Страница:
Исследователи, которые придерживались концепции постиндустриального общества, исходили из того, что эта социальная организация основана на доминирующей роли знания во всех сфе
[1] - Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1959. P. 301.
[2] - Wright Mills C. The Power Elite. Oxford-N.Y., 1956. P. 6.
pax жизни. Так, Д.Белл, основатель данной теории, перечисляя фундаментальные признаки постиндустриального общества, называет в числе первых три характеристики, непосредственно связанные с прогрессом науки, -центральную роль теоретической науки, создание новой интеллектуальной технологии и рост класса носителей знания. "Совершенно очевидно, -заключает он, -- что постиндустриальное общество представляет собой общество знания в двояком смысле: во-первых, источником инноваций во все большей мере становятся исследования и разработки (более того, возникают новые отношения между наукой и технологией ввиду центрального места теоретического знания); во-вторых, прогресс общества, измеряемый возрастающей долей ВНП и возрастающей частью занятой рабочей силы, все более однозначно определяется успехами в области знания" [3]. В рамках этого методологического направления вопрос о новой социальной структуре и новом господствующем классе сопрягался с проблемой классового самоопределения работников, занятых в тех отраслях хозяйства, которые могли быть отнесены в рамках трехсекторной модели деления общественного производства к третичному, а позднее -- к четвертичному и пятеричному секторам. В 1962 году Ф.Махлуп ввел в научный оборот не вполне корректный, но показательный термин "работник интеллектуального труда (knowledge-worker)" [4], соединивший различные характеристики нового типа работника: во-первых, его изначальную ориентированность на оперирование информацией и знаниями; во-вторых, фактическую независимость от внешних факторов собственности на средства и условия производства; в-третьих, крайне высокую мобильность и, в-четвертых, желание заниматься деятельностью, открывающей широкое поле для самореализации и самовыражения, хотя бы и в ущерб сиюминутной материальной выгоде. Уже в те годы было вполне очевидно, что появление таких работников в качестве серьезной социальной группы не может не привести к радикальным подвижкам в общественной структуре. Еще в 1958 году М.Янг в своей блестящей фантастической повести "Возвышение меритократии" в гротескной форме обрисовал конфликт между интеллектуалами и остальным обществом как опасное противоречие следующего столетия[5]. Огромное значение, придававшееся в этот период научному прогрессу, и некоторое доминирование технократического подхода к оценке социального
[3] - BellD. The Coming of Post-Industrial Society. N.Y., 1976. P. 212.
[4] - Подробнее см.: Hepworth Af.E. Georgaphyofthe Information Economy. L., 1989. P. 15.
[5] - См.: Young M. The Rise of Meritocracy: 1958-2033. L., 1958.
развития предопределили то, что исследование природы и характеристик нового класса заняло в постиндустриальной теории одно из центральных мест.
В то время большинство социологов в наибольшей степени занимали два процесса, которые оставались в центре их внимания вплоть до середины 80-х годов.
С одной стороны, это было резкое снижение социальной роли рабочего класса. Рассматривая пролетариат в его традиционном понимании, как фабричных рабочих, ориентированных на массовое производство воспроизводимых благ, исследователи рассматривали этот процесс как естественное следствие становления сервисной экономики. Именно такое понимание позволяло Г. Маркузе еще в начале 60-х годов утверждать, что депролетаризация общества обусловлена тем, что мир новой высокотехнологичной деятельности резко сокращает потребность в прежних категориях трудящихся; в результате рабочий класс становится далеко не самой заметной социальной группой современного общества[6], а большинство его представителей оказывается разобщено и представляет собой весьма разнородную по образовательному уровню, интересам, национальным и расовым признакам массу. В 1973 году Д.Белл писал, что "вместо господства промышленного пролетариата мы наблюдаем доминирование в рабочей силе профессионального и технического класса, настолько значительное, что к 1980 году он может стать вторым в обществе по своей численности, а к концу века оказаться первым", называя этот процесс "новой революцией в классовой структуре общества" [7]. Он рассматривал таковой как следствие того, что, в отличие от индустриального строя, основой постиндустриального общества выступают информация и знания, и потому считал его развертывание объективным и непреодолимым. В новых условиях, как отмечал О.Тоффлер, "переход власти от одной личности, одной партии, одной организации или одной нации к другой -- это не самое важное; главное -- это скрытые сдвиги во взаимоотношениях между насилием, богатством и знаниями, происходящие по мере того, как общества мчатся вперед к столкновению со своим будущим" [8].
Упадок традиционного пролетариата в условиях становления постиндустриального общества ускорялся также растущей диффе
[6] - См.: Marcuse H. One-Dimensional Man. Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society. L., 1991. P. 31.
[7] - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 125.
[8] - Toffler A. Powershift. Knowledge, Wealth and Violence at the Edge of the 21st Century. N.Y., 1991. P. 464.
ренциацией самого рабочего класса, ранее представлявшегося достаточно однородной социальной группой. Экспансия сервисного сектора и рост технологического уровня современного производства ведут к тому, что многие виды труда, пусть даже и на капиталистически организованных предприятиях, при всей их рутинности, требуют тем не менее значительной подготовки, а занятые такой деятельностью работники относятся по своему профессиональному уровню и жизненным стандартам к средним слоям общества и оказываются по ряду признаков за рамками традиционно понимаемого пролетариата[9]. Весьма важным обстоятельством является и то, что в современных условиях столкновение интересов предпринимателей и персонала все чаще обусловливается не сугубо материальными причинами, а проблемами, связанными со степенью свободы работников в принятии решений и мерой их автономности, что также серьезно отличает современных трудящихся от традиционных пролетариев[10].
Однако фактически те же процессы порождают потребность в значительной массе низкоквалифицированного и неквалифицированного труда, применяющегося как в материальном производстве, так и во все новых отраслях сферы услуг. Таким образом, в отличие от квалифицированных работников индустриального сектора, которые по доходам и социальному положению относятся к среднему классу, другая часть наемных рабочих представляет собой ту страту, которую А.Горц называет "неклассом нерабочих", или "неопролетариатом" [11]. Первое определение может показаться излишне уничижительным, однако смысл, вкладывающийся в понятие "неопролетариат", представляется вполне определенным. "Он состоит, -- пишет А.Горц, -- либо из людей, которые стали хронически безработными, либо тех, чьи интеллектуальные способности оказались обесцененными современной технической организацией труда... Работники этих профессий почти не охвачены профсоюзами, лишены определенной классовой принадлежности и находятся под постоянной угрозой потерять работу" [12]. Прежний пролетариат фактически исчез с исторической арены -- и как достаточно однородный угнетенный слой со своим самосознанием, и как класс людей, занятых в передовом для своего времени индустриальном производстве. Как отмечал уже в конце 70-х годов К.Рен
[9] - См.: Pakulski J., Waters M. The Death of Class. Thousand Oaks-L., 1996. P. 57-58.
[10] - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts and Culture in the Programmed Society. N.Y., 1974. P. 17.
[11] - Цитируется по: Frankel B. The Post-Industrial Utopians. Madison (Wi.), 1987. P. 210-211.
[12] - Цитируется по: Giddens A. Social Theory and Modem Sociology. Cambridge, 1987. P. 279.
нер, "рабочий класс, описанный в "Капитале" Маркса, более не существует" [13].
С другой стороны, формировалась новая элита, призванная стать господствующим классом постиндустриального общества. В 60-е и 70-е годы большинство социологов отказались от гипотезы о бюрократической природе этой новой страты, и ее стали определять как социальную общность, объединяющую людей, воплощающих в себе знания и информацию о производственных процессах и механизме общественного прогресса в целом. В условиях, когда "постиндустриальное общество становится "технетронным" обществом, то есть обществом, формирующимся -- в культурном, психологическом, социальном и экономическом плане -- под воздействием современной техники и электроники... где индустриальные процессы уже не являются решающим фактором социальных перемен и эволюции образа жизни, социального строя и моральных ценностей" [14], новая элита должна в первую очередь обладать способностями контролировать и направлять процессы, диктуемые логикой технологического прогресса. "Если в течение последних ста лет главными фигурами были предприниматель, бизнесмен, руководитель промышленного предприятия, -- писал Д.Белл, -- то сегодня "новыми людьми" являются ученые, математики, экономисты и представители новой интеллектуальной технологии" [15]. Предельно широкое определение той социальной страты, которая была названа техноструктурой, дал Дж.К.Гэлбрейт, в 1969 году отмечавший, что "она включает всех, кто привносит специальные знания, талант и опыт в процесс группового принятия решений" [16].
В результате к середине 70-х годов господствующим классом стали называть "технократов", обладающих подчас уникальными информацией и знаниями и умело манипулирующих ими на трех основных уровнях: национальном, где действует правительственная бюрократия, отраслевом, представленном профессионалами и научными экспертами, и на уровне отдельных организаций, соответствующем техноструктуре[17]. В это же время А. Турен назвал технократический класс не только доминирующим классом постиндустриального общества, но и субъектом подавления остальных социальных слоев и групп[18].
[13] - Renner К. The Service Class// Bottomore Т. В., Goode P.(Eds.) Austro-Marxism. Oxford, 1978. P. 252.
[14] - Brzevnski Zb. Between Two Ages. N.Y., 1970. P. 9.
[15] - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 344.
[16] - Galbraith J. K. The New Industrial State, 2nd ed. L., 1991. P. 86.
[17] - См.: Kleinberg B.S. American Society in the Postindustrial Age: Technocracy, Power and the End of Ideology. Columbus (Oh.), 1973. P. 51-52.
[18] - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. P. 70.
Во второй половине 70-х было предложено множество новых определений господствующей элиты, однако они не имели серьезного значения, так как использовались, главным образом, в рамках социологических построений, носивших весьма общий характер. Так, говорилось о "новом классе", "доминирующем классе", "правящем классе", "высшем классе" и так далее[19]. В контексте нашего анализа важно, что на протяжении последних двадцати лет активно шли размывание и критика позиции, уделявшей особое внимание бюрократической природе господствующего класса нового общества; все более четким становилось осознание того, что основой власти в нем является не статусное положение в организациях, а реальные способности человека к творческой деятельности, к усвоению, обработке и продуцированию информации и знаний. Характерно в этой связи заявление О.Тоффлера, не только отметившего, что "в сверхиндустриальном обществе бюрократия последовательно вытесняется адхократией -- рамочной холдинговой структурой, которая координирует работу многочисленных временных организационных единиц, возникающих и исчезающих в зависимости от изменяющихся условий" [20], но и прямо указавшего, что бюрократическая форма организации была свойственна индустриальному обществу и не порождается, а, напротив, разрушается в рамках постиндустриальной социальной системы.
Таким образом, трактовка нового господствующего класса основывалась и основывается на нескольких фундаментальных положениях. Во-первых, утверждается, что главным объектом собственности, который дает представителям нового класса основания занимать доминирующие позиции в обществе, являются уже не "видимые вещи", такие, как земля и капитал, а информация и знания, которыми обладают конкретные люди[21] и которые тоже могут рассматриваться в качестве "капитала" [22]; отсюда следует, что сам господствующий класс не столь замкнут и однороден, как высшие слои аграрного и индустриального обществ. Эта страта по самой своей природе не есть аристократия[23], хотя представители нового класса по большей части являются выходцами из состоятельных слоев общества и имеют целый ряд сближающих их черт[24].
[19] - Подробнее см.: Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. P. 263-264; Pakulski J., Waters M. The Death of Class. P. 55, и др.
[20] - Toffler A. The Adaptive Corporation. Aldershot, 1985. P. 87.
[21] - См.: Toffler A. Powershift. P. 12.
[22] - См.: Wright Mills С. White Collar. The American Middle Classes. L.-Oxford-N.Y., 1956. P.269.
[23] - См.: Handy Ch. Unimagined Future // Hesselbein F., Goldsmith M" Beckhard R. (Eds.) The Organization of the Future. San Francisco, 1997. P. 382.
[24] - Подробнее см.: Wright Mills C. The Power Elite. P. 278-279.
Во-вторых, отмечается, что влияние данной группы определяется прежде всего ее доминирующим положением в соответствующих социальных иерархиях -бизнесе, армии, политических институтах, научных учреждениях; при таком подходе правительственная бюрократия, профессиональные и академические эксперты и техноструктура, то есть лица, так или иначе причастные к управлению и стоящие у начала информационных потоков, объединяются в понятие технократического класса, доминирующего в постиндустриальном обществе[25]. В силу переплетенности различных социальных институтов попасть в класс технократов можно отнюдь не только на основе способности человека усваивать информацию и генерировать новое знание, хотя считается, что в конечном счете "положение профессионалов определяется в соответствии не столько с их иерархическими полномочиями, сколько с их научной компетентностью" [26].
В-третьих, основываясь на выводах, полученных в ходе анализа стратификации в среде управленцев и работников сервисного сектора еще в 50-е годы[27], исследователи полагают, что новое общество может стать менее эгалитаристским, нежели прежнее, поскольку, хотя "информация есть наиболее демократичный источник власти" [28], капитал как основа влияния и могущества заменяется вовсе не трудом, а знаниями, являющимися, в отличие от труда, "редким (курсив мой. -- В.И.} производственным фактором" [29], привлекающим наибольший спрос при ограниченном предложении. По этой причине складывающееся меритократическое социальное устройство может быть только пародией на демократию, и возникающие новые возможности социальной мобильности не устраняют, а скорее даже подчеркивают его элитарный характер[30].
Все это ясно показывает, что современные социологи и философы серьезно пересмотрели прежние основы классового деления общества. Еще М.Вебер, возражая К.Марксу, отмечал, что главным признаком определения класса должен стать хозяйственный интерес его представителей[31]; при этом классовое деление совершенно не обязательно следует обусловливать наличием собственности на средства производства или ее отсутствием. Сегодня со
[25] - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. P. 70.
[26] - Ibid. P. 65.
[27] - См.: Wright Mills C. White Collar. P. 73.
[28] - TofflerA. Powershift. P. 12.
[29] - GeusA., de. The Living Company. Boston (Ma.), 1997. P. 18
[30] - См.: Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy. N.Y.-L., 1995. P. 41.
[31] - См.: Weber M. Economy and Society. L., 1970. P. 183.
циологи все чаще обращаются именно к такой трактовке вопроса, отмечая [32], что устранение пролетариата и формирование некапиталистического по своей природе господствующего класса преодолевают классовый характер общества в его прежнем понимании, делая его бесклассовым с точки зрения традиционной обществоведческой теории[33].
Однако подобные выводы представляются как минимум преждевременными. Безусловно, две основные социальные группы индустриального общества -рабочий класс и буржуазия -- подверглись в современных условиях существенной деструкции. Подтверждения этому весьма многообразны: начиная от доходов квалифицированных работников и участия трудящихся в акционерном капитале своих предприятий до соединения функций собственника, управляющего и главной творческой силы в одном и том же человеке в небольших высокотехнологичных компаниях. В то же время есть все основания рассматривать данный процесс не как формирование однородной социальной структуры, а как прелюдию к резкой классовой поляризации на основе новых, ранее казавшихся несущественными, признаков. Замещение денежного капитала интеллектуальным не изменило того обстоятельства, что часть членов общества обладает дефицитным производственным ресурсом, а часть -- нет; поэтому, "хотя современный работник лучше образован, натренирован и обладает лучшими навыками... он все еще не занял равного положения со своим оппонентом -- нанимателем" [34]. Если в классическом индустриальном обществе разница между работником и хозяином заключалась в том, что один был беден, а другой состоятелен, то в классическом "обществе знаний" (или информационном обществе) первый просто менее образован и квалифицирован, нежели второй; между тем качество ситуации во многом остается прежним. Более того; в условиях, когда пролетариат оказывается раздроблен, работники могут пытаться улучшить свое положение двумя путями: во-первых, индивидуально -- за счет "приобретения редких навыков, у которых нет легкодоступных субститутов", то есть попадая в состав техноструктуры, а во-вторых, коллективно -- через создание лоббирующих их интересы добровольных организаций, союзов, гильдий и ассоциаций[35]. В новых условиях они, однако, представляются не столько организациями, выступающими от имени мощного общественного класса, сколько сообществами, отражающими интересы меньшинств, не имеющих доступа к социальным бла
[32] - См.: Sayer D. Capitalism and Modernity. L.-N.Y., 1991. P. 101-102.
[33] - См.: Baudrillard J. The Transparency of Evil. L.-N.Y., 1996. P. 10.
[34] - Wedderbum К. W., et al. Labour Law in the Post-Industrial Era. Aldershot, 1994. P. 89.
[35] - См.: Clement W., Myles J. Relations of Ruling: Class and Gender in Postindustrial Societies. Montreal, 1994. P. 33.
гам, доступным квалифицированным специалистам. Еще А.Турен, обращая внимание на противоречия, объективно имеющие место в постиндустриальной социальной структуре, отмечал, что классу технократов противостоят подавленный класс исполнителей и особо отчужденный класс, к которому он относил представителей устаревающих профессий, членов замкнутых региональных сообществ и т.д.; переход же от индустриального общества к новому социальному порядку вполне может рассматриваться в этом аспекте как "переход от общества эксплуатации к обществу отчуждения" [36].
Таким образом, уже сегодня можно зафиксировать появление двух вполне оформившихся полюсов социального противостояния. С одной стороны, это высший класс постиндустриального (формирующегося постэкономического) общества, представители которого происходят, как правило, из образованных и обеспеченных семей, сами отличаются высоким уровнем образованности, являются носителями постматериалистических ценностей, заняты в высокотехнологичных отраслях хозяйства, имеют в собственности или свободно распоряжаются необходимыми им условиями производства и при этом либо являются руководителями промышленных или сервисных компаний, либо занимают высокие посты в корпоративной или государственной иерархии. С другой стороны, это низший класс нового общества, представители которого происходят в большинстве своем из среды рабочего класса или неквалифицированных иммигрантов, не отличаются высокой образованностью и не рассматривают образование в качестве значимой ценности, движимы главным образом материальными мотивами, заняты в массовом производстве или примитивных отраслях сферы услуг, а зачастую являются временно или постоянно безработными. Каждая из этих категорий не может сегодня претендовать на то, чтобы считаться самостоятельным оформившимся классом; обе они относительно немногочисленны, однако их значимость обусловлена, на наш взгляд, тем, что они выступают идеальными типами, центрами социального притяжения для тех, кого традиционно считали представителями среднего класса -- опоры индустриального общества.
Понятие среднего класса хотя и широко применяется в современной социологической литературе, трактуется совершенно неоднозначно. В прошлом оно использовалось для обозначения квалифицированных работников индустриального сектора, фермеров, учителей и преподавателей, врачей, инженеров, государственных служащих и военных, что подчеркивало относительно высокий уровень их жизни и социальной мобильности по сравнению с про
[36] - См.: Tourame A. The Post-Industrial Society. P. 70, 61; Castoriadis C. The Imaginary Institution of Society. Cambridge (Ma.), 1996. P. 115.
летариатом. Затем в категорию среднего класса попала и "третья сила, стоящая между капиталистом и рабочим классом традиционного марксизма: класс профессионаловуправленцев" [37]. Эта группа вряд ли может получить сегодня четкое позитивное определение; так, П.Дракер характеризует ее как "новый класс, который не является ни капиталистическим, ни рабочим, но который стремительно захватывает доминирующие позиции во всех промышленно развитых странах: это работающий по найму средний слой профессионалов -менеджеров и специалистов. Именно этот класс, -- продолжает он, -- а не капиталисты, обладает властью и влиянием... Постепенно имущественные права переходят от капиталиста к этому новому среднему классу. Сегодня в США все крупные капиталисты являются институциональными доверительными собственниками сбережений, пенсий и вкладов частных лиц: в их распоряжении находятся страховые компании, пенсионные и инвестиционные фонды. В то же время этот новый класс поглощает рабочих в социальном, экономическом и культурном аспектах. Вместо того, чтобы превращаться в пролетария, современный трудящийся вступает в средний класс работающих по найму профессионалов, заимствуя их вкусы, образ жизни и устремления" [38].
Отметим здесь, что термин "средний класс" обозначает слой, включающий весьма разнородные составляющие[39], и его разнородность имеет тенденцию скорее к нарастанию и углублению, нежели к преодолению и устранению; это обусловлено самой природой постиндустриального типа общества, которое отличается от индустриального отсутствием присущего тому унифицированного характера[40]. Еще в начале 80-х Д. Белл отмечал, что понятие среднего класса чрезвычайно аморфно, "отражая прежде всего психологическое самоопределение значительной части американских граждан" [41],[42]. Позже социологи стали констатировать, что термин
[37] - Lyon D. The Information Society. Cambridge, 1996. P. 61.
[38] - Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. New Brunswick (US)-London (UK), 1996. P. 98-99.
[39] - См.: Harvey D. The Condition of Postmodemity. Cambridge (Ma.)-L., 1995. P. 347.
[40] - См.: Berger S. Discontinuity in the Politics of Industrial Society // Berger S., Piore M.J. Dualism and Discontinuity in Industrial Societies. Cambridge, 1980. P. 134.
[41] - Bell D. The World and the United States in 2013 // Daedalus. Vol. 116. No 3. P. 28.
[42] - В этой связи характерен опрос общественного мнения, проведенный в США в 1993 году и показавший, что почти одинаковое количество американцев (44,9 и 45,3 процента соответственно) относят себя к рабочему классу и к среднему классу (см.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P. 382); между тем первое понятие рассматривается как неопределенное и фактически не используется в современной социологии, второе же считается обозначающим основную социальную группу постиндустриального общества. Следует отметить и то, что фактически никто не отнес себя к низшим слоям общества или высшей страте; таким образом, современное постиндустриальное общество не столько является относительно эгалитаристским, сколько хочет выглядеть таковым.
"средний класс" относится уже не столько к социальной группе, выступающей в качестве стабилизирующего элемента общества, сколько к расплывчатой страте, все более диссимилирующейся под воздействием новых технологических изменений, усиливающих интеллектуальное, культурное и, как следствие, экономическое расслоение этого прежде единого класса[43]. Многие исследователи склонны видеть в устранении этого важного элемента социальной структуры одну из опаснейших тенденций хозяйственной жизни, все более и более заметную на протяжении последних десятилетий[44]; с такой точкой зрения трудно не согласиться, и на этом мы остановимся подробно ниже.
Таким образом, наиболее принципиальная социальная грань, разделяющая граждан постэкономического общества (по крайней мере, на этапе его формирования), пролегает где-то между двумя полярными группами, каждая из которых вполне позиционирована уже сегодня. Между тем по мере становления этого общества знание становится важнейшим фактором не только технологического прогресса, но также общественной стратификации и социального самоопределения. Пытаясь охарактеризовать роль субъективных качеств человека в современном обществе, М.Кастельс отмечает, что "новая власть заключена в информационных кодах и в репрезентативных образах, вокруг которых общества организуют свои учреждения, а люди строят свою жизнь и определяют свое поведение; эта власть сосредоточена в человеческом сознании" [45]. Мощь подобных репрезентативных образов сегодня настолько велика, что уже не имущественное положение или социальное происхождение фиксирует принадлежность человека к тому или иному классу, а его представление о собственном месте в обществе в значительной мере определяет те ступеньки, которых он сможет достичь в социальной иерархии. Выше мы уже обращались к формулировке П. Дракера, считающего, что современные "работники интеллектуального труда не ощущают (курсив мой. -- В.И.), что их эксплуатируют как класс" [46], эта идея исполнена глубокого смысла. В той же степени, в какой справедливо подобное утверждение, верен и тезис о том, что собственно постэкономические отношения развиваются лишь в среде тех людей, которые ощущают себя постматериалистами и действуют как постматериалисты. Достигнув некоторого уровня благосостояния, человек может лишь подготовить исходные предпосылки формирования постматериалистической мотивации и не обязательно станет постматериалистом; восприняв же постматериали
[1] - Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1959. P. 301.
[2] - Wright Mills C. The Power Elite. Oxford-N.Y., 1956. P. 6.
pax жизни. Так, Д.Белл, основатель данной теории, перечисляя фундаментальные признаки постиндустриального общества, называет в числе первых три характеристики, непосредственно связанные с прогрессом науки, -центральную роль теоретической науки, создание новой интеллектуальной технологии и рост класса носителей знания. "Совершенно очевидно, -заключает он, -- что постиндустриальное общество представляет собой общество знания в двояком смысле: во-первых, источником инноваций во все большей мере становятся исследования и разработки (более того, возникают новые отношения между наукой и технологией ввиду центрального места теоретического знания); во-вторых, прогресс общества, измеряемый возрастающей долей ВНП и возрастающей частью занятой рабочей силы, все более однозначно определяется успехами в области знания" [3]. В рамках этого методологического направления вопрос о новой социальной структуре и новом господствующем классе сопрягался с проблемой классового самоопределения работников, занятых в тех отраслях хозяйства, которые могли быть отнесены в рамках трехсекторной модели деления общественного производства к третичному, а позднее -- к четвертичному и пятеричному секторам. В 1962 году Ф.Махлуп ввел в научный оборот не вполне корректный, но показательный термин "работник интеллектуального труда (knowledge-worker)" [4], соединивший различные характеристики нового типа работника: во-первых, его изначальную ориентированность на оперирование информацией и знаниями; во-вторых, фактическую независимость от внешних факторов собственности на средства и условия производства; в-третьих, крайне высокую мобильность и, в-четвертых, желание заниматься деятельностью, открывающей широкое поле для самореализации и самовыражения, хотя бы и в ущерб сиюминутной материальной выгоде. Уже в те годы было вполне очевидно, что появление таких работников в качестве серьезной социальной группы не может не привести к радикальным подвижкам в общественной структуре. Еще в 1958 году М.Янг в своей блестящей фантастической повести "Возвышение меритократии" в гротескной форме обрисовал конфликт между интеллектуалами и остальным обществом как опасное противоречие следующего столетия[5]. Огромное значение, придававшееся в этот период научному прогрессу, и некоторое доминирование технократического подхода к оценке социального
[3] - BellD. The Coming of Post-Industrial Society. N.Y., 1976. P. 212.
[4] - Подробнее см.: Hepworth Af.E. Georgaphyofthe Information Economy. L., 1989. P. 15.
[5] - См.: Young M. The Rise of Meritocracy: 1958-2033. L., 1958.
развития предопределили то, что исследование природы и характеристик нового класса заняло в постиндустриальной теории одно из центральных мест.
В то время большинство социологов в наибольшей степени занимали два процесса, которые оставались в центре их внимания вплоть до середины 80-х годов.
С одной стороны, это было резкое снижение социальной роли рабочего класса. Рассматривая пролетариат в его традиционном понимании, как фабричных рабочих, ориентированных на массовое производство воспроизводимых благ, исследователи рассматривали этот процесс как естественное следствие становления сервисной экономики. Именно такое понимание позволяло Г. Маркузе еще в начале 60-х годов утверждать, что депролетаризация общества обусловлена тем, что мир новой высокотехнологичной деятельности резко сокращает потребность в прежних категориях трудящихся; в результате рабочий класс становится далеко не самой заметной социальной группой современного общества[6], а большинство его представителей оказывается разобщено и представляет собой весьма разнородную по образовательному уровню, интересам, национальным и расовым признакам массу. В 1973 году Д.Белл писал, что "вместо господства промышленного пролетариата мы наблюдаем доминирование в рабочей силе профессионального и технического класса, настолько значительное, что к 1980 году он может стать вторым в обществе по своей численности, а к концу века оказаться первым", называя этот процесс "новой революцией в классовой структуре общества" [7]. Он рассматривал таковой как следствие того, что, в отличие от индустриального строя, основой постиндустриального общества выступают информация и знания, и потому считал его развертывание объективным и непреодолимым. В новых условиях, как отмечал О.Тоффлер, "переход власти от одной личности, одной партии, одной организации или одной нации к другой -- это не самое важное; главное -- это скрытые сдвиги во взаимоотношениях между насилием, богатством и знаниями, происходящие по мере того, как общества мчатся вперед к столкновению со своим будущим" [8].
Упадок традиционного пролетариата в условиях становления постиндустриального общества ускорялся также растущей диффе
[6] - См.: Marcuse H. One-Dimensional Man. Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society. L., 1991. P. 31.
[7] - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 125.
[8] - Toffler A. Powershift. Knowledge, Wealth and Violence at the Edge of the 21st Century. N.Y., 1991. P. 464.
ренциацией самого рабочего класса, ранее представлявшегося достаточно однородной социальной группой. Экспансия сервисного сектора и рост технологического уровня современного производства ведут к тому, что многие виды труда, пусть даже и на капиталистически организованных предприятиях, при всей их рутинности, требуют тем не менее значительной подготовки, а занятые такой деятельностью работники относятся по своему профессиональному уровню и жизненным стандартам к средним слоям общества и оказываются по ряду признаков за рамками традиционно понимаемого пролетариата[9]. Весьма важным обстоятельством является и то, что в современных условиях столкновение интересов предпринимателей и персонала все чаще обусловливается не сугубо материальными причинами, а проблемами, связанными со степенью свободы работников в принятии решений и мерой их автономности, что также серьезно отличает современных трудящихся от традиционных пролетариев[10].
Однако фактически те же процессы порождают потребность в значительной массе низкоквалифицированного и неквалифицированного труда, применяющегося как в материальном производстве, так и во все новых отраслях сферы услуг. Таким образом, в отличие от квалифицированных работников индустриального сектора, которые по доходам и социальному положению относятся к среднему классу, другая часть наемных рабочих представляет собой ту страту, которую А.Горц называет "неклассом нерабочих", или "неопролетариатом" [11]. Первое определение может показаться излишне уничижительным, однако смысл, вкладывающийся в понятие "неопролетариат", представляется вполне определенным. "Он состоит, -- пишет А.Горц, -- либо из людей, которые стали хронически безработными, либо тех, чьи интеллектуальные способности оказались обесцененными современной технической организацией труда... Работники этих профессий почти не охвачены профсоюзами, лишены определенной классовой принадлежности и находятся под постоянной угрозой потерять работу" [12]. Прежний пролетариат фактически исчез с исторической арены -- и как достаточно однородный угнетенный слой со своим самосознанием, и как класс людей, занятых в передовом для своего времени индустриальном производстве. Как отмечал уже в конце 70-х годов К.Рен
[9] - См.: Pakulski J., Waters M. The Death of Class. Thousand Oaks-L., 1996. P. 57-58.
[10] - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts and Culture in the Programmed Society. N.Y., 1974. P. 17.
[11] - Цитируется по: Frankel B. The Post-Industrial Utopians. Madison (Wi.), 1987. P. 210-211.
[12] - Цитируется по: Giddens A. Social Theory and Modem Sociology. Cambridge, 1987. P. 279.
нер, "рабочий класс, описанный в "Капитале" Маркса, более не существует" [13].
С другой стороны, формировалась новая элита, призванная стать господствующим классом постиндустриального общества. В 60-е и 70-е годы большинство социологов отказались от гипотезы о бюрократической природе этой новой страты, и ее стали определять как социальную общность, объединяющую людей, воплощающих в себе знания и информацию о производственных процессах и механизме общественного прогресса в целом. В условиях, когда "постиндустриальное общество становится "технетронным" обществом, то есть обществом, формирующимся -- в культурном, психологическом, социальном и экономическом плане -- под воздействием современной техники и электроники... где индустриальные процессы уже не являются решающим фактором социальных перемен и эволюции образа жизни, социального строя и моральных ценностей" [14], новая элита должна в первую очередь обладать способностями контролировать и направлять процессы, диктуемые логикой технологического прогресса. "Если в течение последних ста лет главными фигурами были предприниматель, бизнесмен, руководитель промышленного предприятия, -- писал Д.Белл, -- то сегодня "новыми людьми" являются ученые, математики, экономисты и представители новой интеллектуальной технологии" [15]. Предельно широкое определение той социальной страты, которая была названа техноструктурой, дал Дж.К.Гэлбрейт, в 1969 году отмечавший, что "она включает всех, кто привносит специальные знания, талант и опыт в процесс группового принятия решений" [16].
В результате к середине 70-х годов господствующим классом стали называть "технократов", обладающих подчас уникальными информацией и знаниями и умело манипулирующих ими на трех основных уровнях: национальном, где действует правительственная бюрократия, отраслевом, представленном профессионалами и научными экспертами, и на уровне отдельных организаций, соответствующем техноструктуре[17]. В это же время А. Турен назвал технократический класс не только доминирующим классом постиндустриального общества, но и субъектом подавления остальных социальных слоев и групп[18].
[13] - Renner К. The Service Class// Bottomore Т. В., Goode P.(Eds.) Austro-Marxism. Oxford, 1978. P. 252.
[14] - Brzevnski Zb. Between Two Ages. N.Y., 1970. P. 9.
[15] - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 344.
[16] - Galbraith J. K. The New Industrial State, 2nd ed. L., 1991. P. 86.
[17] - См.: Kleinberg B.S. American Society in the Postindustrial Age: Technocracy, Power and the End of Ideology. Columbus (Oh.), 1973. P. 51-52.
[18] - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. P. 70.
Во второй половине 70-х было предложено множество новых определений господствующей элиты, однако они не имели серьезного значения, так как использовались, главным образом, в рамках социологических построений, носивших весьма общий характер. Так, говорилось о "новом классе", "доминирующем классе", "правящем классе", "высшем классе" и так далее[19]. В контексте нашего анализа важно, что на протяжении последних двадцати лет активно шли размывание и критика позиции, уделявшей особое внимание бюрократической природе господствующего класса нового общества; все более четким становилось осознание того, что основой власти в нем является не статусное положение в организациях, а реальные способности человека к творческой деятельности, к усвоению, обработке и продуцированию информации и знаний. Характерно в этой связи заявление О.Тоффлера, не только отметившего, что "в сверхиндустриальном обществе бюрократия последовательно вытесняется адхократией -- рамочной холдинговой структурой, которая координирует работу многочисленных временных организационных единиц, возникающих и исчезающих в зависимости от изменяющихся условий" [20], но и прямо указавшего, что бюрократическая форма организации была свойственна индустриальному обществу и не порождается, а, напротив, разрушается в рамках постиндустриальной социальной системы.
Таким образом, трактовка нового господствующего класса основывалась и основывается на нескольких фундаментальных положениях. Во-первых, утверждается, что главным объектом собственности, который дает представителям нового класса основания занимать доминирующие позиции в обществе, являются уже не "видимые вещи", такие, как земля и капитал, а информация и знания, которыми обладают конкретные люди[21] и которые тоже могут рассматриваться в качестве "капитала" [22]; отсюда следует, что сам господствующий класс не столь замкнут и однороден, как высшие слои аграрного и индустриального обществ. Эта страта по самой своей природе не есть аристократия[23], хотя представители нового класса по большей части являются выходцами из состоятельных слоев общества и имеют целый ряд сближающих их черт[24].
[19] - Подробнее см.: Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. P. 263-264; Pakulski J., Waters M. The Death of Class. P. 55, и др.
[20] - Toffler A. The Adaptive Corporation. Aldershot, 1985. P. 87.
[21] - См.: Toffler A. Powershift. P. 12.
[22] - См.: Wright Mills С. White Collar. The American Middle Classes. L.-Oxford-N.Y., 1956. P.269.
[23] - См.: Handy Ch. Unimagined Future // Hesselbein F., Goldsmith M" Beckhard R. (Eds.) The Organization of the Future. San Francisco, 1997. P. 382.
[24] - Подробнее см.: Wright Mills C. The Power Elite. P. 278-279.
Во-вторых, отмечается, что влияние данной группы определяется прежде всего ее доминирующим положением в соответствующих социальных иерархиях -бизнесе, армии, политических институтах, научных учреждениях; при таком подходе правительственная бюрократия, профессиональные и академические эксперты и техноструктура, то есть лица, так или иначе причастные к управлению и стоящие у начала информационных потоков, объединяются в понятие технократического класса, доминирующего в постиндустриальном обществе[25]. В силу переплетенности различных социальных институтов попасть в класс технократов можно отнюдь не только на основе способности человека усваивать информацию и генерировать новое знание, хотя считается, что в конечном счете "положение профессионалов определяется в соответствии не столько с их иерархическими полномочиями, сколько с их научной компетентностью" [26].
В-третьих, основываясь на выводах, полученных в ходе анализа стратификации в среде управленцев и работников сервисного сектора еще в 50-е годы[27], исследователи полагают, что новое общество может стать менее эгалитаристским, нежели прежнее, поскольку, хотя "информация есть наиболее демократичный источник власти" [28], капитал как основа влияния и могущества заменяется вовсе не трудом, а знаниями, являющимися, в отличие от труда, "редким (курсив мой. -- В.И.} производственным фактором" [29], привлекающим наибольший спрос при ограниченном предложении. По этой причине складывающееся меритократическое социальное устройство может быть только пародией на демократию, и возникающие новые возможности социальной мобильности не устраняют, а скорее даже подчеркивают его элитарный характер[30].
Все это ясно показывает, что современные социологи и философы серьезно пересмотрели прежние основы классового деления общества. Еще М.Вебер, возражая К.Марксу, отмечал, что главным признаком определения класса должен стать хозяйственный интерес его представителей[31]; при этом классовое деление совершенно не обязательно следует обусловливать наличием собственности на средства производства или ее отсутствием. Сегодня со
[25] - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. P. 70.
[26] - Ibid. P. 65.
[27] - См.: Wright Mills C. White Collar. P. 73.
[28] - TofflerA. Powershift. P. 12.
[29] - GeusA., de. The Living Company. Boston (Ma.), 1997. P. 18
[30] - См.: Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy. N.Y.-L., 1995. P. 41.
[31] - См.: Weber M. Economy and Society. L., 1970. P. 183.
циологи все чаще обращаются именно к такой трактовке вопроса, отмечая [32], что устранение пролетариата и формирование некапиталистического по своей природе господствующего класса преодолевают классовый характер общества в его прежнем понимании, делая его бесклассовым с точки зрения традиционной обществоведческой теории[33].
Однако подобные выводы представляются как минимум преждевременными. Безусловно, две основные социальные группы индустриального общества -рабочий класс и буржуазия -- подверглись в современных условиях существенной деструкции. Подтверждения этому весьма многообразны: начиная от доходов квалифицированных работников и участия трудящихся в акционерном капитале своих предприятий до соединения функций собственника, управляющего и главной творческой силы в одном и том же человеке в небольших высокотехнологичных компаниях. В то же время есть все основания рассматривать данный процесс не как формирование однородной социальной структуры, а как прелюдию к резкой классовой поляризации на основе новых, ранее казавшихся несущественными, признаков. Замещение денежного капитала интеллектуальным не изменило того обстоятельства, что часть членов общества обладает дефицитным производственным ресурсом, а часть -- нет; поэтому, "хотя современный работник лучше образован, натренирован и обладает лучшими навыками... он все еще не занял равного положения со своим оппонентом -- нанимателем" [34]. Если в классическом индустриальном обществе разница между работником и хозяином заключалась в том, что один был беден, а другой состоятелен, то в классическом "обществе знаний" (или информационном обществе) первый просто менее образован и квалифицирован, нежели второй; между тем качество ситуации во многом остается прежним. Более того; в условиях, когда пролетариат оказывается раздроблен, работники могут пытаться улучшить свое положение двумя путями: во-первых, индивидуально -- за счет "приобретения редких навыков, у которых нет легкодоступных субститутов", то есть попадая в состав техноструктуры, а во-вторых, коллективно -- через создание лоббирующих их интересы добровольных организаций, союзов, гильдий и ассоциаций[35]. В новых условиях они, однако, представляются не столько организациями, выступающими от имени мощного общественного класса, сколько сообществами, отражающими интересы меньшинств, не имеющих доступа к социальным бла
[32] - См.: Sayer D. Capitalism and Modernity. L.-N.Y., 1991. P. 101-102.
[33] - См.: Baudrillard J. The Transparency of Evil. L.-N.Y., 1996. P. 10.
[34] - Wedderbum К. W., et al. Labour Law in the Post-Industrial Era. Aldershot, 1994. P. 89.
[35] - См.: Clement W., Myles J. Relations of Ruling: Class and Gender in Postindustrial Societies. Montreal, 1994. P. 33.
гам, доступным квалифицированным специалистам. Еще А.Турен, обращая внимание на противоречия, объективно имеющие место в постиндустриальной социальной структуре, отмечал, что классу технократов противостоят подавленный класс исполнителей и особо отчужденный класс, к которому он относил представителей устаревающих профессий, членов замкнутых региональных сообществ и т.д.; переход же от индустриального общества к новому социальному порядку вполне может рассматриваться в этом аспекте как "переход от общества эксплуатации к обществу отчуждения" [36].
Таким образом, уже сегодня можно зафиксировать появление двух вполне оформившихся полюсов социального противостояния. С одной стороны, это высший класс постиндустриального (формирующегося постэкономического) общества, представители которого происходят, как правило, из образованных и обеспеченных семей, сами отличаются высоким уровнем образованности, являются носителями постматериалистических ценностей, заняты в высокотехнологичных отраслях хозяйства, имеют в собственности или свободно распоряжаются необходимыми им условиями производства и при этом либо являются руководителями промышленных или сервисных компаний, либо занимают высокие посты в корпоративной или государственной иерархии. С другой стороны, это низший класс нового общества, представители которого происходят в большинстве своем из среды рабочего класса или неквалифицированных иммигрантов, не отличаются высокой образованностью и не рассматривают образование в качестве значимой ценности, движимы главным образом материальными мотивами, заняты в массовом производстве или примитивных отраслях сферы услуг, а зачастую являются временно или постоянно безработными. Каждая из этих категорий не может сегодня претендовать на то, чтобы считаться самостоятельным оформившимся классом; обе они относительно немногочисленны, однако их значимость обусловлена, на наш взгляд, тем, что они выступают идеальными типами, центрами социального притяжения для тех, кого традиционно считали представителями среднего класса -- опоры индустриального общества.
Понятие среднего класса хотя и широко применяется в современной социологической литературе, трактуется совершенно неоднозначно. В прошлом оно использовалось для обозначения квалифицированных работников индустриального сектора, фермеров, учителей и преподавателей, врачей, инженеров, государственных служащих и военных, что подчеркивало относительно высокий уровень их жизни и социальной мобильности по сравнению с про
[36] - См.: Tourame A. The Post-Industrial Society. P. 70, 61; Castoriadis C. The Imaginary Institution of Society. Cambridge (Ma.), 1996. P. 115.
летариатом. Затем в категорию среднего класса попала и "третья сила, стоящая между капиталистом и рабочим классом традиционного марксизма: класс профессионаловуправленцев" [37]. Эта группа вряд ли может получить сегодня четкое позитивное определение; так, П.Дракер характеризует ее как "новый класс, который не является ни капиталистическим, ни рабочим, но который стремительно захватывает доминирующие позиции во всех промышленно развитых странах: это работающий по найму средний слой профессионалов -менеджеров и специалистов. Именно этот класс, -- продолжает он, -- а не капиталисты, обладает властью и влиянием... Постепенно имущественные права переходят от капиталиста к этому новому среднему классу. Сегодня в США все крупные капиталисты являются институциональными доверительными собственниками сбережений, пенсий и вкладов частных лиц: в их распоряжении находятся страховые компании, пенсионные и инвестиционные фонды. В то же время этот новый класс поглощает рабочих в социальном, экономическом и культурном аспектах. Вместо того, чтобы превращаться в пролетария, современный трудящийся вступает в средний класс работающих по найму профессионалов, заимствуя их вкусы, образ жизни и устремления" [38].
Отметим здесь, что термин "средний класс" обозначает слой, включающий весьма разнородные составляющие[39], и его разнородность имеет тенденцию скорее к нарастанию и углублению, нежели к преодолению и устранению; это обусловлено самой природой постиндустриального типа общества, которое отличается от индустриального отсутствием присущего тому унифицированного характера[40]. Еще в начале 80-х Д. Белл отмечал, что понятие среднего класса чрезвычайно аморфно, "отражая прежде всего психологическое самоопределение значительной части американских граждан" [41],[42]. Позже социологи стали констатировать, что термин
[37] - Lyon D. The Information Society. Cambridge, 1996. P. 61.
[38] - Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. New Brunswick (US)-London (UK), 1996. P. 98-99.
[39] - См.: Harvey D. The Condition of Postmodemity. Cambridge (Ma.)-L., 1995. P. 347.
[40] - См.: Berger S. Discontinuity in the Politics of Industrial Society // Berger S., Piore M.J. Dualism and Discontinuity in Industrial Societies. Cambridge, 1980. P. 134.
[41] - Bell D. The World and the United States in 2013 // Daedalus. Vol. 116. No 3. P. 28.
[42] - В этой связи характерен опрос общественного мнения, проведенный в США в 1993 году и показавший, что почти одинаковое количество американцев (44,9 и 45,3 процента соответственно) относят себя к рабочему классу и к среднему классу (см.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P. 382); между тем первое понятие рассматривается как неопределенное и фактически не используется в современной социологии, второе же считается обозначающим основную социальную группу постиндустриального общества. Следует отметить и то, что фактически никто не отнес себя к низшим слоям общества или высшей страте; таким образом, современное постиндустриальное общество не столько является относительно эгалитаристским, сколько хочет выглядеть таковым.
"средний класс" относится уже не столько к социальной группе, выступающей в качестве стабилизирующего элемента общества, сколько к расплывчатой страте, все более диссимилирующейся под воздействием новых технологических изменений, усиливающих интеллектуальное, культурное и, как следствие, экономическое расслоение этого прежде единого класса[43]. Многие исследователи склонны видеть в устранении этого важного элемента социальной структуры одну из опаснейших тенденций хозяйственной жизни, все более и более заметную на протяжении последних десятилетий[44]; с такой точкой зрения трудно не согласиться, и на этом мы остановимся подробно ниже.
Таким образом, наиболее принципиальная социальная грань, разделяющая граждан постэкономического общества (по крайней мере, на этапе его формирования), пролегает где-то между двумя полярными группами, каждая из которых вполне позиционирована уже сегодня. Между тем по мере становления этого общества знание становится важнейшим фактором не только технологического прогресса, но также общественной стратификации и социального самоопределения. Пытаясь охарактеризовать роль субъективных качеств человека в современном обществе, М.Кастельс отмечает, что "новая власть заключена в информационных кодах и в репрезентативных образах, вокруг которых общества организуют свои учреждения, а люди строят свою жизнь и определяют свое поведение; эта власть сосредоточена в человеческом сознании" [45]. Мощь подобных репрезентативных образов сегодня настолько велика, что уже не имущественное положение или социальное происхождение фиксирует принадлежность человека к тому или иному классу, а его представление о собственном месте в обществе в значительной мере определяет те ступеньки, которых он сможет достичь в социальной иерархии. Выше мы уже обращались к формулировке П. Дракера, считающего, что современные "работники интеллектуального труда не ощущают (курсив мой. -- В.И.), что их эксплуатируют как класс" [46], эта идея исполнена глубокого смысла. В той же степени, в какой справедливо подобное утверждение, верен и тезис о том, что собственно постэкономические отношения развиваются лишь в среде тех людей, которые ощущают себя постматериалистами и действуют как постматериалисты. Достигнув некоторого уровня благосостояния, человек может лишь подготовить исходные предпосылки формирования постматериалистической мотивации и не обязательно станет постматериалистом; восприняв же постматериали