Андрей Калганов
Ветер с Итиля

   Прочтя книгу или свиток, лучше всего сжечь их или выбросить прочь.
 
   Не скупись на знаки признательности тому, кто рассказывает тебе о чем-то бесполезном. Иначе в следующий раз он не расскажет тебе о чем-то очень для тебя важном.
Хагакурэ

Часть I. КОЛОДЕЦ

   Есть на Украине придание, взятое, как говорят, из актов: злая и пьяная баба, поссорившись с соседкой, пришла в суд и объявила, что та украла росу. По справке оказалось, что накануне росы точно не было и что обвиняемая должна быть ведьма. Ее сожгли. Проспавшись, баба пришла в суд каяться, что поклепала на соседку, а судьи, услышав это, пожали плечами и ударили об полы руками, сказав: «От тоби раз!»
Владимир Даль. «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа».

Глава 1,

где рассказывается о странном экзамене, который пришлось выдержать Степану Белбородко и который совсем не выглядел экзаменом, а выглядел обыкновенным хулиганством
   На сходе с моста застыл человек. Невзрачный, в потертом сером плаще и видавшей виды шляпе. Был он не велик ростом, но и не мал. Какой-то весь из себя средний, неприметный. Такого увидишь и враз позабудешь.
   Человек долго смотрел вслед Степану. Словно что-то прикидывал. Когда тот пропал из виду, человек развернулся и пошел по мосту.
   Дойдя примерно до середины, остановился, прильнул к перилам. Несколько через них перегнулся.
   — Я нашел, повелитель, — прокаркал он в темноту, — дело за малым…
   Лицо незнакомца исказила судорожная кривая улыбка:
   — Загляни мне в глаза, повелитель. Ты сам увидишь…
   Одна сменяя другую, картины заполняли огромные, как у ночной птицы, его зрачки…
* * *
   Было за полночь. Накрапывал дождь — обычная питерская погода, особенно осенью.
   Частника решил не брать — хотелось проветриться. Юбилей лучшего друга — дело нешуточное…
   Через Дворцовый мост — на одноименную площадь, а там дворами до Конюшенной, и — дома…
   Аккурат на сходе с моста расположилась мордастого вида компания. Трое рослых парней в кожаных куртках и страшенная девица с мешками под глазами и перевернутым распятием на груди. Страшенная лузгала семечки, сплевывая шелуху на мокрый асфальт. Рядом с компанией застыли три мотоцикла с вычурно изогнутыми рулями, с эпатажными клаксонами; на руле одного из «железных коней» за кожаный ремешок была подвешена фашистская каска.
   Мимо пройти не удалось.
   — О-о-опа! — Один из «заклепанных» толкнул Степана в грудь. — Они гуляють!
   Заржали. Девица презрительно сплюнула.
   Странные ребята. Вроде не наркоманы, но и не местная шпана. Если бы хотели разжиться имуществом, то действовали бы иначе — били сразу и по голове. Для развеселых же гуляк — слишком угрюмы и немногословны. Будто работают… Может, кто из богатеньких недругов решил Степана «поучить»?
   — Огоньку не найдется?
   — Ты бы еще спросил, как пройти в библиотеку, — поморщился Степан.
   Парень опешил. А когда очнулся, картинно выругался и прыгнул вперед, метя коленом ниже пояса.
   Белбородко отследил движение в зародыше — по перемещению бедер — и просто чуть отошел. Конечно, можно поработать кулаками. Бог силушкой не обидел, да и навыки рукопашника кой-какие имеются. Но, во-первых, все-таки их трое, точнее — четверо. А во-вторых, профессия обязывает…
   Чтобы не разочаровывать компанию, принял боевую стойку — правая нога чуть подсогнута, левая — почти прямая, руки напротив центра, ладони открыты.
   Парень в ответ нагло ухмыльнулся:
   — Ну давай, потолкаемся! — Картинно пританцовывая, двинулся на Степана…
   Тот ушел от очередного удара. Это было не сложно — парень бил залихватски, широко разбрасывая руки. Но вместо того чтобы контратаковать, Степан вдруг по-волчьи ощерился. Упал на четвереньки, пожертвовав джинсами, и закатил глаза на луну. Завыл. Причем выдал не стилизованное «у-у-у…», а раскатистый, с коленцами и переливами, настоящий волчий вой…
   Разрыв стереотипа сработал[1].
   Нападавший до того опешил, что шарахнулся назад.
   Степан медленно поднялся. Точнее сказать, восстал, как труп из могилы. И, надвинувшись на главаря, прошипел:
   — Хочеш-ш-шь, порчу напущ-щу, мож-жно… Парень остолбенел.
   — Прокляну, в церкви не отмолиш-шь, киш-ш-ки за-ж-жмутся. Мо-ж-жно!
   Никогда Степан не видел, чтобы человек бледнел так стремительно.
   Мощный, басовитый, бровастый Степан и в мирное время производил довольно зловещее впечатление, а уж теперь…
   — Да ну его на… Колян. Придурок какой-то!
   — Накажу, черви сожрут! Мо-ж-жно… — прошипел Степан и, раздвинув группу поддержки на манер ледокола, спокойно пошел на Дворцовую — под защиту родной милиции.
   Расчет оказался верным.
   За спиной раздался незатейливый мат, загрохотали моторы. Мотоциклы помчались прочь.
   Незаметный человек в сером плаще еще долго смотрел вслед Степану…

Глава 2,

в которой благоразумие, как обычно, уступает жадности
   На следующий день Степан, по обыкновению, находился в офисе. На улице творилось черт знает что: завывал ветер, не переставая лил дождь. Ни один нормальный человек в такую погоду из дома не вылезет. Степан бы уж точно не вылез. Но клиент шел косяком, как атлантическая селедка, потому как нормальностью не отличался. Белбородко жутко хотелось поскорее закончить рабочий день и пойти в какое-нибудь более приятное местечко. Но сие было несбыточно, ибо, как говорится, ковать нужно, пока горячо. Все, что позволил себе, — полчаса на кофе и бутерброды. Как же здорово вот так сидеть, смотреть в окно и жевать булку с сыром… И чтобы никто не лез с идиотскими просьбами…
   — Степан Васильевич, к вам посетитель, — вдруг пропел девичий голос из динамика громкой связи.
   — Хорошо, Анюта, пусть войдет. — Перерыв закончился.
   Степан извлек из стола «Молот ведьм» с жутковатого вида демоном, оттисненным на кожаном переплете, положил перед собой. Имидж следует поддерживать. Бизнес… Наскоро дожевал бутерброд, проглотил успевший подостыть кофе и спрятал кружку в ящик стола.
   В дверь нерешительно постучали.
   Поправил на груди тяжелый бронзовый крест, застегнул верхнюю пуговицу расшитой магическими рунами рубахи. Прогремел:
   — Войди, кто бы ты ни был! — Намек на то, что войти может не только человек.
   Мысленно представил свое лицо — давний, испытанный метод — и стер с него остатки любезности.
   Долой цивилизованность! Долой компромиссы! С той силой, которую он представляет, не шутят. По крайней мере, у клиента должно сложиться именно такое впечатление…
   Дверь отворилась. Полный, лысоватый, с бегающими глазками вошедший сразу не понравился Степану. Было в толстяке что-то неприятное, пугающее. И более всего отталкивала улыбка — паралитически-кривая. Незнакомец улыбался лишь правой половиной лица. Левая же оставалась совершенно мертвой.
   Господин то и дело оправлял дорогой, но запущенный пиджак мышиного цвета, отчего одна рука его постоянно двигалась. В другой он держал дешевый дипломат.
   — Никлай Петрвич Кукшин, — проглатывая гласные, отрекомендовался господин, — а вы, верно, тот смый… спцлист по магии. Мне вас рекомендовали…
   «Денек!.. — подумал Степан. — С самого утра сплошные юродивые».
   Довольно неприветливо произнес:
   — Располагайтесь.
   Господин боязливо опустился в кресло напротив, промокнул платочком выступивший на лбу пот. Степан вопросительно посмотрел на посетителя.
   — Мне творили, вы клдун каких поискать, ведь так? — дребезжащим голосом проговорил тот.
   Степан едва заметно кивнул. Хрустнул костяшками пальцев:
   — Чем могу?
   — Слвненько, слвненько. А у мня к вам дельце. Как раз по ваши части.
   Степан угрюмо молчал.
   — Дельце, Степн Василч, — уже с некоторым нажимом проговорил посетитель. — Только вы способны помчь! За вознграждение, размеется…
   Господин вдруг осекся и, по-собачьи наклонив голову, взглянул в глаза колдуну, видимо, ища в них понимания и сочувствия. Таковых не обнаружилось.
   — У меня есть деньги, — залепетал незнакомец, — я заплчу, сколько нужно, только скжите…
   «Шиз, — заключил Степан, — и, что значительно хуже, денег у шиза никаких нет. Последнее есть факт определяющий — гнать надо…» Подобные клиенты обычно попадались один-два на день. Но сегодня, видно, в «Скворцова-Степанова» объявили амнистию, или решетки на окнах прохудились…
   Степан припомнил последнюю рекламу. Кажется, ничего не менял… По два объявления в «Рекламу-Шанс» и «Из рук в руки» со стандартным текстом: «Потомственный колдун высшей категории избавит от порчи, сглаза и венца безбрачия. Древнеславянская магия! Конфиденциальность, корректность, рассрочка оплаты гарантированы». Еще одно — в бесплатную газетенку с лаконичным названием «Колдун». Вроде все как обычно. Но ведь где-то перекосило?!
   Впрочем, этот посетитель чем-то отличался от завсегдатаев дурки. Нет, не логически связной речью — многие психотики вполне членораздельно мыслят и излагают (уж Степан их навидался, когда за гроши работал психотерапевтом в психоневрологическом диспансере). Отличался чем-то другим, едва уловимым. Каким-то несоответствием, между страхом и навязчивостью, что ли…
   «Да какое мне дело, псих, не псих… — подумал Степан. — Не лечиться болезный пришел. За чудом. Чудо же шибко дорого стоит. А у него за душой только бутылка, ну или таблетки какие-нибудь…»
   Пообещав себе впредь внимательней относиться к PR, Степан обернулся на икону, висевшую в красном углу, и, осенив себя двуперстным, старообрядческим крестом, роковито произнес:
   — Не я, Отец наш Небесный помочь только может. Я лишь проводник воли Господней. Буде Его воля, то и без меня, грешного, дело твое сладится. А без Божьего благоволения и я не помогу. Ступай с миром.
   И замолчал, вперив тяжелый немигающий взгляд в лицо неприятного гостя. Но Николай Петрович совета не принял.
   — Уже, уже… — забормотал он. — Воля будет, увжаемый Степи Васльч, не сомневайтесь. На храм пожертвовал. — Он принялся возиться с замком пузатого дипломата. Замок не поддавался. — Только душу, душу не забирайте! Я уж лучше деньгми…
   Мелово-бледное лицо, окаймленное бородой, буйная шевелюра, пронизывающий твердый взгляд и внушительные габариты придавали Степану сходство с древнеславянским верховным богом Перуном, спорить с которым отваживались немногие. Но Николай Петрович осмелился. Впрочем, ничего удивительного — психотики — народ упертый. Благоприятное разрешение своего вопроса Николай Петрович, очевидно, связывал с содержимым дипломата, отчего оный люто терзал.
   Степан с недоумением наблюдал, как его стол превращается в настоящую свалку. Первым появился станок «Жиллетт», за ним — несколько кассет к нему, пена для бритья, перочинный нож, две банки тушенки, фляга из нержавеющей стали. Все это безобразие накрыла старая замасленная газета…
   — Не могли бы вы, наконец, объяснить, что все это значит? — не выдержал Белбородко.
   — Извните, извните, — промямлил посетитель и протянул Степану конверт, изъятый с самого дна. — Это вам, аванс, так скзать.
   — Но я же вам, батенька, уже говорил… — от удивления выходя из образа, произнес Степан.
   — Всего лишь треть от общей суммы… Да вы только взгляните… Квартиру продал…
   Степан нехотя распечатал конверт. Тугая пачка стодолларовых банкнот легла в ладонь.
   — Только действовать надо как мжно бстрее… Поездом до Новосокольников, а там на подкидыше… Лучше бы прямо сгодня. Хотя вам, конечно, необходимо пдгтовиться к дороге… Это у меня доржные прнадлежности при себе, зарнее побеспокоился, так скзать…
   Перспектива срываться с места нисколько Степану не улыбалась. К тому же клиент вызывал множество сомнений. Но оплата… Она превосходила все мыслимые ожидания.
   «Нюх теряешь, — подумал Степан, — чуть новую тачку не проворонил. Накажу-у-у… Пользовать беднягу следует, а ты — сразу гнать. Страш-ш-шно накаж-жу… Чудеса, их есть у меня. Вот только ехать действительно придется сегодня. А то завтра приступ окончится, и прощайте, денежки…»
   — Возможно, я помогу тебе! — наконец пробасил Степан. — Чего ты хочешь?
   — Одну минточку.
   Посетитель взял газету, раскрыл ее на развороте, где печатались хроника и происшествия, и протянул Степану.
   — Вот, почитайте.
 
   … «Ведьминым» окрестили поле близ деревни Бугры ее жители. По утверждениям поселян, на нем уже несколько лет пропадают люди. Виноват во всем, как они считают, зачарованный колодец, затягивающий всякого, кто в него посмотрит…
 
   — Я бы хтел, уважаемый Степан Васильевич, чтобы вы нашли мне этот колодец. А там уж я в длгу не останусь.
   Лицо Николая Петровича, вернее, левую его половину исказила улыбка, от которой Белбородко стало как-то не по себе. Шрам от сабельного удара, а не улыбка!
   Мелькнуло желание выгнать клиента взашей, напутствовав смачным проклятием. Однако профессиональный цинизм взял верх. Терпи, колдун, некромантом будешь!
   — Я помогу тебе.
   Сабельный шрам вновь перекосил лицо посетителя.
   — Я очнь рассчитываю…

Глава 3,

в которой Степан знакомится с непростой деревенькой Бугры
   Старенький отечественный джип марки «Нива» то и дело устраивал себе грязевые ванны, в коих урчал и похрюкивал от удовольствия, и с места, разумеется, не двигался. Приходилось толкать. Николай Петрович был оставлен в привокзальной гостинице, чтобы не путался под ногами. Так что Степан пыхтел за двоих.
   Условились, что Степан свяжется с ним, как только обнаружит колодец. И чтобы до того уважаемый Николай Петрович в деревню не совался. Место ведь проклятое, к пришлым неласковое. Ему-то, Степану, сделать ничего не сможет, а вот несведущего в колдовстве обывателя вполне способно погубить…
   Грунтовка, та, что вела от шоссе до пункта назначения, видно, была готова отдаться лишь трактору «Беларусь» с его огромными колесами. А на «Ниву» ей было плевать с большой буквы «П». Приехали только к вечеру.
   С дюжину дворов угнездилось на берегу речушки — вот и вся деревенька. Не видно ни зги. Собаки брешут. Поодаль чернеет лес. Перед ним поле, заросшее ракитником, — бывшая колхозная вотчина.
   — Весь день к… — проворчал водила, засовывая денежные знаки в карман штормовки. — Добавить бы, командир…
   Не то чтобы денег было мало, скорее, наоборот. Просто устал человек. Хотел отстреляться по-быстрому, а пришлось отрабатывать гонорар.
   «Как бы и мне так же не вляпаться, — подумал Степан. — А то буду искать колодец до второго пришествия. План треба. Колдун без плана, что баба без пана».
   Степан протянул сотенную.
   — Удачи! — хлопнул дверцей водила.
   «Нива» поползла по проселочной дороге. Метров через пятьдесят увязла.
   Мат, перемат, пресвятая богородица!!! Собачий лай заметался по деревне. Из окна ближайшего дома высунулась недовольная рожа:
   — Чего орешь?
   — Да машина, чтоб ее…
   — А…
   Окно захлопнулось. И вновь стало темным. Водила затравленно огляделся:
   — Слышь, ну хоть ты помоги, что ли!
   Степан неторопливо подошел к «Ниве». Заглянул под колеса.
   — Крепко сел… Боюсь, без трактора не выбраться.
   — Да где ты — трактора!.. — взорвался водила. — Ночью… Ты хоть попробуй!
   Степан честно «попробовал». «Нива» щедро обдала его грязью и закопалась еще глубже.
   — Все, абзац! — вынес себе приговор водитель.
   — Надо проситься на постой, до утра все равно никого не найдешь. Кстати, меня Степаном зовут.
   — Сусанин твоя фамилия, — невесело ухмыльнулся водила. — Ладно, держи «краба». Сам виноват! — Рукопожатие оказалось сухим и жестким. — Серега.
* * *
   Найти «постой» оказалось непросто.
   Сунулись в один дом, в другой. Хозяева как повымерли — не докричишься. Только раза с четвертого послышалось:
   — Ну кого там черт принес?
   На крыльце возник мужик. В драном ватнике и с кочергой на изготовку. Барбос так и рвется с цепи.
   — Хозяин, на ночлег пустишь? — проорал через калитку Степан.
   — Да цыц ты, дура, — прикрикнул на собаку мужик, — ишь, разошелся. — Псина пару раз гавкнула для порядку и унялась. — А скока дашь?
   — А сколько надо?
   — Ну… Много — не мало…
   — Литровки беленькой хватит?
   Глазки оживились:
   — Добавить бы еще пару чекушек… — мечтательно проговорил мужик.
   — Идет.
   Мужик заподозрил, что продешевил, но продолжать вымогательство, видимо, постеснялся. Обреченно махнул рукой:
   — Ладно уж, заходьте, время позднее, — и, не оборачиваясь, добавил: — У нас всякое случается…
* * *
   В сенях пахло керосином и квашеной капустой. Пасмурно — под потолком засиженная мухами лампочка ватт на сорок, не больше. В углу — газовая плита довольно запущенного вида. Под табуреткой, обмазанной бурым суриком, видимо, оставшимся после покраски дома, бандитского вида котяра терзает рыбешку.
   Хозяин отодвинул полог.
   — Один я, — как бы извиняясь, сказал он, — моя-то уже года три как… Ну, заходьте, чего стали?
   Серега саданулся лбом о низкую притолоку и глухо выругался.
   — Кланяться надо, когда в хату входишь, — заметил Степан, — не то суседушка[2] обидится, житья не даст.
   Мужик уважительно крякнул:
   — Знаешь, что говоришь.
   Комната оказалась большой и на удивление светлой. Напротив двери, в левом углу, висела старая икона в серебряном окладе. Казалось, что светло именно от нее, хотя, конечно, причина более прозаична — люстра «городского типа», красующаяся под потолком. На окнах — занавески из цветастого ситца, за ними проглядывает аккуратный тюль. Стол убран белой скатертью. В противоположном от иконы углу — русская печка. В устье дымится горшок с картошкой.
   Степан невольно сглотнул слюну и втянул дымок.
   — Ну и запахи у тебя…
   — Светка приходила, — буркнул хозяин, — падчерица.
   Степан распахнул дорожную сумку и извлек две поллитровки «Немироффа». Поставил на стол:
   — Это на посидеть, поговорить, ежели не побрезгуешь нашей компанией, конечно. А вот и тебе персональный подарочек, — протянул литровую бутыль «Абсолюта» — в оплату за будущее гостеприимство, как обещал. — Гляди, какая красавица, как слеза.
   Мужик замялся:
   — Ты это, еще две чекушки обещал…
   Степан усмехнулся и достал из сумки пол-литра «Столичной»:
   — Уж извини, батя, чекушек не держим, но объем аккурат соответствует.
   — Да нам без разницы, в какой таре, — хмыкнул мужик, — хоть в ведро налей!
   Хозяин, едва взглянув на «Столичную», засунул бутылку в карман ватника и уважительно принялся разглядывать этикетку «Абсолюта». Вдруг подозрительно посмотрел на Степана и спросил:
   — Не паленая?
   — Обижаешь, батя! Самая что ни на есть настоящая, а ежели опасаешься, то можно и к кому другому пойти.
   — Это я так, на всякий случай, — пробормотал хозяин, нежно поглаживая пузырь. — Вишь, какое дело, давеча мужик у нас один от водяры чуть не помер, вот и сорвалось с языка…
   — Ладно, замяли, — поставил точку Степан.
* * *
   Вскоре на столе появилась рассыпчатая дымящаяся картошка, приправленная укропом и зеленым лучком. К ней соленые огурцы, черный хлеб и совершенно украинский розовый шмат сала. Сели трапезничать. Проглотив сотку, хозяин посветлел. Завязалась беседа.
   — Звать-то вас как, парни?
   «Парни» представились.
   — А меня Семенычем зовите. Да вы берите, берите, не стесняйтесь.
   Степан и не стеснялся. Жрать хотелось зверски — с самого утра постился. Серега тоже не тушевался, уплетал с завидным аппетитом.
   Вскоре от угощения остались лишь соленые огурцы да початый «Немирофф». Его и продолжили «кушать», впрочем, неоднородно — Степан все больше потчевал, надеясь развязать языки новым знакомым.
   — А чего это, батя, — хрумкнул огурцом Степан, — тут про вас в газетах всякое пишут? Читал, небось?
   — Да читал уж, — хмыкнул Семеныч. — Отдыхал здесь писака один — девка у него, зазноба, из нашенских. Ну и накропал — злое дело нехитрое. Брехня на букву «хы». — Семеныч опрокинул еще «сто». — Сам посуди, места у нас дикие. Автобус до райцентра, и тот отменили. А ментов так и вовсе не бывает. Мало ли кто пропадет… Однажды вон утопленника выловили, так неделю пролежал на солнышке, пока приехали… Пропадешь тут…
   Колодца, конечно, никакого нет, Степан и сам это прекрасно понимал. А вот легенда, вполне возможно, и существует. Услышал журналистик какую побасенку да в газетенку и тиснул. Чем не версия?
   — Что это у него на роздыхе творческая силушка поперла ни с того ни с сего?
   Мужик хитро сощурился:
   — А кто его знает? Городско-ой! К самогону непривычный…
   Степан поднес ко рту еще стопку:
   — Может, слух какой услышал?..
   — Може, и услышал, — Семеныч совсем осовел, — а тебе на кой? Я расскажу, а ты про наши места погань напишешь — лапотниками выставишь.
   — Да не переживай ты, батя, — веско сказал Степан, — я этнограф. Собираю легенды и поверья по городам и весям.
   — А…
   — Легенд у них, что грязи, — подал нетрезвый голос Серега, — уж чего-чего… Говорят, в лесах этих, — водила обвел рукой заключенный в стены горизонт, — язычники в древние времена жили.
   — Так они везде в древние времена жили, — улыбнулся Степан.
   — Нет, ты послушай! Было у них тут, ну, как его… святилище. Так вот… — Серега глупо хмыкнул: — Ну ни фига себе этнограф, на тебе ж пахать можно!.. Говорят, один главный у них был, типа староста.
   — Волхв, — поправил Степан.
   — Во, во. — Серега налил, опростал и продолжил рассказ про волхва. — Так он вырезал бабу из дерева, которая оберегала от всего, счастье роду приносила.
   — Эта «баба» называется Рожаница, древнее славянское божество.
   — Да хрен с ней, как она называется. Ты вот что послушай. Говорят, она до сих пор в лесах где-то стоит. Только ее не видел никто. Потому что мужики эти, — Серега кивнул на Семеныча, — схоронили бабу свою, и всякого, кто про нее пронюхает, кончают лютой смертью. Ты думаешь, отчего они все не передохли при нашей-то жизни? Идолище поганое помогает. — Серега заржал. — Такая вот местная легенда.
   Семеныч насупился:
   — Чего брешешь человеку? Нет никакого идолища.
   Серега снова захохотал:
   — Да брось ты, Семеныч, я же так, в шутку. Ну, вздрогнули…
   Первый «Немирофф» опустел, бутылка отправилась под стол. Принялись за второго.
   — Ты бы не шутил так, паря, беду накличешь, — едва ворочая языком, произнес Семеныч. — Места у нас и точно непростые. Идолища-то нет, поди, сгнило давно, если и было когда. А странности происходят… Колодец-то и правда имеется, — покосился на Степана, приложив палец к губам, — только тс-с… Еще бабка моя рассказывала…
   Степан напрягся. Чутье подсказывало, что за словами и Сереги и Семеныча скрывается что-то действительное. Слишком широко распространились легенды. Обычно всякая чертовщина оседает в тех местах, где зародилась, — городских жителей мало впечатляют побасенки про леших да домовых. А тут наблюдается явное смешение культурных пластов.
   Впрочем, это только на руку. Если легенда известна всей округе — будет не сложно создать декорацию, чтобы предъявить «клиенту». Наверняка найдутся «очевидцы» — народ в глухомани к зеленому змию привычный, стало быть, идеи разные мозги кипятят… Стакан поднеси, такого порасскажут…
   — Где-то на границе леса, — продолжал Семеныч, — вырыт колодец. Он не огорожен срубом, яма ямой. И даже не слишком глубокая. До дна можно длинной палкой достать.
   — Да ладно тебе на ночь байки рассказывать, — Серега уже клевал носом, — лучше айда на боковую.
   — Это-о не байки, — страшно прошептал Семеныч. — Говорят, колодец не стоит на месте, а каждый год перемещается.
   — Откуда же ты знаешь, что он перемещается, если его никто не видел?
   — Дурень, люди-то в разных местах пропадали… Подойдешь, он и затянет. Да что я перед тобой… — Мысли хозяина дома все больше путались.
   — Пошли спать, батя. — Степан подхватил Семеныча под мышки. — Куда тебя?
   — Туда, — вяло махнул Семеныч в сторону второй комнаты. Дверь открыта — в просвете виднеется кровать.
   Степан дотащил обмякшее тело до койки. Едва скрипнули пружины, Семеныч захрапел.
   Серега уже взгромоздился на печь — видимо, был менее пьян, чем казалось.
   — Эх, бабыньку бы… — посмотрел на Степана и осклабился. — Не бойсь, к мужикам равнодушен. Давай сюда.
   — Слушай, Серега, а ты очень хочешь спать?
   — Угу, а че?
   — Я вот надумал предложить тебе одну работенку. Она хоть и пыльная, но вполне законная и, главное, денежная — баксов на двести. Только язык должен держать за зубами. А поутру вытащишь колымагу и сразу уедешь.
   — А что делать-то?
   — Колодец рыть, Серега. На самой кромке леса. Серега тупо уставился на новоявленного работодателя: