Иванов Алексей. Блудо и Мудо

   Обидевшись, словно Моржов оскорбил его жену, Ленчик вернулся в машину, хлопнул дверцей и рванул с места. Алёнушка, качаясь на каблуках, проваливающихся в шлак, подошла к Моржову и вгляделась в него, будто пыталась что-то вспомнить.
   Моржов тоже осторожно посмотрел на Алёнушку сверху вниз. Вспомнит ли она его? Пьянущая же приходила… Алёнушка, как и в прошлый раз, была раскрашена не хуже собора Василия Блаженного. Сейчас она показалась Моржову очень сложной заводной игрушкой. Да, у него имелся ключ, но куда его вставлять, Моржов не знал (причём похабные аналогии были здесь неуместны). Моржов почувствовал, что он не хочет Алёнушку. Просто не хочет, как тигр не хочет мандаринов. Не нужны ему были ни нагота Алёнушки, ни секс, ни стоны страсти. Пока он не найдёт скважину для ключа, с Алёнушкой он будет импотентом. Всё-таки она его закодировала!
   Моржов перепугался, как девственник. Алёнушка смотрела на него молча, и Моржов ничего не мог прочесть в её взгляде. «Сто грамм для храбрости?…» - лихорадочно предположил он. Нет, сто граммов - это сняться с предохранителя. А нужно иное. Нужна гарантия, что сейчас он запулит Алёнушку в зенит из катапульты. Только таким образом он мог отключить её мозги, которые однажды уже превратили его самоуверенность в лужу дерьма. А вот насчёт катапульты Моржов сомневался. Он знал силу кодировки на примере избавления от пьянства.
   «Виагра!» - решительно подумал Моржов.
   Но где в бане найдёшь таблетку?
   – Слушай, - обратился Моржов к Алёнушке, сочиняя на ходу, - мне сейчас позвонили… Надо съездить в одно место. Это быстро. Поедешь со мной?
   – Вдвоём?… - Алёнушка скептически оглядела мор-жовский велосипед, прислонённый к стене.
   Моржов подошёл к велосипеду и похлопал по сиденью, присобаченному к раме.
   – Седулка мягкая.
   – А что, в сауне подождать нельзя? - спросила Алёнушка.
   – Велик сопрут, - тотчас нашёлся Моржов.
   – Н-ну ладно… - неуверенно согласилась Алёнушка.
   Моржов подкатил к ней велосипед. Алёнушка боком неловко забралась на раму, подумала, нагнулась и за каблуки стащила туфли.
   – Всё-таки ты извращенец, - сказала она, и Моржов понял, что Алёнушка его узнала.
   Упираясь в руль, Моржов провёл велосипед с Алёнушкой по шлаковому дворику, вывернул за ворота, оттолкнулся и ловко заскочил в седло за спиной Алёнушки. Прыгая на немощёной дороге, велосипед покатился по проулку.
   Маленькая Алёнушка весила как курочка. Моржов держался за руль, словно обнимал Алёнушку, и нюхал её голову, как букет. Алёнушкин конский хвост мотался и щекотал подбородок Моржова. От волос Алёнушки пахло сладкими шампунями - из тех, у которых лейбл фирменный, а производство в соседнем подвале.
   Из проулка Моржов свернул на улицу Рокоссовского. Ближайшая аптека была в двух кварталах. С Алёнушкой на бушприте Моржов не решился ехать по проезжей части и покатил по тротуару. Пешеходов почти не было. Алёнушка тоже держалась за руль обеими руками. В левом кулачке она заодно сжимала и каблуки туфель.
   – Я на велике только в детстве каталась, - сообщила Алёнушка, напряжённо вглядываясь в асфальт в ожидании колдобин.
   Асфальт был весь разбит, и велосипед трясло. Эта тряска вполне соответствовала бы сексуальному действу. Но такового в данный момент не имелось, и поэтому Моржов вдруг ощутил странное родство с Алёнушкой. Так давние супруги спокойно смотрят эротический фильм, не бросаясь друг на друга.
   – Алёнушка, радость моя, а почему я извращенец? - спросил Моржов, глядя Алёнушке в макушку.
   – Видно же, - фыркнула Алёнушка. - Кроме тебя, у меня все клиенты нормальные.
   – Что значит - нормальные? - осторожно полюбопытствовал Моржов, объезжая яму.
   – Ну, а кто в сауну один с девчонкой ходит? Все ходят компанией, чтобы оттянуться. И девчонок берут двух или трёх.
   – Ты же помнишь ту сауну, она же маленькая, - возразил Моржов. - Что, друг при друге трахаться?
   Моржов ничего не имел против группен-секса, но при группен-сексе оставались только тела и инстинкты.
   А по мнению Моржова, самым притягательным в человеке, даже в девчонке, была всё-таки личность. Поэтому Моржов предпочитал встречаться со шлюшками один на один - чтобы пообщаться. Иной раз после такого общения и прокалённые опытом девочки вдруг начинали жаться, прикрывались руками, просили выключить свет. Они превращались просто в девушек, а Моржов для них становился не клиентом, а мужчиной, которого можно стесняться.
   – А что - друг при друге? - удивилась Алёнушка. - Кто чего ещё не видел? Это только извращенцы прячутся.
   – М-м?… - растерялся Моржов.
   – И вообще… Ой! - Алёнушку тряхнуло. - Девчонок вечером снимают, после работы, а не днём. Ты что, не работаешь?
   – Сейчас же вечер, - дипломатично возразил Моржов.
   – Н-ну, так… - туманно усомнилась Алёнушка. - Всё равно ведь ты не работаешь, верно?
   – Работаю.
   – Не пизди. Не работаешь. И ты не мент, не бизнесмен, не этот, не начальник… Видно ведь. Откуда же у тебя бабки?
   – Ворую.
   – Воров ты не встречал… И ещё ты в очках. И говоришь не так, как нормальные мужики. И не пьёшь. Почему не пьёшь?
   – А на хера? - спросил Моржов как нормальный мужик.
   – Чтобы напряг снять.
   – Я не напрягаюсь, - соврал Моржов.
   – Я чо, не вижу, что ли? Я знаешь сколько мужиков уже видела? Я всё про них знаю. Ненормальный ты какой-то. Извращенец. Если бы ты нормальный был, ты бы в тот раз мне по ебалу дал. А ты убежал.
   У Моржова пылала физиономия. Перед домом, в котором была аптека, он свернул во дворик и остановился, спрыгнув с седла.
   – Подожди меня тут, - сказал он, ссаживая Алёнушку.
   Он не хотел, чтобы Алёнушка видела, куда он пошёл.
   В рыночное время в Ковязине развелось множество аптек. Люди болели охотно и с полной самоотдачей. Но в этой аптеке посетителей не было. Моржов подошёл к окошечку. Он чувствовал, что его физиономия освещает самые дальние закутки и бликует в стеклянных витринах. За прилавком сидела девушка.
   – Что интересует? - улыбаясь, спросила она. Моржов молча смотрел на девушку. Девушка была очень даже ничего. Такая ласковая, с нежной шейкой и тугими грудями, натянувшими белый халатик. Моржов сглотнул и понял, что этой девушке он ни за что не признается, зачем пришёл.
   – Ничего… - прохрипел он. - Ошибочка получилась…
   Он развернулся и вышел. Раздосадованный, он вернулся к Алёнушке.
   – В другое место надо ехать, - буркнул он. - Залезай на коня.
   – А сауна?
   – Подождёт.
   – Время твоё, - пожала плечиком Алёнушка. Ещё одна аптека находилась на улице Героя Робокопа. Моржов мрачно катил под балкончиками на консолях, катил мимо окошек, крылечек и тополей. Моржову казалось, что город Ковязин обречён на двухэтажность. Преодолеть водораздел третьего этажа Ковязину оказалось сложнее, чем всей России свергнуть неограниченную монархию. Обзавестись третьим этажом помпезным учреждениям мешал пафос: для собственной значительности они должны были занимать много места именно вширь, а не ввысь. А всякой бедноте на третий этаж вот уже тысячелетие не хватало денег. Впрочем, в двухэтажности для Моржова всегда заключался какой-то сексуальный подтекст: одно лежало на другом. После проклятия купца Забиякина этот подтекст Моржов расшифровывал в единственном ключе - в ключе ДП(ПНН).
   В Ковязине ДП(ПНН) было просто скромным блядством. Собственно, этим самым Моржов как раз и занимался в данный момент: он ехал на велосипеде по улицам родного города в поисках виагры и вёз на раме молоденькую проститутку, сжимающую в кулачке каблуки туфель. Вязкий и тёплый вечер был как стриптиз, неполная луна - как полураздетая стриптизёрша, а солнце садилось за Чуланскую гору - как зритель на дальний ряд.
   – Ты чего молчишь? Обиделся, что ли? - спросила Алёнушка.
   – Да нет… - невнятно ответил Моржов.
   Он ведь уже сформулировал для себя: мир таков, каково мышление. Не идеалы и не цели, а мышление тех, кто к ним стремится. Или от них отталкивается. А мышление сидело перед Моржовым на седулке и ойкало при толчках.
   Логика-то у Алёнушки была железной, даже железобетонной, но вот картинка получалась неверной… И дело не в термине «извращенец», хотя с точки зрения нормальных мужиков Моржов, наверное, был извращенцем. По крайней мере (говоря толерантно) странным. Дело было не в термине, а в картинке. Алёнушка сложила её, как мозаику, из очень конкретных кусочков: «речь», «очки», «время съёма», «количество бабок», «клиент-одиночка»… Каждый фрагмент этой мозаики имел один-единственный цвет, то есть один-единственный простейший смысл. Всё это напоминало Моржову… напоминало картинку из пикселей. Это было пиксельное мышление.
   Моржов знал выражение «клиповое мышление». Выражение было неверным. Мышление - это логика, процесс. А процесс не может существовать разорванными вспышками, как железная дорога не может существовать только в виде мостов через реки. Клиповым может быть лишь видение мира, а не мышление. Мышление - пиксельное: механическое сложение картины мира из кусочков элементарного смысла.
   Моржов тотчас зааббревиатурил свой термин - ПМ. ПМ было причиной ДП(ПНН), как мозги Алёнушки были причиной катания Моржова по Ковязину в блядском поиске таблеток. Именно в блядском, сам себе уточнил Моржов, потому что секс с проституткой, разврат и блядство - это три разные вещи. Только для ПМ это одно и то же.
   Моржов загнал велосипед в другой двор и угрюмо пошагал в другую аптеку.
   Здесь толпились бабки, что-то выглядывая на витринах. За прилавком снова оказалась девчонка. «И чего они везде молодняк навтыкали, как Помогаев в Гостином дворе? - злобно подумал Моржов про владельцев аптечной сети. - Была бы лучше пожилая тётенька, добрая, понимающая…» Но отступать Моржов не захотел. Всего-то минута позора - и катапульта заработает. Он встал в очередь за какой-то старухой, нудно пересчитывающей в ладони мелочь.
   Дверь аптеки распахнулась, и в помещение полез кузов детской коляски. Коляску толкала молодая мамаша с лицом сучки.
   – С коляской нельзя!… - охнула девчонка за прилавком.
   – А куда я её дену? - заорала мамаша. - На улице оставлю?
   – Нельзя… - пискнула девчонка-аптекарша.
   – Не нравится - обслужи без очереди! - давила мамаша. - Сначала сама роди, а потом оставляй своего ребёнка на улице!
   Девчонка-аптекарша покраснела и замолчала. Старуха, стоявшая перед Моржовым, расплатилась и отчалила.
   – На чужих-то детей всем плевать! - не унималась мамаша за спиной Моржова, обращаясь к соседке по очереди. - В койки к мужикам залазить все горазды, а рожать никому не надо!…
   – Вам что? - не поднимая глаз, тихо спросила у Моржова девчонка-фармацевт.
   – Ви… витаминки… - бессильно просипел Моржов.
   Он вышел из аптеки, свернул во двор и с размаху швырнул баночку с витаминами в бурьян газона.
   – Едем дальше! - сердито сказал он Алёнушке. Алёнушка не ответила.
   Моржов подсадил её, взгромоздился сам и ожесточённо заработал педалями. Он знал ещё одну аптеку - за педтехникумом.
   – Что, и там не застал, кого ищешь? - наконец спросила Алёнушка, когда Моржов притормозил у светофора.
   Моржов только сплюнул.
   Они прокатились по зебре через перекрёсток и снова затряслись по тротуару.
   – Алёнушка, радость моя, - мрачно заговорил Моржов, - а как же так? Ты ведь тогда сказала, что я импотент. Так всё же я импотент или извращенец? Не могу определиться.
   – А что, импотент не может быть извращенцем? - удивилась Алёнушка, недоумённо оглядываясь на Моржова.
   Моржов ничего не сумел возразить. ПМ рубило, как гильотина. Моржов понял, что уже крепко устал.
   – Слушай, золотко, - сказал он, для внушительности прекращая крутить педали, - оставь ты в покое этих несчастных импотентов и извращенцев. Я обычный парень, честное пионерское. Чего ты меня гвоздишь? Разве я сделал тебе чего плохое?… Даже в то злополучное свидание я не обменял тебя на другую девчонку, не выгнал, не ударил. Я тебе за пивом бегал, я тебе денег дал. Я хороший клиент. Разве тебе не нужны хорошие клиенты?
   – Да мне по фиг, - хладнокровно ответила Алёнушка.
   И Моржов почувствовал, что ей действительно по фиг. Что ей секс с ним? Секса у неё навалом. Что ей его деньги? Деньги, видно, забирает Ленчик - как в прошлый раз. А моржовских талантов и душевных даров Алёнушке всё равно не понять. И у Алёнушки нет стимула привечать Моржова.
   Нет стимула иметь с ним хорошие отношения - как нет стимула думать, искать связь между фрагментами мозаики, из которой состоит картинка пиксельного мышления. Для Алёнушки, к примеру, не было связи между моржовскими очками (а художнику необходимо хорошее зрение) и моржовскими бабками (заработанными на картинах). Алёнушка не искала этой связи, потому что ничуть в ней не нуждалась. И без того из минимума пикселей получалась более-менее понятная картинка.
   Может быть, это было неотъемлемое качество ПМ - отсутствие стимула увеличивать познания? Ведь картинку, как в абстракционизме, можно было сложить из любого количества пикселей, лишь бы их было больше одного.
   Моржов зарулил к крыльцу педтехникума и остановился.
   – Жди, - уже привычно сказал он Алёнушке, перекидывая ногу через седло велосипеда.
   В аптеке опять были люди, в том числе и молодые женщины. За окошком стояла продавщица моржовского (следовательно, съедобного) возраста, а возле неё перекладывали какие-то коробки две девчонки-помощницы уже совсем разбитного вида. Но Моржов устал партизанить.
   Он отстоял очередь и внятно сказал в окошко:
   – Мне виагру.
   Аптекарша и девчонки-помощницы одинаково уставились на Моржова. В нищем городе Ковязин, похоже, никто не спрашивал в аптеках виагру. На хера? Сто граммов и действеннее, и дешевле. Девчонки смотрели на Моржова как на живого инопланетянина - с восторгом и брезгливостью. А продавщица отвела глаза, словно Моржов потребовал надувную бабу для всех видов самоудовлетворения.
   – У нас такого нет, - с презрением сквозь зубы процедила аптекарша.
   Под ошарашенными взглядами разномастной очереди Моржов деревянно развернулся - как человек, публично получивший пощёчину, - и, прямой, как шпала, вышел вон.
   Эта гонка ему осточертела.
   – Всё, - сурово сказал он Алёнушке. - Всех нашёл. Со всеми поговорил. Всё узнал. Едем в сауну.
   – У тебя всего полчаса осталось, - хмыкнула Алёнушка.
   – Я продляю.
   – А я не хочу. Я домой пойду. Надоело сегодня. Моржов тяжело вздохнул и закурил, глядя вдоль бульвара Конармии, уходящего вниз к Пряжскому пруду. Небо отражалось в пруду сплошным синим изумлением, и облака гасли, как пена. Тусклыми огнями осыпался Соцпосёлок на Чуланской горе. Красные искры зажглись над башнями дальнего элеватора.
   – Хочешь, отвезу тебя домой? - спросил Моржов Алёнушку.
   – Ты чего? Меня все оборжут, если я на велике приеду. Так-то меня Лёнька на машине привозит.
   – Ну, как знаешь… - Моржов даже не огорчился.
   Мотая хвостом, Алёнушка повертела головой, словно высматривала, в какую сторону ей идти. Туфли она не надевала.
   – А тебя как зовут? - вдруг спросила она.
   – Борис.
   – Боря, а дай мне велик с горы скатиться, а?… Я с детства на велике не каталась. У наших ни у кого нет.
   Взгляд Моржова вернулся из тёплых вечереющих пространств и остановился на Алёнушке. Моржов увидел Алёнушку словно впервые. Кто она? Шлюшка, стерва, дура?… Да нет, просто маленькая глупая девчонка. И для неё Моржову ничего не было жалко. Оказывается, просто совсем ничего.
   – Да ради бога, - сказал Моржов. - А ты не гробанёшься?
   – Не знаю, - опасливо созналась Алёнушка.
   – Садись, - решительно сказал Моржов, подкатывая к Алёнушке велосипед. - Я подстрахую. Доверься старому доброму дяде Боре, импотенцу и извращенту.
   Алёнушка улыбнулась - впервые улыбнулась Моржову, - подтянула вверх узкую юбку, оголив ляжки, и залезла на седло, бесстыже растопырив колени. Моржов забрал у неё туфли.
   – Поехали! - восторженно прошептала она, наклоняясь к рулю.
   Моржов, державший велосипед сзади за седло, тихонько толкнул агрегат вперёд. Агрегат поехал, и Моржов потрусил за ним, не отцепляясь, а с разгоном под уклон и побежал, всё быстрее и быстрее.
   А потом пешеходы на бульваре Конармии начали шарахаться в стороны, потому что сверху, с Семиколоколенной горы, под пышной листвой нависшего над тротуаром забиякинского парка, напролом сквозь сумерки на них неслось жуткое тройное существо - огромный рогатый велосипед, на нём - визжащая девчонка, а сбоку - вурдалак с горящими глазами, летевший вровень с велосипедом длинными мистическими прыжками.
   В этот вечер Моржов всё-таки купил виагру, потому что не любил недоделанных дел, чреватых гештальтами. Виагру он нашёл в единственной круглосуточной аптеке Ковязина - на площади под Черепом. Отбивая чек, продавщица заученно сказала:
   – Спасибо за покупку. Приходите ещё. Моржов мрачно глянул на аптекаршу.
   – Господь с вами, - буркнул он, пряча упаковку с таблетками в карман шортов. - Нашли чего пожелать. Я ведь у вас не шампанское на лотерейный выигрыш покупал.
   Пока он крутил педали в Троельгу, вечер иссяк. Меховой лес по обочинам соболино почернел, но асфальт под луною отливал голубым, словно был изо льда.
   В лагере все уже спали - в жилом корпусе не светилось ни одно окошко. Моржов прислонил велосипед к перильцам крылечка и только собрался помочиться в ближайших кустах (неохота было впотьмах шарахаться по лесу, разыскивая сортир), как услышал какой-то всхлип. Сначала он подумал, что это на камнях плеснула неожиданной волной Талка или таинственная рыба-полуночница в заводи бултыхнула хвостом, но потом во тьме под крышей веранды что-то шевельнулось.
   Моржов тотчас пошёл к веранде и увидел Сонечку, сидевшую за столом. Точнее, сидящую на скамейке и лежащую грудью на столешнице, будто она спала, как студент на утренней лекции.
   – Сонь, ты чего? - негромко спросил Моржов.
   Сонечка не ответила. Она плакала.
   Моржов постоял, размышляя, а потом вернулся к крыльцу. Он деловито закатил велосипед в тёмный холл и приставил к стене, на которой смутно белел планшет «План эвакуации». Позавчера Щёкин взял фломастер и исправил заголовок на «План эякуляции». До сих пор этого, кроме Моржова, никто не заметил.
   Холл занимал центральную часть жилого корпуса. Направо и налево из холла отходили коридорчики. В каждой стене коридорчиков было по три двери в пятиместные палаты; итого - двенадцать палат. В палатах слева от «Плана эякуляции» жили Моржов плюс Щёкин, Розка плюс Сонечка, Костёрыч и Милена. В двух пустующих палатах Розка хранила подотчётное имущество, например спальные мешки. В шести палатах справа от «Плана эякуляции» обитали дети. Серёжа Васенин и Наташа Ландышева обитали в отдельных комнатах, а упыри - все вместе, вчетвером, но каждый день они перекочёвывали в новое помещение.
   Моржов прошёл в свои покои. Щёкин дрых. Моржов достал из-под койки рюкзак и вытряхнул его содержимое на спальный мешок. В соответствии со своим внутренним планом эякуляции он извлёк из кучи барахла новую пачку сигарет, фонарик, большой носовой платок и куртку (чтобы в нужный момент набросить её Сонечке на плечи). Потом Моржов подумал, щурясь в окошко на луну, вытащил из кармана шортов упаковку виагры, достал облатку и выдавил в рот таблетку, а облатку и упаковку сунул в рюкзак.
   Моржову было интересно - где в первую очередь проявится действие виагры? Его вспучит эрекцией или просто раздует башку? Пока что никакого эффекта не наблюдалось. Правда, прошло всего четыре секунды.
   Моржов вышел из корпуса, пошагал к веранде, закуривая на ходу, деликатно перешагнул длинную скамейку перед столом и присел рядом с Соней. Соня не отвлекалась от своего горя.
   – Давай поговорим, - ласково предложил Моржов и погладил Соню по спинке. - Наверняка не всё так ужасно…
   Соня шмыгнула носом, словно сопли как-то мешали ей слушать Моржова.
   – Что случилось? Кто тебя обидел? - тихо спросил Моржов.
   Моржов бросил сигарету, осторожно взял Соню за плечики, придал ей более-менее сидячее положение и принялся наводить порядок - перекинул назад толстую Сонечкину косу, убрал за ушки выбившиеся пряди, намокшие от слёз, застегнул на рубашке верхнюю пуговку и вытер Соне лицо платком. Соня не открывала глаз. Почувствовав платок на своих щеках, она заплакала ещё сильнее. Моржов нежно поцеловал Соню в висок.
   – Пойдём погуляем, - предложил Моржов. - На просторе и плакать слаще.
   Он выбрался из-за стола и потянул Соню за собой. Соня не сопротивлялась, встала и вышла.
   – Пойдём туда, - сказал Моржов, для наглядности указывая пальцем на дорогу, ведущую из лагеря к разъезду Колымагино.
   Как раз наступило время куртки, и Моржов заботливо накинул её на Сонечку.
   Они медленно и молча прошли под ржавой аркой ворот Троельги. Где-то в стороне, вверху за лесом с гулом покатились огни пассажирского поезда - и ещё долго колотился отголосок, рассыпаясь вдали по долине.
   Моржов искоса смотрел на Соню. Она была одета довольно нелепо - в клетчатую рубашку и спортивные брюки. Похоже, что сама Соня и не замечала этой нелепости, а точнее, привыкла к ней - как к следствию бедности. Соня была бедной девушкой, Моржов это понял уже давно. У Сони не было ни серёжек, ни даже какого-нибудь дешёвого колечка. И в Троельгу-то Соня пришла из Ковязина пешком - экономила на электричке. И Моржову стало жалко Соню, но не со снисхождением к ней, а со злобой на жизнь.
   «Что-то я сегодня жалею всех малых сих, - обеспокоился Моржов. - Может быть, это действие виагры начинается?…» Впрочем, Алёнушку Моржов жалел до того, как съел таблетку, хотя и по-другому: Алёнушку за глупость, а Сонечку - за бедность.
   – Почему ты плакала? - спросил Моржов, приобнимая Соню.
   – Меня… меня сегодня Роза Дамировна отругала… За то, что я хочу уйти отсюда домой, - призналась Соня.
   – А почему ты хочешь уйти? - удивился Моржов.
   Соня опять заплакала.
   – Бедя здезь дикто де дюбит, - прогнусавила она. Моржов погладил Соню по опущенной голове.
   – Это не так, - мягко сказал он. - Не так. Ты очень нравишься Константину Егоровичу. Щёкин втрескался в тебя по уши. А самое главное - здесь я не дам никому тебя обидеть.
   Сонечка не отвечала, размазывая слёзы по лицу.
   – Правда? - наконец спросила она.
   – Правда, - серьёзно подтвердил Моржов. - Но почему ты решила, что тебя не любят?
   Сонечка вдруг разревелась в полную силу. Моржов даже испугался - остановился, прижал Соню к себе и через некоторое время, положив Соне на затылок свою ладонь, осторожно потёр Соню лицом о свою грудь, вытирая слёзы.
   – Ну-ну-ну… - шептал он. - Ты чего, маленькая моя?…
   – Я сегодня… с детьми ходила… Я им луговые растения хотела показать… Флору… А они… они Серёжу Васенина побили…
   Значит, неукротимые упыри довели до припадка Милену, Розке звезданули граблями по заднице, а теперь вот и Соню достали…
   – Я их всех завтра убью, - пообещал Моржов. Соня подняла мокрое лицо, посмотрела на Моржова и улыбнулась опухшими, непослушными губами.
   – Они же дети…
   – Ну вот, ты сама себе всё объяснила, - согласился Моржов. - Чего же плакать? Разболтанные мальчишки. Шпанята. Они все скопом ревнуют Серёжу Васенина к Наташе Ландышевой, и только-то. Тоже любовь.
   – А почему вы сказали «тоже»? - тихо спросила Соня.
   Моржов понял, что Соня услышала про влюблённого Щёкина - и желает слышать продолжение. Но это ведь он, Моржов, сейчас утешил Соню, это он сожрал виагру, он идёт с Соней по ночной просёлочной дороге, он обнимает Соню, а она спрашивает про другого мужчину. Обида хлестнула Моржова по душе и хлестнула бы вновь, но Моржов отвёл её в сторону, как ветку от лица.
   Этой ночью Моржов опять стал свидетелем чуда: он видел, как девчонка, когда ей говорят о любви, из отчаяния вдруг доверчиво возрождается к жизни. И ради такого чуда Моржов мог пожертвовать наслаждением обиды, которая даёт карт-бланш на воплощение плана эякуляции. Но Сонечкино воскресение, как подснежник о весне, вдруг напомнило Моржову о реальном мире вокруг - мире недобром и угрожающем.
   Трава по обочинам просёлка ночью распрямилась, бросив на дорогу сабельно-зубчатые тени. Река шумела за кустами, будто там шло войско, позвякивая мечами и кольчугами. Еловые лапы в тёмно-синем небе казались китайскими иероглифами, нарисованными чёрной тушью по насыщенной акварели, и это наводило на мысль о восточных единоборствах.
   – Говоря «тоже», я имел в виду Щёкина, - чётко и покорно подтвердил Сонечке Моржов.
   – А что, он в меня влюбился? - наивно спросила Соня, будто бы Моржов уже не объявил об этом открытым текстом.
   – Все, кроме тебя, это заметили, - сказал Моржов, хотя никто, кроме него, никогда ничего подобного не замечал.
   – Он странный…- задумчиво сказала Соня с оттенком уважения и страха.
   Моржов пожал плечами.
   – Нормальный он. Упыри… ну, то есть пацаны - они его слушаются, как овечки. А стали бы они подчиняться какому-нибудь чудику, а? Вот то-то. Если бы ты сегодня взяла Щёкина с собой, то мальчишки бы не только всю луговую флору вызубрили, а ещё бы и веночки плести научились.
   Сонечка вздохнула с запоздалым сожалением. Моржов снова закурил. Какое-то время Моржов и Соня молчали.
   – Соня, дитя моё, а что для тебя это значит - «любит»? - спросил Моржов, но не интимно, а как-то буднично и просто. - Ты вот плакала - никто тебя не любит. А это что такое - «любит»?