Карр Филиппа. Изменница

   — Он благородно умер, — ответила я.
   — Твой отец растратил свою жизнь, гоняясь за удачей… Это было никому не нужно… Все могло бы быть по-другому.
   — Это кажется таким давним сейчас.
   — Да, остались лишь воспоминания, ты была всего лишь десяти лет от роду, когда он умер.
   — Достаточно взрослая, чтобы понимать и любить его, — возразила я.
   — Знаю. И здесь ты чувствуешь себя ближе к нему.
   — Я помню его здесь. Отец был счастливее в этой комнате, чем где-либо еще в доме.
   — Здесь он принимал гостей, здесь они играли в карты… это единственное, что делало деревню переносимой для него.
   Матушка нахмурилась, и я вернулась к письму. Оно было кратким. Я поблагодарила своего родственника за приглашение и сообщила, что мы с мужем посетим его примерно через три недели. О дне приезда мы дадим ему знать позже.
   Мама прочитала, что я написала, и одобрительно кивнула.
   Вскоре Жан-Луи и я покинули Клаверинг-холл.
   Мы хотели появиться у дяди Первого июня. Мы решили путешествовать верхом, с двумя грумами-сопровождающими и еще одним — для присмотра за седельными сумками.
   — Поездки в экипаже, — сказала мать, — гораздо более опасны, ведь на большой дороге столько разбойников. Им намного легче напасть на громоздкую карету, а с грумами и Жан-Луи ты будешь в безопасности.
   Немного позже пришло еще одно письмо от лорда Эверсли, в котором он рассыпался в благодарностях. Когда Сабрина прочла его, то сказала:
   — Можно подумать, старик взывает о помощи… Зов о помощи! Даже странно об этом говорить. Я снова прочла послание и не смогла увидеть там ничего, кроме того, что старый человек, живущий в одиночестве, страстно желает увидеть своих родственников.
   Сабрина повела плечами и сказала:
   — Да, он в восторге от того, что вы приедете. Бедный старик, он так одинок!
   За неделю до нашего отъезда случилось несчастье. Я сидела в саду, вышивая квадратный гобелен для каминного экрана, когда услышала шум. Я узнала повелительный голос Дикона и, повинуясь порыву, отложив гобелен, подошла к живой изгороди. Он был с другим мальчиком, Джеком Картером, сыном одного из наших садовников, часто помогавшим своему отцу в работе по саду. Джек был одних лет с Диконом, и их нередко видели вместе. Я полагаю, Дикон бесстыдно третировал сына садовника, и была уверена, что Джек не хотел с ним общаться. К сожалению, Дикон настолько вскружил головы моей матери и Сабрине, что они верили любым его жалобам по поводу слуг, а он всегда высказывал свое недовольство, когда слуги ему в чем-то отказывали.
   Мальчишки были поблизости, и я разглядела в руках Дикона предмет, похожий на ведро, Джек же нес большой сверток. Они шли по направлению к ферме Хассоков, которая граничила с нашими землями. Хассоки были хорошими хозяевами, которых Жан-Луи искренне уважал. Хассок постоянно обсуждал с Жан-Луи методы повышения урожая и содержал свои угодья в идеальном порядке.
   Я вернулась к своему гобелену, а через некоторое время возвратилась в дом и поднялась в кладовку, где стала возиться с банками для клубники, которую хотела собрать и заготовить перед отъездом.
   Должно быть, час спустя одна из служанок вбежала ко мне в кладовку.
   — Ой, миссис Сепфора! — воскликнула она. — У Хассоков пожар. Хозяин только что поскакал туда…
   Я выскочила наружу и тут же увидела, как горит один из амбаров на соседней ферме. Вместе с несколькими в спешке присоединившимися ко мне слугами я направилась через сады и поля к амбару Хассоков.
   Там царила суматоха. Кругом, громко крича, суетились люди, но пламя было уже почти потушено.
   Одна из служанок вскрикнула, и я увидела Жан-Луи. Он лежал на земле, и несколько мужчин пытались положить его на валявшуюся рядом ставню. Я подбежала к ним и опустилась на колени рядом с мужем. Он был бледен, но в сознании. Жан-Луи слабо улыбнулся мне.
   Один из мужчин промолвил:
   — Мы полагаем, хозяин сломал ногу. Мы отнесем его домой… возможно, вам стоит послать за доктором.
   Я находилась в замешательстве. Амбар догорал, почерневший и расцвеченный то здесь, то там пятнами вырывающегося пламени. Едкий запах гари заставлял всех кашлять.
   — Вы правы. Поскорее отнесите хозяина домой, и пусть кто-нибудь сейчас же отправится за доктором, — ответила я.
   Слуга устремился прочь, и я обратила все свое внимание к Жан-Луи.
   — Похоже, кто-то сделал это намеренно, — сказал один из работников фермы Хассока, — Видимо, кто-то разжег костер в амбаре. Ваш муж бросился тушить пожар первым, но рухнувшая крыша сломала ему ногу. Благо, мы работали неподалеку и вытащили его.
   — Давайте перенесем его скорее в дом, — сказала я. — Но удобно ли ему на этих… носилках?
   — Так для него лучше всего, миссис.
   Я заметила, что нога Жан-Луи странно подвернута, и догадалась, что она сломана. Я относилась к тем женщинам, которые сохраняют хладнокровие во время испытаний, подавляя свои эмоции и страх и прикладывая все усилия для того, чтобы сделать то, что необходимо.
   Я знала, что мы должны зафиксировать перелом перед тем, как переносить Жан-Луи, и решила сделать это сама. Я послала одну из служанок в дом за самой длинной прогулочной тростью, которую она могла найти, и за чем-нибудь, что можно было бы использовать в качестве бинтов.
   Слуги бережно уложили Жан-Луи на импровизированные носилки, и я взяла его за руку. Я догадывалась, что мужу больно, но он был озабочен моим волнением больше, чем собственными страданиями.
   — Со мной все в порядке, — прошептал Жан-Луи. — Ничего… страшного.
   Вскоре принесли прогулочную трость, которую я могла использовать как шину, и рваные простыни. Мои помощники бережно держали ногу, когда я очень осторожно привязала ее к трости. После чего Жан-Луи перенесли в постель до прихода доктора.
   — Это перелом ноги, ничего более, — сказал доктор.
   Он похвалил меня за правильные действия: что я вовремя наложила повязку и правильно закрепила кость.
   Я сидела у кровати мужа, пока он не заснул, и вспоминала те мучительные секунды, когда подумала, что он мог умереть, и то ужасное опустошение, которое меня охватило. Дорогой Жан-Луи, что бы я делала без тебя? Я должна быть благодарна тебе за все то счастье, которое у нас было, я не должна роптать на судьбу, которая сделала меня бесплодной.
   Едва Жан-Луи уснул, приехали моя мать, Сабрина и Дикон.
   Женщины были потрясены и хотели услышать все о происшествии.
   — Только подумать, что Жан-Луи мог серьезно пострадать. И все из-за амбара Хассоков.
   — Увидев огонь, он сразу же бросился его тушить.
   — Ему нужно было позвать кого-нибудь на помощь, — промолвила Сабрина.
   — Поверьте, — ответила я, — Жан-Луи сделал все правильно.
   — Но он мог погибнуть!
   — Он не думал об этом, — сказала матушка. — Жан-Луи просто пытался погасить пожар. И если бы он не сделал этого, то огонь распространился бы на поле и Хассок лишился бы урожая.
   — Лучше бы, пусть погибло зерно Хассока, чем Жан-Луи, — сказала Сабрина.
   — Кто-нибудь знает о том, как начался пожар? — спросила мать.
   — Причины выяснятся, — ответила я. Матушка пристально посмотрела на меня:
   — Это происшествие разрушило ваши планы поездки в Эверсли.
   — Ах, из-за этого пожара я и забыла о ней…
   — Бедный старый Карл! Он будет так расстроен!
   — Может быть, Сабрина могла бы поехать вместо меня? — сказала я. — Возьми Дикона.
   — О да! — воскликнул Дикон. — Я хочу поехать в Эверсли.
   — Нет, — ответила Сабрина. — Мы вряд ли будем там желанными гостями. Помни, твой отец — проклятый якобит.
   — Ладно, посмотрим, — сказала мама. — Что нужно сделать сейчас, так это оказать помощь Жан-Луи.
   — На это уйдет время, — заметила я.
   — А если пожар начался из-за чьей-то неосторожности…
   — Но кто мог это сделать? — спросила я.
   — Наверное, это сделали неумышленно, — промолвила Сабрина.
   Во время нашего разговора вошли двое работников Хассока. Они внесли сплавившееся оловянное ведро с несколькими кусками обугленного мяса.
   — Теперь мы знаем, как начался пожар, хозяйка, — сказал один из них. — Кто-то пытался приготовить мясо, разведя костер в этом старом ведре. Он положил мясо на сетку, а сетку пристроил над ведром.
   — О, небо! — воскликнула я. — Надеюсь, это был не бродяга?
   — О нет. Бродяги понимают в этом больше. Тот, кто это сделал, мало в этом смыслил, потому что устроил костер в ведре, а оно, видимо, выпало из рук. Тогда он испугался и убежал.
   — Вы знаете, чье это ведро? Откуда оно появилось?
   — Нет, но попытаемся выяснить, если сможем.
   Мне выдалась нелегкая ночь. Я спала на узкой тахте в гардеробной, оставив дверь в нашу спальню открытой, чтобы можно было услышать, когда Жан-Луи проснется. Мой муж лежал на большой кровати, а я успокаивала себя тем, что ничего серьезного не случилось, всего лишь сломана нога, с которой при правильном уходе все будет в порядке.
   Я удивилась, ощутив острое чувство разочарования из-за того, что мне, по-видимому, придется отложить визит в Эверсли на довольно долгий срок, поскольку сомневалась в том, сможет ли Жан-Луи в скором времени совершить продолжительную и явно утомительную поездку.
   Я позволила себе слишком много думать об Эверсли-корте и страстно желала взглянуть на Эндерби, на дом, который сыграл столь большую роль в истории нашей семьи. Я не сознавала, насколько страстно мечтала о приключениях.
   Я спала беспокойно и в середине ночи, непонятно от чего, проснулась. Я прислушалась, но в спальне было тихо. И тут мне пришла в голову потрясающая мысль: почему бы мне не поехать в Эверсли одной?
   Чем дольше я размышляла об этом, тем более вероятным мне это казалось. Конечно, кто-то укоризненно покачает головой, ведь молодые женщины не должны путешествовать в одиночку. Но я и не собиралась ехать совершенно одна, ведь меня будут сопровождать двое грумов и слуга, который присмотрит за багажом.
   Я слишком разволновалась, чтобы снова уснуть, и лежала в кровати, строя планы поездки в Эверсли, даже если Жан-Луи не сможет сопровождать меня.
   На следующее утро выяснилось, что из нашего сарая пропало ведро, и, без сомнения, именно оно было обнаружено в амбаре Хассоков.
   Все это исключало предположение о бродяге. В пожаре был виновен кто-то из наших работников.
   Фермер Хассок объявил, что, когда найдут негодяя, тому не поздоровится.
   Установив, кому принадлежит ведро, найти виновника было нетрудно. После полудня Нед Картер пришел ко мне, таща за собой своего сына Джека.
   Джек был очень испуган, в его глазах стояли слезы.
   — Это маленький бесенок виноват, хозяйка, — сказал Нед Картер. — Он признался мне во всем. Это он взял ведро, чтобы приготовить немного мяса. Только я не могу добиться от него, где он взял мясо, но я это сделаю. Когда он попробует моего ремня, я узнаю все. Я уже сказал ему, что ему не миновать каторги или виселицы.
   Я почувствовала жалость к Джеку Картеру. Это был всего лишь мальчишка, испуганный ребенок, охваченный ужасом.
   Во мне шевельнулось воспоминание. Конечно, в последний раз, когда я видела Джека, он был не один! Это было за час или около того перед тем, как начался пожар.
   Я знала, что сыну садовника не могла прийти в голову такая мысль.
   — Джек, с тобой был кто-нибудь, когда ты пошел к амбар? — спросила я.
   Джек испугался еще больше.
   — Нет, хозяйка, там был только я, но я не хотел сделать ничего дурного…
   — Где ты взял мясо?
   Мальчик молчал. Но я уже знала правду.
   — Отвечай хозяйке, — приказал Нед, давая мальчику подзатыльник, который заставил того отшатнуться к стене, которая спасла его от падения.
   — Подожди, Нед, — сказала я. — Не спеши. Не бей мальчика, пока я не наведу некоторые справки.
   — Но он же виноват, хозяйка.
   — Подожди немного. Мы должны сходить в Клаверинг-холл.
   Джек выглядел так, будто собирался задать стрекача, и это еще больше убедило меня в правильности моей догадки.
   — Идем, — сказала я. — Идем сейчас же. Матушка очень удивилась, увидев меня входящей с Нед ом Картером и его перепуганным сыном в гостиную.
   — Что случилось? — вскрикнула она.
   — Где Дикон? — спросила я.
   — Я думаю, он уехал кататься верхом с Сабриной. Зачем он тебе?
   — Я срочно хочу видеть его.
   К счастью, в этот момент вошли Дикон и Сабрина, раскрасневшиеся от езды. Это было как нельзя кстати.
   Дикон невольно выдал себя, так как не ожидал увидеть Картеров.
   Он повернулся к двери:
   — Я забыл свою…
   Я преградила Дикону путь.
   — Подожди минутку, — промолвила я. — Джека обвиняют в поджоге амбара Хассока. Но я думаю, он был там не один.
   — А мне кажется, один, — сказал Дикон.
   — Нет, — возразила я. — Там был еще один мальчик, и это был ты.
   — Нет! — закричал Дикон. Он подскочил к съежившемуся Джеку. — Ты лжешь…
   — Он не упоминал о тебе, — сказала я.
   — О, Сепфора, дорогая, — вступилась мать. — Зачем ты тревожишься обо всем этом? Расскажи лучше, как чувствует себя бедный Жан-Луи.
   — Что меня беспокоит, — сказала я с непривычной твердостью, которая охватывала меня при мысли о любой несправедливости, — так это то, что Джека Картера обвиняют в проступке, который его заставил совершить кто-то другой.
   — Нет… нет! — закричал Джек. — Это моя вина. Это я разжег костер в ведре.
   — Я схожу к Весте, — сказал Дикон. — У нее вот-вот родятся щенки. Может, они уже появились на свет.
   — Нет, ты останешься здесь, — сказала я, — до тех пор, пока не скажешь нам, кто украл мясо из кладовой. Кто велел Джеку взять ведро и сопровождать его к амбару, где был устроен этот злополучный костер. Кто затем убежал вместе с Джеком.
   — Почему вы спрашиваете об этом у меня? — спросил надменно Дикон.
   — Потому что я знаю ответ: вместе с Джеком был ты.
   — Ложь! — выкрикнул Дикон. Я взяла его за руку. Меня изумил злобный огонь в его детских глазах.
   — Я видела тебя, — сказала я. — Нет смысла отпираться. Я видела тебя с ведром. Ты нес его, а у Джека был сверток. Я видела, как вы шли по направлению к ферме Хассоков.
   Наступила глубокая тишина.
   Потом Дикон сказал:
   — Все это глупо. Это была всего лишь игра. Мы не хотели поджигать старый амбар.
   — Но он, к сожалению, сгорел, — сказала я, — И ты заставил Джека пойти с тобой, а потом свалил всю вину на него.
   — О, мы заплатим за нанесенный ущерб, — сказала Сабрина.
   — Конечно, — ответила я, — но это не решает вопроса.
   — Решает, — сказал Дикон.
   — Нет. Ты должен сказать Неду Картеру, что его сын не виноват.
   — Ну почему вас волнуют такие пустяки? — сказал Дикон.
   Я твердо посмотрела на него.
   — Я не думаю, что это пустяки, — продолжала я. — А ты, Нед, теперь можешь идти. И запомни: Джек не виноват. Его насильно сделали соучастником. Я суверена, мой муж будет очень расстроен, если услышит, что вы наказали сына. Он совершил только то, к чему его принудили.
   После того как садовник с сыном ушли, в доме воцарилась тишина. Сабрина и мать были очень расстроены, а Дикон повернулся и с ненавистью взглянул на меня и прошептал:
   — Я никогда этого не забуду.
   — Да, — ответила я, — и я тоже. Дикон выбежал, сказав, что идет на конюшню искать Весту.
   — Мальчишки иногда устраивают такие проказы, — сказала Сабрина.
   — Конечно, — признала я. — Но когда их ловят, хорошие мальчики не стоят в стороне и не позволяют кому-то брать вину на себя, особенно если этот человек не может себя защитить.
   Матушка и Сабрина были повергнуты в молчание, поскольку не переносили критики в адрес своего любимого дитя.
   И тут я, сама этому удивившись, спокойно сказала:
   — Я решила ехать в Эверсли, как мы и договорились.
   Матушка и Сабрина были потрясены.
   — Жан-Луи… — начала мать.
   — Конечно, не поедет. За ним здесь хорошо ухаживают. Я подожду неделю, пока его состояние не улучшится, и тогда поеду, как мы и решили. Я уверена, что лорд Эверсли очень расстроится, если я не приеду, кроме того, я буду отсутствовать дома не очень долго.
   Все произошло так, как будто вторая половина моего я готовилась вступить во владение моим телом.
   Мое предложение ехать в Эверсли без Жан-Луи встретило большое сопротивление. Матушка говорила, что будет беспокоиться до тех пор, пока не получит вести о моем благополучном прибытии, а ведь потом предстоит еще дорога обратно домой. Сабрина была солидарна с ней.
   — Сейчас на дорогах очень много разбойников, — сообщила она мне, — и эти страшные негодяи не останавливаются ни перед чем.
   — Они наверняка застрелят вас, если вы не расстанетесь с кошельком, — добавил Дикон.
   Я почувствовала, что он был бы доволен, если бы со мной произошло несчастье. Наши взаимоотношения не улучшились после выяснения причины пожара.
   Реакция Жан-Луи оказалась такой, как я и ожидала. Он принял мое решение смиренно и не перечил ему. Он, прихрамывая, передвигался по дому и путешествовал по имению в некоем подобии коляски. Это приносило ему огромное облегчение, так как он не мог представить себя без хлопот по хозяйству.
   — Понимаешь, — говорила я мужу, — я чувствую, что должна поехать. Это письмо от старика… Сабрина говорит, что это крик о помощи. Это выглядит фантастично, о, я полагаю, в этом действительно что-то есть…
   — Что волнует меня больше всего, так это само путешествие, — сказал Жан-Луи. — Если бы я знал, что ты в безопасности…
   — О, Жан-Луи! — воскликнула я. — Люди путешествуют каждый день, мы просто не слышим о тысячах, которые добираются благополучно. Когда случается несчастье, всегда много об этом говорят.
   — Некоторые участки дороги очень опасны… пользующиеся дурной славой притоны разбойников.
   — Мы будем избегать их, и у меня будет защита.
   — Твоя матушка против поездки.
   — Я знаю. Когда она была ребенком, с ней произошел несчастный случай, и она никогда его не забудет. Со мной все будет в порядке, Жан-Луи.
   Мой муж серьезно посмотрел на меня:
   — Ты очень хочешь поехать, не так ли?
   — Да, — сказала я, — я чувствую, что должна это сделать.
   — Понимаю.
   Он действительно понимал. Жан-Луи был спокойным и задумчивым человеком и часто угадывал мои мысли еще до того, как я произносила их вслух. Сейчас, предполагаю, он думал о том, что жизнь в имении начала мне приедаться и что я стремилась к новым впечатлениям.
   Жан-Луи не хотел видеть меня расстроенной и, будучи человеком созидающим, а не разрушающим, вместо того, чтобы запретить поездку из-за того, что она невероятно опасна, он занялся планированием того, как сделать мое путешествие максимально безопасным.
   — Я думаю, тебе нужно ехать с шестью грумами, — сказал он. — Они могут вернуться сразу после твоего благополучного прибытия, а потом приехать за тобой, когда ты будешь возвращаться. Нужен еще один слуга для присмотра за вещами. Вот тогда ты будешь возглавлять значительный отряд.
   Я поцеловала Жан-Луи и почувствовала себя переполненной любовью к нему.
   — Хорошо? — спросил он.
   — Я думаю, что мой муж — самый лучший в мире мужчина, — ответила я ему.
   Жан-Луи обычно скрывал от меня свои опасения: казалось, он был охвачен приготовлениями, которые я с ним обсуждала, — что мне нужно взять и каким маршрутом следовать.
   Когда наш маленький отряд выехал, стояло прекрасное июньское утро, и вновь вставшее солнце дарило приятную теплоту и обещало замечательную погоду. Все казалось ярче, чем обычно. Белоснежные бабочки на фоне пурпурных цветов, жужжание пчел, трудящихся на ярко-голубом бурачнике и клевере, лунные маргаритки в полях с лютиками и примулой и проблески алого цвета по краям пшеничных полей — все эти привычные вещи превратились в чудо природы.
   Во время поездки мы планировали две остановки на постоялых дворах. Их хозяева были предупреждены заранее, поэтому, когда мы приехали к первому постоялому двору, у нас не возникло трудностей с устройством на ночлег.
   Я спала беспокойно, так как была слишком возбуждена и на следующий день, едва на небе появились первые проблески рассвета, вскочила на ноги в готовности продолжать поездку.
   Следующий день прошел быстро и без неприятных происшествий.
   Мы намеревались добраться до Эверсли-корта примерно к четырем часам дня, но, к несчастью, когда мы около полудня остановились на постоялом дворе, чтобы передохнуть, обнаружилось, что у одной из лошадей отвалилась подкова. Мы раздумывали, оставить ли грума дожидаться, когда лошадь подкуют, и продолжать двигаться без него, или оставаться всем до тех пор, пока лошадь не будет готова для дальнейшего пути.
   Я колебалась, ведь я обещала матушке, что буду путешествовать только в сопровождении всех грумов, и после некоторых размышлений решила, что мы должны подождать, пока подкуют лошадь.
   Это, однако, заняло гораздо больше времени, чем предполагалось, так как кузнеца не было, потому что он получил неотложный заказ от соседнего сквайра. Мы надеялись, что он скоро вернется, но это вылилось в несколько часов, и я начала задаваться вопросом, не было бы разумнее отправиться без грума. В конце концов, нас было бы лишь на одного человека меньше.
   Пробило четыре часа, а мы планировали выехать сразу же после полудня. Я решила двигаться дальше, ведь у нас не было заказано мест на ночлег на постоялом дворе и неизвестно, где мы их сможем найти, когда вернется кузнец.
   Он сказал, что подкует лошадь немедленно, и она будет готова к дороге еще до того, как мы успеем прочесть «Боже, храни короля». Но все произошло не так быстро, как он обещал, поэтому, когда мы достигли Эверсли, уже стемнело.

ДЖЕССИ

   В детстве я провела в Эверсли-корте немало рождественских праздников, но после смерти дедушки с бабушкой мы перестали бывать в старом доме, и поэтому я помнила его смутно. Моя мать после гибели отца перебралась в провинцию. Генерал Эверсли, который симпатизировал моей матери и познакомил ее с моим отцом, управлял в течение какого-то времени имением, хотя на самом деле Карл, сын лорда Эверсли, был действительным наследником и дома, и титула. После смерти генерала Карл, лорд Эверсли, не знаю, как уж это случилось, счел своим долгом вернуться и поселиться в Эверсли.
   Меня обуревали противоречивые чувства. В течение всего путешествия я пыталась вспомнить все, что я слышала о семье, жившей в этом доме в период его процветания. Я припомнила массу разговоров об Эндерби, мрачном строении, окутанном сверхъестественными тайнами. Я решила при первой возможности взглянуть на него, однако сейчас перед нами вставал Эверсли.
   Прямо перед нами возвышалась стена. Ворота были открыты, как я решила, приветствуя нас. Мы въехали. Было слишком темно, чтобы ясно рассмотреть дом, но нахлынувшие воспоминания далекого прошлого воссоздали смутный образ семейного уюта.
   Из дома не доносилось ни звука. Затем я заметила отблеск света, мелькнувший в одном из окон верхнего этажа. Там лежала густая тень. Должно быть, кто-то стоял там, держа подсвечник и выглядывая в окно, возможно, поджидая нашего приезда.
   Удивительно, но огромные двери оставались закрытыми, хотя нас не могли не заметить — стук лошадиных копыт по гравию дорожки был отчетливо слышен.
   Я подождала несколько минут, но никто не вышел. Дом оставался погруженным в темноту.
   — Может быть, мы слишком припозднились и они решили, что сегодня мы уже не приедем. Позвоните в колокол, это даст им понять, что мы уже здесь, — промолвила я.
   Один из грумов спешился и выполнил мой приказ. Я вспомнила звон этого колокола. В детстве он совершенно очаровал меня, и я не могла удержаться, чтобы не позвонить в колокол и не послушать разносившийся по всему дому звук.
   Я сидела на лошади, глядя на двор и дожидаясь того момента, когда двери распахнутся и кто-то появится и поприветствует нас.
   Но когда замолк колокол, снова воцарилась тишина. Я начала слегка беспокоиться. Это было не то гостеприимство, которого я ожидала, читая письма лорда Эверсли.
   Наконец, дверь открылась. На пороге стояла молодая женщина. Я не могла рассмотреть ее лица, но сразу бросилось в глаза, что она очень неряшлива.
   — Чего вам угодно? — вопросила она.
   — Я миссис Сепфора Рэнсом, — ответила я, — лорд Эверсли ожидает меня.
   Женщина выглядела удивленной, и я решила, что она полупомешана. Мне хотелось получше рассмотреть ее, но зал не был освещен, не считая слабого огонька одной свечи, которую она отставила, открывая дверь.
   Один из грумов придержал мою лошадь, пока я спешивалась. Я подошла к двери.
   — Лорд Эверсли ожидает меня, — повторила я, — проводите меня к нему. Где ваша экономка?
   — Должно быть, вы имеете в виду мисс Джесси, — ответила женщина.
   — Тогда не будете ли вы так любезны позвать ее. Где у вас конюшни? Мои слуги устали и голодны.
   Есть здесь кто-нибудь, кто поможет позаботиться о лошадях?
   — Это Джефро… Я позову мисс Джесси.
   — Пожалуйста, и поскорее, — добавила я, — Мы устали после долгого пути.
   Женщина уже была готова захлопнуть дверь, но я придержала ее открытой и, как только она торопливо удалилась, вошла в зал.
   Оставленная свеча стояла на длинном дубовом столе и отбрасывала вокруг зловещие отблески.
   Я поняла, что в доме происходит что-то неладное. Я раздумывала о том, что Сабрина определила как «крик о помощи», и сейчас это уже не казалось невероятным.