Иванов Алексей. Блудо и Мудо

   Похоже, он уже напрочь забыл всё, что Моржов сказал ему про местных. Моржов быстро приник к уху Щёкина и внятно произнёс:
   – Пэ-эм!
   Щёкин механически сунул руку под футболку на пузе, вытащил пистолет и посмотрел на Моржова.
   – В которого пульнуть? - спросил он.
   – В костёр! - беззвучно сказал Моржов, указывая бровями.
   Щёкин сощурил один глаз, отыскивая взором костёр, вытянул руку с пистолетом и бабахнул в угли. Отдачей его повалило на спину, но Моржов успел поймать его и вернуть в вертикальное положение, как ваньку-встаньку. В грохоте выстрела из костра вышибло фонтан огня, искр и головней. Розка взвизгнула, закрыв уши руками, а Сонечка ладонями прихлопнула открытый рот, словно туда залетел уголь.
   Массовка поползла во все стороны.
   – Ты чего, земляк, сразу за пушку хватаешься?… - крикнул Серый, отступая в темноту. - Поговорим как мужики!…
   «Как мужики - это ввосьмером на одного», - подумал Моржов, но вслух сказал:
   – Эй, паца, он уже никакашка!… Вы лучше домой катите. Если он пушку достал - я ни за кого не ручаюсь.
   – Эт-то был п-протубер-ранец! - восхищённо пробормотал Щёкин. - 3-звёзды становятся ближе… Б-рис, можно ещё раз?…
   – В костёр - валяй, - тихо согласился Моржов. Щёкин снова начал поднимать пистолет. Брёвна уже были пусты. Даже Розка с Сонечкой съехали назад - попами в траву.
   – Серый, уводи мужиков, а то ведь он завалит кого!… - надрывно взвыл Моржов.- Он всю Чечню прошёл, я сам видел!…
   – Еблан отмороженный… - пробормотал Серый, боком двигаясь к машине.
   В темноте захлопали дверки машины, взвыл движок, галька брызнула из-под колёс. Не зажигая фар, чтобы не привлекать внимания Щёкина, машина уползла назад в темноту, как черепаха.
   – А на посошок?… - глядя ей вслед, обиженно крикнул Моржов.
   Розка и Сонечка, оказывается, уже стояли за спинами Моржова и Щёкина.
   – Моржов, отними у него оружие! - истерично завопила Розка.
   Щёкин снова целился в костёр. Моржов схватил Щёкина за руку, вывернул из щёкинской ладони пистолет, щёлкнул предохранителем, встал и засунул ПМ теперь уже себе под ремень.
   – А дальше пора спать, - распорядился он. - Война закончилась, всем спасибо.
   – Откуда у вас пистолет? - гневно налетела на Моржова Розка.
   – Я его у Сергача спёр, - ответил Моржов. - Зачем ему сразу четырнадцать?
   – А если бы сейчас убили кого? - напирала Розка.
   – Розка, блин! - с чувством сказал Моржов. - Не фиг здесь сидеть было, когда эти уроды приехали! Уходить было надо! Не хочешь конфликта - не заигрывай с кем попало! Тем более - с местными ублюдками, ночью, за городом и без защиты! Тоже мне маркиза де Помпадур! Вперли бы вам с Сонькой по четыре полена во все дырки, так, может, ума-то бы и прибавилось! Ты где живёшь? Ты, бля, в России живёшь! Шаг в сторону-и пиздец, поняла? Скажи ещё спасибо Щекандеру, что пришёл и всех разогнал!
   – Моржов, ты хамло! - отчаянно крикнула Розка и отвернулась.
   Сонечка села на бревно, уткнулась лицом в колени и заплакала. Моржов шагнул к ней и нежно погладил по голове, потом опять подхватил Щёкина за бока, поставил на ноги и сунул себе под мышку.
   – Идите спать, девчонки, - сказал он напоследок. - Честное слово, поздно уже.
   Он поволок Щёкина по тропинке к спальному корпусу.
   – Б-рис, отдай пс-толет… - бормотал Щёкин из-под руки Моржова. - Б-дет грж-нская война, я за б-лых воевать п-ду… За крс-ных уже в-вали, ни хрена хор-шего не пол-чилось…
   Когда Моржов затащил Щёкина в холл, у стенда «План эякуляции» стояла Милена. Она была в лёгких ночных шортиках и в маечке, поверх которой накинула куртку.
   – Что стряслось? - тревожно спросила она. - Стреляли, что ли?
   – Это в костре петарда Гонцова хлопнула, - сказал Моржов. - Всё нормально, Милена. Иди спать.
   Кажется, он впервые обратился к Милене на «ты».
   Над Троельгой завис дождь, покрыл её собою, будто при соитии. Длинными прозрачными пальцами он нежно гладил стёкла окошек, как эрогенные зоны, сладостно шептал в траве, трепетал в кустах тихим блаженством. Талка от истомы закрыла глаза, а Матушкина гора со всхлипом потеряла дыхание ветра. Только мокрый, суровый ельник стоял всё так же строго и вертикально, словно монастырь.
   Упыри, Наташа Ландышева и Серёжа Васенин сидели на веранде под крышей и резались в карты. Моржов, Щёкин, Костёрыч, Сонечка, Розка и Милена пережидали дождь в холле жилого домика. Все принесли себе по стулу, а неимущий Щёкин приволок тумбочку. Скрестив руки на груди, Розка в клубах испарины встала в раскрытых дверях холла и следила за упырями.
   – Кто научил их в карты играть? - недовольно спросила она.
   – Я, - спокойно признался Моржов. - Но это хорошая игра - покер. В неё удобнее всего играть вшестером.
   – Ну и что? - не поняла Розка.
   – А то, что мальчишки всегда гонят Серёжу и Наташу из своих игр. А вот теперь - нет, потому что с Серёжей и Наташей им интереснее.
   – Самый умный, что ли? - фыркнула Розка Мор-жову.
   – Из вас, Борис Данилович, наверное, получился бы неплохой педагог, - заметил Костёрыч.
   – Вряд ли, - дипломатично ответил Моржов.
   Он не представлял, как растить детей такими, какими они должны быть. Он мог бы только штамповать из них новых Моржовых.
   Не расцепляя рук, Розка прошла по холлу и уселась на свой стул.
   – Осенью, - веско и зло сказала она, - в МУДО вообще никаких педагогов не будет. Ни хороших, ни плохих.
   – Роза Дамировна, не надо кликушествовать, - мягко осадил Розку Костёрыч.
   – Вам всем хочется, чтобы я молчала! - тотчас заявила Розка. - Чтобы всё тихонько и спокойненько было! А потом Шкиляева - р-раз! - и вышибет всех!
   – Какая Шкиляева? - изумился Моржов. - Вы кляузу послали? Послали. Осенью Шкиляева уже будет на панели торговать своим непривлекательным телом.
   – Чего ты издеваешься? - полыхнула Розка. - Сам-то вообще ничего не сделал!
   – Сделаю ещё, - пообещал Моржов. - Я молодой.
   – Иди! Делай! Рисуй нам сертификаты! Чего сидишь-то?
   – Дай хоть покурить, - обиженно ответил Моржов.
   Он встал, доставая сигареты, и занял Розкино место в дверях.
   – А я почему-то верю, что Борис Данилович выполнит всё, что пообещал, - призналась Милена.
   – Ага, - скривилась Розка. - Вы поверьте ему - он вам и не такое ещё наобещает.
   Моржов посмотрел на сердитую Розку. Розка явно выбрала его в качестве объекта наездов. Почему? Ведь он не самый удобный для таких вещей объект. Щёкин удобнее, потому что лентяй и выпивоха. И Костёрыч удобнее, потому что безответный. Да ведь и Розка сама же целовалась с Моржовым в кухоньке… Не-е, всё не случайно. Может, Розкины атаки - это провокация Моржова на несимметричный ответ?…
   – Не преувеличивайте, Роза Дамировна, - мягко попросил Костёрыч.
   Розка в досаде махнула на всех рукой и отвернулась к окошку, за которым в ритме неспешного акта кивали зелёные ветви. Розка и сама нервно покачивалась, словно воцарившееся отсутствие партнёра переполняло её потенциальной энергией, которую уже пора переводить в кинетическую, а то Розка лопнет. Розка снова развернулась к аудитории.
   – Всё равно Шкиляева всех выгонит! - выдала она обычное своё заклятие. - Я вчера была в МУДО…
   Каждое посещение Розкой МУДО заканчивалось каким-нибудь апокалиптическим известием: того-то уволили, там-то авария, тут новая закавыка…
   – Тебя в городе чего всю дорогу в МУДО тащит? - перебивая, спросил Розку Моржов. - Там что, тебе мёдом намазано?
   – Я мать-одиночка! - гневно крикнула Розка. - У меня в Ковязине ребёнок у бабки!
   – А бабка в МУДО живёт, у Шкиляихи за шкафом? Розка открыла рот, чтобы разораться, но успела подумать.
   – Ты, Морж, меня не сбивай! - отрезала она и опять обратилась к публике: - Так вот!… Шкиляева мне сказала, что к осени закроют все кружки, которые дублируют школьную программу!
   Розка про это уже говорила, но, видимо, в прошлый раз осталась неудовлетворена произведённым эффектом.
   – Это уже точно? - строго спросила Милена.
   – Не может быть, - недоверчиво добавил Костё-рыч.
   – Может! - торжествующе крикнула Розка. - Вас, Константин Егорыч, попрут! И тебя, Милена! И тебя, Опёнкина!
   – А меня?… - жалобно и просительно воскликнул Щёкин: мол, всех попёрли, а его забыли? Не уважают, значит?!.
   – Тебя самого первого! - с ненавистью шарахнула его Розка.
   – Это какое-то безобразие… - забормотал Костёрыч и замотал головой, но сразу схватился за очки. - Наши кружки - не дублирование школьной программы, а своеобразный практикум! Да, я знаю, что в школах факультативно преподаётся краеведение! Но ведь в школе оно - в кабинете, а я вожу детей по родному краю, показываю, так сказать, на местности! У меня не дублирование, а углубление… К тому же я представляю уровень школьного преподавания - слёзы одни!
   – А английский язык далеко не во всех школах изучают! - возмутилась и Милена. - Какое администрация имеет право лишать детей возможности изучать язык, если в их школе его нет?
   – Имеет! Имеет! - подскакивала на стуле Розка. Моржову показалось, что в это время и саму Розку кто-то имеет, а она вопит от восторга, что наконец-то это случилось.
   Розка, будто валькирия, победно оглядела аудиторию, как разгромленного противника. Милена посмотрела на злорадствующую Розку и скорчила презрительную гримасу. Дескать, посмотрим, кто там меня сможет уволить из-под защиты Манжетова…
   Щёкин закряхтел, слез с тумбочки и пошёл курить к Моржову.
   – План, значит, такой, - деловым голосом начал он. - Как нас сократят, мы с тобой сразу регистрируем сутяжную контору «Братья Вонякины». Сперва будем…
   – Погоди, - остановил Щёкина Моржов и обратился к присутствующим: - Господа, давайте без паники! Розка, завершай артобстрел! Милена, Соня, Константин Егорыч, до конца света ещё как минимум два миллиарда лет - Борис Данилыч уже обо всём позаботился.
   Моржов решительно прошагал к своему стулу, поднял его за спинку, поставил посреди холла и сел верхом.
   – Уверяю вас как старый, битый жизнью йог, что заклинать змей гораздо проще, чем заполнить налоговую декларацию, - заявил он. - Я уже всё придумал. Сейчас расскажу вам, и вы мгновенно обретёте мир и покой. Розка, прекрати прыгать на попе!
   Розка снова фыркнула.
   – Делать надо так, - продолжал Моржов. - Ваши кружки и дети остаются в прежнем виде. Но вы берёте свои учебные программы и слегка переписываете их, чтобы отныне они были похожи на школьные предметы не более, чем Роза Люксембург на Клару Цеткин.
   – Поясните, - попросила Милена.
   – Поясняю, - охотно согласился Моржов. - У вас, дорогая Милена, кружок английского языка. Вы переме-но… именова… господи, ну и слово!., пе-ре-и-ме-но-вы-ва-е-те его в кружок… э… межнационального общения. И все тексты, по которым вы практиковались, слегка-слегка корректируете. Например. Был у вас текст о Бруклине - стал текст про обычаи жителей Бруклина, с которыми, возможно, воспитанники вашего кружка будут межнационально общаться. И всё! Проблемы нет. Принцип ясен?
   Милена задумалась и недоверчиво пожала плечами. Но возразить было нечего.
   – А у меня? - простодушно спросил Костёрыч.
   – А у вас пусть будет детский научный клуб по выявлению взаимоотношений региона и столицы.
   – Что-то непонятно…
   – Непонятность - это залог успеха. Вот Серёжа Васенин рассказывал мне про церковь в Сухона… в Ко-лымагине. Пётр Первый запретил каменное строительство везде, кроме Петербурга. А колымагинский староста взял да и построил эту церковь вопреки запрету. За это его сослали… то ли в Нарьян-Мар, то ли в Шарм-эль-Шейх, точно не помню. Вот вам и взаимоотношения столицы и региона. Материал, метод, дети - всё то же, а способ репрезентации перед начальством - иной.
   Розка медленно закипала.
   – А мне… подскажи… те… - прошептала Сонечка.
   – А у вас, Сонечка, пусть будет кружок по изучению биоценозов края. Вы знаете, что это такое?
   Сонечка кивнула и покраснела так, словно Моржов спросил её, знает ли она, что такое оральный секс.
   – Вот и всё, - подвёл итог Моржов. - Суть прежняя, всё прежнее, но никто к вам не подкопается.
   – А меня!… - задохнулся от обиды Щёкин. - Меня тоже научи жить!…
   – Всех научу, - щедро пообещал Моржов.
   Он ждал, в какую сторону пойдёт прореха, когда Розку начнёт рвать пополам. Как Моржов посмел исправлять ситуацию? Если Розке плохо без мужика - пусть и всем остальным тоже будет плохо! Не важно, по какой причине.
   – Да Шкиляева на первой же проверке эту липу просечёт! - закричала Розка.
   – Не просечёт, - возразил Моржов.
   – Что она, дура, что ли?!
   – Во-первых, дура, - согласился Моржов, - и никогда ценоз от цирроза не отличит. А во-вторых, разве она приходит на занятия с проверкой для того, чтобы следить за соответствием теме, обозначенной в программе?
   – Ко мне Шкиляиха в апреле с проверкой приходила, - неожиданно по-земному рассказал Щёкин. - Тема у нас была - «Вязание узлов», а мы пили чай. И что? Шкиляиха просто пересчитала упырей по башкам и ушла. Ей тема по фиг. Мы у себя хоть буратин вырубать можем, лишь бы нужное количество человек присутствовало. Жизнь - это кузница.
   – Вот тебе, Розка, и ответ, - назидательно изрёк Моржов.
   – Да без толку всё это! - закричала Розка. - Пиши - не пиши программы, всё равно Шкиляева всех нас знает! Если Константин Егорыч - значит краеведение, чего бы он там в программе ни сочинил!…
   – А если, скажем, он заявит кружок дельтапланеризма? И не просто заявит, а вправду будет летать на дельтаплане в поднебесье?
   – Над родным же краем полетит! Значит, краеведение!
   Моржова словно пронзило от макушки до стула. Розка во всей красе явила второй признак пиксельного мышления!… Первый - это отсутствие стимула в накоплении пикселей. А второй признак оправдывал первый. Незачем эти пиксели и накапливать! Складывая из пикселей картинку, на выходе всё равно получаешь не картинку, а пиксель. Шкиляиха знает, что Костёрыч - краевед. «Краевед» - это пиксель. Какую бы новую картинку Костёрыч ни выкладывал в своей новой программе из других пикселей, в глазах Шкиляихи эта картинка всё равно редуцируется и суммируется в пиксель «краеведение».
   – Что же, меня будут сокращать только за то, что я - это я? - удивился Костёрыч.
   – А всех только за это и будут увольнять! - закричала Розка. - Разве что вон Миленку не уволят из-за мужика еённого!…
   – Что за бред, Роза? - тотчас резко спросила Ми-лена, краснея.
   – А что, не так? Был бы Константин Егорыч любовником у Шкиляевой, кто бы его уволил?
   – Э-э… - Костёрыч даже растерялся от столь неожиданного аргумента.
   – Жарь их, Розка!… - как в бане, сладострастно зашипел Щёкин.
   – Это вообще свинство, Роза! - отчеканила Ми-лена.
   – А чего свинство-то? Ты останешься, а меня вышибут - это не свинство?
   Розка совершенно разбуянилась.
   – В таком тоне я не желаю разговаривать, - заявила Милена.
   – Не желает она!… Я уже восемь лет в МУДО отпахала, за что меня на помойку? Это вон Опёнкину можно - она только что пришла! А меня?!.
   – Я… Что я?… Мне… - обомлела Сонечка. - Почему?…
   – По жопе! - грубо сказала Розка. - Тебя-то какой смысл держать? У тебя дети и так разбегутся!…
   – Ро… Роза! - заметался Костёрыч, не зная, что делать.
   – У Милены… Дмитриевны… столько же… Я…
   – Вы, Соня, меня с собой не сравнивайте, - жёстко и презрительно ответила Милена.
   – Девушки! Сбавьте обороты! - предостерёг Мор-жов.
   – А это правда, - холодно сказала Милена. - Для Сони увольнение - вполне заслуженное. Способностей к педагогике у Сони - ноль.
   – Хоть бы раз мне на кухне помогла! - крикнула Розка.
   Лицо Сонечки враз залили слёзы. Сонечка тихо встала, повернулась и пошла в коридорчик, к своей комнате. Моржову стало пронзительно-жалко Соню, и даже зачесалась рука - дать Розке подзатыльник, а Ми-лене пощёчину.
   – Девчонки, прекратите! - рявкнул он, вставая.
   – А что прекратить-то? - нагло взъелась Розка.
   – А то и прекратить! - Моржов отшвырнул стул в угол холла - так же, как некогда в придорожном кафе с обнаглевшими проститутками. - Идите проветритесь обе! Развели свару! Обидели ребёнка!
   Милена поднялась и с гордым выражением лица тоже вышла из холла. Костёрыч, держа очки обеими руками, в смятении, сутулясь, побежал на улицу.
   – Щекандер, иди к Сонечке, - негромко посоветовал Моржов.
   Они со Щёкиным посмотрели друг другу в глаза. Моржов выдержал взгляд Щёкина, хотя в затылок ему полыхнуло огнём. Одно дело - вальяжно рассуждать про передачу Сонечки Щёкину, а другое дело - самому добровольно отступиться от своей девушки. А после того как Щёкин утешит сейчас Сонечку, Сонечка станет принадлежать Щёкину. Герою с пистолетом.
   Щёкин задумчиво пошевелил бровями, молча кивнул и пошёл в коридорчик вслед за Сонечкой.
   Розка сидела, отвернувшись к заплаканному окну, и тоже плакала. Моржов думал, что надо наорать на Роз-ку, а потом пожалел и её. Всё-таки женщина… которой горько быть одной. Которую надо любить… Ну, если и не любить, то хотя бы пожалеть… Ну, если и не пожалеть, то хотя бы приголубить.
   – Трын-дын-дын! Трын-дын-дын! - трандычал Моржов, подражая рёву мотоцикла.
   Он стоял у крыльца жилого корпуса, держал велосипед за руль и поджидал Розку.
   Розка вышла, одетая для города. На ней были короткие - чуть ниже колен - штанишки в обтяжку и такой же обтягивающий топик. Под штанишками просматривались стринги, под топиком ничего не просматривалось.
   – Ты что так долго? - пробурчал Моржов, усаживая Розку на седулку своего велосипеда. - Рожала, что ли?
   – Красилась, - кокетливо ответила Розка. - Рожать быстрее.
   Моржов оттолкнулся от крыльца, привычно попал задом на седло и с натугой надавил на педали. Н-да, Розка весила далеко не как Алёнушка, и сил на разгон требовалось куда больше.
   Розка снова отправлялась в Ковязин, а Моржов вызвался доставить её на велике. Удобств, конечно, почти ноль, но ближайшая электричка приходила только через три часа - вот Розка и согласилась.
   Они проехали под аркой ворот, докатились до тропинки на висячий мост, и здесь Моржов остановился ссадить Розку. Дальше начинался подъём, одолеть который можно было только пешком.
   – Если ты скажешь, что не можешь въехать, потому что я толстая, я тебя исцарапаю, - слезая с седулки, предупредила Розка.
   – Что я - враг себе? - удивился Моржов. - Я не драться с тобой поехал, а соблазнять тебя.
   – Не получится, - тотчас заявила Розка.
   – Почему?
   – Я с сотрудниками не сплю.
   – Все мы сотрудники, делаем общее дело, строим новую Россию, - толкая велосипед, пропыхтел Моржов. - Так что же, трахаться вообще перестанем, что ли?…
   С горы разворачивались полуденные колымагинские просторы. Пахло хвоей и ромашками. В паузах между перестуками поездов издали бубенчиком меланхолично звенел церковный колокол. Нехотя плыли облака - такие лохматые, словно солнце нарвало их на лугу, как одуванчики.
   – Ты со своей Опёнкиной трахайся, - сказала Мор-жову Розка.
   – Сонечка не моя, а Щёкина.
   – Ври давай. Это же ты вместе с ней по кустам шнырял.
   – Мы грибы искали.
   – Эх, Морж, так вот бы и дала тебе!… - в сердцах созналась Розка, показывая Моржову сжатый кулачок.
   – Так дай, - согласился Моржов, имея в виду совсем другое.
   – А я бабников не люблю. Я ревнивая.
   – Можно подумать, в твоей жизни были только девственники.
   – Я ведь не спрашиваю, что тебе нравится, вот и ты не лезь, где нравится мне, - как-то туманно отбрыкну-лась Розка.
   На подъёме Розка раскраснелась, и Моржов просто любовался ею: тёмные глазища, алые губы, влажная складка сомкнутых топиком грудей. Наверняка, если взять дистанцию метров в десять, на месте Розки Моржов увидел бы мерцоида. Но вплотную мерцоид ничем не отличался от настоящей девушки.
   Они выбрались за разъездом на шоссе, и Моржов подсадил Розку на её место. Уже сидя на седле, прежде чем оттолкнуться ногой от асфальта, Моржов ткнулся носом Розке в затылок, в узел волос. Ему хотелось почувствовать сладкий запах Розки.
   – Чего ты, как корова, нюхаешься, - усмехнулась Розка, мотая головой. - Щекотно дышишь.
   – Не вертись, - ответил Моржов. - Человек сил набирается.
   Розка с удовольствием переждала процедуру набора сил.
   Шоссе окунулось в ельник, а затем проскользнуло сквозь насыпь железной дороги через арку тоннеля и покатилось по сосновому бору на спинах Колымагиных Гор. Под увесистой Розкой велосипед ощутимо напрягался и пружинил, отзываясь на каждую колдобину и трещину асфальта.
   – Меня на раме только в детстве катали, - призналась Розка.
   Ей было тесновато, и она топорщила локти. Моржов нарочно чуть сдвинул руки, словно обнимая Розку. Склонив голову, он поцеловал Розку в горячую шею, на которой трепетали два завитка.
   – Прекрати, а то мы врежемся куда-нибудь, - велела Розка.
   Моржов убрал с велосипедного руля одну руку и полез в задний карман джинсов. Там у него лежала таблетка виагры.
   – Ты чего руку убрал?! - завопила Розка. - Я боюсь! Мы гвозданёмся, точно!…
   Моржов не мог ответить - он глотал виагру всухую. Справившись, он успокаивающе похлопал Розку по упругому заду и вернул руку на руль.
   – Ума-то как, не лишку, нет? - ещё сердито спросила Розка. - Не жмёт нигде?
   – У самой ума-то сколько? Зачем на Шкиляиху накапали?
   – Сам знаешь зачем!
   – Я же сказал, что спасу всех, почто ещё рыпаетесь? Розка подумала и ответила:
   – Опёнкину свою спасай.
   – А всё-таки, Розка, по отношению к Соне вы с Миленой вели себя как сучки, - сказал Моржов,
   – Опёнкина твоя - квашня, - тотчас ответила Розка. - Дура набитая. Терпеть её не могу. Учти, Морж, увижу тебя с ней - вам обоим не жить.
   – Не увидишь, - пообещал Моржов.
   – А Чунжина - стерва, - добавила Розка. - Строит из себя недотрогу, великосветскую даму, а всё её достоинство - правильно даёт. Чунжина и тебя, и меня сожрёт и косточек не выплюнет. От неё вообще надо держаться подальше. Такие тихони - людоедки.
   – Одна ты самая добрая и красивая.
   – Так оно и есть, - согласилась Розка.
   – Да я и не спорю, - пожал плечами Моржов.
   Словно в обнимку, они вдвоём на одном велосипеде быстро катили сквозь сосновый бор, сквозь световой бурелом на асфальтовом шоссе. Сосны поднимались над ними промасленные солнцем, как блины.
   – Моржик, а ты ведь художник, да? - заискивающе спросила Розка, оглядываясь на Моржова. - А почему ты меня не нарисуешь?
   – С тебя я буду рисовать только ню, - важно ответил Моржов.
   – Что значит «ню»? Фигню?
   – Ню значит ню.
   – Разнюнился… То есть ты хочешь рисовать меня топ-лесс?
   Розка жеманно глянула на Моржова через плечо.
   – Я что, подросток пубертатный, на твои титьки таращиться?
   – Так объясни, что такое «ню»! - обиделась Розка.
   – Я не могу. Я деликатный.
   – Обнять и плакать, - язвительно сказала Розка.
   – Ню - значит голой, как галоша, на карачках, привязанной к дереву и с кляпом во рту.
   – Не хилые у тебя на меня планы, - с уважением сказала Розка.
   Сосновый бор запутался в сетях солнца, зной загустел. Одежда давила и тёрла. На шоссе не было ни пешехода, ни машины. От солнечного ослепления казалось, что весь лес прищурился.
   – Розка, хочешь порулить? - интимно спросил Моржов Розке в ушко.
   Не дожидаясь ответа, он оторвал левую руку от руля, взял Розку за левое запястье и положил Розкину ладонь на рукоятку. Потом точно так же переместил правую Розкину руку. Потом быстро перехватил Роз-ку за талию - точнее, за живот и поясницу, потому что Розка сидела на раме боком. Теперь велосипед вела Розка.
   – Ну, Моржище, остановимся - я тебе всё оторву, - тихо сказала Розка, напряжённо вперившись в дорогу под передним колесом.
   – Не остановимся, - усмехнулся Моржов, поддавая педалями скорости.
   Моржов попробовал залезть ладонью под топик Роз-ке, но там было всё так тесно и плотно, что ладонь зажало. Тогда Моржов просто подцепил топик кончиками пальцев и задрал вверх, Розке чуть ли не под мышки. Груди Розки вывалились, как из бани. Правда, они были прохладные и влажные. Хоть Розка когда-то и кормила ребёнка, грудь её не потеряла формы. Моржов ласкал Розку, чувствуя, как быстро проявляются соски. Розка никак не могла сопротивляться - ей некуда было деться. Моржов на всякий случай ещё пару раз крутанул педали.
   – Моржовина сволочная… - тяжело дыша, прошептала Розка, всё так же напряжённо вглядываясь в асфальт.
   – Ну чё ты, - издевательски ответил Моржов. - Никакого секса. Мы чисто по работе.
   Он безнаказанно играл с Розкиными грудями, и Розка то ли заплакала от досады, то ли засмеялась от бессилия.
   – Вот сейчас попадёт кто навстречу - а я с голыми сиськами… - простонала она.
   Моржов приблизил губы к её ушку.
   – Вон справа отворот, - подсказал он. - Рули туда.
   – Сам рули… Я не сумею…
   – Ага, ща. Я возьму руль, а ты сразу топик обратно натянешь.
   – Жопа ты жопская… - едва не прорыдала Розка. Моржов чуть-чуть притормозил, но не настолько, чтобы Розка осмелилась рвануться и спрыгнуть с велосипеда.
   – А-а!… - завопила Розка.
   – Не паникуй, - бодро сказал Моржов и попридержал Розку за локти, руководя манёвром.
   Розка повернула руль. Велосипед рыскнул, но не упал, а перекатился через обочину и оказался на просёлке.
   – Теперь вперёд, - распорядился Моржов и снова нажал на педали.
   Просёлок уводил куда-то вниз. Моржов прикинул и решил, что этот просёлок - старая дорога с шоссе на Колымагино. Ею уже почти не пользовались, потому что за разъездом была построена новая дорога с бетонным мостом через Талку. Засохшие колеи просёлка отпечатали рубчатый след тракторных протекторов. Велосипед затрясся, а Розкины груди запрыгали, как мячики. Моржов поймал их в ладони, словно этим успокаивал Розку.