Страница:
Фактически начавшаяся рецессия в странах, ориентированных на индустриальное производство, и крах надежд, связанных с парадигмой "догоняющего развития", ставят, как мы показали, ряд серьезных вопросов перед самими постиндустриальными обществами; и все же ни один из них не может сравниться по своей актуальности и значимости с теми проблемами, которые порождаются экономическим положением государств, причисленных в 80-е годы к "четвертому" миру, -- стран, по объективным и субъективным причинам неспособных к восприятию современного типа хозяйственного прогресса.
Нарастание разрыва в экономических показателях будущих центров постиндустриального мира и хозяйственной периферии имеет долгую историю. Их не разделяла непреодолимая пропасть в доиндустриальную эпоху, когда хозяйственное благосостояние стран и народов в значительной мере зависело от естественных ресурсов, климатических условий, плодородия почв и плотности населения. На начало XIX века разрыв в общем хозяйственном их потенциале не превышал трех раз[390], а по размерам среднего дохода достигал лишь 30-50 процентов[391]. Пропасть возникла и стала стремительно увеличиваться в конце прошлого столетия, когда западные страны вступили в фазу промышленной революции. Наиболее скромно оценивает масштабы ее расширения Р.Хейльбронер, указывая, что с 1750 по 1990 год разрыв в среднем уровне жизни между гражданами стран Европы и развивающегося мира вырос в восемь раз[392]; подавляющее большинство дру
[390] - См.: Plender J. A Stake in the Future. P. 223.
[391] - См.: Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. P. 17.
[392] - См.: Heilbroner R. 21st Century Capitalism. N.Y.-L., 1993. P. 55.
гих исследователей приводит гораздо более радикальные оценки -- от 17 до 24 раз, что соответствует сформировавшемуся экономическому отставанию в 50-72 раза[393].
В 60-е годы статистический инструментарий подобных сопоставлений был усовершенствован, и в качестве основного показателя стали рассматривать разницу в среднедушевом ВНП тех стран, где сосредоточены 20 процентов наиболее обеспеченного населения планеты и 20 процентов самых бедных граждан. Расчеты, проводимые на этой основе, показывают, что неравенство в условиях становления в западном мире постиндустриального типа хозяйства не только не снизилось, но и, напротив, резко возросло. Если исходить из оценки мирового ВНП в 1993 году в 23 триллиона долл., то 18 триллионов из них было создано в развитых державах, и только 5 триллионов долл. приходится на все развивающиеся страны, где живет более 80 процентов населения Земли. Разница в номинальных доходах между гражданами постиндустриального мира и остальной частью человечества выросла с 5,7 тыс. долл. в год в I960 году до 15,4 тыс. долл. в 1993-м, и, таким образом, 1/5 часть человечества на одном полюсе развития присваивала в 61 раз больше богатств, нежели 1/5 на другом[394] (в 1960 году -- в 30 раз[395]). Если в 1960 году среднедушевой ВНП в индустриально развитых странах превосходил аналогичный показатель для стран со средним и низким уровнем развития в 16-18 раз, то к середине 80-х -- в 24[396]. За последние сорок лет, в течение которых активно прогрессировали постиндустриальные тенденции и развитый мир не уставал подтверждать свою приверженность сбалансированному и поступательному развитию всех народов и государств, доля мирового ВНП, оказывающегося в распоряжении 20 процентов наиболее состоятельных людей на планете, возросла с 70 до 82,7 процента[397] (на эту часть населения приходится также 84,2 процента мировой торговли и 85,5 процента накоплений[398]), тогда как доля беднейших 20 процентов снизилась с 2,3 до 1,4 процента[399]. Харак
[393] - См.: Plender J. A Stake in the Future. P. 223; Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. P. 17.
[394] - См.: Brown L.R., Renner M., Flavin Ch., et al. Vital Signs 1997-1998. The Environmental Trends That Are Shaping Our Future. L., 1997. P. 116.
[395] - См.: Ayres R.U. Turning Point. L., 1998. P. 125; подробнее см.: Sandier T. Global Challenges. An Approach to Environmental, Political and Economic Problems. Cambridge, 1997. P. 20.
[396] - См.: Shutt H. The Trouble with Capitalism. P. 52.
[397] - См.: Porter G., Brown J. W. Global Environmental Politics, 2nd ed. Boulder (Co.), 1996. P.109-110.
[398] - См.: Martin H.-P., Schumann H. The Global Trap: Globalization and Assault on Prosperity and Democracy. Pretoria (South Africa)-!., 1997. P. 29.
[399] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 125.
терно также, что на долю трех пятых человечества, получавших наименьшие по размерам доходы, в 1992 году приходилось лишь 5,6 процента мирового валового продукта[400]. Поляризация по признаку доходов происходила на протяжении последних десятилетий столь стремительно и необратимо, что даже впечатляющий экономический прогресс в странах Юго-Восточной Азии не смог создать существенного противовеса этой тенденции.
Еще более впечатляющим, нежели снижение доли беднейших стран в мировом валовом продукте, является резкое ухудшение их позиций как участников международного разделения труда. Производя 1,4 процента мирового ВНП, беднейшая часть мира обеспечивала в начале 1993 года лишь 0,98 процента мировых сбережений и 0,95 процента мирового торгового оборота. Следует, кроме того, отметить и еще одно обстоятельство, на которое указывают довольно редко. Если сравнить показатели экономического развития 20 процентов наиболее богатых и 40 процентов наиболее бедных стран, окажется, что для первых доля в сбережениях (80,51 процента) и инвестициях (80,56 процента) окажется ниже их доли в мировом ВНП (82,7 процента), тогда как для второй группы эти показатели (соответственно 3,51 и 3,87 процента) превышают их долю в мировом валовом продукте (3,3 процента) [401]. Это свидетельствует о низкой эффективности хозяйствования в беднейших регионах планеты и, таким образом, дает основания полагать, что неравномерность хозяйственного прогресса будет нарастать и впредь.
Об этом свидетельствуют и события последних лет. Непродолжительный период, в течение которого развивающиеся страны, казалось, смогли ускорить темпы своего развития за счет монопольно высоких цен на природные ресурсы, остался в прошлом. В Латинской Америке, где в 70-е годы норма сбережений достигала 23,5 процента, она снизилась до 18,7 процента в 80-е; в результате инфляция возросла с 36 до 123 процентов в год, а темпы роста экономики в 3,1 процента сменились сокращением ВНП на 0,8 процента в годовом исчислении[402]. В Африке, где мимолетно поднявшиеся цены на нефть и другие природные ресурсы помогли улучшить ситуацию в середине 70-х годов, все позитивные результаты быстро свелись на нет в следующем десятилетии. Примечателен пример Нигерии, где с 1970 по 1980 год ВНП на душу населения возрос с немногим более 200 почти до 800 долл., а к 1985 году
[400] - См.: Korten B.C. When Corporations Rule the World. L., 1995. P. 106-107.
[401] - Рассчитано по: Sandier T. Global Challenges. An Approach to Environmental, Political and Economic Problems. P. 183.
[402] - См.: Kuttner R. The End of Laissez-Faire. P. 253.
вернулся к своему первоначальному значению, не превосходя 300 долл. на человека в год[403]. В целом же с начала 80-х годов африканские страны, на чем мы остановимся ниже более подробно, постоянно деградировали в мировой экономической иерархии, а уровень их среднедушевого валового национального продукта опустился сегодня существенно ниже показателей 1960 (!) года[404]. В результате к середине 90-х суммарный ВНП этих государств (с населением более 400 миллионов человек), за исключением ЮАР, оказался существенно ниже, чем ВНП Бельгии[405]. Не более оптимистично выглядели хозяйственные показатели в беднейших странах Азии -от Пакистана до Бангладеш и Вьетнама. В результате в первой половине 70-х годов экономисты констатировали прекращение роста среднемирового ВНП на душу населения и его относительную стабилизацию на уровне 3 тыс. долл. в год; позднее эффект хозяйственного подъема в развитых странах во второй половине 80-х и активного роста азиатских экономик способствовал некоторому повышению этого показателя; однако в 1991 году впервые было констатировано снижение среднемирового ВНП на душу населения[406], а в целом в 90-е годы четыре из восьми завершившихся лет ознаменовались именно такой динамикой среднемирового ВНП. Подобная тенденция никогда ранее не имела места в истории и радикально опровергает позиции тех, кто основывает свои прогнозы о грядущем процветании развивающихся стран на произвольных гипотетических экстраполяциях. Так, предполагая, что средний ежегодный темп экономического роста во всех (!) развивающихся странах (и рассматривая при этом как единое целое восточноазиатский регион и беднейшие страны Африки) сохранится на уровне 3 процентов, Р.Истерлин рассчитал в середине 90-х годов, что к середине XXI века средний уровень жизни в этих странах будет примерно таким же, как в Японии начала 90-х годов[407]. Подобные странные прогнозы не учитывают ни масштабов инвестиций развитых стран в "третий мир", которые, как показал последний кризис, вовсе не обязаны оставаться неизменными, ни потребности, испытываемой постиндустриальными обществами в промышленной продукции, ни, наконец, темпов роста населения развивающихся стран, благодаря которым среднедушевой показатель ВНП в течение последних 70 лет увеличи
[403] - См. Mobius J.M. Mobius on Emerging Markets. P. 66.
[404] - CM. Thurow L. Creating Wealth. P. 35.
[405] - CM. The Economist. 1998. July 11. P. 14-15.
[406] - CM. Porter G., Brown J. W. Global Environmental Politics. P. 3.
[407] - См. Easterlin R.A. Growth Triumphant. The Twenty-first Century in Historical Perspective. Ann Arbor (Mi.), 1996. P. 147.
вался в развитых странах в среднем почти в 3,5 раза быстрее, чем в "третьем мире" (на 2,650 процента в годовом исчислении против 0,775 процента) [408].
Таким образом, подчеркнем это еще раз, процесс поляризации современного мира представляется совершенно объективным и вряд ли может быть остановлен. Главной силой, обеспечивающей сегодня хозяйственное доминирование как в национальном, так и в мировом масштабе, становится воплощенный в научных и прикладных разработках теоретический потенциал, и поскольку любое нововведение является лишь продолжением и развитием прежних, то концентрация нового источника богатства оказывается все более явственной. Как отмечает Джеймс К. Гэлбрейт, "число выигравших в лотерее, в которой победитель получает все призы, неизбежно составляет лишь ничтожную долю от тех, кто вступает в игру... "Технологическая революция" -- это игра, где могут победить лишь немногие" [409]. Не будучи в состоянии развивать высокотехнологичные секторы экономики, большинство стран в послевоенные годы сосредоточились на производстве относительно примитивной массовой продукции, от которого стал отказываться сам постиндустриальный мир. Так, в середине 50-х США и Европа выплавляли почти по 30 процентов мирового объема стали и таким образом, каждый из этих центров производил металла больше, чем весь остальной мир, не считая Японии; однако уже к концу 80-х суммарная доля США и Европы не превышала 30 процентов мирового объема, тогда как развивающиеся страны обеспечивали почти 60 процентов. В конце 50-х США и Европа производили почти по 45 процентов мирового выпуска автомобилей; к концу 80-х доля США упала менее чем до 20 процентов за счет роста японского производства; но доля автомашин, собираемых в развивающихся странах, оставалась при этом фактически неизменной, не превышая 10 процентов. В области производства микропроцессоров основными соперниками стали США и Япония, и в этом случае их соревнование разворачивается на фоне близкой к нулю доли остальных стран мира[410]. Таким образом, можно констатировать, что к концу XX века развивающиеся страны сосредоточены на поставках сырья и первичных продуктов его переработки, обнаруживают весьма ограниченные успехи в производстве массовых товаров народного потребления и остаются
полностью зависимыми от постиндустриального мира в области производства технологий и высокотехнологичной продукции в целом. В результате, как сегодня подчеркивают все чаще, понятие "третьего мира", возникшее в 60-е годы в связи с независимой позицией развивающихся стран, с оптимизмом смотревших в будущее, стало синонимом безнадежной отсталости[411], преодоление которой в ближайшие десятилетия вряд ли возможно.
[408] - Рассчитано по: Heilbroner R., Milberg W. The Making of Economic Society, 10th ed. Upper Saddle River (N.J.), 1998. P. 135.
[409] - Galbraith James K. Created Unequal. The Crisis in American Pay. N.Y., 1998. P. 164.
[410] - См.: Hart J.A. A Comparative Analysis of the Sources of America's Relative Economic Decline. P. 211.
Экономические проблемы развивающихся стран
Как было показано в пятой главе, в условиях, когда потребности Запада в естественных ресурсах снижаются, а эффективность аграрного сектора стран "четвертого мира" остается беспрецедентно низкой, основной причиной их тяжелого хозяйственного положения выступает преобладание в их экономике добывающих отраслей и сельского хозяйства. Рассматривая этот вопрос на весьма абстрактном уровне, Г.Дэли, один из наиболее авторитетных экспертов-экологов, отмечает также, что дополнительные проблемы для "четвертого мира" возникают в силу того, что затраты на производство (а не добычу) естественных ресурсов de facto равны нулю, и поэтому цены на них формируются в достаточной мере субъективно; при этом продукция соответствующих отраслей оказывается объективно недооцененной, "и эта недооценка связана с относительной мощью социальных классов, обусловливающих функционирование рынка; так, труд и капитал представляют собой значимые социальные классы, тогда как владельцы ресурсов таковыми не являются" [412]. Ухудшение положения "четвертого мира" раскручивается в силу этого по спирали: сокращение потребности западных держав в сырье становится первичным источником снижения цен на него; неспособность консолидации развивающихся стран и возможность фактически неограниченного падения цен на ресурсы открывают простор понижательной тенденции; и, наконец, рост дефицита в торговле Юга с Севером вызывает долговую зависимость и сводит на нет хозяйственную самостоятельность "четвертого мира".
[411] - Krugman P. The Return of Depression Economics. P. 15-16.
[412] - См.: Daly H.E. Steady-State Economics, 2nd ed. L., 1992. P. 33, 109-110; цитируется стр. 109.
Снижение цен на сырьевые товары стало жестокой реальностью 90-х годов. Даже впечатляющий промышленный бум в Западной Европе и США в середине 90-х оказался не в состоянии переломить эту тенденцию. Между 1990-м и концом 1996 года общий товарный индекс, рассчитываемый журналом The Economist, снизился в среднем на 6,9 процента; в первой половине 1997 года наступил спекулятивный бум, вызванный ожиданиями роста потребления энергии и сырья, в первую очередь со стороны стран Азии, однако от него не осталось и следа уже к осени, в результате чего к маю 1998 года общий индекс был уже на 16,2 процента ниже, чем в 1990 году. В 1998 и начале 1999 года ситуация еще более усугубилась: за один год общий товарный индекс снизился на 18,5 процента, а по некоторым позициям (в частности, непродовольственным сельскохозяйственным товарам) -- на 25 процентов, что довело его суммарное снижение с 1990 года почти до 30 процентов. При этом особенно быстро дешевели энергоносители: если 1 июля 1997 года цена на сырую нефть (брент-смесь), добываемую в Северном море, достигала 18,71 долл./баррель, то к 5 мая 1998 года она снизилась до 14,73 долл./баррель, а к середине февраля 1999-го вплотную приблизилась к критической отметке, установившись на уровне в 10,09 долл./баррель[413].
Еще более симптоматична динамика цен на продовольственные товары. С одной стороны, все в большей мере основным источником продовольствия становится развитый мир. Начиная с середины 60-х годов фактически весь прирост нетто-экспорта зерна приходится исключительно на североамериканский регион[414]; США, Австралия и Южная Америка занимают ведущие позиции в экспорте продукции животноводства. Однако высокоинтенсивное сельское хозяйство развитых стран достигает предела своих возможностей: если между 1950 и 1990 годами мировое производство зерна выросло на 182 процента, то с 1990 по 1996 год оно увеличилось лишь на 3 процента; это означает, что среднедушевое производство зерна в мире сократилось с рекордного уровня в 346 кг в 1984 году до 336 кг в 1990-м и 313 кг в 1996 году, что соответствует темпу почти в -0,9 процента в год[415]. Это снижение быстро изменило понижательную тенденцию цен на пшеницу, кукурузу и рис, проявившуюся в падении их цен соответственно на 67, 83 и 88 процентов между 1950 и 1993 годами, и вызвало рост цен на 29,
[413] - Рассчитано по: The Economist. 1997. July 5. Р. 104; 1998. May 16. Р 128; 1999. February 20. P. 118.
[414] - См.: Daly H.E. Steady-State Economics. P. 10.
[415] - См.: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State of the World 1997. AWorldwatch Institute Report on Progress Toward a Sustainable Society. N.Y.-L., 1997. P. 24, 25.
58 и 30 процентов только с 1993 по 1996 год. В 1997-1998 годах рост цен на зерно продолжился (на 37 процентов только за первую половину 1997 года), что было вызвано в первую очередь резким сокращением мировых запасов зерна (с более чем 100 до примерно 50 дней потребления между 1986 и 1997 годами), а также прогнозами о перспективах роста населения в "четвертом мире" [416]. С другой стороны, развивающиеся страны сосредоточиваются на производстве относительно экзотических товаров, которые не определяют структуру потребления продовольствия, и цены на них в силу этого более эластичны. Так, наиболее быстро в 1997 году снижались цены на кофе, сахар, какао, а также ряд тропических фруктов[417]; заметим при этом, что именно в ценах таких товаров, по которым они продавались в развитых странах, доля стоимости, достававшаяся непосредственным производителям, была минимальной: так, лишь 14 процентов той цены, которую уплачивали покупатели бананов в США, достигала плантаторов в Латинской Америке[418]. Характерен и тот немаловажный факт, что доля развивающихся стран в производстве пусть и традиционных для них, но широко потребляемых в "первом мире" товаров за последние 30 лет резко снизилась: так, если в середине 60-х годов доля стран Африки в мировом производстве пальмового масла достигала 80 процентов, то к концу 80-х она снизилась до 20 процентов; если эти страны обеспечивали в 60-е годы от 60 до 80 процентов мирового экспорта арахиса и арахисового масла, то к середине 80-х эти показатели не превосходили 10-16 процентов[419]. Таким образом, любые возможности экономического давления "четвертого" мира на "первый" сегодня стремительно исчезают.
В то же время эти тенденции означают снижение масштабов торговли развивающихся стран с развитыми, что имеет крайне серьезные негативные последствия по целому ряду направлений. Основным отличием товарного обмена между странами Севера и Юга от торговли между самими развитыми странами становится то, что развивающиеся страны поставляют на Север продукцию, от производства которой развитый мир уже отказался, в то время как получают те товары, которые сами произвести еще не в состоянии[420], что обусловливает заведомо зависимое положение раз
[416] - Рассчитано по: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State of the World 1998. P. 16, 17, 94; см. также: The Economist. 1997. July 5. P. 104.
[417] - См.: The Economist. 1998. August 1. Р. 92.
[418] - См.: Lappe P.M., Collins J., Rosset P., Esparza L. The World Hunger: 12 Myths. 2nd ed. N.Y., 1998. P. 90.
[419] - См.: Grilli E. The European Community and the Developing Countries. Cambridge, 1993. P. 173.
[420] - См.: Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. P. 123.
вивающихся стран. Этим также объясняется и то, что вполне определенная связь между темпами роста ВНП и темпами роста экспорта, характерная для развитых стран, отсутствует в экономиках "четвертого мира", где рост экспорта уже не стимулирует повышения ВНП[421]. Так как "традиционные поставщики сырья в странах "третьего мира" [в перспективе неизбежно] будут находить все более ограниченные рынки для своих все более дешевых ресурсов" [422], они уже сегодня обнаруживают стремление к определенной замкнутости; между тем статистические данные показывают, что хозяйственная закрытость становится в последнее время фактором гораздо более резкого снижения темпов экономического роста, чем в 70-е и в начале 80-х годов[423].
В условиях, когда "доля в мировой торговле наиболее бедных государств, в которых проживает 20 процентов населения мира, в период с 1960 по 1990 год сократилась с 4 до менее чем 1 процента" [424], их экспортная политика характеризуется крайней хаотичностью и отсутствием какой-либо стратегии. В 80-е годы экспорт из африканских государств в стоимостном выражении снижался со среднегодовым темпом в 4,5 процента, что в целом соответствует темпам падения цен на сырьевые товары[425]; таким образом, уже тогда можно было прийти к выводу, что потенциал роста поступлений от экспорта связан только с повышением его физических объемов. В определенной мере именно таким выводом руководствовались некоторые африканские страны, которые вплоть до середины 80-х годов оставались нетто-экспортерами продовольствия, в то время как более половины их населения хронически недоедало[426], а цены, по которым США и другие развитые страны предлагали свое зерно, оказывались в четыре раза ниже, чем издержки его производства, например, в Нигерии[427]. В результате к концу 80-х годов сложилась ситуация, в которой различия между "четвертым миром" и "третьим", представленным индустриализирующимися странами Юго-Восточной Азии и отчасти Латинской Америки, стали вполне четкими и характеризуются, на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, в странах "четвертого мира" устойчиво снижается уровень жизни населения (с 1985 по 1989 год
[421] - См.: Krueger A.0. Threats to 21st-century Growth: The Challenge of the International Trading System // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic Growth. P. 197.
[422] - Thurow L,.Head to Head.P.41.
[423] - См.: Krueger A.0. Threats to 21st-century Growth. P. 198.
[424] - Baud M.-F. Market Globalization // UNESCO Courier. 1996. No 11. P. 34.
[425] - См.: Cline W.R. International Debt Reexamined. Wash., 1995. P. 230, 380.
[426] - См.: Lappe F.M., Collins J., Rosset P., Esparza L. The World Hunger. P. 10.
[427] - См.: Landes D.S. The Wealth and Poverty of Nations. P. 500.
среднедушевое производство продовольствия упало в 94 [!] странах, среднедушевые доходы сократились в 40 государствах[428], в 13 странах сегодня производится и потребляется меньше продовольствия на душу населения, чем тридцать [!] лет назад[429]), причем они неспособны на основе собственных усилий добиться изменения этой тенденции, в первую очередь в силу зависимости от аграрного сектора и быстрого разрушения местных природных экосистем, вызванного сверхэксплуатацией природных ресурсов. В результате от 30 до более чем 80 процентов населения живет здесь менее чем на 1 долл. в день (расчеты проведены с учетом паритета покупательной способности национальных валют) [430]. Во-вторых, структура производства в этих странах такова, что дешевизна местной рабочей силы и добываемых здесь природных ресурсов не может более служить фактором преодоления неэффективности производства, и в результате ни в каких сферах хозяйствования "четвертый мир" не способен составить ценовую или неценовую конкуренцию развитым странам; таким образом, в будущем отношения между ними могут строиться главным образом на основе предоставления "четвертому миру" помощи и субсидий, не предполагающего конструктивного взаимодействия[431].
Эти обстоятельства не могли не отразиться на инвестиционной активности западных компаний. Между 1967 и 1990 годами доля развивающихся стран в суммарном объеме привлекаемых зарубежных инвестиций снизилась с 30,6 до 18,9 процента, и при этом наиболее радикально сократились доли тех регионов, которые с наибольшим основанием могут быть отнесены к "четвертому миру": для Латинской Америки произошло снижение с 17,5 до 7,3 процента, для Африки -- с 5,3 до 2,1 процента[432]. Характерно, что значение данных инвестиций для экономики развитых стран остается минимальным. Как отмечают эксперты, в начале 90-х "совокупные ВНП стран Северной Америки, Западной Европы и Японии составляли свыше 18 триллионов долл. Их суммарные инвестиции превышали 3,5 триллиона долл.; общий акционерный капитал равнялся приблизительно 60 триллионам долл. В рекордном по масштабам движения капитала 1993 году лишь 3 процента инвестиций стран "первого мира" не были использованы в самих этих странах и привели к сокращению роста акционерного капитала на величину
[428] - См.: Meadows D.H., Meadows D.L., Panders J. Beyond the Limits: Global Collapse or a Sustainable Future? L., 1992. P. 5.
[429] - См.: Caufleld С. Masters of Illusion. The World Bank and the Poverty of Nations. N.Y., 1997. P.332.
[430] - См.: The Economist. 1997. August 9. P. 94.
[431] - См.: Marber P. From Third World to the World Class. P. 102-103.
[432] - См.: Dunning J.H. The Globalisation of Business. L., 1993. P. 288, 290.
менее 0,2 процента. В целом возникший в 1990 году бум инвестиций в переходящие к рынку экономики замедлил рост акционерного капитала передовых стран лишь на 0,5 процента" [433].
Катастрофическое положение, сложившееся в наиболее бедных регионах в сфере как сбережений, так и инвестиций, побуждает предпринимателей и правительства развитых стран отказываться от распространенной в прошлом политики кредитования этих стран по частным или государственным каналам. Если сравнить динамику доли сбережений и инвестиций в ВНП по Азии и Африке, легко увидеть разнонаправленность тенденций, прослеживающихся на протяжении последних 25 лет. В 1975-1982 годах доли сбережений в ВНП в африканских и азиатских странах составляли соответственно 27,2 и 26,0 процента, но уже в 1996 году они достигли 17,7 и 34,0 процентов; аналогичные цифры для инвестиций составляли 31,5 и 25,2; 20,5 и 35,6 процента. Для государств Центральной и Южной Африки на протяжении 90-х годов счет текущих операций постоянно оставался дефицитным; между 1990 и 1998 годами ежегодный размер такого дефицита вырос с 8,9 до 15,2 млрд. долл. и составил за десятилетие в целом (включая оценочный показатель за 1999 год) 115,2 млрд. долл. [434] На этом фоне в 80-е и 90-е годы большая часть инвестиций в тех странах, где западные предприниматели видели сколь-либо обнадеживающие перспективы возврата вложенных средств, стала направляться не столько на финансирование государственных расходов или импорта, сколько непосредственно использоваться для повышения эффективности действующих компаний (в Латинской Америке этот показатель вырос в 80-е годы с 14 до 32 процентов всего инвестиционного потока), покупки государственных ценных бумаг (с 7,6 до 10 процентов за тот же период), а также притекать на фондовый рынок (рост с незначительной доли до 10 процентов) [435]. В 90-е годы эта тенденция усилилась и заявила о себе гораздо более резко; по некоторым оценкам, к 1995 году более 75 процентов всех иностранных капиталовложений, направляемых в страны "четвертого мира", использовались для покупки уже действовавших там предприятий и компаний или установления над ними более жесткого контроля[436]. Основными "инвесторами" выс
Нарастание разрыва в экономических показателях будущих центров постиндустриального мира и хозяйственной периферии имеет долгую историю. Их не разделяла непреодолимая пропасть в доиндустриальную эпоху, когда хозяйственное благосостояние стран и народов в значительной мере зависело от естественных ресурсов, климатических условий, плодородия почв и плотности населения. На начало XIX века разрыв в общем хозяйственном их потенциале не превышал трех раз[390], а по размерам среднего дохода достигал лишь 30-50 процентов[391]. Пропасть возникла и стала стремительно увеличиваться в конце прошлого столетия, когда западные страны вступили в фазу промышленной революции. Наиболее скромно оценивает масштабы ее расширения Р.Хейльбронер, указывая, что с 1750 по 1990 год разрыв в среднем уровне жизни между гражданами стран Европы и развивающегося мира вырос в восемь раз[392]; подавляющее большинство дру
[390] - См.: Plender J. A Stake in the Future. P. 223.
[391] - См.: Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. P. 17.
[392] - См.: Heilbroner R. 21st Century Capitalism. N.Y.-L., 1993. P. 55.
гих исследователей приводит гораздо более радикальные оценки -- от 17 до 24 раз, что соответствует сформировавшемуся экономическому отставанию в 50-72 раза[393].
В 60-е годы статистический инструментарий подобных сопоставлений был усовершенствован, и в качестве основного показателя стали рассматривать разницу в среднедушевом ВНП тех стран, где сосредоточены 20 процентов наиболее обеспеченного населения планеты и 20 процентов самых бедных граждан. Расчеты, проводимые на этой основе, показывают, что неравенство в условиях становления в западном мире постиндустриального типа хозяйства не только не снизилось, но и, напротив, резко возросло. Если исходить из оценки мирового ВНП в 1993 году в 23 триллиона долл., то 18 триллионов из них было создано в развитых державах, и только 5 триллионов долл. приходится на все развивающиеся страны, где живет более 80 процентов населения Земли. Разница в номинальных доходах между гражданами постиндустриального мира и остальной частью человечества выросла с 5,7 тыс. долл. в год в I960 году до 15,4 тыс. долл. в 1993-м, и, таким образом, 1/5 часть человечества на одном полюсе развития присваивала в 61 раз больше богатств, нежели 1/5 на другом[394] (в 1960 году -- в 30 раз[395]). Если в 1960 году среднедушевой ВНП в индустриально развитых странах превосходил аналогичный показатель для стран со средним и низким уровнем развития в 16-18 раз, то к середине 80-х -- в 24[396]. За последние сорок лет, в течение которых активно прогрессировали постиндустриальные тенденции и развитый мир не уставал подтверждать свою приверженность сбалансированному и поступательному развитию всех народов и государств, доля мирового ВНП, оказывающегося в распоряжении 20 процентов наиболее состоятельных людей на планете, возросла с 70 до 82,7 процента[397] (на эту часть населения приходится также 84,2 процента мировой торговли и 85,5 процента накоплений[398]), тогда как доля беднейших 20 процентов снизилась с 2,3 до 1,4 процента[399]. Харак
[393] - См.: Plender J. A Stake in the Future. P. 223; Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. P. 17.
[394] - См.: Brown L.R., Renner M., Flavin Ch., et al. Vital Signs 1997-1998. The Environmental Trends That Are Shaping Our Future. L., 1997. P. 116.
[395] - См.: Ayres R.U. Turning Point. L., 1998. P. 125; подробнее см.: Sandier T. Global Challenges. An Approach to Environmental, Political and Economic Problems. Cambridge, 1997. P. 20.
[396] - См.: Shutt H. The Trouble with Capitalism. P. 52.
[397] - См.: Porter G., Brown J. W. Global Environmental Politics, 2nd ed. Boulder (Co.), 1996. P.109-110.
[398] - См.: Martin H.-P., Schumann H. The Global Trap: Globalization and Assault on Prosperity and Democracy. Pretoria (South Africa)-!., 1997. P. 29.
[399] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 125.
терно также, что на долю трех пятых человечества, получавших наименьшие по размерам доходы, в 1992 году приходилось лишь 5,6 процента мирового валового продукта[400]. Поляризация по признаку доходов происходила на протяжении последних десятилетий столь стремительно и необратимо, что даже впечатляющий экономический прогресс в странах Юго-Восточной Азии не смог создать существенного противовеса этой тенденции.
Еще более впечатляющим, нежели снижение доли беднейших стран в мировом валовом продукте, является резкое ухудшение их позиций как участников международного разделения труда. Производя 1,4 процента мирового ВНП, беднейшая часть мира обеспечивала в начале 1993 года лишь 0,98 процента мировых сбережений и 0,95 процента мирового торгового оборота. Следует, кроме того, отметить и еще одно обстоятельство, на которое указывают довольно редко. Если сравнить показатели экономического развития 20 процентов наиболее богатых и 40 процентов наиболее бедных стран, окажется, что для первых доля в сбережениях (80,51 процента) и инвестициях (80,56 процента) окажется ниже их доли в мировом ВНП (82,7 процента), тогда как для второй группы эти показатели (соответственно 3,51 и 3,87 процента) превышают их долю в мировом валовом продукте (3,3 процента) [401]. Это свидетельствует о низкой эффективности хозяйствования в беднейших регионах планеты и, таким образом, дает основания полагать, что неравномерность хозяйственного прогресса будет нарастать и впредь.
Об этом свидетельствуют и события последних лет. Непродолжительный период, в течение которого развивающиеся страны, казалось, смогли ускорить темпы своего развития за счет монопольно высоких цен на природные ресурсы, остался в прошлом. В Латинской Америке, где в 70-е годы норма сбережений достигала 23,5 процента, она снизилась до 18,7 процента в 80-е; в результате инфляция возросла с 36 до 123 процентов в год, а темпы роста экономики в 3,1 процента сменились сокращением ВНП на 0,8 процента в годовом исчислении[402]. В Африке, где мимолетно поднявшиеся цены на нефть и другие природные ресурсы помогли улучшить ситуацию в середине 70-х годов, все позитивные результаты быстро свелись на нет в следующем десятилетии. Примечателен пример Нигерии, где с 1970 по 1980 год ВНП на душу населения возрос с немногим более 200 почти до 800 долл., а к 1985 году
[400] - См.: Korten B.C. When Corporations Rule the World. L., 1995. P. 106-107.
[401] - Рассчитано по: Sandier T. Global Challenges. An Approach to Environmental, Political and Economic Problems. P. 183.
[402] - См.: Kuttner R. The End of Laissez-Faire. P. 253.
вернулся к своему первоначальному значению, не превосходя 300 долл. на человека в год[403]. В целом же с начала 80-х годов африканские страны, на чем мы остановимся ниже более подробно, постоянно деградировали в мировой экономической иерархии, а уровень их среднедушевого валового национального продукта опустился сегодня существенно ниже показателей 1960 (!) года[404]. В результате к середине 90-х суммарный ВНП этих государств (с населением более 400 миллионов человек), за исключением ЮАР, оказался существенно ниже, чем ВНП Бельгии[405]. Не более оптимистично выглядели хозяйственные показатели в беднейших странах Азии -от Пакистана до Бангладеш и Вьетнама. В результате в первой половине 70-х годов экономисты констатировали прекращение роста среднемирового ВНП на душу населения и его относительную стабилизацию на уровне 3 тыс. долл. в год; позднее эффект хозяйственного подъема в развитых странах во второй половине 80-х и активного роста азиатских экономик способствовал некоторому повышению этого показателя; однако в 1991 году впервые было констатировано снижение среднемирового ВНП на душу населения[406], а в целом в 90-е годы четыре из восьми завершившихся лет ознаменовались именно такой динамикой среднемирового ВНП. Подобная тенденция никогда ранее не имела места в истории и радикально опровергает позиции тех, кто основывает свои прогнозы о грядущем процветании развивающихся стран на произвольных гипотетических экстраполяциях. Так, предполагая, что средний ежегодный темп экономического роста во всех (!) развивающихся странах (и рассматривая при этом как единое целое восточноазиатский регион и беднейшие страны Африки) сохранится на уровне 3 процентов, Р.Истерлин рассчитал в середине 90-х годов, что к середине XXI века средний уровень жизни в этих странах будет примерно таким же, как в Японии начала 90-х годов[407]. Подобные странные прогнозы не учитывают ни масштабов инвестиций развитых стран в "третий мир", которые, как показал последний кризис, вовсе не обязаны оставаться неизменными, ни потребности, испытываемой постиндустриальными обществами в промышленной продукции, ни, наконец, темпов роста населения развивающихся стран, благодаря которым среднедушевой показатель ВНП в течение последних 70 лет увеличи
[403] - См. Mobius J.M. Mobius on Emerging Markets. P. 66.
[404] - CM. Thurow L. Creating Wealth. P. 35.
[405] - CM. The Economist. 1998. July 11. P. 14-15.
[406] - CM. Porter G., Brown J. W. Global Environmental Politics. P. 3.
[407] - См. Easterlin R.A. Growth Triumphant. The Twenty-first Century in Historical Perspective. Ann Arbor (Mi.), 1996. P. 147.
вался в развитых странах в среднем почти в 3,5 раза быстрее, чем в "третьем мире" (на 2,650 процента в годовом исчислении против 0,775 процента) [408].
Таким образом, подчеркнем это еще раз, процесс поляризации современного мира представляется совершенно объективным и вряд ли может быть остановлен. Главной силой, обеспечивающей сегодня хозяйственное доминирование как в национальном, так и в мировом масштабе, становится воплощенный в научных и прикладных разработках теоретический потенциал, и поскольку любое нововведение является лишь продолжением и развитием прежних, то концентрация нового источника богатства оказывается все более явственной. Как отмечает Джеймс К. Гэлбрейт, "число выигравших в лотерее, в которой победитель получает все призы, неизбежно составляет лишь ничтожную долю от тех, кто вступает в игру... "Технологическая революция" -- это игра, где могут победить лишь немногие" [409]. Не будучи в состоянии развивать высокотехнологичные секторы экономики, большинство стран в послевоенные годы сосредоточились на производстве относительно примитивной массовой продукции, от которого стал отказываться сам постиндустриальный мир. Так, в середине 50-х США и Европа выплавляли почти по 30 процентов мирового объема стали и таким образом, каждый из этих центров производил металла больше, чем весь остальной мир, не считая Японии; однако уже к концу 80-х суммарная доля США и Европы не превышала 30 процентов мирового объема, тогда как развивающиеся страны обеспечивали почти 60 процентов. В конце 50-х США и Европа производили почти по 45 процентов мирового выпуска автомобилей; к концу 80-х доля США упала менее чем до 20 процентов за счет роста японского производства; но доля автомашин, собираемых в развивающихся странах, оставалась при этом фактически неизменной, не превышая 10 процентов. В области производства микропроцессоров основными соперниками стали США и Япония, и в этом случае их соревнование разворачивается на фоне близкой к нулю доли остальных стран мира[410]. Таким образом, можно констатировать, что к концу XX века развивающиеся страны сосредоточены на поставках сырья и первичных продуктов его переработки, обнаруживают весьма ограниченные успехи в производстве массовых товаров народного потребления и остаются
полностью зависимыми от постиндустриального мира в области производства технологий и высокотехнологичной продукции в целом. В результате, как сегодня подчеркивают все чаще, понятие "третьего мира", возникшее в 60-е годы в связи с независимой позицией развивающихся стран, с оптимизмом смотревших в будущее, стало синонимом безнадежной отсталости[411], преодоление которой в ближайшие десятилетия вряд ли возможно.
[408] - Рассчитано по: Heilbroner R., Milberg W. The Making of Economic Society, 10th ed. Upper Saddle River (N.J.), 1998. P. 135.
[409] - Galbraith James K. Created Unequal. The Crisis in American Pay. N.Y., 1998. P. 164.
[410] - См.: Hart J.A. A Comparative Analysis of the Sources of America's Relative Economic Decline. P. 211.
Экономические проблемы развивающихся стран
Как было показано в пятой главе, в условиях, когда потребности Запада в естественных ресурсах снижаются, а эффективность аграрного сектора стран "четвертого мира" остается беспрецедентно низкой, основной причиной их тяжелого хозяйственного положения выступает преобладание в их экономике добывающих отраслей и сельского хозяйства. Рассматривая этот вопрос на весьма абстрактном уровне, Г.Дэли, один из наиболее авторитетных экспертов-экологов, отмечает также, что дополнительные проблемы для "четвертого мира" возникают в силу того, что затраты на производство (а не добычу) естественных ресурсов de facto равны нулю, и поэтому цены на них формируются в достаточной мере субъективно; при этом продукция соответствующих отраслей оказывается объективно недооцененной, "и эта недооценка связана с относительной мощью социальных классов, обусловливающих функционирование рынка; так, труд и капитал представляют собой значимые социальные классы, тогда как владельцы ресурсов таковыми не являются" [412]. Ухудшение положения "четвертого мира" раскручивается в силу этого по спирали: сокращение потребности западных держав в сырье становится первичным источником снижения цен на него; неспособность консолидации развивающихся стран и возможность фактически неограниченного падения цен на ресурсы открывают простор понижательной тенденции; и, наконец, рост дефицита в торговле Юга с Севером вызывает долговую зависимость и сводит на нет хозяйственную самостоятельность "четвертого мира".
[411] - Krugman P. The Return of Depression Economics. P. 15-16.
[412] - См.: Daly H.E. Steady-State Economics, 2nd ed. L., 1992. P. 33, 109-110; цитируется стр. 109.
Снижение цен на сырьевые товары стало жестокой реальностью 90-х годов. Даже впечатляющий промышленный бум в Западной Европе и США в середине 90-х оказался не в состоянии переломить эту тенденцию. Между 1990-м и концом 1996 года общий товарный индекс, рассчитываемый журналом The Economist, снизился в среднем на 6,9 процента; в первой половине 1997 года наступил спекулятивный бум, вызванный ожиданиями роста потребления энергии и сырья, в первую очередь со стороны стран Азии, однако от него не осталось и следа уже к осени, в результате чего к маю 1998 года общий индекс был уже на 16,2 процента ниже, чем в 1990 году. В 1998 и начале 1999 года ситуация еще более усугубилась: за один год общий товарный индекс снизился на 18,5 процента, а по некоторым позициям (в частности, непродовольственным сельскохозяйственным товарам) -- на 25 процентов, что довело его суммарное снижение с 1990 года почти до 30 процентов. При этом особенно быстро дешевели энергоносители: если 1 июля 1997 года цена на сырую нефть (брент-смесь), добываемую в Северном море, достигала 18,71 долл./баррель, то к 5 мая 1998 года она снизилась до 14,73 долл./баррель, а к середине февраля 1999-го вплотную приблизилась к критической отметке, установившись на уровне в 10,09 долл./баррель[413].
Еще более симптоматична динамика цен на продовольственные товары. С одной стороны, все в большей мере основным источником продовольствия становится развитый мир. Начиная с середины 60-х годов фактически весь прирост нетто-экспорта зерна приходится исключительно на североамериканский регион[414]; США, Австралия и Южная Америка занимают ведущие позиции в экспорте продукции животноводства. Однако высокоинтенсивное сельское хозяйство развитых стран достигает предела своих возможностей: если между 1950 и 1990 годами мировое производство зерна выросло на 182 процента, то с 1990 по 1996 год оно увеличилось лишь на 3 процента; это означает, что среднедушевое производство зерна в мире сократилось с рекордного уровня в 346 кг в 1984 году до 336 кг в 1990-м и 313 кг в 1996 году, что соответствует темпу почти в -0,9 процента в год[415]. Это снижение быстро изменило понижательную тенденцию цен на пшеницу, кукурузу и рис, проявившуюся в падении их цен соответственно на 67, 83 и 88 процентов между 1950 и 1993 годами, и вызвало рост цен на 29,
[413] - Рассчитано по: The Economist. 1997. July 5. Р. 104; 1998. May 16. Р 128; 1999. February 20. P. 118.
[414] - См.: Daly H.E. Steady-State Economics. P. 10.
[415] - См.: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State of the World 1997. AWorldwatch Institute Report on Progress Toward a Sustainable Society. N.Y.-L., 1997. P. 24, 25.
58 и 30 процентов только с 1993 по 1996 год. В 1997-1998 годах рост цен на зерно продолжился (на 37 процентов только за первую половину 1997 года), что было вызвано в первую очередь резким сокращением мировых запасов зерна (с более чем 100 до примерно 50 дней потребления между 1986 и 1997 годами), а также прогнозами о перспективах роста населения в "четвертом мире" [416]. С другой стороны, развивающиеся страны сосредоточиваются на производстве относительно экзотических товаров, которые не определяют структуру потребления продовольствия, и цены на них в силу этого более эластичны. Так, наиболее быстро в 1997 году снижались цены на кофе, сахар, какао, а также ряд тропических фруктов[417]; заметим при этом, что именно в ценах таких товаров, по которым они продавались в развитых странах, доля стоимости, достававшаяся непосредственным производителям, была минимальной: так, лишь 14 процентов той цены, которую уплачивали покупатели бананов в США, достигала плантаторов в Латинской Америке[418]. Характерен и тот немаловажный факт, что доля развивающихся стран в производстве пусть и традиционных для них, но широко потребляемых в "первом мире" товаров за последние 30 лет резко снизилась: так, если в середине 60-х годов доля стран Африки в мировом производстве пальмового масла достигала 80 процентов, то к концу 80-х она снизилась до 20 процентов; если эти страны обеспечивали в 60-е годы от 60 до 80 процентов мирового экспорта арахиса и арахисового масла, то к середине 80-х эти показатели не превосходили 10-16 процентов[419]. Таким образом, любые возможности экономического давления "четвертого" мира на "первый" сегодня стремительно исчезают.
В то же время эти тенденции означают снижение масштабов торговли развивающихся стран с развитыми, что имеет крайне серьезные негативные последствия по целому ряду направлений. Основным отличием товарного обмена между странами Севера и Юга от торговли между самими развитыми странами становится то, что развивающиеся страны поставляют на Север продукцию, от производства которой развитый мир уже отказался, в то время как получают те товары, которые сами произвести еще не в состоянии[420], что обусловливает заведомо зависимое положение раз
[416] - Рассчитано по: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State of the World 1998. P. 16, 17, 94; см. также: The Economist. 1997. July 5. P. 104.
[417] - См.: The Economist. 1998. August 1. Р. 92.
[418] - См.: Lappe P.M., Collins J., Rosset P., Esparza L. The World Hunger: 12 Myths. 2nd ed. N.Y., 1998. P. 90.
[419] - См.: Grilli E. The European Community and the Developing Countries. Cambridge, 1993. P. 173.
[420] - См.: Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. P. 123.
вивающихся стран. Этим также объясняется и то, что вполне определенная связь между темпами роста ВНП и темпами роста экспорта, характерная для развитых стран, отсутствует в экономиках "четвертого мира", где рост экспорта уже не стимулирует повышения ВНП[421]. Так как "традиционные поставщики сырья в странах "третьего мира" [в перспективе неизбежно] будут находить все более ограниченные рынки для своих все более дешевых ресурсов" [422], они уже сегодня обнаруживают стремление к определенной замкнутости; между тем статистические данные показывают, что хозяйственная закрытость становится в последнее время фактором гораздо более резкого снижения темпов экономического роста, чем в 70-е и в начале 80-х годов[423].
В условиях, когда "доля в мировой торговле наиболее бедных государств, в которых проживает 20 процентов населения мира, в период с 1960 по 1990 год сократилась с 4 до менее чем 1 процента" [424], их экспортная политика характеризуется крайней хаотичностью и отсутствием какой-либо стратегии. В 80-е годы экспорт из африканских государств в стоимостном выражении снижался со среднегодовым темпом в 4,5 процента, что в целом соответствует темпам падения цен на сырьевые товары[425]; таким образом, уже тогда можно было прийти к выводу, что потенциал роста поступлений от экспорта связан только с повышением его физических объемов. В определенной мере именно таким выводом руководствовались некоторые африканские страны, которые вплоть до середины 80-х годов оставались нетто-экспортерами продовольствия, в то время как более половины их населения хронически недоедало[426], а цены, по которым США и другие развитые страны предлагали свое зерно, оказывались в четыре раза ниже, чем издержки его производства, например, в Нигерии[427]. В результате к концу 80-х годов сложилась ситуация, в которой различия между "четвертым миром" и "третьим", представленным индустриализирующимися странами Юго-Восточной Азии и отчасти Латинской Америки, стали вполне четкими и характеризуются, на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, в странах "четвертого мира" устойчиво снижается уровень жизни населения (с 1985 по 1989 год
[421] - См.: Krueger A.0. Threats to 21st-century Growth: The Challenge of the International Trading System // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic Growth. P. 197.
[422] - Thurow L,.Head to Head.P.41.
[423] - См.: Krueger A.0. Threats to 21st-century Growth. P. 198.
[424] - Baud M.-F. Market Globalization // UNESCO Courier. 1996. No 11. P. 34.
[425] - См.: Cline W.R. International Debt Reexamined. Wash., 1995. P. 230, 380.
[426] - См.: Lappe F.M., Collins J., Rosset P., Esparza L. The World Hunger. P. 10.
[427] - См.: Landes D.S. The Wealth and Poverty of Nations. P. 500.
среднедушевое производство продовольствия упало в 94 [!] странах, среднедушевые доходы сократились в 40 государствах[428], в 13 странах сегодня производится и потребляется меньше продовольствия на душу населения, чем тридцать [!] лет назад[429]), причем они неспособны на основе собственных усилий добиться изменения этой тенденции, в первую очередь в силу зависимости от аграрного сектора и быстрого разрушения местных природных экосистем, вызванного сверхэксплуатацией природных ресурсов. В результате от 30 до более чем 80 процентов населения живет здесь менее чем на 1 долл. в день (расчеты проведены с учетом паритета покупательной способности национальных валют) [430]. Во-вторых, структура производства в этих странах такова, что дешевизна местной рабочей силы и добываемых здесь природных ресурсов не может более служить фактором преодоления неэффективности производства, и в результате ни в каких сферах хозяйствования "четвертый мир" не способен составить ценовую или неценовую конкуренцию развитым странам; таким образом, в будущем отношения между ними могут строиться главным образом на основе предоставления "четвертому миру" помощи и субсидий, не предполагающего конструктивного взаимодействия[431].
Эти обстоятельства не могли не отразиться на инвестиционной активности западных компаний. Между 1967 и 1990 годами доля развивающихся стран в суммарном объеме привлекаемых зарубежных инвестиций снизилась с 30,6 до 18,9 процента, и при этом наиболее радикально сократились доли тех регионов, которые с наибольшим основанием могут быть отнесены к "четвертому миру": для Латинской Америки произошло снижение с 17,5 до 7,3 процента, для Африки -- с 5,3 до 2,1 процента[432]. Характерно, что значение данных инвестиций для экономики развитых стран остается минимальным. Как отмечают эксперты, в начале 90-х "совокупные ВНП стран Северной Америки, Западной Европы и Японии составляли свыше 18 триллионов долл. Их суммарные инвестиции превышали 3,5 триллиона долл.; общий акционерный капитал равнялся приблизительно 60 триллионам долл. В рекордном по масштабам движения капитала 1993 году лишь 3 процента инвестиций стран "первого мира" не были использованы в самих этих странах и привели к сокращению роста акционерного капитала на величину
[428] - См.: Meadows D.H., Meadows D.L., Panders J. Beyond the Limits: Global Collapse or a Sustainable Future? L., 1992. P. 5.
[429] - См.: Caufleld С. Masters of Illusion. The World Bank and the Poverty of Nations. N.Y., 1997. P.332.
[430] - См.: The Economist. 1997. August 9. P. 94.
[431] - См.: Marber P. From Third World to the World Class. P. 102-103.
[432] - См.: Dunning J.H. The Globalisation of Business. L., 1993. P. 288, 290.
менее 0,2 процента. В целом возникший в 1990 году бум инвестиций в переходящие к рынку экономики замедлил рост акционерного капитала передовых стран лишь на 0,5 процента" [433].
Катастрофическое положение, сложившееся в наиболее бедных регионах в сфере как сбережений, так и инвестиций, побуждает предпринимателей и правительства развитых стран отказываться от распространенной в прошлом политики кредитования этих стран по частным или государственным каналам. Если сравнить динамику доли сбережений и инвестиций в ВНП по Азии и Африке, легко увидеть разнонаправленность тенденций, прослеживающихся на протяжении последних 25 лет. В 1975-1982 годах доли сбережений в ВНП в африканских и азиатских странах составляли соответственно 27,2 и 26,0 процента, но уже в 1996 году они достигли 17,7 и 34,0 процентов; аналогичные цифры для инвестиций составляли 31,5 и 25,2; 20,5 и 35,6 процента. Для государств Центральной и Южной Африки на протяжении 90-х годов счет текущих операций постоянно оставался дефицитным; между 1990 и 1998 годами ежегодный размер такого дефицита вырос с 8,9 до 15,2 млрд. долл. и составил за десятилетие в целом (включая оценочный показатель за 1999 год) 115,2 млрд. долл. [434] На этом фоне в 80-е и 90-е годы большая часть инвестиций в тех странах, где западные предприниматели видели сколь-либо обнадеживающие перспективы возврата вложенных средств, стала направляться не столько на финансирование государственных расходов или импорта, сколько непосредственно использоваться для повышения эффективности действующих компаний (в Латинской Америке этот показатель вырос в 80-е годы с 14 до 32 процентов всего инвестиционного потока), покупки государственных ценных бумаг (с 7,6 до 10 процентов за тот же период), а также притекать на фондовый рынок (рост с незначительной доли до 10 процентов) [435]. В 90-е годы эта тенденция усилилась и заявила о себе гораздо более резко; по некоторым оценкам, к 1995 году более 75 процентов всех иностранных капиталовложений, направляемых в страны "четвертого мира", использовались для покупки уже действовавших там предприятий и компаний или установления над ними более жесткого контроля[436]. Основными "инвесторами" выс