Страница:
— Хватит! — решительно сказал Валик. — Вы очень умный, я вижу. А я сегодня не намерен ломать собственную голову. Чужие добрым ударом кулака — это пожалуйста. — Валик поднял увесистый кулак и сверкнул глазами. — Ладно, шучу. Кулак у меня мирный. Драки не будет. Можете не сомневаться. Мы подружимся, и вы будете читать нам лекции. Про нечетные квадраты и прочие мудрости... Я вообще, может быть, хочу в университет. — Он тяжело опустил кулак на стол.
— Вот это здорово! — обрадовался математик и снова стукнул своей кружкой по кружке Валика. Раздался звон.
— А если квадрат со стороной, допустим, в одиннадцать? — заинтересовался вдруг врач.
— Да хоть сто одиннадцать! Хоть миллион один. Лишь бы нечетное число. В центре подобного магического квадрата всегда будет магическое число вида N в квадрате плюс 1, деленное пополам. При воображаемом расширении квадрата диагональ, идущая слева направо вниз и представляющая фрагмент натурального ряда, стремится к бесконечности в оба конца. А это, братцы, так тяжело — стремиться к бесконечности, быть столь безнадежно длинной. И вот она изнемогает и начинает прогибаться. Точнее, сгибаются ее удаленные концы, как прогибается тонкое деревце, когда на него лезет медведь. Все сильнее, сильнее. Постепенно эти концы сближаются, а вот уже и вовсе смыкаются, возникает нечто вроде замкнутой баранки или круга, а клетки, которым грозила пустота, заполняются числами. Каждое число индивидуально, и для каждого — свой домик.
— Что это за термин в математике — изнемогает? — возмутился врач. — Где вы этакое слышали? Это выражение из какой-то ложной и гнилой философии.
— Ложной философии не бывает. Плохая, вялая, скучная — бывает. Ложной — нет.
— Ну, ну... Вы еще скажете, что движение — эта мука материи? В том смысле, что она — ах! — вынуждена двигаться, а это так больно. И вот она мучается и страдает. А все мы — наследники этого страдания.
— И вы, врач, этого не понимаете? — румяный математик возмущенно запыхтел.
— Не понимаю, — сердито буркнул врач. — Все здоровое движется и радуется!
— А больное? — сверкнул глазами математик.
— Такого быть не должно! — решительно заявил врач.
— Но оно же есть! — возопил математик. — Оглянитесь вокруг.
— Только по нашему недосмотру, — тихо сказал врач.
— Значит, мир по замыслу здоров?
— Разумеется.
— А если наш мир все же болен?
— Пусть тогда катится ко всем чертям! — Врач расправил плечи. — Туда и дорога!
Математик неожиданно помрачнел и ударил своей опустевшей посудой об стол. А Валик расхохотался.
— Не тужи, мудрец. Держи кружку свежего доброго пива!
За другим столиком беседовали Арик, Галик и подсевший к ним Якоб Якоби.
— Давно хотел вас спросить, — говорил доктор волшебных наук, — откуда вы знаете игру в «Пятнадцать камней»?
— Это давняя история, — сказал Галик. — Спросите у Арика. Это он меня научил.
Якоби вопросительно взглянул на Арика.
— Ну что ж, — сказал тот, — секрета нет. Много лет назад, когда мне было лет двенадцать, отец взял меня на ярмарку в один небольшой городок. На ярмарке среди прочего оказался бродячий цирк. Акробаты, фокусники, дрессированные звери. Я глядел во все глаза. Больше всего меня поразил один жонглер. Конечно, он ловко подкидывал мячи и яблоки. Бросал к небу подожженный обруч, а потом ловил его головой. Но удивил он меня не этим. У него была игра. Деревянная рама с тремя горизонтальными прутами. На каждом пруте сидели игрушечные попугаи, расписные, с красными клювами...
— Попугаи? — вздрогнул Якоби.
— Да, — простодушно ответил Арик. — На верхнем пруте три, на среднем пять, а на нижнем семь. Попугайчиков можно было передвигать, как костяшки на счетах. И вот этот жонглер, объяснив простые правила, предлагал каждому сыграть с ним на серебряную монету. Правила были все те же, вы их знаете: можно отодвинуть любое количество птиц, но только за один ход из одного ряда. Кому достанется последний попугай, тот проиграл. И вот на моих глазах этот ярмарочный жонглер обыграл кучу народа. Горка монет возле него росла. Я стоял и внимательно смотрел. И в какой-то момент понял: начинающий обязательно выиграет, если не сделает ошибки. Я побежал к отцу и выпросил у него монету. Вернулся. Показал жонглеру монету и сказал, что начинать игру буду я. Пожалуйста, ответил он с улыбкой. Я начал. И, конечно, проиграл. Домой я вернулся в глубокой задумчивости. Сел в кустах. Выложил пятнадцать камней. Дня три я двигал их туда-сюда и наконец понял, где совершил ошибку. Ну а увлечь игрой Галика трудов не составило. Валик упирался дольше. Попугаев у нас не было, поэтому мы назвали игру просто — «Пятнадцать камушков».
— Замечательная история, — сказал Якоби. — Хотел бы я знать, откуда взялся этот жонглер.
— А вы, в свою очередь, дорогой доктор, — сказал Галик, — признайтесь, как это вы вычислили нас на рынке в славном городе Блиссе? Как вы нас разыскали? Ну, тогда... когда вы были еще в другом облике. Встреча была подстроена? Как вы это провернули?
— Все было просто. Могу рассказать. Клетка, в которой я имел несчастье жить, вернее, существовать, некоторое время висела в доме подполковника Гертика.
— Кого, кого?
— Адъютанта генерала Раса.
— У адъютанта? Быть не может!
— Представьте себе. Его жена, особа миловидная, но преглупая, имела одно доброе качество. Она обожала птиц, попугаев в особенности. Она купила меня по случаю на птичьем рынке за три серебряные монеты, и я провел в их доме около года среди канареек и щеглов. Наслушался всего, ибо подполковник от супруги ничего не скрывал. А она, кстати, водила знакомство и с Винком, и с Роппо. Это была одна компания. От этой болтливой дамы эти щеголи получали ценные сведения. О, это были ловкие ребята!
— Кругом шпионы! — сказал Арик. — Просто жуть.
— И вот подполковник рассказывает жене однажды, что генерал выжил из ума. Помочь энергичному Винку он не хочет, а каких-то неграмотных идиотов за Сферой посылает. А командиром назначает темного и тупого служаку. И только потому, что этот хмырь когда-то вытащил раненого генерала из-под обстрела картечью.
— Сержант спас генерала. Это правда, — сказал Галик.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Якоби. — Так или иначе, но я услышал о множестве деталей — про карту с крестом, про карту со свиньей, узнал, что ваш маршрут пройдет через Блисс, где вы должны сесть на корабль. Короче, я узнал почти все. Для меня это был шанс. Видимо, единственный. Как раз одного приятеля этой женушки, молодого офицера из морского штаба, переводили на юг. Я недолго думая упросил его взять меня с собой. Нужные слова я нашел. Он весьма удивился, услыхав от глупой птицы разумные речи. Удивился, но взял. Ну а в Блиссе я сразу понял, где вас искать: уж на рынок вы обязательно заглянете. Неделю я просидел в клетке на этом шумном базаре, прежде чем кто-то из вас пожелал пройти мимо.
— А откуда вы знали, что карта со свиньей и есть главная карта? Похоже, об этом не знали ни офицеры, ни сам генерал.
— Не обошлось без некоторого чуда. Про эту карту мне рассказывал один мой приятель еще в университете. Этот парень был набит всяческими тайнами, а мир полон слухов. Если бы он только знал, что жизнь столкнет меня и с этой картой, и с этой тайной!
— Воистину удивительно, — прошептал Арик.
— Я это называю законом совпадений, — сказал Якоби. — Две песчинки могут прилететь из разных концов Вселенной только для того, чтобы возник камень, какого раньше не бывало. И для кого-то этот камень окажется судьбоносным.
— Забавная теория, — сказал Арик.
— А матрос на деревяшке? — спросил Галик.
— Который меня вам проиграл? — Якоби хитро улыбнулся. — Славный парень. Это бывший вестовой нашего соседа-моряка в Блиссе. А внешне — ну чистый пират!
— А старик-шарманщик?
— Он учился вместе со мною в Сен-Тома.
— Ну и сеть вы сплели! — восхитился Арик.
— Кстати, ведь и колдун Правителя — из этого университета, — вспомнил Галик. — То-то он вас узнал тогда во дворце.
— Да, какое-то время этот типус учился с нами. — Якоби помрачнел. — Но верить ему нельзя. Он и тогда был выдающимся лгуном.
— Возможно. Но все равно интрига у вас вышла славная!
— А вы умеете проделывать серьезные дела без интриг? Бросьте!
Глава 50
Глава 51
— Вот это здорово! — обрадовался математик и снова стукнул своей кружкой по кружке Валика. Раздался звон.
— А если квадрат со стороной, допустим, в одиннадцать? — заинтересовался вдруг врач.
— Да хоть сто одиннадцать! Хоть миллион один. Лишь бы нечетное число. В центре подобного магического квадрата всегда будет магическое число вида N в квадрате плюс 1, деленное пополам. При воображаемом расширении квадрата диагональ, идущая слева направо вниз и представляющая фрагмент натурального ряда, стремится к бесконечности в оба конца. А это, братцы, так тяжело — стремиться к бесконечности, быть столь безнадежно длинной. И вот она изнемогает и начинает прогибаться. Точнее, сгибаются ее удаленные концы, как прогибается тонкое деревце, когда на него лезет медведь. Все сильнее, сильнее. Постепенно эти концы сближаются, а вот уже и вовсе смыкаются, возникает нечто вроде замкнутой баранки или круга, а клетки, которым грозила пустота, заполняются числами. Каждое число индивидуально, и для каждого — свой домик.
— Что это за термин в математике — изнемогает? — возмутился врач. — Где вы этакое слышали? Это выражение из какой-то ложной и гнилой философии.
— Ложной философии не бывает. Плохая, вялая, скучная — бывает. Ложной — нет.
— Ну, ну... Вы еще скажете, что движение — эта мука материи? В том смысле, что она — ах! — вынуждена двигаться, а это так больно. И вот она мучается и страдает. А все мы — наследники этого страдания.
— И вы, врач, этого не понимаете? — румяный математик возмущенно запыхтел.
— Не понимаю, — сердито буркнул врач. — Все здоровое движется и радуется!
— А больное? — сверкнул глазами математик.
— Такого быть не должно! — решительно заявил врач.
— Но оно же есть! — возопил математик. — Оглянитесь вокруг.
— Только по нашему недосмотру, — тихо сказал врач.
— Значит, мир по замыслу здоров?
— Разумеется.
— А если наш мир все же болен?
— Пусть тогда катится ко всем чертям! — Врач расправил плечи. — Туда и дорога!
Математик неожиданно помрачнел и ударил своей опустевшей посудой об стол. А Валик расхохотался.
— Не тужи, мудрец. Держи кружку свежего доброго пива!
За другим столиком беседовали Арик, Галик и подсевший к ним Якоб Якоби.
— Давно хотел вас спросить, — говорил доктор волшебных наук, — откуда вы знаете игру в «Пятнадцать камней»?
— Это давняя история, — сказал Галик. — Спросите у Арика. Это он меня научил.
Якоби вопросительно взглянул на Арика.
— Ну что ж, — сказал тот, — секрета нет. Много лет назад, когда мне было лет двенадцать, отец взял меня на ярмарку в один небольшой городок. На ярмарке среди прочего оказался бродячий цирк. Акробаты, фокусники, дрессированные звери. Я глядел во все глаза. Больше всего меня поразил один жонглер. Конечно, он ловко подкидывал мячи и яблоки. Бросал к небу подожженный обруч, а потом ловил его головой. Но удивил он меня не этим. У него была игра. Деревянная рама с тремя горизонтальными прутами. На каждом пруте сидели игрушечные попугаи, расписные, с красными клювами...
— Попугаи? — вздрогнул Якоби.
— Да, — простодушно ответил Арик. — На верхнем пруте три, на среднем пять, а на нижнем семь. Попугайчиков можно было передвигать, как костяшки на счетах. И вот этот жонглер, объяснив простые правила, предлагал каждому сыграть с ним на серебряную монету. Правила были все те же, вы их знаете: можно отодвинуть любое количество птиц, но только за один ход из одного ряда. Кому достанется последний попугай, тот проиграл. И вот на моих глазах этот ярмарочный жонглер обыграл кучу народа. Горка монет возле него росла. Я стоял и внимательно смотрел. И в какой-то момент понял: начинающий обязательно выиграет, если не сделает ошибки. Я побежал к отцу и выпросил у него монету. Вернулся. Показал жонглеру монету и сказал, что начинать игру буду я. Пожалуйста, ответил он с улыбкой. Я начал. И, конечно, проиграл. Домой я вернулся в глубокой задумчивости. Сел в кустах. Выложил пятнадцать камней. Дня три я двигал их туда-сюда и наконец понял, где совершил ошибку. Ну а увлечь игрой Галика трудов не составило. Валик упирался дольше. Попугаев у нас не было, поэтому мы назвали игру просто — «Пятнадцать камушков».
— Замечательная история, — сказал Якоби. — Хотел бы я знать, откуда взялся этот жонглер.
— А вы, в свою очередь, дорогой доктор, — сказал Галик, — признайтесь, как это вы вычислили нас на рынке в славном городе Блиссе? Как вы нас разыскали? Ну, тогда... когда вы были еще в другом облике. Встреча была подстроена? Как вы это провернули?
— Все было просто. Могу рассказать. Клетка, в которой я имел несчастье жить, вернее, существовать, некоторое время висела в доме подполковника Гертика.
— Кого, кого?
— Адъютанта генерала Раса.
— У адъютанта? Быть не может!
— Представьте себе. Его жена, особа миловидная, но преглупая, имела одно доброе качество. Она обожала птиц, попугаев в особенности. Она купила меня по случаю на птичьем рынке за три серебряные монеты, и я провел в их доме около года среди канареек и щеглов. Наслушался всего, ибо подполковник от супруги ничего не скрывал. А она, кстати, водила знакомство и с Винком, и с Роппо. Это была одна компания. От этой болтливой дамы эти щеголи получали ценные сведения. О, это были ловкие ребята!
— Кругом шпионы! — сказал Арик. — Просто жуть.
— И вот подполковник рассказывает жене однажды, что генерал выжил из ума. Помочь энергичному Винку он не хочет, а каких-то неграмотных идиотов за Сферой посылает. А командиром назначает темного и тупого служаку. И только потому, что этот хмырь когда-то вытащил раненого генерала из-под обстрела картечью.
— Сержант спас генерала. Это правда, — сказал Галик.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Якоби. — Так или иначе, но я услышал о множестве деталей — про карту с крестом, про карту со свиньей, узнал, что ваш маршрут пройдет через Блисс, где вы должны сесть на корабль. Короче, я узнал почти все. Для меня это был шанс. Видимо, единственный. Как раз одного приятеля этой женушки, молодого офицера из морского штаба, переводили на юг. Я недолго думая упросил его взять меня с собой. Нужные слова я нашел. Он весьма удивился, услыхав от глупой птицы разумные речи. Удивился, но взял. Ну а в Блиссе я сразу понял, где вас искать: уж на рынок вы обязательно заглянете. Неделю я просидел в клетке на этом шумном базаре, прежде чем кто-то из вас пожелал пройти мимо.
— А откуда вы знали, что карта со свиньей и есть главная карта? Похоже, об этом не знали ни офицеры, ни сам генерал.
— Не обошлось без некоторого чуда. Про эту карту мне рассказывал один мой приятель еще в университете. Этот парень был набит всяческими тайнами, а мир полон слухов. Если бы он только знал, что жизнь столкнет меня и с этой картой, и с этой тайной!
— Воистину удивительно, — прошептал Арик.
— Я это называю законом совпадений, — сказал Якоби. — Две песчинки могут прилететь из разных концов Вселенной только для того, чтобы возник камень, какого раньше не бывало. И для кого-то этот камень окажется судьбоносным.
— Забавная теория, — сказал Арик.
— А матрос на деревяшке? — спросил Галик.
— Который меня вам проиграл? — Якоби хитро улыбнулся. — Славный парень. Это бывший вестовой нашего соседа-моряка в Блиссе. А внешне — ну чистый пират!
— А старик-шарманщик?
— Он учился вместе со мною в Сен-Тома.
— Ну и сеть вы сплели! — восхитился Арик.
— Кстати, ведь и колдун Правителя — из этого университета, — вспомнил Галик. — То-то он вас узнал тогда во дворце.
— Да, какое-то время этот типус учился с нами. — Якоби помрачнел. — Но верить ему нельзя. Он и тогда был выдающимся лгуном.
— Возможно. Но все равно интрига у вас вышла славная!
— А вы умеете проделывать серьезные дела без интриг? Бросьте!
Глава 50
Заговор Большой Восьмерки
Над Пентаклем, королевской резиденцией в центре Грома, заходило солнце. Вечерний свет играл на зубчатых стенах, бросал синие тени от высоких башен. Совещание Большой Восьмерки проходило в овальном зале Большого дворца.
— Государь, этот ваш Рас нас всех подведет под монастырь, — говорил седовласый сановник, через плечо которого шла широкая золотая лента с множеством орденов. — Нашли победителя нам на шею. Это же удавка!
— Но вы ведь сами за него голосовали!
— Да, но под вашим нажимом.
— Что я мог сделать? Генерала поддерживает народ.
— Народ? Что ж в этом хорошего? — буркнул министр почты.
Слово взял начальник тайной полиции.
— Государь, — сказал граф Жове-Бери, — имейте в виду, что с вождем захватчиков договориться всегда легче, чем с собственным народом.
— Ну да! Вы скажете! Этот негодяй Правитель сделает меня своим вассалом!
— Что в этом страшного? Он сделает вас вассалом и уедет в свою столицу. А вы будете продолжать править этой обширной провинцией, как прежде, сидя во дворце и поедая за обедом все те же ваши любимые блюда.
— Фаршированного павлина, — сладко зажмурившись, сказал король.
— И павлина, и цесарку а винном соусе с аккадскими сливами, и торт «Пастушка», и все прочее. Правитель не станет разгонять ваших поваров, поверьте мне. Собственный же народ, если до вас доберется, пообедать всласть вам не даст. Надо знать характер нашего славного народа. Поваров он разгонит, предварительно набив им шею. А вас он скорее всего посадит на кол. Или подвесит вниз головой. Прямо на мосту возле Пентакля. Там, где река Громкая делает такой красивый поворот.
Король поежился.
— И не одного вас, — приятно улыбнулся граф. — Всех нас подвесит.
— Красивый поворот? У моста? А там висят великие люди, словно куклы? Ну и воображение! Вы эстет, граф, — сказал министр внутренних дел.
Граф погасил улыбку и хмуро посмотрел на него.
Словно бы сам собой возник безобразный спор, закончившийся намерением составить заговор против популярного генерала. Сместить? Судить за измену? Но можно ли арестовать его и избежать скандала? Хуже того, избежать народных волнений?
— А может, проще его кокнуть? — сказал министр почты. — Тюк, и нет нашего славного защитника. Всенародное горе, охи, ахи, стоны, слезы, строгий ритуал похорон, торжественный салют, король и вице-короли целуют покойника в губы...
— Нет, в лоб. В губы не стану! Не заставите!
— Какая разница, — поморщился один из вице-королей и зябко передернул плечами.
— Итак, целуют знатного покойника в... не знаю уж куда... там разберемся... толпа плачет и рукоплещет одновременно. Момент единения нации! Великий миг!
— Да, славно бы было, — сладко вздохнул король.
— Проще всего подослать человечка с ножичком, — со сладенькой улыбкой говорил один из министров-губернаторов. — Неужели не найдем честного фанатика? Какого-нибудь простодушного парня, беззаветно любящего родину и готового умереть за идею.
— За какую такую идею? — ревниво спросил король.
— Известно, за какую. За батюшку-короля, за всеобщего любимца, — льстиво сказал вице-король Четвертой провинции. — В крайнем случае можно найти какого-нибудь припадочного. Он и прирежет народного героя. А что?
— А можно и отравить, — задумчиво сказал вице-король Шестой провинции. — Генерал победил врага в чистом поле, а умер от почечной колики. В собственной постели. Обыкновенное дело. Лекаря суетились, кровь пускали, пиявок ставили. Но ничего не помогло. Кто у него там в поварах? И сколько их?
— У него один-единственный повар.
— Как один? Не может быть! — удивился король, у которого было восемь старших поваров и сорок шесть младших.
— Да, старый солдат, который варил ему кашу, когда Рас был еще ребенком. Он и сейчас варит кашу, потому что ничего другого готовить не умеет.
— Хорошо, а кто у генерала заведует винным погребом?
— У него нет никакого погреба.
— Как? А откуда же ему поставляют вина?
— Ниоткуда. Генерал пьет только чистую воду да изредка чай, который заваривает ему все тот же солдат.
— Удивительные вещи вы рассказываете. — Король готов был задуматься над подобными чудесами, но его мысль тут же перескочила на более важную тему, а именно на то, что пора бы пообедать. Цесарка в винном соусе так и встала перед глазами.
— Кстати, а что его адъютант, его верный помощник? — спросил вице-король Четвертой провинции.
— Малый не очень далекий, но, боюсь, его не подкупить. — Министр почты нахмурился.
— Ой ли? А если дать много?
— Во всяком случае, пробовать надо. Под лежачий камень, знаете ли...
— Вся операция потребует денег, — сказал министр финансов, бывший военный казначей. — Кто их даст?
— Вы и дадите.
— Но в казне нет денег. Война разорила страну.
— А кто вам говорит про казну? Дадите из своего кошелька. Небось не обеднеете.
— Ну! — Министр финансов возмущенно запыхтел. — Из своих! Нет уж, пусть все дают! Вскладчину, по-честному.
— Надо бы и наших скоробогачей тряхнуть, — сказал граф Жове-Бери, — наворовали на военных поставках да на торговле лесом и дегтем, а делиться не хотят. Пора им намекнуть, что пришло время делиться. А кто намека не поймет, того за решетку. В холодный подвал.
— А за что посадим?
— Как за что? За воровство. За недоимки. Что, разве наш бескрайний лес ему принадлежит? Это ж народное достояние! Пусть посидит подумает.
— А они воруют? — Седовласый сановник вскинул брови в притворном ужасе.
— Воруют все, — сурово отрезал министр тайной полиции. — И вы, князь, знаете это не хуже остальных.
Сановник успокаивающе замахал на него пухлыми руками.
— Первого кандидата на холодный подвал я уже знаю, — оживился король.
— Кто же это, ваше величество? — осторожно поинтересовался министр внутренних дел.
— Вы его все знаете. Богат без меры и при этом еще наглец. На приемы во дворец приходит в партикулярном платье.
— А-а! — со значением произнес граф Жове-Бери и кивнул, выражая согласие.
— Недоимки с него собрать! — грозно заявил министр внутренних дел. — А самого в кутузку!
— Вот это правильно. — Министр финансов, до сего момента бледный и скучный, заметно ожил и даже зарумянился. — Вот это действительно по-честному.
— Приятно услышать слова честного человека. Как славно, что государственные денежки в таких чистых руках! — сказал вице-король Третьей провинции, которого все не любили за то, что он сочинял стихи. Мало того что он их писал, он, мерзавец, имел наглость их еще и печатать. На веленевой бумаге и с обложкой из кожи козленка. Да с серебряными застежками. Тоже небось за народные денежки! А прикидывается-то честнягой, ой-ёй!
По другую сторону высоких плотно закрытых дверей сидели офицеры охраны.
— Я слышал, Винк вернулся, — сказал один. — Из экспедиции. Обветрился, загорел.
— Да пошел он! — отозвался второй.
— Ты чего так?
— Слишком хорошо знаю красавчика. Протяни этому подполковнику палец — он руку оттяпает. В президенты вольного королевства пролезет.
— Чем плохо? Он и нам с тобой теплое местечко подыщет.
— Ты что, с ним учился?
— Учиться не учился, а в одном полку служил.
— Не верю я этому типу!
— Постой, как это — в президенты королевства? Разве в королевстве бывает президент? Где ты этакое видел? Тут у нас, — первый офицер так припечатал каблуком, что звякнула шпора, — должен быть король, помазанник Божий. Потому и называется — королевство. А в короли Винк по рождению не пройдет. Он не инфант, не граф и даже не барон.
— Ну, обзовет республикой, ему не все равно? Лишь бы за власть уцепиться.
— Каким образом?
— Разные есть способы. Например, он подозрительно дружен с нашей красоткой Татиндой. — Офицер презрительно скривил губы.
— Дочкой?
— Именно. Вообрази, он женится на ней. Он известный ловкач и женский угодник. А она — наследница короны.
— И он оказывается регентом?
— Как минимум.
— Но такой брак не признают законным.
— Кто? Судьи?
— Ну!
— Не знаешь наших судей? Один за мешок золота признает все, чего у него попросят. Другому придется пощекотать кончиком шпаги горло. И все дела.
— Думаешь, Винк готовит заговор?
— Едва ли. Сам-то он трусоват. Но если трон зашатается, он дремать не станет!
— А трон может зашататься? — Первый офицер трагически понизил голос.
— Запросто.
— Слушай, — совсем тихо прошептал первый, — а чего эти собрались? — Он кивнул на двери. — Опасаются, наверно?
— Власть делят. Король-то сдал, песок сыплется. Ждут, не назначит ли он преемника. Но они еще за него подержатся. Еще бы! Ведь каждый из этих вице сам надеется выскочить в короли, тогда уж он и покуражится...
— Удобно устроились. Ведь наверху ответственных никогда не бывает. Если что не так, то король тут же кивнет на нерадивых министров да на своих вице... Вице-короли спихнут ответственность на губернаторов, те — на помощников да на магистраты... И пойдет спихивать губерния!
— Они ведь как? Мы, ребята, не за короля вовсе, а за многострадальную родину! А разве нет? За нашу правду, за батюшку-короля и за родную землю! Лгуны, каких свет не видал.
— Государь, этот ваш Рас нас всех подведет под монастырь, — говорил седовласый сановник, через плечо которого шла широкая золотая лента с множеством орденов. — Нашли победителя нам на шею. Это же удавка!
— Но вы ведь сами за него голосовали!
— Да, но под вашим нажимом.
— Что я мог сделать? Генерала поддерживает народ.
— Народ? Что ж в этом хорошего? — буркнул министр почты.
Слово взял начальник тайной полиции.
— Государь, — сказал граф Жове-Бери, — имейте в виду, что с вождем захватчиков договориться всегда легче, чем с собственным народом.
— Ну да! Вы скажете! Этот негодяй Правитель сделает меня своим вассалом!
— Что в этом страшного? Он сделает вас вассалом и уедет в свою столицу. А вы будете продолжать править этой обширной провинцией, как прежде, сидя во дворце и поедая за обедом все те же ваши любимые блюда.
— Фаршированного павлина, — сладко зажмурившись, сказал король.
— И павлина, и цесарку а винном соусе с аккадскими сливами, и торт «Пастушка», и все прочее. Правитель не станет разгонять ваших поваров, поверьте мне. Собственный же народ, если до вас доберется, пообедать всласть вам не даст. Надо знать характер нашего славного народа. Поваров он разгонит, предварительно набив им шею. А вас он скорее всего посадит на кол. Или подвесит вниз головой. Прямо на мосту возле Пентакля. Там, где река Громкая делает такой красивый поворот.
Король поежился.
— И не одного вас, — приятно улыбнулся граф. — Всех нас подвесит.
— Красивый поворот? У моста? А там висят великие люди, словно куклы? Ну и воображение! Вы эстет, граф, — сказал министр внутренних дел.
Граф погасил улыбку и хмуро посмотрел на него.
* * *
Словно бы сам собой возник безобразный спор, закончившийся намерением составить заговор против популярного генерала. Сместить? Судить за измену? Но можно ли арестовать его и избежать скандала? Хуже того, избежать народных волнений?
— А может, проще его кокнуть? — сказал министр почты. — Тюк, и нет нашего славного защитника. Всенародное горе, охи, ахи, стоны, слезы, строгий ритуал похорон, торжественный салют, король и вице-короли целуют покойника в губы...
— Нет, в лоб. В губы не стану! Не заставите!
— Какая разница, — поморщился один из вице-королей и зябко передернул плечами.
— Итак, целуют знатного покойника в... не знаю уж куда... там разберемся... толпа плачет и рукоплещет одновременно. Момент единения нации! Великий миг!
— Да, славно бы было, — сладко вздохнул король.
— Проще всего подослать человечка с ножичком, — со сладенькой улыбкой говорил один из министров-губернаторов. — Неужели не найдем честного фанатика? Какого-нибудь простодушного парня, беззаветно любящего родину и готового умереть за идею.
— За какую такую идею? — ревниво спросил король.
— Известно, за какую. За батюшку-короля, за всеобщего любимца, — льстиво сказал вице-король Четвертой провинции. — В крайнем случае можно найти какого-нибудь припадочного. Он и прирежет народного героя. А что?
— А можно и отравить, — задумчиво сказал вице-король Шестой провинции. — Генерал победил врага в чистом поле, а умер от почечной колики. В собственной постели. Обыкновенное дело. Лекаря суетились, кровь пускали, пиявок ставили. Но ничего не помогло. Кто у него там в поварах? И сколько их?
— У него один-единственный повар.
— Как один? Не может быть! — удивился король, у которого было восемь старших поваров и сорок шесть младших.
— Да, старый солдат, который варил ему кашу, когда Рас был еще ребенком. Он и сейчас варит кашу, потому что ничего другого готовить не умеет.
— Хорошо, а кто у генерала заведует винным погребом?
— У него нет никакого погреба.
— Как? А откуда же ему поставляют вина?
— Ниоткуда. Генерал пьет только чистую воду да изредка чай, который заваривает ему все тот же солдат.
— Удивительные вещи вы рассказываете. — Король готов был задуматься над подобными чудесами, но его мысль тут же перескочила на более важную тему, а именно на то, что пора бы пообедать. Цесарка в винном соусе так и встала перед глазами.
— Кстати, а что его адъютант, его верный помощник? — спросил вице-король Четвертой провинции.
— Малый не очень далекий, но, боюсь, его не подкупить. — Министр почты нахмурился.
— Ой ли? А если дать много?
— Во всяком случае, пробовать надо. Под лежачий камень, знаете ли...
— Вся операция потребует денег, — сказал министр финансов, бывший военный казначей. — Кто их даст?
— Вы и дадите.
— Но в казне нет денег. Война разорила страну.
— А кто вам говорит про казну? Дадите из своего кошелька. Небось не обеднеете.
— Ну! — Министр финансов возмущенно запыхтел. — Из своих! Нет уж, пусть все дают! Вскладчину, по-честному.
— Надо бы и наших скоробогачей тряхнуть, — сказал граф Жове-Бери, — наворовали на военных поставках да на торговле лесом и дегтем, а делиться не хотят. Пора им намекнуть, что пришло время делиться. А кто намека не поймет, того за решетку. В холодный подвал.
— А за что посадим?
— Как за что? За воровство. За недоимки. Что, разве наш бескрайний лес ему принадлежит? Это ж народное достояние! Пусть посидит подумает.
— А они воруют? — Седовласый сановник вскинул брови в притворном ужасе.
— Воруют все, — сурово отрезал министр тайной полиции. — И вы, князь, знаете это не хуже остальных.
Сановник успокаивающе замахал на него пухлыми руками.
— Первого кандидата на холодный подвал я уже знаю, — оживился король.
— Кто же это, ваше величество? — осторожно поинтересовался министр внутренних дел.
— Вы его все знаете. Богат без меры и при этом еще наглец. На приемы во дворец приходит в партикулярном платье.
— А-а! — со значением произнес граф Жове-Бери и кивнул, выражая согласие.
— Недоимки с него собрать! — грозно заявил министр внутренних дел. — А самого в кутузку!
— Вот это правильно. — Министр финансов, до сего момента бледный и скучный, заметно ожил и даже зарумянился. — Вот это действительно по-честному.
— Приятно услышать слова честного человека. Как славно, что государственные денежки в таких чистых руках! — сказал вице-король Третьей провинции, которого все не любили за то, что он сочинял стихи. Мало того что он их писал, он, мерзавец, имел наглость их еще и печатать. На веленевой бумаге и с обложкой из кожи козленка. Да с серебряными застежками. Тоже небось за народные денежки! А прикидывается-то честнягой, ой-ёй!
По другую сторону высоких плотно закрытых дверей сидели офицеры охраны.
— Я слышал, Винк вернулся, — сказал один. — Из экспедиции. Обветрился, загорел.
— Да пошел он! — отозвался второй.
— Ты чего так?
— Слишком хорошо знаю красавчика. Протяни этому подполковнику палец — он руку оттяпает. В президенты вольного королевства пролезет.
— Чем плохо? Он и нам с тобой теплое местечко подыщет.
— Ты что, с ним учился?
— Учиться не учился, а в одном полку служил.
— Не верю я этому типу!
— Постой, как это — в президенты королевства? Разве в королевстве бывает президент? Где ты этакое видел? Тут у нас, — первый офицер так припечатал каблуком, что звякнула шпора, — должен быть король, помазанник Божий. Потому и называется — королевство. А в короли Винк по рождению не пройдет. Он не инфант, не граф и даже не барон.
— Ну, обзовет республикой, ему не все равно? Лишь бы за власть уцепиться.
— Каким образом?
— Разные есть способы. Например, он подозрительно дружен с нашей красоткой Татиндой. — Офицер презрительно скривил губы.
— Дочкой?
— Именно. Вообрази, он женится на ней. Он известный ловкач и женский угодник. А она — наследница короны.
— И он оказывается регентом?
— Как минимум.
— Но такой брак не признают законным.
— Кто? Судьи?
— Ну!
— Не знаешь наших судей? Один за мешок золота признает все, чего у него попросят. Другому придется пощекотать кончиком шпаги горло. И все дела.
— Думаешь, Винк готовит заговор?
— Едва ли. Сам-то он трусоват. Но если трон зашатается, он дремать не станет!
— А трон может зашататься? — Первый офицер трагически понизил голос.
— Запросто.
— Слушай, — совсем тихо прошептал первый, — а чего эти собрались? — Он кивнул на двери. — Опасаются, наверно?
— Власть делят. Король-то сдал, песок сыплется. Ждут, не назначит ли он преемника. Но они еще за него подержатся. Еще бы! Ведь каждый из этих вице сам надеется выскочить в короли, тогда уж он и покуражится...
— Удобно устроились. Ведь наверху ответственных никогда не бывает. Если что не так, то король тут же кивнет на нерадивых министров да на своих вице... Вице-короли спихнут ответственность на губернаторов, те — на помощников да на магистраты... И пойдет спихивать губерния!
— Они ведь как? Мы, ребята, не за короля вовсе, а за многострадальную родину! А разве нет? За нашу правду, за батюшку-короля и за родную землю! Лгуны, каких свет не видал.
Глава 51
Пренебреженье к этикету
Комната, в которой молодая графиня Бродос принимала гостя, называлась Голубой гостиной. Графиня, утопая в подушках, сидела на небольшом диване, обивка которого была расписана голубыми маками, и перебирала струны дутара. Гость, щеголеватый полковник Дыман, пристроился рядом на таком же голубом пуфике.
— Спойте еще, — просил полковник.
— Ах, что же вам спеть, полковник?
— Что угодно. — Дыман нежно поцеловал пальчики юной дамы.
— Ну хорошо. — Графиня посмотрела на гостя лучистым взглядом. — Послушайте вот это:
— Старинная песенка, мне напевала ее нянька.
— Очаровательно! Продолжайте, пожалуйста.
Полковник Дыман поцеловал ей руку в изгибе локтя и сказал манерным голосом:
— Страшные вещи вы поете, милая графиня. Тру-ля-ля-ля! Вот именно! Ля-ля! Вы не подозреваете, насколько ваша песня близка к жизни. Ля-ля — и нет короля!
— Неужели? — Огромные прекрасные глаза графини стали еще больше.
— Увы. — Полковник изящным щелчком сбил пылинку с лакированной поверхности сапога.
— Но почему? Ведь мы побеждаем! Граф пишет мне с фронта, что наши солдаты храбры... что они верят в батюшку-короля...
— В этого старого слезливого дурака? Граф обманывает вас!
— Ну, в данном случае, — графиня тонко улыбнулась, — это я обманываю его. Разве не так, полковник? — Она нежно потрепала гостя по щеке.
— Графиня! — Полковник поморщился. — Чистая любовь не называется обманом. А что касается этого идиота на троне, то он доведет страну до ручки!
— Осторожней, полковник!
— Уже довел. Вы когда-нибудь видели его верхом? В доспехах? Воображаю эту тушу в седле! Лошадь жалко.
— Не говорите так, полковник. — Графиня тревожно оглянулась. Шелковые портьеры будуара дрогнули от легкого ветерка.
— Если вы выглянете на улицу, графиня, то увидите длинные очереди.
— Очереди?
— Да, за хлебом. В столице голод.
— Голод! Вы меня пугаете. Налейте лучше шампанского, полковник.
Ровно через сутки после этого разговора народ, окруживший Пентакль, сверг короля и разогнал королевский совет. Началось все с необдуманного приказа одного из офицеров, охранявших королевскую резиденцию. Мирная толпа с плакатами «Хлеба!» с утра двинулась к центру города. Возможно, все обошлось бы. Но у одного молоденького лейтенанта, выходца из аристократической семьи, окончившего привилегированную офицерскую школу и ничего не понимавшего в жизни, дрогнули нервы, и он отдал приказ стрелять «в этот сброд». Раздались выстрелы. Несколько человек упали. В ответ разъяренная толпа смела три жидкие цепи военных и ворвалась в Пентакль.
На ступенях Большого дворца их встретили бледные от страха министр двора Фиделиус и генерал Шеин.
— Слушай, народ! — кричал министр, пытаясь перекрыть гул толпы. — Важное известие! Сообщаю вам, что негодяй и предатель граф Жове-Бери, проливавший безвинную кровь подданных нашего славного государства ручьями и реками, только что расстрелян как шпион Правителя и народный враг.
Четверо гвардейцев вышли на ступени дворца и, как куль, бросили вниз тело сановника в помятом черном костюме с белыми кружевными манжетами. Кровь на манжетах запеклась алыми пятнами. Тело медленно перевалилось со ступеньки на ступеньку и застыло в нелепой позе. Мертвое лицо графа уставилось на толпу.
Толпа притихла.
— Ура! — фальшиво и хрипло закричал министр Фиделиус. — Свобода!
— Свобода! — мрачным басом повторил генерал Шеин.
— Не верю! — крикнул кто-то из толпы. — Дадут они свободу, как же! Жди!
— Не верь им! — вопили на площади. — Одна шайка! Нет! Никогда!
Министр и генерал повернулись и торопливо пошли во дворец.
— Бей их! — раздался клич. Раздался и тут же утонул в недвижимой массе.
— Ну, чего стоите, уроды? — крикнул в толпу высокий рыжеволосый парень, одетый в невероятные лохмотья. — Бить так бить! — И он решительно зашагал к ступеням дворца.
Толпа вздрогнула, зашевелилась, потянулась за рыжим и в следующее мгновение потекла неуправляемой лавой. Гвардейцы, побросав оружие, разбежались. Возбужденные люди высадили высоченные резные двери и штурмом взяли Большой дворец. В коридорах и залах дворца слышался топот ног, отдельные крики и хрипы, печальной и грозной музыкой доносился звон и треск разбиваемых зеркал. Через час-другой грабежи распространились по всему городу. Люди взламывали двери магазинов и складов, в богатых кварталах задымились дома аристократов и вельмож.
Король бежал в одну из дальних провинций. Власть перешла к временному правительству, объявившему республику. Поначалу это вызвало у толпы озноб восторга. «Республика! — вопили на всех углах. — Да здравствует республика!» Мало кто понимал значение этого слова.
Людей, составивших новое правительство, толком никто не знал. Немедленно возник спор — речь идет о единой республике или о союзе семи республик? Говорили временные правители красиво, длинно, витиевато, но действий никаких не предпринимали.
Разъехавшиеся по своим поместьям вице-короли никаких республик признавать не захотели. Начался хаос, поначалу веселый. Кругом собирались толпы народа. Всегда находился горячий говорун, влезавший на ближайшие ступени или просто на пивную или винную бочку, с которой он держал пламенную речь. Кого-то слушали, кого-то свистом сгоняли с бочки. Весело было, пока в разоренных складах еще хватало пива. Но скоро оно кончилось. Прибывающие с фронта делегации солдат и младших офицеров заставали обычно голодную и раздраженную толпу.
Войска захватчиков ненадолго оживились и начали продвигаться вперед. Их с трудом остановили. Но стране угрожал развал. Два окраинных королевства объявили о своей независимости. Еще три подумывали об этом. Столичные офицеры, получавшие неутешительные вести из провинций, потребовали от генерала Раса решительных действий.
Генерал ввел в столицу две военные бригады, разогнал болтунов-«временных», задержал сотню особо наглых мародеров и заколебался. Спустя сутки он предпринял жалкие попытки не то разыскать и вразумить беглого короля, не то привести к власти кого-то из вице-королей. Он наивно думал, что среди них есть хоть один порядочный. Но король исчез, а вице-короли ехать под крылышко генерала Раса опасались.
— Спойте еще, — просил полковник.
— Ах, что же вам спеть, полковник?
— Что угодно. — Дыман нежно поцеловал пальчики юной дамы.
— Ну хорошо. — Графиня посмотрела на гостя лучистым взглядом. — Послушайте вот это:
— Снял конем? — Полковник поднял брови. — Очаровательно! Что это, милая графиня?
Пренебреженьем к этикету
Смущен холодный мажордом —
Король вестгалльский на паркете
Играет в шахматы с шутом.
Взгляд короля отнюдь не гневен,
Закон фигур ему знаком.
Шах королю, шах королеве —
Снял короля король конем.
— Старинная песенка, мне напевала ее нянька.
— Очаровательно! Продолжайте, пожалуйста.
— Мечом? Очаровательно! Умоляю, продолжайте.
Король верхом, король в доспехах.
Трубят поход фельдъегеря:
Его величеству успехов!
Его величеству ура!
Война! Король спокойно гневен.
Закон войны ему знаком.
Шах королю, шах королеве —
Снял короля король мечом.
— Боже мой! — прошептал Дыман. — Виван верхом, Виван в доспехах... И пешки... сняли...
Ночь. Оплывают в замке свечи.
Король уж спит. Но вдруг набат!
Мелькают головы и плечи,
Народ ворвался в царский сад.
Смерть королю! Народ разгневан!
Круши фарфор и мебеля!
Шах королю! Шах королеве!
И пешки сняли короля!
Графиня Бродос звонко повторила последнюю строчку и отложила изящный струнный инструмент, внутри которого еще что-то звучало и пело.
Король в печали или в гневе —
Всегда поет «Тру-ля-ля-ля!».
Шах королю, шах королеве —
И пешки сняли короля!
Полковник Дыман поцеловал ей руку в изгибе локтя и сказал манерным голосом:
— Страшные вещи вы поете, милая графиня. Тру-ля-ля-ля! Вот именно! Ля-ля! Вы не подозреваете, насколько ваша песня близка к жизни. Ля-ля — и нет короля!
— Неужели? — Огромные прекрасные глаза графини стали еще больше.
— Увы. — Полковник изящным щелчком сбил пылинку с лакированной поверхности сапога.
— Но почему? Ведь мы побеждаем! Граф пишет мне с фронта, что наши солдаты храбры... что они верят в батюшку-короля...
— В этого старого слезливого дурака? Граф обманывает вас!
— Ну, в данном случае, — графиня тонко улыбнулась, — это я обманываю его. Разве не так, полковник? — Она нежно потрепала гостя по щеке.
— Графиня! — Полковник поморщился. — Чистая любовь не называется обманом. А что касается этого идиота на троне, то он доведет страну до ручки!
— Осторожней, полковник!
— Уже довел. Вы когда-нибудь видели его верхом? В доспехах? Воображаю эту тушу в седле! Лошадь жалко.
— Не говорите так, полковник. — Графиня тревожно оглянулась. Шелковые портьеры будуара дрогнули от легкого ветерка.
— Если вы выглянете на улицу, графиня, то увидите длинные очереди.
— Очереди?
— Да, за хлебом. В столице голод.
— Голод! Вы меня пугаете. Налейте лучше шампанского, полковник.
Ровно через сутки после этого разговора народ, окруживший Пентакль, сверг короля и разогнал королевский совет. Началось все с необдуманного приказа одного из офицеров, охранявших королевскую резиденцию. Мирная толпа с плакатами «Хлеба!» с утра двинулась к центру города. Возможно, все обошлось бы. Но у одного молоденького лейтенанта, выходца из аристократической семьи, окончившего привилегированную офицерскую школу и ничего не понимавшего в жизни, дрогнули нервы, и он отдал приказ стрелять «в этот сброд». Раздались выстрелы. Несколько человек упали. В ответ разъяренная толпа смела три жидкие цепи военных и ворвалась в Пентакль.
На ступенях Большого дворца их встретили бледные от страха министр двора Фиделиус и генерал Шеин.
— Слушай, народ! — кричал министр, пытаясь перекрыть гул толпы. — Важное известие! Сообщаю вам, что негодяй и предатель граф Жове-Бери, проливавший безвинную кровь подданных нашего славного государства ручьями и реками, только что расстрелян как шпион Правителя и народный враг.
Четверо гвардейцев вышли на ступени дворца и, как куль, бросили вниз тело сановника в помятом черном костюме с белыми кружевными манжетами. Кровь на манжетах запеклась алыми пятнами. Тело медленно перевалилось со ступеньки на ступеньку и застыло в нелепой позе. Мертвое лицо графа уставилось на толпу.
Толпа притихла.
— Ура! — фальшиво и хрипло закричал министр Фиделиус. — Свобода!
— Свобода! — мрачным басом повторил генерал Шеин.
— Не верю! — крикнул кто-то из толпы. — Дадут они свободу, как же! Жди!
— Не верь им! — вопили на площади. — Одна шайка! Нет! Никогда!
Министр и генерал повернулись и торопливо пошли во дворец.
— Бей их! — раздался клич. Раздался и тут же утонул в недвижимой массе.
— Ну, чего стоите, уроды? — крикнул в толпу высокий рыжеволосый парень, одетый в невероятные лохмотья. — Бить так бить! — И он решительно зашагал к ступеням дворца.
Толпа вздрогнула, зашевелилась, потянулась за рыжим и в следующее мгновение потекла неуправляемой лавой. Гвардейцы, побросав оружие, разбежались. Возбужденные люди высадили высоченные резные двери и штурмом взяли Большой дворец. В коридорах и залах дворца слышался топот ног, отдельные крики и хрипы, печальной и грозной музыкой доносился звон и треск разбиваемых зеркал. Через час-другой грабежи распространились по всему городу. Люди взламывали двери магазинов и складов, в богатых кварталах задымились дома аристократов и вельмож.
Король бежал в одну из дальних провинций. Власть перешла к временному правительству, объявившему республику. Поначалу это вызвало у толпы озноб восторга. «Республика! — вопили на всех углах. — Да здравствует республика!» Мало кто понимал значение этого слова.
Людей, составивших новое правительство, толком никто не знал. Немедленно возник спор — речь идет о единой республике или о союзе семи республик? Говорили временные правители красиво, длинно, витиевато, но действий никаких не предпринимали.
Разъехавшиеся по своим поместьям вице-короли никаких республик признавать не захотели. Начался хаос, поначалу веселый. Кругом собирались толпы народа. Всегда находился горячий говорун, влезавший на ближайшие ступени или просто на пивную или винную бочку, с которой он держал пламенную речь. Кого-то слушали, кого-то свистом сгоняли с бочки. Весело было, пока в разоренных складах еще хватало пива. Но скоро оно кончилось. Прибывающие с фронта делегации солдат и младших офицеров заставали обычно голодную и раздраженную толпу.
Войска захватчиков ненадолго оживились и начали продвигаться вперед. Их с трудом остановили. Но стране угрожал развал. Два окраинных королевства объявили о своей независимости. Еще три подумывали об этом. Столичные офицеры, получавшие неутешительные вести из провинций, потребовали от генерала Раса решительных действий.
Генерал ввел в столицу две военные бригады, разогнал болтунов-«временных», задержал сотню особо наглых мародеров и заколебался. Спустя сутки он предпринял жалкие попытки не то разыскать и вразумить беглого короля, не то привести к власти кого-то из вице-королей. Он наивно думал, что среди них есть хоть один порядочный. Но король исчез, а вице-короли ехать под крылышко генерала Раса опасались.