Страница:
Переход от труда к творчеству представляет собой условие и сущность постэкономической трансформации. Это имеет огромное значение для понимания современного мира, по отношению к которому впервые за всю историю человечества можно сказать: je n'est pas Moi. Именно с таких позиций мы считаем возможным подойти к анализу основных составляющих постэкономической трансформации, позволяющему, в частности, подойти к проблеме основных противоречий современной эпохи, возможности их разрешения или смягчения.
* * *
Теория постиндустриального общества сыграла и продолжает играть свою важную и исключительно полезную роль в системе общественных наук. Однако, и это следует подчеркнуть еще раз, она не отражает всей глубины различий между современным и только еще формирующимся состояниями социума. В рамках разрабатываемой нами концепции постэкономического общества экономическая эпоха противопоставляется постэкономической как периоды, конституируемые в одном случае господством труда, в другом -- творчества.
Труд рассматривается нами как сознательная деятельность, основной побудительный мотив которой связан с удовлетворением материальных потребностей человека. В отличие от труда, творчество представляется более высоким и совершенным типом деятельности; ее побудительный мотив связан с внутренними потребностями личности, стремлением к самореализации, к умножению
---------------------------
[161] - См.:Heller A., Feher F. The Postmodern Political Condition. P. 136.
[162] - Touraine A . Critique de la modemite. P. 354.
---------------------------
своих способностей и талантов, возможностей и знаний. Как способность человека к созданию нового, его стремление к деятельности, не мотивированной утилитарными потребностями, творчество существовало всегда, однако как хозяйственный феномен оно не было известно ни архаическому, ни индустриальному обществам.
Распространение творчества в масштабе, способном воздействовать на хозяйственные закономерности, является результатом трех фундаментальных изменений. Во-первых, материальные потребности большинства членов постиндустриального общества достаточно полно удовлетворяются сегодня за счет сравнительно небольшой части рабочего времени. Во-вторых, наука и знания стали непосредственной производительной силой, их носители -олицетворением могущества нации, а ценности, связанные с образованностью и интеллектуальной деятельностью, -- надежными ориентирами жизни новых поколений. Наконец, в-третьих, радикально изменилась сущность потребления, вследствие чего новизна и креативность стали важнейшими условиями успеха производства. Только при наличии таких материальных и интеллектуальных предпосылок творчество способно стать одним из основных факторов социального прогресса.
Но на поверхности явлений общественной жизни наблюдатель отметит гораздо меньше изменений, чем, казалось бы, следовало ожидать при столь масштабных модификациях самой основы социальных процессов. Тому мы видим две причины. С одной стороны, основное отличие творческой деятельности от трудовой заключено в ее мотивационной структуре. Мотивы же, являясь глубинным основанием деятельности, не обязательно проявляются в поверхностных характеристиках ее продукта. Поэтому творческий характер деятельности не может с легкостью прослеживаться на поверхностном уровне и, тем более, фиксироваться количественно. Именно с этим связаны самые серьезные трудности понимания того, что современная социальная трансформация обусловлена экспансией творческой активности.
С другой стороны, становление нового социального порядка происходит в условиях, когда общество пронизано товарными отношениями. Большинство продуктов деятельности принимает товарную форму и обретает денежную оценку, базирующуюся как на овеществленном в товаре труде, так и на редкости соответствующего блага, но при этом модифицирующуюся под влиянием множества иных обстоятельств и факторов. Продукты творческой деятельности также вовлекаются в круг товарного обращения и, несмотря на то что они не созданы трудом, а зачастую являются даже лимитированными, обретают стоимостную оценку. Эта ситуация изменится не ранее, чем абсолютное большинство обращающихся в обществе благ окажется продуктами творческой деятельности, что вряд ли произойдет в течение ближайших десятилетий.
Обе эти причины обусловливают распространенность становящихся иррациональными рыночных оценок, и на поверхностном уровне противостояние творчества и труда остается малозаметным. Что же символизирует наиболее зримые проявления того вызова, который несет творческая деятельность экономическому обществу, какие социальные процессы делают реальностью то, что мы назвали выше постэкономической революцией?
Мы полагаем, что эта революция призвана прежде всего преодолеть три главных, системообразующих явления экономического общества -- товарный обмен, частную собственность и эксплуатацию.
В соответствии с логикой нашей концепции первой важнейшей целью постэкономической революции является преодоление товарного производства и устранение рыночных механизмов как основных регуляторов общественного хозяйства. Эта задача не может быть решена посредством реформирования принципов распределения. Проблема соотношения ценности материальных благ и услуг, лежащего в основе феномена стоимости, равно как и в основе товарного обращения вообще, не решается введением схем "справедливого обмена" или пресловутого социалистического планового производства. Для того, чтобы стоимостные характеристики благ перестали быть основой меновых отношений, необходимо радикальное изменение самой природы деятельности, ее превращение из труда в творчество. Эта перемена означает преодоление стоимости в любом ее экономическом понимании.
Другим важнейшим явлением, которое должно быть преодолено в ходе постэкономической революции, является частная собственность. Именно она выступает формальной причиной товарного обмена, поскольку узаконивает и закрепляет разделенность производителей материальных благ и услуг, чем создает основу для принятия продуктами труда товарной формы. Частная собственность будет обусловливать экономический характер общества до тех пор, пока владение -- отдельными лицами или обществом в целом -определенными средствами производства будет провоцировать отношение работника к ним как к чужим. Поэтому преодоление деструктивного воздействия частной собственности на общество возможно только при двух условиях: во-первых, когда средства производства, дающие возможность осуществления социально значимой производственной деятельности, перейдут из категории частной в категорию личной собственности самих производителей и, во-вторых, когда использование средств производства, которые не могут быть по объективным причинам превращены в личную собственность, перестанет оказывать значимое воздействие на производственные отношения. При выполнении этих условий частная собственность, даже сохранившись в ограниченных масштабах, перестанет быть элементом формирования социального неравенства.
Переход от труда к творчеству изменяет и сущность социальных конфликтов, свойственных экономическому типу общества. В той же мере, в какой не мотивированная утилитарными побуждениями деятельность не может привести к формированию стоимостной основы товарного обмена, она не может быть и предметом традиционно понимаемой экономической эксплуатации. Значимость и острота прежних социальных конфликтов обусловливались прежде всего тем, что в них сталкивались однопорядковые материальные интересы. Непосредственные производители стремились присвоить созданные ими блага ради удовлетворения своих насущных потребностей, тогда как представители господствующих классов стремились к отчуждению этих благ в свою пользу, движимые при этом аналогичными мотивами. В случае замещения труда творчеством феномен отчуждения продукта, даже если таковой и возникает, не приводит к воспроизводству прежнего противоречия уже потому, что сталкивающиеся интересы оказываются разнопорядковыми -- с одной стороны, собственник производства (например, общество) стремится повысить свое материальное благосостояние, но, с другой стороны, творческий работник прежде всего желает самовыразиться в деятельности, и если его материальные потребности удовлетворены, цели самовыражения достигаются им в процессе самого производства отчуждаемого в конечном счете продукта. Представляя собой неэкономически мотивированную деятельность, творчество не подвержено эксплуатации в ее традиционном понимании. Преодоление труда замещает классовые конфликты другими формами социального противостояния, основанными на новых, еще неизвестных нам характеристиках постэкономического общества.
Все эти гипотезы нуждаются в серьезном обосновании и аргументации. Поэтому мы приступаем к более подробному рассмотрению трех названных составляющих постэкономической трансформации.
Глава вторая.
Основные составляющие постэкономической трансформации
Постэкономическая трансформация по самой своей природе затрагивает все основные аспекты жизни западного общества. Мы рассмотрим ниже три важнейших, с нашей точки зрения, процесса, составляющих ядро происходящих преобразований, -- деструкцию стоимостных отношений, трансформацию характера собственности и преодоление эксплуатации современного работника. Разумеется, в ряду явлений, которые также развиваются в русле постэкономического перехода, могут быть названы и другие важные его составляющие, но именно эти дают в своей совокупности достаточно полное представление о масштабе происходящих изменений.
Проблема стоимостных отношений -- первая из рассматриваемых в этой главе -- воплощает в себе сложное единство объективных и субъективных элементов, в котором объективные процессы оказываются все же доминирующими. В вопросе развития отношений собственности большое значение приобретают факторы субъективного порядка. Наконец, проблема эксплуатации в нашем ее понимании представляется решаемой исключительно на субъективном уровне. Это и определило логику построения данной главы. Следуя ей, мы не касаемся здесь проблем развития производственной базы общества, несмотря на исключительную важность и детальную разработанность этого вопроса в рамках постиндустриальной концепции.
Модификации отношений обмена и проблема стоимости
Проблема перспектив традиционной рыночной экономики представляется гораздо более широкой, нежели вопрос о пределах индустриального строя. Она была и остается Социальные утопии XIX века рисовали картину общества, свободного от отношений возмездного обмена, который уступал место организованному распределению материальных благ и услуг. XX столетие ярко и наглядно продемонстрировало иллюзорность этих ожиданий. Абсурдность самого такого подхода становится особенно очевидной сегодня, когда информация и знания приобретают подлинную ценность лишь при максимально широком их потреблении всеми членами общества. Главный вопрос поэтому заключается не в ограничении свободного обмена товарами и услугами, а в освобождении его от эквивалентного стоимостного характера.
Анализ проблемы преодоления стоимостных оценок имеет свои терминологические аспекты. Обозначая стоимость как valeur, Wert или value, западные исследователи в большинстве случаев трактуют ее столь же расширительно, как и труд, поскольку объективно феномен value проявляется во всех отношениях, где имеет место процесс оценивания (evaluation), а рамки такового весьма широки. Имеющаяся в русском языке дихотомия понятий стоимости и ценности предоставляет более тонкий инструмент анализа; поэтому следует оговориться, что непосредственным предметом нашего исследования является анализ перспектив преодоления value как элемента рыночной оценки хозяйственных благ, но не value как элемента ценностного подхода, практикуемого в любой человеческой деятельности.
В этом контексте преодоление стоимостных отношений становится следствием преодоления массового производства -- и материальных благ, и услуг, и самого человека; с расширением индивидуализированного характера производства и потребления и со смещением активного и определяющего начала именно к потреблению размываются любые экономические параметры, объективизирующие как затраты труда и факторов производства, образующие издержки, так и человеческие потребности, определяющие полезность производимых благ. Поэтому в современной ситуации подрыв стоимостных отношений происходит, образно говоря, как со стороны производителя, так и со стороны потребителя.
В первом случае мы имеем дело с формированием хозяйственной системы, основанной на использовании новых производственных ресурсов и построенной вокруг нового типа работника. Главным фактором выступает здесь распространение знаний и информации, понимаемых не в качестве субстанции, воплощенной в производственных процессах или средствах производства, а в качестве непосредственной производительной сил[163] , как основно
-----------------------------
[163] - См.: Stehr N. Knowledge Societies. P. 101.
-----------------------------
го производственного ресурса, делающего невозможной квантификацию издержек производства и затрат труда, с которыми связано создание того или иного блага. Рассматривая информацию под таким углом зрения, мы обнаруживаем в ней сочетание взаимоисключающих, казалось бы, свойств -распространенности и редкости, неисчерпаемости и конечности. В самом деле, хотя информация, создаваемая в условиях товарного хозяйства, может выступать объектом собственности и обмена, и в этом качестве ее распространение может ограничиваться и осуществляться на условиях, определяемых правами собственности на нее[164] , такие ограничения относятся лишь к достаточно специфическим ее видам и оставляют широкие возможности для распространения информации, на основе которой генерируются новые знания[165] . Характерно, что само право собственности на информацию предполагает возможность ее максимального распространения, поскольку именно это служит источником дохода владельца такого права[166] . Потребление информации тождественно формированию нового знания[167] ; как отмечают многие исследователи, "знания расширяются и саморегулируются... они наращиваются по мере использования. Таким образом, в экономике знаний редкость ресурсов заменяется их распространенностью"[168] . Очевидно также, что с этой точки зрения распространение информации тождественно ее самовозрастанию, исключающему применение к этому феномену понятия редкости. К информации, далее, не может быть отнесена такая характеристика, как потребляемость в традиционном смысле данного понятия. Использование информации каким-либо потребителем не ограничивает возможностей других потребителей синхронно применять для собственных целей ту же самую информацию, которая "долговечна и сохраняет стоимость после использования... Знания... могут быть использованы не только личностью, усвоившей их, но
-----------------------------
[164] - Интересно, что авторское право начало формироваться в Европе с середины XV века, в то время, когда еще не были законодательно закреплены многие права третьего сословия (см.: Machiup F. Knowledge: Its Creation, Distribution, and Economic Significance. Vol. 3: The Economics of Information and Human Capital. Princeton, NJ, 1984. P. 159; Feather J. The Information Society. A Study of Continuity and Change, 2nd ed. L., 1998. P. 142).
[165] - См.: Mulgan G.J. Communication and Control: Networks and the New Economics of Communications. Oxford, 1991. P. 174.
[166] - См.: Pastemack B.A., Viscio A.J. The Centeriess Corporation. A New Model for Transforming Your Organization for Growth and Prosperity. N.Y., 1998. P. 94-95.
[167] - См.: Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. P. 77-78.
[168] - Cravford R. In the Era of Human Capital. The Emergence of Talent, Intelligence, and Knowledge as the Worldwide Economic Force and What It Means to Managers and Investors. L. -N.Y., 1991. P. 11.
-----------------------------
и теми, кто ознакомился с составляющей их информацией"[169] . Наконец, современная технологическая революция сделала информацию наиболее легко тиражируемым благом; издержки по ее копированию стремятся к нулю и возлагаются в большинстве случаев на самого потребителя[170] .
Принимая во внимание все эти свойства, многие исследователи пришли к выводу, что "информация обладает характеристиками общественного блага"[171] , если понимать под ним "нечто такое, чем дополнительно может воспользоваться человек, не увеличивая издержек производства"[172] ; из этого прямо следует, что "с технической или концептуальной точки зрения ничто не может измерить стоимость таких благ в рыночных терминах"[173]. Таким образом, с ростом значения информационных благ складывается ситуация, в которой невозможно определить ни общественные, ни даже индивидуальные усилия и издержки, воплощенные в том или ином продукте, выходящем на рынок.
Особую роль в формировании этой ситуации играет такое качество информации, как ее избирательность. Дело в том, что приобретение информации и номинальное владение ею не означает возможности ее реального использования; это требует от человека специальных умений и навыков. Избирательность становится в последние годы объектом пристального внимания; обычно исследователи отмечают, что информация, несмотря на ее характер общественного блага, может и должна также рассматриваться как благо уникальное и не существует такого знания, которое не было бы знанием персонализированным[174] . Затраты на производство знания оказываются несопоставимы с результатами его применения, коль скоро "иногда весьма незначительные инвестиции могут привести к появлению огромного объема знаний, в то время как попытки получить новые знания с помощью крупных капиталовложений порой кончаются полным провалом, [потому что]... если ясно выраженное знание кодифицируется в письменной форме, то знание подразумеваемое, невыраженное остается достоянием индивида и не может быть до конца объяснено"[175].
-----------------------------
[169] - Nicholson W. Microeconomic Theory: Basic Principles and Extensions. Fort Worth (Tx.), 1995. P. 286.
[170] - См.: Poster M. The Mode of Information. Poststructuralism and Social Context. Cambridge, 1996. P. 73.
[171] - Nicholson W. Microeconomic Theory: Basic Principles and Extensions. P. 286.
[172] - Machiup F. Knowledge: Its Creation, Distribution, and Economic Significance. Vol. 3. P. 163.
[173] - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 118.
[174] - См.: Gay M.K. The New Information Revolution. A Reference Handbook. Santa Barbara (Ca.)- 0xford, 1996. P. 82.
[175] - RoosJ., Roos G., Dragonetti N.C., Edvinsson L. Intellectual Capital. P. 16.
-------------------------------
Здесь мы подходим к вопросам модификации человеческих потребностей и подрыва стоимостных отношений со стороны потребителя. Важнейшим условием адекватного понимания общественных процессов становится сегодня анализ субъективных мотивов и целей человека, его социальных и психологических характеристик. Относя свои основные потребности и желания за пределы массового материального потребления, человек впервые в истории конституирует их именно как свои потребности, как свои желания, не идентичные потребностям и желаниям других людей не только количественно, но и качественно. На уровне материального производства результатом этого становится быстрое развитие сферы "позиционной экономики (positional economy)", в рамках которой "граница потребностей остается открытой, [и] позиционное соперничество вследствие этого в значительной степени сводится... к показателям сравнительного превосходства"[176], и где производятся единичные и индивидуализированные продукты, в максимальной мере соответствующие индивидуальности потребителя. Уже сегодня можно наблюдать быстрое снижение субъективной ценности продуктов массового производства, делающее затруднительным определение стоимости как объективной категории. Столетиями индивидуальные потребности в материальных благах, сталкиваясь с ограниченностью их предложения, создавали и поддерживали состояние рыночного равновесия. Теперь же потребности нового типа, формирующиеся на основе стремления личности к самореализации, не могут быть усреднены таким образом, чтобы во взаимодействии с усредненными издержками определять пропорции обмена. Более того, люди, ориентированные на развитие своей личности и своих способностей, могут считать полезными для себя действия, не преследующие материальной выгоды и не согласующиеся с принципами "экономического человека". Таким образом, с переходом к постэкономическому обществу индивидуальные полезности проявляются per se, а не посредством трансформации в объективные стоимостные оценки.
Данный процесс не сталкивается сегодня со значимыми контртенденциями, так как вызывается к жизни фактически любым движением на пути хозяйственного прогресса. С одной стороны, открывающаяся возможность безграничного увеличения объемов производства без пропорционального роста затрат труда и ресурсов делает малозначимой квантификацию издержек; ключевая роль в определении стоимостных пропорций принадлежит теперь полезностным факторам[177] . При этом современная экономическая
-------------------------------
[176] - Hirsch F. Social Limits to Growth. Revised ed. L., 1995. P. 66.
[177] - Подробнее см.: Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. P. 72-74.
-------------------------------
наука, "основанная на концепции редкости... где стоимость соотносит редкость с полезностью[178] , не дает ответа на вопрос о стоимостной оценке нелимитированньгх благ. Попытки определить цену информации, связывая ее с ценами товаров, производство которых основано на использовании этой информации, все чаще приводят к выводу, что их исчислимость мало что дает для понимания цены и стоимости самой информации[179] . Как отмечает Дж.Физер, "мы можем подсчитать расходы на обработку информации, исходя из времени, потраченного на ее получение и поиски; расходы эти, как правило, складываются из оплаты труда занятых этим делом работников и стоимости использованных ими расходных материалов и оборудования; но ни один из этих показателей не отражает стоимости -- если таковая есть -- самой информации"[180] . С другой стороны, и в сфере позиционной экономики, где "товары, услуги, работы, должности и другие социальные отношения во всех их аспектах редки в каком-либо абсолютном или социально обусловленном смысле"[181] , роль полезностных оценок оказывается доминирующей, так как "чем более редок какой-либо предмет, тем более его стоимость будет определяться его полезностью"[182] . Таким образом, когда издержки по созданию того или иного товара перестают быть значимым фактором, способным ограничить масштабы его производства, а их место занимает искусственно создаваемая и поддерживаемая редкость благ, главная роль в определении стоимости продукта закрепляется за его полезностными оценками. Деятельность же, создающая вещные и нематериальные блага, служащие самосовершенствованию личности, не производит продукты как такие потребительные стоимости (use-values), иной стороной которых неизбежно выступает меновая стоимость (exchange-value); в конечном счете это и не является целью такой деятельности.[183]
Современная социология пришла к выводу, что новое содержание полезности заключено не столько в универсальной потребительной стоимости продукта, сколько в его высокоиндивидуализированной символической ценности (sign-value). Таким образом, впервые в истории особое значение приобретает не столько возможность воспользоваться благом, его доступность, сколько само желание использовать его[184] . В результате общество "[не толь
-----------------------------------
[178] - Mulgan G.J. Communication and Control. P. 174.
[179] - См.: Drucker P.F. Managing in a Time of Great Change. Oxford, 1997. P. 234.
[180] - Feather J. The Information Society. P. 117.
[181] - Hirsch F. Social Limits to Growth. P. 27.
[182] - Ashworth W. The Economy of Nature. Rethinking the Connections Between Ecology and Economics. Boston-N.Y., 1995. P. 105.
[183] - См.: Best S., Kellner D. The Post-Modem Turn. N.Y. L., 1997. P. 99.
[184] - См.: Ashworth W. The Economy of Nature. P. 98; см. также: Daly H.E. Steady-State Economics, 2nd ed. L., 1992. P. 41.
-------------------------------------
ко] способствует потреблению благ в большей мере как "символических ценностей ", чем как потребительных стоимостей"[185] , но и изменяет сам характер потребления, которое Ж. Бод-рийяр называет consumation в противоположность традиционному французскому consommation[186] . Говоря о "символических ценностях (symbolic values)"[187] , исследователи справедливо отмечают их явную несравнимость друг с другом[188] и обращают внимание на утрату возможности "исчисления стоимости подобных объектов в квалифицируемых единицах цены или общей полезности"[189] .
Хотя феномен символической ценности и рассматривается как одна из форм проявления полезности, следующая за потребительной стоимостью, он подразумевается как более сущностным, так и более глобальным. В этой связи нельзя не отметить ни мнения М.Фуко, связывающего одно из условий возникновения символической ценности с тем, что во все времена "богатство представляет собой систему знаков, которые созданы, приумножены и модифицированы человеком"[190] , ни позиции Ж.Бодрийяра, прямо противопоставляющего символическую ценность не только потребительной, но и меновой стоимости[191] .
В условиях, когда основным мотивом деятельности оказывается самосовершенствование, а ее непосредственным результатом -- характеристики личности, объектом потребления и обмена становится система знаков, и период становления таких условий может уверенно рассматриваться как объективный предел экономической эпохи. Ценость продукта воплощает в себе теперь не столько потенциальную возможность возмездного обмена, сколько результат интерперсонального взаимодействия между людьми. Специалисты, исследовавшие процессы становления экономического общества, назвали подобное явление дарообменом[192] ; сегод
* * *
Теория постиндустриального общества сыграла и продолжает играть свою важную и исключительно полезную роль в системе общественных наук. Однако, и это следует подчеркнуть еще раз, она не отражает всей глубины различий между современным и только еще формирующимся состояниями социума. В рамках разрабатываемой нами концепции постэкономического общества экономическая эпоха противопоставляется постэкономической как периоды, конституируемые в одном случае господством труда, в другом -- творчества.
Труд рассматривается нами как сознательная деятельность, основной побудительный мотив которой связан с удовлетворением материальных потребностей человека. В отличие от труда, творчество представляется более высоким и совершенным типом деятельности; ее побудительный мотив связан с внутренними потребностями личности, стремлением к самореализации, к умножению
---------------------------
[161] - См.:Heller A., Feher F. The Postmodern Political Condition. P. 136.
[162] - Touraine A . Critique de la modemite. P. 354.
---------------------------
своих способностей и талантов, возможностей и знаний. Как способность человека к созданию нового, его стремление к деятельности, не мотивированной утилитарными потребностями, творчество существовало всегда, однако как хозяйственный феномен оно не было известно ни архаическому, ни индустриальному обществам.
Распространение творчества в масштабе, способном воздействовать на хозяйственные закономерности, является результатом трех фундаментальных изменений. Во-первых, материальные потребности большинства членов постиндустриального общества достаточно полно удовлетворяются сегодня за счет сравнительно небольшой части рабочего времени. Во-вторых, наука и знания стали непосредственной производительной силой, их носители -олицетворением могущества нации, а ценности, связанные с образованностью и интеллектуальной деятельностью, -- надежными ориентирами жизни новых поколений. Наконец, в-третьих, радикально изменилась сущность потребления, вследствие чего новизна и креативность стали важнейшими условиями успеха производства. Только при наличии таких материальных и интеллектуальных предпосылок творчество способно стать одним из основных факторов социального прогресса.
Но на поверхности явлений общественной жизни наблюдатель отметит гораздо меньше изменений, чем, казалось бы, следовало ожидать при столь масштабных модификациях самой основы социальных процессов. Тому мы видим две причины. С одной стороны, основное отличие творческой деятельности от трудовой заключено в ее мотивационной структуре. Мотивы же, являясь глубинным основанием деятельности, не обязательно проявляются в поверхностных характеристиках ее продукта. Поэтому творческий характер деятельности не может с легкостью прослеживаться на поверхностном уровне и, тем более, фиксироваться количественно. Именно с этим связаны самые серьезные трудности понимания того, что современная социальная трансформация обусловлена экспансией творческой активности.
С другой стороны, становление нового социального порядка происходит в условиях, когда общество пронизано товарными отношениями. Большинство продуктов деятельности принимает товарную форму и обретает денежную оценку, базирующуюся как на овеществленном в товаре труде, так и на редкости соответствующего блага, но при этом модифицирующуюся под влиянием множества иных обстоятельств и факторов. Продукты творческой деятельности также вовлекаются в круг товарного обращения и, несмотря на то что они не созданы трудом, а зачастую являются даже лимитированными, обретают стоимостную оценку. Эта ситуация изменится не ранее, чем абсолютное большинство обращающихся в обществе благ окажется продуктами творческой деятельности, что вряд ли произойдет в течение ближайших десятилетий.
Обе эти причины обусловливают распространенность становящихся иррациональными рыночных оценок, и на поверхностном уровне противостояние творчества и труда остается малозаметным. Что же символизирует наиболее зримые проявления того вызова, который несет творческая деятельность экономическому обществу, какие социальные процессы делают реальностью то, что мы назвали выше постэкономической революцией?
Мы полагаем, что эта революция призвана прежде всего преодолеть три главных, системообразующих явления экономического общества -- товарный обмен, частную собственность и эксплуатацию.
В соответствии с логикой нашей концепции первой важнейшей целью постэкономической революции является преодоление товарного производства и устранение рыночных механизмов как основных регуляторов общественного хозяйства. Эта задача не может быть решена посредством реформирования принципов распределения. Проблема соотношения ценности материальных благ и услуг, лежащего в основе феномена стоимости, равно как и в основе товарного обращения вообще, не решается введением схем "справедливого обмена" или пресловутого социалистического планового производства. Для того, чтобы стоимостные характеристики благ перестали быть основой меновых отношений, необходимо радикальное изменение самой природы деятельности, ее превращение из труда в творчество. Эта перемена означает преодоление стоимости в любом ее экономическом понимании.
Другим важнейшим явлением, которое должно быть преодолено в ходе постэкономической революции, является частная собственность. Именно она выступает формальной причиной товарного обмена, поскольку узаконивает и закрепляет разделенность производителей материальных благ и услуг, чем создает основу для принятия продуктами труда товарной формы. Частная собственность будет обусловливать экономический характер общества до тех пор, пока владение -- отдельными лицами или обществом в целом -определенными средствами производства будет провоцировать отношение работника к ним как к чужим. Поэтому преодоление деструктивного воздействия частной собственности на общество возможно только при двух условиях: во-первых, когда средства производства, дающие возможность осуществления социально значимой производственной деятельности, перейдут из категории частной в категорию личной собственности самих производителей и, во-вторых, когда использование средств производства, которые не могут быть по объективным причинам превращены в личную собственность, перестанет оказывать значимое воздействие на производственные отношения. При выполнении этих условий частная собственность, даже сохранившись в ограниченных масштабах, перестанет быть элементом формирования социального неравенства.
Переход от труда к творчеству изменяет и сущность социальных конфликтов, свойственных экономическому типу общества. В той же мере, в какой не мотивированная утилитарными побуждениями деятельность не может привести к формированию стоимостной основы товарного обмена, она не может быть и предметом традиционно понимаемой экономической эксплуатации. Значимость и острота прежних социальных конфликтов обусловливались прежде всего тем, что в них сталкивались однопорядковые материальные интересы. Непосредственные производители стремились присвоить созданные ими блага ради удовлетворения своих насущных потребностей, тогда как представители господствующих классов стремились к отчуждению этих благ в свою пользу, движимые при этом аналогичными мотивами. В случае замещения труда творчеством феномен отчуждения продукта, даже если таковой и возникает, не приводит к воспроизводству прежнего противоречия уже потому, что сталкивающиеся интересы оказываются разнопорядковыми -- с одной стороны, собственник производства (например, общество) стремится повысить свое материальное благосостояние, но, с другой стороны, творческий работник прежде всего желает самовыразиться в деятельности, и если его материальные потребности удовлетворены, цели самовыражения достигаются им в процессе самого производства отчуждаемого в конечном счете продукта. Представляя собой неэкономически мотивированную деятельность, творчество не подвержено эксплуатации в ее традиционном понимании. Преодоление труда замещает классовые конфликты другими формами социального противостояния, основанными на новых, еще неизвестных нам характеристиках постэкономического общества.
Все эти гипотезы нуждаются в серьезном обосновании и аргументации. Поэтому мы приступаем к более подробному рассмотрению трех названных составляющих постэкономической трансформации.
Глава вторая.
Основные составляющие постэкономической трансформации
Постэкономическая трансформация по самой своей природе затрагивает все основные аспекты жизни западного общества. Мы рассмотрим ниже три важнейших, с нашей точки зрения, процесса, составляющих ядро происходящих преобразований, -- деструкцию стоимостных отношений, трансформацию характера собственности и преодоление эксплуатации современного работника. Разумеется, в ряду явлений, которые также развиваются в русле постэкономического перехода, могут быть названы и другие важные его составляющие, но именно эти дают в своей совокупности достаточно полное представление о масштабе происходящих изменений.
Проблема стоимостных отношений -- первая из рассматриваемых в этой главе -- воплощает в себе сложное единство объективных и субъективных элементов, в котором объективные процессы оказываются все же доминирующими. В вопросе развития отношений собственности большое значение приобретают факторы субъективного порядка. Наконец, проблема эксплуатации в нашем ее понимании представляется решаемой исключительно на субъективном уровне. Это и определило логику построения данной главы. Следуя ей, мы не касаемся здесь проблем развития производственной базы общества, несмотря на исключительную важность и детальную разработанность этого вопроса в рамках постиндустриальной концепции.
Модификации отношений обмена и проблема стоимости
Проблема перспектив традиционной рыночной экономики представляется гораздо более широкой, нежели вопрос о пределах индустриального строя. Она была и остается Социальные утопии XIX века рисовали картину общества, свободного от отношений возмездного обмена, который уступал место организованному распределению материальных благ и услуг. XX столетие ярко и наглядно продемонстрировало иллюзорность этих ожиданий. Абсурдность самого такого подхода становится особенно очевидной сегодня, когда информация и знания приобретают подлинную ценность лишь при максимально широком их потреблении всеми членами общества. Главный вопрос поэтому заключается не в ограничении свободного обмена товарами и услугами, а в освобождении его от эквивалентного стоимостного характера.
Анализ проблемы преодоления стоимостных оценок имеет свои терминологические аспекты. Обозначая стоимость как valeur, Wert или value, западные исследователи в большинстве случаев трактуют ее столь же расширительно, как и труд, поскольку объективно феномен value проявляется во всех отношениях, где имеет место процесс оценивания (evaluation), а рамки такового весьма широки. Имеющаяся в русском языке дихотомия понятий стоимости и ценности предоставляет более тонкий инструмент анализа; поэтому следует оговориться, что непосредственным предметом нашего исследования является анализ перспектив преодоления value как элемента рыночной оценки хозяйственных благ, но не value как элемента ценностного подхода, практикуемого в любой человеческой деятельности.
В этом контексте преодоление стоимостных отношений становится следствием преодоления массового производства -- и материальных благ, и услуг, и самого человека; с расширением индивидуализированного характера производства и потребления и со смещением активного и определяющего начала именно к потреблению размываются любые экономические параметры, объективизирующие как затраты труда и факторов производства, образующие издержки, так и человеческие потребности, определяющие полезность производимых благ. Поэтому в современной ситуации подрыв стоимостных отношений происходит, образно говоря, как со стороны производителя, так и со стороны потребителя.
В первом случае мы имеем дело с формированием хозяйственной системы, основанной на использовании новых производственных ресурсов и построенной вокруг нового типа работника. Главным фактором выступает здесь распространение знаний и информации, понимаемых не в качестве субстанции, воплощенной в производственных процессах или средствах производства, а в качестве непосредственной производительной сил[163] , как основно
-----------------------------
[163] - См.: Stehr N. Knowledge Societies. P. 101.
-----------------------------
го производственного ресурса, делающего невозможной квантификацию издержек производства и затрат труда, с которыми связано создание того или иного блага. Рассматривая информацию под таким углом зрения, мы обнаруживаем в ней сочетание взаимоисключающих, казалось бы, свойств -распространенности и редкости, неисчерпаемости и конечности. В самом деле, хотя информация, создаваемая в условиях товарного хозяйства, может выступать объектом собственности и обмена, и в этом качестве ее распространение может ограничиваться и осуществляться на условиях, определяемых правами собственности на нее[164] , такие ограничения относятся лишь к достаточно специфическим ее видам и оставляют широкие возможности для распространения информации, на основе которой генерируются новые знания[165] . Характерно, что само право собственности на информацию предполагает возможность ее максимального распространения, поскольку именно это служит источником дохода владельца такого права[166] . Потребление информации тождественно формированию нового знания[167] ; как отмечают многие исследователи, "знания расширяются и саморегулируются... они наращиваются по мере использования. Таким образом, в экономике знаний редкость ресурсов заменяется их распространенностью"[168] . Очевидно также, что с этой точки зрения распространение информации тождественно ее самовозрастанию, исключающему применение к этому феномену понятия редкости. К информации, далее, не может быть отнесена такая характеристика, как потребляемость в традиционном смысле данного понятия. Использование информации каким-либо потребителем не ограничивает возможностей других потребителей синхронно применять для собственных целей ту же самую информацию, которая "долговечна и сохраняет стоимость после использования... Знания... могут быть использованы не только личностью, усвоившей их, но
-----------------------------
[164] - Интересно, что авторское право начало формироваться в Европе с середины XV века, в то время, когда еще не были законодательно закреплены многие права третьего сословия (см.: Machiup F. Knowledge: Its Creation, Distribution, and Economic Significance. Vol. 3: The Economics of Information and Human Capital. Princeton, NJ, 1984. P. 159; Feather J. The Information Society. A Study of Continuity and Change, 2nd ed. L., 1998. P. 142).
[165] - См.: Mulgan G.J. Communication and Control: Networks and the New Economics of Communications. Oxford, 1991. P. 174.
[166] - См.: Pastemack B.A., Viscio A.J. The Centeriess Corporation. A New Model for Transforming Your Organization for Growth and Prosperity. N.Y., 1998. P. 94-95.
[167] - См.: Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. P. 77-78.
[168] - Cravford R. In the Era of Human Capital. The Emergence of Talent, Intelligence, and Knowledge as the Worldwide Economic Force and What It Means to Managers and Investors. L. -N.Y., 1991. P. 11.
-----------------------------
и теми, кто ознакомился с составляющей их информацией"[169] . Наконец, современная технологическая революция сделала информацию наиболее легко тиражируемым благом; издержки по ее копированию стремятся к нулю и возлагаются в большинстве случаев на самого потребителя[170] .
Принимая во внимание все эти свойства, многие исследователи пришли к выводу, что "информация обладает характеристиками общественного блага"[171] , если понимать под ним "нечто такое, чем дополнительно может воспользоваться человек, не увеличивая издержек производства"[172] ; из этого прямо следует, что "с технической или концептуальной точки зрения ничто не может измерить стоимость таких благ в рыночных терминах"[173]. Таким образом, с ростом значения информационных благ складывается ситуация, в которой невозможно определить ни общественные, ни даже индивидуальные усилия и издержки, воплощенные в том или ином продукте, выходящем на рынок.
Особую роль в формировании этой ситуации играет такое качество информации, как ее избирательность. Дело в том, что приобретение информации и номинальное владение ею не означает возможности ее реального использования; это требует от человека специальных умений и навыков. Избирательность становится в последние годы объектом пристального внимания; обычно исследователи отмечают, что информация, несмотря на ее характер общественного блага, может и должна также рассматриваться как благо уникальное и не существует такого знания, которое не было бы знанием персонализированным[174] . Затраты на производство знания оказываются несопоставимы с результатами его применения, коль скоро "иногда весьма незначительные инвестиции могут привести к появлению огромного объема знаний, в то время как попытки получить новые знания с помощью крупных капиталовложений порой кончаются полным провалом, [потому что]... если ясно выраженное знание кодифицируется в письменной форме, то знание подразумеваемое, невыраженное остается достоянием индивида и не может быть до конца объяснено"[175].
-----------------------------
[169] - Nicholson W. Microeconomic Theory: Basic Principles and Extensions. Fort Worth (Tx.), 1995. P. 286.
[170] - См.: Poster M. The Mode of Information. Poststructuralism and Social Context. Cambridge, 1996. P. 73.
[171] - Nicholson W. Microeconomic Theory: Basic Principles and Extensions. P. 286.
[172] - Machiup F. Knowledge: Its Creation, Distribution, and Economic Significance. Vol. 3. P. 163.
[173] - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 118.
[174] - См.: Gay M.K. The New Information Revolution. A Reference Handbook. Santa Barbara (Ca.)- 0xford, 1996. P. 82.
[175] - RoosJ., Roos G., Dragonetti N.C., Edvinsson L. Intellectual Capital. P. 16.
-------------------------------
Здесь мы подходим к вопросам модификации человеческих потребностей и подрыва стоимостных отношений со стороны потребителя. Важнейшим условием адекватного понимания общественных процессов становится сегодня анализ субъективных мотивов и целей человека, его социальных и психологических характеристик. Относя свои основные потребности и желания за пределы массового материального потребления, человек впервые в истории конституирует их именно как свои потребности, как свои желания, не идентичные потребностям и желаниям других людей не только количественно, но и качественно. На уровне материального производства результатом этого становится быстрое развитие сферы "позиционной экономики (positional economy)", в рамках которой "граница потребностей остается открытой, [и] позиционное соперничество вследствие этого в значительной степени сводится... к показателям сравнительного превосходства"[176], и где производятся единичные и индивидуализированные продукты, в максимальной мере соответствующие индивидуальности потребителя. Уже сегодня можно наблюдать быстрое снижение субъективной ценности продуктов массового производства, делающее затруднительным определение стоимости как объективной категории. Столетиями индивидуальные потребности в материальных благах, сталкиваясь с ограниченностью их предложения, создавали и поддерживали состояние рыночного равновесия. Теперь же потребности нового типа, формирующиеся на основе стремления личности к самореализации, не могут быть усреднены таким образом, чтобы во взаимодействии с усредненными издержками определять пропорции обмена. Более того, люди, ориентированные на развитие своей личности и своих способностей, могут считать полезными для себя действия, не преследующие материальной выгоды и не согласующиеся с принципами "экономического человека". Таким образом, с переходом к постэкономическому обществу индивидуальные полезности проявляются per se, а не посредством трансформации в объективные стоимостные оценки.
Данный процесс не сталкивается сегодня со значимыми контртенденциями, так как вызывается к жизни фактически любым движением на пути хозяйственного прогресса. С одной стороны, открывающаяся возможность безграничного увеличения объемов производства без пропорционального роста затрат труда и ресурсов делает малозначимой квантификацию издержек; ключевая роль в определении стоимостных пропорций принадлежит теперь полезностным факторам[177] . При этом современная экономическая
-------------------------------
[176] - Hirsch F. Social Limits to Growth. Revised ed. L., 1995. P. 66.
[177] - Подробнее см.: Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. P. 72-74.
-------------------------------
наука, "основанная на концепции редкости... где стоимость соотносит редкость с полезностью[178] , не дает ответа на вопрос о стоимостной оценке нелимитированньгх благ. Попытки определить цену информации, связывая ее с ценами товаров, производство которых основано на использовании этой информации, все чаще приводят к выводу, что их исчислимость мало что дает для понимания цены и стоимости самой информации[179] . Как отмечает Дж.Физер, "мы можем подсчитать расходы на обработку информации, исходя из времени, потраченного на ее получение и поиски; расходы эти, как правило, складываются из оплаты труда занятых этим делом работников и стоимости использованных ими расходных материалов и оборудования; но ни один из этих показателей не отражает стоимости -- если таковая есть -- самой информации"[180] . С другой стороны, и в сфере позиционной экономики, где "товары, услуги, работы, должности и другие социальные отношения во всех их аспектах редки в каком-либо абсолютном или социально обусловленном смысле"[181] , роль полезностных оценок оказывается доминирующей, так как "чем более редок какой-либо предмет, тем более его стоимость будет определяться его полезностью"[182] . Таким образом, когда издержки по созданию того или иного товара перестают быть значимым фактором, способным ограничить масштабы его производства, а их место занимает искусственно создаваемая и поддерживаемая редкость благ, главная роль в определении стоимости продукта закрепляется за его полезностными оценками. Деятельность же, создающая вещные и нематериальные блага, служащие самосовершенствованию личности, не производит продукты как такие потребительные стоимости (use-values), иной стороной которых неизбежно выступает меновая стоимость (exchange-value); в конечном счете это и не является целью такой деятельности.[183]
Современная социология пришла к выводу, что новое содержание полезности заключено не столько в универсальной потребительной стоимости продукта, сколько в его высокоиндивидуализированной символической ценности (sign-value). Таким образом, впервые в истории особое значение приобретает не столько возможность воспользоваться благом, его доступность, сколько само желание использовать его[184] . В результате общество "[не толь
-----------------------------------
[178] - Mulgan G.J. Communication and Control. P. 174.
[179] - См.: Drucker P.F. Managing in a Time of Great Change. Oxford, 1997. P. 234.
[180] - Feather J. The Information Society. P. 117.
[181] - Hirsch F. Social Limits to Growth. P. 27.
[182] - Ashworth W. The Economy of Nature. Rethinking the Connections Between Ecology and Economics. Boston-N.Y., 1995. P. 105.
[183] - См.: Best S., Kellner D. The Post-Modem Turn. N.Y. L., 1997. P. 99.
[184] - См.: Ashworth W. The Economy of Nature. P. 98; см. также: Daly H.E. Steady-State Economics, 2nd ed. L., 1992. P. 41.
-------------------------------------
ко] способствует потреблению благ в большей мере как "символических ценностей ", чем как потребительных стоимостей"[185] , но и изменяет сам характер потребления, которое Ж. Бод-рийяр называет consumation в противоположность традиционному французскому consommation[186] . Говоря о "символических ценностях (symbolic values)"[187] , исследователи справедливо отмечают их явную несравнимость друг с другом[188] и обращают внимание на утрату возможности "исчисления стоимости подобных объектов в квалифицируемых единицах цены или общей полезности"[189] .
Хотя феномен символической ценности и рассматривается как одна из форм проявления полезности, следующая за потребительной стоимостью, он подразумевается как более сущностным, так и более глобальным. В этой связи нельзя не отметить ни мнения М.Фуко, связывающего одно из условий возникновения символической ценности с тем, что во все времена "богатство представляет собой систему знаков, которые созданы, приумножены и модифицированы человеком"[190] , ни позиции Ж.Бодрийяра, прямо противопоставляющего символическую ценность не только потребительной, но и меновой стоимости[191] .
В условиях, когда основным мотивом деятельности оказывается самосовершенствование, а ее непосредственным результатом -- характеристики личности, объектом потребления и обмена становится система знаков, и период становления таких условий может уверенно рассматриваться как объективный предел экономической эпохи. Ценость продукта воплощает в себе теперь не столько потенциальную возможность возмездного обмена, сколько результат интерперсонального взаимодействия между людьми. Специалисты, исследовавшие процессы становления экономического общества, назвали подобное явление дарообменом[192] ; сегод