Кайз Мэриан. Не учите меня жить!

   В ожидании еды нам удалось наконец составить себе ясную картину того, что произошло между Карен и Дэниэлом.
   Видимо, Карен была убеждена, что Дэниэл в нее влюблен, и приготовилась к скорому объяснению. Тогда у них осталось бы время на покупку обручального кольца до поездки в Шотландию, где планировалось сообщить радостную новость родителям Карен. Но Дэниэл, как на грех, с объяснением не спешил, и Карен сочла за благо взять дело в свои руки, тем более что дата отъезда в Шотландию неуклонно приближалась. Итак, совершенно уверенная в положительном ответе, она спросила Дэниэла, любит ли он ее. А Дэниэл форменным образом увильнул от ответа, сказав ей, что он прекрасно к ней относится. Очень хорошо, не отставала Карен, но любит ли он ее?
   На что Дэниэл заверил, что ему с ней очень хорошо и что она очень красивая.
   — Это я и сама знаю, — буркнула Карен, — но как насчет любви?
   — Кто знает, что такое любовь, — туманно изрек Дэниэл.
   — Отвечай «да» или «нет», — потребовала Карен. — Ты меня любишь?
   — Боюсь, ответом будет «нет», — определился наконец Дэниэл.
   Далее последовали слезы, крики, бурная ссора, кража бутылки дорогостоящего бренди, вызов такси, высказанная Карен уверенность в том, что Дэниэл будет гореть в аду, отъезд Карен из квартиры Дэниэла и возвращение блудной дочери домой.
   — Он подонок, — рыдала Карен.
   Махмуд, Карим, Али и еще один официант, отрекомендовавшийся Майклом, сочувственно кивали. Они ловили каждое слово Карен. Али, казалось, сам вот-вот заплачет.
   Карен залпом осушила бокал вина, не обращая внимания на бегущую по подбородку струйку, и тут же налила себе второй.
   — Еще бутылку! — крикнула она, махнув пустой бутылкой сгрудившимся в кучку официантам.
   Мы с Шарлоттой обменялись взглядами, которые означали: «Она уже достаточно выпила», но никто из нас не осмеливался сказать это Карен.
   Карим принес еще вина и, ставя бутылку на стол, вполголоса сказал:
   — Это от нас с искренними выражениями сочувствия.
   В результате мы с Шарлоттой тоже напились, потому что пытались спасти Карен от алкогольного отравления, влив как можно больше вина в себя. Все равно у нас ничего не получилось, потому что, как только опустела вторая бутылка, Карен заорала, чтобы несли третью, и все понеслось по новой.
   Хотя, пожалуй, к тому времени я начала получать удовольствие от процесса.
   Карен набиралась все больше и больше; она дважды закуривала сигарету не с того конца, залезла рукавами в свою тарелку, а в мою опрокинула стакан воды и нечленораздельно промычала:
   — Все равно это была гадость.
   А потом, к моему вящему ужасу, глаза у нее остекленели, и она стала медленно крениться вперед, пока не упала лицом в тарелку тикка масала, смешанного с пловом.
   — Шарлотта, скорей, скорей, — засуетилась я, — подними ее, убери ей лицо из тарелки, она же задохнется!
   Шарлотта подняла голову Карен за волосы. Карен обратила к ней пьяный, бессмысленный взор.
   — Ты чего такое делаешь? — бормотала она. На лбу у нее краснело пятно соуса, в волосах запутались зернышки риса.
   — Карен, ты потеряла сознание, — выдохнула я. — Ты свалилась лицом в еду. Давай-ка мы отведем тебя домой.
   — Отвяжитесь, — пробормотала она. — Ничего я не теряла. Просто уронила сигарету и нагнулась поднять ее с пола.
   — Ясно, — кивнула я, испытывая облегчение, смешанное со стыдом.
   — Какого хрена, — воинственно продолжала Карен. — Вы хотите сказать, я пить не умею? Эй ты, поди сюда, — махнула она Махмуду. — Как думаешь, я красивая? А?
   — Очень красивая, — искренне согласился он, явно подумав, что сегодня ему везет на клиентов.
   — Конечно, я красивая, — кивнула Карен. — Конечно. А ты нет, — после долгой паузы добавила она.
   Кажется, он обиделся, так что при расчете пришлось мне дать ему на чай больше, чем обычно. Платила я, потому что Шарлотта в суматохе забыла дома кошелек, а Карен хотя и пыталась выписать чек, но была слишком пьяна, чтобы удержать ручку.
   Мы принесли Карен домой, раздели и уложили в постель.
   — Выпей водички, Карен, будь умницей, тогда с утра тебе не будет так плохо, — щебетала Шарлотта, суя Карен под нос пол-литровую кружку. Шарлотта и сама была не в лучшем виде.
   — Хоть бы вообще больше не просыпаться, — пробормотала Карен.
   Потом как-то странно, тоненько заскулила, и я не сразу поняла, что она поет. Точнее, пытается.
   — Ты так пуст… Ты небось думаешь, я о тебе пою. Нет, нет… — подвывала она.
   — Перестань, Карен, пожалуйста, — взмолилась Шарлотта, опять приближаясь к ней с кружкой воды.
   — Не мешай мне петь. Петь про Дэниэла. Давайте, подпевайте! Ты так пуст… Небось… думаешь… я пою… Ну же! — воинственно взревела она. — Пойте!
   — Карен, прошу тебя, — проворковала я.
   — Нечего меня опекать, — отмахнулась она. — Пойте, черт бы вас побрал. Ты так… Ну, начали!
   — Э-э-э, ты так пуст, — запели мы с Шарлоттой, чувствуя себя весьма глупо, — гм, я, э-э, небось ты думаешь, эта песня о, гм, тебе…
   Не успели мы добраться до второго куплета, как Карен отрубилась.
   — Люси, — заныла Шарлотта, — я так волнуюсь!
   — Не волнуйся, — успокоила ее я, хотя особой уверенности не ощущала. — Все у нее будет в порядке. Очухается и с утра встанет как стеклышко.
   — Да я не за нее! — возразила Шарлотта. — Я за себя переживаю.
   — Почему?
   — Сначала сбежал Гас, теперь Дэниэл, а что, если следующий — Саймон?
   — Да почему, ради всего святого? Это же не заразная болезнь.
   — Беда одна не ходит, — сказала Шарлотта. — А бог любит троицу.
   Ее мягкое розовое личико исказилось от беспокойства.
   — Может, это в Йоркшире, — ласково ответила я. — А ты теперь живешь в Лондоне, так что успокойся.
   — Ты права, — приободрилась она. — И потом, Гас тебя два раза бросал, так что с Дэниэлом и Карен уже выходит три.
   — Какая жалость, что Гас не успел уйти от меня в третий раз. Тогда я избавила бы Карен от огорчения, — едко заметила я.
   — Не вини себя, Люси, — сказала Шарлотта. — Ты же не знала.

54

   И вот мы остались втроем.
   У Шарлотты, при всей ее глупости, оказалось безошибочное чутье. Во вторник Саймон не позвонил ей на работу — а обычно аккуратно звонил каждый день, иногда даже по два раза.
   Когда она сама позвонила ему во вторник вечером, его не было дома, а обычно любезный сосед по квартире при вопросе, где Саймон, странным образом замялся и стал лепетать что-то несуразное.
   — Люси, у меня нехорошее предчувствие, — сказала Шарлотта.
   В среду она позвонила ему на работу, но вместо Саймона ответила какая-то женщина и спросила, кто говорит. Когда Шарлотта назвала себя, женщина сообщила, что у Саймона деловая встреча.
   Шарлотта перезвонила через час, но услышала абсолютно то же самое.
   Тогда, не теряя времени, она попросила позвонить Саймону свою подружку Дженнифер. Саймон чудом оказался на месте, потому что с некоей «Дженнифер Моррис» поговорить мог.
   Как только Саймон сказал «алло», Дженнифер отдала трубку Шарлотте, и Шарлотта спросила:
   — Саймон, что происходит? Ты меня избегаешь?
   А Саймон жизнерадостно, хоть и несколько нервно хохотнул и ответил:
   — Да что ты, что ты, что ты!
   По словам Шарлотты, именно в этот момент она поняла, что дело плохо, потому что обычно Саймон никогда не говорил «что ты».
   — Саймон, — сказала Шарлотта, — давай вместе пообедаем.
   — Рад бы, рад бы, — отвечал Саймон, — но никак.
   — Зачем ты так разговариваешь? — спросила она.
   — Как — так? — не понял он.
   — Как дебил с мобильником, — пояснила Шарлотта.
   Лично я расценила эти слова как иронию судьбы, потому что в моем представлении Саймон как раз и был дебилом с мобильником, но я решила не признаваться в этом вслух, чтобы не огорчать бедняжку Шарлотту еще больше.
   — Без понятия, к чему ты клонишь, — сказал Саймон.
   — Ладно, — вздохнула Шарлотта. — До вечера.
   — Боюсь, не выйдет, — сказал Саймон.
   — Почему?
   — Дела, Шарлотта, дела, — промямлил он.
   — Но раньше у тебя никаких таких дел не находилось, — возразила она.
   — Надо же и начать когда-то, — неопределенно молвил он.
   — Ну, а когда я смогу тебя увидеть? — спросила Шарлотта.
   — Плохие новости, — хмыкнул Саймон. — Не сможешь.
   — До каких пор? — не поняла она.
   — Ты, видимо, не ищешь для нас легких путей? — как бы между прочим спросил он.
   — О чем ты?
   — О том, Шарлотта, что ты не сможешь меня увидеть.
   — Но почему?
   — Потому что все кон-че-но, поняла? Кончено!
   — Кончено? У нас? Ты хочешь сказать, мы больше не…
   — Браво, — рассмеялся он. — Кажется, наконец дошло.
   — И когда же ты собирался мне сказать?
   — А я разве только что не сказал? — резонно заметил он.
   — Потому, что я сама позвонила. А ты собирался мне звонить? Или предоставил бы понять все самой?
   — До тебя дошло бы довольно скоро.
   — Но почему? — дрожащим голосом спросила Шарлотта. — Разве, разве… я тебе больше не нравлюсь?
   — Хватит дурочку валять, Шарлотта, — сказал он. — Все было классно, нам с тобой было хорошо вместе, а теперь я встретил другую и тусоваться буду с ней.
   — А как же я? — всхлипнула Шарлотта. — Мне с кем тусоваться?
   — Не мои проблемы, — хмыкнул Саймон. — Но ты не напрягайся, кого-нибудь да подцепишь. Верняк дело, с такими-то сиськами.
   — Я не хочу больше ни с кем тусоваться, — взмолилась Шарлотта. — Только с тобой.
   — Брось! — бодро посоветовал он. — Твое время вышло. Не будь жадиной, Чарли, дай и другим девочкам повеселиться.
   — Но я думала, ты меня любишь.
   — Тебе не следует принимать это так близко к сердцу, — дал ценный совет Саймон.
   — Так, значит, все? — жалобно спросила Шарлотта.
   — Значит, все, — подтвердил он.
   — Люси, — рассказывала мне потом Шарлотта, — он был совсем как чужой. А я-то думала, что знаю его. Думала, он меня любит. Просто поверить не могу, что он способен так вдруг взять и бросить меня. Главное, не понимаю, почему! — без конца повторяла она. — Что я не так сделала? Почему он меня послал? Может, я растолстела? Нет, Люси, правда? Или слишком много болтала о том, как скучно у нас на работе? Хоть бы узнать! — Она покачала головой и вздохнула: — Не поймешь этих парней.
   Ее, по крайней мере, не терзали призраки мифических разлучниц, населяющих воображение таких, как я, отвергнутых и безгрудых, — жуткие образы девушек, у которых грудь больше. Потому что Шарлотта как раз и есть та самая девушка с большой грудью.
   Но во всем остальном она беспощадно сомневалась в себе.
   Она таки вытащила Саймона на свидание. Она преследовала его с упорством и настойчивостью, которых при первом взгляде на ее круглую, невинную мордашку в ней никто не заподозрил бы. Несколько вечеров подряд она стерегла его у выхода с работы, покуда он наконец не согласился выпить с нею в надежде, что потом она оставит его в покое.
   Они выпили по одной, потом еще по одной и еще, в итоге напились в стельку, отправились к Саймону домой и занялись сексом.
   С утра Саймон сказал:
   — Шарлотта, все было очень хорошо. А теперь больше не карауль меня у конторы. Хватит позориться.
   Бедная Шарлотта не ожидала такого поворота событий. В делах сердечных она была весьма неопытна и потому решила, что, поскольку он лег с нею в постель, значит, любовь вернулась.
   — Но… но… — залепетала она, — как же мы ночью… Разве это не…
   — Нет, Шарлотта, — нетерпеливо перебил Саймон, — для меня это ничего не значит. Подумаешь, трахнулись. А теперь, будь добра, одевайся и не забудь забрать свою косметику из ванной.
   — А самое ужасное, Люси, — сетовала потом Шарлотта, — что я до сих пор не знаю, почему он порвал со мною.
   — Как это? — не поняла я.
   — Забыла спросить.
   — Чем же ты занималась все это время? — удивленно спросила я. — Нет, нет, не говори, сама догадаюсь.
   — Я все-таки слишком молода, чтобы сразу записываться в старые девы, — мрачно сказала Шарлотта.
   — Слишком молодой быть нельзя, — мудро возразила я.

55

   На той же неделе Меган должна была приступить к новой работе, но возникли осложнения. Точнее, одно осложнение.
   Оно касалось психического здоровья Фрэнка Эрскина.
   Дирекция выразила недовольство поведением одного из управляющих.
   Предложение Фрэнка создать новую должность для привлекательной, загорелой молодой женщины, которая ходит в шортах, было воспринято как неприличный для солидного и отвечающего за свои действия человека поступок. Компания загудела от слухов о том, что означенный управляющий переживает кризис среднего возраста, усугубленный нервным срывом, и потому адекватно мыслить не способен.
   Его убедили — как донесла моя личная разведка в дирекции, убеждали очень настойчиво, — взять продолжительный отпуск. К счасть о, жена согласилась встать на его сторону, и дело замяли без вмешательства прессы.
   Меган заверили, что, как только он вернется, — хотя в этом нет никакой уверенности, — дирекция с радостью рассмотрит возможность ее продвижения по службе.
   Но до тех пор ей было суждено прозябать в отделе контроля платежей. Когда об этом узнала Меридия, ей чуть дурно не стало от радости.

56

   Три сердца были разбиты.
   Казалось, наш дом внезапно поразила чума. По правилам, квартиру следовало бы убрать черным крепом и налепить черный крест на входную дверь. Все вокруг нас дышало жуткой тоской, предательством и безысходностью.
   Приходя домой, я всякий раз ожидала услышать из кладовки звуки органа, играющего похоронный марш.
   — У этого дома плохое биополе, — сказала я, а Карен с Шарлоттой уныло согласились.
   Через пять минут Шарлотта спросила, что такое биополе.
   Лето было еще в разгаре, но стоило переступить порог нашей квартиры, как вы попадали в тусклую, безрадостную зиму.
   Как-то раз в воскресенье Карен и Шарлотта пошли в паб, чтобы напиться и всласть позлословить о том, какие у Саймона и Дэниэла крохотные пиписьки. И насколько паршиво было с ними в постели, и как они ни разу по-настоящему не испытали оргазма, а всегда только ломали комедию.
   Я с удовольствием присоединилась бы к ним, но находилась под добровольным домашним арестом.
   Меня слегка беспокоило, как много я стала пить при Гасе и особенно после разрыва с ним, и потому я решила бороться с тоской другими способами.
   Итак, я осталась дома и читала великолепную книгу, которую откопала в ближайшем книжном магазине, — о женщинах с избытком любви. Удивительно, как она не попалась мне на глаза до сих пор, при том, что была выпущена добрых лет десять тому назад, когда я была еще зеленым новичком в вопросах неврозов и депрессий.
   Зазвонил телефон.
   — Дэниэл, — сказала я, потому что это был он, — чего тебе надо, котяра гулящий?
   — Люси, — тихо, но решительно откликнулся Дэниэл, — она дома?
   — Кто — она? — холодно спросила я.
   — Карен.
   — Нет, ее нет, я передам ей, что ты звонил. Хотя, если надеешься, что она перезвонит, гебе не обломится.
   — Нет, Люси, — видимо, испугался он, — не говори ей, что я звонил. Я хочу с тобой поговорить.
   — Ну, а я с тобой говорить не желаю, — отрезала я.
   — Люси, прошу тебя!
   — Отвяжись, — вспылила я. — Я, между прочим, о чести еще не забыла. Если бросаешь мою подругу и разбиваешь ей сердце, не рассчитывай, что сможешь потом плакать на моей груди.
   Я ждала, что он съязвит насчет размера моей груди, но вместо этого он возразил:
   — Но, Люси, сначала ты была мне другом.
   — Фигушки, — буркнула я. — Закон женской солидарности гласит: если парень гуляет с девушкой, а потом бросает ее, девушкины соседки по квартире вычеркивают его из своей жизни навсегда.
   — Люси, — повторил Дэниэл очень серьезным тоном, — мне нужно что-то тебе сказать.
   — Так говори, только побыстрей.
   — Знаешь, никогда в мыслях не было, что произнесу такое, но… ну… Люси, я по тебе скучаю.
   Я почувствовала легкий приступ грусти. Но для меня грусть в порядке вещей.
   — Ты не звонил все лето, — напомнила я.
   — И ты не звонила.
   — А как я могла? Ты встречался с другой, и она меня убила бы.
   — И ты тоже встречалась с другим, — возразил Дэниэл.
   — Ха! Гас ведь не был для тебя опасен, верно?
   — Не сказал бы.
   — Знаю, что ты имеешь в виду, — вздохнула я, и глаза мои при мысли о Гасе увлажнились. — Пусть он невелик ростом, но в рукопашном бою может постоять за себя.
   — Нет, я не об этом, — сказал Дэниэл. — Ему нет нужды работать кулаками. Чтобы вывести меня из игры, хватило бы и пяти минут его скучной болтовни.
   Я пришла в ярость. Это Дэниэл-то смеет называть Гаса скучным! Настолько нелепо, что даже спорить лень.
   — Извини, — спохватился он. — Не нужно было говорить. На самом деле с ним очень весело.
   — Ты серьезно?
   — Нет. Но я боюсь, ты бросишь трубку и откажешься со мной встретиться.
   — Правильно боишься, — сказала я. — Потому что у меня нет никакого желания тебя видеть.
   — Люси, пожалуйста, — жалобно попросил он.
   — А зачем? Ты такой жалкий — только-только остался без женщины, и твое самолюбие уже не может это вынести, и вот ты звонишь старой доброй Люси…
   — Боже, — перебил он, — если б мне надо было потешить самолюбие, ты была бы последней, к кому я обратился.
   — Тогда зачем тебе со мной встречаться?
   — Потому что я по тебе скучаю.
   Весь мой запас оскорблений моментально иссяк, и Дэниэл это понял.
   — Мне не скучно, — очень серьезно продолжал он. — Я не страдаю от одиночества, не ищу женского общества, не нуждаюсь в утешении. Просто хочу видеть тебя. Только тебя, никого больше.
   Наступила пауза. Трубка просто вибрировала от искренности, и я чуть было ему не поверила.
   — Послушай, что ты говоришь, — усмехнулась я. — Думаешь, способен обаять любую девушку на своем пути?
   Но, несмотря на весь этот яд, в моих словах промелькнуло что-то еще. Облегчение, быть может? Хотя сдаться сразу я не могла: это его разочаровало бы.
   — Знаешь ведь, что твои обычные методы обольщения на меня не действуют, — напомнила я.
   — Знаю, — согласился он. — А еще знаю, что если ты придешь, то вести себя будешь отвратительно.
   — Правда?
   — Ты назовешь меня треплом и… и…
   — Донором спермы? — услужливо подсказала я.
   — Да, донором спермы. И еще бабником, верно?
   — Конечно. Ты даже представить себе не можешь, сколько у меня всего для тебя припасено.
   — Вот и ладно.
   — Дэниэл Уотсон, ты ненормальный.
   — Но ты со мной встретишься?
   — Но мне и здесь неплохо.
   — Что ты делаешь?
   — Валяюсь…
   — Можешь валяться и у меня.
   — Ем шоколад…
   — Я куплю тебе шоколада, сколько пожелаешь.
   — Но я читаю замечательную книжку, а ты захочешь, чтобы я с тобой разговаривала…
   — Не захочу. Даю слово.
   — И потом, я не накрашена и ужасно выгляжу.
   — Ну и что?
   Когда я спросила, как же мне добраться к нему домой, капитуляция моя была полной и окончательной.
   — Я приеду и заберу тебя, — предложил Дэниэл.
   На что я закинула голову и безжалостно расхохоталась.
   — Что тут смешного? — не понял он.
   — Дэниэл, — сказала я, — спустись на землю. Как, по-твоему, почувствует себя Карен, если увидит у подъезда твою машину?
   — Ах да, конечно, — пристыженно пробормотал он. — Как я мог быть настолько нечуток?
   — Не валяй дурака, — фыркнула я. — Мы все знаем, что ты нечуток — в конце концов, ты ведь мужчина. Нет, я имею в виду, если она поймет, что ты приехал ко мне, а не к ней, то убьет тебя. И меня, — добавила я, поежившись от внезапного страха.
   — Ладно, придется придумать что-нибудь другое, — сказал Дэниэл.
   Я приготовилась услышать, что наша встреча не состоится.
   — Идея! — воскликнул он. — Буду ждать тебя у светофора. Там она меня ни за что не заметит.
   — Дэниэл! — возмущенно завопила я. — Как ты можешь?! А впрочем, ладно!
   Собираясь, я не могла отделаться от чувства, что кого-то обманываю, и оно пугало и будоражило меня.
   Я не обещала Карен, что не буду видеться с Дэниэлом. Вслух не обещала. Но я знала, что она ждет от меня ненависти к Дэниэлу за то, что он сделал с нею. Женская солидарность требовала полного бойкота тем, кто с нами плохо обошелся. Если одну из нас бросал парень, он лишался удовольствия общаться со всеми тремя.
   Но, едва заговорив с Дэниэлом, я поняла, как сильно по нему соскучилась. Теперь, когда мы вроде бы снова стали друзьями, я могла без опаски признаться в этом. И в груди у меня сладко ныло, как всегда бывает, когда с кем-нибудь помиришься.
   С Дэниэлом весело, а веселья мне в последнее время отчаянно не хватало.
   Мне уже опротивело, что мы с Карен и Шарлоттой слоняемся по дому с кислыми физиономиями, почти ничего не едим — возьмем печеньице, откусим уголок, отложим и забудем.
   И еще мне действовали на нервы сцены насилия в фильмах, к которым пристрастилась Карен. «Керри», «Грязные выходные» и все остальное в том же роде — о женщинах, идущих на жестокую, кровавую месть.
   Шарлотта тоже ужасно деградировала. Мы думали, что с задастым Кристофером Пламмером покончено навсегда, но нет, она, будто назло нам, по сто раз смотрела «Звуки музыки», если только на экране не лились потоки крови, столь полюбившиеся Карен. Мужской крови, разумеется.
   Я устала жить в атмосфере вечной скорби. Мне хотелось надеть красное платье и пойти куда-нибудь веселиться.
   Но, если честно, я была несправедлива. Мне просто повезло, что мой парень пресытился мною раньше, чем это произошло с Карен и Шарлоттой, а значит, в процессе восстановления я на пару недель опережала их.
   Как быстро мы забываем о плохом.
   Если вдуматься, всего десять дней назад я, всхлипывая, сидела на диване с пультом дистанционного управления в руке, смотрела тот эпизод из «Терминатора», где он говорит: «Я шел к тебе сквозь время», перематывала назад, смотрела снова, потом опять перематывала и опять смотрела. Затем еще раз перематывала…
   Ужас, что с нами делают личные трагедии!
   Дэниэл беспокойно ерзал, сидя в своей машине у светофора.
   — Не жди, что я буду с тобой разговаривать, — предупредила я, садясь рядом с ним.
   Надо признать, что выглядел он вполне привлекательно, хоть и не в моем вкусе.
   Слава богу, не в моем.
   Вместо строгого костюма, в котором я привыкла его видеть, на нем были потертые джинсы и очень недурной серый свитер.
   Очень, очень симпатичный свитерок, подумала я, может, он даст мне его поносить?
   И еще: почему я никогда не замечала, какие у него длинные, густые ресницы? Как и серый свитер, они больше пошли бы мне.
   Я чувствовала себя несколько неловко. Мы столько времени не виделись вот так просто, сами по себе, что я забыла, как себя при этом вести.
   Но, судя по охватившему меня приятному теплу, должно быть, рада его видеть.
   — Хочешь за руль? — предложил Дэниэл. Радость моя усилилась.
   — А можно? — возбужденно выдохнула я.
   Я брала уроки вождения, год назад сдала экзамен на права, хоть машины у меня не было, нет, да она мне и не нужна.
   Сделала я это, чтобы прибавить себе уверенности — еще одна попытка научиться получать от жизни удовольствие. Разумеется, ничего у меня не получилось. Но в порядке побочного эффекта я полюбила водить машину. А у Дэниэла машина роскошная — стремительная и сексуальная. Понятия не имею, какой марки — я все-таки женщина. Но самое важное понимаю: выглядит она классно и ездит очень быстро.
   Женщинам нравится.
   Чтобы позлить Дэниэла, я называла ее «эротомобилем» и «трахтором» и говорила, что девушки встречаются с ним только из-за его тачки.
   Итак, мы вылезли, поменялись местами, и он бросил мне ключи.
   Я проехала через весь Лондон до дома Дэниэла, и так хорошо мне было только в ту последнюю ночь, когда мы занимались любовью с Гасом.
   Хоть и не нарочно, машину я вела как сумасшедшая. Очень много прошло времени с тех пор, как я последний раз была за рулем. Наверно, слишком много.
   Я творила чудеса безрассудства — это особенно приятно, когда ведешь мощный автомобиль: с ревом трогала с места на светофорах, так что остальные водители только злобно смотрели мне вслед (Дэниэл сказал, что это называется «поджигать»). Еще я перестраивалась на полной скорости прямо перед другими машинами (по словам Дэниэла, это называлось «подрезать»), а пока мы стояли в пробках, строила глазки и улыбалась мужикам из соседних машин (за что Дэниэл назвал меня «бесстыжей вертихвосткой»).
   На первых порах я была слегка шокирована тем, что другие водители свирепо грозили мне кулаками и обзывались, когда я их поджигала и подрезала, но скоро усвоила правила дорожного этикета. Поэтому, когда какой-то тип подрезал меня, я в бешенстве завопила: «Раздолбай!» и попыталась опустить стекло, чтобы подкрепить слова грубыми жестами, но не смогла найти нужную кнопку.
   Тип укатил бледный от испуга, и вдруг, будто перед моими глазами рассеялся туман, я увидела себя со стороны, такой, какой сейчас видел меня этот придурок. Я была потрясена: не знала, что могу быть так агрессивна. И, что еще хуже, не знала, что это так приятно.
   Я боялась, что Дэниэл на меня рассердится: тот парень вполне мог выйти из машины и поколотить нас. Дорожное бешенство настолько вошло в моду, что люди считают себя просто обязанными впадать в него, находясь за рулем. Как будто деньги, заплаченные за получение водительских прав, потрачены впустую, если хоть раз в неделю, стоя в пробке, не разорвать на себе рубаху в процессе выяснения отношений с соседом по несчастью.