Касслер Клайв. Золото инков

   – И что же это? Кожа животного, разрисованная пиктографами?
   – Нет, кипу, – мягко поправила его Шеннон.
   – Что? – переспросил удивленный Стюарт.
   – Кипу, особый способ, придуманный инками для решения математических задач и записи важнейших событий истории. Совершенно гениальная вещь при всей своей простоте. Древний аналог наших компьютерных машин, связка разноцветных веревок с узлами через различные интервалы. Каждый цвет имел определенное значение – голубой для религии, красный для правителей, серый для географических мест, зеленый для простых людей и так далее. Желтый цвет, в частности, указывал на золото, белый – на серебро. Расстояния между узлами обозначало различные меры – времени, расстояния, массы. В руках опытного чиновника или секретаря возможности кипу были практически безграничны. К сожалению, большинство кипу были уничтожены во время завоевания Перу и последовавшего за ним долгого периода рабства.
   – Судя по вашим словам, из такого отчета можно получить сведения не только о хронике путешествия, но и местонахождении острова? – уточнил Питт.
   – По крайней мере теоретически, – согласилась Шеннон.
   – И где же может находиться эта шкатулка?
   – По одной из версий она попала в руки испанцев, и те, не зная ее истинной ценности, отправили ее в Испанию. Но во время путешествия золотого каравана к берегам Панамы галеон, нагруженный огромным количеством золота, серебра и бесценных предметов искусства, включая шкатулку, был взят на абордаж знаменитым капитаном Дрейком.
   – Вы хотите сказать, что шкатулка попала в Англию? – переспросил Питт, не веря своим ушам. Шеннон безнадежно пожала плечами:
   – Дрейк никогда не упоминал о шкатулке по возвращении в Англию после своего легендарного путешествия вокруг света.
   – Ну и история! – произнес восхищенно Питт, обратив мечтательный взгляд к горизонту. – Но, думаю, самая интересная ее часть еще впереди.
   Шеннон и Стюарт в недоумении уставились на него.
   После горизонта Питт по очереди обозрел небо и море, но, когда он снова взглянул на своих спутников, в его глазах можно было прочитать твердую решимость.
   – Что вы хотели этим сказать? – неуверенно спросила Шеннон.
   – Только то, что уже сказал. Видите ли, я собираюсь найти эту шкатулку.
   – Можете шутить сколько хотите, – холодно разрешила Шеннон.
   – Я не шучу.
   На несколько мгновений Шеннон окаменела от такой наглости.
   – Тогда вы просто лунатик, – объявила она. Питт откинул голову и от души рассмеялся.
   – В безумии есть свои положительные стороны. Вы можете видеть то, что не видит никто другой.

12

   Джулиан Перлмуттер являл собой классический тип гурмана и бонвивана. Благодаря своему чрезмерному пристрастию к хорошей еде и вину, он собрал невероятное количество кулинарных рецептов, позаимствованных у самых прославленных поваров мира, и имел погреб, где хранилось более четырех тысяч бутылок коллекционного вина. Кроме того, он прославился как гостеприимный хозяин, принимавший своих гостей в самых шикарных ресторанах, оставляя там огромные деньги. Из-за такого образа жизни его вес уже приближался к ста восьмидесяти одному килограмму. Джулиан не уставал насмехаться над диетой и занятиями спортом, а его заветным желанием было отправиться в небытие, смакуя столетний коньяк после изысканного обеда.
   Второй его страстью были корабли и кораблекрушения, о которых он знал все. По мнению экспертов, он обладал самым полным собранием литературы на эту тему и архивом, включавшим данные обо всех вошедших в историю судах. Морские музеи всего мира с нетерпением ждали его кончины, чтобы, подобно стервятникам, наброситься на его коллекцию и пополнить за ее счет собственные коллекции.
   Последнее обстоятельство и было причиной того, что Перлмуттер предпочитал рестораны обедам в собственном огромном доме в Джорджтауне. Гигантская масса книг размещалась на полу, на прогибающихся под их весом полках, в каждом углу его спальни, кабинета, столовой, гостиной и даже кухни. Они были навалены огромной грудой около комода в ванной и разбросаны на гигантском матраце. Экспертам потребовалось бы не меньше года, чтобы разобрать и каталогизировать эти завалы, – но только не Перлмуттеру. Он всегда точно знал, где находится тот или иной том или рукопись.
   Он был одет в свой традиционный дневной наряд, состоящий из пурпурной пижамы и красного халата, и стоял перед зеркалом, спасенным с «Лузитании», расчесывая роскошную седую бороду, когда звук корабельного колокола, заменявшего телефонный звонок, привлек его внимание.
   – Джулиан Перлмуттер слушает. Коротко изложите свое дело.
   – Привет, старый отшельник.
   – Дирк! – прогремел Перлмуттер, узнав знакомый голос, и его голубые глаза сверкнули на багровом лице. – Где рецепт абрикосового десерта, который ты обещал достать для меня?
   – В конверте на моем рабочем столе. Я забыл отправить его вам, прежде чем уехал из страны. Прими мои извинения.
   – Откуда ты звонишь?
   – С борта судна у побережья Перу.
   – Могу я спросить, что ты там делаешь?
   – Это длинная история.
   – Они редко бывают короткими.
   – Ты можешь сделать мне одолжение?
   – Какой корабль заинтересовал тебя на этот раз?
   – «Золотая лань».
   – Корабль Фрэнсиса Дрейка?
   – Он самый.
   – «Sic parvis magna», – процитировал Перлмуттер. – «Великие дела начинаются с малого». Девиз Дрейка. Ты помнишь его?
   – Забыл, прости, – извинился Питт. – Так вот, Дрейк взял на абордаж испанский галеон...
   – «Консепсьон», – прервал его Перлмуттер. – Капитан Хуан де Антон. Вышел из Кальяо-де-Лима с грузом золота и бесценных сокровищ. Если не путаю, в марте 1578 года.
   На другом конце линии наступило недолгое молчание.
   – Почему, когда я разговариваю с тобой, Джулиан, я всегда чувствую себя круглым идиотом?
   – Извини, Дирк, я думал, что немного информации тебе не повредит, – рассмеялся Перлмуттер. – Что именно ты хочешь узнать?
   – Когда Дрейк стал хозяином «Консепсьон», как он распорядился грузом?
   – Это как раз хорошо известно. Он перегрузил серебро, золото, драгоценные камни и жемчуг на борт «Золотой лани». Добыча была баснословной. Его корабль был настолько перегружен, что ему пришлось утопить несколько тонн серебра в водах острова Кано, у побережья Эквадора, прежде чем продолжить путешествие вокруг света.
   – Что известно о предметах искусства инков?
   – Они остались на «Консепсьоне». Дрейк переправил туда часть своей команды и поручил им отправиться через Магелланов пролив и Атлантику назад в Англию.
   – «Консепсьон» добралась до Англии?
   – Нет, – ответил Перлмуттер задумчиво, – предполагается, что галеон исчез со всей командой.
   – Жаль, – сказал Питт, не в силах скрыть разочарования, – а я-то надеялся, что о нем сохранились хоть какие-то сведения.
   – Если мне не изменяет память, – продолжал Перлмуттер, – существовал миф об исчезновении «Консепсьон».
   – В чем его суть?
   – Совершенно фантастическая история, скорее даже слух, чем миф. Соль ее в том, что корабль был подхвачен гигантской приливной волной и унесен в глубь материка. Разумеется, не сохранилось никаких документов на этот счет.
   – Тебе не известен источник легенды?
   – Необходимо уточнить детали, но, насколько мне известно, сведения исходили от одного сумасшедшего англичанина, которого португальцы нашли на берегах Амазонки. Сожалею, но это все, что я могу припомнить в данный момент.
   – Был бы очень благодарен тебе, если бы удалось найти что-нибудь еще.
   – Я, разумеется, могу сообщить тебе размеры и тоннаж судна, сколько парусов оно могло нести, год и место постройки. Но для сведений о безумце, бродившем по джунглям Амазонки, нужны другие источники.
   – Если кто-нибудь и может пролить свет на историю, случившуюся на море, то этот человек ты, Джулиан.
   – Благодарю за доброе мнение, но я потерял интерес к подобным загадкам, после того как услышал об обломках броненосца, обнаруженных в Сахаре.
   – Сожалею об этом, Джулиан.
   – Подумать только, броненосец в Сахаре, Ноев ковчег на Арарате, испанский галеон в перуанских джунглях. Почему корабли не остаются на море, где им надлежит быть?
   – Потому что ты и я неисправимые охотники за обломками кораблекрушений, – сказал Питт добродушно.
   – Каков твой личный интерес в этом деле? – осторожно спросил Перлмуттер.
   – Шкатулка из жадеита, в которой находится пучок веревки, дающий ключ к баснословным сокровищам инков.
   Несколько секунд Перлмуттер обдумывал ответ друга, после чего завершил разговор:
   – Что же, по моему мнению, он не хуже любого другого.

* * *

   Хайрем Йегер выглядел так, что можно было подумать, что в этот момент он толкает тележку для продуктов, полную тряпья, где-нибудь в трущобах Гарлема. Он был одет в джинсы и джинсовую куртку. Его длинные белокурые волосы были собраны в конский хвост, а мальчишечье лицо наполовину скрыто жидкой бородкой. Впрочем, в тех редких случаях, когда он на самом деле толкал перед собой тележку в шикарном супермаркете, она обычно была заполнена самыми изысканными деликатесами. Незнакомому человеку трудно было представить себе, что он живет в фешенебельном районе Мэриленда с очаровательной женой-актрисой и двумя бойкими девочками-подростками, обучающимися в частной школе, и ездит только на БМВ последней модели.
   Не менее трудно было бы догадаться и о том, что он уже в течение многих лет возглавляет коммуникационную и информационную службы НУМА. Адмирал Сэндекер переманил его из компьютерной корпорации Силиконовой долины, чтобы создать обширную библиотеку, содержащую любую книгу, статью или тезисы – равным образом, на научную или историческую тему, – когда-либо написанные о море. Если Перлмуттер знал все о кораблях, то специализацией Йегера были океанография и науки, так или иначе связанные с нею. Он находился в своем персональном закутке компьютерного комплекса, занимавшего весь десятый этаж здания агентства, когда зазвонил телефон. Не отрывая глаз от монитора, моделировавшего влияние океанических течений на климат Австралии, он снял трубку.
   – Компьютерный комплекс, – произнес он ровным голосом. – Рад вас слышать, мистер директор по чрезвычайным ситуациям, – продолжал он, узнав голос старого друга. – У меня в конторе сегодня только и говорят о том, как вы наслаждаетесь каникулами на солнечных берегах Южной Америки.
   – Тебя неверно информировали, приятель.
   – Ты разговариваешь со мной с борта «Дип фэзом»?
   – Да, Ал и я вернулись сегодня сюда после небольшой экскурсии в джунгли.
   – Что я могу сделать для тебя?
   – Залезь в свой банк данных и взгляни, имеется ли там какая-либо информация о приливной волне, поднявшейся между Лимой и Панамой в марте 1578 года.
   Йегер вздохнул:
   – Почему тебе заодно не попросить меня уточнить температуру и влажность в День творения?
   – Ну хотя бы самые общие сведения, старик.
   – Если такие записи существуют, они могут быть только в старых испанских архивах, которые я изучал в Севилье. Другим возможным источником могут стать коренные жители тех мест, хорошо знающие местные предания. Инки также оставляли записи о важнейших событиях своей истории на материи или керамике.
   – Не слишком перспективная идея, – произнес Питт с сомнением в голосе. – Империя инков рухнула под натиском испанских конкистадоров лет за пятьдесят до интересующего меня события, и, если такие записи и существовали, они, без сомнения, утрачены.
   – Большинство приливных волн подобного масштаба вызываются подводными землетрясениями. Может быть, стоит попытаться собрать информацию о геологических катастрофах того времени?
   – Сделай все, что можешь.
   – Когда тебе нужна эта информация?
   – Если адмирал не сел тебе на шею с очередным приоритетным проектом, бросай все дела и начинай немедленно.
   – Хорошо, – сказал Йегер, воодушевленный брошенным ему вызовом. – Посмотрим, что я смогу сделать.
   – Спасибо, Хайрем. Я твой должник.
   – Ты говорил эти же слова по меньшей мере тысячу раз.
   – И ни слова о моей просьбе Сэндекеру.
   – Я уже понял это. Очередная сумасшедшая идея? Можешь сказать мне, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор?
   – Я стараюсь найти в джунглях исчезнувший испанский галеон.
   – Чего-нибудь в этом роде я и ожидал от тебя, – произнес Йегер покорно. Он уже давно усвоил простую истину – при разговорах с Питтом ни в коем случае не следует торопить события.
   – Надеюсь на тебя.
   – По-моему, я уже сейчас могу существенно сузить поле твоих поисков.
   – Ты знаешь что-то, неизвестное мне? – Питт улыбнулся.
   – Территория между западным флангом Анд и побережьем Перу имеет среднюю температуру 18° по Цельсию, или 65° по Фаренгейту, и годовое количество осадков, которого не хватит и для того, чтобы наполнить стакан. Это одна из самых холодных и безводных пустынь на планете. Там нет джунглей, способных поглотить корабль.
   – Какую же точку предложишь мне ты?
   – Эквадор Побережье этой страны вплоть до Панамы лежит в тропической зоне, и влаги там больше чем достаточно.
   – Прекрасный образчик дедукции. С тобой все в порядке, Хайрем. Мне безразлично, что твои бывшие жены думают о тебе.
   – Пустяки. У меня будет что-нибудь для тебя в течение двадцати четырех часов.
   – Непременно свяжусь с тобой.
   Положив трубку, Йегер попытался собраться с мыслями. Ему не было равных по точности прогнозов, где именно искать следы кораблекрушений. Все данные по этому вопросу были аккуратно систематизированы в компьютере его головного мозга. За годы работы в агентстве у него было немало возможностей оценить характер своего приятеля. Каждую работу с ним он всегда воспринимал как очередное приключение с большой буквы. И Йегер гордился тем, что еще ни разу не обманул его надежд.

13

   В то время, когда Питт строил планы поисков пропавшего галеона, Адольфус Руммель, известный коллекционер предметов южноамериканского искусства, вышел из лифта на двадцатом этаже здания, возвышавшегося над набережной Лейк Шор-драйв в Чикаго, где он жил последние несколько лет. Это был невысокий человек с бритой головой и с огромными отвислыми усами. Ему было далеко за семьдесят, и он больше походил на злодея из историй о Шерлоке Холмсе, чем на крупного бизнесмена, преуспевшего на утилизации подержанных автомобилей.
   Подобно многим другим богатым коллекционерам, пополнявшим свои собрания на черном рынке, Руммель не был женат и вел жизнь отшельника. Никто не видел его коллекции, и только его бухгалтер и адвокат знали о ее существовании, но и они не имели ни малейшего представления о масштабах его сделок.
   Немец по происхождению, Руммель в начале пятидесятых успешно переправил через мексиканскую границу крупную партию ритуальных предметов нацистской партии. Груз включал именные кинжалы и «Рыцарские кресты», которыми награждались особо отличившиеся офицеры СС, и ряд важных исторических документов, подписанных лично Адольфом Гитлером и его ближайшими сподвижниками. Успешно распродав коллекцию поклонникам бесноватого фюрера, он основал свою империю, принесшую ему за сорок лет свыше двухсот пятидесяти миллионов долларов.
   После деловой поездки в Перу в 1974 году в нем пробудился интерес к древнему искусству Южной Америки, послуживший толчком к формированию его обширной коллекции. Руммеля мало интересовало происхождение приобретаемых древностей. Ему было вполне достаточно сознания того, что теперь они принадлежат ему, и только ему.
   Он прошел в глубину облицованного итальянским мрамором фойе и остановился перед зеркалом в тяжелой раме, украшенной фигурками обнаженных херувимов, играющих среди виноградных листьев. Приведя в действие скрытый в ней механизм, он оказался перед потайной дверью, ведущей в его персональный музей предметов южноамериканского искусства. В восьми больших комнатах, заставленных стеклянными витринами, размещалось более двух тысяч экспонатов, любой из которых сделал бы честь собранию крупного музея. Торжественным шагом, словно идя к алтарю, Руммель обошел все восемь комнат, любуясь принадлежащими ему сокровищами. Этот обход он совершал каждый вечер перед отходом ко сну и за двадцать с лишним лет еще ни разу не нарушил установленной им традиции. В завершение своего ритуального шествия Руммель остановился перед витриной, в которой находилась жемчужина его коллекции. Слабо мерцая в свете ламп, перед ним, во всем своем великолепии, лежали Золотые доспехи воина из Тиапольо. Созерцая их, Руммель испытывал почти религиозный экстаз, составлявший отныне смысл его долгой и бурной жизни.
   Прекрасно зная, что они были украдены из Национального антропологического музея в Севилье семьдесят шесть лет назад, Руммель, не колеблясь, выложил за них миллион двести тысяч долларов наличными, когда подпольный синдикат, специализирующийся на краже особо ценных предметов искусства, предложил ему купить их. Как к ним попали доспехи, Руммелъ не знал и не хотел знать.
   Аккуратно потушив за собой свет, он вернулся в фойе и, позволив себе выпить небольшую рюмку коньяка, направился в спальню.
   Из здания, расположенного на другой стороне улицы, агент Таможенной службы США Дэвид Гаскилл в мощный бинокль наблюдал за приготовлениями ко сну старого коллекционера. Другой на его месте после почти недельного безрезультатного наблюдения, возможно, оставил бы это неблагодарное занятие, но только не Гаскилл.
   Прослужив восемнадцать лет на таможне, Гаскилл напоминал скорее тренера футбольной команды, чем специального правительственного агента. Этот имидж, некогда придуманный им самим, немало способствовал его долгой и удачной профессиональной карьере. Недаром в течение нескольких лет до прихода на таможню он с успехом играл за команду Калифорнийского университета.
   Гаскилл долго и упорно работал над своей дикцией, стараясь искоренить калифорнийский акцент, и теперь его нередко принимали за выходца с Багамских островов, приехавшего искать счастья в Штаты.
   Он заинтересовался древним искусством еще в начальной школе во время экскурсии на Юкатан, на которой он случайно оказался. Впоследствии, когда он уже начал работать на таможне, детское увлечение обрело вполне профессиональную основу. С тех пор он провел несколько дюжин удачных расследований, имевших непосредственное отношение к незаконной торговле произведениями искусства. Над одним из таких дел он и работал в тот момент, когда у чикагской полиции появились первые подозрения в отношении Руммеля. Женщина, приходившая раз в неделю убирать пентхауз, обнаружила на полу фойе фотографию человеческой фигуры, облаченной в золотые доспехи. Думая, что речь идет об убийстве, она поставила в известность о своей находке городские власти, а те, в свою очередь, привлекли к работе экспертов. Когда стало понятно, что речь идет о бесценном сокровище, похищенном много лет назад из Национального музея Испании, полиция заинтересовалась этим делом всерьез и руководство таможни вспомнило о Гаскилле.
   Имя Руммеля давно фигурировало в списке лиц, не гнушавшихся обходить закон, когда речь шла о пополнении своих коллекций. Гаскиллу предстояло подтвердить или опровергнуть эти подозрения.
   Он взял на себя наблюдение за квартирой Руммеля, поручив своему помощнику следить за его передвижениями по городу.
   Наблюдение велось уже шесть дней, но ничего, стоящего внимания, обнаружить не удалось. Руммель никогда не нарушал свой размеренный уклад жизни. Покинув контору в нижней части Мичиган-авеню, где он работал ровно четыре часа над отчетами о своих вложениях, он шел в ближайшее кафе, где неизменно заказывал салат и бобовый суп. Остальную часть дня он тратил на посещения антикварных магазинов и различных выставок. Затем обедал в тихом немецком ресторане, после чего шел в театр или кино. Возвращался домой около половины восьмого. И так изо дня в день.
   – Неужели ему никогда не надоест пить каждый день эту гадость в постели, – пробормотал специальный агент Уинфред Поттл, напарник и помощник Гаскилла. – С его-то деньгами я нашел бы чем заняться.
   Гаскилл оторвался от бинокля и неодобрительно посмотрел на коллегу.
   В отличие от массивного, грубоватого Гаскилла, одетого в джинсы и фирменную куртку с эмблемой Калифорнийского университета, Поттл был худощавым рыжеволосым мужчиной в элегантной тройке, пользовавшимся большим успехом у женщин.
   – Мне страшно подумать, чем бы вы занялись, окажись на его месте.
   Поттл пропустил мимо ушей замечание коллеги.
   – Во всяком случае, если бы я вложил бешеные деньги в украденные сокровища индейцев, весьма сомневаюсь, чтобы я сумел надежно спрятать их.
   – Ему просто необходимо спрятать их, – убежденно произнес Гаскилл и замолчал на половине фразы, словно проглотил язык. – Простите, ваш извращенный ум подал мне неплохую идею.
   – Неужели? – откликнулся Поттл, не скрывая иронии.
   – Сколько в пентхаузе помещений, не имеющих окон? Я имею в виду те, за которыми мы не можем наблюдать?
   Поттл опустил глаза к ковру и раздумывал минуты две.
   – В соответствии с планом, который у нас имеется, две ванные комнаты, буфетная, кладовая, небольшой холл между двумя спальнями и чулан.
   – И все же, мы упустили одно важное обстоятельство.
   – Мы ничего не могли упустить. Руммель редко снисходит до того, чтобы задернуть шторы. Мы наблюдаем девяносто процентов всех его передвижений по квартире с того мгновения, как он выходит из лифта.
   – Верно, но где он проводит тридцать или сорок минут с того момента, когда выходит из вестибюля и входит в лифт, и до его появления в гостиной? Определенно не в фойе.
   – Может быть, сидит в сортире.
   – Вряд ли это требует так много времени.
   Гаскилл подошел к столу и несколько минут изучал план двадцатого этажа, представленный им хозяевами здания. Изучал он его по меньшей мере в пятнадцатый раз.
   – Коллекция должна быть внутри этого здания, – произнес он уверенно.
   – Мы проверили все квартиры от первого до последнего этажа, – возразил Поттл. – Все они в настоящее время заняты.
   – Что ты знаешь о хозяевах квартиры, расположенной непосредственно под апартаментами Руммеля? Поттл заглянул в распечатку компьютера:
   – Сидней Каммер и его жена Канди. Каммер один из тех ловких адвокатов, которые помогают своим клиентам избавиться от уплаты налогов.
   Гаскилл с иронией посмотрел на напарника:
   – Ты хотя бы раз видел эту сладкую парочку?
   Поттл бегло просмотрел отчет о передвижениях обитателей здания за период наблюдения.
   – Нет, но это ни о чем не говорит. Они могут быть где угодно, например, в отпуске.
   – Держу пари, что, когда мы проверим их как следует, выяснится, что они спокойно живут где-нибудь в модном пригороде и думать забыли о своей квартире.
   Голос еще одного агента – Беверли Свейн прозвучал в микрофоне портативного радио.
   – Большой фургон только что припарковался у задней части здания.
   – Вы находитесь на посту у входа в здание или патрулируете его холл? – спросил Гаскилл.
   – Все еще в вестибюле, охраняю свои пост, – бойко ответила Свейн.
   Ловкая хорошенькая блондинка, она была несколько лет одним из лучших секретных агентов Гаскилла, а в настоящее время единственной из его людей, находившейся внутри здания.
   – Если вы намекаете на то, что я преступно пренебрегаю своими служебными обязанностями и в мыслях уже нахожусь в самолете, летящем на Таити, то вы правы только отчасти, – нахально огрызнулась она.
   – Лучше сбереги свои деньги и поезжай во Флориду, – вмешался в разговор Поттл. – Что такое Таити, в конце концов? Пальмы, экзотические пляжи, и только.
   – Отправляйся на цокольный этаж и выясни у шоферов, какого черта им здесь надо в такой поздний час.
   – Уже бегу, – ответила Свейн, с трудом подавляя зевоту.
   – Надеюсь, ей на пути не попадется какой-нибудь монстр, – сочувственно вздохнул Поттл.
   – Какой еще монстр? – переспросил Гаскилл, удивленно поднимая брови.
   – Разве вы не смотрите фильмы ужасов? – притворно удивился Поттл. – Представляете: женщина одна в доме и вдруг слышит странный шум в погребе. Естественно, она идет посмотреть, в чем дело, не позаботившись даже включить свет или прихватить кухонный нож для самообороны.
   – Типичная голливудская муть, – усмехнулся Гаскилл, пожимая плечами. – Цоколь освещен не хуже бульвара в Лас-Вегасе.
   – Кроме того, у Бев всегда при себе добрый старый кольт. Не позавидую тому монстру, который решится встать у нее на дороге.
   Гаскилл воспользовался несколькими минутами передышки, чтобы подкрепить силы дюжиной бисквитов, которые он запил бутылкой холодного молока. Едва он успел закончить свой поздний ужин, как в эфире снова раздался голос Свейн:
   – Грузчики разгружают мебель для квартиры на девятнадцатом этаже. Они согласились поработать сверхурочно, поскольку им обещали хорошо заплатить. Им неизвестно, ради чего такая спешка, но вполне возможно, что это был один из тех заказов, которые поступают в последнюю минуту.
   – А может, они переправляют очередную партию контрабанды в апартаменты Руммеля?
   – Маловероятно. Они были настолько любезны, что открыли двери фургона специально для меня. Он действительно заполнен мебелью, хуже которой мне еще не приходилось видеть.