Клэнси Том. Слово президента

   Джек кивнул, размышляя, прав ли Арни, и пытаясь понять, почему замечание ван Дамма вызвало у него такую ярость. И снова он задумался, насколько он прав. Арни — сложный человек. В прошлом он был преподавателем, и в душе им же и остается, а потому, как это обычно случается со многими педагогами, время от времени он будет лгать, чтобы слушатели принимали это за жесткие примеры какой-то более глубокой правды.
   В коридоре появился Дон Рассел, который вел за руку Кэтлин. В волосы ее была вплетена красная лента. Увидев мать, девочка вырвалась и подбежала к ней.
   — Посмотри, какой бант сделал мне дядя Дон! — восторженно закричала она. По крайней мере один агент личной охраны стал уже членом семьи.
   — Вам следовало бы отвести их всех в туалет прямо здесь, миссис Райан. На этаже, предназначенном для государственных приемов, нет туалетов.
   — Ни одного?
   — Ни одного, мэм, — покачал головой Рассел. — Когда строили Белый дом, об этом, по-видимому, просто забыли.
   Кэролайн Райан схватила двух младших за руки и увела их, исполняя свой материнский долг. Через пару минут они вернулись.
   — Хотите, я отнесу ее вниз на руках, мэм? — спросил Рассел с добродушной улыбкой. — На высоких каблуках спускаться по лестнице довольно неловко. Внизу я передам ее вам.
   — Да, конечно. — Все направились к лестнице, и Андреа Прайс включила портативную рацию.
   — "Фехтовальщик" и сопровождающие его лица спускаются с жилого этажа на этаж для приемов, — произнесла она.
   — Понял, — ответил агент снизу.
   Они услышали шум еще до того, как достигли последнего поворота мраморной лестницы. Рассел опустил Кэтлин Райан на пол рядом с матерью. Агенты Секретной службы исчезли, словно растворились в воздухе, когда Райаны, Первая семья, вошли в Восточный зал.
   — Дамы и господа, — громко объявил мажордом, — президент Соединенных Штатов, доктор Райан, со своей семьей.
   Головы присутствующих повернулись в их сторону. Послышались непродолжительные аплодисменты, которые быстро стихли, но взгляды остались. Они кажутся достаточно дружелюбными, подумал Райан, хорошо зная, что далеко не все. Они с Кэти отошли чуть влево, и образовалась очередь лиц, которых им стали представлять.
   Главы государств подходили главным образом по одному, хотя некоторые приехали с женами. Сотрудница протокольного отдела, стоя слева от Райана, шептала ему на ухо имена каждого из подходящих, и он не мог скрыть удивления, каким образом она узнает всех с первого взгляда. Процессия людей, подходивших к нему, вовсе не была такой беспорядочной, как это могло показаться. Послы стран, главы которых не приехали на похороны, стояли поодаль со стаканами «перрье» с лимоном, но и они не могли скрыть профессионального любопытства, поглядывая на нового президента и на то, как он приветствует подходящих к нему мужчин и женщин.
   — Премьер-министр Бельгии, мсье Арно, — прошептала сотрудница протокольного отдела. Фотограф Белого дома быстро щелкал камерой, стараясь запечатлеть каждую официальную встречу. Две телевизионные камеры делали то же самое, хотя и намного тише.
   — Ваша телеграмма была весьма любезной, господин премьер-министр, и она прибыла в такой нужный момент, — сказал Райан, надеясь, что его слова звучат достаточно убедительно и что Арно читал ее — ну, конечно же, читал, уж наверняка не писал.
   — Ваше обращение к детям было таким трогательным. Я уверен, что все остальные придерживаются такой же точки зрения, — ответил премьер-министр, пожимая руку Райана, стараясь оценить ее силу и твердость, глубоко заглядывая в глаза президента и испытывая удовольствие от искусно скрытой лживости своего приветствия. Все-таки он действительно прочитал телеграмму, признал ее текст удовлетворительным и был доволен, услышав реакцию Райана на нее. Бельгия относилась к числу союзников, и начальник службы военной разведки тщательно проинструктировал Арно перед отъездом. Генерал несколько раз встречался с Райаном на конференциях НАТО, и ему всегда нравилась американская оценка намерений советской стороны — теперь русской. Смысл брифинга, проведенного начальником службы военной разведки сводился к тому, что о Райане трудно что-то сказать как о государственном деятеле, но это умный и способный аналитик. Теперь у Арно сложилась собственная точка зрения — по чистой случайности у первого в длинной веренице глав государств, — ему достаточно было соприкосновения рук и внимательного взгляда, которые дополнил многолетний опыт. Затем он перешел к Кэролайн.
   — Доктор Райан, я весьма наслышан о вас. — Он поцеловал ей руку, как это принято в Европе. Ему никто не сказал, как привлекательна первая леди и как изящны ее руки. Ну что ж, ведь она хирург, не правда ли? Для нее все это внове, она чувствует себя не в своей тарелке, но старается справиться с собой.
   — Спасибо, господин премьер-министр, — ответила Кэти, услышав от своей сотрудницы протокольного отдела, стоящей сзади, кто этот джентльмен. То, как он поцеловал ей руку, подумала она, кажется излишне театральным.., но все-таки приятно.
   — Ваши дети — настоящие ангелочки.
   — Благодарю вас, мне приятно это слышать. — Затем он отошел от нее, уступив место президенту Мексики.
   Пятнадцать телевизионных камер перемещались по залу в сопровождении пятнадцати репортеров, потому что это была рабочая встреча президента. От рояля в отдаленном углу зала доносилась легкая классическая музыка — не совсем та, что по радио называют «легкой», но достаточно близкая к ней.
   — Вы давно знакомы с президентом? — Задал вопрос премьер-министр Кении, с удовольствием увидевший в зале темнокожего адмирала.
   — Да, мы познакомились несколько лет назад, сэр, — ответил Робби Джексон.
   — Робби! Извините меня, адмирал Джексон, — поправился принц Уэльский.
   — Здравствуйте, капитан. — Джексон тепло пожал ему руку. — Давно не встречались, сэр.
   — Вы знакомы — ах да, конечно! — понял кениец. Тут он увидел своего коллегу из Танзании и направился к нему, чтобы поговорить о делах, оставив двух знакомых наедине.
   — Как у него дела — в действительности, я хочу сказать? — спросил принц, смутно опечалив Джексона. У этого человека тоже поручение. Он послан сюда как друг, но выполняет — Робби знал это — политическое задание. После возвращения в посольство Ее Величества он продиктует отчет о встрече. Этим он выполнит деловое поручение. С другой стороны, задан вопрос, и Джексон должен ответить на него. Однажды жаркой штормовой ночью они трое недолго «служили» вместе, воюя бок о бок.
   — Пару дней назад он провел короткую встречу с исполняющими обязанности начальников штабов. Завтра состоится рабочая встреча. С Джеком все будет в порядке, — решил ответить глава J-3, Оперативного управления Объединенного комитета начальников штабов. Джексон постарался, чтобы его ответ прозвучал как можно убедительней. У него не было иного выбора. Теперь Джек стал верховным главнокомандующим и лояльность Джексона по отношению к нему стала делом чести и закона, а не просто человечности.
   — А ваша жена? — Он посмотрел на Сисси Джексон, беседующую с Салли Райан.
   — Все еще пианистка номер два в Национальном симфоническом оркестре.
   — А кто номер один?
   — Димитри Миклос. У него руки побольше, — объяснил Джексон. Он решил, что с его стороны будет невежливым задавать вопросы о семье принца Уэльского.
   — Вы хорошо поработали в Тихом океане.
   — Это верно. К счастью, нам не пришлось убивать слишком много людей. — Джексон посмотрел своему другу — почти другу — прямо в глаза. — Иначе происходящее перестало бы быть забавой. Вы понимаете меня?
   — Он сможет справиться со своей работой, Робби? Вы ведь знаете его лучше меня.
   — Капитан, он обязан справиться с работой, у него просто нет другого выхода, — ответил Джексон, глядя на своего друга, ставшего теперь верховным главнокомандующим, и помня, как ненавидит Джек такие официальные приемы. Наблюдая за тем, как его новый президент спокойно беседует с подходящими к нему главами государств, адмирал просто не мог не вспомнить прошлое. — Прошло немало времени с тех пор, как он преподавал историю в колледже, Ваше Высочество, — шепотом заметил Джексон.
   Для Кэти Райан главная задача заключалась в том, чтобы поберечь руку. Как ни странно, она была лучше знакома с подобными официальными приемами, чем ее муж. Являясь ведущим хирургом в Офтальмологическом институте Уилмера медицинского центра Хопкинса, она на протяжении ряда лет была вынуждена часто принимать участие в мероприятиях, целью которых было обеспечить финансирование института — по сути дела это было не что иное, как высококлассный вариант попрошайничества, — и Джек пропускал почти все мероприятия такого рода, всякий раз к ее неудовольствию. И вот она снова встречает незнакомых людей, с которыми ей больше никогда не придется увидиться, причем ни один из них не согласится поддержать ее программу научных исследований.
   — Премьер-министр Индии, — послышался тихий голос сотрудницы протокольного отдела.
   — Здравствуйте. — Первая леди приветливо улыбнулась и пожала протянутую руку, которая, к счастью, оказалась тонкой и хрупкой.
   — Должно быть, вы очень гордитесь своим мужем.
   — Я всегда гордилась Джеком. — Кэти Райан была с нею одного роста. Она заметила, премьер-министр Индии щурит глаза за стеклами очков. Наверно, ей следует прописать другие очки, по-видимому, у нее бывают головные боли от того, что она давно не меняла стекла. Странно. В Индии работают весьма квалифицированные офтальмологи. Далеко не все остаются в Америке.
   — И такими прелестными детьми, — добавила премьер-министр.
   — Вы весьма любезны, — механически улыбнулась Кэти, понимая, что это замечание так же легковесно, как облака в небе. Кэти внимательнее посмотрела в глаза женщины и поняла, что индийскому государственному деятелю что-то в ней не нравится. Она считает, что лучше меня. Но почему? Потому что она глава государства, а Кэролайн Райан всего лишь хирург? Неужели что-то изменилась бы, будь она адвокатом? Нет, вряд ли, подумала Кэти. Ее мозг лихорадочно работал, перебирая различные варианты — так случалось, когда в ходе хирургической операции происходило что-то неожиданное и опасное. Нет, дело совсем не в этом. Кэти вспомнила вечер здесь же, в Восточном зале, когда она встретилась с Элизабет Эллиот. Тогда собеседница смотрела на нее с таким же надменным выражением: я лучше тебя из-за того, какую должность занимаю и что делаю «Хирург» — это кодовое название, присвоенное ей Секретной службой, отнюдь не вызвало у нее раздражения — глубоко заглянула в темные глаза гостьи. Нет, здесь что-то другое, более значительное. Кэти отпустила ее руку, когда к ней подошел очередной государственный деятель.
   Премьер-министр отошла в сторону и направилась к официанту, чтобы взять с подноса стакан сока. Обратило бы на себя внимание, поступи она так, как ей действительно хотелось. Она это сделает на следующий день, в Нью-Йорке. А пока она посмотрела на своего коллегу из Китайской народной республики, приподняла свой стакан не больше чем на сантиметр и кивнула, не меняя выражения лица. Никакой улыбки. Достаточно выражения глаз.
   — Это верно, что вас зовут «Фехтовальщиком»? — с лукавой улыбкой спросил принц Али бин Шейк.
   — Да, верно. Меня прозвали так из-за того подарка, который вы мне преподнесли, — ответил Джек. — Благодарю вас за то, что вы прибыли сюда.
   — Нас, мой друг, связывают прочные узы. — Его королевское высочество еще не был главой государства, но из-за болезни своего суверена принимал на себя все больше и больше обязанностей короля по управлению Саудовской Аравией. Сейчас он возглавлял сферу международных отношений и разведывательную службу — первая была создана по образцу Уайтхолла, а последняя — под руководством израильского Моссада, в результате одного из самых необычных и малоизвестных противоречий в той части земного шара, которая отличается взаимозависимым отсутствием логики. В общем Райан был этим доволен. Несмотря на то что ему приходилось заниматься множеством дел, принц Али справлялся с ними.
   — Вы еще не встречались с Кэти? Принц повернул голову.
   — Нет, но я знаком с вашим коллегой, доктором Катцем. Он принимал участие в обучении моего личного офтальмолога. Вашему мужу очень повезло, доктор Райан.
   Почему арабов считают холодными, грубыми с женщинами, лишенными чувства юмора? — спросила себя Кэти. Судя по принцу Али, этого не скажешь. Принц мягко взял ее руку.
   — А-а, вы, должно быть, встретили Берни, когда он ездил к вам в девяносто четвертом году, — заметила Кэти. Институт Уилмера помог создать в Эр-Рияде офтальмологический институт, и Берни провел в Саудовской Аравии пять месяцев, обучая специалистов.
   — Он сделал операцию моему двоюродному брату, пострадавшему в авиационной катастрофе. Теперь брат снова летает. Это ваши дети?
   — Да, Ваше высочество. — Этот политический деятель будет занесен в ее личную картотеку как хороший парень.
   — Вы не будете возражать, если я поговорю с ними?
   — Буду только рада. — Принц кивнул и направился к детям. Кэролайн Райан, повторил про себя принц Али, занося ее в свою собственную картотеку. Обладает высоким интеллектом, весьма проницательна. Гордая женщина. Окажет немалую помощь своему мужу, если он захочет использовать ее для этой цели. Как жаль, подумал принц, что традиции его собственного народа не позволяют шире использовать женщин. Пока он еще не стал королем, может быть, не станет им совсем, но даже если и займет королевский трон, существуют пределы его власти, которые он не сможет преодолеть даже при самых благоприятных обстоятельствах. Его нации предстоит еще такой длительный путь развития, хотя многие забывают о том, как поразительно далеко прыгнуло королевство на протяжении жизни всего двух поколений. И все-таки между ним и Райаном существуют тесные узы дружбы и благодаря этому тесные узы дружбы связывают Америку и королевство. Он направился к детям Райана, но еще до того, как подошел к ним, уже увидел все, что ему требовалось. Дети были несколько ошеломлены происходящим. Младшая дочь освоилась быстрее всех, под зорким взглядом агента Секретной службы она пила лимонад, пока несколько жен дипломатов пытались говорить с нею. Она привыкла, чтобы на нее обращали внимание, как это обычно бывает с маленькими детьми. Мальчик, сын Райана, казался смущенным больше других, но это нормально для парня его возраста, уже не ребенка, но еще не мужчины. Старшая дочь — в документах ее называли Оливией, но отец звал девочку Салли — находилась сейчас в самом трудном возрасте. Принца Али удивило, что детям Райана происходящее внове. Родители явно защищали их от официальной жизни Джека. Несомненно, кое в чем дети избалованы, но на их лицах нет того скучного надменного выражения, которое бывает у других детей их положения. Многое можно узнать о характере мужчины и женщины, глядя на их детей. Через мгновение он склонился над Кэтлин. Сначала девочка была удивлена его странным одеянием — Али боялся мороза и потому выглядел особенно необычно, — но через несколько секунд его теплая улыбка расположила ее к нему, и она потянулась ручонками к его густой бороде, пока Дон Рассел, стоя в метре от них, бдительно следил за нею — словно медведь на страже. Принц Али посмотрел на него, и мужчины обменялись быстрым, понимающим взглядом. Он знал, что и Кэти Райан наблюдает за ними. Существует ли более надежный путь к сердцам родителей, чем подружиться с их детьми? Но в этом было нечто большее, и в своем письменном отчете, адресованном министрам, он предупредит их, чтобы те не судили о Райане по его несколько нескладной речи на похоронах. То, что он не был обычным политическим деятелем, возглавившим страну, совсем не означало, что он не сумеет управлять ею.
   Но некоторые будут делать выводы, исходя из этого выступления.
   И многие из них находились в этом зале.

* * *

   Сестра Жанна-Батиста изо всех сил старалась отмахнуться от своего недомогания, работала до самого заката, несмотря на жаркий день, пыталась терпеть, но вскоре недомогание переросло в настоящую боль. Сначала она полагала, что слабость уйдет сама собой, как это обычно бывает при большинстве заболеваний. Сразу после приезда, в первую же неделю, она заболела малярией и так и не вылечилась от нее до конца. Она и решила, что это очередной приступ малярии, но потом поняла, что ошибается. Лихорадка, которую она отнесла на счет типично жаркого дня в Конго, тоже не объясняла появившиеся симптомы. Сестру удивил охвативший ее страх. Хотя она много ухаживала за больными и утешала их, но так и не поняла, что они испытывают страх. Она знала, что они испуганы, понимала их страхи и отвечала на них молитвой и добротой. А вот теперь впервые в жизни она познала суть страха. Она видела страх в глазах умирающих. Не часто, но видела. Большинство больных не заходило так далеко. А Бенедикт Мкуза дошел до этой стадии, хотя ему от этого мало пользы. Он несомненно умрет к вечеру, сказала ей сестра Мария-Магдалена после утренней мессы. Всего три дня назад она вздохнула бы, утешив себя мыслью, что на небесах появится новый ангел. Но не на этот раз. Теперь она боялась, что ангелов будет два. Сестра Жанна-Батиста оперлась плечом о притолоку. В чем она промахнулась? Она была осторожной медсестрой и не допускала ошибок. Ну что ж, ничего не поделаешь.
   Нужно уйти из палаты. Она так и сделала, направившись по крытому проходу в соседнее здание, прямо в лабораторию. Доктор Моуди сидел, как всегда, на своем месте, увлеченный работой, и не слышал ее шагов. Когда он повернулся, потирая глаза после двадцати минут работы с микроскопом, то с удивлением увидел, что у святой женщины левый рукав закатан выше локтя, резиновая трубка стягивает предплечье, а ниже в вену воткнута игла. Она уже взяла у себя третью пробу — пять кубиков крови, отбросила одноразовую иглу и опытными руками поставила новую, чтобы взять четвертую.
   — В чем дело, сестра?
   — Доктор, мне кажется, что вам нужно сделать анализ этих проб прямо сейчас. Только прошу вас, наденьте стерильные перчатки.
   Моуди подошел к ней и остановился на расстоянии метра, ожидая, когда она вытащит иглу из вены. Он посмотрел на ее лицо и глаза — как и женщины в его родном городе Куме, она одевалась просто и опрятно. Этими монахинями можно во многом восхищаться: всегда приветливые, работают с утра до ночи и преданы своему ложному богу — впрочем, это не совсем так. Они были святыми, их уважал сам пророк, но шиитская ветвь ислама относилась к таким людям с меньшим уважением, чем.., нет, эти мысли он отложит до другого случая. Он видел это в ее глазах, даже более отчетливо, чем распознавали его опытные органы чувств по внешним симптомам, он видел, что она знает.
   — Садитесь, сестра, прошу вас.
   — Нет, я должна...
   — Сестра, — повторил врач более твердо, — теперь вы пациент. Прошу вас поступать так, как вам говорят, хорошо?
   — Доктор, я...
   Его голос смягчился. Нет смысла требовать от нее повиновения, и эта женщина действительно не заслужила такого обращения перед лицом Бога.
   — Сестра, вы проявили столько заботы и преданности к пациентам этой больницы. Прошу вас, позвольте проявить хотя бы часть всего этого по отношению к вам.
   Жанна-Батиста послушалась. Доктор Моуди начал с того, что надел стерильную пару резиновых перчаток. Затем он измерил ее пульс — 88, кровяное давление — 138/90, температуру — 39 градусов. Все показатели выше нормы, первые два из-за третьего, а также от того, о чем она думала. У нее могло быть любое заболевание, от самого тривиального до смертельного, но сестра ухаживала за мальчиком Мкузой, а этот несчастный ребенок умирал. Моуди оставил ее, осторожно взял пробирки с образцами крови и перенес их к своему микроскопу.
   Моуди хотелось быть хирургом. Младший из четырех сыновей, племянников руководителя своей страны, он хотел скорее подрасти, наблюдая за тем, как его старшие братья отправлялись на войну с Ираком. Двое из них погибли, а третий вернулся искалеченным и умер позднее от заражения крови, которое началось от так и не вылеченной руки. Моуди хотел стать хирургом, чтобы спасать жизни воинам Аллаха и дать им еще одну возможность воевать за Его Святое Дело. Но затем это желание изменилось — он узнал об инфекционных заболеваниях, а это тоже способ встать на защиту Святого Дела, и вот теперь, после многих лет, его желание наконец исполняется.
   Через несколько минут он вошел в инфекционную палату. Моуди знал, что существует аура смерти. Может быть, образ ее был следствием воображения, но сам факт, несомненно, существовал. Как только сестра принесла ему образцы крови, он разделил их на две порции, одну пробирку, тщательно упакованную, послал воздушным путем в Центр по контролю за инфекционными болезнями, который находился в Атланте, штат Джорджия, в США — там был и Всемирный центр по анализу редких и опасных инфекций. Вторую пробирку он оставил в холодильнике, ожидая результатов. Центр был, как всегда, предельно оперативен. Несколько часов назад больница получила телекс: лаборатория центра опознала лихорадку Эбола, заирский штамм. Затем последовали подробные инструкции и предупреждения об опасности, которые были совершенно излишними. Вообще-то и диагноз не требовался. В мире мало болезней, убивающих так мучительно, и ни одной, приносящей смерть с такой быстротой.
   Казалось, Бенедикт Мкуза проклят самим Аллахом, но Моуди знал, что это не правда — ведь Аллах милосерден и намеренно не убивает юных и невинных. Вернее было бы сказать, что так предписано судьбой, но это тоже не смягчало горя пациента и его родителей. Они сидели у кровати, одетые в защитные комбинезоны, и наблюдали за тем, как перед ними рушится их мир. Мальчик страдал — точнее сказать, корчился в ужасных муках. Некоторые части его тела уже омертвели и начали распадаться, хотя сердце все еще продолжало гнать кровь по сосудам, а мозг — думать. Единственное, что могло так же воздействовать на человеческое тело, — это огромная доза радиации. Симптомы были поразительно схожи. Внутренние органы сначала отмирали по одному, затем по несколько и наконец все сразу. Мальчик был настолько слаб, что у него прекратилась рвота, зато кровь текла из другого конца желудочного тракта. Одни лишь глаза казались нормальными, хотя кровь сочилась и из глазниц. Темные юные глаза, печальные и не понимающие, что происходит, не догадывающиеся, что жизнь, так недавно начавшаяся, теперь несомненно подходит к концу, ищущие помощи родителей, как они делали это все его восемь коротких лет. В палате страшный запах крови мешался с запахами пота и других телесных выделений, и взгляд на лице мальчика становился все более отдаленным. Лежа прямо здесь, перед ними, он, казалось, исчезал вдали. Доктор Моуди закрыл глаза и прочитал короткую молитву за мальчика, потому что он был всего лишь мальчиком и, хотя не мусульманином, но все-таки верующим, несправедливо лишенным доступа к писаниям Пророка. Аллах был прежде всего милосердным, и наверняка проявит милосердие к этому мальчику, сразу отправив его в рай. И чем быстрее, тем лучше.
   Если аура бывает черной, то в палату влилась черная аура. Смерть окутывала юного пациента все теснее. Болезненные вдохи становились все реже, глаза, обращенные к родителям, замерли, руки и ноги, вздрагивающие в агонии, двигались все медленнее и наконец успокоились.
   Сестра Мария-Магдалена, которая стояла чуть позади между отцом и матерью, положила руку на плечо каждого. Доктор Моуди подошел к пациенту и прижал стетоскоп к его груди. Он услышал шум, бульканье и неясные звуки рвущихся тканей — это некроз разрушал тело. Ужасный процесс распада продолжался. А вот сердце молчало. Доктор передвинул этот давний врачебный инструмент, чтобы окончательно убедиться, и поднял голову.
   — Он умер. Мне очень жаль. — Он мог бы добавить, что такая смерть при лихорадке Эбола оказалась удивительно милосердной — по крайней мере так говорилось в книгах и статьях. Это было первое столкновение Моуди с вирусом, и оно оказалось достаточно ужасным.
   Родители сумели сохранить самообладание. Они знали о неминуемом исходе больше суток — довольно, чтобы примириться с этим, но слишком мало, чтобы избежать потрясения от потери сына. Они уйдут и станут молиться, как это положено.
   Тело Бенедикта Мкузы будет сожжено, и с ним погибнет вирус. Телекс из Атланты говорил об этом совершенно недвусмысленно. Очень жаль.

* * *

   Райан размял пальцы, когда очередь глав государств и дипломатов подошла к концу. Он повернулся к жене, увидел, что она тоже массирует руку, и глубоко вздохнул.
   — Принести тебе что-нибудь? — спросил Джек.
   — Чего-нибудь прохладительного. У меня завтра две операции. — А ведь Секретная служба все еще не разработала удобного способа доставки Кэти в больницу, подумал Райан. — И много подобных церемоний нам придется выносить? — спросила жена.
   — Не знаю, — признался президент, хотя понимал, что график встреч разрабатывается на месяцы вперед и ему придется придерживаться предложенной программы независимо от желания. По мере того как проходил каждый день, его все больше и больше поражало, что находятся люди, которые стремятся занять эту должность, — здесь столько посторонних обязанностей, что на выполнение основных времени едва остается. Однако не исключено, что эти посторонние обязанности и составляют собственно работу.