См.: Feldstein M. (Ed.) American Economic Policy in the 1980s. A Personal View. P. 87.
   [94] - Рассчитано по: International Financial Statistics Yearbook. Wash., 1993, 1994, 1995,
   1998.
   [95] - См.: Hubbert M.K. Exponential Growth as a Transient Phenomenon in Human History // Daly H.E., Townsend K.N. (Eds.) Valuing the Earth: Economics, Ecology, Ethics. Cambridge (Ma.)-L., 1996. P. 114-116.
   -------------
   тавляет 14 лет (в том числе 22 года для России, 10 -- для США и 9 -для Норвегии) [96], увеличение добычи в развитых странах снизило долю ОПЕК на мировом рынке с 51 процента в 1973 году до 41 процента в 1994-м, в том числе долю ближневосточных поставщиков с 37 до 30 процентов [97]. С другой стороны, развитые страны стали активно переориентировать свою промышленность на энергосберегающие технологии. Наибольших успехов добилась здесь Япония, фактически полностью зависящая от импортируемых энергоносителей. В среднем за 1973-1982 годы энергоемкость японской продукции снижалась на 3,5, а ее нефтеемкость -- на 5,7 процента в год [98]; этот пример показывает, в частности, как четкое государственное программирование экономики позволяло достичь весьма важных локальных (подчеркнем это слово) целей. Так или иначе, когда все западные страны под воздействием очередного нефтяного шока стали жертвами жестокой инфляции и вошли в фазу спада, Япония продолжила свой уверенный экономический рост (на 5,5 процента в 1980 году) [99]; при этом производительность в японской экономике повышалась на протяжении этого периода в среднем на 5 процентов в год, а в США -- не более чем на 1 процент [100]. Гораздо более важно, однако, что новая атака со стороны ОПЕК была встречена в западном мире невиданным ранее явлением: впервые в 1979 году стал очевидным тот факт, что спрос на нефть может быть столь же эластичным, как и спрос на прочие виды потребительских товаров [101]. Это было первым сигналом ослабления зависимости Запада от поставщиков природных ресурсов.
   Однако в те годы перенесение акцента на развитие наукоемких высокотехнологичных секторов экономики еще не могло дать решающего эффекта, и поэтому повышение сырьевых цен привело к новому экономическому кризису, ставшему наиболее жестоким в послевоенной истории свободного мира.
   Пытаясь переломить ситуацию за счет усиления государственного вмешательства в экономику, американская администрация и большинство социал-демократических правительств в Западной Европе стремились к повышению доли валового национального продукта, перераспределяемого по каналам бюджета. Вторая поло
   -------------
   [96] - См.: The Economist. 1998. July 18. Р. 106.
   [97] - См.: Mitchell К., Beck P., Grubb M. The New Geopolitics of Energy. L., 1996. P. 7, 9, 42.
   [98] - См.: Проблемы энергообеспечения в капиталистических странах в условиях современной энергетической ситуации. С. 45.
   [99] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial Divide. P. 179.
   [100] - См.: Thurow L.C. The Zero-Sum Society. P. 5.
   [101] - См.: Mitchell K, Beck P., Grubb M. The New Geopolitics of Energy. P. 42.
   -------------
   вина 70-х была ознаменована небывалым для США ростом расходов федерального правительства (со 118,4 до 576,6 млрд. долл. между 1965 и 1980 годами, что, соответственно, составляло чуть более 17 и несколько менее 22 процентов ВНП [102]); такие траты требовали роста налогов, ставших к началу 80-х годов даже большим препятствием для хозяйственного развития, нежели сырьевые цены. За период 1965-1980 годов максимальная ставка налогов, которые уплачивала средняя американская семья, поднялась с 22 до 43 процентов ее доходов, а ставка налогов, уплачиваемых семьей, имевшей доход в два раза выше среднего, достигла 54 процентов. В аналогичной пропорции выросли и налоговые платежи, взимавшиеся властями штатов и округов [103]. Параллельно шло увеличение денежной массы, темп которого неуклонно нарастал между 1977 и 1980 годами (с 4,5 до почти 9 процентов в годовом исчислении). Период с августа 1971 года, когда президент Р.Никсон объявил об отказе от золотого обеспечения доллара, до июля 1979-го, когда президент Дж. Картер принял отставку У.Миллера с поста председателя совета директоров Федеральной резервной системы (ФРС) и назначил на него П.Уолкера, был справедливо назван У.Найс-кененом "худшим периодом в истории денежно-кредитной политики США после 1930-х годов" [104]. Однако попытка исправить ситуацию за счет регулирования процентной ставки без радикального изменения бюджетной и налоговой политики вряд ли могла принести в подобных условиях существенные результаты.
   Несмотря на то, что новое руководство ФРС между 18 сентября 1979-го и 15 февраля 1980 года четырежды поднимало дисконтную ставку -- в общей сложности с 10,5 до 13 процентов, -- вынуждая банки увеличить обязательные резервы на 8 процентов, а также прибегло к резким ограничениям потребительского кредитования, инфляция продолжала расти, составив в январе и феврале 1980 года 17 процентов в годовом исчислении. При этом поднимающиеся цены на сырье, высокие налоги и резко сократившийся потребительский спрос воплотились в беспрецедентном снижении корпоративных доходов (прибыли "Дженерал моторе" упали на 87 процентов, а компания "Форд" впервые с 1930 года объявила об убытках) [105]. В течение нескольких месяцев глубоким кризисом были поражены фактически все отрасли промышленности и сферы услуг, за исключением финансовых. Вследствие абсолютного снижения инвестиций на 8,3 млрд. долл. только за один
   -----------------
   [102] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial Divide. P. 90.
   [103] - См.: Feldstein M. American Economic Policy in the 1980s: A Personal
   View. P. 17.
   [104] - Niskanen W.A. Reaganomics. P. 158.
   [105] - См.: Brockway G.P. Economists Can Be Bad for Your Health. P. 52-53.
   -----------------
   1980 год промышленное производство падало, но темп инфляции оставался рекордно высоким. Впервые в мирное время рост цен выражался двузначными цифрами -- по итогам 1979 года он составил 12, а 1980-го -- 13 процентов [106]. Цены на потребительские товары по сравнению с повышением котировок на фондовом рынке столь быстро ползли вверх, что инвестор, купивший в 1960 году акции компаний, входящих в "Standard Poor 500", мог продать их в 1980-м с номинальной прибылью в 35 процентов, однако вырученные деньги имели в это время в два раза меньшую покупательную способность, чем вложенные им пятнадцать лет назад [107]. На фоне экономического спада усиливалась безработица (с 5,8 до 7,0 процента только с 1979 по 1980 год), а также повышалась зависимость США от экспортно-импортных операций (если в 1970 году суммарная стоимость импортированных и экспортированных товаров не достигала и 6 процентов американского ВНП, то к 1980 году она превысила 12 процентов) [108]. Накладываясь на предельно низкие темпы роста производительности (от 1,1 до 1,3 процента в год) [109] в американской промышленности, эти процессы подготавливали предпосылки нового кризиса, связанного на этот раз с вторжением на внутренний рынок товаров, произведенных в новых индустриальных странах, в первую очередь в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке.
   Положение западного мира в 1979-1980 годах оказалось самым неустойчивым за весь послевоенный период. Весьма характерно, что основную опасность для него представлял в это время не стратегический противник, в качестве которого воспринимался обычно Советский Союз с его сателлитами, а само несовершенство индустриальной системы, требующей для своего развития все новых и новых объемов ресурсов и сырья. Как отмечают экономисты, знаковым событием в этой связи стало быстрое отставание объемов добычи нефти в США от ее потребления в конце 60-х годов, что было связано с самим принципом функционирования индустриального хозяйства, ориентированного на максимальное экстенсивное расширение производства [110]. Уже первый удар, нанесенный развивающимися странами по экономике ведущих западных держав в 1973-1974 годах, был настолько силен, что позволил ли