Кайз Мэриан. Не учите меня жить!

Мэриан Кайз
Не учите меня жить!

1

   Когда Меридия напомнила мне, что в следующий понедельник сразу после работы мы вчетвером идем к гадалке, у меня заныло под ложечкой.
   — Ты забыла, — осуждающе сказала Меридия, тряся пухлыми щеками.
   — Да, действительно…
   Она тяжело шлепнула ладонью по столу.
   — Только попробуй заикнуться, что раздумала идти.
   — Черт, — пробормотала я, потому что именно это и собиралась сделать.
   Нет, я была не против узнать, что меня ждет, наоборот! Хоть развлеклась бы. Правда же забавно, когда тебе пророческим голосом сообщают, что мужчина твоей мечты ждет тебя за ближайшим углом.
   В таких случаях даже я смеюсь.
   Но сейчас это было мне не по средствам. Хотя зарплату я получила только что, мой банковский счет был пуст, как разграбленный неприятелем город, потому что деньги я уже успела потратить на набор эфирных масел для ароматерапии, суливших мне немедленное омоложение, прилив энергии и жизненных сил.
   И полное разорение, хотя об этом на упаковке ничего не говорилось. Видимо, предполагалось, что я настолько омоложусь и исполнюсь жизненных сил, что все остальное не будет иметь для меня ровно никакого значения.
   Так что, когда Меридия напомнила мне, что я обязалась заплатить неизвестно кому тридцать фунтов стерлингов, чтобы услышать, что мне предстоит путешествие по воде и что я сама наделена острым внутренним зрением, я поняла — ближайшие две недели придется не обедать, а вслух посетовала:
   — Не знаю, по средствам ли мне это.
   — Ты что! — загремела Меридия. — Миссис Нолан делает нам скидку. Если ты не пойдешь, остальным придется заплатить больше.
   — А кто такая миссис Нолан? — с подозрением спросила Меган, оторвавшись от компьютера, с которым играла в бридж. Вообще-то в ее обязанности входило вести список должников по платежам.
   — Гадалка по картам Таро, — пояснила Меридия.
   — Что это за имя такое — миссис Нолан? — не отставала Меган.
   — Она ирландка.
   — Да нет! — Меган досадливо отбросила со лба светлую, блестящую прядь. — Что за имя для гадалки — миссис Нолан? Ее должны звать мадам Зора или типа того. А тут «миссис Нолан». Как можно верить гадалке с таким именем?
   — Но если ее так зовут, — обиделась Меридия.
   — Значит, надо придумать другое имя, — сказала Меган. — Насколько мне известно, это нетрудно. Правда, так называемая Меридия?
   Тяжелая пауза.
   — Или надо было сказать Корал? — торжествующе продолжала Меган.
   — Нет, не надо, — надулась Меридия. — Меня зовут Меридия.
   — Ну да, — саркастически заметила Меган.
   — Именно! — пылко возразила Меридия.
   — Тогда покажи свидетельство о рождении.
   Меган и Меридия вечно цапались по любому поводу, и особенно из-за имени Меридии. Меган, вполне разумная девушка из Австралии, известная своей нелюбовью к пустому трепу, три месяца назад устроилась к нам на временную работу и три месяца твердила, что Меридию зовут не так. Возможно, она права. При всей моей симпатии к Меридии, я не могу не согласиться, что имя у нее какое-то придуманное, ненастоящее.
   Но, в отличие от Меган, я в том особой беды не вижу.
   — Так, значит, не Корал? — Меган взяла со стола записную книжечку и что-то там подчеркнула.
   — Нет, — напряженно ответила Меридия.
   — Ладно, — усмехнулась Меган. — На букву К больше ничего нет. Посмотрим на Д, Дафна? Дейрдре? Долорес? Дениза? Диана? Дина?
   — Заткнись! — буркнула Меридия и засопела, будто вот-вот расплачется.
   — Перестань! — Хетти мягко положила руку на плечо Меган. Так она делала всегда. Будучи истинной леди, воспитанной и чопорной, Хетти тем не менее была женщиной доброй и милой, умела гасить мелкие ссоры. С ней, конечно, скучновато, но кто из нас без недостатков?
   При первом же взгляде на Хетти становилось ясно: она истинная леди, не потому, что была страшна, как смертный грех, а из-за того, как ужасно одевалась. В свои всего-то тридцать пять Хетти носила унылые твидовые юбки и платья в цветочек, будто из бабушкиного сундука. Она никогда не покупала новых вещей, чем сильно огорчала всех нас, ибо ничто так не объединяет работающих вместе женщин, как демонстрация свежих приобретений на следующий после получки день.
   — Хоть бы эта австралийская стерва скорее уехала, — шепнула ей Меридия.
   — Теперь уже недолго ждать, — примирительно улыбнулась Хетти. И светским тоном добавила: — Крепись.
   — Когда ты уезжаешь? — сварливо буркнула Меридия.
   — Как только скоплю денег, толстая моя, — отрезала Меган.
   Меган совершала турне по Европе, и у нее кончились деньги. Но она собиралась продолжить путешествие, как только наберет нужную сумму, и каждый день напоминала нам, что ее ждут Скандинавия, Греция, Пиренеи или Южная Ирландия.
   А до тех пор Хетти и мне предстояло разбираться с ежедневными сварами.
   По-моему, в основном напряженность нагнетало то, что Меган высокая, стройная и эффектная, а Меридия — невысокая, не очень стройная и совсем не эффектная. Она завидовала красоте Меган, а та презирала ее за лишний вес. Когда Меридии в очередной раз не удавалось купить одежду по размеру, Меган, вместо того чтобы проявить сочувствие, как делали все мы, бестактно орала: «Прекрати ныть, бочка с жиром, и садись наконец на диету!»
   Но Меридия не слушала. Более того, когда она шла по улице, движение потрясенно останавливалось, ибо вместо того, чтобы зрительно уменьшать свои габариты при помощи продольных полосок и темных расцветок, она как будто нарочно делала все, чтобы казаться еще больше. В одежде Меридия строго соблюдала принцип многослойности, причем слоев было действительно очень много. Ее внушительную фигуру окутывали метры шелка и бархата, хитро задрапированные, подвязанные, подхваченные всевозможными булавками и брошками, закрепленные тесемками и шарфиками.
   Все это цвело и переливалось самыми смелыми оттенками — чем ярче, тем лучше: пурпурный, фиолетовый, ослепительно оранжевый, огненно-красный.
   И с волосами то же самое. Всем краскам для волос Меридия, как настоящий социальный работник, предпочитала хну.
   — Или я, или она, — прошипела Меридия, злобно косясь на Меган.
   Но это она просто храбрилась. В нашей конторе Меридия работала уже очень давно, — послушать ее, так вообще с незапамятных времен, а на самом деле лет восемь, не меньше, — и ни разу не попыталась устроиться куда-нибудь еще. Да ей никто и не предлагал. Она горько сетовала, что ее притесняют за полноту (хотя, как мне кажется, никому из тучных, больших людей не заказана дорога к успеху, и в любых компаниях они при желании занимают самые высокие должности).
   Тем не менее, поскольку я, как известно, размазня, то и на сей раз уступила Меридии без боя. Я даже сумела убедить себя, что без денег мне будет лучше: две недели без обеда — то, что надо, если я все равно, не слезая, сижу на диете.
   И тут Меридия напомнила мне о том, чего я не учла.
   — Ты ведь только что рассталась со Стивеном. Поэтому тебе все равно надо к гадалке.
   Хоть и не хотелось мне это признавать, возможно, она была права. Теперь, когда я выяснила, что Стивен — не тот, о ком я мечтала, не все ли равно, как скоро я при помощи экстрасенсов и парапсихологов захочу узнать, какой он на самом деле, мужчина моей мечты? Этим мы с подругами и занялись смеха ради, конечно, никто ведь не верил гадалкам. По крайней мере, ни одна из нас не призналась бы, что верит.
   Бедный Стивен! Как он меня разочаровал!
   Особенно если вспомнить, как замечательно все начиналось. Он показался мне просто красавцем — белокурый, в черных кожаных штанах, на мотоцикле. Вообще-то внешность у него довольно заурядная, но в моих глазах он был хорош, как античное божество, и я считала его диким, опасным и необузданным. А как же иначе? Мотоцикл и черные кожаные штаны — непременный атрибут мужчины дикого, опасного и необузданного.
   Разумеется, я ни на что не позволяла себе надеяться: такому парню есть из кого выбирать, королевы красоты гроздьями вешаются ему на шею, и вряд ли он посмотрит на ничем не примечательную девушку вроде меня.
   Потому что я — самая обыкновенная. И внешность у меня самая обыкновенная. У меня обычные каштановые кудряшки, и я трачу на средства для их распрямления столько денег, что наша администрация могла бы сразу переводить мою зарплату в парикмахерскую рядом с работой, чтобы сэкономить мне время. У меня обычные карие глаза и, будто в наказание за мое ирландское происхождение, восемь миллионов самых обычных веснушек — по одной за каждого ирландца, погибшего во время картофельного голода (так всегда говорит мой папа, когда немного выпьет и затоскует по «родным краям»).
   Но, несмотря на мою заурядность, Стивен пригласил меня на свидание и вообще вел себя так, будто я ему нравлюсь.
   Сначала я вообще не могла понять, почему такой роскошный мужчина хочет со мной встречаться. И, конечно, не верила ни одному его слову. Когда он говорил, что я его единственная, я была уверена, что он врет; когда говорил, какая я красивая, ждала подвоха, мучилась подозрениями и ломала голову, что ему от меня нужно.
   Нет, я не возражала, я принимала как данность, что встречаться с мужчинами типа Стивена можно только на таких условиях.
   Прошло некоторое время, прежде чем я убедилась в его искренности и поняла, что эти слова он говорит не всем девушкам подряд.
   Тогда я осторожно предположила, что счастлива, хотя на самом деле была совершенно сбита с толку. Я упрямо верила, что у Стивена есть другая, тайная жизнь, о которой мне не положено знать: ночные головокружительные гонки на «Харлее», секс с незнакомыми женщинами на пляже и тому подобное. А как еще вести себя белокурому полубогу в кожаных черных штанах?
   Я рассчитывала на мимолетный, страстный, изматывающий роман, мечтала, как мои нервы будут звенеть от напряжения в долгом ожидании его звонка, а потом, когда он позвонит, я буду пьяна от счастья.
   Но он всегда звонил, если обещал, и всегда говорил, какая я красивая, что бы я ни надела. И вместо того, чтобы радоваться, я чувствовала себя весьма неловко.
   В результате я получала то, чего ждала, и чувствовала себя так, будто меня обсчитали на крупную сумму, а доказать невозможно.
   Стивен между тем относился ко мне слишком хорошо.
   Однажды утром я проснулась оттого, что он смотрел на меня.
   — Ты красавица, — не отводя глаз, шепнул он, и мне стало совсем не по себе.
   Когда мы занимались любовью, он без умолку твердил: «Люси, Люси, о боже, Люси» — страстно, исступленно, и я изо всех сил старалась проявлять ответную пылкую страсть, но чувствовала себя ужасно глупо.
   Чем сильнее я ему нравилась, тем больше избегала его и дошла до того, что едва могла дышать в его присутствии.
   Его обожание душило меня, восхищение раздражало. Я ни на секунду не забывала, что ничего особенного во мне нет, а если он считает, что есть, то с ним что-то не так.
   — За что ты меня любишь? — тупо спрашивала я.
   — За то, что ты красивая (или: ты очень сексуальная, или: ты женщина на двести процентов).
   От этих ответов меня просто тошнило.
   — Нет, я не такая, — бубнила я. — Как ты можешь говорить, что я такая?
   Он нежно улыбался.
   — Если б я тебя не знал, то подумал бы, что ты хочешь меня послать.
   Его нежность особенно выводила меня из равновесия. Нежные улыбки, нежные взгляды, нежные поцелуи, нежные ласки, сплошные слюни, просто кошмар какой-то.
   А еще он вечно норовил прикоснуться, погладить, прижаться, будто для общения одних слов недостаточно, и это меня тоже бесило.
   Куда бы мы ни шли, он держал меня за руку, гордо демонстрируя всем и каждому, что я — «его женщина». В машине обязательно клал руку мне на бедро, а когда мы смотрели телевизор, вообще чуть не ложился на меня. Он не отставал от меня ни на секунду: гладил по плечу, по волосам, по спине, пока я окончательно не теряла терпение и не отталкивала его.
   В конце концов я придумала ему прозвище: эластичный мужчина.
   И стала так называть его в лицо.
   Мало-помалу я дошла до того, что каждый раз, как он дотрагивался до меня, мне хотелось вылезти вон из кожи, а от одной мысли о том, чтобы лечь с ним в постель, меня тошнило.
   Как-то он сказал, что всегда мечтал о собственном доме с большим садом и кучей ребятишек и теперь его мечта сбудется.
   Тогда я не выдержала и ушла от него.
   Я уже не понимала, как он мог раньше казаться мне привлекательным, если второго такого урода в целом свете не найдешь. Его русые кудри, кожаные штаны и мотоцикл никуда не делись, но второй раз я бы на это не купилась.
   Я презирала его за то, что он так в меня втюрился, и удивлялась, как мало ему надо.
   Подруги меня не одобряли. Он ведь такой милый, в один голос твердили они. Он так тебя любил. Чего тебе еще, такой был классный парень.
   — Нет, — отвечала я, — не был. Классные парни так легко не достаются.
   Он меня разочаровал.
   Я ожидала неуважения, а получила преданность; ждала непостоянства, а получила верность; рассчитывала на грубость и невоспитанность, а получила безукоризненную предупредительность, и, что горше всего, вместо волка мне досталась кроткая овечка.
   Конечно, обидно, когда милейший человек, который вам очень нравится, оказывается лживым, двуличным ублюдком, но, поверьте, немногим лучше обнаружить, что тот, кого вы приняли за бабника и вертопраха, на самом деле мил и прост.
   Дня два я ломала голову: почему мне нравятся парни, которые со мною ведут себя по-свински? Почему не полюбить нормального, порядочного человека?
   Неужели я буду презирать любого, кто отнесется ко мне по-человечески? Выходит, мне суждено любить только тех, кому я не нужна?
   Я проснулась среди ночи и долго лежала, размышляя о своем странном чувстве собственного достоинства. Почему мне хорошо, только если меня ни во что не ставят?
   Затем я вспомнила бессмертные строки: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» и немного успокоилась. В конце концов, не я первая, не я последняя и не мной это придумано.
   Так что же, если мой идеал мужчины — самовлюбленный, но зависимый; верный мне изменник и предатель, для которого я — всё, но он никогда не звонит мне, если обещал; с которым я чувствую себя самой прекрасной женщиной в мире, но при этом он не пропускает ни одной моей подруги? Разве я виновата, что мне нужен мужчина, в котором сочетаются несколько абсолютно несовместимых личностей?

2

   По-моему, есть прямая связь между репутацией гадалки и тем, насколько трудно добраться до ее дома. Чем сложнее и запутанней дорога, тем выше качество предсказаний.
   По этому критерию миссис Нолан, видимо, была мастером своего дела, потому что жила в каком-то ужасном, богом забытом пригороде Лондона, на самом отшибе, так далеко, что нам пришлось ехать туда на машине Хетти.
   — А почему не на автобусе? — полюбопытствовала Меган, когда Хетти объявила, что надо скинуться на бензин.
   — Автобусы туда больше не ходят, — туманно пояснила Меридия.
   — Почему не ходят? — не отставала Меган.
   — Потому что, — отрезала Меридия.
   — Правда, почему? — встряла я.
   — Был один случай… несчастный, — буркнула Меридия и больше не проронила ни слова.
   В понедельник, ровно в пять, Меган, Хетти, Меридия и я собрались у парадного подъезда нашей конторы. Хетти пошла за припаркованной в нескольких километрах машиной — нигде ближе в центре Лондона места для стоянки не нашлось, — подогнала ее ко входу, и мы сели.
   — Прочь из этого проклятого места, — сказал кто-то из нас. Не помню, кто именно, потому что так мы говорили каждый день перед уходом домой. Хотя могу предположить, что не Хетти.
   Дорога была кошмарная. Несколько часов подряд мы то стояли в пробках, то плутали по безымянным окраинам, пока не вырулили на шоссе, по которому тоже ехали целую вечность. Наконец свернули на узкую дорожку, ведущую к огромному муниципальному жилому комплексу.
   Боже, ну и дом!
   Я и два моих брата (крещенные мамой, ревностной католичкой, как Кристофер Патрик Салливан и Питер Джозеф Мэри Планкетт Салливан) тоже выросли в муниципальном доме, так что я имею право критиковать муниципальное жилье за уродство и бесчеловечность, и никто не назовет меня сердобольной либералкой. Но тот дом, где росла я, не шел ни в какое сравнение с апокалиптического вида архитектурным ансамблем, в котором жила миссис Нолан.
   Два громадных серых корпуса, как сторожевые башни, высились над россыпью сотен жалких маленьких домишек По двору бесцельно рыскали бродячие собаки, вяло выглядывая, кого бы покусать.
   Ни травинки, ни дерева, ни цветочной клумбы — один асфальт.
   Поодаль тянулся недлинный ряд бетонных магазинов. Почти все они были закрыты, кроме киосков, где торговали картошкой фри и спиртным навынос, да конторы букмекера. Может, у меня слишком буйное воображение, но я готова поклясться, что в сгущающихся сумерках видела у киоска с картошкой фри четырех жокеев. Что ж, тем лучше. Миссис Нолан была явно лучше, чем мне сначала показалось.
   — Боже мой, — с брезгливой гримасой пробормотала Меган, — ну и дыра!
   — А то! — гордо улыбнулась Меридия.
   Посреди асфальтовой пустыни виднелся ограниченный бордюром клочок земли, призванный, по замыслу архитектора, стать цветущим зеленым оазисом, где под ярким солнцем будут резвиться смеющиеся дети со своими заботливыми родителями. Но с тех пор, как здесь росла хоть какая-то трава, очевидно, прошло уже очень много лет.
   В сгустившихся сумерках мы увидели, как на этом пятачке действительно собралось человек пятнадцать детей. Они толпились вокруг чего-то, подозрительно похожего на остов сгоревшей машины.
   Несмотря на пронизывающе холодный мартовский ветер, ни на ком из них не было ни пальто, ни даже спортивных курток. Едва заметив нас, они отвлеклись от своих явно нехороших шалостей и, громко галдя, побежали к нам.
   — Боже милостивый, — ахнула Хетти. — Срочно запритесь!
   Мы дружно хлопнули дверцами, а дети уже окружили машину и смотрели на нас мудрыми старческими глазами.
   Жутковатое впечатление усиливалось тем, что лица у них были вымазаны чем-то черным — наверно, мазутом или копотью от сгоревшей машины, но выглядело это как боевая раскраска.
   Губы детей беззвучно шевелились.
   — Что они говорят? — в ужасе спросила Хетти.
   — По-моему, спрашивают нас, не к миссис ли Нолан мы приехали, — неуверенно предположила я.
   Затем приоткрыла окно, и в узкую щель ворвался разноголосый гам. Они действительно наперебой спрашивали, не к гадалке ли мы.
   — Уф! Аборигены оказались дружелюбными, — улыбнулась Хетти, картинным жестом вытерла пот со лба и вздохнула с искренним облегчением.
   — Люси, поговори с ними.
   Нетвердой рукой я опустила стекло еще чуть-чуть.
   — M-м… мы к миссис Нолан.
   В ответ поднялся оглушительный гвалт. Все стремились перекричать друг друга.
   — Вот ее дом.
   — Она вон там живет.
   — В том подъезде.
   — Можете оставить машину здесь.
   — Вот ее дом.
   — Вон там.
   — Я покажу.
   — Нет, я.
   — Нет, я сама их провожу.
   — Не ты, а я.
   — Но я первая их увидела.
   — А подошла последней.
   — Пошла ты знаешь куда, Черриз Тиллер.
   — Сама иди, Клодин Холл.
   Началась потасовка. Четверо или пятеро девчушек лупили друг дружку, как взрослые, а мы сидели в машине и ждали, когда они перестанут.
   Меган это надоело.
   — Давайте вылезать, — предложила она. Для того чтобы напугать Меган, толпы полудиких ребятишек явно недостаточно. Она открыла дверцу и хладнокровно перешагнула через двух катающихся по асфальту драчунов.
   За ней вышли мы с Хетти.
   Не успела Хетти ступить на землю, как к ней подбежала и дернула за рукав тощенькая, кожа да кости, маленькая девчонка с лицом прожженной тридцатипятилетней мошенницы.
   — Мы с подружкой посторожим вашу машину, — пообещала она.
   Подружка, совсем крохотная и худенькая, похожая на сердитую обезьянку, молча кивнула.
   — Спасибо, — с застывшей на лице маской ужаса пробормотала Хетти и попыталась высвободиться из ее цепких лапок.
   — Мы последим, чтобы с ней ничего не случилось, — многозначительно и слегка угрожающе продолжала девочка, по-прежнему крепко держась за пальто Хетти.
   — Дай им сколько-нибудь, — раздраженно бросила Меган. — Она тебе ясно намекает.
   — Извините! — вскипела Хетти. — Не дождутся. Это просто шантаж.
   — А чтобы машина осталась с колесами, когда ты вернешься, хочешь?
   Девчушка и ее обезьянка, скрестив ручки на груди, терпеливо ждали конца перепалки. Теперь, когда в дело вмешалась такая понимающая женщина, как Меган, они знали, что все будет хорошо.
   — Вот тебе. — Я протянула малолетней вымогательнице фунтовую бумажку.
   Она взяла деньги, угрюмо кивнув.
   — А теперь можно мы все-таки пойдем и узнаем, что нас ждет? — нетерпеливо спросила Меган.
   Меридия, жирная трусиха, во время наших переговоров с детками из ада отсиживалась в автомобиле и не вылезала, пока они не отошли на почтительное расстояние.
   Но только ее голова показалась из машины, они моментально примчались обратно. Видимо, им нечасто приходилось видеть стокилограммовых дам, облаченных с головы до пят в пунцовый бархат, с прической точно в тон платью, но уж когда такой случай представился, они не собирались упускать его. Довольные бесплатным зрелищем, они заливались жутковатым, скрипучим смехом, от которого у нас кровь стыла в жилах, и развлекались, как могли.
   — Идите сюда! — орали они. — Только гляньте на эту толстую корову! Вот ужас-то, что это такое на ней? Мамочкины занавески? Ну и страхолюдина!
   И наконец:
   — А что, в «Гринпис», что ли, позвонить? Пусть пришлют патруль.
   Лицо у бедняжки Меридии стало таким же пунцовым, как и ее наряд. Бочком, съежившись, она прошла несколько шагов до дома миссис Нолан, а за нею следом, точно за крысоловом из Гаммельна, вприпрыжку, хохоча и выкрикивая обидные слова, бежала ватага маленьких паршивцев. Веселье было такое, будто в город приехал цирк шапито, а Хетти, Меган и я сгрудились вокруг несчастной жертвы, почти искренне стараясь защитить ее и отогнать разбушевавшихся детей.
   А потом мы увидели дом, где жила миссис Нолан. Не заметить его было невозможно.
   Каменная облицовка, двойные стекла, подъезд с маленьким застекленным крылечком. На всех окнах подхваченные лентами кружевные занавески в рюшах и оборочках и прозрачный тюль. Подоконники до отказа уставлены безделушками, фарфоровыми лошадками, стеклянными собачками, бронзовыми кувшинчиками, меховыми зверюшками, сидящими в игрушечных креслицах-качалках. Все эти безусловные приметы достатка выделяли жилище миссис Нолан среди окрестных домов. Среди гадалок по картам Таро она, безусловно, была звездой.
   — Звони в дверь, — велела Хетти Меридии.
   — Нет, давай ты, — сказала Меридия.
   — Но ты ведь здесь не в первый раз, — возразила Хетти.
   — Я позвоню, — вздохнула я, протянула руку и нажала кнопку звонка.
   В прихожей раздались первые такты «Зеленых рукавов», и мы с Меган дружно прыснули.
   Меридия в бешенстве оглянулась на нас.
   — Заткнитесь! — прошипела она. — Имейте хоть каплю уважения. Эта женщина лучше всех. Она — мастер.
   — Она идет. О господи, она идет, — возбужденно прошептала Хетти, когда за матовыми стеклами показался чей-то силуэт. Хетти будто окаменела.
   — Боже мой, Хетти, тебе лечиться надо! — презрительно пробормотала Меган.
   Дверь открылась, и вместо экзотической, смуглой, с пронзительным взглядом женщины на пороге появился молодой человек с кислой физиономией.
   Из-за его ноги выглядывал чумазый малыш.
   — Ну? — спросил молодой человек, оглядывая нас по очереди. Когда он дошел до пунцовой Меридии, глаза у него расширились и слегка остекленели.
   Мы молчали. Все мы происходим из среднего класса и стесняемся незнакомых людей. Даже я, хоть я и из рабочей семьи.
   Хетти незаметно тронула за руку Меридию, та толкнула локтем Меган, а Меган — меня.
   — Говори что-нибудь, — прошипела Хетти.
   — Нет, лучше ты, — буркнула Меридия.
   — Ну? — не слишком вежливо осведомился обкуренного вида молодой человек.
   — Миссис Нолан здесь живет? — спросила я.
   Он настороженно глянул на меня, но, видимо, решил, что мне можно доверять, и промямлил:
   — Она занята.
   — Чем? — нетерпеливо вмешалась Меган.
   — Пьет чай, — ответил юноша.
   — А можно нам войти и подождать внутри? — спросила я.
   — Она ждет нас, — прибавила осмелевшая Меридия.
   — Мы приехали издалека, — объяснила Хетти.
   — Нас вела путеводная звезда с Востока, — хихикнула Меган за нашими спинами.
   Мы дружно обернулись и строго посмотрели на нее.
   — Извините, — пробормотала Меган.
   Молодой человек смертельно оскорбился выказанным его матери, или бабушке, или кем там ему приходилась миссис Нолан, неуважением, и стал закрывать дверь.
   — Нет, пожалуйста, не надо, — взмолилась Хетти. — Ей уже стыдно.
   — Ага, — бодро и без малейших угрызений совести откликнулась Меган.
   — Ну ладно, — проворчал он и впустил нас в крохотную прихожую.
   Мы все еле там поместились.
   — Подождите здесь, — велел он и куда-то пошел — должно быть, в кухню, судя по клубам пара, звяканью чашек и запаху яичницы, хлынувшим в прихожую, когда он открыл дверь, и исчезнувшим, когда закрыл ее за собой.
   На стенах прихожей, не оставляя ни сантиметра свободного, густо висели картины, барометры, тканые коврики и подковы. Меридия переступила с ноги на ногу и тут же плечом сбила со стены фотографию какой-то очень многочисленной семьи; бросилась поднимать ее, но задела попой еще десяток рамочек, и все они тоже посыпались на пол.