Иванов Алексей. Блудо и Мудо

   – Свободно? - раздалось над Моржовым.
   Рядом стояла Роза Идрисова. Она лукаво указала Моржову пальчиком на соседний стул и в смущении прижала пальчик к губам, словно стул был чем-то не очень приличным.
   – Проходи! - радушно пригласил Моржов и напоказ широко раздвинул колени, чтобы Роза могла протиснуться между ним и спинкой стула напротив. - Свободно, - многозначительно добавил он, так же широко улыбаясь.
   Моржов носил огромные, в пол-лица, очки-окна с толстой, как оконная рама, оправой. Эти очки в сочетании с улыбкой, несколько лошадиной физиономией и высоким ростом придавали Моржову дебильно-жизнерадостный вид. Такой вид очень помогал при общении с начальством, а также в различных двусмысленных ситуациях. Впрочем, Роза была девушкой неглупой и, похоже, многоопытной, а потому в капканы Моржова попадала только тогда, когда хотела попасть. Но хотела она почти всегда.
   Вообще-то из соображений приличия полагалось, чтобы Моржов встал, а Роза, пробираясь к месту, была обращена к нему лицом. Но Моржов и не подумал встать (дебил до этого не догадается), а Роза повернулась к Моржову спиной и начала протискиваться мелкими шажками, выпятив зад. Роза была в жёлтой блузке и тонких белых брючках в обтяжку. Она пронесла над моржовской промежностью свои крупные, тугие и круглые ягодицы, как большую амфору, наполненную вином. Моржов, разумеется, оценил.
   Когда Роза уселась, Моржов наклонился к её ушку и невинно прошептал:
   – Тебе очень идут эти стринги.
   Роза укоризненно посмотрела на него. Игра игралась по правилам. Моржов типа как оказался бестактным, его типа как осадили. Моржов понимал, что всё это - именно игра. Если бы Розу оскорбил его комплимент, то она бы не вела себя с ним как Мальвина с Буратиной. А сейчас мягкий укор Розки вполне соответствовал фривольному статусу Моржова: эдакий шалун, бонвиван, невоспитанный обаяшка.
   Никакой любовницей Моржову Роза не была. Моржов ни разу даже не подкатывался к ней, да и не планировал ничего подобного. Он вообще побаивался распускать руки на работе.
   В зал вошёл Щёкин, остановился, что-то засовывая в карман, и осмотрелся в поисках Моржова. Щёкин был маленького роста, лобастый и ушастый. Моржову он казался похожим на заварочный чайник.
   – Вон твой слонёнок, - наклоняя голову к Моржову, шепнула Роза, указав на Щёкина ресницами.
   Моржов помахал Щёкину рукой. Щёкин, увидев, что единственное место рядом с Моржовым занято, помрачнел и пошагал к первым рядам, поздоровался за руку с краеведом Костёрычем и уселся к Моржову затылком.
   – Чего он такой хмурый? - спросила Роза. Вообще-то Щёкин всегда был хмурым.
   – Завидует, - негромко и с чувством объяснил Моржов.
   – Чему? - вроде бы как не поняла Роза.
   Она явно провоцировала Моржова на следующий комплимент.
   – Не скажу, - ответил Моржов.
   На новый комплимент Роза ещё не заработала.
   – Чего?… - не расслышала Роза.
   Моржов снова склонился к её ушку, чтобы повторить, но Роза в это время томно вздохнула:
   – Душно здесь…
   Она подцепила пальцем ворот блузки и потрясла одёжку, словно проветривая себя. Склонившийся Моржов как раз и увидел под блузкой в телесно-коричневом сумраке спелые бледно-смуглые груди Розы, туго подхваченные снизу сеточкой лифчика.
   – Розка, поросёнок!… - отшатываясь, зашипел он.
   Роза отпустила блузку и, склонив голову, с улыбкой победительницы откровенно посмотрела на Моржова. Кто здесь чего зарабатывает? Она - право слышать комплименты или он - право говорить их?
   Моржов, кусая губы, сокрушённо уставился в окно с видом человека, который обдумывает планы реванша.
   Вообще-то Розка была ужасно аппетитной. Моржов даже принялся скрести левую лодыжку подошвой правой кроссовки. «Не девка, а помидорка!» - подумал он.
   Конечно, Розка была красива. Красива по-татарски: невысокая и фигуристая. Может быть, даже слишком фигуристая: груди и попу она всегда носила словно напоказ, как вёдра на коромысле. И ещё эта татарская персиковая смуглость, и губки - словно надутые, и тёмные глаза - большие и наивные, как и положено настоящей врушке. Было в Розке что-то яркое, цветастое, восточное; она наводила на какие-то ориенталистские мотивы: гурии, одалиски, танец живота… Моржов попытался вызвать Розкиного мерцоида, но кодировка продолжала действовать. Оставалось лишь воображать: наверное, когда Розка сидит голая, у неё животик округляется и тонкой серповидной складочкой отделяется от…
   «Да тьфу ты, блин!…- мысленно принялся плеваться Моржов.- Я ведь на педсовет пришёл!»
   Розка сидела довольная. Она положила ногу на ногу и скрестила руки так, что груди, обтянутые блузкой, выкатились, а на блузке пропечатался рельеф лифчика.
   – А чего у нас Манжетов делает? - спросила Розка. Моржов обдумал вопрос: не кроется ли в нём подвох?
   – Он нам расскажет, по каким принципам в будущем учебном году станет строиться работа учреждений дополнительного образования, - тщательно и осторожно ответил Моржов.
   – А ты знаешь про Чунжину?
   Моржов нашёл взглядом Милену Чунжину. Она сидела в третьем ряду и, склонив голову, читала какую-то брошюру, придерживая ладонью прядь волос.
   – А что мне про неё надо знать?
   Роза стрельнула глазами по сторонам - не видит ли кто?
   – Она с Манжетовым…
   Роза расцепила руки и тихонько потыкала указательным пальчиком левой руки в указательный пальчик правой. Потом она опять сложила руки, спрятав кисти под мышки, и уставилась на Моржова с испытующей улыбкой. Она ждала моржовской просьбы о помиловании.
   Моржов шмыгнул носом, глядя Розке в глаза.
   – Молодость даётся человеку только один раз, - с внушением сказал он.
   Розка в досаде задрала глазища к потолку, приоткрыла рот и принялась трогать передние зубы кончиком языка. Моржов усмехнулся. Розка хотела снова поддеть его, а он перевёл разговор на то поле, с которого женщине положено всегда отступать. Розке, получается, пришлось тупить - изображать дурочку, не понимающую намёка. Моржов, ухмыляясь, нанёс ещё один удар:
   – А чем собираешься заниматься летом ты?
   В контексте любовной связи Милены Чунжиной и Манжетова этот вопрос звучал с необходимым двусмыслием.
   – Мы люди подневольные, - печально сказала Розка. - Что скажут, то и делаем…
   Моржов как не слышал: не изменил ни позы, ни ухмылки. Розка предпринимала контратаку, изображая покорность и доступность. Но Моржов не собирался покупаться. Во-первых, на этой мине он уже взорвался, когда заглянул в вырез блузки. А во-вторых, такой приёмчик действовал лишь тогда, когда был внезапен и сопряжён с натуральной демонстрацией доступности.
   Розка поняла, что теперь грабли не сработали.
   – Организацией массовых мероприятий, как и положено методисту по организации массовых мероприятий, - мстительно сказала она, занимая оборонительную позицию.
   Моржов с правом наступающего чуть придвинулся поближе к круглому бедру Розки, смиренно положил ладони на колени и вкрадчиво сказал:
   – Я могу предложить тебе организовать одно очень приятное массовое мероприятие, но мне будет нужна твоя методическая помощь.
   Роза тяжело вздохнула, мечтательно полуприкрыв глаза. Что поделать: она была вынуждена переходить к вооружённой обороне.
   – Борька!…- сладко, но предостерегающе пропела-прошептала она. - Кончай!
   Моржов уже открыл было рот, чтобы совсем загнать Розку в угол, пользуясь её столь неудачным словечком, но тотчас подумал, что подобный каламбур будет как раз в его дебильно-жизнерадостном стиле, а потому кивнул и милосердно промолчал.
   – А сейчас я передаю слово Александру Львовичу, - сказала Шкиляева, поднялась из-за стола и отодвинула стул. - Думаю, представлять его нашему коллективу нет необходимости…
   «Почему это нет?» - удивился Моржов. Сам он, конечно, знал, что Манжетов - начальник департамента образования районной администрации. Но вот, скажем, Щёкин наверняка этого не знал. К примеру, в двухтысячный Новый год Щёкин традиционно напился и только в марте узнал о том, что Ельцин больше не президент. Но Шкиляева считала начальстволюбие неотъемлемой частью души любого человека. Представлять Манжетова казалось ей так же нелепо, как оповещать о количестве рук или ног.
   Манжетов уже шагал к столу Шкиляевой, по пути оглядываясь на педсовет и благодарно кивая. Он поддёрнул брюки на коленях, уселся и положил руки на стол, сцепив пальцы в замок.
   – Власть решила поговорить с народом! - крикнул Манжетову теннисист Каравайский.
   Манжетов одобрительно улыбнулся.
   – У нашей власти, и мы все знаем о ней, есть генетическая особенность, - доверительно сказал он хорошо поставленным сочным голосом. - Едва обстановка в стране успокоится, власть сразу же отрывается от общества. Ну так давайте вместе поворачивать власть лицом к людям! Общество должно контролировать администрацию!
   Моржов от удовольствия расползся по стулу. Во! Местоимением «мы» Манжетов ловко прочертил линию фронта так, что оказался на одной стороне с народом, который сам же и виноват в том, что власть им пренебрегает. А лично Манжетов здесь ни при чём. У власти, мол, генетика такая, никуда не попрёшь. Это уже отдавало высокой трагедией неразделённой любви. Переводить неразделённую любовь в насильственное супружество было этическим и эстетическим преступлением, недостойным художественно развитой личности.
   – Давайте разговаривать в формате круглого стола, - предложил Манжетов и развёл руки, словно обхватил ими некую округлость.
   Моржов, прищурившись, рассматривал Манжетова. Манжетов давно уже обтёрся во власти, и образ его обрёл лоск и долгожданную законченность. Так старое кресло постепенно принимает форму задницы хозяина. Манжетов был рослым, красивым и уже немного дородным мужчиной. Его комплекция производила впечатление той укоренённости в жизни, когда энергичность ещё не растворена массой тела. Манжетов пришёл на педсовет в тёмных брюках и в белой рубашке с короткими рукавами: это придавало образу доступность и демократичность. Обнажённые сильные руки, покрытые тёмным волосом, намекали на то, что на самом деле рукава как бы засучены для трудной работы. Рубашка не мешала Манжетову оперативно реагировать на все особенности момента.
   По привычке врождённого фрейдизма (попросту говоря, по необоримой развратности мышления) Моржов копал Манжетова в глубь его личной жизни. Лёгкость рубашки, противоречащая утреннему майскому холодку, деликатно нашёптывала доверчивым гражданам о физическом и нравственном здоровье своего носителя и о его пренебрежении к мелким неудобствам. Для гражданок же, которые составляли подавляющее большинство граждан, лёгкая рубашка давала невесомый посыл о возможности своего быстрого устранения - и о горячем, холёном мужском теле. Причём идея горячего тела (при подозрении в использовании сексуального обаяния) могла мгновенно конвертироваться в идею горячей души, поневоле раскаляющей организм.
   – Итоговый доклад Галины Николаевны о работе вашего учреждения в минувшем году я выслушал с огромным интересом, - поделился с педсоветом Манжетов. - Признаюсь: я поражён! Я не ожидал, что ваше учреждение столь масштабно по охвату детей нашего города и к тому же имеет такую высокую репутацию среди учреждений вашего профиля в области!…
   – А что область! - крикнул Каравайский. - У меня Наташа Ландышева заняла третье место по России в подростковой лиге!
   – Поздравляю. - Манжетов слегка поклонился Каравайскому. Персональность этого поздравления означала вежливую просьбу заткнуться: заслуги признаны, и большего ждать неэтично. - Но на примере вашего учреждения я вижу некоторую… э-э… феодальную замкнутость. Впрочем, она характерна не только «Роднику», а очень и очень многим. Почему в городе не знают об успехах Дома пионеров? Почему вы не идёте в другие учреждения, в школы с пропагандой своих педагогических достижений?
   – Потому что, кроме Шкиляевой, в них никто и не поверит, - буркнула Роза. Она разложила на коленях журнал и разгадывала кроссворд, задумчиво постукивая по губам кончиком ручки.
   Шкиляева, сидевшая на первом ряду, шумно вздохнула и виновато улыбнулась: мол, мы скромные, ничего с собой поделать не можем. Манжетов пожурил её строгим взглядом.
   – Так что не только власть отрывается от общества, но и весьма успешные учреждения тоже, - пошутил Манжетов.
   В зале раздались подобострастные смешки.
   Моржов посмотрел на Милену Чунжину, которая пересела поближе к стенке, чтобы никто не мог вместить в один взгляд сразу и её, и Манжетова. Милена отчуждённо листала свою брошюру. Уже не надеясь на мерцоидов, Моржов в воображении сам быстро раздел Милену и Манжетова, сложил их друг с другом, приставил друг к другу так и сяк - и с ревнивым неудовольствием понял, что эта пара выглядит весьма органично.
   – Однако, и все мы это понимаем в равной степени, не надо терять голову от успехов, - строго сказал Манжетов. - Я вот приготовил вам несколько цифр из наших статистических отчётов.
   Не глядя, он опустил руку и поднял с пола чемоданчик, оставленный возле стола заранее. Он ловко и аккуратно уложил чемоданчик перед собой как ноутбук, раскрыл и извлёк файл с компьютерной распечаткой.
   – В нашем городе, и это по данным комитета статистики, девятнадцать с половиной тысяч детей в возрасте до восемнадцати лет, - надев узкие, золочёные очки, прочитал Манжетов. - В то же время, по данным социологических опросов, тысяча триста детей хотя бы раз пробовали наркотики, а триста пятьдесят подростков состоят на учёте как наркоманы. - Манжетов снял очки и оглядел притихший зал. - По данным того же опроса, десять процентов подростков не посещают школу. В кружках и секциях занимаются только пятнадцать процентов подростков. Две с половиной тысячи подростков состоят на учёте в детской комнате милиции. - Манжетов открыл рот, но не сразу сообразил, как обратиться к педагогам: «товарищи»? «господа»? - Коллеги! - нашёлся он. - Цифры страшные!
   – Какой ты мне коллега? - буркнула Роза.
   – Отчего такое происходит? - риторически спросил Манжетов.
   «Ну конечно, мы плохо работаем!» - сразу ответил Моржов, объединив себя с педагогами, хотя к педагогике не имел никакого отношения.
   – Плохо работаем! - сокрушённо признался Манжетов.
   – Да почему плохо-то? - закричал Каравайский. - Я сколько раз просил: дайте мне дополнительное помещение! У меня детей - море, все хотят теннисом заниматься! Нету помещений!
   – Конечно, и надо сказать честно, виноваты не одни лишь педагоги, - признал Манжетов, игнорируя Ка-равайского. - Мы, чиновники, виноваты не меньше. Но в чём наша общая вина? - Манжетов требовательно и внимательно оглядел зал. - Наша вина в том, - веско произнёс он, - что мы не можем охватить полностью всё свободное время ребёнка, и дети уходят на улицу, уходят в криминал. Мы замыкаемся на своих успехах и не видим всего объёма поля деятельности. Попросту говоря, мы не отвечаем запросам времени. Мы подросткам неинтересны!
   Моржову почудилось, что за правым плечом Манжетова воздух как-то странно задрожал и помрачнел. Похоже, там начинал материализацию Призрак Великой Цели. Моржов стрельнул взглядом в сторону - можно ли сбежать?
   Манжетов вздёрнул брови, трагически озирая педсовет. Педсовет сдержанно и недовольно загомонил. Шкиляева повернулась, обводя педагогов гневным взглядом.
   – Наше время - рыночное, - продолжил Манжетов с интонацией тяжёлых размышлений, которые предшествовали выводам. - Нравится нам это или нет, но это так. А система образования - такой же сегмент рынка, как и всё прочее. Нужно это учитывать.
   – Вы считаете, что, если все кружки сделать платными, проблема будет решена? - негромко спросил краевед Костёрыч.
   – Не надо утрировать. - Манжетов потряс в воздухе ладонями, словно пояснял, что руки у него чистые и корыстного рыночного интереса в его словах нет. - Рынок, и нужно смотреть на вещи глубже, - это взаимоотношения спроса и предложения. С рыночной точки зрения, на наши педагогические услуги попросту нет спроса. А его нет потому, что предложение не соответствует приоритетам общества. Галина Николаевна только что привела убедительнейшие примеры, и я не оспариваю вашего профессионализма, высоты вашего педагогического мастерства, господа. Но вы как профессионалы, и в этом корень бед, забываете о корреляции предложения своих услуг с запросами общества. Никто не говорит о том, что школа или Дом пионеров должны зарабатывать деньги, как, скажем, коммерческая структура. Это абсурд. Речь идёт о том, что наша школа - в широком смысле слова, и это как с экономической, так и с духовной стороны, - в нынешнее время попросту нерентабельна. В этом и состоит её современный кризис. Вы как педагоги должны вернуться из девятнадцатого века в двадцать первый. Ну, а мы как чиновники должны организовать процесс предоставления педагогических услуг - и не более того. Вы со мной согласны?
   – А что делать, если финансирования нет? - закричал Каравайский. - У меня в зале потолочные балки гнилые, и нет денег на ремонт! А потом закроют зал как аварийный, и куда я детей дену? Какой тут рынок!
   – Вы совершенно правильно говорите, - согласился Манжетов. - Мы тоже, и в этом вина наша, чиновников, работаем по старинке. На образование направляются огромные средства, а где они? Где эффект? Я вам поясню на примитивном примере. Скажем, вот ваши соревнования по настольному теннису. В них должны принять участие сто человек. На каждого человека отпускается рубль. А на соревнование пришли только пятьдесят человек. То есть пятьдесят рублей улетели в трубу! А на эти деньги можно было бы отремонтировать ваш зал.
   – Да у меня никогда меньше заявленного числа участников не бывает! - возмутился Каравайский.
   – Это просто пример, он не относится лично к вам, - поморщился Манжетов. - Я всего лишь объяснил схему финансирования образования, в результате которой деньги попросту улетучиваются в никуда. Но в применении этой схемы вина не ваша, педагогов, а наша - администраторов. И наш департамент начал реформирование этой схемы, да и всей системы муниципального образования. Создан проект, и пока ещё это только проект, подчёркиваю, новой схемы финансирования. Суть её заключается в том, что от финансирования заявленных мероприятий мы переходим к финансированию по результатам. Соревновались у вас пятьдесят человек - пятьдесят рублей и будет выделено. А другие пятьдесят рублей пойдут на ремонт. Мне кажется, это абсолютно разумная схема.
   – А более конкретно? - спросил Костёрыч.
   – Говорю более конкретно. - Манжетов сделал успокаивающий жест. - С будущего учебного года финансирование учреждений образования будет осуществляться по подушевому принципу. Сколько у вас детей - столько денег и будет выделено. Скажем, всем школам на летний ремонт выделяется по пятьдесят тысяч рублей. Но в одной школе пятьсот учеников, а в другой полторы тысячи. Согласно новому принципу, и это справедливо, одной школе будет выделено двадцать пять тысяч рублей, а другой - семьдесят пять. Если маленькая школа недовольна, пусть предоставляет педагогические услуги такого качества, что родители приведут в неё больше детей, и финансирование соответственно увеличится. Что поделать - рынок, конкуренция.
   – Это вы про школу, а про нас? - спросил кто-то из педагогов.
   – С учреждениями дополнительного образования ситуация та же самая. Если у педагога в кружке пять человек, то он и зарплату будет получать только за пятерых воспитанников. Не ставку, как раньше, а по факту. Если пятьдесят человек - то и зарплата будет в десять раз больше, чем у того, у кого всего пятеро. Если вы профессионал, у вас будет пятьдесят детей. А если вы, извините, от токарного станка - то вам, наверное, будет выгоднее вернуться к станку. Синекура отменяется.
   Каравайский тотчас вскочил с места, хотя у него-то детей в кружках было не пятьдесят человек, а все пятьсот.
   – Если всё на детей сведётся, то как же хозяйственные проблемы решать? - крикнул он. - У нас в Трое-льге два стола теннисные стоят, никому не нужные. Я думал: будут соревнования - я сгоняю туда машину, привезу их. Столов-то не хватает! А с подушевым финансированием как я машину пошлю? Пропадайте столы, да? Я про новые столы и не прошу уже - каждый сорок тысяч стоит! Так хоть эти дайте забрать!…
   Манжетов откровенно ничего не понял.
   – В Троельге у нас корпуса бывшего летнего лагеря, - пояснила Шкиляева. - Он сейчас не действует. А там теннисные столы.
   – Знаете, это частный вопрос, - снова поморщился Манжетов. - Мы и решим его в частном порядке. При чём здесь наш разговор?
   – Моржов… - прошептала Роза, всё ещё колдующая над кроссвордом. - Персонаж поэмы «Витязь в тигровой шкуре» - кто?
   – Витязь, - не думая, шепнул Моржов. - Или тигр.
   Или шкура.
   – Подушевое финансирование убьёт дополнительное образование, - сказал Костёрыч. - Мы ведь не школа, посещение которой обязательно. У нас - и производственные риски, и избирательность действия…
   – Давайте не будем заниматься демагогией, - мягко осадил Костёрыча Манжетов.
   Моржов снова поглядел на Миленочку Чунжину. Она отложила брошюру и привалилась плечом к стене, скрестив руки на груди. Она смотрела на Манжетова как-то устало и укоризненно, словно хотела показать, что с этим человеком она не имеет ничего общего.
   – А как вы собираетесь контролировать количество воспитанников? - не унялся Костёрыч. - Проверками?
   – Вы же сами знаете, и это всем известно, как проверки действуют на нервы педагогам, - улыбнулся Манжетов. - Нет, мы не будем стоять над каждым учителем. Для контроля вводится система сертификации школьников. В мае, и это уже сделано, во все школы были разосланы сертификаты, и они сейчас находятся у каждого классного руководителя. Сертификат выглядит вот так. - Манжетов снова залез в чемоданчик и достал сертификат, издалека напоминающий диплом о высшем образовании. Манжетов развернул сертификат и показал его педсовету. - Свой сертификат, а он выдаётся каждому подростку по первому его требованию, школьник приносит руководителю кружка, в котором желает заниматься. Учёт будет вестись по количеству сертификатов у педагога. Всё очень просто.
   – А если ребёнок желает заниматься в двух кружках? - спросили из зала.
   – Вот с этим, конечно, проблема, - согласился Манжетов. - И мы опять возвращаемся к вопросу рынка. Ребёнок может посещать сколько угодно кружков. Сертификат - это его право на бесплатные занятия в одном кружке. В одном! Всё-таки наше образование не самая богатая отрасль народного хозяйства. Во все остальные кружки, и размеры платы сейчас обсуждаются в департаменте, ребёнок может ходить на коммерческой основе. Конечно, плата будет разумная, сопоставимая с низкой покупательной способностью населения. Но сертификат - это гарантия бесплатности любого кружка для любого ребёнка. Зарплата педагогу будет начисляться исходя из количества сертификатов. А от платных детей, и это согласно закону о предпринимательской деятельности, - процент.
   Гомон обсуждения пополз по рядам педагогов. Манжетов пережидал. Моржову это было безразлично - он же не педагог. Роза тоже была методистом и потому не отрывалась от кроссворда.
   – А соревнования? - крикнул Каравайский, снова вставая. - Затраты на них будут заложены в подушевое финансирование или нет? Соревнования - это главное! Я понимаю - краеведение. - Каравайский вдруг указал пальцем на Костёрыча. - Там всё ясно: кто-то больше родной край любит, кто-то меньше. А в настольном теннисе только соревнование определяет уровень подготовки!
   – Всё будет заложено, - подтвердил Манжетов, глядя на Каравайского остекленевшими глазами.
   Моржов подумал, что уже, в общем, настало время покурить. Он навалился на спинку своего стула и вытянул ноги под другой стул, который стоял впереди.
   – Более того, коллеги, - Манжетов похлопал ладонью по столешнице, призывая педагогов к вниманию, - мы в департаменте, и решение уже принято, рассмотрели все учебные учреждения нашего города и наметили сделать ваш «Родник» испытательной площадкой для реформирования муниципального образования в целом. В вашем учреждении, и оно единственное, которое работает летом без каникул, самый высокий в городе процент педагогов высшей категории. Думаю, вам самое место именно на переднем крае педагогической реформы. Наступающее лето необходимо сделать временем накопления опыта, чтобы с осени вводить новый порядок по всему городу. Я думаю, для этого лета вашим девизом должны стать слова «инновации», «модернизация» и «оптимизация».
   Эти страшные слова породили опасливый гул.
   – Скачаю из Интернета кучу всякой хрени и раздам всем педагогам, - не поднимая голову от кроссворда, зло сказала Розка Моржову. - Вот и все инновации. Испугали бабу членом.
   – Да потише вы, что же такое! - оглядываясь, крикнула Шкиляева в зал.
   – А почему с нами никто не посоветовался, превращая нас в экспериментальную площадку? - спросил Костёрыч.
   – Константин Егорович, дайте же Александру Львовичу слово сказать! - рявкнула Шкиляева.
   – А вот вы и высказывайте своё мнение! - тотчас ответил Манжетов. - По вашим замечаниям департамент будет корректировать процесс модернизации учреждений образования. Если все будут отмалчиваться, и это ещё одно свидетельство косности, несовременности нашего мышления, то и реформа опять забуксует. Сколько бы вы ни обижались на начальство, но ведь именно власть инициирует реформы, - а инициатив с мест как не было, так и нет!…