Киз Грегори. Мертвый принц

Грегори Киз
Мертвый принц

   Посвящается Элизабет Вега

Пролог

   Had laybyd hw loygwn eyl
   Nhag Heybeywr, ayg nhoygwr niwoyd
   Лес разговаривает на многих языках.
   Слушай внимательно, но никогда не отвечай.

Пословица племени Ньюд ни Вад, которую часто повторяют детям в качестве предупреждения

   – Я слышу шум, – прошептал Мартин, натянув поводья своего серого в яблоках коня. – Какой-то неестественный звук…
   Пронзительно-голубые глаза монаха, казалось, пытались пробуравить толстые стволы дубов и скалистые холмы Королевского леса. По тому, как он расправил плечи под кроваво-красной рясой, Эхок видел, что все его мышцы напряжены.
   – Еще бы! – весело отозвался сэр Онье. – Этот лес чешет языком, точно обезумевшая от любви красотка.
   Однако, несмотря на легкомысленность тона, когда сэр Онье повернулся к Эхоку, взгляд черных глаз старого рыцаря был серьезен. Лицо его – треугольное, с мягкими чертами и лучиками морщинок, прорезавшимися к пятидесяти годам в уголках его смешливых глаз, – неизменно вызывало у Эхока удивление, поскольку не слишком-то подходило человеку, заслужившему репутацию свирепого воина.
   – А ты что скажешь, приятель? – спросил Онье.
   – Как я мог заметить, – начал Эхок, – от ушей брата Мартина не укроется и вздох змеи за холмом. Мой же слух не отличается такой остротой, и, если верить ему, сейчас в лесу очень тихо. Но должен сказать, сэр, что как раз это-то и странно. Даже птицы умолкли.
   – Во имя яиц святого Рустера, – фыркнул Онье, – о чем ты? Какая-то пичуга так голосит, что я не слышу собственного голоса!
   – Да, сэр, – ответил Эхок. – Но это этечакичук, а они…
   – Говори на королевском языке, парень, или на алманнийском! – рявкнул угрюмый мужчина, одетый в такую же рясу, что и Мартин. – Нечего трещать на своем варварском наречии.
   Его звали Гаврел, и он был одним из пяти монахов, путешествующих с отрядом. Лицо его было сморщенным и потемневшим, будто его вырезали из яблока и оставили сохнуть. Эхоку он не слишком нравился.
   – Сами следите за своим языком, брат Гаврел, – добродушно пожурил монаха сэр Онье. – Это ведь я разговариваю с нашим юным проводником, а не вы.
   Гаврел мрачно сощурился, но счел за лучшее не препираться с рыцарем.
   – Так что ты там говорил про птиц, Эхок? – спросил сэр Онье.
   – Кажется, вы называете их черными дятлами. Они вообще ничего не боятся.
   – Понятно. – Онье нахмурился. – Тогда давайте помолчим, пусть брат Мартин хорошенько прислушается.
   Эхок послушно умолк и тоже напряг слух. Однако лес и впрямь был как никогда молчалив, и эта тишина пугала, сжимая сердце ледяной рукой страха. Это было так странно…
   Но ведь и времена стояли странные. Не прошло и двух недель с той ночи, когда лунный серп окрасился багрянцем, что было воистину зловещим предзнаменованием, и ветер принес пение диковинного рога. И рог этот услышали не только в деревне Эхока, но и повсюду. Старые предсказательницы принялись твердить о скором конце света, и все привычнее становились слухи о страшных чудовищах, которые бродят по Королевскому лесу, убивая всех на своем пути.
   А потом с запада пришли эти люди, рыцарь церкви в роскошных доспехах и пять воинов-монахов ордена Святого Мамреса. Они появились в деревне четыре дня назад и попросили дать им местного проводника. Старейшины выбрали Эхока, и неспроста. Хотя ему только-только исполнилось семнадцать, Эхок был превосходным охотником и следопытом, в этих делах среди односельчан ему не было равных. Их деревня стояла у подножия Заячьих гор, и путешественники редко забирались в такую глушь. Поэтому Эхок с радостью согласился стать проводником для пришлых монахов – когда еще выпадет возможность разузнать, что творится в далеких землях.
   И надежды его оправдались. Сэр Онье де Лойнгвель с удовольствием повествовал о своих приключениях. Где он только не бывал! Монахи же все больше помалкивали и немного пугали Эхока – все, кроме Гаврела, который тоже его пугал, но редко помалкивал, и Мартина. Последний был человеком добрым – на свой грубоватый манер. Он не любил распространяться о себе, но, когда из него все же удавалось вытянуть несколько скупых фраз о его жизни и обучении, это всегда было интересно.
   Однако один вопрос Эхока так и остался без ответа: что ищут эти люди? Порой ему казалось, что они и сами этого не знают.
   Сэр Онье снял шлем и засунул под мышку. Заблудившийся луч солнца заиграл на стальном нагруднике, когда рыцарь наклонился, чтобы успокаивающе похлопать по шее лошадь. Затем он вновь серьезно посмотрел на Мартина.
   – Ну как, брат? Что нашептали тебе святые?
   – Думаю, святые тут ни при чем, – ответил монах. – Я слышу шорох, много людей идет по траве, но они пыхтят, как собаки. И издают необычные звуки. – Он повернулся к Эхоку. – Кто живет в этих краях?
   Юноша задумался.
   – В холмах есть деревни племени Дат аг Пэй. Самая ближняя – Агдон, по ту сторону этой долины.
   – Это воинственное племя? – спросил Мартин.
   – Да нет вообще-то. Тамошние жители – земледельцы и охотники, как и мои односельчане.
   – А звуки приближаются? – спросил сэр Онье.
   – Нет, – ответил Мартин.
   – Хорошо. В таком случае заедем в деревню и расспросим местных жителей.
   – Да, смотреть тут не на что, – заметил сэр Онье, когда они добрались до Агдона.
   Времени на дорогу ушло немного, вдвое меньше, чем промежуток, который отмеряет колокол.
   На взгляд Эхока, Агдон не слишком отличался от его родной деревни – несколько деревянных домиков, сгрудившихся вокруг площади, да длинное, поднятое на столбах здание, где жил староста.
   Единственное различие заключалось в том, что в его родной деревне кипела жизнь: люди спешили по своим делам, в дорожной пыли копошились куры, ворочались свиньи. Агдон же оказался пустым, как обещание сефри.
   – А где все? – спросил сэр Онье. – Эй! Есть тут кто-нибудь?
   Ответом ему была гнетущая тишина.
   – Взгляните сюда, – позвал Мартин. – Они пытались построить укрепления.
   Эхок увидел частокол из свежесрубленных молодых деревьев, рядом лежали еще колья, которые почему-то так и не пошли в дело.
   – Держите ухо востро, ребята, – тихо проговорил сэр Онье. – Давайте посмотрим, что случилось с жителями деревни.
   Но они ничего не нашли. Ни тел, ни следов драки. Эхок наткнулся на медный чайник с обожженным дном. Его оставили на костре без присмотра, и вода выкипела.
   – Такое впечатление, будто они все разом взяли и ушли, – сказал он Мартину.
   – Угу, – проворчал монах. – И очень спешили, раз ничего не прихватили с собой.
   – Они чего-то испугались, – добавил Эхок. – Венки из омелы на дверях – это чтобы отвратить зло.
   – Да и этот недостроенный частокол к тому же… – проговорил сэр Онье. – Прайфек был прав. Здесь творится что-то неладное. Сначала сефри ушли из леса, а теперь и селяне. – Он покачал головой. – По коням! Мы едем дальше. Боюсь, наша миссия стала еще более спешной.
   Они покинули Агдон, галопом пересекли плоскогорье, оставив позади могучие железные дубы, и въехали в заросли орешника, амбровых деревьев и витаэков.
   Все та же пугающая тишина царила вокруг, и лошади явно нервничали. Брат Мартин едва заметно хмурился.
   – Давай сюда, приятель, – обернувшись, позвал Эхока сэр Онье.
   Юноша послушно пришпорил свою кобылку мышастой масти и догнал рыцаря.
   – Что, сэр Онье?
   – Хочешь дослушать историю до конца?
   – Да, сэр, конечно!
   – Итак, мы остановились на том, как я плыл на борту корабля?
   – Да, сэр. На «Печальной вести».
   – Точно. Мы только что прорвали блокаду у Рейскеля и разметали в щепки то, что оставалось от флота жакиенских пиратов. Наш корабль был сильно потрепан в боях, как, впрочем, и многие другие суда, так что в Рейскеле собралась целая очередь на ремонт. Погода стояла прекрасная, и мы решили, что сумеем добраться до Копенвиса, где в сухих доках обычно стоит поменьше кораблей. – Он покачал головой. – Но удача отвернулась от нас, и туда мы не попали. Начался шторм, и только благодаря заступничеству святого Лира мы оказались возле никому не известного маленького островка, где-то неподалеку от островов Печали. Мы доплыли до берега на лодке и принесли благодарственные молитвы и подношения святому Лиру и святому Вриенту, а затем отправили разведчиков на поиски местных жителей.
   – Вы нашли кого-нибудь?
   – В некотором смысле. Половина пиратского флота разбила лагерь на подветренной стороне острова.
   – О, значит, вы попали в беду!
   – Да уж. Нашему кораблю крепко досталось, и уплыть мы не могли. Спрятать его не представлялось возможным. Нас довольно скоро обнаружили.
   – И что вы сделали?
   – Я отправился в лагерь пиратов и вызвал их главаря на дуэль чести.
   – Неужели он принял вызов?
   – Ему пришлось. Пиратские капитаны не могут позволить себе выглядеть слабаками в глазах приспешников, иначе за ними никто не пойдет. Если бы он отказался, на следующий день ему бы пришлось драться с десятью претендентами на звание вожака шайки. А я раз и навсегда освободил его от этих забот, прикончив негодяя.
   – И что было потом?
   – Я бросил вызов его первому помощнику. А затем следующему по старшинству, и так далее.
   – И всех убили? – ухмыльнувшись, спросил Эхок.
   – Нет. Пока я с ними сражался, мои люди захватили один из их кораблей и уплыли.
   – Без вас?
   – Да. Я им приказал.
   – И что дальше?
   – Когда пираты обнаружили, что случилось, они, разумеется, взяли меня в плен, и дуэли прекратились. Но я сумел их убедить в том, что церковь заплатит за меня выкуп, и потому они вполне прилично со мной обращались.
   – А церковь заплатила?
   – Может, и заплатила бы – только я не стал это выяснять. При первой же возможности я сбежал.
   – Расскажите! – взмолился Эхок. Рыцарь кивнул:
   – Всему свое время, дружок. Теперь твоя очередь. Ты здесь вырос. Старейшины твоей деревни наверняка толкуют про греффинов, мантикор и прочих диковинных чудовищ, объявившихся вдруг повсюду после тысячелетнего отсутствия. Что ты сам об этом думаешь, Эхок? Ты им веришь?
   Прежде чем ответить, Эхок взвесил каждое слово.
   – Я встречал необычные следы, а порой до меня долетали странные запахи. Мой кузен Оуэл видел зверя, похожего на льва, но с головой орла и чешуей по всему телу. Оуэл никогда не врет, к тому же он не робкого десятка и не из тех, кому чудится всякая небывальщина.
   – Значит, ты веришь в эти истории?
   – Угу.
   – А откуда пришли чудовища?
   – Говорят, они спали… ну, как медведи спят всю зиму в берлоге, а цикады – семнадцать лет под землей, прежде чем вылезти на поверхность.
   – А как ты думаешь, почему они сейчас проснулись?
   Эхок снова помедлил, подбирая слова.
   – Смелее, парень, – мягко подбодрил его рыцарь. – Я знаю, ваши старейшины не очень-то распространяются об этом, должно быть, опасаются, что их назовут еретиками. Если ты тоже боишься этого, можешь быть со мной откровенен. Нас окружают таинственные деяния святых, и без наставлений церкви людей иногда посещают странные мысли. Но ты здесь живешь и знаешь то, чего не знаю я. Всякие там истории, старинные баллады…
   – Да уж, – с несчастным видом подтвердил Эхок и покосился на Гаврела, спрашивая себя, не обладает ли и тот более тонким слухом, чем обычный человек.
   Сэр Онье заметил его взгляд.
   – Этой экспедицией руковожу я, – сказал он все так же тихо. – Даю слово рыцаря, что тебе ничто не грозит. Итак, что говорят старухи в деревнях? Отчего в лесных дебрях стала шнырять нечисть?
   – Они говорят, это все Эттороум, Король Лишайников, – нехотя ответил Эхок. – Он проснулся, когда взошла кровавая луна. Это было предсказано в старых пророчествах. А жуткие твари – его слуги.
   – Расскажи мне про Короля Лишайников.
   – Ну… это всего лишь старые сказки, сэр Онье.
   – Все равно расскажи. Прошу тебя.
   – Говорят, с виду он похож на человека, но сотворен из того, что растет в лесу. А еще у него рога, как у лося. – Эхок открыто взглянул рыцарю в глаза. – И будто бы он жил здесь еще до святых, вообще до чего бы то ни было, когда весь мир был одним бескрайним лесом.
   Сэр Онье кивнул, как если бы рассказ Эхока подтвердил то, что ему и так было известно.
   – А отчего он пробудился? – спросил рыцарь. – И что будет делать? Что об этом говорится в пророчествах?
   – Этот лес принадлежит ему, – ответил Эхок. – И только ему самому известно, что он станет делать. Но, говорят, когда Эттороум проснется, лес обратится против тех, кто причинял ему вред. – Он отвернулся и посмотрел в сторону. – Вот почему ушли сефри. Они боятся, что он нас всех убьет.
   – А ты боишься?
   – Не знаю. Только…
   Он замолчал, не зная, как выразить свою догадку.
   – Продолжай.
   – У меня был дядя. Он вдруг заболел. С виду он казался вполне здоровым – ни болячек, ни открытых ран, ни даже лихорадки, – но шли месяцы, а он все слабел и слабел, глаза у него стали тусклыми, кожа побледнела. Он умирал очень медленно, и только в самом конце мы поняли, что он от нас уходит. Почувствовали запах смерти.
   – Прими мои соболезнования.
   Эхок пожал плечами.
   – Лес… Мне кажется, он умирает точно так же.
   – С чего ты взял?
   – Я чувствую запах.
   – Понятно.
   Несколько минут, пока рыцарь обдумывал услышанное, они ехали молча.
   – А этот Король Лишайников, – наконец произнес сэр Онье, – ты когда-нибудь слышал, чтобы его называли Терновым королем?
   – Его так называют усттиши, сэр Онье.
   Сэр Онье вздохнул и, казалось, вдруг разом постарел.
   – Так я и думал.
   – Значит, вот кого вы ищете в лесу, сэр? Тернового короля?
   – Да.
   – Тогда…
   Но Эхока неожиданно перебил Мартин:
   – Сэр Онье?
   Между сосредоточенно сдвинутых бровей монаха пролегла глубокая складка.
   – Да, брат?
   – Я снова их слышу.
   – Где?
   – Повсюду. Теперь со всех сторон. Они приближаются.
   – Что это, Мартин? С чем нам предстоит иметь дело? С прислужниками Тернового короля?
   – Не могу сказать, сэр Онье. Знаю только, что мы окружены.
   – Эхок?
   – Нет, сэр. Я ничего не слышу.
   Впрочем, вскоре шум услышали все. Лес вокруг них наполнился шорохами и шелестом, деревья словно бы ожили и теснее обступили маленький отряд. Лошади, даже Эйрис, боевой конь сэра Онье, испуганно заржали.
   – Приготовьтесь, парни, – прошептал сэр Онье.
   И только тогда Эхок заметил врагов – почти неразличимые тени в густых кронах. Они ворчали и рычали, как дикие звери, мяукали и каркали, но это были люди, некоторые вовсе без одежды, другие – в необработанных шкурах.
   Сэр Онье пришпорил коня, знаком приказав остальным последовать его примеру, и вскинул тяжелое ясеневое копье. Впереди на тропе их поджидали несколько человек.
   Сердце отчаянно заколотилось у Эхока в груди, когда они подъехали ближе. Их оказалось семеро, мужчин и женщин, с ног до головы исцарапанных и покрытых синяками. Они стояли, в чем мать родила – все, кроме одного. На его плечи, словно плащ, была наброшена львиная шкура, а голову украшали развесистые оленьи рога.
   – Эттороум! – выдохнул Эхок.
   От страха он не чувствовал ног, сжавших коленями бока лошади.
   – Нет, – сказал Мартин. – Это человек. А рога приделаны к шапке.
   Эхок пытался совладать с туманящим разум ужасом. Он видел, что Мартин прав. Но это ровно ничего не значило. Эттороум – колдун. Он может принять любое обличье.
   – Ты уверен? – спросил сэр Онье у Мартина. Должно быть, рыцарь испытывал те же сомнения, что и Эхок.
   – Он пахнет, как человек, – ответил монах.
   – Они повсюду, – пробормотал Гаврел, который вертел головой из стороны в сторону, вглядываясь в лесную чащобу.
   Три других монаха натянули тетивы луков и рассредоточились, чтобы защитить отряд со всех сторон.
   Мартин поравнялся с Эхоком и тихо проговорил:
   – Держись возле меня.
   – Эхок, дружище, – обратился к юноше сэр Онье, – а это не могут быть жители деревни?
   Эхок вгляделся в лица людей, стоявших за спиной предводителя в рогатом головном уборе. Волосы у них у всех были грязные и спутанные, а глаза – мутные, как у мертвецки пьяных или зачарованных.
   – Может быть, – проговорил он, – но они в таком виде, что поручиться я не могу.
   Сэр Онье кивнул и остановил своего скакуна в десяти ярдах от странных людей. Неожиданно наступила такая тишина, что Эхок услышал, как ветер колышет верхушки деревьев.
   – Я сэр Онье де Лойнгвель, – выкрикнул рыцарь зычным голосом, – посланник церкви, выполняющий ее святую волю. С кем имею честь?
   Рогатый ухмыльнулся и поднял руки. Всадники увидели, что он сжимает в кулаках извивающихся змей.
   – Посмотрите в глаза этим людям, – мрачно сказал Гаврел, обнажая меч. – Они безумны.
   – Остановитесь, – приказал сэр Онье и, оперевшись рукой о луку седла, наклонился вперед. – Умно, – громко произнес он, обращаясь к рогачу. – Другой на твоем месте назвался бы или произнес какое-нибудь ничего не значащее приветствие. Но не ты – ты слишком умен для этого, рогоносец. Взамен ты потрясаешь перед моим носом змеями. Очень изобретательно, должен заметить. Блестяще. Я с нетерпением жду следующего остроумного выступления.
   Обладатель оленьих рогов лишь моргнул в ответ, словно слова сэра Онье были не более чем каплями дождя.
   – Вы не в себе, верно? – спросил рыцарь.
   На сей раз его собеседник запрокинул голову к небесам, раскрыл рот и завыл.
   И тут запели тетивы сразу трех луков. Обернувшись на звук, Эхок увидел, как три монаха одновременно выстрелили в сторону леса. Обнаженные и полуобнаженные существа, до сей поры смирно сидевшие на деревьях, неожиданно перешли в наступление. Вот одно из них упало, сраженное стрелой в шею. Это оказалась женщина. Должно быть, когда-то она была миловидной. Умирая, она билась на земле, точно раненый олень.
   – Прикрой меня, брат Гаврел, – попросил сэр Онье и направил свое копье на тех, кто перекрыл отряду путь.
   Как и их соплеменники на деревьях, стоявшие на тропе были безоружны, и сэр Онье не сомневался, что вид рыцаря в доспехах их отпугнет. Однако он ошибался. Одна из женщин вдруг бросилась вперед, прямо на его копье. Сила удара была столь страшна, что наконечник проткнул ее насквозь и вышел из спины. И все же безумная упрямо вцепилась в древко, как будто надеялась, подтянувшись по нему, добраться до своего убийцы.
   Сэр Онье выругался и обнажил меч. Он зарубил одного мужчину, бросившегося на него, затем другого, но из леса появлялись все новые и новые обезумевшие враги. Три монаха продолжали выпускать стрелы с быстротой, казавшейся Эхоку немыслимой, и всякий раз попадали в цель. Вскоре по сторонам тропы образовались курганы мертвых тел.
   Мартин, Гаврел и сэр Онье, орудовавшие мечами, поменялись местами с лучниками, прикрыв их, чтобы тем удобнее было стрелять. Эхок оказался в самом центре круга. Опомнившись, он запоздало вскинул собственный лук и наложил на тетиву стрелу, но вокруг царил такой хаос, что он растерялся и не сразу смог найти себе мишень.
   Врагов было не счесть, но все они были безоружны.
   А потом кто-то из полуголых людей, похоже, вспомнил, как надо бросать камни. Первый булыжник отскочил от шлема сэра Онье, не причинив никакого вреда, но вскоре на всадников обрушился целый град снарядов. Безумцы между тем тоненько заскулили – то ли пытались петь без слов, то ли оплакивали павших. Поскуливание то стихало, то набирало силу, точно крик козодоя.
   Брошенный кем-то камень угодил в лоб брату Алваэру, монах покачнулся, из раны хлынула кровь. Ослепленный, он поднял руку, чтобы протереть глаза, и какой-то полуголый здоровяк воспользовался этим мгновением, чтобы силой стащить его с коня, увлекая в штормовое море неистовых лиц.
   Разумеется, Эхок никогда не видел моря, но представлял его себе по живописным рассказам сэра Онье – как озеро с бушующими волнами. Алваэр был похож на тонущего. Он вырвался было на поверхность, но его снова увлекло вниз. Монах вынырнул еще раз, довольно далеко и весь в крови. Эхоку показалось, что он лишился глаза.
   Потом он в последний раз пробился к поверхности – и исчез навсегда.
   Тем временем остальные монахи и сэр Онье продолжали рубить врагов, но горы тел вокруг них выросли настолько, что лошади уже не могли двинуться. Следующим погиб Гаврел – его затерли в толпе и разорвали на части.
   – Они нас одолеют! – крикнул сэр Онье. – Нужно прорываться.
   Он пришпорил Эйриса и стал продвигаться вперед, его меч подымался и опускался, обрубая тянущиеся к нему руки. Лошадка Эхока дико ржала и вертелась на месте. Неожиданно к юноше подскочил один из дикарей и вцепился ему в ногу грязными острыми ногтями. Закричав от боли, Эхок выронил лук и схватился за кинжал. Он ударил и больше почувствовал, чем увидел, как лезвие вошло в чужую плоть. Однако его противник, не обращая внимания на рану, подпрыгнул и, схватив за руку, принялся с пугающей силой стаскивать юношу с лошади.
   В следующее мгновение рядом оказался Мартин, и голова врага покатилась по земле. Эхок с каким-то отстраненным любопытством проводил ее взглядом.
   Оглянувшись, он увидел, как упал сэр Онье – три человека повисли на его руке с мечом, а двое других тянули рыцаря, стаскивая с коня. С губ сэра Онье сорвался страдальческий крик. Монахи отчаянно пытались прорваться к нему, двигаясь невероятно стремительно и атакуя, казалось, во всех направлениях одновременно. Они не успели.
   Камень ударил Эхока в плечо; еще несколько попали в Мартина, причем один из них ударил ему в голову. Монах покачнулся, но сумел удержаться в седле.
   – Следуй за мной, – приказал он Эхоку, – и не отставай.
   Мартин быстро развернул лошадь и помчался прочь от тропы и своих товарищей. Совершенно растерявшись, Эхок и не подумал ослушаться. Меч Мартина двигался столь молниеносно, что глаз не успевал за ним уследить. Монах выбрал направление, где нападавших было меньше всего, и стал прорубать дорогу туда, где за полем боя протекал широкий ручей.
   Они влетели в воду, их кони погрузились по грудь и поплыли. Противоположный берег был довольно пологим, и, выбравшись на сушу, кони смогли одолеть подъем.
   Оглянувшись, Эхок увидел, что часть врагов последовала за ними.
   Мартин схватил Эхока за плечо.
   – Прайфек должен узнать о том, что здесь произошло. Ты меня понял? Прайфек Хесперо, в Эслене. Я знаю, что прошу многого, но поклянись, что ты это сделаешь.
   – Эслен? Но я не могу… Он слишком далеко, и я не знаю дороги.
   – Ты должен. Должен, Эхок. Считай, что это последняя просьба умирающего.
   Несколько преследователей уже с плеском вошли в воду и неуклюже поплыли к их берегу.
   – Пожалуйста, поедем вместе! – взмолился Эхок. – Одному мне ни за что не добраться в столицу!
   – Я тебя догоню, если смогу. Но я должен задержать их здесь, а ты скачи во весь дух. Вот… – Монах снял с пояса кошелек и сунул Эхоку в руку: – Здесь деньги, хотя и не слишком много. Трать их разумно. Еще внутри лежит письмо с печатью. Оно поможет тебе получить аудиенцию у прайфека. Расскажи ему о том, что мы здесь встретили. И не подведи нас. Теперь – пошел!!!
   И Мартин повернулся к безумцам, которые выбирались на берег. Он разрубил череп одного, точно дыню, встал поудобнее и приготовился встретить следующего врага.
   – Уходи! – крикнул Мартин, не оглядываясь. – Иначе получится, что мы все погибли зря.
   В голове Эхока словно что-то щелкнуло, и он пришпорил свою лошадку. Он скакал до тех пор, пока она не начала спотыкаться от усталости. Но даже и тогда он не остановился и продолжал подгонять несчастное животное. От безудержных рыданий у него ныло в груди. А потом на небе появились звезды.
   Эхок двигался на запад, потому что знал – где-то там находится Эслен.

Часть I
Дни Мрака
2223 год Эверона, месяц новмен

   Последний день отавмена – это день святого Темноса.
   Первые шесть дней новмена – это, в свою очередь, дни святой Дан, святого Андера, святого Шейда, святой Мефитис, святого Гавриэля и святого Халакина. Вместе они составляют Дни Мрака, когда Мир Живых встречается с Миром Мертвых.

Из «Альманаха Огпиа Мантео»

   Он долгий год по ней скорбел,
   И дух восстал из тьмы морской:
   «Чего ты хочешь от меня,
   Что вечный сон тревожишь мой?»
   «Один лишь только поцелуй,
   Мой свет, прошу я твой
   И перестану навсегда
   Тревожить твой покой».
   «В моем дыханье – лед морской
   И соль, любовь моя,
   Коснись моих холодных губ —
   Не проживешь и дня…»

Отрывок из «Утонувшей возлюбленной», народной песни Виргенъи

   Проклятье обречет его на жизнь, и разрушение восстанет к жизни.

Перевод из «Тафлес Тацеис», или «Книги шепотов»

Глава 1
Ночь

   Нейл МекВрен скакал рядом со своей королевой по темной улице города мертвых. Дробь лошадиных копыт заглушал стук града, разбивающегося о свинцовую мостовую. Ветер бушевал, словно разъяренный дракон, он свивался в туманные кольца и хлестал мокрым хвостом, будто плетью. Духи умерших беспокойно зашевелились, и в груди Нейла, глубоко под полированным доспехом, под покрытой мурашками кожей и грудной клеткой свила себе гнездо тревога.
   Причиной тому были вовсе не ветер и ледяной дождь. Нейл родился на острове Скерн, где мороз, море и тучи – все едино, где лед и боль – это жизнь. Мертвых он тоже не опасался.