Калганов Андрей. Ветер с Итиля

   Конечно, не сразу, но ситуация действительно начала выправляться. Как-то сами собой вскорости обнаружились какие-то залетные собиратели древностей, отвалившие за меч довольно приличную сумму.
   Добрался до райцентра. Приоделся. Снял в деревеньке, расположенной поблизости от немецкого бункера, комнату у древней бабки. И принялся проповедовать. Благо опыт имел немалый. Недаром Зосима держал «замом по идеологической работе», выражаясь современным языком.
   Где-то через годик сколотил братство. Когда пошли первые деньги, справил документы и стал Николаем Петровичем Кукшиным, уроженцем города Кириши Ленинградской области.
   Начинал Кукша не с крестьянами, на что рассчитывал, а с какими-то беглыми зеками, падкими на спасительные учения и учителей, особливо если учения эти разрешают не менять привычное ремесло. Оттого делами братство занималось крутыми…
   Иерархия в братстве была жесткая. «Шершни» собирали дань по окрестным селениям. Собирали по-умному, особо не светясь, подставляя местных бандюков. «Пчелы» приносили «медоносные» вести. Где, что и у кого можно поиметь, не поимев за это лиха. Кроме того, пчелы прислуживали шершням. Были еще «личинки», которые подъерзывали на разных малых поручениях.
   Во главе каждой десятки шершней стоял старшой шершень, а во главе сотни — роевой шершень. Впрочем, пока «сотня» была только одна, но время идет… У каждого шершня было в подчинении от пяти до десяти пчел. Каждая же пчела повелевала двумя-тремя личинками.
   Себя же Кукша именовал Пасечником. Карал и миловал своей волей. И следил за правильным исполнением культа.

* * *

   «Есть что вспомнить, — Кукша глянул на унылый пейзаж, проносящийся за окном жигуленка, и тут же отвел взгляд, — впору мемуары издавать».
   Ассимилировался он за последние годы основательно. Акцент почти что исчез. Словами умными сыпал налево и направо. Деньжата появились. А как не появиться, когда чуть ли не со всего района в братство неофиты тянутся…
   Жигуленок остановился.
   — Как договаривались, — сказал водитель. — Слева проселок на Бугры, туда не поеду, увязну.
   — Все путем, командир, держи. — Кукша расплатился и вышел из машины.
   Жигуленок лихо развернулся и рванул прочь.
   Кукша свернул с трассы на проселок. Прошел немного до едва заметной тропы и углубился в лес. Шершни, поди, заждались. Ну ничего, скоро повеселятся ребятушки…

Глава 5,

в которой Степан Белбородко пребывает в фашистском застенке и размышляет о жизни

   … Тьма была абсолютной, иссиня-черной, без единой светлой прожилки. Сколько он провалялся здесь? Время, когда не видишь даже собственной ладони, поднесенной к глазам, течет неуловимо.
   Степан сидел, согнувшись в три погибели, почти прижимая голову к коленям. Пол бетонный, влажный, жутко холодный. Неизвестно откуда тянет сквозняком. Ох, как мышцы затекли, встать бы или хоть вытянуться. Как же! Над головой — бетонный потолок, за спиной — влажная стена из того же материала.
   Кажется, у Эдгара По был рассказ про человека, который больше всего на свете боялся погребения заживо. Придумывал всякие хитроумные штуки, чтобы, оказавшись в могиле, мог подать сигнал наружу. Очень веселил Степана тот рассказик. Фобия казалась надуманной, не соответствующей медицинской действительности… Действительность, она куда проще… Ан нет, не проще.
   В древности существовала добрая традиция: при закладке замка или другого важного строения в основание его замуровывать живую тварь. Сперва в качестве таковой использовали пресловутую девственницу, в более же поздние времена строители ограничивались животными. Видимо, дошло, что дух земли уже немолод, не до девочек…
   Великую пользу из этого суеверия извлек Степан году в девяносто пятом, когда «новые русские» кинулись основывать фазенды и обряд «закладки фундамента» стал пользоваться огромным спросом. На побережье Финского залива возвышается по меньшей мере с дюжину коттеджей, в фундаментах которых покоятся косточки крыс. Коттеджи-то стоят, а вот их хозяева сгинули на стрелках да разборках… Видно, не любит дух земли нуворишей.
   «Хорошо бы своим заточением я был обязан каким-нибудь чокнутым борцам за права животных, — невесело усмехнулся Степан, — только чует мое сердце, все намного хуже».
   С невидимого потолка равномерно падали капли. Спасибо, не на темечко. Степан поймал себя на том, что принялся их считать. Та-а-ак, приплыли, первая стадия. Вторая заключается в том, что начинаешь ждать, когда же раздастся очередное «кап». А о третьей лучше даже не думать…
   По закону жанра, в этот момент должна была бы «с жутким лязгом отвориться дверь». Но дверь, разглядеть которую было совершенно невозможно (да и не дверь, а, судя по размерам помещения, «дверка», закрывающая собачий лаз), и не думала отворяться. Не происходило ровным счетом ничего. Тишина, тьма, редкий звон капель.
   «Помнится, какой-то русский ученый запротоколировал свою смерть, — подумал Степан, — собрал у смертного одра учеников и описывал, что именно у него холодеет и отнимается и в какой момент. А те перьями скрипели. Гордыня-то какая, если вдуматься. Кто и способен на таинство посягнуть, как не наш соотечественник, с Богом имеющий амбивалентные отношения.
   Может, и мне посягнуть, запротоколировать, так сказать. Только не смерть, а попроще — сумасшествие: в левом полушарии промелькнул черт, на периферии зрения показалась жена-покойница, руки тянет, Илья-пророк пальчиком погрозил, апостол Петр кукиш показал, в рай не пускает. Пятна перед глазами. Сознание меркнет, теряю нить, прощайте, товарищи!»
   — Эй, пчелочки златые, что ж вы не жужжите?! — неожиданно для самого себя заорал он — нервы сдали. — Выходите, нехристи, биться будем.
   Перевел дух:
   — Требую адвоката и персональный телевизор в камеру!!!
   Опять набрал побольше воздуха:
   — Эй, начальник, жрать давай!!!
   Он орал еще бог весть сколько, вкладывая в бессмысленные фразы все отчаяние, граничащее с позорной мужской истерикой. Он готов был вгрызаться зубами в стены, только бы проделать лаз. Он готов был превратиться в червя, чтобы уползти отсюда. В тварь дрожащую. Малодушие? Да, черт побери. Жизнь на девяносто девять процентов из него и состоит. А кто не верит, пусть сам посидит в таком местечке.
   Случилось чудо — лязгнул засов. На сей раз дверь действительно отворилась. В лицо ударил луч фонаря — «посетитель» присел на корточки.
   — Быстро ты очухался! — Лицо говорившего оставалось в тени, но голос был знаком до печеночных колик, Семеныча голос. — Ты не ори, сердешный, часового нервируешь, он у нас криков страсть не любит. Посему пристрелить может. Наверное, знать хочешь, куда попал?
   — Ну, и куда?
   — Да просто попал, мужик, — раздался жеребячий гогот, явно исходивший от часового. — Вишь, как бывает — живешь себе, живешь, и вдруг хреном по башке!
   — Как тут насчет удобств? — поинтересовался Степан.
   — Во дворе, — глумливо заржал охранник. Вновь лязгнула дверь. Степан погрузился во тьму.
   По невидимому коридору удалялись шаги.
   Значит, за Степаном наблюдают! Для чего? Ждут момента, когда он сломается, чтобы в обмен на освобождение потребовать выкуп? Или религия запрещает убивать, поэтому сектанты запирают свои жертвы в подземелье, и те умирают сами? Тогда зачем ставить часового у двери, не проще ли заварить оную для надежности или завалить камнями. К тому же мразь эта — язычники, а не какие-нибудь альбигойцы, если бы уж решили принести Степана в жертву, то придумали бы что-нибудь более красочное, кровавое. Язычество до крови охоче.
   «На том и остановимся, что выкуп хотят», — решил Степан.
   Вполне логичная, хоть и небезупречная версия. Что уж греха таить, Степан вовсе не бедствует. Сможет, если надо, набить чемодан деньгами, то бишь баксами. А уж сектанты постараются, чтобы он не скупился.
   Впрочем, очевидность замыслов вовсе не предполагает счастливого финала. Скорее наоборот. Получат свое и закопают рядом в лесочке. А то, еще лучше, разведут жертвенный костер. Чтобы лишь обгорелые кости остались.
   Перспективочка…
   Только и радует, что в ближайшее время его, похоже, не кончат.
   На периферии сознания мельтешила какая-то несообразность.
   Кажется, все по-прежнему. Та же тишина, те же капли. Тот же сквозняк… Стоп! Сквозняк как раз не тот же. Другой сквознячок. Более истовый, наглый даже. И тянет из вполне определенного места — от двери. А это означает…
   Степан пододвинулся поближе. Так и есть — не заперта. Забыли, что ли? Да нет, он точно помнит характерный лязг засова. Значит, кто-то удосужился отодвинуть задвижку, да так, чтобы заключенный не услышал. Смазал машинным маслом, что ли?
   — Знаем мы эти штучки, — проворчал себе под нос Степан, — поманят надеждой, а потом со всей дури дубинкой по башке — и обратно. Пару раз такой трюк проделать под разными соусами — и клиент станет как шелковый, на все согласится.
   — Эй, уважаемый, — крикнул Степан, — прохлад-но-с!
   Охранник не откликнулся. Выманивают, сволочи!
   — Может, притворишь дверку-то?
   Тот же результат.
   А чего, собственно, Степан теряет? Ну, вернут обратно, как пить дать, вернут. Да и Чернобог с ними. Шансов, конечно, один на миллион, но хоть ноги размять.
   Сердце взорвалось барабанной дробью — все же в глубине души теплится надежда, так ее.
   Степан придвинулся спиной к самой стене, подобрался. Удар. Дверь нараспашку. От ее соприкосновения со стеной по подземелью прокатился жутчай-ший гул.
   Степан затаился в ожидании заслуженной кары…

Глава 6,

в которой уже известный читателю герой совершает убийство, дабы испытать другого героя

   Как и было условлено, колдуна держали в бетонной яме. В бункере было много интересных мест… Шершни убеждены, что это всего лишь очередной клиент, которого следует сперва развести на деньги, а потом кончить. Никчемные, пустые людишки, они и не должны догадываться об истинных целях их повелителя.
   Кукша шел по полутемному коридору. Иллюминацию провели «личинки» халтурно. Добрая половина люминесцентных ламп лишь эпилептично вздрагивала.
   Ступал Кукша бесшумно, по-хитрому ставя босые ступни. Поворот, еще поворот. Охранник увидел его издали, дернулся навстречу. Кукша остановил его жестом, прижал палец к губам. Шершень замер.
   Кукша подошел к нему, приветливо улыбнулся, похлопал по плечу. Парень встал чуть ли не навытяжку.
   А это что? На шее молодца красовалась золотая цепь. Знает ведь, что запрещено, — не пристало привлекать к себе внимание. Впрочем, в данном случае цепь только облегчала задачу.
   Кукша вопросительно посмотрел на парня и со всей возможной брезгливостью вытянул двумя пальцами цепочку. Золотой змейкой она скользнула на грудь молодца.
   Счастливая улыбка вмиг исчезла с лица шершня. Хотел сказать что-то в оправдание, но не посмел — Кукша вновь прижал палец к губам.
   С видом майора, осматривающего грязный подворотничок рядового, он зашел за спину. Охранник не смел шелохнуться. Что ж, мертвые к мертвым, живые к живым…
   Быстрым движением Кукша выхватил из кармана нож-выкидуху и, зажав жертве рот, полоснул по горлу. Немного подождал, чтобы унялись судороги, и опустил труп на бетонный пол. Все произошло очень быстро и очень тихо. Убивать Кукша умел.
   Затем поработал пластиковой масленкой. Бесшумно отодвинул задвижку. Дверь немного отошла от косяка… Дело сделано.
   Часа через три он прикажет сменить часового. Старший шершень, сопровождающий каждую смену караула, наткнется на труп. А там пусть Сила сама решает.
   Охота предстоит лютая. Кукша уж постарается, чтобы братия решила, будто шершня загубил пришлый, наплетет. Поймают — на куски разорвут.
   Если выскользнет колдун, если выберет его колодец — будет жить. А оплошает, наткнется на нож или пулю… Что ж, Кукша найдет другого. Не впервой. Кукша перешагнул через тело и пошел прочь.

Глава 7,

в которой Степан выбирается из одной гадкой истории и сразу же попадает в другую

   … Но кары не последовало… Степан вылез из каменного мешка. У стены, что напротив двери, лежал охранник. Совсем мальчишка, лет двадцать, не больше.
   Коридор просматривался в обе стороны метров на пятьдесят. Степан, не особо терзаясь риторическими в данной ситуации вопросами, охлопал покойника. Чем черт не шутит, может, найдется что огнестрельное? Так и есть, за поясом прятался «ТТ».
   Степан отщелкнул магазин, осмотрел — полный. Восьмерых с собой заберет, если не промажет, стрелял-то всего пару раз, да и то не по движущейся мишени, а по покорным консервным банкам, расставленным рядком.
   Послышались шаги. Степан на секунду замер, прислушиваясь, не почудилось ли. Нет, шаги приближались.
   Выбор направления определился сам собой. Рванул вправо. Спасибо кроссовкам с толстой резиновой подошвой, одетым ради шатания по лесам, ступал почти бесшумно.
   Рвануть-то рванул, да что проку — где выход из лабиринта, сам черт не разберет. Боковых ходов, что в небезызвестном «Думе». А вот ведет ли хоть один на волю — большой вопрос.
   Свернул в ближайший. Остановился на границе с «главной дорогой». Замер.
   Вскоре издалека донеслась истовая ругань — процессия зафиксировала факт бегства.
   Как бы он поступил на их месте? Кинулся в погоню? Нет, вряд ли. Кажется, их всего двое. Все закоулки в таком составе не обшаришь. Да и если не полные идиоты, сообразят проверить наличие оружия у покойного…
   Тогда что? Один — за часового, а другой — в народ. Расскажет про страшное преступление да рать кликнет. Пожалуй.
   Минут пятнадцать прошло в неопределенности. Преследователи о чем-то негромко спорили. Но вот перепалка стихла.
   Степан еще немного выждал и, сняв «ТТ» с предохранителя, выглянул за угол. Так и есть, над телом стоит мордоворот, с калашом, гад. И стреляет, должно быть, не в пример Степану, уж опыта наверняка побольше…
   Конечно, можно было бы попытаться снять его. Да только прицельная дальность тульского «Токарева» составляет пятьдесят метров. Это по заводской инструкции. На деле-то наверняка метров сорок, не больше. Шансы невелики! Да и стрелок из Белбородко, что танцор из безногого. А ближе не подобраться.
   Сейчас подоспеет подмога — и все, хана. Пустят собачку, она, родимая, быстро его вычислит. А вот что дальше — непредсказуемо совершенно. Труп-то наверняка на него спишут, для того, должно быть, и дверку потихонечку отворили.
   «Нет выхода, — в голову ударило горячей волной, дыхание сбилось, — пришло время отвечать пред судом Твоим, Господи».
   Нет, так он ничего не добьется. Надо упорядочить мысли, успокоиться. Степан сделал глубокий вдох, задержал дыхание. Способ банальнейший, описанный даже в самой захудалой книжонке про борьбу со стрессом, но действенный. Повторил несколько раз.
   «Успокоился? — сказал он себе. — Теперь давай рассуждать здраво. Оставленный на посту бандюган десять раз подумает, прежде чем разрядить в меня магазин, ибо получить выкуп за покойника значительно сложнее, чем за живого. Начальство за жмура не похвалит, начальство одну штуку за такое открутит».
   У Степана возникла шальная мысль. Он поставил «ТТ» на предохранитель, чтобы случайно не шмальнул, и, присев на корточки, «блинчиком» отправил пистолет по полу к охраннику.
   — Эй, слышь, не стреляй, я без оружия. Сдаюсь!
   Некоторое время бандит переваривал услышанное и увиденное.
   — Ну выходь, раз сдаешься! — наконец он подал голос.
   Степан медленно вышел с поднятыми руками.
   — Стоять!
   Белбородко подчинился. Застыл. Боец неспешно, вразвалочку подошел, не сводя ствол со Степана:
   — Никак набегался, залетка?
   Удар прикладом в живот. Степан согнулся, закашлялся.
   — Не боишься товар попортить?
   Боец зашел за спину. Дуло уперлось под лопатки.
   — Пошел!
   Как и рассчитывал Степан, парень потащил пленного наверх, к высокому начальству.
   Белбородко чуть повернул голову, чтобы задействовать боковое зрение.
   Шагать в ногу, не убыстряя и не замедляя ритм. Отслеживать малейшие движения корпуса. Руки — в то же положение, что и у конвоира (довольно неестественно для безоружного человека, но парень со спины не разберет)^[4].
   Главное — не копировать движения в нюансах. Подобное копирование слишком очевидно и потому бессмысленно. Необходимо развивать лишь основные тенденции, привязываясь к общей динамике и ритму. Тогда через некоторое время произойдет «присоединение». Бессознательно конвоир начнет воспринимать его, Степановы, движения как свои собственные…
   Пожалуй, клиент созрел! Степан чуть наклонился. Получилось! Конвоир дернулся в ту же сторону, ствол дрогнул. Поворот вокруг своей оси, с небольшим смещением в сторону. Левая рука ложится сверху на ствол и в момент поворота чуть его отводит. Корпус — параллельно корпусу конвоира и чуть сзади. Правая кисть плавно и быстро надавливает на приклад. Автомат оказывается у Степана. Дулом в кадык. Характерный хруст. Тело валится на пол. Точка.
   Калаш, конечно, штука хорошая, спору нет, скорострельный, надежный, говорят, даже в пустыне его не клинит. Но есть одна загвоздка — неподготовленный человек из него попадет разве что при стрельбе в упор. Отдача довольно сильная, прицельная планка подстраивается под расстояние до цели…
   Но не оставлять же добро! Он закинул автомат за спину. Наскоро охлопал жертву. Запасных магазинов нет. Ничего удивительного, к затяжным боям вояка не готовился. Что ж, так и вышло… Ага, вот и милый сердцу «Токарев». Прихватил и его.
   Чуть поколебавшись, Степан решил позаимствовать у покойного спортивный костюм. Переоблачившись, взял тело под мышки, затащил в соседнюю камеру и побежал в сторону предполагаемого выхода. Метров через сто уперся в тупик. Вернулся шагов на двадцать. Нырнул в боковой проход. Немного пробежал. Вновь тупик.
   В стенах виднелись двери и дверки. От камер, подобных Степановой, и камер типа «люкс», в которых можно встать аж во весь рост. В «люксовых» дверях были даже предусмотрены окошечки для кормежки заключенных…
   Из-за одной такой раздалось поскуливание. Степан прислушался. Точно, всхлипывает кто-то.
   Он остановился. Легонько постучал. В камере затихарились.
   — Есть кто живой? — Тишина. — Нет? Ладно, я пошел.
   Внутри кто-то зашевелился.
   — А ты кто? — раздался девичий голос.
   — Кто, кто… — Степан едва удержался от упоминания коня и «пальта». — Считай, спасатели пришли. Конечно, если ты не добровольная затворница.
   — Да где уж — добровольная…
   Задвижка была прихвачена висячим замком. Не беда — затыльник приклада весьма крепок, спасибо Михайлу Тимофеевичу Калашникову. Несколько ударов, и проблема снята. В прямом и переносном смысле.
   Из камеры этаким «сычом» выглянула его новая знакомая — Светка. Зареванное лицо, распухшие, очевидно от удара, губы. Спортивный костюм весь измят и грязен. Молния на куртке сломана. Белый, по задумке фирмы-изготовителя, свитер покрыт кровавыми пятнами, ворот обвисший и растянутый.
   — Ну, чего вылупился?
   — Досталось тебе, — отвел взгляд Степан.
   — Сама виновата, дура. Надо было в Питер уезжать, когда мать умерла, — захлюпала носом Светка. — И далась же мне эта диссертация. Думала, в люди выйду, профессоршей стану. Как же, станешь тут!
   Степан ничего не понял.
   — Какая еще диссертация?!
   — Какая, какая, — пробурчала девушка, — обыкновенная. Думаешь, раз в деревне родилась, то только в доярки? Окончила истфак в Питере, заочно в аспирантуру поступила. И тему что надо взяла: «Влияние древнеславянских культов на этнографический ландшафт средней полосы».
   — Эка?! — усмехнулся Степан. — Враз и не выговоришь.
   — Приехала позапрошлым годом к матери, — всхлипывая продолжала Светка, — думала, проведаю, погощу недельку-другую и обратно. А тут — вся деревня вдруг в язычество ударилась. Я и решила, задержусь на подольше, материал для работы соберу. А вишь, как оно обернулось, считай, сама сектанткой стала. — Светка вдруг осеклась, видимо устыдившись своей слабости, глаза мгновенно высохли. — Некогда сопли размазывать. Пошли!

* * *

   По всей видимости, с лабиринтом его нежданная спутница была знакома не понаслышке. Они так ни разу и не уперлись в тупик. Вскоре хитросплетение кротовых ходов осталось за спиной. Перед ними простирался коридор, заканчивающийся ступенями. Коридор, не в пример прочим, был хорошо освещен.
   — Нас наверняка уже поджидают, — сказала она.
   — Других выходов, конечно, нет?
   — Думаешь, я совсем тупая?
   Сколько прошло времени с тех пор, когда он выбрался из камеры? Не менее получаса. А охранника убрал минут пятнадцать назад. Наверняка «зондеркоманда» уже бродит по лабиринту.
   У Степана возникла идея:
   — Как думаешь, бычки сдержали слово, не растрепали, что ты попала в немилость?
   — Не станут они языками трепать, — хмуро ответила Светка, — зачем им с моим отчимом ссориться, он, считай, второй человек после Пасечника.
   Степан решил не углубляться в вопрос, кто такой Пасечник.
   — Значит, молодчики, которые наверху, не знают, что ты оказалась в подземелье?
   — Наверняка. Знает только Фрол и тот, второй, Прохор. Но они лестницу сторожить не будут — личные телохранители роевика. В подземелье он без них не сунется.
   Можно попробовать. В конце концов, что они теряют?
   — Держи, — Степан снял с предохранителя АКМ и протянул Светке, — отконвоируешь меня наверх. Скажешь, что взяла меня в одиночку.
   Она забросила ремень на плечо.
   — Идея мне нравится. Часовой не может знать наверняка, что меня в подземелье не было до того, как в него спустилась группа. Мало ли какие поручения роевика я могла выполнять. Значит, с ходу разоружать он меня не станет. Вот только твой костюм.
   Костюм действительно был некстати. Раз у пленного хватило времени на то, чтобы переодеться, значит, на то, чтобы вооружиться, — и подавно. А раз он был вооружен, то становится сомнительным, чтобы его вот так запросто взяла какая-то пигалица. «Знать бы заранее, что встречу Светку, — подумал Степан, — не пришлось бы мародерствовать…»
   — Надо действовать быстро, — сказал Белбородко, — не давая быку сообразить, что ему кино показывают. Кстати, о кино. Надо бы придумать сценарий…

* * *

   Наверху их ожидали, что и требовалось доказать! Едва Степан поднялся по лестнице, ведущей из подземелья на свет божий, как наткнулся на бандюка.
   — Ба… какие гости! — молодчик осклабился и сделал автоматом приглашающий жест. — Кто это там выглядывает? Светик?! Ты откуда взялась?!
   «Кажется, других головорезов не видно, — промелькнуло у Степана, — подонки чувствуют себя слишком уверенно, чтобы заботиться о тылах. Задача упрощается. Только бы не шмальнула девчонка, действовала так, как договорились! Наверняка поблизости бычки пасутся, поднимет стрельбу, все стадо сбежится».
   — У роевика спроси, — зло ответила Светка, — принимай беглого, у меня уже руки отваливаются калаш держать.
   Бандит направил ствол в живот Степана:
   — Отдыхай, как-нибудь сами управимся.
   Светка опустила автомат и, выйдя из-за спины пленного, направилась к бандиту. Сделала как бы нечаянный шаг в сторону, чуть закрыв Степана. Тот воспользовался моментом и, схватив ее за шею, прижал к себе. Вытащил из кармана своей жертвы «ТТ». (Пистолет он отдал Светке еще в подземелье, понимая, что останься тульский «Токарев» у него, это может вызвать подозрения у охранника — почему не обыскала?) Щелкнул собачкой предохранителя и приставил к виску девушки. Все произошло столь быстро, что бандюган не успел ничего предпринять.
   — А ну, ствол на землю, мразь! — прохрипел Степан.
   Шершень колебался.
   — Делай, что он говорит, Филин, — взвыла Светка, — если со мной что случится, роевик с тебя шкуру спустит, забыл, кто я ему?
   Бандюган выматерился и бросил калаш.
   Степан отпустил девушку и взял на прицел бандита:
   — Мордой в землю, живо, руки за голову.
   Молодчик недоуменно посмотрел на Светку. На лице его отображалась тяжелая работа мысли.
   — На твоем месте я бы не раздумывала, — усмехнулась девушка.
   Боец опустился на колени и медленно лег.
   — Против роя пошла, курва?.. — Филин явно хотел разразиться долгой обличительной речью, но Белбородко такой возможности ему не дал — подобрал калаш и опустил приклад на бандитский затылок.
   — Все, уходим, — сказал Степан.
   Наскоро вооружившись, они бросились прочь.

* * *

   Кукша ожидал чего-нибудь в этом роде. Доклад роевика он выслушал спокойно, даже с некоторым удовлетворением. Для порядка устроил разнос, пригрозил репрессиями.
   Но вообще-то пока все складывается великолепно. Почти. Если не считать бегства отбившейся от рук девки. Он давно уже говорил роевому, чтобы с дурехой разобрался — или к делам братства приставил, или в расход пустил. А он ни то и ни это, все для себя приберегал. Недаром говорят: седина в бороду, бес в ребро. Позарился на молодку, вот и пусть теперь расхлебывает.
   Конечно, наперед загадывать — дурная примета, но если все же колдун доберется до колодца, вернее, если его внутренней силы хватит, чтобы призвать Силу истинную, вечную, колодцем повелевающую, то Кукше будут абсолютно безразличны злоключения братства шершней. Пусть хоть цветы опыляют. Он же отправится, уйдет восвояси. Ты только не спеши, Кукша, не суетись, не торопи события.