Страница:
— Так я и подумал, — заметил он мрачно.
— Ты берешь их только потому, что можешь взять.
— Да нет же, Люси, черт побери!
— Да? А как же Карен? Она тебе очень нравится? Или ты просто развлекаешься с ней?
— Она действительно мне нравится, — искренне ответил он. — Честное слово, Люси, это так. Она очень умная, с ней всегда весело, и она симпатичная.
— И у тебя серьезные намерения? — сурово спросила я.
— Вполне.
— О боже!
Мы оба замолчали.
— Слушай, а ты не… ну, ты случайно не влюбился в нее? — осторожно спросила я.
— Люси, я ее слишком мало знаю, чтобы влюбляться.
Наконец мы остановились у моего дома.
— Спасибо, что поехал со мной, — сказала я Дэниэлу.
— Не говори глупостей. Я прекрасно провел вечер.
— Ну… спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Люси.
— Скоро увидимся. Ты же наверняка придешь к Карен.
— Наверное, — улыбнулся он.
Меня охватила неожиданная досада, какая-то детская ревность: в конце концов, Дэниэл — мой друг.
— Пока, — коротко попрощалась я, собираясь выйти из машины.
— Люси, — позвал Дэниэл.
Было в его голосе что-то необычное, новое, — возможно, настойчивость, которая заставила меня обернуться и взглянуть на него.
— Что? — спросила я.
— Ничего… просто… доброй ночи.
— Да, доброй ночи, — кивнула я, стараясь говорить строго. Но из машины все не выходила: какое-то странное напряжение подсказывало мне, что я чего-то жду, а чего — и сама не знаю.
Наверно, мы ссоримся, решила я. Молча, без слов, но серьезно.
— Люси, — повторил Дэниэл все тем же странным, настойчивым тоном.
Но я ничего не сказала. Даже не вздохнула сердито, не спросила «что?», как обычно.
Я только посмотрела на него и впервые в жизни почувствовала, что робею оттого, что он рядом. Я не хотела смотреть на него, но и отвести глаз уже не могла.
Он поднял руку, легко коснулся моей щеки. Я завороженно смотрела, как кролик, ослепленный встречными фарами. Да что это он делает?
Он ласково убрал упавшую мне на глаза прядь волос, а я сидела в каком-то оцепенении и все смотрела на него.
Затем я ожила.
— Спокойной ночи, — бодро воскликнула я, хватая сумку и протягивая руку к дверце. — Спасибо, что подвез. Увидимся.
— Ах да, и bonsoir[7], — обратилась я к Гассану. — Bon chance[8] с иммиграционной службой.
— Salut[9], — отозвался он.
Я побежала к дому, вставила ключ в скважину. Руки у меня тряслись. Я не могла быстро отпереть дверь и войти. Мне хотелось только скорее очутиться в своей комнате, в безопасности. Я не на шутку испугалась. Что за неожиданное напряжение возникло между мною и Дэниэлом? Так немного есть людей, с которыми мне спокойно и уютно, так немногих я считаю друзьями! Если с Дэниэлом у меня разладится, я этого не переживу.
Но что-то уже было не так; события принимали довольно странный оборот. Может, он разозлился на меня за то, что я издевалась над его девушками? Может, все-таки влюбился в Карен и защищает ее?
А может, и я ему больше не нужна, если он влюбился и встретил родственную душу — иногда ведь и так бывает. Сколько дружб разрушается, когда к одному из друзей приходит любовь? Должно быть, сотни, если не тысячи. Не удивлюсь, если это произойдет у нас с Дэниэлом.
Ничего, у меня есть Гас. И другие друзья. Все у меня будет хорошо.
38
39
— Ты берешь их только потому, что можешь взять.
— Да нет же, Люси, черт побери!
— Да? А как же Карен? Она тебе очень нравится? Или ты просто развлекаешься с ней?
— Она действительно мне нравится, — искренне ответил он. — Честное слово, Люси, это так. Она очень умная, с ней всегда весело, и она симпатичная.
— И у тебя серьезные намерения? — сурово спросила я.
— Вполне.
— О боже!
Мы оба замолчали.
— Слушай, а ты не… ну, ты случайно не влюбился в нее? — осторожно спросила я.
— Люси, я ее слишком мало знаю, чтобы влюбляться.
Наконец мы остановились у моего дома.
— Спасибо, что поехал со мной, — сказала я Дэниэлу.
— Не говори глупостей. Я прекрасно провел вечер.
— Ну… спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Люси.
— Скоро увидимся. Ты же наверняка придешь к Карен.
— Наверное, — улыбнулся он.
Меня охватила неожиданная досада, какая-то детская ревность: в конце концов, Дэниэл — мой друг.
— Пока, — коротко попрощалась я, собираясь выйти из машины.
— Люси, — позвал Дэниэл.
Было в его голосе что-то необычное, новое, — возможно, настойчивость, которая заставила меня обернуться и взглянуть на него.
— Что? — спросила я.
— Ничего… просто… доброй ночи.
— Да, доброй ночи, — кивнула я, стараясь говорить строго. Но из машины все не выходила: какое-то странное напряжение подсказывало мне, что я чего-то жду, а чего — и сама не знаю.
Наверно, мы ссоримся, решила я. Молча, без слов, но серьезно.
— Люси, — повторил Дэниэл все тем же странным, настойчивым тоном.
Но я ничего не сказала. Даже не вздохнула сердито, не спросила «что?», как обычно.
Я только посмотрела на него и впервые в жизни почувствовала, что робею оттого, что он рядом. Я не хотела смотреть на него, но и отвести глаз уже не могла.
Он поднял руку, легко коснулся моей щеки. Я завороженно смотрела, как кролик, ослепленный встречными фарами. Да что это он делает?
Он ласково убрал упавшую мне на глаза прядь волос, а я сидела в каком-то оцепенении и все смотрела на него.
Затем я ожила.
— Спокойной ночи, — бодро воскликнула я, хватая сумку и протягивая руку к дверце. — Спасибо, что подвез. Увидимся.
— Ах да, и bonsoir[7], — обратилась я к Гассану. — Bon chance[8] с иммиграционной службой.
— Salut[9], — отозвался он.
Я побежала к дому, вставила ключ в скважину. Руки у меня тряслись. Я не могла быстро отпереть дверь и войти. Мне хотелось только скорее очутиться в своей комнате, в безопасности. Я не на шутку испугалась. Что за неожиданное напряжение возникло между мною и Дэниэлом? Так немного есть людей, с которыми мне спокойно и уютно, так немногих я считаю друзьями! Если с Дэниэлом у меня разладится, я этого не переживу.
Но что-то уже было не так; события принимали довольно странный оборот. Может, он разозлился на меня за то, что я издевалась над его девушками? Может, все-таки влюбился в Карен и защищает ее?
А может, и я ему больше не нужна, если он влюбился и встретил родственную душу — иногда ведь и так бывает. Сколько дружб разрушается, когда к одному из друзей приходит любовь? Должно быть, сотни, если не тысячи. Не удивлюсь, если это произойдет у нас с Дэниэлом.
Ничего, у меня есть Гас. И другие друзья. Все у меня будет хорошо.
38
Это случилось недель шесть спустя, в воскресенье вечером. Точнее, поздно ночью.
Незадолго до того мы вернулись из любимого индийского ресторанчика. Гас уже час как ушел. Карен, Шарлотта и я бессильно валялись кто в креслах, кто на диване в гостиной, ели чипсы, смотрели телевизор и отдыхали от выходных. Вдруг Карен резко села с таким видом, будто только что приняла судьбоносное решение.
— В пятницу я устраиваю званый обед, — объявила она. — Вы обе приглашены. Саймон и Гас тоже.
— О господи, Карен, спасибо, — нервно сказала я.
Я уже заметила, что она что-то замышляет. Последние полчаса она смотрела в огонь с выражением решимости на лице.
— А Дэниэл придет? — наивно поинтересовалась Шарлотта.
Разумеется, Дэниэл придет. Дэниэл — причина, по которой Карен это устраивает.
— Разумеется, придет, — прочла мои мысли Карен. — Дэниэл — причина, по которой я это, черт побери, устраиваю.
— Понятно, — кивнула Шарлотта.
И мне было понятно.
Карен собралась приготовить очень сложный обед с несколькими переменами блюд, сервировать стол по всем правилам, изящно, ничего не проливая себе на платье, не выбегая к гостям из кухни с красной, лоснящейся физиономией. Она будет прекрасна, остроумна, будет умело поддерживать легкую беседу и сделает все, чтобы показать Дэниэлу, как она ему необходима.
— Мы устроим чудный обед, — сказала она. — Учтите: форма одежды парадная.
— Здорово, — обрадовалась Шарлотта. — Я могу надеть свой ковбойский костюм.
— Нет, ковбойский костюм не надо, — встревожилась Карен. — Я имею в виду действительно шикарные наряды: вечерние туалеты, украшения, высокие каблуки.
— Не уверена, что у Гаса есть вечерний туалет, — сказала я.
— Ха-ха, — сухо заметила Карен, — очень смешно. Позаботься, чтобы он пришел в чем-нибудь более приличном, чем его обычный походный прикид третьей свежести. А еще, — продолжала она, — мне нужно… ну, скажем… м-м-м… по тридцать фунтов от каждой из вас сейчас, а окончательную смету составим потом.
— Что-о-о?! — потрясенно ахнула я.
Этого я от нее не ожидала. Да и Шарлотта тоже, судя по тому, как у нее отвисла челюсть. К тому же я, не щадя себя, все выходные напролет развлекалась с Гасом и теперь чувствовала себя слишком хрупкой, чтобы дискутировать с Карен на столь сложные темы.
— Да, — раздраженно подтвердила она. — Не думаете же вы, что я целиком оплачу продукты, верно? Я осуществляю общее руководство и беру на себя готовку.
— Ладно, допустим, это справедливо, — согласилась Шарлотта, стараясь казаться бодрой и подмигивая мне с видом: «Давай посмотрим на это с хорошей стороны». — Мы не можем ожидать от Карен, что она по доброте душевной задаром накормит нас и наших парней.
О, как она была права!
— Отлично, значит, договорились, — твердо сказала Карен. — Если не возражаете, я бы хотела получить деньги сейчас.
Потрясенная пауза.
— Сейчас, — повторила Карен.
Мы вяло потянулись за сумками, неискренне бормоча:
— Наверно, сейчас у меня столько не наберется.
— А чеком можно? Завтра вечером точно. Может, подождешь?
— Ей-богу, Карен, — сказала я, — как можно хоть на минуту предположить, что ночью в воскресенье у нас вообще есть хоть сколько-нибудь денег? Особенно после таких выходных, как эти.
Карен пробурчала какую-то гадость о глупых девушках и умных девушках, но я справедливо заметила, что в нашей квартире нет ни одной девушки, ни глупой, ни умной, так что понятия не имею, о чем это она.
Мы дружно рассмеялись, напряжение мгновенно исчезло, но Карен не унималась.
— Деньги действительно нужны мне сейчас, — с металлом в голосе предупредила она.
— Зачем? — тупо спросила я. — Разве «Уэйтроуз» открыт в воскресенье, да еще в половине одиннадцатого вечера?
— Не пытайся острить, Люси, — надменно проронила она. — Тебе это не идет.
— Вообще-то я серьезно, — с некоторой запинкой произнесла я. — Мне правда любопытно, зачем тебе деньги прямо сейчас. Сегодня ночью. В воскресенье.
— Не сегодня ночью, дурочка, а завтра сразу после работы. Я все куплю по дороге домой, так что деньги давайте сейчас.
— А-а.
— Сейчас все вместе пойдем к банкомату, — не допускающим возражений голосом заявила Карен.
Шарлотта отважилась возразить, но ее порыв был обречен на неудачу.
— Но на улице дождь, уже ночь, и я в ночной рубашке…
— Тебе и не надо одеваться, — ласково сказала Карен.
— Спасибо, — вздохнула Шарлотта.
— Просто надень поверх ночной рубашки пальто, — продолжала Карен, — а на ноги лосины и сапоги, и порядок. Темно, никто и не заметит.
— Ладно, — кротко согласилась Шарлотта.
— И вообще совершенно не нужно идти вам обоим. Люси, дай Шарлотте свою кредитку и скажи ей код.
— Ты хочешь сказать, что сама не пойдешь? — слабо ахнула я.
— Люси, честно сказать, иногда ты так туго соображаешь! Зачем же мне-то идти?
— Но я думала…
— Нет, ты не думала, в том-то все и дело. Так или иначе, Шарлотта уже одевается, значит, тебе можно не ходить.
Я не стала утруждать себя и сердиться на нее. Один из принципов успешного совместного проживания — способность позволять другим время от времени вести себя абсолютно ужасно. Чтобы, когда у вас возникнет желание повести себя как антихрист, они ответили вам ангельским терпением.
— Я не могу отпустить Шарлотту одну, — заявила я.
— Шарлотта, чтоб вы понимали, и сама одна не пойдет, — крикнула Шарлотта из своей спальни.
Карен пожала плечами.
— Если тебе угодно проявлять благородство…
Я напялила пальто прямо на пижаму и заправила пижамные штаны в сапоги.
— Мой зонтик в прихожей, — пропела Карен.
— Засунь его себе в задницу, — огрызнулась я, но на всякий случай сначала вышла из квартиры.
Ибо второй принцип успешного совместного проживания — осознание собственной возможности время от времени выпускать пар.
Мы с Шарлоттой пошлепали под дождем к банкомату.
— Сука! — сказала Шарлотта.
— Она не сука, — мрачно возразила я..
— А кто же она тогда? — удивилась Шарлотта.
— Она гребаная сука, — уточнила я.
Шарлотта, не разбирая дороги, топала по лужам и кричала:
— Сука, сука, сука, сука!
Неподалеку переходил дорогу какой-то мужик, выгуливавший собаку. Он внимательно посмотрел на нас, двух ненормальных, шагающих под дождем неизвестно куда, сквернословя на ходу. Розовые оборки Шарлоттиной ночнушки развевались и взлетали из-под пальто при каждом шаге, мои голубые пижамные штанины хлопали на ветру.
— Надеюсь, она подцепит от Дэниэла триппер, — сказала я. — Или герпес, или хламидиоз, или еще какую-нибудь гадкую болячку.
— Или лобковых вшей, — сладострастно подхватила Шарлотта. — А еще я надеюсь, что она забрюхатеет. А когда Дэниэл придет к нам в следующий раз, я буду расхаживать по квартире в чем мать родила, чтобы он увидел, что грудь у меня больше, чем у нее. Ох, она и взбесится, командирша паршивая.
— Правильно! — пылко воскликнула я. — И вообще, тебе надо попробовать его совратить.
— Да, — с энтузиазмом согласилась она. — Я бы с удовольствием.
— Нет, лучше сразу попробовать заняться с ним сексом. И по возможности в ее кровати, — со злобным удовольствием предложила я.
— Отличная мысль! — взвизгнула Шарлотта.
— А потом сказать ей, что он сказал, что в койке она полный ноль и что с тобой ему было намного лучше.
— Вот это не знаю, — с сомнением протянула Шарлотта. — По-моему, охмурить его будет не так-то легко, ему вроде бы действительно нравится Карен. Может, лучше тебе попытаться?
— Мне?
— Да, у тебя шансов больше, — сказала она. — По-моему, Дэниэл к тебе лучше относится, чем ко мне.
— При чем тут это, — мрачно отозвалась я, — Шарлотта, не забывай, мы ведь о сексе говорим!
Мы посмеялись, и нам стало немного легче, если не считать того, что я вспомнила о Дэниэле, а Дэниэл в последнее время едва разговаривал со мной. Или я едва разговаривала с ним. Во всяком случае, между нами творилось что-то странное.
Мы сняли с карточки деньги, вернулись домой промокшие и злые и с шутовским поклоном вручили деньги Карен.
— Так, значит, я могу засунуть зонтик? — ехидно спросила она, не меняя своего устойчивого положения на диване.
Я покраснела от смущения, но, подняв на нее глаза, увидела, что она ухмыляется.
— Да, — рассмеялась я. Напряжение улетучилось, вот здорово. — Я иду спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответила мне в спину Карен. — Ах да, Люси, в четверг вечером мне надо, чтобы вы с Шарлоттой были здесь для окончательной уборки и подготовки к приему.
Я остановилась в дверях и подумала, что третий принцип успешного совместного проживания — способность представить, как твою соседку по квартире бьют по голове большой толстой палкой с гвоздем на конце.
— Ладно, — промямлила я, не оборачиваясь.
Ночь прошла в мечтах и фантазиях о том, как бы запихнуть всю одежду Карен в мешки для промышленных отходов и выставить их за порог на радость мусорщикам.
В четверг, в Вечер Долгих Приготовлений, мне казалось, что я умерла и попала в ад.
Карен решила приготовить почти всю еду накануне, чтобы в вечер званого обеда ей уже ни о чем не пришлось заботиться — только быть красивой, умной, хладнокровной и владеть собой.
Правда, покуда Карен так нервничала и была исполнена такой решимости произвести впечатление на Дэниэла, что ладить с ней было намного… как бы это помягче сказать? Намного сложнее, чем обычно. Энергичной и волевой она была всегда, но все же есть некая тонкая грань между просто энергичной и волевой девушкой и дорвавшейся до власти стервой. В четверг, как мне показалось, Карен эту грань успешно перешла.
Она решила, что мы с Шарлоттой займемся тяжелым физическим трудом, тогда как она сама возьмет на себя функции художественного руководителя, чтобы надзирать, советовать, а также направлять и координировать наши действия.
Другими словами, если нужно почистить картошку, то она к этому рук не приложит.
Мы с Шарлоттой едва успели войти в дом после работы, как она бросилась к нам.
— На тебе, — крикнула она, ткнув ручкой в сторону Шарлотты и читая по списку, — чистка моркови, перца, баклажанов и цуккини, суп с кориандром и мелиссой, суфле из спаржи. А ты, — ткнула она в меня, — отвечаешь за картофель дюшес, пюре из киви, клюквенное желе, взбитые сливки, фаршированные грибы и венское печенье.
Мы с Шарлоттой остолбенели. О большинстве перечисленных выше блюд мы слыхом не слыхивали, не говоря уже о том, чтобы уметь их готовить. Коронное блюдо Шарлотты — тосты, а мое — лапша быстрого приготовления. Каждый раз, как мы пытаемся состряпать что-нибудь более сложное, это кончается слезами, скандалом и градом взаимных упреков (не считая обожженных пальцев, скрытой злобы, повышенных голосов, уязвленных чувств, луж растительного масла и воды на полу, ушибов и синяков). Нельзя сделать яичницу, не разбив посуду; мне, по крайней мере, это никогда не удавалось.
В тот вечер наша кухня напоминала сцену из Дантова ада. Все четыре конфорки и духовка работали без передышки, из кастрюль валил пар, крышки гремели и подпрыгивали, вода выкипала на плиту. Повсюду высились горы винограда, спаржи, цветной капусты, картофеля, моркови и киви. Жара стояла несусветная, и мы с Шарлоттой побагровели, как два помидора. Мы, но не Карен.
Ставить готовые яства было уже некуда, потому что Карен распорядилась перенести обеденный стол из кухни в гостиную.
— Давайте прямо туда. Нет, нет, не на основу для меренг, бога ради! — завопила она, когда мне пришлось вынуть из холодильника все, что там обычно лежало, чтобы освободить место для двадцати, то ли тридцати десертов, которые, по ее мнению, мы должны были приготовить.
Еда была везде. На холодильнике, на сушке для посуды, на полу рядами стояли кастрюли со свининой в маринаде, формы с застывающим желе, лежали завернутые в фольгу чесночные багеты. Я боялась на полдюйма подвинуть ногу, чтобы не вляпаться по щиколотку в оливковое масло, красное вино, барбарис, ваниль, тмин и компонент для маринада «Секрет Карен». Насколько я могла понять, секретный компонент оказался не чем иным, как обычным коричневым сахаром. Ох, как мне хотелось съездить ей по физиономии за то, что напустила такой таинственности!
Я почистила четырнадцать миллионов картофелин. Я порезала ломтиками семнадцать миллионов киви, а затем мелко их порубила. А затем протерла через сито, — собственно, ради этого и старалась. Я содрала до крови костяшки пальцев, пока тащила по коридору кухонный стол. Я порезала большой палец, когда украшала блюда. В порез попал перец чили, и щипало ужасно. Карен сказала, что надо быть осторожнее, и кровь в еде ей не нужна.
Каждые полчаса она приходила на кухню и устраивала «шуточную проверку» нашей деятельности. Даже понимая, что это смешно и нелепо, я нервничала. Она была похожа на старшину, муштрующего новичков-первогодков.
— Нет, нет, нет, — пропела она и, к моему изумлению, стукнула меня по пальцам деревянной ложкой! — Так картошку не чистят. Ты половину срезаешь вместе с кожурой. Это расточительство, Люси.
— Иди ты на фиг со своей деревянной ложкой, — злобно огрызнулась я, жалея, что у меня в руках всего лишь картофелечистка, а не выкидной нож с кнопкой.
Эта дрянь зашла слишком далеко, а деревянная ложка бьется больно.
— О, мы, кажется, нынче вечером не в настроении, — рассмеялась она. — Тебе, Люси, придется научиться воспринимать конструктивную критику. А то с твоим отношением к делу далеко не уедешь.
У меня во рту стало горько от бешенства. Но я честно старалась проявить выдержку: надо же понимать, что она просто сама не своя из-за мужика. Даже если этот мужик всего лишь Дэниэл, не мне ее судить.
— А это, извините, что? — вопросила она, подойдя к Шарлотте, которая в поте лица чистила морковку, и взяла одну из «готовой» горки.
— Это морковь, — ощетинившись, надменно проронила Шарлотта.
— Какая морковь? — многозначительно поинтересовалась Карен.
— Очищенная морковь.
— Очищенная морковь! — торжествующе повторила Карен. — Она говорит, эта морковь почищена. Могу я спросить тебя, Люси Салливан: как, по-твоему, эта морковка почищена?
— Да, — отрезала я. Не подводить же подругу.
— Нет, ошибаешься! Если эта морковка и почищена, то почищена крайне небрежно. Давай-ка еще раз, Шарлотта, и чтобы все было как надо.
— Не выдрючивайся, Карен, — выпалила я, от злости уже не следя за собой. — Мы делаем тебе одолжение.
— Прости, как? — едко откликнулась Карен. — Если можно, повтори еще раз: вы делаете мне одолжение? Я другого мнения, Люси. Но, разумеется, не делай ничего, если не хочешь, только не ожидай тогда, что за завтрашним столом для Гаса и тебя найдется место.
Это меня отрезвило.
Гас пришел в невероятное возбуждение, когда я рассказала ему про обед. Особенно его впечатлила необходимость нарядно одеться. Он будет горько разочарован, если его не позовут. Поэтому я проглотила свою ярость. Еще один шаг к язве желудка, но что поделаешь.
— Я выпью бокал вина, — сердито сказала я и потянулась за одной из припасенных в холодильнике бутылок. — Шарлотта, тебе налить?
— Ничего подобного! — завелась Карен. — Вино куплено на завтра, впрочем, ладно. Открывай, я тоже с вами выпью.
Ночь близилась к рассвету, а мы все трудились — чистили, скребли, резали, выжимали, фаршировали, взбивали, начиняли, пекли.
Мы наготовили столько всего, что Карен была нам почти благодарна — правда, секунды две, не дольше.
— Всем спасибо, — сказала она, нагнувшись, чтобы достать что-то из духовки.
— Прости, что? — спросила я, от усталости решив, что у меня слуховые галлюцинации.
— Я сказала «спасибо», — пояснила Карен. — Вы обе хорошо потрудились… О боже! Шевелись, шевелись! — рявкнула она, отталкивая меня, выхватила из духовки противень с тем, что задумывалось как венское печенье, и чуть не высыпала его в кастрюлю с рататуем. — Я обожглась до пузырей! — выдохнула она. — Проклятые прихватки, толку от них чуть.
В два часа ночи я наконец доползла до кровати с распухшими, порезанными руками, воняющими чесноком и рыбой. Мой самый длинный ноготь, который я холила и лелеяла целых два месяца, растрескался и сломался под корень.
Незадолго до того мы вернулись из любимого индийского ресторанчика. Гас уже час как ушел. Карен, Шарлотта и я бессильно валялись кто в креслах, кто на диване в гостиной, ели чипсы, смотрели телевизор и отдыхали от выходных. Вдруг Карен резко села с таким видом, будто только что приняла судьбоносное решение.
— В пятницу я устраиваю званый обед, — объявила она. — Вы обе приглашены. Саймон и Гас тоже.
— О господи, Карен, спасибо, — нервно сказала я.
Я уже заметила, что она что-то замышляет. Последние полчаса она смотрела в огонь с выражением решимости на лице.
— А Дэниэл придет? — наивно поинтересовалась Шарлотта.
Разумеется, Дэниэл придет. Дэниэл — причина, по которой Карен это устраивает.
— Разумеется, придет, — прочла мои мысли Карен. — Дэниэл — причина, по которой я это, черт побери, устраиваю.
— Понятно, — кивнула Шарлотта.
И мне было понятно.
Карен собралась приготовить очень сложный обед с несколькими переменами блюд, сервировать стол по всем правилам, изящно, ничего не проливая себе на платье, не выбегая к гостям из кухни с красной, лоснящейся физиономией. Она будет прекрасна, остроумна, будет умело поддерживать легкую беседу и сделает все, чтобы показать Дэниэлу, как она ему необходима.
— Мы устроим чудный обед, — сказала она. — Учтите: форма одежды парадная.
— Здорово, — обрадовалась Шарлотта. — Я могу надеть свой ковбойский костюм.
— Нет, ковбойский костюм не надо, — встревожилась Карен. — Я имею в виду действительно шикарные наряды: вечерние туалеты, украшения, высокие каблуки.
— Не уверена, что у Гаса есть вечерний туалет, — сказала я.
— Ха-ха, — сухо заметила Карен, — очень смешно. Позаботься, чтобы он пришел в чем-нибудь более приличном, чем его обычный походный прикид третьей свежести. А еще, — продолжала она, — мне нужно… ну, скажем… м-м-м… по тридцать фунтов от каждой из вас сейчас, а окончательную смету составим потом.
— Что-о-о?! — потрясенно ахнула я.
Этого я от нее не ожидала. Да и Шарлотта тоже, судя по тому, как у нее отвисла челюсть. К тому же я, не щадя себя, все выходные напролет развлекалась с Гасом и теперь чувствовала себя слишком хрупкой, чтобы дискутировать с Карен на столь сложные темы.
— Да, — раздраженно подтвердила она. — Не думаете же вы, что я целиком оплачу продукты, верно? Я осуществляю общее руководство и беру на себя готовку.
— Ладно, допустим, это справедливо, — согласилась Шарлотта, стараясь казаться бодрой и подмигивая мне с видом: «Давай посмотрим на это с хорошей стороны». — Мы не можем ожидать от Карен, что она по доброте душевной задаром накормит нас и наших парней.
О, как она была права!
— Отлично, значит, договорились, — твердо сказала Карен. — Если не возражаете, я бы хотела получить деньги сейчас.
Потрясенная пауза.
— Сейчас, — повторила Карен.
Мы вяло потянулись за сумками, неискренне бормоча:
— Наверно, сейчас у меня столько не наберется.
— А чеком можно? Завтра вечером точно. Может, подождешь?
— Ей-богу, Карен, — сказала я, — как можно хоть на минуту предположить, что ночью в воскресенье у нас вообще есть хоть сколько-нибудь денег? Особенно после таких выходных, как эти.
Карен пробурчала какую-то гадость о глупых девушках и умных девушках, но я справедливо заметила, что в нашей квартире нет ни одной девушки, ни глупой, ни умной, так что понятия не имею, о чем это она.
Мы дружно рассмеялись, напряжение мгновенно исчезло, но Карен не унималась.
— Деньги действительно нужны мне сейчас, — с металлом в голосе предупредила она.
— Зачем? — тупо спросила я. — Разве «Уэйтроуз» открыт в воскресенье, да еще в половине одиннадцатого вечера?
— Не пытайся острить, Люси, — надменно проронила она. — Тебе это не идет.
— Вообще-то я серьезно, — с некоторой запинкой произнесла я. — Мне правда любопытно, зачем тебе деньги прямо сейчас. Сегодня ночью. В воскресенье.
— Не сегодня ночью, дурочка, а завтра сразу после работы. Я все куплю по дороге домой, так что деньги давайте сейчас.
— А-а.
— Сейчас все вместе пойдем к банкомату, — не допускающим возражений голосом заявила Карен.
Шарлотта отважилась возразить, но ее порыв был обречен на неудачу.
— Но на улице дождь, уже ночь, и я в ночной рубашке…
— Тебе и не надо одеваться, — ласково сказала Карен.
— Спасибо, — вздохнула Шарлотта.
— Просто надень поверх ночной рубашки пальто, — продолжала Карен, — а на ноги лосины и сапоги, и порядок. Темно, никто и не заметит.
— Ладно, — кротко согласилась Шарлотта.
— И вообще совершенно не нужно идти вам обоим. Люси, дай Шарлотте свою кредитку и скажи ей код.
— Ты хочешь сказать, что сама не пойдешь? — слабо ахнула я.
— Люси, честно сказать, иногда ты так туго соображаешь! Зачем же мне-то идти?
— Но я думала…
— Нет, ты не думала, в том-то все и дело. Так или иначе, Шарлотта уже одевается, значит, тебе можно не ходить.
Я не стала утруждать себя и сердиться на нее. Один из принципов успешного совместного проживания — способность позволять другим время от времени вести себя абсолютно ужасно. Чтобы, когда у вас возникнет желание повести себя как антихрист, они ответили вам ангельским терпением.
— Я не могу отпустить Шарлотту одну, — заявила я.
— Шарлотта, чтоб вы понимали, и сама одна не пойдет, — крикнула Шарлотта из своей спальни.
Карен пожала плечами.
— Если тебе угодно проявлять благородство…
Я напялила пальто прямо на пижаму и заправила пижамные штаны в сапоги.
— Мой зонтик в прихожей, — пропела Карен.
— Засунь его себе в задницу, — огрызнулась я, но на всякий случай сначала вышла из квартиры.
Ибо второй принцип успешного совместного проживания — осознание собственной возможности время от времени выпускать пар.
Мы с Шарлоттой пошлепали под дождем к банкомату.
— Сука! — сказала Шарлотта.
— Она не сука, — мрачно возразила я..
— А кто же она тогда? — удивилась Шарлотта.
— Она гребаная сука, — уточнила я.
Шарлотта, не разбирая дороги, топала по лужам и кричала:
— Сука, сука, сука, сука!
Неподалеку переходил дорогу какой-то мужик, выгуливавший собаку. Он внимательно посмотрел на нас, двух ненормальных, шагающих под дождем неизвестно куда, сквернословя на ходу. Розовые оборки Шарлоттиной ночнушки развевались и взлетали из-под пальто при каждом шаге, мои голубые пижамные штанины хлопали на ветру.
— Надеюсь, она подцепит от Дэниэла триппер, — сказала я. — Или герпес, или хламидиоз, или еще какую-нибудь гадкую болячку.
— Или лобковых вшей, — сладострастно подхватила Шарлотта. — А еще я надеюсь, что она забрюхатеет. А когда Дэниэл придет к нам в следующий раз, я буду расхаживать по квартире в чем мать родила, чтобы он увидел, что грудь у меня больше, чем у нее. Ох, она и взбесится, командирша паршивая.
— Правильно! — пылко воскликнула я. — И вообще, тебе надо попробовать его совратить.
— Да, — с энтузиазмом согласилась она. — Я бы с удовольствием.
— Нет, лучше сразу попробовать заняться с ним сексом. И по возможности в ее кровати, — со злобным удовольствием предложила я.
— Отличная мысль! — взвизгнула Шарлотта.
— А потом сказать ей, что он сказал, что в койке она полный ноль и что с тобой ему было намного лучше.
— Вот это не знаю, — с сомнением протянула Шарлотта. — По-моему, охмурить его будет не так-то легко, ему вроде бы действительно нравится Карен. Может, лучше тебе попытаться?
— Мне?
— Да, у тебя шансов больше, — сказала она. — По-моему, Дэниэл к тебе лучше относится, чем ко мне.
— При чем тут это, — мрачно отозвалась я, — Шарлотта, не забывай, мы ведь о сексе говорим!
Мы посмеялись, и нам стало немного легче, если не считать того, что я вспомнила о Дэниэле, а Дэниэл в последнее время едва разговаривал со мной. Или я едва разговаривала с ним. Во всяком случае, между нами творилось что-то странное.
Мы сняли с карточки деньги, вернулись домой промокшие и злые и с шутовским поклоном вручили деньги Карен.
— Так, значит, я могу засунуть зонтик? — ехидно спросила она, не меняя своего устойчивого положения на диване.
Я покраснела от смущения, но, подняв на нее глаза, увидела, что она ухмыляется.
— Да, — рассмеялась я. Напряжение улетучилось, вот здорово. — Я иду спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответила мне в спину Карен. — Ах да, Люси, в четверг вечером мне надо, чтобы вы с Шарлоттой были здесь для окончательной уборки и подготовки к приему.
Я остановилась в дверях и подумала, что третий принцип успешного совместного проживания — способность представить, как твою соседку по квартире бьют по голове большой толстой палкой с гвоздем на конце.
— Ладно, — промямлила я, не оборачиваясь.
Ночь прошла в мечтах и фантазиях о том, как бы запихнуть всю одежду Карен в мешки для промышленных отходов и выставить их за порог на радость мусорщикам.
В четверг, в Вечер Долгих Приготовлений, мне казалось, что я умерла и попала в ад.
Карен решила приготовить почти всю еду накануне, чтобы в вечер званого обеда ей уже ни о чем не пришлось заботиться — только быть красивой, умной, хладнокровной и владеть собой.
Правда, покуда Карен так нервничала и была исполнена такой решимости произвести впечатление на Дэниэла, что ладить с ней было намного… как бы это помягче сказать? Намного сложнее, чем обычно. Энергичной и волевой она была всегда, но все же есть некая тонкая грань между просто энергичной и волевой девушкой и дорвавшейся до власти стервой. В четверг, как мне показалось, Карен эту грань успешно перешла.
Она решила, что мы с Шарлоттой займемся тяжелым физическим трудом, тогда как она сама возьмет на себя функции художественного руководителя, чтобы надзирать, советовать, а также направлять и координировать наши действия.
Другими словами, если нужно почистить картошку, то она к этому рук не приложит.
Мы с Шарлоттой едва успели войти в дом после работы, как она бросилась к нам.
— На тебе, — крикнула она, ткнув ручкой в сторону Шарлотты и читая по списку, — чистка моркови, перца, баклажанов и цуккини, суп с кориандром и мелиссой, суфле из спаржи. А ты, — ткнула она в меня, — отвечаешь за картофель дюшес, пюре из киви, клюквенное желе, взбитые сливки, фаршированные грибы и венское печенье.
Мы с Шарлоттой остолбенели. О большинстве перечисленных выше блюд мы слыхом не слыхивали, не говоря уже о том, чтобы уметь их готовить. Коронное блюдо Шарлотты — тосты, а мое — лапша быстрого приготовления. Каждый раз, как мы пытаемся состряпать что-нибудь более сложное, это кончается слезами, скандалом и градом взаимных упреков (не считая обожженных пальцев, скрытой злобы, повышенных голосов, уязвленных чувств, луж растительного масла и воды на полу, ушибов и синяков). Нельзя сделать яичницу, не разбив посуду; мне, по крайней мере, это никогда не удавалось.
В тот вечер наша кухня напоминала сцену из Дантова ада. Все четыре конфорки и духовка работали без передышки, из кастрюль валил пар, крышки гремели и подпрыгивали, вода выкипала на плиту. Повсюду высились горы винограда, спаржи, цветной капусты, картофеля, моркови и киви. Жара стояла несусветная, и мы с Шарлоттой побагровели, как два помидора. Мы, но не Карен.
Ставить готовые яства было уже некуда, потому что Карен распорядилась перенести обеденный стол из кухни в гостиную.
— Давайте прямо туда. Нет, нет, не на основу для меренг, бога ради! — завопила она, когда мне пришлось вынуть из холодильника все, что там обычно лежало, чтобы освободить место для двадцати, то ли тридцати десертов, которые, по ее мнению, мы должны были приготовить.
Еда была везде. На холодильнике, на сушке для посуды, на полу рядами стояли кастрюли со свининой в маринаде, формы с застывающим желе, лежали завернутые в фольгу чесночные багеты. Я боялась на полдюйма подвинуть ногу, чтобы не вляпаться по щиколотку в оливковое масло, красное вино, барбарис, ваниль, тмин и компонент для маринада «Секрет Карен». Насколько я могла понять, секретный компонент оказался не чем иным, как обычным коричневым сахаром. Ох, как мне хотелось съездить ей по физиономии за то, что напустила такой таинственности!
Я почистила четырнадцать миллионов картофелин. Я порезала ломтиками семнадцать миллионов киви, а затем мелко их порубила. А затем протерла через сито, — собственно, ради этого и старалась. Я содрала до крови костяшки пальцев, пока тащила по коридору кухонный стол. Я порезала большой палец, когда украшала блюда. В порез попал перец чили, и щипало ужасно. Карен сказала, что надо быть осторожнее, и кровь в еде ей не нужна.
Каждые полчаса она приходила на кухню и устраивала «шуточную проверку» нашей деятельности. Даже понимая, что это смешно и нелепо, я нервничала. Она была похожа на старшину, муштрующего новичков-первогодков.
— Нет, нет, нет, — пропела она и, к моему изумлению, стукнула меня по пальцам деревянной ложкой! — Так картошку не чистят. Ты половину срезаешь вместе с кожурой. Это расточительство, Люси.
— Иди ты на фиг со своей деревянной ложкой, — злобно огрызнулась я, жалея, что у меня в руках всего лишь картофелечистка, а не выкидной нож с кнопкой.
Эта дрянь зашла слишком далеко, а деревянная ложка бьется больно.
— О, мы, кажется, нынче вечером не в настроении, — рассмеялась она. — Тебе, Люси, придется научиться воспринимать конструктивную критику. А то с твоим отношением к делу далеко не уедешь.
У меня во рту стало горько от бешенства. Но я честно старалась проявить выдержку: надо же понимать, что она просто сама не своя из-за мужика. Даже если этот мужик всего лишь Дэниэл, не мне ее судить.
— А это, извините, что? — вопросила она, подойдя к Шарлотте, которая в поте лица чистила морковку, и взяла одну из «готовой» горки.
— Это морковь, — ощетинившись, надменно проронила Шарлотта.
— Какая морковь? — многозначительно поинтересовалась Карен.
— Очищенная морковь.
— Очищенная морковь! — торжествующе повторила Карен. — Она говорит, эта морковь почищена. Могу я спросить тебя, Люси Салливан: как, по-твоему, эта морковка почищена?
— Да, — отрезала я. Не подводить же подругу.
— Нет, ошибаешься! Если эта морковка и почищена, то почищена крайне небрежно. Давай-ка еще раз, Шарлотта, и чтобы все было как надо.
— Не выдрючивайся, Карен, — выпалила я, от злости уже не следя за собой. — Мы делаем тебе одолжение.
— Прости, как? — едко откликнулась Карен. — Если можно, повтори еще раз: вы делаете мне одолжение? Я другого мнения, Люси. Но, разумеется, не делай ничего, если не хочешь, только не ожидай тогда, что за завтрашним столом для Гаса и тебя найдется место.
Это меня отрезвило.
Гас пришел в невероятное возбуждение, когда я рассказала ему про обед. Особенно его впечатлила необходимость нарядно одеться. Он будет горько разочарован, если его не позовут. Поэтому я проглотила свою ярость. Еще один шаг к язве желудка, но что поделаешь.
— Я выпью бокал вина, — сердито сказала я и потянулась за одной из припасенных в холодильнике бутылок. — Шарлотта, тебе налить?
— Ничего подобного! — завелась Карен. — Вино куплено на завтра, впрочем, ладно. Открывай, я тоже с вами выпью.
Ночь близилась к рассвету, а мы все трудились — чистили, скребли, резали, выжимали, фаршировали, взбивали, начиняли, пекли.
Мы наготовили столько всего, что Карен была нам почти благодарна — правда, секунды две, не дольше.
— Всем спасибо, — сказала она, нагнувшись, чтобы достать что-то из духовки.
— Прости, что? — спросила я, от усталости решив, что у меня слуховые галлюцинации.
— Я сказала «спасибо», — пояснила Карен. — Вы обе хорошо потрудились… О боже! Шевелись, шевелись! — рявкнула она, отталкивая меня, выхватила из духовки противень с тем, что задумывалось как венское печенье, и чуть не высыпала его в кастрюлю с рататуем. — Я обожглась до пузырей! — выдохнула она. — Проклятые прихватки, толку от них чуть.
В два часа ночи я наконец доползла до кровати с распухшими, порезанными руками, воняющими чесноком и рыбой. Мой самый длинный ноготь, который я холила и лелеяла целых два месяца, растрескался и сломался под корень.
39
Мне очень повезло, что наутро в вагоне метро удалось оперативно занять место. Я так устала, что иначе просто легла бы на пол. По пути мы с Шарлоттой вяло обсуждали, какая тупая тварь наша соседка Карен.
— Да вообще, что она там о себе воображает? — зевая, спрашивала меня Шарлотта.
— Вот именно! — клюя носом, зевала в ответ я. Поскольку глядела я в пол, то заметила, что туфли у меня грязные и стоптанные, и впала в уныние. Потом села прямо, чтобы их не видеть, но тогда пришлось смотреть на мерзкого типа в костюме, сидящего напротив. Он не сводил взгляда с Шарлоттиной груди, и каждый раз, когда она зевала и грудь у нее вздымалась, его глаза похотливо блестели. Мне хотелось стукнуть его, желательно сильно и по голове, и приласкать по шее его же «Дейли мейл», свернутой в трубку.
Поэтому я решила от греха подальше закрыть глаза до выхода из вагона.
— И с Дэниэлом у нее долго не протянется, — без особой уверенности заявила Шарлотта. — Она ему надоест.
— Угу, — согласилась я, на секунду открыв глаза, и тут же закрыла, но все же успела увидеть на стене рекламный плакат с призывом жертвовать деньги в фонд животных, пострадавших от жестокого обращения, и душераздирающей фотографией тощего, очень несчастного песика.
Почти с облегчением я добралась до работы, где Меридия и Меган обрушили на меня град насмешек, утверждая, что, дескать, вчерашний вечер я бурно провела в пивной.
— Да нет же, — слабо отпиралась я.
— Еще врет, — фыркнула Меридия. — Лучше посмотри в зеркало.
Не успела я открыть дверь, вернувшись домой в пятницу вечером, а Карен уже ждала меня в прихожей. Она взяла отгул на полдня, чтобы успеть сделать прическу и прибраться в квартире, и немедленно принялась меня организовывать.
— Люси, мойся и переодевайся сейчас же. Мне надо вместе с тобой проверить, все ли готово.
Справедливости ради отмечу: квартира просто сияла чистотой.
Повсюду стояли живые цветы. На обшарпанный кухонный стол Карен постлала крахмальную белоснежную скатерть и поставила прелестный канделябр с восемью красными свечами.
— Я и не знала, что у нас есть такой подсвечник, — заметила я, подумав, как мило смотрелся бы он у меня в спальне.
— У нас его и нет, — отрезала Карен. — Я его одолжила.
Когда я принимала душ, она громко постучала мне в дверь и крикнула:
— Я там повесила чистые полотенца! Даже не думай их брать!
Пробило восемь. Все мы были готовы.
Стол был накрыт, свечи зажжены, верхний свет пригашен, белое вино в холодильнике, красное — открыто и ждало своей очереди на кухне; кастрюльки, сковородки и прочие емкости с требующей разогрева едой стояли на плите и в духовке.
Карен включила магнитофон, и из него полились какие-то странные звуки.
— Что это? — изумленно спросила Шарлотта.
— Джаз, — с легким недоумением ответила Карен.
— Джаз? — презрительно фыркнула Шарлотта. — Но мы ненавидим джаз. Правда, Люси?
— Да, ненавидим, — охотно подтвердила я.
— Как мы называем тех, кто любит джаз, Люси? — не унималась Шарлотта.
— Анораки задвинутые? — предположила я.
— Нет, не так.
— Битники козлобородые, художники недоделанные?
— Вот именно, — радостно подтвердила она. — Эти, в черных фуфайках и лыжных штанах.
— Возможно, но теперь мы любим джаз, — твердо сказала Карен.
— То есть Дэниэл любит джаз, — проворчала Шарлотта.
Карен выглядела умопомрачительно — или смехотворно, это как посмотреть. На ней было бледно-зеленое платье без рукавов, ниспадающее свободными складками на манер греческой туники. Волосы она подобрала наверх, но лицо обрамляли легкие пряди и локоны. Она блистала, и вид у нее был холеный и шикарный — намного выигрышней, чем у нас с Шарлоттой. Я надела свое золотое платье, то самое, в котором познакомилась с Гасом, потому что это мое единственное по-настоящему вечернее платье, но рядом с ослепительным нарядом Карен оно казалось жалким.
Шарлотта, честно говоря, даже по сравнению со мной выглядела плохо. Она тоже была в своем единственном нарядном платье — пышном красном из полупрозрачной тафты, в котором выдавала замуж сестру. Наверно, с тех пор она немного поправилась, потому что ее грудь буйно выпирала из облегающего лифа без бретелек.
Когда Шарлотта появилась на пороге спальни, Карен оглядела ее весьма скептически, сказала «Ого!» и покачала головой. Вероятно, она уже жалела, что все-таки не позволила Шарлотте надеть ковбойский костюм.
Карен лихорадочно отдавала последние распоряжения.
— Итак, когда они приедут, я займу их разговором в гостиной; ты, Люси, включишь духовку на самую малую мощность, чтобы подогреть картошку, а ты, Шарлотта, будешь помешивать…
Вдруг она осеклась и с выражением полного ужаса на лице взвизгнула:
— Хлеб, хлеб, хлеб! Я забыла купить хлеба! Все пропало. Да, все пропало. Им всем придется ехать по домам несолоно хлебавши.
— Карен, успокойся. Хлеб на столе, — сказала Шарлотта.
— Ах да. Да. Слава богу. Что же это я, в самом деле?
В ее голосе уже звенели слезы. Мы с Шарлоттой обменялись страдальческими взглядами.
На минуту Карен утихла, но потом посмотрела на часы.
— Да где они все, мать их так? — воскликнула она, закуривая. Рука у нее дрожала.
— Дай им шанс, — мягко заметила я. — Сейчас всего восемь.
— Я сказала — ровно в восемь, — обиженно проговорила Карен.
— Такие вещи никто не понимает буквально, — ворковала я. — Приходить минута в минуту вообще считается дурным тоном.
— Да вообще, что она там о себе воображает? — зевая, спрашивала меня Шарлотта.
— Вот именно! — клюя носом, зевала в ответ я. Поскольку глядела я в пол, то заметила, что туфли у меня грязные и стоптанные, и впала в уныние. Потом села прямо, чтобы их не видеть, но тогда пришлось смотреть на мерзкого типа в костюме, сидящего напротив. Он не сводил взгляда с Шарлоттиной груди, и каждый раз, когда она зевала и грудь у нее вздымалась, его глаза похотливо блестели. Мне хотелось стукнуть его, желательно сильно и по голове, и приласкать по шее его же «Дейли мейл», свернутой в трубку.
Поэтому я решила от греха подальше закрыть глаза до выхода из вагона.
— И с Дэниэлом у нее долго не протянется, — без особой уверенности заявила Шарлотта. — Она ему надоест.
— Угу, — согласилась я, на секунду открыв глаза, и тут же закрыла, но все же успела увидеть на стене рекламный плакат с призывом жертвовать деньги в фонд животных, пострадавших от жестокого обращения, и душераздирающей фотографией тощего, очень несчастного песика.
Почти с облегчением я добралась до работы, где Меридия и Меган обрушили на меня град насмешек, утверждая, что, дескать, вчерашний вечер я бурно провела в пивной.
— Да нет же, — слабо отпиралась я.
— Еще врет, — фыркнула Меридия. — Лучше посмотри в зеркало.
Не успела я открыть дверь, вернувшись домой в пятницу вечером, а Карен уже ждала меня в прихожей. Она взяла отгул на полдня, чтобы успеть сделать прическу и прибраться в квартире, и немедленно принялась меня организовывать.
— Люси, мойся и переодевайся сейчас же. Мне надо вместе с тобой проверить, все ли готово.
Справедливости ради отмечу: квартира просто сияла чистотой.
Повсюду стояли живые цветы. На обшарпанный кухонный стол Карен постлала крахмальную белоснежную скатерть и поставила прелестный канделябр с восемью красными свечами.
— Я и не знала, что у нас есть такой подсвечник, — заметила я, подумав, как мило смотрелся бы он у меня в спальне.
— У нас его и нет, — отрезала Карен. — Я его одолжила.
Когда я принимала душ, она громко постучала мне в дверь и крикнула:
— Я там повесила чистые полотенца! Даже не думай их брать!
Пробило восемь. Все мы были готовы.
Стол был накрыт, свечи зажжены, верхний свет пригашен, белое вино в холодильнике, красное — открыто и ждало своей очереди на кухне; кастрюльки, сковородки и прочие емкости с требующей разогрева едой стояли на плите и в духовке.
Карен включила магнитофон, и из него полились какие-то странные звуки.
— Что это? — изумленно спросила Шарлотта.
— Джаз, — с легким недоумением ответила Карен.
— Джаз? — презрительно фыркнула Шарлотта. — Но мы ненавидим джаз. Правда, Люси?
— Да, ненавидим, — охотно подтвердила я.
— Как мы называем тех, кто любит джаз, Люси? — не унималась Шарлотта.
— Анораки задвинутые? — предположила я.
— Нет, не так.
— Битники козлобородые, художники недоделанные?
— Вот именно, — радостно подтвердила она. — Эти, в черных фуфайках и лыжных штанах.
— Возможно, но теперь мы любим джаз, — твердо сказала Карен.
— То есть Дэниэл любит джаз, — проворчала Шарлотта.
Карен выглядела умопомрачительно — или смехотворно, это как посмотреть. На ней было бледно-зеленое платье без рукавов, ниспадающее свободными складками на манер греческой туники. Волосы она подобрала наверх, но лицо обрамляли легкие пряди и локоны. Она блистала, и вид у нее был холеный и шикарный — намного выигрышней, чем у нас с Шарлоттой. Я надела свое золотое платье, то самое, в котором познакомилась с Гасом, потому что это мое единственное по-настоящему вечернее платье, но рядом с ослепительным нарядом Карен оно казалось жалким.
Шарлотта, честно говоря, даже по сравнению со мной выглядела плохо. Она тоже была в своем единственном нарядном платье — пышном красном из полупрозрачной тафты, в котором выдавала замуж сестру. Наверно, с тех пор она немного поправилась, потому что ее грудь буйно выпирала из облегающего лифа без бретелек.
Когда Шарлотта появилась на пороге спальни, Карен оглядела ее весьма скептически, сказала «Ого!» и покачала головой. Вероятно, она уже жалела, что все-таки не позволила Шарлотте надеть ковбойский костюм.
Карен лихорадочно отдавала последние распоряжения.
— Итак, когда они приедут, я займу их разговором в гостиной; ты, Люси, включишь духовку на самую малую мощность, чтобы подогреть картошку, а ты, Шарлотта, будешь помешивать…
Вдруг она осеклась и с выражением полного ужаса на лице взвизгнула:
— Хлеб, хлеб, хлеб! Я забыла купить хлеба! Все пропало. Да, все пропало. Им всем придется ехать по домам несолоно хлебавши.
— Карен, успокойся. Хлеб на столе, — сказала Шарлотта.
— Ах да. Да. Слава богу. Что же это я, в самом деле?
В ее голосе уже звенели слезы. Мы с Шарлоттой обменялись страдальческими взглядами.
На минуту Карен утихла, но потом посмотрела на часы.
— Да где они все, мать их так? — воскликнула она, закуривая. Рука у нее дрожала.
— Дай им шанс, — мягко заметила я. — Сейчас всего восемь.
— Я сказала — ровно в восемь, — обиженно проговорила Карен.
— Такие вещи никто не понимает буквально, — ворковала я. — Приходить минута в минуту вообще считается дурным тоном.