Карр Филиппа. Изменница

   — Но всюду успеть за тобой совершенно невозможно, — сказала я.
   Эвелина усмехнулась. Затем обратилась к мужу.
   — Ах, Эндрю, милый, садись, — сказала она. — Ведь тебе тяжело стоять.
   Она взяла его за руку и бережно подвела к креслу.
   — Она слишком беспокоится обо мне, — сказал Эндрю Мэйфер.
   — Не больше, чем ты заслуживаешь. Эвелина насильно заставила мужа сесть, поцеловав его в лоб.
   Он выглядел очень счастливым.
   — Пожалуйста, садитесь, госпожа Рэнсом. Я мечтаю услышать ваш рассказ о поместье. Я слышал, лорд Эверсли серьезно болен, — сказал Эндрю.
   — Моя мама хорошо заботится о нем.
   — Просто изумительно, — пробормотал Дикон, взглянув на Эвелину.
   — Она всегда о нем заботилась, как я о моем Эндрю.
   Эвелина улыбнулась своему мужу, и он тоже ответил ей улыбкой.
   «Она переигрывает, — подумала я. — Поэтому поневоле заподозришь, что тут что-то неладно. Как она похожа на свою мать».
   — Держу пари, вы удивились, когда узнали о моей свадьбе.
   — Не знаю, почему я должна удивляться.
   — Ну, нашему счастливому супружеству, — сказала Эвелина, с обожанием взглянув на мужа.
   — Мне приятно видеть, что вы так счастливы, и, кстати, вам должно быть удобно жить так близко от своей матери, — сказала я.
   — Ну да, это тоже, — сказала она. — Не хотите ли лимонада?
   — Нет, спасибо. Я зашла только поздравить вас.
   — Очень мило с вашей стороны, — сказал Эндрю Мэйфер.
   Он казался очень счастливым, и я подумала, что и дядя Карл был доволен жизнью с Джесси. Я не знала, что делает избранников этих женщин счастливыми, даже сознавая, что они платят очень высокую цену за свой комфорт. Хотя, может быть, я несправедлива к Эвелине и она действительно предана мужу. Но потом я вспомнила Джесси. Она проявляла заботу и внимание к дяде Карлу, но исчезала, чтобы провести время с Эймосом Керью.
   Хотя, возможно, я настраивала себя против Эвелины. Может быть, она изменилась и это уже не та девушка, которая шантажировала меня и развлекалась с Диконом в амбаре.
   — У вас прекрасный дом, — сказала я.
   — Мы очень любим его, правда, Эвелина? — сказал Эндрю. Он повернулся к Дикону:
   — Вы тоже хвалили его.
   — Я сказал то, что чувствую, — заявил Дикон, — а именно: этот дом очаровывает. Ваша супруга показала мне все… Это было очень интересное путешествие, полное открытий…
   Дикон с усмешкой взглянул на Эвелину, и я все поняла. Немолодой, любящий муж, молодая жена, свободная от морали, и беспутный донжуан, ищущий удовлетворения своим низменным потребностям.
   — Я просил вашего кузена… — продолжил Эндрю Мэйфер. — Он ведь вам кузен?
   — В нашей семье очень сложные родственные связи, — сказала я. — Мать Дикона — двоюродная сестра моей матери.
   — Так вот, я говорил вашему кузену, что хочу показать ему сундук в спальне западного крыла. Я уверен, он изготовлен в тринадцатом столетии, очень простой, украшенный резными ронделями. Настоящая готика.
   — Мне было бы очень интересно, — подтвердил Дикон.
   — Эндрю увлекается старинными вещами, — объяснила Эвелина, слегка надув губки. — Думаю, он и меня любил бы больше, будь я старой.
   Муж с обожанием улыбнулся ей.
   Дикон вздохнул:
   — Увы, люди не становятся красивее с возрастом.
   — Они могут становиться интереснее, — предположила я.
   — Госпожа Рэнсом! — воскликнула Эвелина. — Вы хотите сказать, что я — маленькая дурочка. Я думаю, что вы, возможно, правы, но Эндрю любит меня именно такой.
   Я почувствовала, что меня все это раздражает, и быстро спросила:
   — Вас интересует только старая мебель, господин Мэйфер?
   — В основном, — ответил он. — Я вообще интересуюсь искусством: картинами, скульптурой… предметами старины.
   — Думаю, у вас прекрасная коллекция, — заметил Дикон.
   — Ну, не такая обширная, как мне бы хотелось. Вижу, что вы хорошо разбираетесь в этом, поэтому взгляните все-таки на сундук.
   Эвелина вскочила.
   — Я сейчас отведу нашего гостя, — сказала она. — Тогда он сможет сразу высказать свое мнение. Вы извините нас, — продолжала она. — Это ненадолго, правда?
   Она игриво взглянула на Дикона.
   — Мы быстро, — сказал он.
   Я оказалась наедине с Эндрю Мэйфером. Я представляла себе ушедшую парочку и думала, о чем они будут говорить, осматривая сундук. Я была уверена, что Дикон без зазрения совести будет предлагать Эвелине встретиться и что она это предложение примет.
   — Удивлена, — сказала я, — что вы считаете Дикона специалистом по старинной мебели. Не могу представить, где бы он мог получить эти знания.
   — У него есть чутье на это. Я это ощущаю по тому, как он говорит. Конечно, он очень молод и ему не хватает опыта, но у него есть интуиция. Я хотел бы узнать его мнение по поводу этой вещи.
   — Видно, вас это очень интересует.
   — Да, очень. Когда ты — калека, хорошо иметь увлечение, не требующее слишком больших физических усилий. Я всегда любил искусство. В молодости я некоторое время провел в Италии. Там я и встретил лорда Эверсли.
   — О, я и не знала, что вы знакомы.
   — Мы жили там несколько месяцев. Мы оба интересовались искусством, а Флоренция — Мекка для таких людей, как мы. Он то и рассказал мне об имениях близ Эверсли, и я захотел купить одно из них. Эндерби было уже занято, поэтому я купил Грассленд.
   — Вы приобрели его очень давно?
   — Задолго до болезни лорда Эверсли.
   — Вы видели его после удара?
   — Нет. Его доктор не любит посетителей. Раньше я иногда заходил к нему, но при нашем состоянии здоровья это было нелегко. Он не мог из-за болезни выйти из дома, а я мучился ревматизмом. Я гуляю с тростью, но меня не тянет уходить далеко отсюда. Доктор говорит, что мне нужна небольшая разминка, но нельзя слишком напрягаться.
   — Вы знаете давнего друга моего дяди доктора Кэйбла?
   — Нет, я никогда его не встречал. Я слышал, что сейчас он не практикует и поэтому может уделять так много внимания лорду Эверсли. Но у меня очень хороший врач. Доктор Форстер.
   — Доктор Форстер! — воскликнула я, — Я знакома с ним.
   — Я считаю, он превосходный человек. Честно говоря, я хотел бы, чтобы он осмотрел лорда Эверсли.
   — Не будет ли это неэтично?
   — Видимо, да, раз у него есть собственный врач. С другой стороны, доктор Кэйбл на пенсии, а доктор Форстер сравнительно молод. Может быть, он лучше знаком с современной медициной.
   — Я… я бы этого очень хотела, но не знаю, как лучше это сделать.
   — Да, я понимаю. Доктор Форстер мне очень помог. Специальные таблетки, знаете, и потом он проявляет большое участие ко мне. Он внушает мне доверие.
   — Лорд Эверсли почти не приходит в сознание. Мне кажется, он узнает меня, но в последний раз он сумел произнести только мое имя.
   — Ну, я думаю, ему повезло, что он еще жив. Многие люди умирают от приступа. Но я доверяю доктору Форстеру. Вы знаете, он хороший человек. Я только несколько недель назад узнал, что он содержит приют для брошенных детей.
   — О, неужели, я и не знала. Я с ним так мало общалась. Кажется, он говорил еще о какой-то больнице. Я часто проезжаю мимо Эндерби, где живет его брат. Я познакомилась с доктором Форстером во время одного из моих визитов.
   — Да, доктор Форстер вкладывает много сил в этот госпиталь, и это очень приятно. А к детям у него особое отношение.
   — А свои дети у него есть?
   — Не думаю. Кажется, он был женат, но что-то случилось. То ли жена умерла, то ли еще что-то… и тогда он оказался здесь. По-моему, он проводит часть времени в Эндерби, потому что у него мало практики.
   — Это все очень интересно, — сказала я. — Доктор Форстер показался мне необычным человеком, хотя, как я уже сказала, наша встреча была короткой.
   Появились Эвелина с Диконом. Ее лицо пылало, и я заметила, что одна из пуговиц на ее платье была расстегнута. Дикон, как всегда, вел себя спокойно и уверенно. Я догадалась, что между ними произошло, и, чувствуя симпатию к Эндрю Мэйферу, мое отвращение к этой парочке еще больше усилилось.
   — Как вам понравился сундук? — спросил Эндрю.
   — Замечательный, — заявил Дикон. — Просто замечательный. Сделан довольно грубо, и потому это наверняка тринадцатый век. Резные детали показались мне великолепными. Кстати, эта прелестная вещица, которая в нем лежит, почему вы убрали ее в сундук да еще завернули? Вы боитесь, что ее украдут?
   — Какая вещица? — спросил Эндрю.
   — О, ничего особенного, — сказала Эвелина. — Просто одна из тех вещей, которые обычно держат в сундуках.
   — Я и не знал, что там что-то лежит.
   — Ну как же, это ведь настоящее сокровище. Эндрю озадаченно посмотрел на Дикона, и тот произнес:
   — Я пойду принесу ее. Я хотел расспросить вас о ней.
   — Может быть, лучше в другой раз? — воскликнула Эвелина. — Я так устала от этих разговоров о старых вещах.
   Но Дикон улыбнулся ей и вышел из комнаты. Эвелина нахмурилась, потом довольно резко сказала:
   — О, как мне надоели все эти пустые беседы, как бы мне хотелось участвовать в чем-то более значительном!
   — В чем? — ласково спросил Эндрю.
   — Ну, устроить бал или банкет.
   — Посмотрим…
   — Пожалуй, мне пора, — сказала я.
   — Очень мило, что вы зашли, — сказал Эндрю.
   — Да, было приятно вас снова повидать, — промолвила Эвелина. — Я помню нашу последнюю встречу…
   В глазах Эвелины сквозили злорадство и вызов.
   — Кажется, это было так давно… Вернулся Дикон. Он держал в руках бронзовую статуэтку, которую и протянул Эндрю.
   — Где вы нашли это? — вскрикнул Эндрю.
   — В сундуке.
   Эндрю осторожно взял статуэтку и, осмотрев ее, пробормотал:
   — Клянусь, это она. Я уже видел ее раньше во Флоренции много лет назад. Как она прекрасна! Говорят, это работа ученика Микеланджело.
   — Вполне возможно, — ответил Дикон. — Обратите внимание, какое изящество линий.
   — И она находилась в моем сундуке? Невероятно! Как она туда попала? Эта вещь принадлежит лорду Эверсли. По крайней мере, принадлежала, когда я видел ее в последний раз… если это она. Мы оба хотели ее приобрести, но он предложил за нее больше, чем я… и она досталась ему. Я не понимаю…
   Эвелина села на скамеечку и положила голову на колени мужа.
   — Я признаюсь лучше, — сказала она. — Хотя я поклялась маме, что никому не скажу. Это ее вещь. Я храню ее по просьбе мамы.
   — Здесь? — спросил Эндрю. — Но это один из тех предметов, которые лорд Эверсли ценит больше всего.
   — Я знаю, — сказала Эвелина. — Поэтому он и отдал ее маме. Он хотел подарить ей что-нибудь ценное. Я думаю, он считал, что она сможет дорого продать эту статуэтку после его смерти. Мама считает, что, если статуэтка останется в доме, а лорд Эверсли умрет, маме не позволят взять ее. Я извиняюсь. Я что-то сделала не правильно?
   Эндрю нежно погладил жену по голове.
   — Конечно, нет. Я думаю, что ты, наверное, права. Джесси пришлось бы доказывать, что его светлость подарил ей эту вещь.
   — Как она сможет это доказать? Мама же не может попросить его написать дарственную на нее. Он отдал ей пару вещей, которые она попросила припрятать здесь. Ведь в этом нет ничего плохого, правда?
   — Конечно, ничего плохого. Но это очень ценная вещь. Я не думаю, что твоя мать понимает, насколько ценная.
   — О, она понимает, что лорд Эверсли никогда не предложил бы ей безделушку. Но не все вещи она отдает мне, некоторые она оставляет в Эверсли.
   Эндрю любовался статуэткой.
   — Изумительно! — промолвил он. — Мне приятно, что эта вещь находится в моем доме, пусть даже ненадолго.
   Эвелина отобрала у него статуэтку.
   — Я думаю, эту вещицу лучше завернуть и убрать, — сказала она. — Я обещала маме присмотреть за ней.
   Все время, пока длился этот разговор, я чувствовала явное напряжение. Эвелина бросила на Дикона неприязненный взгляд. Ей не понравилось, что он нашел бронзовую статуэтку, а затем показал ее мужу, но лицо Дикона оставалось непроницаемым.
   Я сказала, что мне действительно пора, и поблагодарила хозяев за гостеприимство.
   Дикон сказал, что пока останется. Он хотел поговорить о сундуке и получше рассмотреть бронзовую статуэтку.
   Я вышла из дома и медленно поехала в Эверсли.
 
   Вечером за ужином Дикон вел себя гораздо тише, чем обычно. Когда стемнело, меня снова допустили в комнату дяди. Повторился все тот же ритуал: Джесси и доктор — у изголовья, легкое пожатие руки, и через короткое время просьба покинуть комнату.
   Интересно, удастся ли мне когда-нибудь поговорить с дядей?
   Я рано пошла к себе, но спать не хотелось. Я долго сидела, глядя в окно и размышляя о событиях дня — о браке Эвелины и Эндрю Мэйфера, об обнаруженной Диконом ценной статуэтке, принадлежавшей моему дяде.
   Действительно ли дядя подарил эту статуэтку Джесси? Хотела бы я это знать. Ведь Джесси легко могла сама взять ценные вещи и спрятать их вне Эверсли.
   Конечно, эти вещи ей могли быть подарены дядей Карлом, и их, возможно, могли не отдать Джесси после смерти дяди. Что тогда? Я думаю, что Розену, Стиду и Розену были даны четкие указания на этот счет. Появятся ли они в Эверсли после смерти дяди Карла, чтобы оценить его состояние? Узнают ли они о пропаже, ведь дядя имел полное право дарить свои вещи? Джесси будет трудно доказать, что эти вещи — подарок дяди Карла, поэтому она старается вынести их из дома, пока есть такая возможность.
   Ситуация была необычной. Мне нужно было что-то предпринять, но я не знала, что. Поэтому я решила посетить контору Розена, Стида и Розена, чтобы посоветоваться с ними.
   Тут же я вспомнила Форстеров. Но я сочла, что вряд ли будет удобно обсуждать личные проблемы с людьми, которых я плохо знала.
   Моя матушка всегда советовала: «Не торопись, обдумай все хорошенько. Утро вечера мудренее».
   Мне всегда плохо спалось в этом доме. Вот и сейчас я не могла уснуть, меня мучили тревожные мысли.
   Я проснулась от шума, который доносился с лужайки перед домом, и села в кровати. Было два часа ночи.
   Я встала с кровати, подошла к окну и успела увидеть, как кто-то вошел в дом.
   Кто бы это мог быть в такое время? Я подумала, что это может быть Эймос Керью, так как старый Джефро говорил, что Эймос иногда по ночам приходит к Джесси. Но это мог быть и Дикон, который допоздна задержался у Эвелины. Я ясно представила себе, как он занимается любовью с Эвелиной, а за стенкой спит ничего не подозревающий Эндрю. Это было приключение в духе Бокаччио, которое, я уверена, позабавило Дикона.
   Слишком многое нуждалось в объяснении. Если это возвращается Дикон, то он должен пройти мимо моей двери, чтобы попасть в свою комнату.
   Я ждала. Тишина. Вдруг я услышала, как кто-то открыл и тихо затворил дверь.
   Похоже, что это не Дикон.
   Я заперла дверь и вернулась в постель, уверенная, что это Эймос Керью.
 
   На следующее утро, когда я спустилась вниз, одетая для утренней прогулки, Джесси уже ждала меня в холле.
   — Доброе утро, — сказала она. — На прогулку?
   — Да, — сказала я, а потом, чуть колеблясь, добавила:
   — Не знаю, какая от меня здесь польза. Я уверена, лорд Эверсли не знает, что я здесь.
   — Он прекрасно все это знает. Просто у него нет сил это сказать. Но я понимаю, что вы имеете в виду.
   — Все без изменений, — сказала я. — И это продолжается уже несколько недель. Джесси кивнула.
   — Я думала, — сказала я, — что можно чем-нибудь помочь.
   — Мы делаем все, что можем.
   — Да, я знаю, но в последнее время в медицине столько открытий, которые творят чудеса.
   — Потому-то я так рада, что доктор Кэйбл живет в Эверсли.
   — Я думала об этом. Ведь они старые друзья, и дядюшке приятно, что в такой момент доктор рядом. Но после того как он отошел от дел, медицина могла продвинуться вперед. Я не знаю, использует ли доктор новые открытия.
   Джесси молча отвернулась от меня. Когда она заговорила, мне показалось, что ее голос слегка дрожит:
   — Вы не можете себе представить, как я переживаю, — сказала она, — ведь ваш дядя так много значит для меня. Я знаю, вы думаете, что я держусь за него только ради его денег. Конечно, отчасти это так, но я люблю его… и не представляю, что будет, когда он умрет. Я знаю, вы думаете: «Конечно, Джесси Стирлинг, без него ты окажешься на улице!» Хотя это не совсем так. Я позаботилась о будущем.
   «О да, — подумала я, — бронзовая статуэтка припрятана на черный день!»
   — Я беспокоюсь за него. Я предлагала ему найти другого доктора, но он говорит, что старый Кэйбл лучше всех, кого он когда-нибудь знал. Он никогда не доверится этим современным шарлатанам. Он так и сказал… шарлатаны.
   — Когда он это сказал? — быстро спросила я.
   — О, это было до удара. Когда он почувствовал себя хуже, я сказала, что мы должны позвать другого доктора. Но он и слышать об этом не хотел.
   — Понятно, — сказала я, — Но теперь он вряд ли поймет, не правда ли? Он даже меня не узнает. Если бы мы позвали доктора Форстера…
   — Доктора Форстера! Вы хотите сказать, здешнего доктора?
   — Да. Я встречала его в Эндерби. Он очень милый человек, и я не вижу причин, почему бы нам не воспользоваться его услугами.
   — Я думаю, что доктор Кэйбл уедет, если мы это сделаем. Доктора любят, когда им доверяют.
   — Но ведь это в интересах пациента.
   — Ну… я не знаю. Хотя не делайте пока ничего. Может быть, мне удастся уговорить доктора Кэйбла и лорда Эверсли.
   — Вы хотите сказать, что вы спросите лорда Эверсли? Он не поймет.
   — Я надеюсь, что поймет. Вы ведь так же хотите этого, как и я. Вы мечтаете, чтобы дядя поправился. Доктор Кэйбл считает чудом, что лорд Эверсли до сих пор жив.
   — Я хотела бы видеть дядю почаще, — сказала я. — Эти короткие вечерние визиты, когда он уже утомлен…
   — Это его желание — видеть людей после наступления сумерек. Он тщеславный человек и очень гордился своей внешностью, но сейчас он так изменился. Он никогда не снимает этот ночной колпак и носит его так, чтобы скрыть свое лицо. Я даже убрала зеркало.
   — Все равно, я хотела бы увидеть его при свете дня.
   — Вы его почти не узнаете. Это жалкое зрелище.
   — Мне кажется, что у доктора Форстера хорошая репутация, — сказала я.
   — Вас это тревожит, как и меня. Я понимаю и молю Бога, чтобы ваш дядя поправился.
   Джесси перекрестилась и подняла глаза к небу. Мне никогда не приходило в голову, что Джесси религиозна, я всегда считала, что золотой крест, который она носит на шее, больше украшение, чем символ.
   Я сказала:
   — Пойду на прогулку.
   — Вы много гуляете, — сказала Джесси.
   — Да, я люблю свежий воздух. Он помогает думать.
   Она кивнула, и я направилась к двери. Я обернулась: Джесси смотрела на меня, вертя в руках крест.
   Я быстро зашагала прочь от дома. Я долго гуляла, вспоминая, как мы с Жераром ездили в город оформлять завещание дяди Карла. Сегодня я решила не ходить к адвокатам. Более того, я сомневалась в правильности своего решения. Я подумала, что мистер Розен, возможно, сможет воздействовать на Джесси и доктора Кэйбла, но я боялась, что это повредит дяде Карлу.
   Мне необходимо было с кем-нибудь посоветоваться. Но с кем? Форстеров я не достаточно хорошо знала, а Дикону не доверяла.
   Кажется, мне оставалось только ждать. Я старалась рассмотреть вопрос с нескольких сторон, но всегда при этом колебалась, потому что никогда не знаешь точно, как действовать, чтобы получить наилучший результат. Когда у людей есть определенная цель, они не колеблются. Они уверены, что правы, даже если на самом деле ошибаются. Но я никогда не могла быть абсолютно уверенной.
   Джесси представлялась мне совершенно бессовестной особой: она была одновременно любовницей дяди Карла и его управляющего. Но, с другой стороны, она обеспечила дяде такой комфорт, какого он желал. Все трое были счастливы. Если бы она поступила честно и оставила дядю Карла, он бы очень страдал. Такая же ситуация сложилась и с Эвелиной. Нет сомнения, что Эндрю Мэйфер счастлив с ней, но он еще не знает, что у Эвелины есть роман на стороне…
   Так и не приняв никакого решения, я вернулась в поместье. За обедом доктор Кэйбл был как никогда любезен по отношению ко мне, из чего я заключила, что Джесси ничего не сказала ему о моем предложении вызвать другого врача. Дикон был оживлен и сказал, что после обеда собирается посетить Грассленд.
   — Эндрю нравится, когда я восхищаюсь его сокровищами, — сказал Дикон, иронически взглянув на меня.
   После обеда я отправилась по направлению к Эндерби в надежде встретить кого-нибудь из Форстеров. Но мне не повезло. Я некоторое время простояла у ограды, уставясь в землю, и пыталась найти какое-нибудь решение.
   После ужина меня снова пригласили к дяде Карлу.
   — Ему сегодня немного лучше, — сказал доктор Кэйбл, когда мы поднимались в дядюшкину комнату. — Я думаю, ваш приезд благотворно подействовал на него. Полагаю, что вы можете побыть с ним немного подольше. Посмотрим, что из этого выйдет, хорошо?
   Дядя Карл лежал в кровати, его руки были вытянуты поверх одеяла, и, когда я села рядом, пальцы на его руках слегка зашевелились. Мне показалось, он хочет, чтобы я взяла его за руку, и я нежно сжала его ладонь.
   — Дядя Карл, — сказала я, — это я, Сепфора. Его глаза были полузакрыты. Я заметила, что его рот перекошен на одну сторону, нос казался острее, а темные живые глаза закрывали припухшие веки.
   Это делало его непохожим на того человека, которого я знала раньше.
   — Сепфора… — прошептал он.
   — Дорогой дядя Карл! Когда я узнала, что вы больны, я тут же приехала. Теперь вам лучше и вы можете видеться со мной.
   Он сжал мою руку и кивнул.
   — Хорошо… — сказал он, — добрые люди…
   — Да, — сказала я. — За тобой хорошо ухаживают.
   — Хороший доктор… друг… Руки дядюшки дрожали.
   — Не уходи… Дорогой Ральф… не нужно… — Он попытался поднять голову с подушки.
   Похоже, дядюшке кто-то намекнул о моем предложении вызвать другого врача, и я поспешно сказала:
   — Нет, нет! Все, кого вы хотите видеть, будут здесь. Все в порядке.
   Мне очень хотелось успокоить дядю.
   — Отдыхайте, — сказала я.
   Передо мной появился доктор Кэйбл.
   — Все в порядке, дружище, — сказал он. — Твой старый друг здесь. Ральф все время с тобой. Я не собираюсь покидать тебя. Все хорошо. Держись! Ты ведь мне доверяешь, правда?
   Доктор кивнул мне. И я встала.
   — Возьмите его за руку, — прошептал доктор. Я взяла руку дяди Карла и поцеловала ее.
   — Спокойно ночи, дядя Карл, — сказала я. — Мы завтра увидимся.
   Дядюшка снова лежал с закрытыми глазами. Я пошла в свою комнату, но, поднявшись на свой этаж, я услышала, как доктор и Джесси вышли из комнаты. Я услышала, как доктор раздраженно говорит:
   — Что вы ему наговорили? Вы сказали, что я собираюсь уезжать? Вам следовало бы быть умнее.
   Джесси ответила, чуть не плача:
   — Я только сказала, что мы могли бы позвать еще одного доктора… две головы лучше, чем одна. Я не думала, что он понял.
   — Вы очень хорошо знаете, что он много понимает. Я бы завтра же упаковал свой чемодан, если бы был уверен, что могу спокойно оставить его — О, доктор Кэйбл, пожалуйста… пожалуйста, не надо. Я только обсуждала это с госпожой Рэнсом. Мне показалось, что это — хорошая идея.
   — Очень хорошая идея — не беспокоить его. Я думал, что ему будет гораздо лучше сегодня вечером, и поэтому хотел, чтобы госпожа Рэнсом немного побеседовала с ним. И я прошу вас, госпожа Стирлинг, ради Бога, будьте осторожны, когда что-то говорите в его присутствии.
   — Я буду… буду.
   Войдя в свою комнату, я закрыла дверь.
   Я чувствовала себя виноватой.
 
   На следующее утро я отправилась в город в адвокатскую контору Розена, Стида и Розена. Меня сразу же провели к мистеру Розену-старшему, который приветствовал меня с такой теплотой, на какую, я уверена, только был способен, и предложил мне сесть.
   — Очень приятно снова видеть вас, госпожа Рэнсом, — сказал он. — Расскажите мне, как лорд Эверсли?
   — Мои визиты к нему очень кратки. Вы знаете, он серьезно болен.
   — Я знаю это, но в доме живет доктор, это очень удобно.
   — Да, он старый друг лорда Эверсли. Сейчас он удалился от дел и поэтому может посвятить все свое время тому, чтобы заботиться о моем дяде.
   — Замечательно! Конечно, я очень сомневаюсь, что это может долго продолжаться. Человек в таком состоянии… Ведь он уже не молод.
   — Я хотела кое-что узнать. Вы посещали Эверсли?
   — Мой племянник ездил туда… вскоре после того, как у лорда Эверсли случился удар. Племянник говорил с доктором. Так как лорд Эверсли не может вести дела, мы сошлись на том, что будем придерживаться ранее установленного порядка. Лорд Эверсли доверил нам некоторые права, поэтому счета приходят в контору и мы ответственны за их оплату. Дела на сегодняшний день находятся в порядке.
   — Вы удовлетворены тем, как ведется хозяйство? Я имею в виду, нет ли перерасходов? — спросила я.
   — Безусловно, нет. Эта, э-э-э… экономка, видимо, очень разумная женщина, и ей вполне умело удается вести хозяйство. Доктор совсем отказывается от оплаты. Мне кажется, он состоятельный человек. Он сказал моему племяннику, что знает лорда Эверсли много лет.
   — Да, это так. Я только хотела убедиться в том, что вы удовлетворены и не видите ничего… необычного в том, что случилось.
   — Это не идеальная ситуация, но я думаю, что в данных обстоятельствах ничего не улучшишь. У меня нет причин сомневаться в честности экономки, ведь счета такие же, как и тогда, когда лорд Эверсли был бодр и весел, как говорится.
   — Понимаю.
   — Рад, что вы приехали навестить лорда Эверсли. Вы — его наследница, и я рад, что вы удовлетворены состоянием дел в Эверсли.