Киз Грегори. Мертвый принц

   – Я не знаю, и Казио тоже не знает.
   – Если так, разве они не следят и за кораблями?
   – Следят, но Казио обещает найти капитана, который не станет задавать вопросы – если мы сможем заплатить серебром. – Она вздохнула. – Но у нас нет таких денег, а ведь нам еще нужно есть. И что еще хуже, мне сегодня ничего не заплатили. И что я буду делать завтра?
   Остра погладила ее по плечу.
   – Мне заплатили. Мы зайдем на рыбный рынок и в карензо и купим чего-нибудь на ужин.
   Рыбный рынок находился на краю Перто Нево, куда корабли с высокими мачтами сгружали лес и железо и где брали на борт бочки с вином и оливковым маслом, а также пшеницу и шелк. У южных пристаней скучились небольшие лодки, поскольку в вителлианских водах водилось множество креветок, мидий, сардин и сотни видов рыб, о которых Энни никогда не слышала. Сам рынок представлял собой лабиринт из ящиков и бочек, наполненных поблескивающими дарами моря. Энни с тоской смотрела на креветок и черных крабов, что еще трепыхались в бочках с морской водой, и на горы скользкой макрели и тунца. Девушки не могли позволить себе такие изысканные дары моря, и им пришлось пройти дальше, в глубь рынка, где лежали присыпанные солью сардины и кучи хека, уже начинающего попахивать.
   Хек стоил всего два минсера за штуку, и девушки, морща носы, остановились около прилавка, чтобы выбрать пару рыбин себе на ужин.
   – З'Акатто сказал, что нужно смотреть на глаза. Если они с пленкой или косят, рыба плохая.
   – Значит, тут все плохие, – заметила Энни.
   – Других мы не можем себе позволить, – ответила Остра. – Здесь должна быть хотя бы парочка приличных. Нам надо только поискать.
   – А как насчет соленой трески?
   – Ее нужно вымачивать целый день. Не знаю, как ты, а я хочу есть уже сейчас.
   У них за спиной раздался веселый женский голос.
   – Нет, милые, не покупайте тут ничего. А то неделю животами промаетесь.
   Энни узнала женщину, заговорившую с ними, – она часто видела ее на их улице, хотя и никогда не разговаривала с ней. Га вызывающе одевалась и слишком ярко красила лицо. Как-то раз Энни слышала, как з' Акатто сказал, что «не может позволить себе эту», так что девушка догадывалась, чем занимается незнакомка.
   – Спасибо, – поблагодарила ее Энни, – но мы найдем тут хорошую рыбу.
   Женщина с сомнением посмотрела на прилавок. У нее было решительное худое лицо и глаза цвета черного янтаря. Волосы были убраны под сетку с яркими искусственными самоцветами, а зеленое платье, хоть и помнило лучшие времена, выглядело значительно лучше, чем наряд Энни.
   – Вы живете на улице Шести Нимф. Я вас видела со старым пьяницей и симпатичным юношей, у него еще есть шпага.
   – Да, – ответила Энни.
   – Я ваша соседка. Меня зовут Редиана.
   – Я Фейна, а это Лесса, – солгала Энни.
   – Ну, девочки, идите за мной. – Женщина понизила голос. – Здесь вы не найдете ничего съедобного.
   Энни колебалась.
   – Я вас не укушу, – пообещала Редиана. – Идемте.
   Знаком показав, чтобы они следовали за ней, она подвела их к прилавку, где продавали камбалу. Некоторые рыбины еще бились.
   – Мы не можем себе этого позволить, – сказала Энни.
   – А сколько у вас есть?
   Остра протянула монетку в десять минсеров. Редиана кивнула.
   – Парвио!
   Мужчина, стоявший за прилавком, разделывал рыбу для двух хорошо одетых женщин. У него не хватало одного глаза, однако он не позаботился о том, чтобы прикрыть шрам. На вид ему было около шестидесяти, но на голых руках выступали, словно у борца, сильные мускулы.
   – Редиана, ми кара! – вскричал он. – Что для тебя?
   – Продай моим подружкам рыбу.
   Она взяла из рук Остры монетку и отдала Парвио; тот посмотрел на нее, нахмурился, а затем улыбнулся Энни и Остре.
   – Берите любую, какая вам понравится, дорогие.
   – Мелто брацци, каснар, – поблагодарила его Остра и, выбрав камбалу, положила в корзинку.
   Подмигнув, Парвио протянул ей монетку в пять минсеров. Рыба стоила не меньше пятнадцати.
   – Мелто брацци, каснара, – сказала Энни Редиане, когда они направились в сторону карензо.
   – Не за что, дорогая, – ответила Редиана. – По правде говоря, я надеялась, что мне удастся с вами поговорить.
   – Да? О чем же? – спросила Энни, слегка настороженная добротой незнакомки.
   – О том, что вы можете каждый день есть такую рыбу. Вы обе довольно хорошенькие – и достаточно необычные. Я могла бы сделать из вас конфетку. Нет, конечно, не для болванов, что болтаются по улицам, а для клиентов, которые могут платить хорошие деньги.
   – Вы… вы хотите, чтобы мы…
   – Трудно только в первый раз, – пообещала Редиана. – Впрочем, не слишком. Деньги это легкие, к тому же за вами присмотрит ваш юноша со шпагой, на случай, если вдруг попадется грубый клиент. Вам известно, что он уже на меня работает?
   – Казио?
   – Да. Он охраняет некоторых девушек.
   – Так это он надоумил вас?…
   Редиана покачала головой.
   – Нет. Он сказал, что вы не захотите со мной разговаривать на эту тему. Но мужчины часто сами не знают, что говорят.
   – На этот раз он знал, – ледяным тоном сообщила Энни. – Большое спасибо за то, что помогли нам купить рыбу, но, боюсь, мы вынуждены отклонить ваше предложение.
   Глаза Редианы сузились.
   – Думаете, вы слишком хороши для такой работы?
   – Конечно, – выпалила Энни, не успев подумать.
   – Понятно.
   – Нет, – возразила Энни. – Ничего вам не понятно. Я считаю, что и вы тоже слишком хороши для такой работы. Ни одна женщина не должна этого делать.
   Губы Редианы дрогнули в слабой улыбке, но она лишь пожала плечами.
   – Вы сами не понимаете, что для вас хорошо, а что плохо. За один день вы сможете получить больше, чем сейчас за целый месяц, да к тому же не испортите свою внешность тяжелой работой. Подумайте. Если передумаете, меня найти не трудно.
   И она ушла.
   Пару минут после ее ухода девушки шли молча, а потом Остра проговорила:
   – Энни, я могла бы…
   – Нет, – сердито оборвала ее Энни. – Трижды нет. Лучше мы никогда не попадем домой, чем такой ценой.
   Когда они подошли к карензо на углу улицы Пари и Вио Фьюро, Энни все еще не пришла в себя от возмущения, но запах свежего хлеба прогнал все заботы, кроме мыслей о голоде. Пекарь – высокий, худой мужчина, всегда перепачканный мукой, – дружелюбно улыбнулся им, когда они вошли в лавку. Он срезал бритвой непропеченные верхушки с буханок деревенского хлеба, а его помощник аккуратно засовывал в печь новую порцию на лопате с длинной ручкой. Большая черная собака, лежавшая на полу, сонно посмотрела на девушек и снова опустила голову на лапы – они ее нисколько не заинтересовали.
   Хлеб самой разной формы и размеров лежал горами в больших корзинах и бочках: золотисто-коричневые круглые буханки, огромные, точно тележные колеса, украшенные чем-то вроде оливковых листьев, батоны из грубой муки длиной с руку, маленькие булочки, помещавшиеся в ладони, хрустящие рулетики в форме яйца, присыпанные овсяными хлопьями, – и это только то, что бросалось в глаза при первом взгляде.
   Девушки купили буханку теплого хлеба за два минсера и направились в сторону Перто Вето, где они жили.
   Вскоре они оказались на улице, которая когда-то могла похвастаться роскошными особняками с мраморными колоннами и балконами, украшавшими окна верхних этажей, но сейчас девушкам приходилось пробираться среди осколков черепицы и пустых винных бутылок, вдыхая воздух, пропитанный вонью отходов.
   Пробил четвертый колокол, и женщины с ярко накрашенными губами и в платьях с глубокими вырезами – занятые тем же, чем и Редиана, – уже собирались на высоких балконах, зазывая мужчин, у которых были деньги, и насмехаясь над теми, у кого их не водилось. Группа парней, расположившихся на потрескавшихся мраморных ступенях с кувшином вина, засвистела вслед Энни и Остре.
   – Это герцогиня Хериланца, – выкрикнул один из них. – Эй, герцогиня, подари мне поцелуйчик.
   Энни не обратила на него ни малейшего внимания. За месяц, прожитый на Перто Вето, она успела понять, что большинство из них безобидны, хотя порой изрядно досаждают.
   На следующем углу они повернули, вошли в открытую дверь дома и поднялись на третий этаж в свои комнаты. Еще на лестнице Энни услышала голоса – з'Акатто и чей-то еще.
   Дверь оказалась распахнутой настежь, и з'Акатто поднял голову, когда они вошли. Он был уже немолод – лет пятидесяти, с небольшим брюшком и сединой в волосах. З'Акатто разговаривал с хозяином дома, Осперо, примерно своим ровесником, но почти лысым и более плотного телосложения. Оба уже успели прилично набраться, судя по трем пустым винным бутылкам, что валялись на полу. Впрочем, это никого не удивило – з'Акатто редко бывал трезвым.
   – Дена диколла, каснары, – поздоровался с девушками з'Акатто.
   – Добрый вечер, з'Акатто, – ответила Энни. – Каснар Осперо.
   – Что-то вы рано вернулись, – заметил з'Акатто.
   – Да. – Энни не стала объяснять причину.
   – Мы принесли рыбу и хлеб, – радостно сообщила Остра.
   – Очень хорошо, – заявил старик. – К рыбе нужно белое вино. Может быть, верно.
   – К сожалению, – сказала Остра, – у нас нет денег на вино. Осперо хмыкнул и достал серебряную монетку. Прищурившись, он пару минут ее разглядывал, а потом бросил Остре.
   – На вино, моя прелестная делла. – Он помолчал немного, хмуро поглядывая на девушек, а потом покачал головой. – Знаешь лавку Эссероса на улице Мокрой Луны? Скажи ему, что я тебя прислал, пусть даст две бутылки верно, иначе я приду и вышибу ему мозги.
   – Но я собиралась… – начала Остра.
   – Иди, Остра, я приготовлю рыбу, – перебила ее Энни.
   Ей не нравился Осперо. Он водил компанию с подозрительными типами, да и сам не особенно внушал доверие. С другой стороны, з'Акатто каким-то образом удалось уговорить его сдать им комнаты в кредит на неделю, и Осперо ни разу не сделал ничего плохого Энни, если не считать хмурых взглядов. Они рассчитывали на его относительную порядочность, и потому девушка придержала язык.
   Энни отправилась в тесную кладовку, где отыскала бутылку с оливковым маслом и мешочек с солью. Затем она налила немного масла в глиняную сковороду, посолила рыбу с обеих сторон и положила в масло. Она с тоской вздохнула, в сотый, наверное, раз жалея, что они не могут позволить себе – или даже просто найти здесь – сливочного масла. Затем она накрыла сковороду крышкой и спустилась с ней по лестнице в маленький дворик, который они делили с другими жильцами дома.
   Несколько женщин собрались около маленькой ямы с тлеющими углями. Места для сковороды Энни не нашлось, и она уселась на скамейке, дожидаясь, пока оно появится, и задумчиво глядя на скучные стены с облупившейся штукатуркой, – Энни изо всех сил пыталась представить себе, что сидит в саду замка своего отца.
   Ее размышления прервал мужской голос:
   – Добрый вечер, делла.
   – Привет, Казио, – ответила она, не оборачиваясь.
   – Как дела?
   – Устала.
   Она заметила, что на углях освободилось место, и встала, чтобы отнести сковороду, но Казио ее опередил.
   – Позволь мне, – сказал он.
   Казио, высокий, стройный юноша, немногим старше самой Энни, был одет в темно-коричневую куртку и пурпурные обтягивающие чулки. На боку у него висела рапира в потертых ножнах. С худого красивого лица на Энни внимательно смотрели темные глаза.
   – Не слишком удачный выдался день?
   – Полагаю, менее удачный, чем у тебя, – ответила она, протягивая ему сковороду.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Я имею в виду, что работа, которую ты себе нашел, наверняка дает множество возможностей расслабиться.
   У него сделался озадаченный вид.
   – И нечего прикидываться скромником, – добавила она. – Я сегодня разговаривала с Редианой. Она мне рассказала, чем ты занимаешься.
   – Понятно, – вздохнув, проговорил Казио.
   Поставив сковороду на угли, он палкой разворошил их, чтобы они распределились равномерно, и, вернувшись к Энни, уселся рядом с ней.
   – Ты не одобряешь?
   – Меня это не касается.
   – И не должно касаться. Если ты помнишь, я делаю это ради тебя. Я пытаюсь заработать деньги, чтобы доставить тебя домой.
   – И все же складывается впечатление, что мы не ближе к нашей цели, чем были месяц назад.
   – Путешествие по морю – недешевое удовольствие, еще дороже – если никто не должен знать, какой груз находится на борту корабля. На улицах все больше людей, которые тебя ищут. Ты не знаешь почему?
   – Я же тебе сказала, что не знаю.
   До определенной степени это было правдой. Энни не имела ни малейшего представления о том, почему за ее голову назначена награда, но полагала, что причина в ее происхождении и видениях, которые тревожили ее даже наяву. Она знала – эти видения приходят к ней неспроста, кто-то или что-то насылает их…
   – Я поверил тебе на слово, – сказал Казио. – И продолжаю верить. Но если у тебя появились какие-то подозрения…
   – Мой отец богатый и наделенный властью человек. Это единственная причина, которая приходит мне в голову.
   – У тебя есть какие-нибудь соперники, стремящиеся завоевать его любовь? Может быть, мачеха? Кто-нибудь, кто предпочел бы, чтобы ты не вернулась?
   – О да, моя мачеха, – проговорила Энни. – Как же я могла забыть? Как-то раз она отправила меня в лес с охотником, которому приказала принести мое сердце. Я бы тогда умерла, если бы старик в меня не влюбился. Он отдал моей мачехе сердце кабана. А однажды она отправила меня за водой и не предупредила, что в ручье живет никвер, который с нетерпением ждал момента, чтобы очаровать меня, а потом съесть. Да, эти события, должно быть, что-то объясняют в моем нынешнем положении, хотя я и не подозревала ее, поскольку мой дорогой отец заверил меня, что она очень изменилась.
   – Ты иронизируешь, верно? – сообразил Казио.
   – Жизнь – не волшебная сказка, Казио. У меня нет мачехи. В нашей семье нет никого, кто желал бы мне зла. Враги моего отца, пожалуй, могли бы, но я вряд ли точно их назову. Я не слишком внимательно следила за политикой.
   – Ладно, – пожав плечами, сказал Казио. Затем его лицо вдруг озарила улыбка. – А ты ревнуешь.
   – Что?
   – Я только что понял. Ты думаешь, что я сплю с дамочками Редианы, и ты меня ревнуешь.
   – Я тебя не ревную, – возразила Энни. – У меня уже есть настоящая любовь, и это не ты.
   – Ах да, таинственный Родерик. Я слышал, он замечательный человек. Настоящий принц. Уверен, он ответил бы на твое письмо, если бы смог выкроить на это еще несколько месяцев.
   – Мы это уже множество раз обсуждали, – вздохнув, проговорила Энни. – Ты можешь сопровождать, кого пожелаешь, и делать с ними все, что заблагорассудится. Я благодарна тебе за помощь, Казио, но…
   – Подожди. – Голос Казио прозвучал чересчур резко, а на лице появилось серьезное выражение.
   – Что такое?
   – Твой отец отправил тебя в монастырь Святой Цер. Верно?
   – На самом деле мать, – поправила его Энни.
   – А твоя настоящая любовь Родерик знал, куда ты направляешься?
   – Все произошло слишком быстро. Я думала, что поеду в Кал Азрот, и сказала ему об этом, а вечером того же дня моя мать передумала и отправила меня в монастырь. Я не успела его предупредить.
   – И он не мог узнать, где ты, из разговоров других людей?
   – Нет, меня отослали из дома тайно. Никто ничего не знал.
   – А потом ты послала своему любимому письмо – которое я сам передал в руки гонца церкви, – и ровно через девять дней в монастырь прибыли рыцари. Тебе это не кажется несколько подозрительным?
   Ей очень даже казалось – на самом деле в груди Энни словно вспыхнуло обжигающее пламя.
   – Ты заходишь слишком далеко, Казио! Ты и прежде говорил про Родерика всякие гадости, но предположить, сказать…
   Она замолчала, не в силах продолжать от ярости, тем более что слова Казио звучали очень правдоподобно. Но они не могли быть правдой, ведь Родерик ее любит.
   – Рыцари были из Ханзы, – сказала она. – Я узнала язык. Родерик из Хорнлада.
   Но тут она вспомнила, что ей как-то раз сказала тетя Лезбет. Ей казалось, что это было давным-давно, но там было что-то о том, что дом Родерика лишился расположения двора, когда-то поддержав притязания Рейксбургов на трон.
   Нет. Это просто смешно.
   Она уже собралась сообщить об этом Казио, когда во двор влетела запыхавшаяся Остра, по щекам которой катились слезы.
   Что случилось? – спросила Энни, схватив Остру за руки.
   – Ужасные новости, Энни!
   – Какие?
   – Я в-в-видела гонца. Он рассказывал о новостях на площади около винной лавки. Он только что вернулся из… О, Энни, что нам делать?
   – Остра, что случилось? Подруга прикусила губу.
   – У меня ужасные новости, – шепотом повторила она. – Самые страшные в мире.

Глава 3
Композитор

   Леовигилд Акензал смотрел на копье со смесью страха и раздражения.
   Страх был вполне обоснованным – наконечник копья замер в нескольких дюймах от его горла, а человек, который копье направлял, был огромным, в доспехах да еще и на свирепом коне. Стального цвета глаза врага напомнили Леофу бездонные воды Ледяного моря, и он не сомневался, что этот великан даже не вспомнит о нем наутро, если прикончит.
   Естественно, помешать этому он никак не мог.
   То, что он испытывал одновременно и раздражение, удивило его самого, но, по правде говоря, оно не имело никакого отношения к вооруженному всаднику. Много дней назад в долине среди холмов он услышал далекую, едва различимую мелодию. Вне всякого сомнения, ее наигрывал на дудочке какой-нибудь пастух, но мотив упорно преследовал Леофа, и, что хуже всего, он тогда не услышал окончания песенки. Мысленно он завершал ее множеством разных способов, но ни один из них ему не нравился.
   И это его удивляло. Как правило, Леоф легко сочинял музыку, и то, что эта мелодия ускользала от него, терзало его сильнее, чем капризы красивой, загадочной – и вздорной – возлюбленной.
   А сегодня утром, проснувшись, он вдруг понял, как должна заканчиваться песенка. Леоф отправился в путь, но не прошло и часа, как его размышления о музыке были прерваны самым грубым образом.
   – У меня почти нет денег, – честно признался Леоф. Голос его при этом слегка дрожал.
   Великан на могучем коне прищурился.
   – Нет? А что тогда на твоем муле?
   Леоф глянул на свое вьючное животное.
   – Бумага, чернила, одежда. В большом футляре лютня, в меньшем – кроз. В самых маленьких – разные духовые инструменты.
   – Да? Тогда открой.
   – Вам от них не будет никакой пользы.
   – Открывай.
   Стараясь не отводить от мужчины взгляда, Леоф послушно открыл первый кожаный футляр, где лежала лютня, издавшая легкий звон, когда он положил ее на землю. Затем он по очереди достал все остальные инструменты – восьмиструнный кроз из розового дерева, украшенный перламутром, который он получил от местро ДаПейка много лет назад. Деревянную флейту с серебряными клапанами, гобой, шесть флажолетов разных размеров и темно-красный рожок.
   Незнакомец наблюдал за ним с ничего не выражающим лицом.
   – Тогда ты менестрель, – наконец заключил он.
   – Нет, – ответил Леоф. – Не менестрель.
   Он попытался гордо выпрямиться во весь свой средний рост. Он прекрасно знал, что карие глаза, вьющиеся каштановые волосы и мальчишеское лицо вряд ли способны кого-нибудь напугать, но ему хотелось сохранить достоинство.
   Мужчина приподнял одну бровь.
   – Тогда кто ты такой на деле?
   – Я композитор.
   – А что делает композитор? – спросил незнакомец.
   – Сочиняет музыку.
   – Понятно. И чем это отличается от того, что делает менестрель?
   – Ну, во-первых…
   – Сыграй что-нибудь, – перебил его великан.
   – Что?
   – Играй, говорю.
   Леоф нахмурился, его раздражение росло. Он оглянулся, надеясь заметить еще каких-нибудь людей, но дорога в пределах видимости была совершенно пуста. А здесь, в Новых землях, где местность плоска, как тарелка, от горизонта до горизонта действительно очень далеко.
   Почему же тогда он не заметил, откуда появился этот странный человек на лошади?
   Впрочем, ответ на этот вопрос заключался в мелодии, которую он сочинял. Когда в голове у него начинала звучать музыка, остальной мир переставал существовать.
   Леоф взял лютню. Она, естественно, была расстроенной, но не слишком, и ему потребовалось всего несколько минут, чтобы привести ее в порядок. Он коснулся струн, пытаясь сыграть мелодию, которая его преследовала.
   – Нет, не так, – пробормотал он.
   – Ты умеешь играть или нет? – спросил всадник.
   – Не перебивайте меня, – рассеянно ответил Леоф и прикрыл глаза.
   Да, вот она, хотя он опять потерял окончание.
   Он снова коснулся струн, начало мелодии на верхней струне, из трех восходящих нот, потом опускаемся, две, и снова поднимаемся вверх. Он добавил басовое сопровождение, но что-то все равно звучало не так.
   Он остановился и начал заново.
   – Не слишком-то красиво, – подытожил незнакомец.
   Это было уже чересчур – с копьем или без. Леовигилд смерил всадника взглядом.
   – Было бы очень даже красиво, если бы вы меня не перебили, – сообщил он. – Я уже почти закончил ее, знаете ли, и тут появились вы со своим длинным копьем и… Чего вам вообще от меня нужно? И кто вы такой?
   Отстраненно он отметил, что голос у него больше не дрожит.
   – А ты кто такой? – мирно спросил незнакомец.
   Леоф снова выпрямился.
   – Я Леовигилд Акензал, – сказал он.
   – А что тебе нужно в Эслене?
   – Меня пригласили ко двору его величества Уильяма Второго в качестве композитора. Похоже, император придерживается более высокого мнения о моей музыке, чем вы.
   Как ни удивительно, всадник почти улыбнулся.
   – Больше не придерживается.
   – Что вы подразумеваете?
   – Он мертв, вот что.
   Леоф потрясенно заморгал.
   – Я… я не знал.
   – Так вот, он мертв, и с ним половина королевской семьи.
   Незнакомец поерзал в седле.
   – Акензал. Имя звучит как ханзейское.
   – Ничего подобного, – возразил Леоф. – Мой отец был родом из Хериланца. А я родился в Тремаре. – Он поджал губы. – Вы не разбойник, верно?
   – А я не говорил, что разбойник, – ответил незнакомец. – Я Артвейр.
   – Вы рыцарь, сэр Артвейр?
   И снова этот призрак улыбки.
   – Сойдет просто Артвейр. У тебя есть письмо, подтверждающее твои слова?
   – О да. Конечно, есть.
   – Я бы хотел взглянуть.
   Удивляясь интересу Артвейра, Леоф тем не менее порылся в седельной сумке и достал письмо с королевской печатью. Затем он протянул его воину, и тот быстро пробежал его глазами.
   – Вроде в порядке, – сообщил он. – Я возвращаюсь в Эслен, так что провожу тебя туда.
   Леоф слегка расслабился.
   – Это очень любезно с вашей стороны, – сказал он.
   – Извини, если напугал. Не стоит путешествовать в одиночку – по крайней мере, в наше время.
   К полудню ослепительно-голубое небо затянули мрачные тучи, и настроение у Леофа совсем испортилось. Пейзаж вокруг изменился; теперь дорога пробиралась вдоль земляного вала или гребня длинного холма. Он был такой правильной формы, что казался Леофу делом человеческих рук. Вдалеке он видел точно такие же сооружения. Но больше всего его удивили башни, которые стояли на некоторых холмах. К их верхушкам были приделаны огромные колеса, но без обода – только четыре большие широкие спицы, обтянутые какой-то тканью, кажется парусиной. Они медленно вращались, подчиняясь ветру.
   – Что это такое? – спросил Леоф, показав на ближайшую башню.
   – Впервые в Новых землях, а? Это маленд. Его вращает ветер.
   – Да, я вижу. А зачем?
   – Вот этот откачивает воду. Некоторые мелют зерно.
   – Откачивает воду?
   – Да. Иначе мы бы сейчас разговаривали по-рыбьи. – Сэр Артвейр махнул рукой. – Как ты думаешь, почему это называют Новыми землями? Они должны быть под водой. И там бы и были, если бы маленды не откачивали ее. – Он показал на верхнюю часть вала. – Вода доходит до верха. Это большой северный канал.
   – Мне следовало догадаться, – сказал Леоф. – Естественно, я слышал про каналы. Я знал, что Новые земли расположены ниже уровня моря. Только… мне казалось, что я еще до них не добрался. А еще я думал, что они будут… ну, я сразу пойму, что это такое.
   Он посмотрел на своего спутника.
   – А вас это не пугает?
   Сэр Артвейр кивнул.
   – Да, немного. Однако это чудо – и хорошая защита от вторжения.
   – В каком смысле?
   – Мы всегда можем пустить воду, и армии, идущей на Эслен, придется добираться до него вплавь. Сам Эслен высоко, на сухой земле.
   – Как же люди, которые здесь живут?
   – Мы сначала им скажем. Поверь мне, все знают дорогу к ближайшему убежищу.
   – А так уже делали?
   – Да. Четыре раза.
   – И армии удалось остановить?
   – Три из них. Четвертую вел Отважный, и его потомки сейчас сидят на троне в Эслене.
   – Кстати… насчет короля… – начал Леоф.
   – Ты хочешь знать, остался ли еще кто-нибудь, кому можно петь за кусок хлеба?
   – Это меня не слишком занимает, – признался Леоф. – Но, похоже, я пропустил кучу новостей, пока находился в пути. Я даже не уверен, какой сегодня день.
   – Темносенал. Завтра первый день новмена.
   – Значит, я был в пути дольше, чем думал. Я выехал в сефтмене.
   – Как раз тогда и убили короля.
   – С вашей стороны было бы крайне любезно… – начал было Леоф, но осекся. – Не могли бы вы мне рассказать, что произошло с королем Уильямом?
   – Конечно. На него напали наемные убийцы, когда он был на охоте. Закололи и короля, и всех, кто был с ним.