Страница:
[48] - См.: Encarnalion D.J. Rivals Beyond Trade. P. 96.
[49] - См.: Mason M. Historical Perspectives of Japanese Direct Investment in Europe. P. 37.
[50] - Krugman P. The Age of Diminishing Expectations. Cambridge (Ma.)-L., 1998. P. 142.
[51] - См.: LaFeber W. The Clash. P. 366-367.
[52] - См.: Henderson С. Asia Falling. Making Sense of the Asian Crisis and Its Aftermath. N.Y., 1998. P. 6, 10.
Характерно, что японские предприниматели инвестировали главным образом в относительно низкотехнологичные производства (так, в 80-е годы объем средней инвестиции был вдвое меньше средней американской[53]); при этом строго соблюдалось прежнее правило, при котором основной поток капитала -- 47 млрд. долл. между 1986 и 1993 годами[54]-направлялся в экспортно-ориентированные отрасли и, таким образом, не столько подстраховывал японскую экономику от зависимости от западных рынков, сколько усиливал ее. К середине 90-х годов в азиатские страны поступало до 45 процентов японского экспорта товаров (в основном технологий и комплектующих) и 47 процентов экспорта технологий; японские финансовые институты владели 25-40 процентами долговых обязательств как самих этих стран, так и их крупнейших компаний[55]. Последствия такого развития событий сегодня хорошо известны.
Таким образом, к концу 80-х годов успехи японской экономики были очевидны. Хотя западные специалисты подчеркивали, что подобное развитие было в значительной мере искусственным, и отмечали гигантское различие между экономическими системами развитых обществ и Японии как между capitalist regulatory state и capitalist development state[56], отрицать сам этот успех не имело смысла. Япония серьезно потеснила США на мировых рынках товаров и капитала (так, если в 1971 году 280 из 500 крупнейших транснациональных корпораций были американскими, то к 1991 году таковых осталось лишь 157[57]; к этому времени Япония фактически догнала США, имея 345 крупнейших компаний из 1000 -- против 353 у США[58]; в конце 80-х годов она располагала 24 крупнейшими банками при том, что в странах ЕС таковых было 17, а в Северной Америке -всего 5; 9 из 10 наиболее мощных сервисных компаний также представляли Страну восходящего солнца[59]) и обеспечила себе постоянно нарастающий профицит в торговле как с Соединенными Штатами, так и с азиатскими государ
ствами. Социологи начали искать исторические аналогии, призванные объяснить неожиданное возвышение новой великой державы[60], которой оставалось доказать, казалось бы, совсем немногое -- свою способность перейти к немобилизационной экономике, использовать механизм свободной конкуренции и решить проблемы, возникшие в финансовой сфере. Однако именно этого архитекторам японского "чуда" сделать не удалось, и тому была, на наш взгляд, единственная причина -- явно вторичный характер экономического прогресса.
[53] - См. Bella W., Rosenfeld S. Dragons in Distress. San Francisco, 1990. P. 253.
[54] - См. Phongpaichit P., Baker Ch. Thailand's Boom and Bust. Chiang Mai, Thailand, 1998. P. 3.
[55] - См. Henderson C. Asia Falling. P. 172.
[56] - См. Johnson Ch. MITI and the Japanese Miracle: The Growth of Industrial Policy 1925-1975 Stanford (Ca.), 1982. P. 19.
[57] - См. Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y, 1997 P. 22.
[58] - См. Sayer A., Walker R. The New Social Economy: Reworking the Division of Labor. Cambridge (Ma.)-0xford (UK), 1994. P. 154.
[59] - См. Thurow L. Head to Head. The Coming Economic Battle Among Japan, Europe, and America. N.Y., 1993. P. 30
На пороге кризиса
В течение продолжительного периода японская экономическая модель обеспечивала экономический рост преимущественно экстенсивными методами. Японские предприниматели активно заимствовали в США и других странах производственные приемы, в то время как сама Япония фактически не производила собственных технологий. Баланс импорта и экспорта технологий и патентов оставался отрицательным на протяжении более чем сорока лет; и если раньше это могло компенсироваться ростом промышленного экспорта, то к началу 90-х, когда значение технологического фактора резко выросло, а концентрация наиболее наукоемких производств в США стала предельно очевидной, японские производители почувствовали ухудшение ситуации. Однако даже это не привело к качественному пересмотру сложившегося в обществе отношения к инициативе и образованности, к непредвзятой оценке значения, какое эти факторы приобрели в эпоху постиндустриализма. Характерно, что несмотря на показатель посещаемости средних школ -- один из самых высоких в мире, -- этим уровнем обычно и ограничивается образование японского предпринимателя: в 1995 году более 30 процентов высшего персонала японских компаний даже не учились в колледже[61]. Индустриальная модель прогресса, принятая в Японии, делала невыгодными инвестиции в образование: например, если в США с 1973 по 1987 год заработная плата мужчины, не закончившего колледж, снизилась на
[60] - Так, например, И.Валлерстайн, различая континентальные и морские державы, сравнивал борьбу Англии и Франции как наследников датского могущества, а затем Германии и США как наследников английского, обосновывая столь экзотическим способом неизбежное возвышение Японии по сравнению с США и ее будущее противостояние Европейскому Союзу (см.: Wallerstein I. After Liberalism. N.Y.., 1995. Р. 29).
[61] - См.: Sakaiya Т. What is Japan? P. 8.
12 процентов, а мужчины, не имеющего аттестата о полном среднем образовании, -- на 18, то в Японии лица, имеющие лишь полное среднее образование, увеличили свои доходы за этот же период на 13 процентов[62]. В результате инвестиции в человеческий капитал находились здесь на одном из самых низких уровней стран -- членов ОЭСР; это не только создавало объективные препятствия для современного типа экономического прогресса (так, многие эксперты непосредственно связывают упадок keiretsu как специфического типа корпоративной структуры с их неспособностью установить общение между работниками и руководством как равноправными партнерами[63]), но и повышало давление на остальные секторы инвестиционного рынка.
Во второй половине 80-х годов Япония достигла пика своего экономического могущества. Оптимальное соотношение цен и качества ее товаров подняло страну на высшую строчку в таблице мировой конкурентоспособности; положительное сальдо торгового баланса давало возможность наращивать инвестиции в США и Юго-Восточную Азию, достигшие в 1989 году 200 млрд. долл. в год; японские банки обеспечивали в конце 80-х более четверти всего прироста мировых кредитных ресурсов[64]. Фондовый индекс Nikkei вырос с 1980 по 1987 год почти в пять раз и при этом фактически не отреагировал на мощные потрясения, пережитые рынками США и других ведущих стран в конце 1987 года; хотя подобное его поведение в значительной степени может быть объяснено административным регулированием[65] и определенной закрытостью фондового рынка для иностранных инвесторов[66], в дальнейшем цены акций продолжили повышательный тренд. К концу 1989 года совокупная оценка акций, котирующихся на токийском фондовом рынке, достигла 5,2 триллиона долл., тогда как аналогичный суммарный показатель для всех трех бирж Нью-Йорка составлял 4,3 триллиона долл., а для Лондонской фондовой биржи -- лишь 1,3 триллиона долл. [67] Еще более впечатляющим был рост цен на недвижимость и землю: в 1990 году общая стоимость земельных участков, по оценкам японских экспертов, достигла почти 2400 триллионов иен, в 5,6 раза превысив значение валового на
[62] - См.: Reich R. В. The Work of Nations. Preparing Ourselves to 21st Century Capitalism. N.Y., 1992. P.205-206.
[63] - См.: Drucker P.F. Management Challenges for the 21st Century. P. 33.
[64] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. Protect Yourself in the Coming Depression. N.Y., 1993. P. 161.
[65] - См.: KuttnerR. The End ofLaissez-Faire. P. 176.
[66] - См.: Soros G. The Alchemy of Finance. Reading the Mind of the Market. N.Y., 1987. P.356.
[67] - См.: Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 117.
ционального продукта[68], а ссуды, выделявшиеся банками на проведение операций по строительству и покупке объектов недвижимости, росли на протяжении второй половины 80-х годов в среднем вдвое быстрее, чем кредитные вложения в экономику в целом[69]. В результате с 1955 по 1990 год индекс розничных потребительских цен вырос в 8 раз, номинальная заработная плата -- в 25 раз, а цены на земельные участки в шести крупнейших японских городах -- в 210 раз[70]. Чтобы проиллюстрировать масштабы этого процесса, достаточно отметить, что в те годы японская территория, составлявшая около 3 процентов земной поверхности, стоила больше, чем вся остальная часть суши, а цена одной только токийской недвижимости (в центральной части города каждый квадратный метр площади оценивался в 50 тыс. долл.!) превышала суммарную оценку всех объектов недвижимости в границах США[71]. Капиталы при этом продолжали притекать в крупные города: так, в 1980 году средние доходы жителей столицы были на 26 процентов выше, чем в целом по стране; в 1986 году этот разрыв составлял уже 45 процентов, а к 1990 году вырос до 60 процентов[72]. Правительство, как и предприниматели, стремилось извлечь максимальную выгоду из этого бума: известно, что в начале 90-х годов бюджеты 44 из 47 префектур, на которые разделена страна, были дотационными; донорами же выступали три префектуры, причем все они располагались на территории Большого Токио[73]. Иррациональность сложившегося положения становилась очевидной в условиях, когда темпы роста экономики начали снижаться. Нельзя не подчеркнуть еще раз, что японское "чудо" в конце 80-х годов воплощалось уже не в темпах промышленного роста, не превышавших 5-6 процентов в год, а исключительно в росте цен на фондовом рынке и рынке недвижимости[74]. В 1989-1990 годах все основные фондовые индексы, а также индекс цен на землю, достигли своего пика на столь запредельных абсолютных значениях, что гигантская инвестиционная пирамида, выстроенная усилиями японских бюрократов, не могла не пошатнуться. Процесс же ее саморазрушения был запущен, как обычно, кризисом на фондовом рынке. В силу того, что "уровни цен на активы в конце
[68] - См. Hartcher P. The Ministry. P. 69-70.
[69] - См. Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. Cambridge (Ma.)-L., 1997. P. 109.
[70] - См. Woronoff J. The Japanese Economic Crisis. P. 198.
[71] - См. Dent Ch.M. The European Economy: The Global Context. L.-N.Y, 1997. P. 147.
[72] - См. Woronoff J. The Japanese Economic Crisis. P. 203-204.
[73] - См. Morton C. Beyond World Class. Houndmills-L., 1998. P. 226.
[74] - Подробнее см.: Taira К. Japan Faces the Twenty-First Century // Halal W.E., Taylor K.B. (Eds.) Twenty-First Century Economics. Perspectives of Socioeconomics for a Changing World. N.Y., 1999. P. 282-283.
80-х годов не были подкреплены какими-либо обоснованными расчетами основополагающих соотношений" [75], фондовый индекс, достигший в 1989 году предельного значения в 38 915 пунктов, резко пошел вниз, оказавшись к концу 1990 года на отметке около 20 000 пунктов. Но цены на недвижимость по инерции продолжали расти вплоть до зимы 1990/91 годов. Темпы роста ВНП, в 1990 году удерживавшиеся на уровне около 5 процентов, снизились до 4 процентов в 1991 году, затем упали в 1992-м до 1 процента, а в 1993-м -- почти до нуля[76]. Вместе с ними рухнули фондовый индекс, а также, с некоторым запозданием, и цены на недвижимость и землю (график 8-2). Потери на фондовом рынке и на рынке недвижимости оказались столь значительными, что по целому ряду показателей японский кризис 1990-1997 годов оказался даже более глубоким, нежели американская Великая депрессия[77].
График 8-2
[75] - Cargiil T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. P. 99.
[76] - См.: The Economist. 1998. September 26. P. 24.
[77] - Подробнее см.: Thurow L. Creating Wealth. The New Rules for Individuals, Companies, and Countries in a Knowledge-Based Economy. L., 1999. P. 60.
Ответом японского правительства на эти драматические события стало очередное усиление государственного вмешательства в экономическую жизнь страны. Казалось бы, основным направлением подобного вмешательства должна была стать попытка несколько исправить то критическое положение, в которое попали крупные корпорации, банки, а отчасти и население. Известно, что только между 1990 и 1994 годами потери от падения стоимости акций японских промышленных компаний, котировавшихся на токийской бирже, составили беспрецедентную цифру в 2,6 триллиона долл. (заметим, что валютные резервы Банка Японии не превышали в этот период 100 млрд. долл.); расчетные потери от обесценения земельных участков и недвижимости превысили 5,6 триллиона долл. [78] Однако и радикальное снижение капитализации токийских рынков сохранило цены японских акций на необъяснимо высоком, с точки зрения мировой практики, уровне. Даже сегодня отношение суммарной капитализации компаний, котирующихся на бирже, к их доходам "зашкаливает" за 100, тогда как среднемировой показатель не поднимался выше 25, а для США составлял немногим более 20[79]. Таким образом, несмотря на потрясения первой половины 90-х годов, японские ценные бумаги переоценены в три-четыре раза[80] и имеют колоссальный резерв для дальнейшего обесценения.
В такой ситуации не только промышленные компании не могли более так же свободно, как прежде, оперировать своими финансовыми ресурсами; возникли серьезные проблемы у ряда банков, выдавших кредиты под залог недвижимости, земли и ценных бумаг; даже рядовые граждане, которые приобрели жилье в рассрочку (а каждый десятый токиец перед началом кризиса был долларовым миллионером только за счет стоимости земли, на которой стоял его дом), вынуждены были платить за него из расчета прежней цены и либо стремились сбыть недвижимость, либо тратили на выплаты по обязательствам фактически все свои доходы[81]. В то же время правительство столкнулось и с иной проблемой: резко сократились бюджетные поступления, поскольку до кризиса компании платили налоги в том числе и с сумм, получаемых в результате перепродаж акций или земли (например, в 1988 году обычная хозяйственная деятельность давала менее половины общего прироста бюджетных поступлений[82]). Поэтому единственным средством воздействия на экономику стало наращивание государственного долга.
[78] - См.: Hartcher P. The Ministry. P. 100.
[79] - См.: The Economist. 1997. February 15. P. 107.
[80] - См.: Murphy R. T. The Weight of the Yen. P. 239.
[81] - См.: Maclntyre D. Spend, Japan, Spend // Time. 1998. April 20. P. 29.
[82] - См.: Hartcher P. The Ministry. P. 68.
Японские государственные заимствования имеют весьма продолжительную историю. В начале 70-х годов, на первом этапе массированной индустриализации, размеры долга не превосходили 100 млрд. иен, что составляло менее 10 процентов ВНП. Но уже через десять лет он вырос более чем в десять раз и достиг почти 40 процентов валового национального продукта[83]. В дальнейшем процесс наращивания внешних и внутренних заимствований представляет собой картину, которую трудно понять с позиций здравого смысла.
С одной стороны, в 1992 году, когда объем производства стагнировал, долг, оформленный ценными бумагами правительства, составлял около 90 процентов ВНП[84]. Эту цифру следует рассматривать скорее в индикативном аспекте, так как она не отражает реального масштаба государственных обязательств (в том же 1992 году, например, правительственные гарантии только по долгам приватизированных незадолго до этого железных дорог составляли 270 млрд. долл., а сельскохозяйственные дотации были еще более весомыми). Подобное положение оказалось возможным только из-за отсутствия реальной независимости Банка Японии от государства, а крупнейших коммерческих банков -- от тех корпоративных структур, к сети которых они принадлежали[85]. Однако даже прямые государственные обязательства выросли к началу 1999 года до 140 процентов ВНП, увеличившись с начала токийского биржевого кризиса 1990 года более чем вдвое в относительном выражении[86]. Между тем суммарные банковские кредиты, выданные промышленным компаниям, уже в 1992 году составляли 262 процента ВНП[87] и с того времени также отнюдь не уменьшились. С другой стороны, банки пришли к пониманию опасности выдачи новых кредитов промышленным и сервисным компаниям и стали переориентироваться на вложения в государственные ценные бумаги, доходность которых в 1990 году превышала 8 процентов годовых. По мере роста этих вложений, активно поощрявшихся правительством, процентные ставки быстро шли вниз. Был пройден рубеж в 1 процент годовых, и в настоящее время этот показатель приблизился к
нулевой отметке. Такая ситуация удешевляла государственные заимствования и помогала правительству поддерживать на плаву крупные корпорации, компенсируя их неэффективность.
Более того, правительство предприняло целый ряд мер, по всем канонам совершенно недопустимых. Когда в ноябре 1992 года фондовый индекс упал ниже психологически важной отметки в 16 000 пунктов, функционеры Министерства внешней торговли и промышленности "рекомендовали" руководству ведущих страховых компаний разместить имевшиеся в их распоряжении деньги на фондовом рынке, что подняло оборот торгов на 80 процентов, а индекс -- на 785 пунктов в течение одной торговой сессии; эта категория инвесторов стала затем наиболее активным оператором рынка, увеличивая свои капиталовложения в среднем на 18 процентов ежегодно в течение последующих трех лет[88]. Активные меры правительства по стимулированию экспорта, сохранение на высоком уровне положительного сальдо торгового баланса с США, гигантские непроизводительные расходы, направляемые на финансирование общественных работ, а также формирование в стране крайне низкого общего уровня процентных ставок, облегчавшего кредитование предприятий, казалось бы, принесли свои результаты. Темпы роста ВНП стали вновь подниматься, достигнув в 1996 году 3,9 процента[89] (хотя и составили за период 1990-1995 годов в среднем всего 1,3 процента в год[90]), повысились корпоративные прибыли (хотя более 60 процентов этого повышения было обусловлено исключительно удешевлением кредитов[91]), оживился и внутренний рынок. Такова была последняя победа, одержанная японским правительством над здравым смыслом.
[83] - См.: Strange S. Mad Money. Manchester, 1998. Р. 148.
[84] - См.: Ayres R. U. Turning Point. An End to the Growth Paradigm. L., 1998. P. 33.
[85] - Согласно проведенным финансовыми аналитиками сопоставлениям, "что касается "правовой независимости", то по среднему значению показателей... Банк Японии занял 64-е место среди 68 банков, участвовавших в исследовании, и 20-е место в группе, куда вошел 21 центральный банк индустриальных стран; по такому показателю, как сменяемость управляющих центральных банков, Банк Японии занимает 18-е место среди 19 центральных банков промышленно развитых стран" {Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito Т. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. P. 184).
[86] - См.: The Economist. 1998. September 26. P. 27.
[87] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. P. 155.
Страна заходящего индекса
В начале 90-х годов первая волна японского кризиса уничтожила надежды бюрократов из Министерства внешней торговли и промышленности на достижение страной доминирующих позиций в мировой экономике. В 1991 году Япония утратила первую позицию в индексе конкурентоспособности, заняла пятую строчку в 1995-м, девятую в 1997-м и восемнадцатую в 1998-м, пропустив вперед все развитые страны Европы, а также Тайвань, Австралию
[88] - См.: HartcherP. The Ministry. P. Ill, 113.
[89] - См.: The Economist. 1998. June 20. Р. 24.
[90] - См.: McLeod R., Gamaul R. (Eds.) East Asia in Crisis. From Being a Miracle to Needing One? L.-N.Y., 1998. P. 22.
[91] - См.: The Economist. 1998. April 11. P. 15.
и Новую Зеландию[92]. Экспорт японских товаров на традиционные рынки оказался крайне затруднен тем, что в середине 90-х годов наметилась тенденция к укреплению иены по отношению к доллару и другим основным мировым валютам. США, стремясь расширить собственную экспортную экспансию, предпочли политику дешевого доллара, нанесшую жестокий удар по японской экономике. В начале 1995 года курс иены достиг уровня сначала в 90, а затем и 80 иен за доллар, что соответствовало повышению более чем на 20 процентов по сравнению с концом 1994 года; по официальным японским оценкам, подобный рост сделал бессмысленной потенциальную экономическую активность, соответствующую 1 проценту ВНП, или почти 50 млрд. долл. [93] Результатом стала череда банкротств японских компаний; начиная с 1991 года закрылось почти 110 тыс. фирм, и это число умножается с каждым годом[94]. Напротив, американские компании усилили присутствие на внутреннем рынке Японии, увеличив объемы своего экспорта между 1986 и 1996 годами почти в два с половиной раза -- с 27 до 65 млрд. долл. [95] Тем самым экономике был нанесен еще один удар, так как проникновение относительно дешевых западных товаров серьезно дестабилизировало внутренний рынок, суммарная переоценность товаров на котором обходилась японским потребителям в 75-100 млрд. долл. в год (в середине 80-х стоимость основных потребительских товаров в Токио превышала аналогичный показатель для Парижа на 43 процента, для Лондона -- на 50, а для Нью-Йорка -- на 52 процента) [96]. Известно, что активность на японском рынке компании "Компак" в 1992 году снизила долю корпорации NEC в общем объеме продаж с 53 до 40 процентов; цены на пиво упали более чем на треть после некоторых послаблений в торговле с Европой, а "Дженерал электрик", реализуя свою бытовую технику на 25-30 процентов ниже установившейся на японском рынке цены, не только получала прибыль большую, чем при продаже этих изделий в США, но и объявила о грандиозных планах экспансии[97]; такие примеры можно продолжать как угодно долго. Именно поэтому сегодня все новые и новые эксперты отмечают, что только либерализация внешней торговли и открытие внутреннего рынка для импортируемых товаров позволят вывести страну из затяжного экономического кризиса[98].
[92] - См. The Economist. 1998. April 25. Р. 122.
[93] - См. HartcherP. The Ministry. P. 174.
[94] - См. Poweil В., Kattoulas V. The Lost Decade // Newsweek. 1998. July 27. P. 16>.
[95] - CM. Gough L. Asia Meltdown. The End of the Miracle? San Francisco, 1998. P. 25.>
[96] - См. Woronoff J. The Japanese Economic Crisis. P. 253.
[97] - См. Katz R. Japan: The System That Soured. P. 246.
[98] - См. Harrison S.S., Prestowitz C. V., Jr. Overview: New Priorities for U.S. Asia Policy // Harrison S.S., Prestowitz C.V., Jr. (Eds.) Asia After the 'Miracle': Redefining U.S. Economic and Security Priorities. P. 47.
На протяжении 1992-1997 годов поражение правительства стало очевидным еще на двух стратегических направлениях. С одной стороны, оказались неудачными его попытки стимулировать внутреннее конечное потребление, что могло бы повысить спрос на японские товары на отечественном рынке. На протяжении этих лет оно практически оставалось неизменным, что иллюстрируется колебанием расходов на текущее потребление между 349,6 и 357,6 тыс. иен в год на семью -- и это несмотря на пять пакетов экстренных мер по сокращению налогов и повышению доходов, предложенных правительством за этот период! Отметим, что общая стоимость самих этих оказавшихся столь безрезультатными мер оценивается астрономической суммой, превышающей 800 (!) млрд. долл. В 1998 году было объявлено о новых акциях правительства, направленных на выделение 123 млрд. долл. дополнительных средств для развития потребительского рынка; ответом стало резкое снижение трат, упавших до минимального с середины 80-х годов уровня в 338 тыс. иен на семью в год[99]. С другой стороны, массовое банкротство мелких и средних компаний выбрасывало на рынок труда множество работников (около 630 тыс. только в промышленном секторе между 1990 и 1997 годами[100]), что вызывало быстрый рост безработицы. В условиях, когда государственные кредиты уже не могли использоваться для решения этой проблемы, так как снижение ставки при уже достигнутых ею близких к нулю значениях было очевидно невозможным, правительству оставалось лишь наблюдать, как безработица прибывала почти на 10 процентов в год на протяжении 1992-1998 годов[101]; в результате впервые в послевоенной истории доля безработных оказалась на том же уровне, что и в США[102].
Тем не менее японское руководство было вдохновлено своими успехами в деле оживления экономики в 1996 году и надеялось на лучшее. "Правительство верило в реальность подъема экономики, в то, что с очередным падением курса иены по отношению к доллару худшие годы Японии, последовавшие за бумом, остались позади. На самом же деле источником роста служили огромные суммы государственных средств, закачиваемых в экономику в качестве чрезвычайных мер, принятых в стране в период с 1992 по 1995 год" [103]; в силу этого основные ориентиры и цели экономического развития были сохранены фактически в неизменном виде.
[99] - См.: Maclntyre D. Spend, Japan, Spend. P. 30.
[100] - См.: Poweil В., Kattoulas V. The Lost Decade. P. 17.
[101] - См.: The Economist. 1998. September 26. P. 24.
[102] - См.: The Economist. 1998. June 20. P. 23.
[103] - The Economist. 1998. March 21. P. 26.
Между тем, на наш взгляд, японская экономика обладала бы шансами на определенное развитие только в единственном случае: если бы ее руководители сумели отказаться от той модели, которую Т.Сакайя очень удачно охарактеризовал не как "развитый (advanced)", а как "доведенный до предела (ultimate)" индустриализм и в которой "из-за отсутствия прогрессивных элементов не возникает новых идей и понятий" [104]. Искусственная стабилизация ситуации могла бы принести пользу только в том случае, если бы Япония в середине 90-х годов отказалась от политики чисто индустриальной экспансии и сконцентрировалась на внутренних проблемах, даже ценой снижения своей роли в Азиатско-Тихоокеанском регионе при усилении влияния США. Однако такой ход событий вряд ли был возможен -- как по чисто политическим соображениям, и в первую очередь в силу привлекательности азиатских рынков, так и по экономическим причинам, и прежде всего -- из-за отсутствия научно-технической политики, способной в течение периода тактического отступления перестроить структуру экономики настолько, чтобы она стала саморазвивающейся и функционирующей без постоянных государственных дотаций и искусственной накачки инвестиций.
Вместо необходимого пересмотра позиций творцы японской экономической политики избрали вариант, казавшийся им наиболее эффективным из остававшихся в их распоряжении: организовать новую волну экспансии в Азии и таким образом добиться реванша за поражения в США и Западной Европе, а также трудности на внутреннем рынке. Если в конце 80-х годов японские инвестиционные фонды держали до 60 процентов своих активов в американских ценных бумагах, то к 1994 году их доля снизилась почти в пять раз, до 13 процентов; на этом фоне вложения в акции и ценные бумаги наиболее быстро развивавшихся азиатских "тигров" увеличились с 18 до 75 процентов[105]. Уже в 1991 году объем экспорта японских товаров и услуг в Юго-Восточную Азию, составивший 96 млрд. долл., превзошел экспорт в США; темпы роста стоимостной оценки поставляемых в ЮВА товаров составили в период 1986-1991 годов не менее 25 процентов в годовом исчислении[106]. За десять лет, с 1985 по 1995 год, основные японские производители электроники, такие, как "Сони", "Мацусита" и "Саньо", увеличили долю своих продаж в Юго-Восточной Азии с 5-6 до 20 и более процентов, и до самого последнего времени
[49] - См.: Mason M. Historical Perspectives of Japanese Direct Investment in Europe. P. 37.
[50] - Krugman P. The Age of Diminishing Expectations. Cambridge (Ma.)-L., 1998. P. 142.
[51] - См.: LaFeber W. The Clash. P. 366-367.
[52] - См.: Henderson С. Asia Falling. Making Sense of the Asian Crisis and Its Aftermath. N.Y., 1998. P. 6, 10.
Характерно, что японские предприниматели инвестировали главным образом в относительно низкотехнологичные производства (так, в 80-е годы объем средней инвестиции был вдвое меньше средней американской[53]); при этом строго соблюдалось прежнее правило, при котором основной поток капитала -- 47 млрд. долл. между 1986 и 1993 годами[54]-направлялся в экспортно-ориентированные отрасли и, таким образом, не столько подстраховывал японскую экономику от зависимости от западных рынков, сколько усиливал ее. К середине 90-х годов в азиатские страны поступало до 45 процентов японского экспорта товаров (в основном технологий и комплектующих) и 47 процентов экспорта технологий; японские финансовые институты владели 25-40 процентами долговых обязательств как самих этих стран, так и их крупнейших компаний[55]. Последствия такого развития событий сегодня хорошо известны.
Таким образом, к концу 80-х годов успехи японской экономики были очевидны. Хотя западные специалисты подчеркивали, что подобное развитие было в значительной мере искусственным, и отмечали гигантское различие между экономическими системами развитых обществ и Японии как между capitalist regulatory state и capitalist development state[56], отрицать сам этот успех не имело смысла. Япония серьезно потеснила США на мировых рынках товаров и капитала (так, если в 1971 году 280 из 500 крупнейших транснациональных корпораций были американскими, то к 1991 году таковых осталось лишь 157[57]; к этому времени Япония фактически догнала США, имея 345 крупнейших компаний из 1000 -- против 353 у США[58]; в конце 80-х годов она располагала 24 крупнейшими банками при том, что в странах ЕС таковых было 17, а в Северной Америке -всего 5; 9 из 10 наиболее мощных сервисных компаний также представляли Страну восходящего солнца[59]) и обеспечила себе постоянно нарастающий профицит в торговле как с Соединенными Штатами, так и с азиатскими государ
ствами. Социологи начали искать исторические аналогии, призванные объяснить неожиданное возвышение новой великой державы[60], которой оставалось доказать, казалось бы, совсем немногое -- свою способность перейти к немобилизационной экономике, использовать механизм свободной конкуренции и решить проблемы, возникшие в финансовой сфере. Однако именно этого архитекторам японского "чуда" сделать не удалось, и тому была, на наш взгляд, единственная причина -- явно вторичный характер экономического прогресса.
[53] - См. Bella W., Rosenfeld S. Dragons in Distress. San Francisco, 1990. P. 253.
[54] - См. Phongpaichit P., Baker Ch. Thailand's Boom and Bust. Chiang Mai, Thailand, 1998. P. 3.
[55] - См. Henderson C. Asia Falling. P. 172.
[56] - См. Johnson Ch. MITI and the Japanese Miracle: The Growth of Industrial Policy 1925-1975 Stanford (Ca.), 1982. P. 19.
[57] - См. Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y, 1997 P. 22.
[58] - См. Sayer A., Walker R. The New Social Economy: Reworking the Division of Labor. Cambridge (Ma.)-0xford (UK), 1994. P. 154.
[59] - См. Thurow L. Head to Head. The Coming Economic Battle Among Japan, Europe, and America. N.Y., 1993. P. 30
На пороге кризиса
В течение продолжительного периода японская экономическая модель обеспечивала экономический рост преимущественно экстенсивными методами. Японские предприниматели активно заимствовали в США и других странах производственные приемы, в то время как сама Япония фактически не производила собственных технологий. Баланс импорта и экспорта технологий и патентов оставался отрицательным на протяжении более чем сорока лет; и если раньше это могло компенсироваться ростом промышленного экспорта, то к началу 90-х, когда значение технологического фактора резко выросло, а концентрация наиболее наукоемких производств в США стала предельно очевидной, японские производители почувствовали ухудшение ситуации. Однако даже это не привело к качественному пересмотру сложившегося в обществе отношения к инициативе и образованности, к непредвзятой оценке значения, какое эти факторы приобрели в эпоху постиндустриализма. Характерно, что несмотря на показатель посещаемости средних школ -- один из самых высоких в мире, -- этим уровнем обычно и ограничивается образование японского предпринимателя: в 1995 году более 30 процентов высшего персонала японских компаний даже не учились в колледже[61]. Индустриальная модель прогресса, принятая в Японии, делала невыгодными инвестиции в образование: например, если в США с 1973 по 1987 год заработная плата мужчины, не закончившего колледж, снизилась на
[60] - Так, например, И.Валлерстайн, различая континентальные и морские державы, сравнивал борьбу Англии и Франции как наследников датского могущества, а затем Германии и США как наследников английского, обосновывая столь экзотическим способом неизбежное возвышение Японии по сравнению с США и ее будущее противостояние Европейскому Союзу (см.: Wallerstein I. After Liberalism. N.Y.., 1995. Р. 29).
[61] - См.: Sakaiya Т. What is Japan? P. 8.
12 процентов, а мужчины, не имеющего аттестата о полном среднем образовании, -- на 18, то в Японии лица, имеющие лишь полное среднее образование, увеличили свои доходы за этот же период на 13 процентов[62]. В результате инвестиции в человеческий капитал находились здесь на одном из самых низких уровней стран -- членов ОЭСР; это не только создавало объективные препятствия для современного типа экономического прогресса (так, многие эксперты непосредственно связывают упадок keiretsu как специфического типа корпоративной структуры с их неспособностью установить общение между работниками и руководством как равноправными партнерами[63]), но и повышало давление на остальные секторы инвестиционного рынка.
Во второй половине 80-х годов Япония достигла пика своего экономического могущества. Оптимальное соотношение цен и качества ее товаров подняло страну на высшую строчку в таблице мировой конкурентоспособности; положительное сальдо торгового баланса давало возможность наращивать инвестиции в США и Юго-Восточную Азию, достигшие в 1989 году 200 млрд. долл. в год; японские банки обеспечивали в конце 80-х более четверти всего прироста мировых кредитных ресурсов[64]. Фондовый индекс Nikkei вырос с 1980 по 1987 год почти в пять раз и при этом фактически не отреагировал на мощные потрясения, пережитые рынками США и других ведущих стран в конце 1987 года; хотя подобное его поведение в значительной степени может быть объяснено административным регулированием[65] и определенной закрытостью фондового рынка для иностранных инвесторов[66], в дальнейшем цены акций продолжили повышательный тренд. К концу 1989 года совокупная оценка акций, котирующихся на токийском фондовом рынке, достигла 5,2 триллиона долл., тогда как аналогичный суммарный показатель для всех трех бирж Нью-Йорка составлял 4,3 триллиона долл., а для Лондонской фондовой биржи -- лишь 1,3 триллиона долл. [67] Еще более впечатляющим был рост цен на недвижимость и землю: в 1990 году общая стоимость земельных участков, по оценкам японских экспертов, достигла почти 2400 триллионов иен, в 5,6 раза превысив значение валового на
[62] - См.: Reich R. В. The Work of Nations. Preparing Ourselves to 21st Century Capitalism. N.Y., 1992. P.205-206.
[63] - См.: Drucker P.F. Management Challenges for the 21st Century. P. 33.
[64] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. Protect Yourself in the Coming Depression. N.Y., 1993. P. 161.
[65] - См.: KuttnerR. The End ofLaissez-Faire. P. 176.
[66] - См.: Soros G. The Alchemy of Finance. Reading the Mind of the Market. N.Y., 1987. P.356.
[67] - См.: Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 117.
ционального продукта[68], а ссуды, выделявшиеся банками на проведение операций по строительству и покупке объектов недвижимости, росли на протяжении второй половины 80-х годов в среднем вдвое быстрее, чем кредитные вложения в экономику в целом[69]. В результате с 1955 по 1990 год индекс розничных потребительских цен вырос в 8 раз, номинальная заработная плата -- в 25 раз, а цены на земельные участки в шести крупнейших японских городах -- в 210 раз[70]. Чтобы проиллюстрировать масштабы этого процесса, достаточно отметить, что в те годы японская территория, составлявшая около 3 процентов земной поверхности, стоила больше, чем вся остальная часть суши, а цена одной только токийской недвижимости (в центральной части города каждый квадратный метр площади оценивался в 50 тыс. долл.!) превышала суммарную оценку всех объектов недвижимости в границах США[71]. Капиталы при этом продолжали притекать в крупные города: так, в 1980 году средние доходы жителей столицы были на 26 процентов выше, чем в целом по стране; в 1986 году этот разрыв составлял уже 45 процентов, а к 1990 году вырос до 60 процентов[72]. Правительство, как и предприниматели, стремилось извлечь максимальную выгоду из этого бума: известно, что в начале 90-х годов бюджеты 44 из 47 префектур, на которые разделена страна, были дотационными; донорами же выступали три префектуры, причем все они располагались на территории Большого Токио[73]. Иррациональность сложившегося положения становилась очевидной в условиях, когда темпы роста экономики начали снижаться. Нельзя не подчеркнуть еще раз, что японское "чудо" в конце 80-х годов воплощалось уже не в темпах промышленного роста, не превышавших 5-6 процентов в год, а исключительно в росте цен на фондовом рынке и рынке недвижимости[74]. В 1989-1990 годах все основные фондовые индексы, а также индекс цен на землю, достигли своего пика на столь запредельных абсолютных значениях, что гигантская инвестиционная пирамида, выстроенная усилиями японских бюрократов, не могла не пошатнуться. Процесс же ее саморазрушения был запущен, как обычно, кризисом на фондовом рынке. В силу того, что "уровни цен на активы в конце
[68] - См. Hartcher P. The Ministry. P. 69-70.
[69] - См. Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. Cambridge (Ma.)-L., 1997. P. 109.
[70] - См. Woronoff J. The Japanese Economic Crisis. P. 198.
[71] - См. Dent Ch.M. The European Economy: The Global Context. L.-N.Y, 1997. P. 147.
[72] - См. Woronoff J. The Japanese Economic Crisis. P. 203-204.
[73] - См. Morton C. Beyond World Class. Houndmills-L., 1998. P. 226.
[74] - Подробнее см.: Taira К. Japan Faces the Twenty-First Century // Halal W.E., Taylor K.B. (Eds.) Twenty-First Century Economics. Perspectives of Socioeconomics for a Changing World. N.Y., 1999. P. 282-283.
80-х годов не были подкреплены какими-либо обоснованными расчетами основополагающих соотношений" [75], фондовый индекс, достигший в 1989 году предельного значения в 38 915 пунктов, резко пошел вниз, оказавшись к концу 1990 года на отметке около 20 000 пунктов. Но цены на недвижимость по инерции продолжали расти вплоть до зимы 1990/91 годов. Темпы роста ВНП, в 1990 году удерживавшиеся на уровне около 5 процентов, снизились до 4 процентов в 1991 году, затем упали в 1992-м до 1 процента, а в 1993-м -- почти до нуля[76]. Вместе с ними рухнули фондовый индекс, а также, с некоторым запозданием, и цены на недвижимость и землю (график 8-2). Потери на фондовом рынке и на рынке недвижимости оказались столь значительными, что по целому ряду показателей японский кризис 1990-1997 годов оказался даже более глубоким, нежели американская Великая депрессия[77].
График 8-2
[75] - Cargiil T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. P. 99.
[76] - См.: The Economist. 1998. September 26. P. 24.
[77] - Подробнее см.: Thurow L. Creating Wealth. The New Rules for Individuals, Companies, and Countries in a Knowledge-Based Economy. L., 1999. P. 60.
Ответом японского правительства на эти драматические события стало очередное усиление государственного вмешательства в экономическую жизнь страны. Казалось бы, основным направлением подобного вмешательства должна была стать попытка несколько исправить то критическое положение, в которое попали крупные корпорации, банки, а отчасти и население. Известно, что только между 1990 и 1994 годами потери от падения стоимости акций японских промышленных компаний, котировавшихся на токийской бирже, составили беспрецедентную цифру в 2,6 триллиона долл. (заметим, что валютные резервы Банка Японии не превышали в этот период 100 млрд. долл.); расчетные потери от обесценения земельных участков и недвижимости превысили 5,6 триллиона долл. [78] Однако и радикальное снижение капитализации токийских рынков сохранило цены японских акций на необъяснимо высоком, с точки зрения мировой практики, уровне. Даже сегодня отношение суммарной капитализации компаний, котирующихся на бирже, к их доходам "зашкаливает" за 100, тогда как среднемировой показатель не поднимался выше 25, а для США составлял немногим более 20[79]. Таким образом, несмотря на потрясения первой половины 90-х годов, японские ценные бумаги переоценены в три-четыре раза[80] и имеют колоссальный резерв для дальнейшего обесценения.
В такой ситуации не только промышленные компании не могли более так же свободно, как прежде, оперировать своими финансовыми ресурсами; возникли серьезные проблемы у ряда банков, выдавших кредиты под залог недвижимости, земли и ценных бумаг; даже рядовые граждане, которые приобрели жилье в рассрочку (а каждый десятый токиец перед началом кризиса был долларовым миллионером только за счет стоимости земли, на которой стоял его дом), вынуждены были платить за него из расчета прежней цены и либо стремились сбыть недвижимость, либо тратили на выплаты по обязательствам фактически все свои доходы[81]. В то же время правительство столкнулось и с иной проблемой: резко сократились бюджетные поступления, поскольку до кризиса компании платили налоги в том числе и с сумм, получаемых в результате перепродаж акций или земли (например, в 1988 году обычная хозяйственная деятельность давала менее половины общего прироста бюджетных поступлений[82]). Поэтому единственным средством воздействия на экономику стало наращивание государственного долга.
[78] - См.: Hartcher P. The Ministry. P. 100.
[79] - См.: The Economist. 1997. February 15. P. 107.
[80] - См.: Murphy R. T. The Weight of the Yen. P. 239.
[81] - См.: Maclntyre D. Spend, Japan, Spend // Time. 1998. April 20. P. 29.
[82] - См.: Hartcher P. The Ministry. P. 68.
Японские государственные заимствования имеют весьма продолжительную историю. В начале 70-х годов, на первом этапе массированной индустриализации, размеры долга не превосходили 100 млрд. иен, что составляло менее 10 процентов ВНП. Но уже через десять лет он вырос более чем в десять раз и достиг почти 40 процентов валового национального продукта[83]. В дальнейшем процесс наращивания внешних и внутренних заимствований представляет собой картину, которую трудно понять с позиций здравого смысла.
С одной стороны, в 1992 году, когда объем производства стагнировал, долг, оформленный ценными бумагами правительства, составлял около 90 процентов ВНП[84]. Эту цифру следует рассматривать скорее в индикативном аспекте, так как она не отражает реального масштаба государственных обязательств (в том же 1992 году, например, правительственные гарантии только по долгам приватизированных незадолго до этого железных дорог составляли 270 млрд. долл., а сельскохозяйственные дотации были еще более весомыми). Подобное положение оказалось возможным только из-за отсутствия реальной независимости Банка Японии от государства, а крупнейших коммерческих банков -- от тех корпоративных структур, к сети которых они принадлежали[85]. Однако даже прямые государственные обязательства выросли к началу 1999 года до 140 процентов ВНП, увеличившись с начала токийского биржевого кризиса 1990 года более чем вдвое в относительном выражении[86]. Между тем суммарные банковские кредиты, выданные промышленным компаниям, уже в 1992 году составляли 262 процента ВНП[87] и с того времени также отнюдь не уменьшились. С другой стороны, банки пришли к пониманию опасности выдачи новых кредитов промышленным и сервисным компаниям и стали переориентироваться на вложения в государственные ценные бумаги, доходность которых в 1990 году превышала 8 процентов годовых. По мере роста этих вложений, активно поощрявшихся правительством, процентные ставки быстро шли вниз. Был пройден рубеж в 1 процент годовых, и в настоящее время этот показатель приблизился к
нулевой отметке. Такая ситуация удешевляла государственные заимствования и помогала правительству поддерживать на плаву крупные корпорации, компенсируя их неэффективность.
Более того, правительство предприняло целый ряд мер, по всем канонам совершенно недопустимых. Когда в ноябре 1992 года фондовый индекс упал ниже психологически важной отметки в 16 000 пунктов, функционеры Министерства внешней торговли и промышленности "рекомендовали" руководству ведущих страховых компаний разместить имевшиеся в их распоряжении деньги на фондовом рынке, что подняло оборот торгов на 80 процентов, а индекс -- на 785 пунктов в течение одной торговой сессии; эта категория инвесторов стала затем наиболее активным оператором рынка, увеличивая свои капиталовложения в среднем на 18 процентов ежегодно в течение последующих трех лет[88]. Активные меры правительства по стимулированию экспорта, сохранение на высоком уровне положительного сальдо торгового баланса с США, гигантские непроизводительные расходы, направляемые на финансирование общественных работ, а также формирование в стране крайне низкого общего уровня процентных ставок, облегчавшего кредитование предприятий, казалось бы, принесли свои результаты. Темпы роста ВНП стали вновь подниматься, достигнув в 1996 году 3,9 процента[89] (хотя и составили за период 1990-1995 годов в среднем всего 1,3 процента в год[90]), повысились корпоративные прибыли (хотя более 60 процентов этого повышения было обусловлено исключительно удешевлением кредитов[91]), оживился и внутренний рынок. Такова была последняя победа, одержанная японским правительством над здравым смыслом.
[83] - См.: Strange S. Mad Money. Manchester, 1998. Р. 148.
[84] - См.: Ayres R. U. Turning Point. An End to the Growth Paradigm. L., 1998. P. 33.
[85] - Согласно проведенным финансовыми аналитиками сопоставлениям, "что касается "правовой независимости", то по среднему значению показателей... Банк Японии занял 64-е место среди 68 банков, участвовавших в исследовании, и 20-е место в группе, куда вошел 21 центральный банк индустриальных стран; по такому показателю, как сменяемость управляющих центральных банков, Банк Японии занимает 18-е место среди 19 центральных банков промышленно развитых стран" {Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito Т. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. P. 184).
[86] - См.: The Economist. 1998. September 26. P. 27.
[87] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. P. 155.
Страна заходящего индекса
В начале 90-х годов первая волна японского кризиса уничтожила надежды бюрократов из Министерства внешней торговли и промышленности на достижение страной доминирующих позиций в мировой экономике. В 1991 году Япония утратила первую позицию в индексе конкурентоспособности, заняла пятую строчку в 1995-м, девятую в 1997-м и восемнадцатую в 1998-м, пропустив вперед все развитые страны Европы, а также Тайвань, Австралию
[88] - См.: HartcherP. The Ministry. P. Ill, 113.
[89] - См.: The Economist. 1998. June 20. Р. 24.
[90] - См.: McLeod R., Gamaul R. (Eds.) East Asia in Crisis. From Being a Miracle to Needing One? L.-N.Y., 1998. P. 22.
[91] - См.: The Economist. 1998. April 11. P. 15.
и Новую Зеландию[92]. Экспорт японских товаров на традиционные рынки оказался крайне затруднен тем, что в середине 90-х годов наметилась тенденция к укреплению иены по отношению к доллару и другим основным мировым валютам. США, стремясь расширить собственную экспортную экспансию, предпочли политику дешевого доллара, нанесшую жестокий удар по японской экономике. В начале 1995 года курс иены достиг уровня сначала в 90, а затем и 80 иен за доллар, что соответствовало повышению более чем на 20 процентов по сравнению с концом 1994 года; по официальным японским оценкам, подобный рост сделал бессмысленной потенциальную экономическую активность, соответствующую 1 проценту ВНП, или почти 50 млрд. долл. [93] Результатом стала череда банкротств японских компаний; начиная с 1991 года закрылось почти 110 тыс. фирм, и это число умножается с каждым годом[94]. Напротив, американские компании усилили присутствие на внутреннем рынке Японии, увеличив объемы своего экспорта между 1986 и 1996 годами почти в два с половиной раза -- с 27 до 65 млрд. долл. [95] Тем самым экономике был нанесен еще один удар, так как проникновение относительно дешевых западных товаров серьезно дестабилизировало внутренний рынок, суммарная переоценность товаров на котором обходилась японским потребителям в 75-100 млрд. долл. в год (в середине 80-х стоимость основных потребительских товаров в Токио превышала аналогичный показатель для Парижа на 43 процента, для Лондона -- на 50, а для Нью-Йорка -- на 52 процента) [96]. Известно, что активность на японском рынке компании "Компак" в 1992 году снизила долю корпорации NEC в общем объеме продаж с 53 до 40 процентов; цены на пиво упали более чем на треть после некоторых послаблений в торговле с Европой, а "Дженерал электрик", реализуя свою бытовую технику на 25-30 процентов ниже установившейся на японском рынке цены, не только получала прибыль большую, чем при продаже этих изделий в США, но и объявила о грандиозных планах экспансии[97]; такие примеры можно продолжать как угодно долго. Именно поэтому сегодня все новые и новые эксперты отмечают, что только либерализация внешней торговли и открытие внутреннего рынка для импортируемых товаров позволят вывести страну из затяжного экономического кризиса[98].
[92] - См. The Economist. 1998. April 25. Р. 122.
[93] - См. HartcherP. The Ministry. P. 174.
[94] - См. Poweil В., Kattoulas V. The Lost Decade // Newsweek. 1998. July 27. P. 16>.
[95] - CM. Gough L. Asia Meltdown. The End of the Miracle? San Francisco, 1998. P. 25.>
[96] - См. Woronoff J. The Japanese Economic Crisis. P. 253.
[97] - См. Katz R. Japan: The System That Soured. P. 246.
[98] - См. Harrison S.S., Prestowitz C. V., Jr. Overview: New Priorities for U.S. Asia Policy // Harrison S.S., Prestowitz C.V., Jr. (Eds.) Asia After the 'Miracle': Redefining U.S. Economic and Security Priorities. P. 47.
На протяжении 1992-1997 годов поражение правительства стало очевидным еще на двух стратегических направлениях. С одной стороны, оказались неудачными его попытки стимулировать внутреннее конечное потребление, что могло бы повысить спрос на японские товары на отечественном рынке. На протяжении этих лет оно практически оставалось неизменным, что иллюстрируется колебанием расходов на текущее потребление между 349,6 и 357,6 тыс. иен в год на семью -- и это несмотря на пять пакетов экстренных мер по сокращению налогов и повышению доходов, предложенных правительством за этот период! Отметим, что общая стоимость самих этих оказавшихся столь безрезультатными мер оценивается астрономической суммой, превышающей 800 (!) млрд. долл. В 1998 году было объявлено о новых акциях правительства, направленных на выделение 123 млрд. долл. дополнительных средств для развития потребительского рынка; ответом стало резкое снижение трат, упавших до минимального с середины 80-х годов уровня в 338 тыс. иен на семью в год[99]. С другой стороны, массовое банкротство мелких и средних компаний выбрасывало на рынок труда множество работников (около 630 тыс. только в промышленном секторе между 1990 и 1997 годами[100]), что вызывало быстрый рост безработицы. В условиях, когда государственные кредиты уже не могли использоваться для решения этой проблемы, так как снижение ставки при уже достигнутых ею близких к нулю значениях было очевидно невозможным, правительству оставалось лишь наблюдать, как безработица прибывала почти на 10 процентов в год на протяжении 1992-1998 годов[101]; в результате впервые в послевоенной истории доля безработных оказалась на том же уровне, что и в США[102].
Тем не менее японское руководство было вдохновлено своими успехами в деле оживления экономики в 1996 году и надеялось на лучшее. "Правительство верило в реальность подъема экономики, в то, что с очередным падением курса иены по отношению к доллару худшие годы Японии, последовавшие за бумом, остались позади. На самом же деле источником роста служили огромные суммы государственных средств, закачиваемых в экономику в качестве чрезвычайных мер, принятых в стране в период с 1992 по 1995 год" [103]; в силу этого основные ориентиры и цели экономического развития были сохранены фактически в неизменном виде.
[99] - См.: Maclntyre D. Spend, Japan, Spend. P. 30.
[100] - См.: Poweil В., Kattoulas V. The Lost Decade. P. 17.
[101] - См.: The Economist. 1998. September 26. P. 24.
[102] - См.: The Economist. 1998. June 20. P. 23.
[103] - The Economist. 1998. March 21. P. 26.
Между тем, на наш взгляд, японская экономика обладала бы шансами на определенное развитие только в единственном случае: если бы ее руководители сумели отказаться от той модели, которую Т.Сакайя очень удачно охарактеризовал не как "развитый (advanced)", а как "доведенный до предела (ultimate)" индустриализм и в которой "из-за отсутствия прогрессивных элементов не возникает новых идей и понятий" [104]. Искусственная стабилизация ситуации могла бы принести пользу только в том случае, если бы Япония в середине 90-х годов отказалась от политики чисто индустриальной экспансии и сконцентрировалась на внутренних проблемах, даже ценой снижения своей роли в Азиатско-Тихоокеанском регионе при усилении влияния США. Однако такой ход событий вряд ли был возможен -- как по чисто политическим соображениям, и в первую очередь в силу привлекательности азиатских рынков, так и по экономическим причинам, и прежде всего -- из-за отсутствия научно-технической политики, способной в течение периода тактического отступления перестроить структуру экономики настолько, чтобы она стала саморазвивающейся и функционирующей без постоянных государственных дотаций и искусственной накачки инвестиций.
Вместо необходимого пересмотра позиций творцы японской экономической политики избрали вариант, казавшийся им наиболее эффективным из остававшихся в их распоряжении: организовать новую волну экспансии в Азии и таким образом добиться реванша за поражения в США и Западной Европе, а также трудности на внутреннем рынке. Если в конце 80-х годов японские инвестиционные фонды держали до 60 процентов своих активов в американских ценных бумагах, то к 1994 году их доля снизилась почти в пять раз, до 13 процентов; на этом фоне вложения в акции и ценные бумаги наиболее быстро развивавшихся азиатских "тигров" увеличились с 18 до 75 процентов[105]. Уже в 1991 году объем экспорта японских товаров и услуг в Юго-Восточную Азию, составивший 96 млрд. долл., превзошел экспорт в США; темпы роста стоимостной оценки поставляемых в ЮВА товаров составили в период 1986-1991 годов не менее 25 процентов в годовом исчислении[106]. За десять лет, с 1985 по 1995 год, основные японские производители электроники, такие, как "Сони", "Мацусита" и "Саньо", увеличили долю своих продаж в Юго-Восточной Азии с 5-6 до 20 и более процентов, и до самого последнего времени