Страница:
– Понятно, - сказал Моржов. - Ну, про себя я не спрашиваю…
– Вы тоже ничего, - сознался Ничков. - Только вас всегда нет.
– Значит, вы довольны? - подводя итог, спросил Моржов.
– Мы ещё хотим! - опять завопили упыри. - Пускай нам лето продлят! На всю смену!…
– Тихо, - помахал руками Моржов. - А вы знаете, что вам нельзя было здесь ночевать? Вы были обязаны каждый день в пять вечера уезжать домой. А в субботу и воскресенье вообще не приезжать сюда.
– А чо нам дома делать? - едва не полопались упыри.
– А то, что американцы должны были приехать, - знаете?
– Они тупые, вот и не приехали!
– А то, что вас должно быть тридцать человек, а не шесть, - знаете? - допытывался Моржов.
– Дак все же в поход с Дрисанычем собирались, а не в лагерь! - за себя заорали упыри. - А поход запретили! Кто в лагерь-то поедет, если в поход хотели?
– Я никого не ругаю, - успокаивающе помахал открытыми ладонями Моржов. - Я просто выясняю, в курсе ли вы.
– Мы всегда в курсе! - угрюмо ответил Гершензон.
Моржов, закуривая, подумал, что не надо врать детям, будто педагоги остались в Троельге лишь потому, что хотели устроить школьникам хороший (и обещанный) отдых. Такая причина, конечно, тоже была, но не единственная и не главная.
– А теперь смотрите, что у нас получилось. - Моржов приступил к основному вопросу. - Американцы не приехали. Вас оказалось шестеро вместо тридцати. Но по домам мы вас не разогнали и лагерь закрывать не стали. Виноваты, конечно, мы, а не вы. Но теперь я прошу вас, паца, помочь нам. Я это делаю сам и за себя. Ни Дрисаныч, ни Костёрыч, ни наши женщины об этом вас просить не будут. Они бы и мне запретили, если бы узнали. Но если вы нам не поможете, всем нам теперь будет плохо. Точнее, всех выгонят с работы.
– Дак что, поможем! - взбодрились упыри.
– Но самое противное в том, что вам придётся врать.
– Дрисанычу врать мы не будем, - робко возразили упыри.
– Нет, конечно, не Дрисанычу. Врать надо будет проверке, которая приедет завтра.
– Врать нехорошо… - осторожно заметил Серёжа Васенин.
– Я знаю, - подтвердил Моржов. - И я не должен просить вас об этом. Но нет другого выхода. Мне наплевать на себя, я не пропаду и без этой работы. Но я считаю, что Дрисаныча и Костёрыча, а также всех наших женщин нельзя выгонять с работы за то, что с лагерем вышло так, как вышло. Вы согласны со мной?
Упыри молчали.
– А чо выгонять-то сразу? - пробурчал Ничков.
– Чтобы никого не выгнали, завтра для проверочной комиссии нам надо разыграть спектакль, будто бы вас тридцать человек и будто бы американцы - здесь.
– А как это? - удивились упыри.
– Ну, это не очень сложно. Когда комиссия приедет, вы будете в лагере изображать дежурных. Потом комиссия отправится смотреть на американцев. Американцы типа как будут играть в бейсбол на том берегу Талки. А вы переберётесь через реку и изобразите американцев. Дальше комиссия поедет смотреть других наших детей, которые на экскурсии. Вы быстро перебежите в нужное место. Там уже будут Дмитрий Александрович и Константин Егорович. С ними вы изобразите детей на экскурсии. Вот и всё.
– А чо, комиссия-то не увидит нас, что ли? - не поверил Гершензон. - Сосчитать же можно… И морды одни и те же.
– Комиссия будет смотреть на вас издалека. За километр. И ничего толком не увидит.
– Дак она подойдёт поближе! - плачуще закричал Ничков.
– Не подойдёт, - заверил Моржов. - Для этого вам сегодня нужно будет на одной дороге выкопать яму, а в другом месте немножко поломать мост.
– Я могу вообще мост взорвать! - тотчас воодушевился пиротехник Гонцов. - А в яму - мину! Там так рванёт!…
– Нет, настолько круто не надо, - осадил его Моржов. - Но всем надо сегодня поработать. Сначала - притащите в этот домик все спальные мешки и свои вещи и разбросайте их по кроватям. Ну, как будто тут живут двадцать или тридцать человек. Затем… Ничков, ты назначаешься ответственным за яму. Самым главным генералом. Серёжа, у тебя ведь есть карта местности?
– Мне Константин Егорович дал, - солидно ответил Серёжа.
– Замечательно. Я покажу тебе на карте, где надо выкопать яму, а Ничков организует работы.
– Я вообще всех тут организую! - охотно согласился Ничков.
– Только не бей никого, - предупредил Моржов.
– Не будут подчиняться - ур-рою!…
Моржов играл на том, что Ничкову и самому хочется быть лидером. А Серёжа, как носитель карты, получал дополнительный авторитет. Надо было бы и хитроумного Гершензона куда-то пристроить. Моржов подумал.
– Гершензон, - веско сказал он, - только тебе поручить могу… На мосту требуется переложить доски так, чтобы грузовик смог проехать, а легковушка - не смогла. Понимаешь меня?
– Чего тут не понять? - буркнул Гершензон.
– И ты лично проконтролируй, чтобы паца доски правильно переложили. Только тебе доверяю. Ничков - а на тебе дисциплина!
– Да я их самих под доски закатаю, если слушаться не будут!
– А мне работу? - подпрыгивал на месте неистовый Чечкин.
– Чечкину и Гонцову отдельная задача, - продолжал распределение ролей Моржов. - Вы должны сходить на дорогу и выбрать место для засады. Завтра с утра Гонцов идёт в засаду. Как только проедет машина с комиссией, Гонцов запускает ракету.
– Красную или зелёную? - деловито спросил Гонцов.
Моржов изобразил тяжёлые размышления.
– А синие есть?
– Синих с собой нету… Но я могу сбегать домой!
– Ладно, не надо. Запускай красную.
– А можно, пока машины нет, я буду запускать зелёные ракеты? - жалобно попросил Гонцов. - Зелёные - значит всё нормально. Тревога - красная ракета.
– Надо беречь боеприпасы, - хозяйственно распорядился Моржов. - Мало ли чего, сами понимаете.
– А мне-то работу? - страдальчески напомнил Чечкин. - А я?!.
– А ты возьми топор и расчисти для Гонцова тропу от этого корпуса до засады. Гонцову же придётся отходить быстро. Нужно, чтобы ему ничего не помешало.
– Я там вообще просеку вырублю! - уже агрессивно пообещал Чечкин. - Можно щас лететь?
– Сначала - яма и мост, - строго определил Моржов.
Всё это ему напоминало совещание командира партизанского отряда с группой пионеров-героев. Упыри уже вдохновились идеей спецоперации, а Серёжа Васенин сидел грустный. Наташа Ландышева морщилась.
– Борис Данилович, - печально сказал Серёжа, - а зачем всё это нужно? Ведь можно объяснить, договориться по-нормальному…
– Нельзя, Серёжа, - вздохнул Моржов. - Нельзя.
– Почему?!.
– Да никто слушать не будет! - отрезал Гершензон.
– И это тоже… Но не только. - Моржов снова закурил. - Если хотите, паца, я объясню вам. Надо?
– Ну, объясните, - неохотно согласился Ничков. - Только быстро. У нас же дела.
– Дело в том, - начал объяснять Моржов, глядя на Серёжу, - что сейчас все работники должны зарабатывать деньги для своего начальства. Кто не зарабатывает, тех увольняют.
– У меня маму с фермы уволили, - сказал Серёжа.
– А у меня маму и папу, - буркнул Гершензон.
– А у меня тоже маму!… - крикнул Ничков, но, видимо, кроме мамы, никого у него больше не было. - И… и у друга тоже маму! И мужика одного из подъезда!…
– А как Дмитрий Александрович должен зарабатывать деньги? - спросил Серёжа. - Он ведь не продавец.
– Очень просто, - пояснил Моржов. - Например, он говорит, что ведёт вас в поход, и ему государство даёт деньги на поход. А он в поход вас не ведёт, а деньги отдаёт своему начальству.
– Нам на поход никаких денег никогда не дают! - возмутился Ничков. - Я знаю! Всегда за свои ходим! Только жратву дают!
– Я ведь вам, паца, упрощённо рассказываю, - пояснил Моржов. - В жизни всё сложнее. Вам объяснять сложнее?
– Объясняйте.
– Сколько человек, Серёжа, у вас ходит в кружок к Константину Егоровичу?
– Шесть. Ну, иногда меньше. А иногда даже стульев не хватает.
– А сколько в кружке стульев?
– Восемь. И у Константина Егоровича один.
– А по правилам вас должно быть пятнадцать человек. Директриса всем говорит, что у неё пятнадцать человек, и получает зарплату за пятнадцать человек. А если Константин Егорович скажет, что вас всего шесть человек и она получает зарплату нечестно, то она его выгонит с работы, потому что по правилам у него должно быть пятнадцать человек. Но пятнадцать у него не будет никогда, потому что ему дали всего восемь стульев.
– А… з-зачем всё так? - обомлел Серёжа.
– Потому что так можно заработать денег. Если бы у Константина Егоровича было пятнадцать человек, то директрисе надо было бы искать ещё шесть стульев. Тратить деньги на эти стулья. А когда вас всего восемь, эти деньги можно положить себе в карман. И Константин Егорович ничего не сможет возразить, потому что его выгонят за то, что детей у него всего шестеро. И так у всех, не только у Константина Егоровича. У Дмитрия Александровича - по-другому, но то же самое.
– Надо выгнать эту директрису, да и всё, - заявил Гершензон.
– Выгнать её может только её начальник. Но она зарабатывает деньги своему начальнику, и он не будет её выгонять. Перед своим начальником директриса такая же, как Константин Егорович перед ней. И такое со всеми до самого верха.
Моржов говорил так, будто порядок вещей был чьим-то умыслом, хотя на самом деле всем заправлял безличный формат. Но упыри про формат не поняли бы. Упыри сидели потрясённые.
– Но ведь это всё очень плохо, - сказал Серёжа.
– Плохо, но не всем. Вам, Константину Егоровичу, Дмитрию Александровичу плохо… А директрисе уже хорошо. Она ведь не водит вас в походы. Не сидит весь месяц в этом лагере. Если её начнут ругать, она скажет, что виновата не она, а Константин Егорович с Дмитрием Александровичем, и ей ничего не будет.
– А у ментов так же, - вдруг сказал Гершензон. - Бандиты людей грабят, а менты грабят бандитов. Поэтому бандиты их и боятся. А простых людей менты не защищают, чтобы бандиты могли их ещё грабить. У моего брата одни козлы отняли сотовый, менты их нашли и за деньги отпустили, а сотовый себе оставили.
– И так, паца, везде, - сказал Моржов. - Наверное, мне не нужно вам об этом говорить, но вы же не дураки, сами всё видите. Вы знаете, почему в лагере вас так мало. Дрисаныч ли в этом виноват?
– Не Дрисаныч, - согласились упыри.
– Значит, давайте защитим Дрисаныча, как сможем. И не только его, а всех, кто здесь. Если для этого надо кому-то соврать, я совру. Дрисаныч мне дороже, чем директриса, потому что он и вправду с вами ходит в походы, но получает денег меньше, чем она. И пусть я сделаю неправильно. Дрисаныч вам уже говорил: настоящий - это тот, кто может поступить неправильно, если другим от этого по-настоящему станет лучше. Помните?
– Помним, - закивали упыри.
– Всё в жизни, паца, устроено очень неуклюже, - искренне сказал Моржов. - И потому почти никогда не получается поступать красиво. Всегда рожа крива.
Гершензон подумал и осуждающе изрёк:
– Береги честь смолоду, коли рожа крива!
Розка перевернулась на живот, накинула на голову край спальника и сладко сообщила:
– Моржик! Я не хочу уезжать из Троельги! Моржов лёжа натаскивал штаны и щёлкал ремнём.
– Я даже согласна терпеть здесь Чунжину и Опёнкину, если ты не будешь подходить к ним ближе трёх метров! - добавила Розка.
– Я и так уже на велосипеде их объезжаю, - ответил Моржов и пошлёпал Розку по голому заду. - Вставай, красавица.
– Раком? - сладко спросила Розка.
– Ну, если тебе будет удобно возвращаться в Троельгу раком, то можно и так.
Моржов поднялся на ноги и принялся обуваться, одновременно засовывая пистолет под ремень на поясницу. Был вечер пятницы, еженедельный национальный праздник России. Мало ли, какие пьяные ублюдки могли выбраться на природу и наткнуться на их сладкую парочку… ПМ в пятницу вечером никому не помешает.
– Моржик, а где мы будем встречаться в городе? - натягивая плавки, спросила Розка.
– Розка, смотри!…- Моржов быстро схватил с земли бинокль и уставился на Талку, блестевшую за соснами. Полянка, облюбованная Моржовым, находилась чуть в стороне от реки. - Какие-то туристы плывут! Подростки!
– Ну и что? - удивилась Розка, засовывая груди в уже застёгнутый лифчик. - Когда ты уезжал неделю назад, мимо нас тоже туристы проплывали.
– Это же, блин, шанс! - оживился Моржов. - И упырей не надо будет гонять!… С этими подростками завтра мы комиссии такую жопу на глаза натянем, что комиссия манду от Катманду не отличит… Розка, одевайся живее! Надо тормознуть туристов!
Моржов спустился на берег и прямо в кроссовках зашёл на мелководье. По узкой Талке из-за поворота плыли три цветных катамаранчика, каждый с грудой подростков. Передний катамаран был уже совсем рядом с Моржовым.
– Эй, ребята, причальте, пожалуйста! - крикнул Моржов.
– На хуй пошёл, ебосос очкастый! Иди отсюда, чмо! Пидор гнойный! Ебись конём, сука! - весело, зло, бесстрашно и нагло заорали Моржову с катамарана.
Моржов обомлел. Он разнежился с Розкой, а теперь ему как грязной, мокрой тряпкой смазали по роже.
Странно: раньше он бы просто ухмыльнулся, отвернулся и ушёл. Но сейчас у него внутри словно всё перекувыркнулось. Он вдруг почувствовал, что край: он больше не может торчать в этом говнище. Или глухой забор по периметру, чтобы никого вокруг не видеть, или, блядь, всех положить.
Моржов вытащил ПМ и, почти не целясь, шарахнул в борт катамарана. Простреленная гондола вмиг обмякла, лепёхой расползаясь по воде от груза. Эхо выстрела хлестнуло по прибрежным кустам, смахнуло с неба стрижей. Розка завизжала. Катамаран замолк. Подростки замерли, боясь пошевелиться.
– Живо причалили, недоёбки! - рявкнул Моржов. - Ну!
Подростки, невнятно ругаясь, схватили вёсла и загребли к берегу, не сводя с Моржова глаз.
– Боря, не надо! - закричала Розка. - Пусть плывут!…
Расшвыривая ногами воду, Моржов ринулся к катамарану и схватил его за какую-то верёвку.
– Кто у вас тут самый борзый? - рычал Моржов, стволом пистолета обводя притихших подростков. - Кто начальник?
– У нас там начальник… Сзади… - пробурчал один из подростков. - Чё ты, мужик, залупился-то…
Два других катамарана спешно гребли к остановленному. С них доносились какие-то угрожающие вопли.
Моржов опять бабахнул из пистолета над головами подростков и крикнул двум подплывающим катамаранам:
– Командира мне надо!
– Боря!… - умоляла с берега Розка.
С самого дальнего катамарана в воду спрыгнул дядька в тельняшке, в трусах и с армейским ремнём. Он мощно пошагал по воде к Моржову. На его ремне болтался увесистый нож в толстом чехле.
– В чём дело? - угрюмо спросил он издалека.
– Отойдём на берег, - предложил ему Моржов.
– Тут говори, - потребовал дядька, приближаясь.
– Пошли отойдём, - повторил Моржов. - Не бойся, я один.
Он повернулся и направился к берегу. Все три катамарана за его спиной сразу загомонили, обсуждая получившийся косяк.
– Сидите, блин, прижмитесь, дегенераты! - бросил дядька подросткам, бултыхая вслед за Моржовым.
– Ну чего тебе от них надо?… - жалобно налетела на Моржова Розка, но Моржов осторожно отодвинул её в сторону.
– И чего ты хотел? - с вызовом спросил Моржова дядька, подошедший сзади.
Моржов повернулся и почувствовал, что утыкается носом в стену. Он уже не хотел ничего. Раньше какие-то там матюки в свой адрес ни за что не остановили бы его, если он затевал важное дело. А сейчас ему было просто противно припахивать этих уродов с катамарана. Чтобы Розка, Милена, Сонечка видели их, слышали их базары?… Да ну на фиг. Лучше уж обойтись силами упырей…
– Дядька, извини… - Моржов озадаченно почесал в затылке рукоятью пистолета (чтобы дядька не забывал про ПМ). - Эти гондоны твои… Ничего уже не хочу. Плывите.
Дядька потоптался, явно расслабляясь. Он убедился, что Моржов один (женщина - не человек) и не агрессивен.
– У тебя с головой всё нормально, парень? - участливо спросил он. - А то со шпалером-то при такой голове надо аккуратнее…
– Извини, - повторил Моржов. - Всё, проехали. Иди давай.
Дядька ничего не ответил и пошёл к воде. Он осмотрел простреленный, сдувшийся катамаран, чего-то злобно объявил подросткам и уплюхал к своему судёнышку. Катамараны дружно оттолкнулись от мели, выбираясь на стрежень.
Моржов устало присел на. пригорок, а Розка уселась рядом. Последний катамаран проплыл мимо, как колесница триумфатора.
– Что с тобой, Моржик? - ласково спросила Розка. - Ты какой-то нервный…
– Да не знаю, Розка… - тяжело ответил Моржов. - Не нервный я… а какой-то ответственный стал. Хотел как лучше… Обломался.
Возрастание моржовского чувства ответственности Розка, конечно, отнесла сугубо на свой счёт и благодарно прижалась грудью к моржовскому локтю.
– Да не бойся ты про завтра, - прошептала Розка и положила ладонь на пряжку моржовского ремня. - Хочешь, сейчас пластинку по второму разу прокрутим?
Хотеть-то Моржов хотел всегда, да не всегда мог. Он прикинул в уме продолжительность действия виагры и решил, что вполне укладывается в смету.
…Через час Розка и Моржов вышли из лесочка и по тропке пошли к Троельге через большую луговину вдоль берега Талки. Розка плелась вся разморённая и в общем уже мало чего соображала. На луговине вдали Моржов заметил полотняные пузыри туристических палаток и поднял бинокль.
– Я не я буду, если это не наши знакомые… - пробормотал он.
Действительно, в траве лежали три цветных катамарана и в ряд топырились купола десятка палаток. Вокруг сновали давешние подростки, причём многие - с сигаретами в зубах. Возле кучи дров дядька-руководитель разводил костёр.
Моржов и Розка шли мимо палаток. Подростки, узнавая Моржова, затихали. Моржов с изумлением смотрел на снаряжение этой группы - новенькое, импортное, яркое, удобное. Катамараны бананами, рюкзаки с понтами, палатки двойные и при тамбурах…
– Не разминуться нам сегодня, - сказал Моржов руководителю, который поднялся с корточек и недовольно глядел на него, сунув кулаки в карманы камуфляжных штанов. - Вы чего здесь встали?
– Ты же сам мне катамаран прострелил, - ответил дядька, не опуская настороженного взгляда. - Мне как дальше на дырявом плыть? Клеиться надо. Чем ты недоволен?
– Вон там, за подвесным мостом, - мой лагерь, - пояснил Моржов. - У меня там пионеры и женщины. Увижу рядом твоих ублюдков - застрелю.
– Стреляй, - согласился дядька. - А ты что, вожатый, что ли?
– Вроде этого, - кивнул Моржов. - А у тебя что за упиздни?
– От ментовки, - туманно ответил дядька.
– Ментовские дети?
– Не дети. Трудные подростки. Которые на учёте в детской комнате состоят. Их на лето из города вышибают, чтоб не воровали, не хулиганили. Ментура денег даёт на походы.
– А ты кто?
– Да кто?… - почему-то вдруг рассердился дядька. - Да никто! Взялся в отпуске подработать. Продержать их на реке три недели. А так при элеваторе в Ковязине инженер-электрик.
– Бли-ин!…- сказал Моржов.- А я и не понял! Думал, пахан какой… Предлагаю как педагогу с педагогом на «вы» перейти. Борис. - Он протянул дядьке руку.
– Аркадий Петрович, - усмехаясь, сказал дядька, пожимая руку.
– А это Роза, - представил Моржов. - Тоже вожатая.
– Очень приятно. - Аркадий Петрович слегка поклонился. - Я уж думал, что вы какие-то новые русские…
Думал, мои дегенераты нарвались на отморозка. Обидно, думаю, будет, если меня за дегенератов отморозок застрелит.
Моржов, а потом и сам Аркадий Петрович засмеялись.
– Пойдёмте к нам, чаю попьём, - предложил Моржов.
Аркадий Петрович оглянулся - нету ли поблизости подростков.
– Я этих козлов без присмотра не могу оставить,- сказал он.- Напортачат, сбегут в деревню… А там понятно - своруют чего-нибудь, подерутся или водяры добудут. Вечером сюда из деревни явятся такие же козлы порядок наводить… Плохо, что пришлось встать рядом с деревней. Я обычно километров на пять отплываю.
– Извините, и у самого сорвалось, - покаялся Моржов. - Я не понял сразу, что идиоты плывут. А то бы не сунулся.
– Ладно, прошу прощения, надо лагерь до ума довести. - Аркадий Петрович ещё раз протянул Моржову руку. - Приходите вечерком, Борис. Сам-то я от этих ни на шаг…
Моржов и Розка пошли дальше.
– Да-а, - вздохнул Моржов. - Хорошо живут трудные подростки… В походы их бесплатно отправляют, денег дают на жратву, на снарягу новую… Вот смотри, Розка, это тебе пример действия в логике Антикриза!
Розка не слушала Моржова, а встала на цыпочки, на ходу прильнула к Моржову и жарко, сладко шепнула ему в ухо:
– Я тебя так люблю, Моржище…
В Троельге Моржова сразу окружили упыри.
– Видали, Брилыч, кто приплыл? - гневно орали они.- Шпана всякая! Мы там многих знаем! У них там у одного вообще убийство! А видали, какие у них лодки надувные?…
– Всё видал, - подтвердил Моржов, словно заново разглядывая своих упырей - Гонцова, Ничкова, Чечкина, Гершензона…
Уличные паца, уличные паца… Это были распущенные, невоспитанные, грубые, даже глуповатые, но очень хорошие дети. Они были достойны того, чтобы им устроили этот месяц в Троельге. Но понять это можно было только в сравнении.
– Я у них спальные мешки посмотрел, - мрачно сообщил Гершензон, - так наши мешки ихним в подмышки не годятся!
– А почему нас в поход не пустили за свои же деньги, а эти идут за бесплатно? - негодовал Ничков. - Нам и в этом-то лагере ночевать нельзя, да ещё по двести рублей с каждого содрали, а им всё можно?
– Очень просто, - объяснил Моржов. - Школу бросайте, воруйте, курите и пейте, хорошо бы ещё вам пару лет в тюряге отсидеть, но это по возможности, конечно, - и тогда вас тоже бесплатно отправят в путешествие на новеньких катамаранах. Вон, к примеру, Розу Дамировну все вместе замочите и будущим летом пойдёте в поход. И прививки от энцефалита ставить не надо.
– А почему?… - потрясённо спросил Ничков. Объяснять упырям про Пиксельное Мышление было рано.
Моржов только пожал плечами.
– Эх, ребята, - сказал он. - Мне ведь надо дальше к комиссии готовиться…
В Троельгу вернулись Милена и Сонечка, которые ездили в Ковязин за разными стенгазетами, гербариями, коллекциями бабочек и девчачьими дневниками из других лагерей. Всё это Моржов и девки развесили в корпусах но стенам. Моржов подумал, надо ли убирать «План эякуляции», но никто в упор не видел нового заголовка, и Моржов этот план оставил. Щёкин и Костёрыч, тяжело вздыхая, заполняли учётные журналы и планы методических мероприятий.
Вечером после ужина Моржов всё-таки решил навестить Аркадия Петровича.
Аркадий Петрович почему-то сидел у костра один, а с десяток трудных просто валялись в траве за лагерем и болтали.
– Добрый вечер, - сказал Моржов. - Можно к огоньку?
Он уселся, закурил, покрутил головой и спросил:
– А чего ваши трудные не с вами?
– Наказаны, - буркнул Аркадий Петрович. - Боже, как они мне надоели, уроды…
– Что, тяжело с ними?
– Нет, не тяжело… - Аркадий Петрович отрицательно покачал головой. - Скучно. Мучительно скучно. Представьте, Борис, что три недели подряд вы должны… скажем, каждые пять минут с выражением читать одно и то же стихотворение. Вы его возненавидите. У этих уродов жизнь вроде бы вольная, интересная, а на самом деле - одно и то же. До бесконечности.
– Украл, выпил, в тюрьму, романтика? - процитировал Моржов.
– Нет. Просто: украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил.
Моржову на миг показалось, что это говорит кукушка из часов.
– Жалеете, что связались? - подсказал Моржов.
– Жалею времени потерянного… Зато - опыт. Я вот раньше даже как-то сочувствовал этой шпане… Трудное детство, в стране неразбериха, нищета, алкоголизм, наркомания, никому они не нужны… Брехня!
– Что, нет нищеты, алкоголизма, наркомании? - искренне удивился Моржов. Ему было интересно поговорить об этом с человеком знающим, но не хотелось оппонировать. А без оппонирования Аркадий Петрович говорить бы, наверное, не стал.
– Почему же, всё есть… Но это не причина, а следствие. А причина - личный выбор. Я смотрю на этих дегенератов и вижу, что они сами выбирают такую жизнь. Как им сочувствовать после этого? Они же счастливы. Счастливее нас.
– Нас ебут, а мы крепчаем, как говорят в армии.
– Крепчают. У всех есть свои дома. У двоих из троих у них есть родители. Половина из этих пацанов - из нормальных, вовсе не нищих семей. Но пацанам просто нравится так жить. Им не помогать надо, а мешать. А я - помогаю. Потому и противно.
– А почему им нравится так жить?
– А вот это загадка… Угостите сигареткой, Боря. Все мои сигареты эти гады или расстреляли, или украли… Я думал, что им так выгоднее. Но эта мысль неправильная. Например, многим из них родители могли бы давать на карманные расходы больше денег, чем они украдут. Тем более у нас в Ковязине. Но ведь родители дадут - и потом спросят: на что потратили? А ни на что хорошее они не потратят. Поэтому воруют, грабят. Им так проще. Я понял, что люди живут не так, как выгоднее, а так, как проще.
– Откуда ж столько миллионеров? - удивился Моржов. - Неужто заработать… нет, организовать себе капитал - это проще?
– Кому-то - проще, чем жить в нищете. Мне вот проще работать, где работаю, чем воровать. Я своё детство вспоминаю… Тоже ведь шпана малолетняя была. Но тогда почти у всякой шпаны имелся наставник-урка. Пацанам было проще слушаться его, чем своим умом жить, вот и становились шпаной. А этих вот ведь не урки портят. Сами за себя решают жить так, как живут. Идиоты.
– Вы тоже ничего, - сознался Ничков. - Только вас всегда нет.
– Значит, вы довольны? - подводя итог, спросил Моржов.
– Мы ещё хотим! - опять завопили упыри. - Пускай нам лето продлят! На всю смену!…
– Тихо, - помахал руками Моржов. - А вы знаете, что вам нельзя было здесь ночевать? Вы были обязаны каждый день в пять вечера уезжать домой. А в субботу и воскресенье вообще не приезжать сюда.
– А чо нам дома делать? - едва не полопались упыри.
– А то, что американцы должны были приехать, - знаете?
– Они тупые, вот и не приехали!
– А то, что вас должно быть тридцать человек, а не шесть, - знаете? - допытывался Моржов.
– Дак все же в поход с Дрисанычем собирались, а не в лагерь! - за себя заорали упыри. - А поход запретили! Кто в лагерь-то поедет, если в поход хотели?
– Я никого не ругаю, - успокаивающе помахал открытыми ладонями Моржов. - Я просто выясняю, в курсе ли вы.
– Мы всегда в курсе! - угрюмо ответил Гершензон.
Моржов, закуривая, подумал, что не надо врать детям, будто педагоги остались в Троельге лишь потому, что хотели устроить школьникам хороший (и обещанный) отдых. Такая причина, конечно, тоже была, но не единственная и не главная.
– А теперь смотрите, что у нас получилось. - Моржов приступил к основному вопросу. - Американцы не приехали. Вас оказалось шестеро вместо тридцати. Но по домам мы вас не разогнали и лагерь закрывать не стали. Виноваты, конечно, мы, а не вы. Но теперь я прошу вас, паца, помочь нам. Я это делаю сам и за себя. Ни Дрисаныч, ни Костёрыч, ни наши женщины об этом вас просить не будут. Они бы и мне запретили, если бы узнали. Но если вы нам не поможете, всем нам теперь будет плохо. Точнее, всех выгонят с работы.
– Дак что, поможем! - взбодрились упыри.
– Но самое противное в том, что вам придётся врать.
– Дрисанычу врать мы не будем, - робко возразили упыри.
– Нет, конечно, не Дрисанычу. Врать надо будет проверке, которая приедет завтра.
– Врать нехорошо… - осторожно заметил Серёжа Васенин.
– Я знаю, - подтвердил Моржов. - И я не должен просить вас об этом. Но нет другого выхода. Мне наплевать на себя, я не пропаду и без этой работы. Но я считаю, что Дрисаныча и Костёрыча, а также всех наших женщин нельзя выгонять с работы за то, что с лагерем вышло так, как вышло. Вы согласны со мной?
Упыри молчали.
– А чо выгонять-то сразу? - пробурчал Ничков.
– Чтобы никого не выгнали, завтра для проверочной комиссии нам надо разыграть спектакль, будто бы вас тридцать человек и будто бы американцы - здесь.
– А как это? - удивились упыри.
– Ну, это не очень сложно. Когда комиссия приедет, вы будете в лагере изображать дежурных. Потом комиссия отправится смотреть на американцев. Американцы типа как будут играть в бейсбол на том берегу Талки. А вы переберётесь через реку и изобразите американцев. Дальше комиссия поедет смотреть других наших детей, которые на экскурсии. Вы быстро перебежите в нужное место. Там уже будут Дмитрий Александрович и Константин Егорович. С ними вы изобразите детей на экскурсии. Вот и всё.
– А чо, комиссия-то не увидит нас, что ли? - не поверил Гершензон. - Сосчитать же можно… И морды одни и те же.
– Комиссия будет смотреть на вас издалека. За километр. И ничего толком не увидит.
– Дак она подойдёт поближе! - плачуще закричал Ничков.
– Не подойдёт, - заверил Моржов. - Для этого вам сегодня нужно будет на одной дороге выкопать яму, а в другом месте немножко поломать мост.
– Я могу вообще мост взорвать! - тотчас воодушевился пиротехник Гонцов. - А в яму - мину! Там так рванёт!…
– Нет, настолько круто не надо, - осадил его Моржов. - Но всем надо сегодня поработать. Сначала - притащите в этот домик все спальные мешки и свои вещи и разбросайте их по кроватям. Ну, как будто тут живут двадцать или тридцать человек. Затем… Ничков, ты назначаешься ответственным за яму. Самым главным генералом. Серёжа, у тебя ведь есть карта местности?
– Мне Константин Егорович дал, - солидно ответил Серёжа.
– Замечательно. Я покажу тебе на карте, где надо выкопать яму, а Ничков организует работы.
– Я вообще всех тут организую! - охотно согласился Ничков.
– Только не бей никого, - предупредил Моржов.
– Не будут подчиняться - ур-рою!…
Моржов играл на том, что Ничкову и самому хочется быть лидером. А Серёжа, как носитель карты, получал дополнительный авторитет. Надо было бы и хитроумного Гершензона куда-то пристроить. Моржов подумал.
– Гершензон, - веско сказал он, - только тебе поручить могу… На мосту требуется переложить доски так, чтобы грузовик смог проехать, а легковушка - не смогла. Понимаешь меня?
– Чего тут не понять? - буркнул Гершензон.
– И ты лично проконтролируй, чтобы паца доски правильно переложили. Только тебе доверяю. Ничков - а на тебе дисциплина!
– Да я их самих под доски закатаю, если слушаться не будут!
– А мне работу? - подпрыгивал на месте неистовый Чечкин.
– Чечкину и Гонцову отдельная задача, - продолжал распределение ролей Моржов. - Вы должны сходить на дорогу и выбрать место для засады. Завтра с утра Гонцов идёт в засаду. Как только проедет машина с комиссией, Гонцов запускает ракету.
– Красную или зелёную? - деловито спросил Гонцов.
Моржов изобразил тяжёлые размышления.
– А синие есть?
– Синих с собой нету… Но я могу сбегать домой!
– Ладно, не надо. Запускай красную.
– А можно, пока машины нет, я буду запускать зелёные ракеты? - жалобно попросил Гонцов. - Зелёные - значит всё нормально. Тревога - красная ракета.
– Надо беречь боеприпасы, - хозяйственно распорядился Моржов. - Мало ли чего, сами понимаете.
– А мне-то работу? - страдальчески напомнил Чечкин. - А я?!.
– А ты возьми топор и расчисти для Гонцова тропу от этого корпуса до засады. Гонцову же придётся отходить быстро. Нужно, чтобы ему ничего не помешало.
– Я там вообще просеку вырублю! - уже агрессивно пообещал Чечкин. - Можно щас лететь?
– Сначала - яма и мост, - строго определил Моржов.
Всё это ему напоминало совещание командира партизанского отряда с группой пионеров-героев. Упыри уже вдохновились идеей спецоперации, а Серёжа Васенин сидел грустный. Наташа Ландышева морщилась.
– Борис Данилович, - печально сказал Серёжа, - а зачем всё это нужно? Ведь можно объяснить, договориться по-нормальному…
– Нельзя, Серёжа, - вздохнул Моржов. - Нельзя.
– Почему?!.
– Да никто слушать не будет! - отрезал Гершензон.
– И это тоже… Но не только. - Моржов снова закурил. - Если хотите, паца, я объясню вам. Надо?
– Ну, объясните, - неохотно согласился Ничков. - Только быстро. У нас же дела.
– Дело в том, - начал объяснять Моржов, глядя на Серёжу, - что сейчас все работники должны зарабатывать деньги для своего начальства. Кто не зарабатывает, тех увольняют.
– У меня маму с фермы уволили, - сказал Серёжа.
– А у меня маму и папу, - буркнул Гершензон.
– А у меня тоже маму!… - крикнул Ничков, но, видимо, кроме мамы, никого у него больше не было. - И… и у друга тоже маму! И мужика одного из подъезда!…
– А как Дмитрий Александрович должен зарабатывать деньги? - спросил Серёжа. - Он ведь не продавец.
– Очень просто, - пояснил Моржов. - Например, он говорит, что ведёт вас в поход, и ему государство даёт деньги на поход. А он в поход вас не ведёт, а деньги отдаёт своему начальству.
– Нам на поход никаких денег никогда не дают! - возмутился Ничков. - Я знаю! Всегда за свои ходим! Только жратву дают!
– Я ведь вам, паца, упрощённо рассказываю, - пояснил Моржов. - В жизни всё сложнее. Вам объяснять сложнее?
– Объясняйте.
– Сколько человек, Серёжа, у вас ходит в кружок к Константину Егоровичу?
– Шесть. Ну, иногда меньше. А иногда даже стульев не хватает.
– А сколько в кружке стульев?
– Восемь. И у Константина Егоровича один.
– А по правилам вас должно быть пятнадцать человек. Директриса всем говорит, что у неё пятнадцать человек, и получает зарплату за пятнадцать человек. А если Константин Егорович скажет, что вас всего шесть человек и она получает зарплату нечестно, то она его выгонит с работы, потому что по правилам у него должно быть пятнадцать человек. Но пятнадцать у него не будет никогда, потому что ему дали всего восемь стульев.
– А… з-зачем всё так? - обомлел Серёжа.
– Потому что так можно заработать денег. Если бы у Константина Егоровича было пятнадцать человек, то директрисе надо было бы искать ещё шесть стульев. Тратить деньги на эти стулья. А когда вас всего восемь, эти деньги можно положить себе в карман. И Константин Егорович ничего не сможет возразить, потому что его выгонят за то, что детей у него всего шестеро. И так у всех, не только у Константина Егоровича. У Дмитрия Александровича - по-другому, но то же самое.
– Надо выгнать эту директрису, да и всё, - заявил Гершензон.
– Выгнать её может только её начальник. Но она зарабатывает деньги своему начальнику, и он не будет её выгонять. Перед своим начальником директриса такая же, как Константин Егорович перед ней. И такое со всеми до самого верха.
Моржов говорил так, будто порядок вещей был чьим-то умыслом, хотя на самом деле всем заправлял безличный формат. Но упыри про формат не поняли бы. Упыри сидели потрясённые.
– Но ведь это всё очень плохо, - сказал Серёжа.
– Плохо, но не всем. Вам, Константину Егоровичу, Дмитрию Александровичу плохо… А директрисе уже хорошо. Она ведь не водит вас в походы. Не сидит весь месяц в этом лагере. Если её начнут ругать, она скажет, что виновата не она, а Константин Егорович с Дмитрием Александровичем, и ей ничего не будет.
– А у ментов так же, - вдруг сказал Гершензон. - Бандиты людей грабят, а менты грабят бандитов. Поэтому бандиты их и боятся. А простых людей менты не защищают, чтобы бандиты могли их ещё грабить. У моего брата одни козлы отняли сотовый, менты их нашли и за деньги отпустили, а сотовый себе оставили.
– И так, паца, везде, - сказал Моржов. - Наверное, мне не нужно вам об этом говорить, но вы же не дураки, сами всё видите. Вы знаете, почему в лагере вас так мало. Дрисаныч ли в этом виноват?
– Не Дрисаныч, - согласились упыри.
– Значит, давайте защитим Дрисаныча, как сможем. И не только его, а всех, кто здесь. Если для этого надо кому-то соврать, я совру. Дрисаныч мне дороже, чем директриса, потому что он и вправду с вами ходит в походы, но получает денег меньше, чем она. И пусть я сделаю неправильно. Дрисаныч вам уже говорил: настоящий - это тот, кто может поступить неправильно, если другим от этого по-настоящему станет лучше. Помните?
– Помним, - закивали упыри.
– Всё в жизни, паца, устроено очень неуклюже, - искренне сказал Моржов. - И потому почти никогда не получается поступать красиво. Всегда рожа крива.
Гершензон подумал и осуждающе изрёк:
– Береги честь смолоду, коли рожа крива!
Розка перевернулась на живот, накинула на голову край спальника и сладко сообщила:
– Моржик! Я не хочу уезжать из Троельги! Моржов лёжа натаскивал штаны и щёлкал ремнём.
– Я даже согласна терпеть здесь Чунжину и Опёнкину, если ты не будешь подходить к ним ближе трёх метров! - добавила Розка.
– Я и так уже на велосипеде их объезжаю, - ответил Моржов и пошлёпал Розку по голому заду. - Вставай, красавица.
– Раком? - сладко спросила Розка.
– Ну, если тебе будет удобно возвращаться в Троельгу раком, то можно и так.
Моржов поднялся на ноги и принялся обуваться, одновременно засовывая пистолет под ремень на поясницу. Был вечер пятницы, еженедельный национальный праздник России. Мало ли, какие пьяные ублюдки могли выбраться на природу и наткнуться на их сладкую парочку… ПМ в пятницу вечером никому не помешает.
– Моржик, а где мы будем встречаться в городе? - натягивая плавки, спросила Розка.
– Розка, смотри!…- Моржов быстро схватил с земли бинокль и уставился на Талку, блестевшую за соснами. Полянка, облюбованная Моржовым, находилась чуть в стороне от реки. - Какие-то туристы плывут! Подростки!
– Ну и что? - удивилась Розка, засовывая груди в уже застёгнутый лифчик. - Когда ты уезжал неделю назад, мимо нас тоже туристы проплывали.
– Это же, блин, шанс! - оживился Моржов. - И упырей не надо будет гонять!… С этими подростками завтра мы комиссии такую жопу на глаза натянем, что комиссия манду от Катманду не отличит… Розка, одевайся живее! Надо тормознуть туристов!
Моржов спустился на берег и прямо в кроссовках зашёл на мелководье. По узкой Талке из-за поворота плыли три цветных катамаранчика, каждый с грудой подростков. Передний катамаран был уже совсем рядом с Моржовым.
– Эй, ребята, причальте, пожалуйста! - крикнул Моржов.
– На хуй пошёл, ебосос очкастый! Иди отсюда, чмо! Пидор гнойный! Ебись конём, сука! - весело, зло, бесстрашно и нагло заорали Моржову с катамарана.
Моржов обомлел. Он разнежился с Розкой, а теперь ему как грязной, мокрой тряпкой смазали по роже.
Странно: раньше он бы просто ухмыльнулся, отвернулся и ушёл. Но сейчас у него внутри словно всё перекувыркнулось. Он вдруг почувствовал, что край: он больше не может торчать в этом говнище. Или глухой забор по периметру, чтобы никого вокруг не видеть, или, блядь, всех положить.
Моржов вытащил ПМ и, почти не целясь, шарахнул в борт катамарана. Простреленная гондола вмиг обмякла, лепёхой расползаясь по воде от груза. Эхо выстрела хлестнуло по прибрежным кустам, смахнуло с неба стрижей. Розка завизжала. Катамаран замолк. Подростки замерли, боясь пошевелиться.
– Живо причалили, недоёбки! - рявкнул Моржов. - Ну!
Подростки, невнятно ругаясь, схватили вёсла и загребли к берегу, не сводя с Моржова глаз.
– Боря, не надо! - закричала Розка. - Пусть плывут!…
Расшвыривая ногами воду, Моржов ринулся к катамарану и схватил его за какую-то верёвку.
– Кто у вас тут самый борзый? - рычал Моржов, стволом пистолета обводя притихших подростков. - Кто начальник?
– У нас там начальник… Сзади… - пробурчал один из подростков. - Чё ты, мужик, залупился-то…
Два других катамарана спешно гребли к остановленному. С них доносились какие-то угрожающие вопли.
Моржов опять бабахнул из пистолета над головами подростков и крикнул двум подплывающим катамаранам:
– Командира мне надо!
– Боря!… - умоляла с берега Розка.
С самого дальнего катамарана в воду спрыгнул дядька в тельняшке, в трусах и с армейским ремнём. Он мощно пошагал по воде к Моржову. На его ремне болтался увесистый нож в толстом чехле.
– В чём дело? - угрюмо спросил он издалека.
– Отойдём на берег, - предложил ему Моржов.
– Тут говори, - потребовал дядька, приближаясь.
– Пошли отойдём, - повторил Моржов. - Не бойся, я один.
Он повернулся и направился к берегу. Все три катамарана за его спиной сразу загомонили, обсуждая получившийся косяк.
– Сидите, блин, прижмитесь, дегенераты! - бросил дядька подросткам, бултыхая вслед за Моржовым.
– Ну чего тебе от них надо?… - жалобно налетела на Моржова Розка, но Моржов осторожно отодвинул её в сторону.
– И чего ты хотел? - с вызовом спросил Моржова дядька, подошедший сзади.
Моржов повернулся и почувствовал, что утыкается носом в стену. Он уже не хотел ничего. Раньше какие-то там матюки в свой адрес ни за что не остановили бы его, если он затевал важное дело. А сейчас ему было просто противно припахивать этих уродов с катамарана. Чтобы Розка, Милена, Сонечка видели их, слышали их базары?… Да ну на фиг. Лучше уж обойтись силами упырей…
– Дядька, извини… - Моржов озадаченно почесал в затылке рукоятью пистолета (чтобы дядька не забывал про ПМ). - Эти гондоны твои… Ничего уже не хочу. Плывите.
Дядька потоптался, явно расслабляясь. Он убедился, что Моржов один (женщина - не человек) и не агрессивен.
– У тебя с головой всё нормально, парень? - участливо спросил он. - А то со шпалером-то при такой голове надо аккуратнее…
– Извини, - повторил Моржов. - Всё, проехали. Иди давай.
Дядька ничего не ответил и пошёл к воде. Он осмотрел простреленный, сдувшийся катамаран, чего-то злобно объявил подросткам и уплюхал к своему судёнышку. Катамараны дружно оттолкнулись от мели, выбираясь на стрежень.
Моржов устало присел на. пригорок, а Розка уселась рядом. Последний катамаран проплыл мимо, как колесница триумфатора.
– Что с тобой, Моржик? - ласково спросила Розка. - Ты какой-то нервный…
– Да не знаю, Розка… - тяжело ответил Моржов. - Не нервный я… а какой-то ответственный стал. Хотел как лучше… Обломался.
Возрастание моржовского чувства ответственности Розка, конечно, отнесла сугубо на свой счёт и благодарно прижалась грудью к моржовскому локтю.
– Да не бойся ты про завтра, - прошептала Розка и положила ладонь на пряжку моржовского ремня. - Хочешь, сейчас пластинку по второму разу прокрутим?
Хотеть-то Моржов хотел всегда, да не всегда мог. Он прикинул в уме продолжительность действия виагры и решил, что вполне укладывается в смету.
…Через час Розка и Моржов вышли из лесочка и по тропке пошли к Троельге через большую луговину вдоль берега Талки. Розка плелась вся разморённая и в общем уже мало чего соображала. На луговине вдали Моржов заметил полотняные пузыри туристических палаток и поднял бинокль.
– Я не я буду, если это не наши знакомые… - пробормотал он.
Действительно, в траве лежали три цветных катамарана и в ряд топырились купола десятка палаток. Вокруг сновали давешние подростки, причём многие - с сигаретами в зубах. Возле кучи дров дядька-руководитель разводил костёр.
Моржов и Розка шли мимо палаток. Подростки, узнавая Моржова, затихали. Моржов с изумлением смотрел на снаряжение этой группы - новенькое, импортное, яркое, удобное. Катамараны бананами, рюкзаки с понтами, палатки двойные и при тамбурах…
– Не разминуться нам сегодня, - сказал Моржов руководителю, который поднялся с корточек и недовольно глядел на него, сунув кулаки в карманы камуфляжных штанов. - Вы чего здесь встали?
– Ты же сам мне катамаран прострелил, - ответил дядька, не опуская настороженного взгляда. - Мне как дальше на дырявом плыть? Клеиться надо. Чем ты недоволен?
– Вон там, за подвесным мостом, - мой лагерь, - пояснил Моржов. - У меня там пионеры и женщины. Увижу рядом твоих ублюдков - застрелю.
– Стреляй, - согласился дядька. - А ты что, вожатый, что ли?
– Вроде этого, - кивнул Моржов. - А у тебя что за упиздни?
– От ментовки, - туманно ответил дядька.
– Ментовские дети?
– Не дети. Трудные подростки. Которые на учёте в детской комнате состоят. Их на лето из города вышибают, чтоб не воровали, не хулиганили. Ментура денег даёт на походы.
– А ты кто?
– Да кто?… - почему-то вдруг рассердился дядька. - Да никто! Взялся в отпуске подработать. Продержать их на реке три недели. А так при элеваторе в Ковязине инженер-электрик.
– Бли-ин!…- сказал Моржов.- А я и не понял! Думал, пахан какой… Предлагаю как педагогу с педагогом на «вы» перейти. Борис. - Он протянул дядьке руку.
– Аркадий Петрович, - усмехаясь, сказал дядька, пожимая руку.
– А это Роза, - представил Моржов. - Тоже вожатая.
– Очень приятно. - Аркадий Петрович слегка поклонился. - Я уж думал, что вы какие-то новые русские…
Думал, мои дегенераты нарвались на отморозка. Обидно, думаю, будет, если меня за дегенератов отморозок застрелит.
Моржов, а потом и сам Аркадий Петрович засмеялись.
– Пойдёмте к нам, чаю попьём, - предложил Моржов.
Аркадий Петрович оглянулся - нету ли поблизости подростков.
– Я этих козлов без присмотра не могу оставить,- сказал он.- Напортачат, сбегут в деревню… А там понятно - своруют чего-нибудь, подерутся или водяры добудут. Вечером сюда из деревни явятся такие же козлы порядок наводить… Плохо, что пришлось встать рядом с деревней. Я обычно километров на пять отплываю.
– Извините, и у самого сорвалось, - покаялся Моржов. - Я не понял сразу, что идиоты плывут. А то бы не сунулся.
– Ладно, прошу прощения, надо лагерь до ума довести. - Аркадий Петрович ещё раз протянул Моржову руку. - Приходите вечерком, Борис. Сам-то я от этих ни на шаг…
Моржов и Розка пошли дальше.
– Да-а, - вздохнул Моржов. - Хорошо живут трудные подростки… В походы их бесплатно отправляют, денег дают на жратву, на снарягу новую… Вот смотри, Розка, это тебе пример действия в логике Антикриза!
Розка не слушала Моржова, а встала на цыпочки, на ходу прильнула к Моржову и жарко, сладко шепнула ему в ухо:
– Я тебя так люблю, Моржище…
В Троельге Моржова сразу окружили упыри.
– Видали, Брилыч, кто приплыл? - гневно орали они.- Шпана всякая! Мы там многих знаем! У них там у одного вообще убийство! А видали, какие у них лодки надувные?…
– Всё видал, - подтвердил Моржов, словно заново разглядывая своих упырей - Гонцова, Ничкова, Чечкина, Гершензона…
Уличные паца, уличные паца… Это были распущенные, невоспитанные, грубые, даже глуповатые, но очень хорошие дети. Они были достойны того, чтобы им устроили этот месяц в Троельге. Но понять это можно было только в сравнении.
– Я у них спальные мешки посмотрел, - мрачно сообщил Гершензон, - так наши мешки ихним в подмышки не годятся!
– А почему нас в поход не пустили за свои же деньги, а эти идут за бесплатно? - негодовал Ничков. - Нам и в этом-то лагере ночевать нельзя, да ещё по двести рублей с каждого содрали, а им всё можно?
– Очень просто, - объяснил Моржов. - Школу бросайте, воруйте, курите и пейте, хорошо бы ещё вам пару лет в тюряге отсидеть, но это по возможности, конечно, - и тогда вас тоже бесплатно отправят в путешествие на новеньких катамаранах. Вон, к примеру, Розу Дамировну все вместе замочите и будущим летом пойдёте в поход. И прививки от энцефалита ставить не надо.
– А почему?… - потрясённо спросил Ничков. Объяснять упырям про Пиксельное Мышление было рано.
Моржов только пожал плечами.
– Эх, ребята, - сказал он. - Мне ведь надо дальше к комиссии готовиться…
В Троельгу вернулись Милена и Сонечка, которые ездили в Ковязин за разными стенгазетами, гербариями, коллекциями бабочек и девчачьими дневниками из других лагерей. Всё это Моржов и девки развесили в корпусах но стенам. Моржов подумал, надо ли убирать «План эякуляции», но никто в упор не видел нового заголовка, и Моржов этот план оставил. Щёкин и Костёрыч, тяжело вздыхая, заполняли учётные журналы и планы методических мероприятий.
Вечером после ужина Моржов всё-таки решил навестить Аркадия Петровича.
Аркадий Петрович почему-то сидел у костра один, а с десяток трудных просто валялись в траве за лагерем и болтали.
– Добрый вечер, - сказал Моржов. - Можно к огоньку?
Он уселся, закурил, покрутил головой и спросил:
– А чего ваши трудные не с вами?
– Наказаны, - буркнул Аркадий Петрович. - Боже, как они мне надоели, уроды…
– Что, тяжело с ними?
– Нет, не тяжело… - Аркадий Петрович отрицательно покачал головой. - Скучно. Мучительно скучно. Представьте, Борис, что три недели подряд вы должны… скажем, каждые пять минут с выражением читать одно и то же стихотворение. Вы его возненавидите. У этих уродов жизнь вроде бы вольная, интересная, а на самом деле - одно и то же. До бесконечности.
– Украл, выпил, в тюрьму, романтика? - процитировал Моржов.
– Нет. Просто: украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил. Украл - выпил.
Моржову на миг показалось, что это говорит кукушка из часов.
– Жалеете, что связались? - подсказал Моржов.
– Жалею времени потерянного… Зато - опыт. Я вот раньше даже как-то сочувствовал этой шпане… Трудное детство, в стране неразбериха, нищета, алкоголизм, наркомания, никому они не нужны… Брехня!
– Что, нет нищеты, алкоголизма, наркомании? - искренне удивился Моржов. Ему было интересно поговорить об этом с человеком знающим, но не хотелось оппонировать. А без оппонирования Аркадий Петрович говорить бы, наверное, не стал.
– Почему же, всё есть… Но это не причина, а следствие. А причина - личный выбор. Я смотрю на этих дегенератов и вижу, что они сами выбирают такую жизнь. Как им сочувствовать после этого? Они же счастливы. Счастливее нас.
– Нас ебут, а мы крепчаем, как говорят в армии.
– Крепчают. У всех есть свои дома. У двоих из троих у них есть родители. Половина из этих пацанов - из нормальных, вовсе не нищих семей. Но пацанам просто нравится так жить. Им не помогать надо, а мешать. А я - помогаю. Потому и противно.
– А почему им нравится так жить?
– А вот это загадка… Угостите сигареткой, Боря. Все мои сигареты эти гады или расстреляли, или украли… Я думал, что им так выгоднее. Но эта мысль неправильная. Например, многим из них родители могли бы давать на карманные расходы больше денег, чем они украдут. Тем более у нас в Ковязине. Но ведь родители дадут - и потом спросят: на что потратили? А ни на что хорошее они не потратят. Поэтому воруют, грабят. Им так проще. Я понял, что люди живут не так, как выгоднее, а так, как проще.
– Откуда ж столько миллионеров? - удивился Моржов. - Неужто заработать… нет, организовать себе капитал - это проще?
– Кому-то - проще, чем жить в нищете. Мне вот проще работать, где работаю, чем воровать. Я своё детство вспоминаю… Тоже ведь шпана малолетняя была. Но тогда почти у всякой шпаны имелся наставник-урка. Пацанам было проще слушаться его, чем своим умом жить, вот и становились шпаной. А этих вот ведь не урки портят. Сами за себя решают жить так, как живут. Идиоты.