Иванов Алексей. Блудо и Мудо

   Моржов открыл дверку будки и заглянул, слегка пригнув голову под слой сигаретного дыма. Сенокосов и соратники плотной кучей сидели вокруг столика с бутылками - они уже оприходовали моржовские деньги за прокат.
   – Сенокосов, какую лодку мне взять? - спросил Моржов.
   – Любую, - отмахнулся Сенокосов. - Их и так всего одна.
   Моржов молча забрал с полки матрас, а из угла - вёсла.
   Лодка плавала возле дощатого причала, флегматично привязанная верёвкой. Моржов осторожно спустился в лодку, уложил матрас и, одобряюще улыбаясь, протянул руку Алёнушке.
   – Будет удобно, как в карете, - пообещал он. Алёнушка мрачно осмотрела судно.
   – Извращенец, - убеждённо сказала она, повернулась и полезла в лодку как в подпол - попой вперёд. - Щас перед всем городом раком встану… - ворчала она, нащупывая ногой опору.
   Моржов поймал её ноги одну за другой и поставил на дно лодки. Он с удовольствием смотрел, как на Алёнушке задралась короткая проститутская юбчонка, оголяя задок, не прикрытый, а просто подхваченный стрингами. Сопя от неудовольствия, Алёнушка уселась в носу лодки на матрас и обхватила колени руками. Но Моржов уже отвернулся от Алёнушки и несколькими сильными гребками послал лодку к середине пруда.
   – И не качай, а то заору, - сердито предупредила Алёнушка.
   Моржов молча грёб. Казалось, что берег пруда и лодочная станция уменьшаются быстрее, чем отдаляются, - это лодка вплывала под купол прохлады, нависающий над прудом, а тень Чуланской горы покрыла набережную и погасила её мельтешение.
   – Я и не думала, что наш пруд такой большой,- удивлённо призналась Алёнушка. - Даже страшно. А чего мы сюда поплыли?
   – Да так просто, - сказал Моржов. - Заколебало меня всё.
   – А ты забухай, - просто предложила Алёнушка.
   – И бухать заколебало…
   Его всё заколебало так, что он умышленно оставил виагру в Троельге. Иначе начнёт колебать искушение заняться с Алёнушкой сексом. А без виагры он на это не осмелится - чтобы потом, в случае краха, не колебали сомнения в собственной молодости.
   – Решил отдохнуть, значит? - сделала вывод Алёнушка.
   Это её как-то успокоило, она расцепила руки, расслабилась, а потом и вовсе легла на матрас, закинув руки за голову.
   Моржов подумал, поднял вёсла, перебрался в нос лодки и прилёг рядом с Алёнушкой, рассматривая её. Здесь, посреди пруда, было тихо, и лишь изредка ветерок доносил то всхлип шансона, то кваканье автомобильного гудка. Тишину оттеняло еле слышное кардиологическое тарахтение водозабора, что укрылся где-то за изгибом дальнего берега. Алёнушка закурила.
   – Я тоже отдохну, - согласилась она. - Сегодня весь день работала, суббота же. А ночью вообще херня начнётся, одни пьяные будут…
   Моржов грустно усмехнулся. Для кого-нибудь - например, для Щёкина - секс с Алёнушкой был бы праздником, радостью, сбывшейся мечтой. А вот для Алёнушки, которую сама природа словно изваяла как раз для такого счастья, всё это было скучной обыденностью, надоевшей рутиной.
   – Ты, конечно, с клиентами не кончаешь? - спросил Моржов.
   – Я вообще ни разу ни с кем не кончала, - возмущённо фыркнула Алёнушка. - Позориться-то. Вам, мужикам, жирно будет.
   Сколько Алёнушке лет? - подумал Моржов. - Лет семнадцать?… Поневоле вспоминалась набоковская Лолита. Лолита отдавалась мужчине - и ничего, не умирала со стыда, но вот поцелуи считала чем-то непристойным. Похоже, что и для Алёнушки «не кончать» было главным залогом независимости.
   – Я так-то всем об этом не говорю, - созналась Алёнушка. - Но тебе можно. Тебе же девчонки по фиг, да? Поэтому с тобой хорошо, спокойно. Ясно, что не полезешь. А как ты называешься?… Ты ведь гей, да?… Ну, пидор.
   – И ещё какой, - угрюмо сказал Моржов.
   – И где же ты себе таких же находишь-то? - наивно недоумевала Алёнушка.
   – Пидоров полон город, - честно сказал Моржов.
   – Слушай, туда же ведь больно… - размышляла Алёнушка, стряхивая пепел за борт. - Мне один раз туда сделали, я чуть не сдохла. Какое удовольствие-то?
   И Моржов как-то сразу, без усилий понял, почему это вдруг в глазах Алёнушки он сделался извращенцем. Тогда, в первый раз, она не хотела ни-че-го, а чтобы набраться сил на отпор, возбуждала в себе ненависть к клиенту - то есть к нему, к Моржову. И для того чтобы возненавидеть клиента, она сама себя убедила, будто клиент хочет сделать с ней самое неприятное. В её памяти так и зафиксировалось: Моржов хотел её сделать так-то и туда-то. А уж затем сознание дорисовало картинку, изобрело объяснение - и Моржов оказался извращенцем. Лишь потому, что перед первой встречей Алёнушка сама же перетрахалась и перепилась.
   – Давай сменим тему, - не выдержав, поморщился Моржов.
   Алёнушка посмотрела на Моржова с жалостью.
   – Понятно, - вздохнула она. - Да ладно, чё ты. Геи тоже люди. Ты вот вообще нормальный.
   – Спасибочки, - сказал Моржов.
   Он разглядывал Алёнушку и снова поражался мастерству природы: как тонко, точно, нежно прорисованы черты, как гипнотически-сладостны эти движения губ, ресниц, кистей рук, как завершённы и гармоничны жесты, позы, изгибы… Зачем создана эта изысканная красота? Какая тайна зашифрована в этой гибкой пластике, в напряжении этих линий, в сочетании этих объёмов, в переливе этих отсветов?… А главное - для чего?
   – Как ты вообще поживаешь? - спросил Моржов.
   – Да нормально… А что? - удивилась вопросу Алёнушка.
   – Работа нравится?
   – Работа как работа, - без всякого вызова ответила Алёнушка и в недоумении пожала плечиками. - Бывают и похуже.
   «Работа как работа» - это пиксель, подумал Моржов. Ясная, конкретная, плоская мысль, которая всё объясняет и оправдывает.
   – Но бывают работы и получше, - возразил Моржов.
   – Какие? - искренне спросила Алёнушка.
   – Н-ну… - замялся растерявшийся Моржов.
   – Сиськи мну, - отрезала Алёнушка. - Я и так больше всех получаю. Хоть жить могу по-человечески. Вот ты на зарплату свою проживёшь, а? Я ведь в курсе, где ты работаешь. Мне знаешь, кто сказал? Клиент. Его Саша зовут.
   – Что за Саша? - удивился Моржов. - Почему он меня знает?
   – Он начальник твой.
   – Мой начальник?… - ещё больше удивился Моржов.
   И вдруг у него забрезжила догадка - уж не Манжетов ли?… Там, в Троельге, на посиделках перед открытием смены Манжетов как-то странно отреагировал на появление Сергача… Ну, теперь понятно…
   – Лёнька мне сказал по секрету, что ты в Доме пионеров картины продаёшь, - продолжала Алёнушка. - Вот откуда деньги у тебя. Ты-то с этими картинами вообще здорово устроился. Но другие-то не смогут. Вот к вам туда одна моя знакомая работать пришла, мы с ней в одном доме жили, - Сонька Опёнкина. Ну и сколько она у вас получает, а? У неё и трусов-то нормальных нет. Она даже купаться на пруд не ходит - не в чем. А на дикий пляж стесняется. А у меня и купальник есть, и без купальника я никого уже не стесняюсь. Вот так. Плохо, что ли?
   Алёнушка лупила Моржова пикселями, как козырями.
   – Так за это под мужиков приходится ложиться…
   – А так никто не ложится, да? - засмеялась Алёнушка. - Так мы все монашки, да? Если всё равно ложишься, уж лучше за деньги.
   – Кто у тебя первый был? - спросил Моржов; надеясь, что разболтавшаяся Алёнушка с разгона ответит и на этот вопрос.
   – Да Лёнька и был, - с разгона ответила Алёнушка. - Он меня сначала напоил, а потом оттрахал. И Соньку, кстати, тоже так же. Но я на него не злюсь. Он же знаешь, какой бабник. Девки на нём так и виснут. Лёнька вообще классный, хоть и паразит, конечно.
   Моржов подумал, что Алёнушка не была развратницей, порченой девкой. В ней и портить-то было нечего. Где-то на заре девичества в каком-нибудь ковязинском Багдаде вечный Ленчик Каликин по неизбежной пьянке трахнул девочку Алёнушку, а девичья любовь оправдала Ленчика - так, что трахнутыми оказались и мозги Алёнушки тоже. В голове Алёнушки похозяйничало уже пиксельное мышление: снесло на фиг все запреты и все табу, вывернуло все тайны, всё оправдало и всё объяснило. И получился человечек ДП(ПНН). Пустой, как кувшин, в котором изнутри нет никаких перегородок. А уж потом блуд обжёг этот кувшин в своей печке.
   – Замуж за Лёньку ты пошла бы? - спросил Моржов.
   – Ну щас!… - сразу открестилась Алёнушка. - Ты чо, мне такого блядуна в мужья не надо. Я вообще замуж не хочу ни за кого.
   – Как же ты соскочишь со своего дела не через замужество?
   – А чего мне с него соскакивать?
   – Ну, не вечно же ты будешь молодой и красивой. Когда Сергач тебя выставит - что делать будешь? Лучший вариант - это успеть за какого-нибудь подходящего клиента замуж выскочить.
   – Такое только в кино бывает, - пренебрежительно бросила Алёнушка. Она сладко потянулась, выпятив животик, и гордо заявила: - Мне вообще цыганка нагадала, что я молодая умру.
   – А если не умрёшь?
   – Не умру - вот тогда и буду думать, - начала злиться Алёнушка. - Сейчас-то на фиг? Чего ты до меня докапываешься?
   ПМ работало, как часы. Первый признак был налицо: какого хрена Алёнушке думать? Стимула нет. Алёнушка уже набрала для своей картины мира три-четыре пикселя и прекратила этот процесс на удобном пикселе «умру молодой». Собранного - хватит.
   Н-да, импрессионистская ситуация «поэт и проститутка» у Моржова никак не складывалась. Поэт из него получился хреновый, потому что разбогатевший. И проститутка тоже не оказалась жертвой беспощадного мира. Жертвой она была бы, если бы не стала проституткой. А так - наоборот: в своём Багдаде она даже поднялась над средой. Она трудится за хорошие деньги в более-менее чистых саунах с относительно приличными клиентами, а не с кем попало на пьянках, лишь бы налили на халяву. И не у чёрных на рынке, и не с дальнобойщиками на трассе. Она не алкоголичка, не наркоманка, не воровка. Она не родила сдуру в десятом классе от призывника, который, став дембелем, уйдёт к другой девке. Она не в огороде с лопатой, не со шваброй в конторе, не за партой в учаге - чтобы потом угробить молодость в подпольном цеху по пошиву контрафакта… У неё всё нормально.
   – А парень у тебя есть? - спросил Моржов.
   – Конечно. Лёнька. Я же тебе говорила, что он - мой первый. Первый - это святое.
   – Ты любишь Каликина? - не веря, переспросил Моржов.
   – А что такого? - встопорщилась Алёнушка. Похоже, каждая реакция Моржова приводила её в замешательство.
   – Он же тебя по клиентам возит…
   – Ну и что? Это работа. Я, между прочим, сама к Сергачу пришла. Захотела - и пришла. Лёньке назло. Он с Сонькой трахался, а я к Сергачу пошла.
   – А Лёнька чо? - глупо спросил Моржов.
   – Да ничо.
   – Он-то тебя любит?
   – Конечно любит. Стала бы я связываться с парнем, который меня не любит. Что, мне парней не хватает?
   Потихоньку начинало темнеть. Всё вокруг засинело: небо - блёкло и размыто, а пруд - концентрированно, как сироп. Чуланская гора, покрашенная синевой в несколько слоев, стала почти чёрной. Её гребень, заслоняя закат, горел страшным, извилистым, кровавым порезом. Пробившийся по лощине отблеск растёкся на пруду лужей крови. Дальний берег окутался бирюзовым туманом, в котором неясно клубились неоновые облака фонарей на проспекте Конармии. Над Семиколоколенной горой морковкой торчала колокольня Спасского собора.
   Моржов подумал и осторожно спросил Алёнушку:
   – А с Лёнькой ты кончаешь?
   – Ты какой-то тупой, - с досадой ответила Алёнушка. - Я же тебе сказала - ни с кем никогда не кончала.
   Алёнушка не кончала ни с кем - ни с поганцем с каким, ни с любимым человеком. Видно, для Алёнушки - согласно пиксельной логике - это как-то уравнивало всех людей. Алёнушке один хрен - что сутенёр Сергач, что подонок Ленчик, что он, Моржов, извращенец. А любовь… Любовь Алёнушки никого не могла спасти, и даже саму Алёнушку не могла, потому что была оторвана от реального человека, как парашют от парашютиста. Под бесовской звездой купца Забиякина любовь, конечно, никуда не делась. Никто не мог сказать, что мир ДП(ПНН), люди этого мира и их пиксельная логика абсолютно бессердечны. Нет, любовь была, но она ничего не меняла. Она была лишь роскошью для оправдания.
   – Лёнька же подонок, - сказал Моржов Алёнушке. - Сама подумай… Он работает у сутенёра, трахает других девчонок, возит тебя к клиентам, забирает у тебя деньги…
   Тут Алёнушка обиделась по-настоящему.
   – И ничего он не подонок! Мало ли кто где работает! Другие вообще воруют или бухают. К Сергачу я сама пришла, я тебе уже говорила. Если денег нет, я тоже у Лёньки беру, что такого? А с девками другими - так он молодой, потом перебесится. С Лёнькой всегда весело. Его все пацаны уважают. Если он чего хочет - всегда добьётся. Лёнька настоящий человек, не то что все остальные.
   «Настоящий человек» - это тоже был пиксель. Настоящий - это тот, с которым считаются. С Ленчиком, конечно, считались. И Моржов считался. Затевая что-нибудь с Ленчиком, он всегда принимал в расчёт, что это за человек - Ленчик. Например, он купил у Ленчика пистолет. Он знал, что Ленчик подонок, поэтому много денег не дал, пистолет проверил (Ленчик мог продать и нерабочий ствол) и всегда прятал, чтобы Ленчик не украл.
   Из пикселей, как из пазлов, Алёнушка сложила портрет Ленчика. Пиксели были следующие: «мой первый», «непьющий», «весёлый», «щедрый», «уважаемый», «работающий». Но они оказывались плоскими, потому что для объёма им не хватало противопоставления. К «мой первый» надо было добавить - «который меня изнасиловал», к «непьющий» - «за свой счёт», к «весёлый» - «от удовольствия», к «щедрый» - «когда подфартит», к «уважаемый» - «среди ублюдков», к «работающий» - «у сутенёра». Из плоских пикселей получился плоский портрет. Но и его Алёнушка не раздула до объёмного образа, а предпочла механически суммировать в новый плоский пиксель - «настоящий человек». Это действовал второй механизм ПМ, когда количество не способно было превратиться в качество. Правда, в виде пикселя второй степени Ленчик был ещё более далёк от себя истинного, чем когда был представлен в виде набора пикселей первого порядка.
   «Бог троицу любит»,- пророчески подумал Моржов.
   – Твой настоящий человек имеет тебя и кидает, - сказал он Алёнушке.
   Алёнушка покровительственно засмеялась, повернулась на бок, лицом к борту, и опустила в воду ладонь, тихонько подгребая.
   – Ты так говоришь, потому что ревнуешь. Я же знаю, почему ты третий раз меня заказываешь. Потому что я тебе нравлюсь. Вот поэтому ты и на Лёньку наезжаешь. Уж про свою-то жизнь я понимаю больше, чем ты. И про Лёньку тоже.
   «Вот и третий механизм ПМ, - тотчас подумал Моржов, - охранительный. Презумпция собственной правоты».
   Алёнушка перевалилась на другой бок, лицом к Моржову, подползла поближе, положила узенькую ладошку Моржову на скулу и ласково погладила.
   – Чё ты понтуешься, - сказала она. - Обосрал Лёньку, как пацан… Я же от тебя не отказываюсь. Всегда приеду, если вызовешь. Могу и других клиентов отодвинуть - с тобой лучше. Честно говорю. Ты мне нравишься. Бросай свои заморочки и давай со мной, как мужик с девчонкой… Мне хочется, правда.
   И Моржов, глядя на Алёнушку, понял, почему его вдруг так тянуло к ней. Вовсе не потому, что Алёнушка являлась эталонным носителем ПМ и оттого интересовала Моржова, как любой идеал. Нет. Она тянула Моржова к себе потому, что сама была как его пластины - прекрасной формой без всякого содержания.
   – Сними очки, - попросила Алёнушка. Моржов послушно снял очки.
   Алёнушка наклонилась и неловко поцеловала его в губы. Моржов мгновение поколебался - и ответил поцелуем.
   – Ну, вот так и надо, - отрываясь, удовлетворённо сказала Алёнушка. - А теперь поплыли к берегу, пора уже. И заказывай меня ещё. Я тебя отучу от твоих извращений.
   Моржов на велосипеде опять колесил по Ковязину от школы к школе. В Троельге он уже отвык от привычки сотового телефона оживать в самый неподходящий момент в самом неожиданном месте, и теперь, когда этот адский аппаратик вдруг затрезвонил в сумке у него за спиной, Моржов врезался в мусорную урну.
   – Борис Данилович, извините за беспокойство, - пропищал телефон. - Это Милена Чунжина… Узнали меня?
   – Драгоценная Милена, конечно, я узнал вас, - ласково ответил Моржов, ногой поднимая урну. - Уже по голосу узнал.
   Своего телефона он Милене не давал. Значит, она сама где-то его раздобыла. Это показалось Моржову очень обнадёживающим, а потому приятным знаком.
   – Вы сейчас в городе?
   – Скажем так, что через пять минут я буду там, где вы пожелаете, - проворковал Моржов.
   – Боря, с вами хотел бы поговорить Александр Львович Манжетов, - несколько затруднённо сообщила Милена, старательно не поддаваясь фривольному тону Моржова. - Где бы вы назначили встречу?
   Моржов озадачился. Встреча на троих - он, Манжетов и Милена - это забавно… Только вот для чего им встречаться?
   – Давайте тогда в каком-нибудь кафе на площади у Гостиного двора, - обычным, будничным голосом предложил Моржов.
   – Хорошо. Через четверть часа сможете?
   – Смогу. Я всё смогу.
   Он смог. На Крестопоклонную площадь он вырулил уже через двенадцать минут и сразу увидел Ман"жетова с Миленой. Они пробирались через парковку между машин. Моржов махнул им рукой, указывая на шатёр, где привык пить кофе по утрам.
   Видимо, у таджиков, хозяев этого шатра, дела шли хорошо. Теперь под шатром стояли красивые столики, а само кафе было обнесено деревянной оградой. Моржов прислонил велосипед к этому заборчику как раз напротив стола, за который уселись Милена и Манжетов, перелез ограду и поздоровался с Манжетовым за руку. К их столику уже спешила девушка-официантка, тоже таджичка. Она была так же красива, как и прежний юноша, экономивший сахар, да и похожа на него, словно близнец.
   – Нам только кофе, любезная, - по-деловому распорядился Манжетов за всех, давая понять, что разговор будет хоть и неформальный, но серьёзный.
   Моржов закурил, рассматривая Милену и Манжетова. Манжетов выглядел устало, а Милена не поднимала глаз. Казалось, что они недавно поссорились, но не хотят выносить свою ссору на моржовское обозрение. Моржова кольнула ревность и зависть.
   – Может, дорогая, тебе лучше было заказать мороженое? - негромко спросил Манжетов у Милены.
   – Благодарю, - нейтрально отказалась Милена, словно не желала ни мороженого, ни предстоящего разговора.
   Моржов насторожился, ожидая чего-то явно неприятного.
   – Как ваши дела, Борис? - дежурно поинтересовался Манжетов.
   – В порядке. А как ваши дела, Александр? - тотчас ответил Моржов, будто для проверки толкнул Манжетова в бок.
   Манжетов чуть вздрогнул, словно сморгнул своё отупение. Нарушение субординации уравнивало его с Моржовым, а Моржов это сделал сознательно. Моржов решил атаковать первым. Манжетов, понимаешь, весь такой начальник, на тачке прикатил с красивой бабой, а Моржов - педали вращает. Значит, Моржову выгоднее воевать на благоустроенной территории соперника. Соперник побоится разрушать своё благоустройство, надеясь одолеть малой кровью, а Моржову плевать на благоустройство Манжетова, и для него на территории соперника оперативный простор шире.
   Манжетов не спасовал, а ответил фланговой контратакой с выходом по моржовским тылам к моржовскому штабу:
   – Всё ли нормально у вас в лагере?
   – Вроде бы всё, - осторожно ответил Моржов.
   Манжетов тоже закурил, протянул руку над столиком и передвинул пепельницу, которую Моржов подтянул к себе, ровно на середину. Это выглядело каким-то шахматным предложением компромисса. Но Моржову была нужна Милена, а не компромисс.
   – До меня дошли слухи, что у вас проблемы с наполняемостью. - Манжетов поглядел на площадь, где разъезжались машины и сновали люди.- Что детей не хватает…
   – Хватает, - непроницаемо сказал Моржов. - Погрешность в пределах нормы. А от кого вы узнали подобное?
   Милена сидела с таким видом, словно внутри себя от всего отвернулась и ничего не слышала. На её высоких скулах тёплой тенью проступил неровный румянец - то ли от смущения, то ли от возмущения.
   – Для вас это не важно, - хладнокровно пресёк тему Манжетов, давая понять, что есть вещи, в которые Моржову лезть запрещено.
   Моржов мысленно похвалил Манжетова: тот легко восстановил субординацию, определив, кто здесь запрещает, а кто подчиняется.
   – Я ведь не начальник лагеря, - по-иезуитски мягко сказал Моржов. - Почему же вы спрашиваете о лагере у меня?
   Моржову пришлось играть на проценты. Его вовлечённость в дела Троельги была куда выше его полномочий, а вот вовлечённость Манжетова - куда ниже. В таком ракурсе официальная субординация теряла своё значение.
   Девушка-таджичка принесла на подносике три чашки кофе. Моржов широко улыбнулся девушке и спросил:
   – Сахар н-н-т?
   Девушка тоже ответила ему ослепительной улыбкой - точно старому, всё понимающему другу.
   – Н-н-т сахар, - сказала она.
   Всё верно: это был прежний юноша, но трансвестировавшийся в девушку. На сахаре скопил деньжат для операции по смене пола.
   – С вами интересно беседовать, Борис, - задумчиво произнёс Манжетов, помешивая в чашке пластмассовой ложечкой.
   – Взаимно, взаимно, - закивал Моржов то ли услужливо, а то ли по-барски.
   – Многие вещи вы понимаете априори, и не надо лукавить.
   – Не надо, - согласился Моржов.
   «Хрен чего ты сделаешь без лукавства, - подумал Моржов. - Даже эта фраза - заговаривание зубов».
   – Я подозреваю… Нет, я уверен, что центр мозговой деятельности Троельги - это вы, - заявил Манжетов. - Поэтому и хочу поговорить с вами, а не с Галиной Николаевной и не с Михаилом Петровичем.
   Манжетов имел в виду Шкиляиху и Каравайского.
   – У нас в Троельге обнаружена мозговая деятельность? - дебильно обрадовался Моржов. - Наконец-то! Вот это да!
   – Я хотел сказать, что вы - инициатор и вдохновитель всей активности лагеря, - поправился Манжетов.
   – Наверное, вы намекаете на нашу жалобу в областной департамент образования? - предположил Моржов.
   Он посмотрел на Милену. Ведь не он же был инициатором и вдохновителем кляузы, которую девки накатали на Шкиляиху. Милена напряглась, демонстративно откинула с лица прядку волос, словно ничего не собиралась скрывать и не желала перекладывать вину на Моржова, но глаза её потемнели. Значит, не всё она рассказывает Манжетову, если тот заподозрил Моржова. А если она чего-то не говорит, значит, есть о чём молчать. Это ободряет.
   – Да, - корректно подтвердил Манжетов. - Из областного департамента мне по телефону сообщили суть претензий. Вы могли бы, и я в своё время всем предлагал, сразу обратиться ко мне.
   «Суки», - подумал Моржов про областной департамент.
   – Вы должны понимать, - рассудительно заметил он, - что жаловаться на Галину Николаевну вам, Александр Львович, - это бессмысленно. Ведь она - проводник ваших идей.
   – Следовательно, причина вашего недовольства - мои идеи?
   – Да. А Троельга - повод. Для нас Троельга - повод нажаловаться, чтобы для вас Троельга не стала поводом реализовать ваши идеи без проволочек.
   – Чем же вас не устраивают мои идеи? - усмехнулся Манжетов.
   – Тем, что ради собственной выгоды вы приносите в жертву и без того жалкий достаток многих других людей.
   Моржов сказал всё открыто. И Манжетов этот удар выдержал.
   – Вы, я гляжу, альтруист? - саркастически осведомился он.
   – Нет, - согласился Моржов и напоказ Манжетову посмотрел на Милену. Милена словно окаменела, не зная, куда себя девать. Она походила на невесту меж двумя женихами. - Я не альтруист. Но мне выгоднее жить на общих основаниях.
   – Кажется, вы обвиняете Александра Львовича в коррупции? - неуверенно спросила Милена, зыбко определившись с женихом, и косо глянула куда-то на локоть Моржова.
   – Я не думаю, что Антикриз - это непременно банальный откат, - сказал Моржов, наваливаясь на спинку стула. - Антикриз - это финансовый поток, на управлении которым можно жить хорошо и незаметно. Это долгоиграющий ресурс. Наконец, с него можно получить и политические дивиденды. Может быть, Александр Львович рассчитывает баллотироваться в депутаты, а? Центр - отличный козырь.
   – В Антикризисном центре, и я даже склоняюсь к мысли о тривиальной зависти, вы находите для меня просто вотчину для наживы, - аккуратно заметил Манжетов.
   – Я вам не завидую, - спокойно парировал Моржов. - У меня есть другой ресурс. И его никому, кроме меня, не приватизировать.
   – Важна ещё и востребованность ресурса, - дипломатично подкорректировал Манжетов.
   И Моржов с радостью нанёс Манжетову удар его же приёмом:
   – А это уже не относится к теме нашей беседы. Вот теперь они квиты. Не надо мериться статусами, как тайменями. Из разных иерархий статусы несопоставимы. Только в детском саду всерьёз решают задачку, кто кого победит: кит слона или слон кита.
   – Центр - не блажь и не способ обогащения, - ломким голосом громко сказала Милена. - Это ответ на требования времени!
   Моржов и Манжетов одинаково недоумённо посмотрели на Милену. Кого Милена пытается убедить? Себя, что ли?
   Моржов перевёл взгляд на Манжетова. Манжетов успокаивающе погладил Милену по коленке. «Вот кто мне главный враг! - внезапно понял Моржов. - Манжетов!» Он нащупался под перинами быта, как горошина принцессы. И Моржов согласился со своим открытием. Манжетов был ему параллелен. Только у Моржова главной целью были женщины, а у Манжетова - деньги. Точнее (применительно к Милене), Моржову были нужны деньги для женщины, а Манжетову - женщина для денег.