Иванов Алексей. Блудо и Мудо

   – Их жалеть - всё равно что жалеть индюка за то, что ходит, а не летает, так?
   – Ну, почти так. Индюк-то и не сможет летать. А эти могут не воровать. В институт поступить не могут, да, но не воровать - могут. Мало ли у нас дураков с трёхклассным образованием живёт просто хорошо, по-человечески? Не богато, а нормально? Да, мухлюют там как-то, бывает. С работы чего уволокут. Грешны - и краденое купят по дешёвке. Но работают худо-бедно. Бомжей насмерть не запинывают ради интереса. Девчонок из своего подъезда не насилуют. Не проламывают головы старухам, чтобы пенсию забрать. Не режут таксистов, чтобы покататься…
   – В топку их? - предположил Моржов. - Или перевоспитывать?
   – В топку, - горько сказал Аркадий Петрович. - Хоть после этих слов про меня невесть чего и подумают… Перевоспитать их невозможно. Нечего перевоспитывать, если каждый живёт, как проще. Надо, чтобы воровать было сложнее, чем зарабатывать. Тогда проще будет жить по-человечески.
   – Какие-то утопические вещи вы говорите.
   – Если никто не пробовал, то не значит, что это невозможно.
   – Почему не пробовали? Пробовали. Не получилось.
   – Не пробовали, - повторил Аркадий Петрович. - Охрана или наказание, вот что пробовали, а других способов не пробовали. Потому что не пробовать - тоже проще.
   – А какие ещё есть способы? - хмыкнул Моржов. - Ничего не иметь? Это пробовали. Тогда тебя самого воруют.
   – Значит, в топку, - признал Аркадий Петрович. - Есть же предел. Вот ведь вы с пистолетом ходите…
   Моржов подумал, что имеются и ещё варианты, кроме охраны, наказания и неимения. Например, изоляция - чтобы никогда ни с кем не общаться. Или лоботомия - чтобы и мысли украсть в голову не пришло.
   Или же просто терпеть. Как, собственно, и происходит. Система выбирает то, что проще, если этот выбор не разрушает систему. А он не разрушает, если он - составная часть системы. М-да. Не шибко-то весело.
   – А из-за чего эти сволочи у вас от костра отлучены? - спросил Моржов, меняя тему.
   – Из-за вас, Борис, - сказал Аркадий Петрович и, подумав, добавил: - Отчасти, конечно… Я там троих отправил дыру от вашей пули заклеивать… Дурак. Дыру-то они заклеили, а потом клея нанюхались. Кривлялись тут, хохотали, облевали палатки и спальники… В общем, понятно. Кстати, Борис, хотел у вас спросить… А зачем вы вообще их остановили?
   – А-а!… - вспомнил Моржов. - Точно! У меня же к вам дело было! В свете вышеизложенных фактов я уж не знаю, уместно ли…
   И Моржов вкратце пересказал Аркадию Петровичу ситуацию с комиссией и со своей аферой.
   – Вот и хотел вам предложить изобразить американцев, - закончил Моржов. - За речкой на поляне побегать с мячиком, пока комиссия будет смотреть на вас. Только материться громко нельзя. А я скажу, что вы - американцы.
   Аркадий Петрович похмыкал и снова стрельнул сигарету.
   – А почему бы и нет? - задумчиво произнёс он. - Я помогу вам, Борис. Можете на меня надеяться.
   – Это не бесплатно, - пояснил Моржов. - Я заплачу. Могу по пятьсот на подростка и тысячу вам.
   Аркадий Петрович замотал головой.
   – Деньги мне, конечно, нужны, - сказал он. - За деньги я на эту муку и пошёл… Но всё равно. Этим, - Аркадий Петрович кивнул на трудных, - никаких денег платить не надо. А я не возьму. Если возьму, то буду чувствовать себя продажной девкой. Есть вещи, которые я делаю или не делаю, но ими не торгую.
   Моржов ещё посидел с Аркадием Петровичем, разговаривая о жизни, подробнее обсудил схему завтрашнего представления и попрощался, оставив пачку сигарет.
   Он шёл в Троельгу по тёмной дороге и думал о разговоре с Аркадием Петровичем, о самом Аркадии Петровиче. Есть ведь ещё такие мужики… Будь тогда на берегу на его месте настоящий отморозок, Аркадий Петрович рухнул бы в Талку с пулей во лбу. А сейчас - жив-здоров, вытирает жопы долбоёбам…
   Бледные, как привидения, низкорослые тени заступили Моржову дорогу. Теней было, разумеется, три.
   – Эй, мужик, погоди, не ссы… - хрипло сказала одна из теней.
   Это был подросток лет уже четырнадцати - весь белый, дрожащий и мокрый. Моржов поначалу подумал, что он искупался, а потом догадался, что пацана просто ломает после клея.
   – Ну? - спросил Моржов, останавливаясь. Ему было ничуть не страшно - только интересно, как при встрече с инопланетянами или, например, настоящими упырями.
   – Ты чо там Аркаше пиздел про деньги? - Пацан ладонью вытирал с лица пот. - Слышь, давай так… Мы не трясём тебя, не думай… Ты нам щас заплати по пятьсот на каждого, а завтра мы тебе хоть в футбол, хоть во что сыграем…
   – А если не заплачу? - поинтересовался Моржов.
   – Не заплатишь, так мы, блядь, снимемся с утра да упиздячим. Нам хера ли тебе помогать?
   – Лёху откумарило ваще не по-детски, - пояснил другой упырь. - Мы в деревню за пивом сгоняем - отольёмся перед завтрашним днём. А то, блядь, не встанем… Лёху пидарасит, как суку, сам видишь, и нас тоже… Помоги, не будь мудаком…
   Моржов покашлял в кулак и с выражением сказал:
   – Отъебись от меня стоебучим поебом, злоебучая мандахуёвина, охуевшая от своей заебитости!
   Потом Моржов тихонько толкнул откумаренного Лёху в грудь костяшками пальцев и пошагал своей дорогой, слыша, как Лёха с матом рушится в куст.
   Прямо с раннего утра Розка накормила трудных завтраком, и Аркадий Петрович увёл их за Талку. Кажется, трудные завалились в траву досыпать - во всяком случае, ничего похожего на бейсбол Моржов в бинокль не увидел. Но предпочёл не дёргаться. Петрович обещал не подкачать, а сигнал к началу бейсбола - ракета Гонцова.
   Гонцов был отправлен на дорогу ровно в девять.
   Все, кто оставался в Троельге, сидели вокруг стола под навесом и смотрели на ельник - словно в привокзальном буфете в ожидании поезда. В десять сорок пять ракета Гонцова взмыла над ёлками, описала дугу и упала в хвойные волны.
   – Взлетает красная ракета… - промурлыкал Моржов. - Подъём, господа. Комиссия прибудет через три минуты на первый путь. Прошу всех занять свои места у бойниц и амбразур. Дети и женщины идут в атаку впереди всех.
   – Ну, ни пуха… - нахлобучивая панаму, пожелал всем Щёкин.
   Щёкин и Костёрыч пошагали вдоль Талки вниз по течению. Розка, Сонечка и Наташа Ландышева пошли в кухню. Упыри направились к козлам, на которых уже лежала приговорённая к распилу шпала. Милена печально посмотрела на Моржова.
   – Момент истины, Боря? - тихо спросила она.
   – Апофеоз лицемерия, - возразил Моржов, бросил на землю окурок и шаркнул по нему подошвой.
   Приплюснутая тёмная «тойота» Манжетова вкрадчиво вкатилась на волейбольную площадку, словно летающая тарелка. Дверки открылись, и комиссия полезла на свет. Прогноз Моржова сбылся на все сто. Проверять обвиняемых Манжетова, Шкиляеву и Каравайского приехали сами обвиняемые, а также две дамы из областного департамента образования. Одна дама была молодая и подвижная, в больших очках и бейсболке (как раз в тему), а другая - уже в возрасте и грузная, с цветастым платком на плечах.
   – Какая прелесть!…- вертя головой, сразу восхитилась молодая. - Деревья, река, воздух!…
   – …наш лагерь «Троельга»! - продолжала тарахтеть Шкиляева, не замечая приближающегося Моржова. - Это жилые корпуса, столовая с верандой, умывалка, спортивная площадка, туалет… Борис Данилович, а где дети?
   – Здравствуйте, - сказал Моржов.
   Манжетов хмуро кивнул и перевёл взгляд на Милену. Пожилая дама поджала губы. Каравайский Моржова не слышал, страстно вперившись в домик, где стояли теннисные столы.
   – Здравствуйте! - жизнерадостно отозвалась молодая дама.
   Моржов подождал, не представит ли Шкиляева его - комиссии, а комиссию - ему. Но Шкиляева обошлась без церемоний.
   – Дети-то где? - напомнила она.
   – Гуляют, - хладнокровно ответил Моржов.
   – Как?! - поразилась Шкиляева, словно вокруг Троельги расстилались минные поля. - Почему не в лагере?!
   – Они здесь уже двадцать восьмой день, - максимально внятно сказал Моржов. - Им здесь уже немного наскучило. Мы развлекаем их прогулками по окрестностям. Под нашим надзором.
   – Дети не будут вам сидеть месяц на одном месте,- изнурённо, словно талдычила об этом уже сотню раз, сказала Моржову пожилая дама, зябко кутаясь в платок, и пояснила вдогонку: - Это же дети, а не взрослые! Надо понимать, честное слово!
   Моржов не сообразил, чего ответить. Он ведь сказал то же самое, но почему-то вдруг почувствовал себя виноватым.
   – Какой вы загорелый! - восхищённо заметила ему молодая.
   Моржов в признательности слегка поклонился.
   – Давайте осмотрим лагерь! - бодро предложила Шкиляева.
   – Начнём с того корпуса! - Каравайский тотчас указал на домик, где стояли его любимые теннисные столы.
   Пожилая дама устало вздохнула и слегка повернулась к домику, в который рвался Каравайский, но увидела упырей, пиливших шпалу. Даму словно парализовало. Моржов тревожно посмотрел на упырей в бинокль, но ничего особенного не заметил.
   – Это кто?… - потрясённо спросила гранд-дама.
   – Дежурные, - ответил Моржов и на всякий случай ещё раз посмотрел на упырей в бинокль. - Пилят дрова: готовить обед.
   – Дети?… Пилят дрова?… - едва слышно переспросила дама-гранд. - У нас что, рабовладельческий строй?
   – Нет, у нас печное отопление, - ответил Моржов.
   – Я же привозил два баллона газа! - взвился Каравайский.
   – Они закончились, - скромно сказал Моржов.
   – Надо было сообщить администрации! - зыркнула на Моржова Шкиляева. - Жалобы в область вы писать можете, а своему начальству сказать не можете!
   – Мы бы свозили баллоны на зарядку! - негодовал Каравайский за неиспользованный шанс. - Заодно и столы бы увезли!…
   – Я в детстве так любила пилить дрова!… - мечтательно поделилась со всеми дама-джуниор.
   Моржов оглядел её внимательнее. А дама-то была ничего себе. И не дама, а девка, ровесница Моржова, не старше. И без кольца на пальце. И без лифчика под блузкой.
   – А я никому ни на что не жаловался, - сказал Моржов.
   – Я ничего не понимаю… - тихо и сокрушённо призналась дама-гранд, перекрещивая концы платка на груди.
   – А кто жаловался? - тотчас вцепилась в Моржова Шкиляева.
   – Письмо было подписано Чунжиной, Идрисовой, Опёнкиной! - весело сообщила джуниорка.
   – Это не важно, - тяжело произнёс Манжетов в сторону, продолжая глядеть на Милену.
   – Я-а-асненько, - с угрозой заключила Шкиляиха, проигнорировав слова Манжетова.
   – Это не важно! - раздражённо повторил ей Манжетов.
   – А это что? - вдруг опять поразилась гранд-дама. Она указывала на шеренгу умывальников. Моржов еле сдержал порыв осмотреть умывальники в бинокль.
   – Это умывальники, - неуверенно сказал он.
   – Я вижу, что умывальники! - ответила гранд-дама.
   Моржов не знал, что ещё сказать. Вся комиссия замолчала, отыскивая в облике умывальников что-нибудь удивительное.
   – А… в чём дело? - осторожно спросил Моржов.
   – Почему без крыши?
   – А… нужно крышу? - уточнил Моржов.
   – А если дождь?
   Моржов ничего не мог придумать в ответ. Если дождь - значит дождь. Дети промокнут. Впрочем, они ведь и так бы шли умываться… И вообще: не желают - так пусть и не умываются. Ни в дождь, ни в вёдро. Грязнее от этого не станут.
   – Крыши нет! - сурово и самокритично констатировал Каравайский как самый смелый из членов комиссии.
   – Александр Львович! - обратилась гранд-дама к Манжетову. - Областной департамент выделял немалые средства на подготовку летних лагерей к сезону! Почему этот лагерь не готов?
   – Он у нас недействующий! - ляпнула Шкиляева.
   Гранд-дама набросила платок себе на голову и завязала его концы так решительно, словно перерезала себе горло.
   – А чего у вас в недействующем лагере уже двадцать восемь дней делают эти несчастные дети? - спросила она и указала рукой на упырей, сидящих вокруг козлов со шпалой.
   – Галина Н-николаевна! - не выдержав, процедил Манжетов, прожигая взглядом дыру в Шкиляихе.
   Шкиляиха и вправду задымилась.
   – Ну… то есть… - залопотала она.
   – Осенью мы планируем передать этот лагерь управлению железной дороги в обмен на спонсорскую помощь Антикризисному центру, - опустив глаза в землю, признался Манжетов. - Поэтому никаких капиталовложений в этот лагерь не осуществлялось.
   – А почему областной департамент не в курсе ваших планов?
   – В курсе! - жизнерадостно возразила джуниорка.
   – Я не вас спрашиваю, Людмила Сергеевна, - оборвала джуниорку гранд-дама. - Мне кажется, этот вопрос вне ведения вашего отдела.
   – Пока ещё этот вопрос на согласовании, - совсем мрачно произнёс Манжетов. - Но это мы обсудим позже, Анна Фёдоровна.
   Моржов ухмыльнулся. Вот сквозь какую дырку все увидели трусы Манжетова! Железнодорожникам нужна Троельга, а Манжетову нужны деньги. Антикриз окажется удобным соединением для взаимоудовлетворения этих пока что несообщающихся сосудов. Манжетов оказался не так уж и хитёр, если весь камуфляж его схемы обогащения размыл первый же дождичек над Троельгой.
   – В стране проблемы образования объявлены приоритетными, да и проблемы здравоохранения тоже! - объявила гранд-Фёдоровна. - А мы у себя отдаём свои учебно-оздоровительные учреждения другим собственникам?
   Манжетов взглядом словно хлестнул по Люсе-джуниорке.
   – Анна Фёдоровна, давайте об этом потом! - ласково сказала Люся, подхватывая гранд-Фёдоровну под локоток.
   Моржов со значением посмотрел на Милену, всё так же сидевшую на скамеечке у стола под навесом. Милена, конечно, всё видела и про всё догадалась - и про откат железнодорожников за лагерь, и про Манжетова с Люсей-джуниоркой. Ну, что же, правильно. Для Антикриза Манжетову, разумеется, нужны паровозики и в областном департаменте тоже. Милена опустила глаза, нервно поправляя волосы на виске.
   – Я ничего не понимаю! - упорствовала гранд-Фёдоровна. - Где безопасность? А если детей затянет и покалечит?
   Все молчали, и Моржов молчал.
   – Борис Данилович! Вас спрашивают! - рявкнула Шкиляева.
   – А?… - оторопел Моржов. - В чём дело?…
   Прокурорским жестом Шкиляева указала на скворечник с электромотором для насоса, который качал воду из скважины.
   – А при чём здесь я? - разозлился Моржов. - Я не электрик! Я этот мотор здесь не устанавливал! Я вообще не начальник лагеря! Михаил Петрович начальник!
   – Михаил Петрович! - гранд-Фёдоровна гневно и грозно развернулась на Каравайского, как орудийная башня линкора.
   – Да чего у нас готово-то?! - закричал Каравайский, на всякий случай отбежав на пару шагов назад. - Ничего не готово! Я два года столы отсюда вывезти не могу! Всё нету денег на машину!
   Комиссия, кстати, ещё и на три метра не отошла от «тойоты» Манжетова. Упыри уже галдели о чём-то своём, поняв, что никто ими не заинтересовался. За Талкой стучал мяч и невнятно вопили трудные. Розка и Сонечка вынесли из кухни две здоровенные кастрюли с обедом на шестьдесят человек, водрузили их на стол на всеобщее обозрение и присели рядом с Миленой. Наташа Ландышева независимо пошла в корпус.
   – По-моему, мне уже всё ясно! - завершила период гранд-Фёдоровна. - Я совершенно согласна с вами, Михаил Петрович. Лагерь абсолютно не готов к приёму детей. И я совершенно согласна с теми женщинами, которые написали жалобу. - Гранд-Фёдоровна посмотрела на сидящих в ряд Милену, Розку и Сонечку и дружелюбно спросила: - А где они, кстати?
   «Кто здесь?…» - по-щёкински подумал Моржов.
   – Вот они, - обречённо сказала Шкиляева и ткнула пальцем.
   Гранд-Фёдоровна уставилась на Милену, Розку и Сонечку так, словно они сей момент материализовались на этой скамейке из пустоты. А Моржов услышал, как за его спиной Манжетов тихо заговорил с Люсей-джуниоркой:
   – Она что, белены объелась?
   – Сашенька, она всегда такая.
   – На кой чёрт её послали?
   – Да не волнуйся ты… У нас давно её всерьёз не воспринимают.
   У Моржова даже затылок зачесался - так захотелось оглянуться и увидеть лица Манжетова и Люси-джуниорки. Значит, Люся, как и Алиска, тоже в манжетовском ОПГ… Щупальца Манжетова простирались весьма далеко. Даже в управление железной дороги.
   Милена не выдержала накала сочувствия во взгляде гранд-Фёдоровны и отвернулась. Сонечка глупо открыла рот. Розка отважно набрала в грудь воздуха и, раскрасневшись, выдала моржовскую заготовку:
   – Мы отказываемся от своей жалобы!
   – Как? - обескураженно квакнула гранд-Фёдоровна.
   Моржов затылком почувствовал мгновенно возросшее напряжение Манжетова, Люси-джуниорки и Шкиляевой.
   – А вот так, - ответила Розка. - Мы написали жалобу необдуманно. Не взвесили всех своих возможностей. Мы сожалеем.
   Моржов смотрел на Розку восхищёнными, влажными глазами.
   – И… это все так считают? - уточнила гранд-Фёдоровна.
   – Мы сами изыскали возможности, чтобы исправить недостатки организации, - глядя в землю, тихо сказала Милена.
   Сонечка кивнула.
   Для Моржова это звучало так, будто девчонки признались ему в любви. Оказывается, он и не очень-то верил в такое счастье. Моржов почувствовал, что рвётся заняться сексом сразу с Миленой и с Розкой одновременно - прямо сейчас и без виагры. Девчонки не подвели! Моржов хотел свернуть небо, как свиток, и развернуть его обратно, бросив девчонкам под ноги.
   – Наши педагоги умеют справляться с трудностями! - с презрением и превосходством заявила гранд-Фёдоровне Шкиляиха.
   – А как же недостача инвентаря, о котором вы писали? - усомнилась гранд-Фёдоровна.
   – Инвентарь завезём, - пообещала Шкиляева.
   – А отмена выходных?
   – Добавим дни к отпуску.
   – Ненормированный рабочий день?
   – Доплатим.
   – Отсутствие начальника?
   – Объявим выговор.
   – А!… А столы?! - жалким шёпотом воскликнул Каравайский.
   – Вы писали, что среди вас двое - матери-одиночки с детьми…
   «Выдадим замуж», - за Шкиляиху ответил Моржов и порадовался, что Щёкина нет рядом.
   – Я хочу увидеть детей, - наконец объявила гранд-Фёдоровна.
   – Они же в городе, - строптиво ответил Моржов и подумал: неужели комиссия без предъявления детей не поверит девкам, что они - матери-одиночки?
   – Ваших детей, Борис Данилович! - злобно пояснила Шкиляева.
   В голове у Моржова, как вагонные сцепки на сортировочной станции, загрохотали перестыковывающиеся мысли.
   – Простите, - смешался Моржов. - Да, конечно… Наши дети на экскурсии, а американцы вон за речкой играют в бейсбол.
   Комиссия повернулась к Талке, где на противоположном берегу за кустами мелькали трудные подростки.
   – Мне очень нравится бейсбол! - восторженно призналась Люся-джуниорка. - Очень мужественная игра!
   – А почему все где-то далеко? - с подозрением спросила гранд-Фёдоровна.
   – Это не далеко, - возразил Моржов. - До американцев триста метров. Просто на нашем берегу нет подходящего участка для игры. А американцы очень серьёзно относятся к бейсболу. Бейсбол в Америке - национальный культ. Для всех американцев состязания по бейсболу - дело принципа. В домике, где живут наши гости, вы можете посмотреть их таблицу Кубка Троельги.
   Моржов гнал эту туфту с неподвижным лицом и смотрел на Манжетова. Уж Манжетов-то наверняка знал, что ни американских, ни отечественных детей в Троельге нет. Но Манжетов был опутан опасениями, как Гулливер - ниточками лилипутов, и потому лишь внимательно, удивлённо глядел на Моржова, но молчал.
   – А наши дети собирают окаменелости для подарочной коллекции, - продолжал Моржов. - Где-то в километре отсюда дорога проходит по выемке в холме, и там можно найти всякие камни. С нашими детьми Константин Егорович и Дмитрий Александрович. А с американцами - их руководитель… э-э… Бенджамен. Бенни. Мы все зовём его Бенни.
   – Как здорово! - искренне восхитилась Люся-джуниорка.
   Похоже, Манжетов не счёл нужным посвящать Люсю в обстоятельства жизни Троельги, и Люся всему поверила, как дура.
   – И всё-таки мы должны узнать, есть ли у детей претензии к организации лагеря! - сурово объявила гранд-Фёдоровна.
   – Безусловно, - слегка поклонился Моржов. - К детям можно пешком или на машине. Пешком ближе. Как вы предпочтёте?
   Гранд-Фёдоровна не ответила и развернулась к «тойоте».
   – Пускай Борька съездит, покажет, а я пока столы проверю! - шепнул Каравайский Шкиляевой. - Эти американцы что угодно могли со столами сотворить, мозгов-то нету!…
   Шкиляева с досадой махнула на Каравайского рукой.
   Гранд-Фёдоровна, Люся-джуниорка и Шкиляиха забрались в машину, Моржов полез на сиденье рядом с водителем, а Манжетов ещё копался, поправляя зеркальце. Моржов понял, что Манжетов смотрит на Ми-лену. Из машины Моржов не видел лица Манжетова, но видел, как Милена встала со скамейки, отвернулась и решительно пошла прочь. С побледневшими, обвисшими щеками Манжетов уселся за руль.
   – Говорите, куда ехать, - не глядя на Моржова, велел он.
   Машина выкатилась из Троельги, взобралась на подъём и на шоссе свернула в сторону села Сухонавозово.
   – У нас вообще нет педагогов ниже двенадцатого разряда, а шестеро с высшей категорией! - пела гранд-Фёдоровне Шкиляева. Шкиляева была довольна разгромным вердиктом начальства, поскольку для неё высказанное порицание означало невысказанное поощрение. О том, что сама же она собирается закрывать МУДО как нерентабельное, она забыла напрочь и по привычке хвасталась успехами: - В прошедшем году двадцать два воспитанника стали призёрами различных всероссийских соревнований! Трижды к нам приезжало телевидение! Были организованы семь тематических выставок!… Четыре педагога удостоились благодарности!…
   Моржов глядел в своё окошко. Вот сейчас он молча едет бок о бок с Манжетовым… Два соперника, два врага… Моржов ухмылялся в злобном воодушевлении. Девчонки выбрали его! Точнее, Милена выбрала его! Манжетов уже проиграл. Но этого мало: сейчас проигравший Манжетов ещё и везёт Моржова к триумфу, а себя - на позор. Не бесплатно, разумеется, но и не за счёт Моржова. И для Моржова всё это было как его гражданская сатисфакция за вечное существование под угрозой чужого, безжалостного интереса.
   «Тойота» промчалась над Талкой по новому бетонному мосту, пересекла поле и вкатилась в Колымагино.
   – Налево, - возле церкви указал Манжетову Моржов.
   «Тойота» проехала через село и вылетела на полевую дорогу. Вдали, почти на горизонте, виднелась заброшенная ферма.
   – Какой простор!… - восхищалась Люся-джуниорка, выглядывая в открытое окошко. Кепи Люся сняла, волосы её растрепал встречный ветер, и Люся оказалась очень милой, симпатичной девушкой.
   «Тойота» проехала мимо кирпичных руин фермы, мимо ржавого остова комбайна и остановилась у ямы, откусившей половину дороги.
   – Объезд справа, - иезуитски-заботливо подсказал Моржов.
   – Я там не проеду, - после раздумья ответил Манжетов. - У меня же клиренс не как у джипа… Сяду на днище.
   – Тогда пешком, - пожал плечами Моржов. - Здесь недалеко, километра два.
   – Я так люблю ходить пешком! - воскликнула Люся. На заднем сиденье яростно засопела гранд-Фёдоровна.
   – А есть ли какой-нибудь другой способ? - проскрипела она.
   – Боюсь, что нет, - нежно сказал Моржов. - Мы ходим своими ногами. Вброд через речку. Там неглубоко, меньше полуметра. Нас машины не возят. Если желаете, могу предложить вам бинокль.
   Блестящая чёрная «тойота» стояла перед глиняной ямой посреди заброшенной фермы. В бурьяне стрекотали кузнечики. Над развалинами носились стрижи. Солнце горело в небе, как гиперболоид. Манжетов вцепился в руль и глядел на дорогу так, словно мчался со всей возможной скоростью. Никто не дёрнулся выйти из машины. Моржов смотрел в открытое окошко, и ему казалось, что в дрожащем мареве он видит двух полупрозрачных мерцоидов, сидящих на бетонной плите возле остова комбайна, - себя и Милену.
   – Едем к другой группе! - яростно приказала гранд-Фёдоровна.
   Манжетов цыкнул зубом, послушно дал задний ход и тихо спросил у Моржова:
   – А там тоже яма на дороге?
   – Никак нет, - любезно ответил Моржов. - Я вам покажу, куда ехать. Пока что нужно обратно на шоссе.
   – Благодарю, - буркнул Манжетов.
   Моржов откинулся на спинку и опустил в окошке стекло. «Кто тебе мешает, кроме тебя самого? - подумал он, обращаясь к Манжетову. - Ты химичишь, и я химичу. Но ты начал первый. И я не могу схватить тебя за руку. А ты меня можешь. Хватай! Чего же ты послушно крутишь баранку и жмёшь на педали, если знаешь, что тебя поимеют? Выводи меня на чистую воду! Давай-валяй! Кто тебе мешает, кроме тебя самого?»
   – А что, Борис Данилович, вы не могли оставить детей в лагере? - яростно прошипела Шкиляиха.
   – Нас, Галина Николаевна, никто не предупреждал о вашем приезде, - ласково ответил Моржов, не оборачиваясь. - Если бы мы знали заранее, конечно, мы бы организовали общее построение с выносом знамени. Но сегодня мы живём по нашему обычному расписанию. В правилах лагеря не указано, что детей двадцать восемь дней нельзя выпускать с территории даже под надзором.
   «А получайте по заслугам, - спокойно думал Моржов и про Манжетова, и про Шкиляиху, и про комиссию. - Ведь это всё придумали вы, а я только скромно пристроился сбоку. Без вас я ведь даже и украсть ничего не смогу. И поэтому вы мне доверяете. Правильно. Нельзя подозревать в человеке дурное, если человек вам пока не мешает. Думать про человека всякую хрень - плохо, недемократично, не по-христиански. В конце концов, это даже невыгодно! Выгодно думать, что ближний прекрасен, и можно экономить средства на охране от ближнего. Экономному - бонус! Пользуйтесь, господа!»
   – А теперь нам направо, - указал Моржов Манжетову.