Страница:
— Позвольте «четвертой власти» подвезти вас.
— Ну, не знаю, — сказал я, но все-таки решил предоставить руль Гарднеру, а самому следить на этот раз за временем. Но вначале нам надо было добраться до места старта нашего эксперимента, — дома де Мариньи на Виктория-стрит. Штурманом был я, указывая Гарднеру дорогу.
На стоянке перед отелем мы увидели «Линкольн».
— Похоже, Нэнси уже дома, — прокомментировал я.
— Может, зайдем поздороваться?
— Многого хотите, — сказал я, зная, что Гарднер захочет взять у нее интервью. — Поехали, пресса.
Когда арендуемый Гарднером «Форд» свернул с Виктория-стрит на оживленную Бэй-стрит, я засек время.
— Де Мариньи вместе с женами пилотов выехал из дома около часа ночи, — сказал я. — Граф говорит, что, высадив их у «Хаббардз», он возвращался домой тем же маршрутом, через Бэй-стрит. Приехав назад, де Мариньи отогнал свою вторую машину, «Шевроле», с дорожки на газон, чтобы поставить «Линкольн» в гараж. Потом он поднялся наверх, в комнаты над гаражом, постучал и поговорил со своим другом, Джорджем де Висделу, предлагая отвезти шестнадцатилетнюю мисс Бетти Робертс, с которой у того было свидание, домой.
— Шестнадцатилетнюю?
— Да, очаровательную блондинку, круче мисс Америки.
Гарднер поглядел на меня, нахмурившись. Сейчас мы медленно ехали по Бэй-стрит вслед за лошадью, везущей повозку с неумолкающим колокольчиком.
— И кто этот де Висделу?
— Второй маврикиец... кузен де Мариньи, любимчик женщин — жиголо без видимых средств к существованию, хотя он, вроде, из богатой семьи — у них сахарная плантация или что-то в этом роде. Называет себя «маркиз» и, в отличие от нашего друга Фредди, не стесняется пользоваться своим титулом. Хиггс сказал мне, что у маркиза, графа и первой мисс де Мариньи была пресловутая «жизнь втроем» в конце концов разрушившая брак, но не дружбу между мужчинами.
— Как по-европейски, — сказал Гарднер с таким выражением лица, будто хотел выплюнуть что-то кислое.
— Так вот, потом де Мариньи спустился назад к дорожке, поднялся на крыльцо, вошел в дом и «придавил подушку».
— А его слуги все еще были в доме?
— Да, и они подтверждают его версию, — сказал я.
— Они постоянно живут в этом доме?
— Нет, они задержались тогда, убирая после вечеринки. Они ушли около двух часов ночи. А в три часа собака, принадлежащая де Мариньи, и кошка де Висделу подрались друг с другом, кошка прыгнула на кровать Фредди и разбудила его. А вскоре он услышал, как де Висделу заводит «Шевроле», чтобы отвезти свою подружку домой.
— Шестнадцатилетних блондинок обязательно нужно отвозить домой до рассвета, — иронически сказал Гарднер.
— Естественно, иначе их предки забеспокоятся. Ну вот, де Висделу вернулся через пятнадцать минут, запарковал машину на дорожке, и Фредди крикнул ему зайти и забрать свою чертову кошку.
Повозка свернула на Роусон-сквер, и мы наконец набрали скорость. Гарднер задумался.
— Каково приблизительно время смерти Оукса?
— Баркер и Мелчен говорят, между часом тридцатью и тремя тридцатью утра.
Мы оба помолчали. Значит, в час тридцать или, самое позднее, час сорок Фредди видели его слуги на Виктория-стрит и де Висделу разговаривал с ним.
Скоро впереди показались резные черные ворота «Вестбурна». Сегодня около них уже не было полицейских: по-видимому, все «ненужные» улики уже были уничтожены.
— Тринадцать минут, — сказал я.
— Умножьте это на два, — сказал Гарднер, нажимая на тормоз и останавливая машину перед воротами. — И вы получите двадцать шесть минут: время на поездку туда — обратно.
— И погода сейчас отличная. В ту ночь был настоящий потоп.
— Да, но тогда не было всех этих повозок и тележек с губками, — сказал Гарднер, перекрывая гул взревевшего двигателя. — Черт, Геллер, вы же ехали здесь той же ночью, в то же время, — сколько времени заняла у вас дорога?
— Не обратил внимания, — сказал я. — Думаю, полчаса — в оба конца.
— Значит, у Фредди просто не было времени убить Оукса, поджечь кровать, раскидать перья и вовремя вернуться домой.
— И близко не было. Не хватает, по меньшей мере, десяти минут. А то и больше.
Гарднер дал задний ход, развернулся, выехал на Вест-Бэй-стрит, и мы направились обратно в город.
— Но у него было время с двух часов, когда ушли слуги, до трех часов ночи, когда его приятель повез свою Ширли Темпл домой.
Я покачал головой.
— Де Висделу и его девушка не спали. Разве Фредди мог рисковать, зная, что де Висделу может услышать, как он уезжает или подъезжает к дому?
— Может и так, — сказал Гарднер, изумленно вскинув брови. — А, может, он рассчитывал, что его друг в это время был слишком занят с девушкой?!
Я засмеялся.
— Да, но ведь он не знал, когда Джорджу надоест его блондинка, и ему захочется отвезти ее домой.
— Я так понимаю, Нат, вы хотите сказать, что кузен Джорджи наверняка бы заметил, что «Линкольн» исчез? Конечно, если бы де Висделу вспомнил об этом, Фредди мог бы и соврать, сказав, что «Линкольн» просто был в гараже.
— Тоже верно. Но, все равно, это чертовски рискованно. Как Фредди мог быть уверен, что не встретит де Висделу по дороге, неважно, возвращаясь или уезжая?
Гарднер кивнул.
— Кроме того, езда в «Вестбурн» заняла бы полчаса, плюс само убийство — еще минимум 50 минут.
— Это очень натянутая цифра, но пусть даже так, всего получается час двадцать, а у Фредди просто не было столько времени, чтобы проделать все это.
— А что, если время смерти определили неверно? Что, если парень сделал это после того, как де Висделу отвез свою подружку и вернулся домой?
Я подумал об этом, а потом сказал:
— Это было примерно в три пятнадцать, «Линкольн» стоял в гараже, так что Фредди пришлось бы отогнать «Шевроле» или воспользоваться им. Весь вопрос в том, оставил ли де Висделу ключи в салоне или еще где-то, откуда Фредди мог незаметно их взять? Или у него были свои ключи?
— Как бы то ни было, — сказал Гарднер. — Многое зависит от показаний этого кузена де Мариньи. Я надеюсь, этот жиголо станет нашим свидетелем.
Я мог его понять. Мне самому нужно было поговорить с маркизом, который после ареста де Мариньи съехал с Виктория-авеню и переехал в меблированные комнаты над баром Грязного Дика на Бэй-стрит — место, где всегда было полно туристов и завсегдатаев. Попасть в жилище маркиза можно было только по деревянной лестнице в узком, пахнущем нечистотами проходе между баром и соседней пивной.
Я постучал в деревянную, когда-то белую, облупившуюся дверь. Гарднер стоял позади меня на небольшой площадке. Он пообещал не записывать ничего из того, что услышит, и я ему верил.
— Там кто-то есть, — сказал писатель. — Слышите, внутри разговаривают?
Тут я тоже услышал приглушенные голоса. Я постучал опять, и от двери отлетело несколько кусочков краски.
Звуки внутри прекратились, но по-прежнему никто не открывал.
Наконец, с третьего захода, дверь распахнулась. На меня с негодованием смотрел одутловатый, с нездоровой бледностью в лице, смазливый маркиз де Висделу. Его темные глаза метали молнии. У него были густые брови, слабый подбородок, завитые черные волосы. Он был одет в белую шелковую рубашку с расстегнутым воротником и темные брюки. В белой, изнеженной руке он держал большой стакан. По-моему, виски со льдом.
Его маленькие кларк-гейбловские усы подергивались, когда он заговорил с французским акцентом, хотя и не таким сильным, как у де Мариньи:
— Я не хочу, чтобы меня беспокоили. Пожалуйста, уходите.
— Извините, но это важно, — сказал я. — Меня зовут Геллер, и я работаю на вашего кузена Фредди, чтобы помочь адвокату вытащить его.
Почему-то это известие заставило де Висделу съежиться от страха. Он нервно заморгал, его длинные, почти женские ресницы задрожали. Он смотрел мимо меня, на Гарднера.
— А это кто с вами?
— Он помогает мне.
— А. — Он поджал губы. — Хорошо. Я сделаю все для Фредди. Он повысил голос, как будто то, что он говорил, предназначалось не только нам. — Пожалуйста, заходите, джентльмены.
Мы так и сделали, и оказались в изящно меблированной гостиной; здесь были вполне гармонировавшие друг с другом диван из орехового дерева с мохеровым пледом, мягкие стулья с цветастой обивкой, кофейный столик, восточный ковер, торшер. Над заполненным напитками мини-баром висела картина, изображающая багамское море. Сквозь открытое окно доносился шум Бэй-стрит и бриз развевал занавески над диваном.
— Простите мне эту безвкусную обстановку, — сказал маркиз, обводя вокруг рукой. — Мне пришлось снять меблированную квартиру, а администрация здесь старается угождать только вкусам туристов.
— Как это, должно быть, неприятно для вас, — сказал я.
Он не обратил внимания на мой сарказм.
— Садитесь, где пожелаете. Что-нибудь выпьете, джентльмены?
— Обязательно, — сказал я. — Коктейль с кока-колой, если у вас найдется. Эрл?
— Присоединяюсь, — сказал он.
Де Висделу, снисходительно улыбаясь, подошел к бару и долил себе в стакан виски, а нам налил по бокалу «Бакарди» с кока-колой. Мы с Гарднером присели на стулья.
Он подал нам бокалы, поднял свой стакан и, сказав что-то по-французски, сделал глоток. Мы поступили так же, только молча. Де Висделу сел на диван, где он мог откинуться на подушки. Он казался очень спокойным, но это была лишь видимость: небольшой тик бился в уголках его настороженных глаз.
— Мне бы так хотелось помочь Фредди, — вздохнул он.
Я взглянул на Гарднера, потом пристально посмотрел на маркиза.
— Вы говорите это так, будто у вас есть какие-то сомнения.
Он снова поджал свои ханжеские губы и сделал еще глоток.
— Мне звонил мистер Хиггс. Я ему ничего не сказал, но собираюсь просить его не вызывать меня в качестве свидетеля защиты.
— Почему это?
— Я уже был в полиции и сделал заявление. Оно, как это по-английски?.. подтверждает показания Фредди, каждую деталь. Но свидетельствовать на суде, перед публикой... Да я лучше без шума уеду с этого острова, чем стану присягать на суде.
Я наклонился вперед. Глаза Гарднера блестели из-под золотой оправы. Я понимал, как он корит себя за то, что согласился ничего не записывать.
— В чем дело, де Висделу? Вы что, соврали в полиции, покрывая Фредди?
Он отвел в сторону глаза. Казалось, он сейчас заплачет.
— Какого черта вы сказали, что не будете присягать?
Де Висделу шумно вздохнул; казалось, он смотрел в сторону, но его глаза беспокойно бегали по моему лицу.
— Боюсь, в показаниях Фредди есть детали, которые... не совпадут с тем, что мне придется сказать.
— Например?
Он наклонился к кофейному столику и открыл серебряный портсигар; вынул сигарету, вставил ее в мундштук и зажег серебряной зажигалкой в форме лошадиной головы. Лошадиная задница.
Он взмахнул зажженной сигаретой.
— Та, с кем я провел тот вечер... молодая леди... отвез ее домой намного раньше, чем заявил Фредди. Мы с Гарднером переглянулись.
— Насколько раньше? — спросил я.
Он пожал плечами; ветер развевал его шелковую рубашку.
— Сразу после вечеринки.
— До или после того, как граф повез жен пилотов домой? — спросил я, надеясь подловить его.
— После... сразу после этого. Мы уехали приблизительно в одно и то же время, но я вернулся намного раньше него, потому что... моя подруга живет... в нескольких минутах езды от Виктория-стрит.
— В пятнадцати минутах, — сказал я.
— Да, точно.
— Значит, вы не уезжали около трех утра из дома, чтобы отвезти ее? И, раньше, Фредди не стучал в вашу дверь, чтобы предложить подвезти ее?
Он улыбнулся, как будто был рад подтвердить хотя бы часть алиби своего друга.
— Нет, он действительно постучал в мою дверь около часа тридцати... просто, чтобы пожелать мне «спокойной ночи».
Лицо Гарднера исказилось в замешательстве, но, по-моему, я понимал, что происходит.
— Вы ведь дворянин, не так ли, маркиз?
— Я себя им не считаю, — сказал он с чуть заметной улыбкой, показывавшей, что конечно, черт возьми, он себя им считал.
Он затянулся сигаретой.
— И у вас, естественно, есть свой кодекс чести, сохранившийся со дней благородных рыцарей и прекрасных дам?
Мой насмешливый тон наконец разозлил его: улыбка исчезла с его лица.
— О чем вы говорите...
— О том, что вы покрываете ту маленькую блондинку. Ей шестнадцать лет, и, наверное, у нее в городе родители, вот вы и не хотите под присягой объявлять всему миру, что вы сожительствовали.
— Это самая возмутительная вещь, какую мне когда-либо говорили!
Я усмехнулся.
— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что я даже могу представить себе те возмутительные вещи, которые вы слышали, говорили и делали в вашем дурацком трусливом придуманном мирке.
— Мне не нравится ваш грубый тон.
— А мне не нравится ваше извращенное понятие о чести. Вы собираетесь подставить вашего кузена вашего лучшего друга; собираетесь затянуть чертову петлю на его шее, — и все для того, чтобы защитить «доброе имя» какой-то маленькой шлюшки?
— Он прав, Джорджи, — раздался вдруг голос.
Сладкий, уверенный женский голос.
Мы обернулись: она стояла у двери в спальню, которая теперь была распахнута настежь. В руках она нежно держала черную с серым кошку.
Бетти Робертс была хорошенькой девушкой со светлой кожей и длинными, ниспадающими на плечи льняными волосами, которые закрывали часть ее лица, в стиле Вероники Лэйн; шелковисто-гладкие, они касались у плеч ее голубой в белый горошек блузки, подчеркивавшей высокую грудь. Белая мини-юбка заканчивалась чуть выше колен; ее ноги смотрелись на миллион долларов.
— А, — сказал де Висделу, — моя кошечка.
Я посмотрел на Гарднера, а он — на меня. Если бы мы сейчас пили «Бакарди», то наверняка забрызгали бы друг друга, когда одновременно фыркнули.
Маркиз поднялся, подошел к Бетти и погладил кошку.
— Моя маленькая кошечка...
Мы с Гарднером улыбнулись и тоже встали.
— Я — Бетти Робертс, — сказала блондинка, передавая де Висделу кошку. Девушка уверенно шагнула к нам: ей было не больше шестнадцати лет, но у нее уже были манеры деловой двадцатипятилетней женщины. Бетти протянула мне руку, и я пожал ее.
Я представился ей, как и Гарднер (писатель назвал лишь свою фамилию и тоже пожал ей руку), и сказал:
— Это, должно быть, та самая кошка, которая разбудила тогда де Мариньи в три утра.
— Ага, — улыбнулась она. — Джорджи! Давай присядем и поговорим начистоту.
Де Висделу подошел к нам, лаская кошку, и присел на диван, рядом с этой улыбчивой девушкой. Она подогнула свою юбку так, чтобы мы могли оценить ее ноги. Потом посмотрела прямо на меня своими детскими голубыми глазами.
— Вы должны извинить Джорджи. У него несколько старомодные понятия. Поверьте, это не я подговорила его на такую глупость.
— Но, дорогая, — сказал он. — Скандал в свете...
— Не будь ослом, Джорджи, — девушка улыбнулась мне; у нее был большой рот и ярко-красная помада на губах. — Я живу с мамой, мистер Геллер, и она не всегда одобряет мои поступки... но это — ее проблема.
— У вас интересный взгляд на вещи, мисс Робертс.
Бетти откинула голову назад, и ее светлые волосы заколыхались.
— Мне плевать, что люди подумают обо мне. Не безразлично только то, что думаю о себе я. Может, мне еще и нет двадцати одного года, но я — белая, свободная девушка и могу полностью обеспечить себя сама.
— Она — кассир в кинотеатре «Савой», — несмело сказал де Висделу.
— Не волнуйтесь насчет того, что Джорджи скажет на свидетельском месте, — продолжала она. — И передайте мистеру Хиггсу, что мы оба — Джорджи и я — хотим и готовы стать свидетелями защиты. Каждое слово в показаниях Фредди — это правда, и мы можем подтвердить это.
— Очень рад это слышать, — сказал я.
Маркиз смотрел на нее со страстью и восхищением.
— Ты — милый ребенок, Бетти.
Почему-то я сомневался, кто в их отношениях был ребенком.
Де Висделу передал Бетти кошку; она стала ласково гладить ее, и та замурлыкала.
— Мисс Робертс права, — сказал он, выдвинув вперед свою слабую нижнюю челюсть. — Как бы высоко я ни ценил ее доброе имя, я не могу подвергнуть жизнь моего кузена опасности.
— Отлично, — сказал я. — Я передам это Хиггсу. И спасибо за «Бакарди».
Я поднялся, то же сделал Гарднер.
— Да, кстати, — сказал я маркизу. — Последний вопрос: куда вы дели ключи от машины, после того как отвезли мисс Робертс домой?
— От «Шевроле»? — спросил он. — Они все время были у меня в кармане брюк.
— Ваши брюки висели в комнате, где вы спали?
— Да.
— У вас чуткий сон?
— Что вы имеете в виду?
— Крепкий или легкий?
— Легкий, — ответила девушка.
Он бросил на Бетти разгневанный взгляд, она улыбнулась и пожала плечами.
Я спросил его:
— У Фредди есть другой комплект ключей?
— Нет, насколько мне известно.
— Хорошо. Спасибо.
Де Висделу нахмурился; теперь он держал сигарету в уголке рта в вычурной манере Франклина Рузвельта.
— Это что, так важно, мистер Геллер?
— Да. Это значит, что Фредди не мог воспользоваться «Шевроле» без того, чтобы проникнуть в вашу комнату и вынуть у вас из кармана брюк ключи.
— А... но он, конечно, этого не делал.
— Это разбудило бы Джорджи, — подтвердила Бетти.
— Понятно, — сказал я. — Между прочим, перед вами — Эрл Стенли Гарднер, знаменитый автор детективов. Он освещает это дело в «Хирст».
Лицо де Висделу вытянулось, а глаза Бетти загорелись. Он выглядел так, будто собирался захныкать, а она — завизжать от восторга.
— Все, о чем мы говорили, не записывалось, — сказал я. — Но, я уверен, ему хотелось бы устроить с вами интервью.
— Правильно, ребята, — подтвердил Гарднер.
Девушка схватила де Висделу за руку; кошка на ее коленях казалась уставшей от ласк.
— О, Джорджи, мы ведь можем согласиться?
— Мы обсудим этот вопрос, — пообещал маркиз.
— Я остановился в «Ройал Виктория», — сказал Гарднер. Он написал что-то в своей записной книжке и вырвал страницу. — Вот номер моего телефона.
Бетти радостно схватила листок и, оставив де Висделу с его сигаретой и кошкой сидеть на диване, проводила нас до двери. Прощаясь, девушка дотронулась до моей руки. От нее приятно пахло духами.
— Заходите еще, мистер Геллер.
Я не мог понять, заигрывает ли она со мной, или это просто было проявлением ее энергичной натуры. В любом случае, я не обратил на происшедшее особого внимания.
В отличие от графа и его кузена, я давно завязал назначать свидания несовершеннолетним.
Глава 13
— Ну, не знаю, — сказал я, но все-таки решил предоставить руль Гарднеру, а самому следить на этот раз за временем. Но вначале нам надо было добраться до места старта нашего эксперимента, — дома де Мариньи на Виктория-стрит. Штурманом был я, указывая Гарднеру дорогу.
На стоянке перед отелем мы увидели «Линкольн».
— Похоже, Нэнси уже дома, — прокомментировал я.
— Может, зайдем поздороваться?
— Многого хотите, — сказал я, зная, что Гарднер захочет взять у нее интервью. — Поехали, пресса.
Когда арендуемый Гарднером «Форд» свернул с Виктория-стрит на оживленную Бэй-стрит, я засек время.
— Де Мариньи вместе с женами пилотов выехал из дома около часа ночи, — сказал я. — Граф говорит, что, высадив их у «Хаббардз», он возвращался домой тем же маршрутом, через Бэй-стрит. Приехав назад, де Мариньи отогнал свою вторую машину, «Шевроле», с дорожки на газон, чтобы поставить «Линкольн» в гараж. Потом он поднялся наверх, в комнаты над гаражом, постучал и поговорил со своим другом, Джорджем де Висделу, предлагая отвезти шестнадцатилетнюю мисс Бетти Робертс, с которой у того было свидание, домой.
— Шестнадцатилетнюю?
— Да, очаровательную блондинку, круче мисс Америки.
Гарднер поглядел на меня, нахмурившись. Сейчас мы медленно ехали по Бэй-стрит вслед за лошадью, везущей повозку с неумолкающим колокольчиком.
— И кто этот де Висделу?
— Второй маврикиец... кузен де Мариньи, любимчик женщин — жиголо без видимых средств к существованию, хотя он, вроде, из богатой семьи — у них сахарная плантация или что-то в этом роде. Называет себя «маркиз» и, в отличие от нашего друга Фредди, не стесняется пользоваться своим титулом. Хиггс сказал мне, что у маркиза, графа и первой мисс де Мариньи была пресловутая «жизнь втроем» в конце концов разрушившая брак, но не дружбу между мужчинами.
— Как по-европейски, — сказал Гарднер с таким выражением лица, будто хотел выплюнуть что-то кислое.
— Так вот, потом де Мариньи спустился назад к дорожке, поднялся на крыльцо, вошел в дом и «придавил подушку».
— А его слуги все еще были в доме?
— Да, и они подтверждают его версию, — сказал я.
— Они постоянно живут в этом доме?
— Нет, они задержались тогда, убирая после вечеринки. Они ушли около двух часов ночи. А в три часа собака, принадлежащая де Мариньи, и кошка де Висделу подрались друг с другом, кошка прыгнула на кровать Фредди и разбудила его. А вскоре он услышал, как де Висделу заводит «Шевроле», чтобы отвезти свою подружку домой.
— Шестнадцатилетних блондинок обязательно нужно отвозить домой до рассвета, — иронически сказал Гарднер.
— Естественно, иначе их предки забеспокоятся. Ну вот, де Висделу вернулся через пятнадцать минут, запарковал машину на дорожке, и Фредди крикнул ему зайти и забрать свою чертову кошку.
Повозка свернула на Роусон-сквер, и мы наконец набрали скорость. Гарднер задумался.
— Каково приблизительно время смерти Оукса?
— Баркер и Мелчен говорят, между часом тридцатью и тремя тридцатью утра.
Мы оба помолчали. Значит, в час тридцать или, самое позднее, час сорок Фредди видели его слуги на Виктория-стрит и де Висделу разговаривал с ним.
Скоро впереди показались резные черные ворота «Вестбурна». Сегодня около них уже не было полицейских: по-видимому, все «ненужные» улики уже были уничтожены.
— Тринадцать минут, — сказал я.
— Умножьте это на два, — сказал Гарднер, нажимая на тормоз и останавливая машину перед воротами. — И вы получите двадцать шесть минут: время на поездку туда — обратно.
— И погода сейчас отличная. В ту ночь был настоящий потоп.
— Да, но тогда не было всех этих повозок и тележек с губками, — сказал Гарднер, перекрывая гул взревевшего двигателя. — Черт, Геллер, вы же ехали здесь той же ночью, в то же время, — сколько времени заняла у вас дорога?
— Не обратил внимания, — сказал я. — Думаю, полчаса — в оба конца.
— Значит, у Фредди просто не было времени убить Оукса, поджечь кровать, раскидать перья и вовремя вернуться домой.
— И близко не было. Не хватает, по меньшей мере, десяти минут. А то и больше.
Гарднер дал задний ход, развернулся, выехал на Вест-Бэй-стрит, и мы направились обратно в город.
— Но у него было время с двух часов, когда ушли слуги, до трех часов ночи, когда его приятель повез свою Ширли Темпл домой.
Я покачал головой.
— Де Висделу и его девушка не спали. Разве Фредди мог рисковать, зная, что де Висделу может услышать, как он уезжает или подъезжает к дому?
— Может и так, — сказал Гарднер, изумленно вскинув брови. — А, может, он рассчитывал, что его друг в это время был слишком занят с девушкой?!
Я засмеялся.
— Да, но ведь он не знал, когда Джорджу надоест его блондинка, и ему захочется отвезти ее домой.
— Я так понимаю, Нат, вы хотите сказать, что кузен Джорджи наверняка бы заметил, что «Линкольн» исчез? Конечно, если бы де Висделу вспомнил об этом, Фредди мог бы и соврать, сказав, что «Линкольн» просто был в гараже.
— Тоже верно. Но, все равно, это чертовски рискованно. Как Фредди мог быть уверен, что не встретит де Висделу по дороге, неважно, возвращаясь или уезжая?
Гарднер кивнул.
— Кроме того, езда в «Вестбурн» заняла бы полчаса, плюс само убийство — еще минимум 50 минут.
— Это очень натянутая цифра, но пусть даже так, всего получается час двадцать, а у Фредди просто не было столько времени, чтобы проделать все это.
— А что, если время смерти определили неверно? Что, если парень сделал это после того, как де Висделу отвез свою подружку и вернулся домой?
Я подумал об этом, а потом сказал:
— Это было примерно в три пятнадцать, «Линкольн» стоял в гараже, так что Фредди пришлось бы отогнать «Шевроле» или воспользоваться им. Весь вопрос в том, оставил ли де Висделу ключи в салоне или еще где-то, откуда Фредди мог незаметно их взять? Или у него были свои ключи?
— Как бы то ни было, — сказал Гарднер. — Многое зависит от показаний этого кузена де Мариньи. Я надеюсь, этот жиголо станет нашим свидетелем.
Я мог его понять. Мне самому нужно было поговорить с маркизом, который после ареста де Мариньи съехал с Виктория-авеню и переехал в меблированные комнаты над баром Грязного Дика на Бэй-стрит — место, где всегда было полно туристов и завсегдатаев. Попасть в жилище маркиза можно было только по деревянной лестнице в узком, пахнущем нечистотами проходе между баром и соседней пивной.
Я постучал в деревянную, когда-то белую, облупившуюся дверь. Гарднер стоял позади меня на небольшой площадке. Он пообещал не записывать ничего из того, что услышит, и я ему верил.
— Там кто-то есть, — сказал писатель. — Слышите, внутри разговаривают?
Тут я тоже услышал приглушенные голоса. Я постучал опять, и от двери отлетело несколько кусочков краски.
Звуки внутри прекратились, но по-прежнему никто не открывал.
Наконец, с третьего захода, дверь распахнулась. На меня с негодованием смотрел одутловатый, с нездоровой бледностью в лице, смазливый маркиз де Висделу. Его темные глаза метали молнии. У него были густые брови, слабый подбородок, завитые черные волосы. Он был одет в белую шелковую рубашку с расстегнутым воротником и темные брюки. В белой, изнеженной руке он держал большой стакан. По-моему, виски со льдом.
Его маленькие кларк-гейбловские усы подергивались, когда он заговорил с французским акцентом, хотя и не таким сильным, как у де Мариньи:
— Я не хочу, чтобы меня беспокоили. Пожалуйста, уходите.
— Извините, но это важно, — сказал я. — Меня зовут Геллер, и я работаю на вашего кузена Фредди, чтобы помочь адвокату вытащить его.
Почему-то это известие заставило де Висделу съежиться от страха. Он нервно заморгал, его длинные, почти женские ресницы задрожали. Он смотрел мимо меня, на Гарднера.
— А это кто с вами?
— Он помогает мне.
— А. — Он поджал губы. — Хорошо. Я сделаю все для Фредди. Он повысил голос, как будто то, что он говорил, предназначалось не только нам. — Пожалуйста, заходите, джентльмены.
Мы так и сделали, и оказались в изящно меблированной гостиной; здесь были вполне гармонировавшие друг с другом диван из орехового дерева с мохеровым пледом, мягкие стулья с цветастой обивкой, кофейный столик, восточный ковер, торшер. Над заполненным напитками мини-баром висела картина, изображающая багамское море. Сквозь открытое окно доносился шум Бэй-стрит и бриз развевал занавески над диваном.
— Простите мне эту безвкусную обстановку, — сказал маркиз, обводя вокруг рукой. — Мне пришлось снять меблированную квартиру, а администрация здесь старается угождать только вкусам туристов.
— Как это, должно быть, неприятно для вас, — сказал я.
Он не обратил внимания на мой сарказм.
— Садитесь, где пожелаете. Что-нибудь выпьете, джентльмены?
— Обязательно, — сказал я. — Коктейль с кока-колой, если у вас найдется. Эрл?
— Присоединяюсь, — сказал он.
Де Висделу, снисходительно улыбаясь, подошел к бару и долил себе в стакан виски, а нам налил по бокалу «Бакарди» с кока-колой. Мы с Гарднером присели на стулья.
Он подал нам бокалы, поднял свой стакан и, сказав что-то по-французски, сделал глоток. Мы поступили так же, только молча. Де Висделу сел на диван, где он мог откинуться на подушки. Он казался очень спокойным, но это была лишь видимость: небольшой тик бился в уголках его настороженных глаз.
— Мне бы так хотелось помочь Фредди, — вздохнул он.
Я взглянул на Гарднера, потом пристально посмотрел на маркиза.
— Вы говорите это так, будто у вас есть какие-то сомнения.
Он снова поджал свои ханжеские губы и сделал еще глоток.
— Мне звонил мистер Хиггс. Я ему ничего не сказал, но собираюсь просить его не вызывать меня в качестве свидетеля защиты.
— Почему это?
— Я уже был в полиции и сделал заявление. Оно, как это по-английски?.. подтверждает показания Фредди, каждую деталь. Но свидетельствовать на суде, перед публикой... Да я лучше без шума уеду с этого острова, чем стану присягать на суде.
Я наклонился вперед. Глаза Гарднера блестели из-под золотой оправы. Я понимал, как он корит себя за то, что согласился ничего не записывать.
— В чем дело, де Висделу? Вы что, соврали в полиции, покрывая Фредди?
Он отвел в сторону глаза. Казалось, он сейчас заплачет.
— Какого черта вы сказали, что не будете присягать?
Де Висделу шумно вздохнул; казалось, он смотрел в сторону, но его глаза беспокойно бегали по моему лицу.
— Боюсь, в показаниях Фредди есть детали, которые... не совпадут с тем, что мне придется сказать.
— Например?
Он наклонился к кофейному столику и открыл серебряный портсигар; вынул сигарету, вставил ее в мундштук и зажег серебряной зажигалкой в форме лошадиной головы. Лошадиная задница.
Он взмахнул зажженной сигаретой.
— Та, с кем я провел тот вечер... молодая леди... отвез ее домой намного раньше, чем заявил Фредди. Мы с Гарднером переглянулись.
— Насколько раньше? — спросил я.
Он пожал плечами; ветер развевал его шелковую рубашку.
— Сразу после вечеринки.
— До или после того, как граф повез жен пилотов домой? — спросил я, надеясь подловить его.
— После... сразу после этого. Мы уехали приблизительно в одно и то же время, но я вернулся намного раньше него, потому что... моя подруга живет... в нескольких минутах езды от Виктория-стрит.
— В пятнадцати минутах, — сказал я.
— Да, точно.
— Значит, вы не уезжали около трех утра из дома, чтобы отвезти ее? И, раньше, Фредди не стучал в вашу дверь, чтобы предложить подвезти ее?
Он улыбнулся, как будто был рад подтвердить хотя бы часть алиби своего друга.
— Нет, он действительно постучал в мою дверь около часа тридцати... просто, чтобы пожелать мне «спокойной ночи».
Лицо Гарднера исказилось в замешательстве, но, по-моему, я понимал, что происходит.
— Вы ведь дворянин, не так ли, маркиз?
— Я себя им не считаю, — сказал он с чуть заметной улыбкой, показывавшей, что конечно, черт возьми, он себя им считал.
Он затянулся сигаретой.
— И у вас, естественно, есть свой кодекс чести, сохранившийся со дней благородных рыцарей и прекрасных дам?
Мой насмешливый тон наконец разозлил его: улыбка исчезла с его лица.
— О чем вы говорите...
— О том, что вы покрываете ту маленькую блондинку. Ей шестнадцать лет, и, наверное, у нее в городе родители, вот вы и не хотите под присягой объявлять всему миру, что вы сожительствовали.
— Это самая возмутительная вещь, какую мне когда-либо говорили!
Я усмехнулся.
— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что я даже могу представить себе те возмутительные вещи, которые вы слышали, говорили и делали в вашем дурацком трусливом придуманном мирке.
— Мне не нравится ваш грубый тон.
— А мне не нравится ваше извращенное понятие о чести. Вы собираетесь подставить вашего кузена вашего лучшего друга; собираетесь затянуть чертову петлю на его шее, — и все для того, чтобы защитить «доброе имя» какой-то маленькой шлюшки?
— Он прав, Джорджи, — раздался вдруг голос.
Сладкий, уверенный женский голос.
Мы обернулись: она стояла у двери в спальню, которая теперь была распахнута настежь. В руках она нежно держала черную с серым кошку.
Бетти Робертс была хорошенькой девушкой со светлой кожей и длинными, ниспадающими на плечи льняными волосами, которые закрывали часть ее лица, в стиле Вероники Лэйн; шелковисто-гладкие, они касались у плеч ее голубой в белый горошек блузки, подчеркивавшей высокую грудь. Белая мини-юбка заканчивалась чуть выше колен; ее ноги смотрелись на миллион долларов.
— А, — сказал де Висделу, — моя кошечка.
Я посмотрел на Гарднера, а он — на меня. Если бы мы сейчас пили «Бакарди», то наверняка забрызгали бы друг друга, когда одновременно фыркнули.
Маркиз поднялся, подошел к Бетти и погладил кошку.
— Моя маленькая кошечка...
Мы с Гарднером улыбнулись и тоже встали.
— Я — Бетти Робертс, — сказала блондинка, передавая де Висделу кошку. Девушка уверенно шагнула к нам: ей было не больше шестнадцати лет, но у нее уже были манеры деловой двадцатипятилетней женщины. Бетти протянула мне руку, и я пожал ее.
Я представился ей, как и Гарднер (писатель назвал лишь свою фамилию и тоже пожал ей руку), и сказал:
— Это, должно быть, та самая кошка, которая разбудила тогда де Мариньи в три утра.
— Ага, — улыбнулась она. — Джорджи! Давай присядем и поговорим начистоту.
Де Висделу подошел к нам, лаская кошку, и присел на диван, рядом с этой улыбчивой девушкой. Она подогнула свою юбку так, чтобы мы могли оценить ее ноги. Потом посмотрела прямо на меня своими детскими голубыми глазами.
— Вы должны извинить Джорджи. У него несколько старомодные понятия. Поверьте, это не я подговорила его на такую глупость.
— Но, дорогая, — сказал он. — Скандал в свете...
— Не будь ослом, Джорджи, — девушка улыбнулась мне; у нее был большой рот и ярко-красная помада на губах. — Я живу с мамой, мистер Геллер, и она не всегда одобряет мои поступки... но это — ее проблема.
— У вас интересный взгляд на вещи, мисс Робертс.
Бетти откинула голову назад, и ее светлые волосы заколыхались.
— Мне плевать, что люди подумают обо мне. Не безразлично только то, что думаю о себе я. Может, мне еще и нет двадцати одного года, но я — белая, свободная девушка и могу полностью обеспечить себя сама.
— Она — кассир в кинотеатре «Савой», — несмело сказал де Висделу.
— Не волнуйтесь насчет того, что Джорджи скажет на свидетельском месте, — продолжала она. — И передайте мистеру Хиггсу, что мы оба — Джорджи и я — хотим и готовы стать свидетелями защиты. Каждое слово в показаниях Фредди — это правда, и мы можем подтвердить это.
— Очень рад это слышать, — сказал я.
Маркиз смотрел на нее со страстью и восхищением.
— Ты — милый ребенок, Бетти.
Почему-то я сомневался, кто в их отношениях был ребенком.
Де Висделу передал Бетти кошку; она стала ласково гладить ее, и та замурлыкала.
— Мисс Робертс права, — сказал он, выдвинув вперед свою слабую нижнюю челюсть. — Как бы высоко я ни ценил ее доброе имя, я не могу подвергнуть жизнь моего кузена опасности.
— Отлично, — сказал я. — Я передам это Хиггсу. И спасибо за «Бакарди».
Я поднялся, то же сделал Гарднер.
— Да, кстати, — сказал я маркизу. — Последний вопрос: куда вы дели ключи от машины, после того как отвезли мисс Робертс домой?
— От «Шевроле»? — спросил он. — Они все время были у меня в кармане брюк.
— Ваши брюки висели в комнате, где вы спали?
— Да.
— У вас чуткий сон?
— Что вы имеете в виду?
— Крепкий или легкий?
— Легкий, — ответила девушка.
Он бросил на Бетти разгневанный взгляд, она улыбнулась и пожала плечами.
Я спросил его:
— У Фредди есть другой комплект ключей?
— Нет, насколько мне известно.
— Хорошо. Спасибо.
Де Висделу нахмурился; теперь он держал сигарету в уголке рта в вычурной манере Франклина Рузвельта.
— Это что, так важно, мистер Геллер?
— Да. Это значит, что Фредди не мог воспользоваться «Шевроле» без того, чтобы проникнуть в вашу комнату и вынуть у вас из кармана брюк ключи.
— А... но он, конечно, этого не делал.
— Это разбудило бы Джорджи, — подтвердила Бетти.
— Понятно, — сказал я. — Между прочим, перед вами — Эрл Стенли Гарднер, знаменитый автор детективов. Он освещает это дело в «Хирст».
Лицо де Висделу вытянулось, а глаза Бетти загорелись. Он выглядел так, будто собирался захныкать, а она — завизжать от восторга.
— Все, о чем мы говорили, не записывалось, — сказал я. — Но, я уверен, ему хотелось бы устроить с вами интервью.
— Правильно, ребята, — подтвердил Гарднер.
Девушка схватила де Висделу за руку; кошка на ее коленях казалась уставшей от ласк.
— О, Джорджи, мы ведь можем согласиться?
— Мы обсудим этот вопрос, — пообещал маркиз.
— Я остановился в «Ройал Виктория», — сказал Гарднер. Он написал что-то в своей записной книжке и вырвал страницу. — Вот номер моего телефона.
Бетти радостно схватила листок и, оставив де Висделу с его сигаретой и кошкой сидеть на диване, проводила нас до двери. Прощаясь, девушка дотронулась до моей руки. От нее приятно пахло духами.
— Заходите еще, мистер Геллер.
Я не мог понять, заигрывает ли она со мной, или это просто было проявлением ее энергичной натуры. В любом случае, я не обратил на происшедшее особого внимания.
В отличие от графа и его кузена, я давно завязал назначать свидания несовершеннолетним.
Глава 13
При лунном свете молчаливая и неподвижная Марджори Бристол казалась прекрасной, как античная статуя. Но если она и была шедевром искусства, то скульптором был Бог.
Я остановил принадлежащий де Мариньи коричневый «Шевроле» на усыпанной гравием автостоянке перед соседним с «Вестбурном» загородным клубом, свет в окнах его верхнего этажа свидетельствовал о том, что там еще были посетители. Но поблизости не было ни души, кроме Марджори, стоящей на газоне и, несмотря на включенные фары машины, не мигая смотрящей в мою сторону.
Я позвонил ей сегодня по одному из тех номеров, которые дал мне покойный сэр Гарри, и попросил о встрече. Она казалась смущенной, но согласилась. Мисс Бристол сказала, что ворота «Вестбурна» закрыты, но я могу припарковаться на автостоянке соседнего загородного клуба и зайти на территорию поместья — между ними не было забора. Мы договорились, что она будет ждать меня там.
Я запер «Шевроле» и пошел к девушке, одиноко стоящей в тени пальм. Светила полная луна, в чистом и синем небе мерцали звезды, и было светло, как днем. Слабый бриз наполнял воздух запахом моря. Был прекрасный вечер, если не считать обычной багамской влажности, тяжелой, как шерстяное пальто.
Я почти забыл, насколько она хороша, — на меня смотрели огромные темные глаза с ресницами даже длиннее, чем у де Висделу. Полные чувственные губы, на которых было чуть больше помады, чем нужно, лишь подчеркивали правильность формы ее аккуратного носика.
Синяя униформа исчезла: теперь на ней была белая блузка с короткими рукавами, ситцевая юбка с широким пиратским ремнем и большой пряжкой и сандалии. Я в тот вечер надел футболку и белый костюм: приятно было обходиться на работе без галстука.
Мы посмотрели друг на друга обычными взглядами, но все же почувствовали себя неловко, как незнакомцы при встрече.
— Здравствуйте, мистер Геллер.
— Здравствуйте, мисс Бристол. Спасибо, что согласились прийти.
Она махнула рукой, и деревянные браслеты загремели на ее запястьях.
— Дом сэра Гарри... он сейчас закрыт, а леди живет у своих друзей. Но мы можем пойти в мой коттедж.
— Отлично, если только это не... неудобно для вас, мисс Бристол.
Она нежно улыбнулась.
— Я доверяю вам, мистер Геллер. Я знаю, вы — честный человек.
Что-то новенькое.
— Но, может, вы считаете меня не очень честной... — Она смотрела себе под ноги. — Я ведь обещала никому не говорить, что вы — детектив.
— А потом сказали Нэнси де Мариньи?
Она кивнула.
— Я подумала, она должна знать. Ведь они убили ее отца.
— "Они"?
— Я не знаю, кто они. Но я думаю, это сделал не мистер Фред. Он способен на разные вещи, но он — не убийца.
— Может, вы и правы. А где ваш коттедж?
Она указала рукой.
— Сразу за теннисными кортами. Так вы не сердитесь на меня?
— Нет. Хотя, похоже это была ваша идея, — заставить меня работать на Нэнси.
Мы направились в сторону теннисных кортов. Шорох шевелящихся на ветру листьев и шум прибоя звучали в ночи, как медленная музыка. Партию удачных инструментов исполняли деревянные браслеты мисс Бристол.
— Что ж, может, это и была моя идея, — робко сказала она. — Просто я думала, надо что-то делать... я знала, что сэр Гарри заплатил вам столько денег, а вы работали всего один день...
— Моя карибская совесть. Вы ведь католичка, мисс Бристол, или, может, посещаете английскую церковь?
— Ни то, ни другое. Я — методистка.
— А... Что ж, как бы то ни было, вашим следующим христианским поступком могла бы стать небольшая помощь мне.
Я думал, она улыбнется, но ее лицо оставалось напряженным.
— Я сделаю все, чтобы помочь найти убийц сэра Гарри, — сказала она. — Я знаю, это был грубый человек, но ко мне он всегда был добр и справедлив.
— Вы упомянули о его «убийцах» во множественном числе. Почему вы думаете, что их было несколько?
Ее большие наивные глаза стали еще больше.
— Я видела комнату сэра Гарри. Неужели вы думаете, это мог сделать один человек?
Конечно, я так не думал. Меня поразило другое: возможно, сейчас мы шли по той же дорожке, что и убийцы. Наверняка они подъехали к «Вестбурну» на машине и припарковались у загородного клуба.
Ее коттедж оказался маленьким белым отштукатуренным домиком с типичными для Нассау ставнями и пирамидальной черепичной крышей. Фасад выходил на пляж, начинавшийся прямо от травы и песка на лужайке перед ее домом. При лунном свете песок казался почти белым, а сероватое море отсвечивало голубым.
— У меня на плите стоит чайник, — объявила она. — Не хотите ли чашечку чая?
— Хорошо бы, — сказал я.
Она открыла дверь, и мы вошли. Внутри было очень чисто: коттедж состоял из комнаты и ванной; оштукатуренные стены покрашены в бледно-розовый цвет; на деревянном полу — синий с белым овальный коврик. Справа от входа располагалась небольшая кухня, а слева стояли туалетный столик, тумбочка с радиоприемником и обтекаемой формы часами. Но кровати нигде не было видно. Правда, слева от двери находился отделанный ореховым деревом металлический шкаф. Я знал, что было в нем: сам столько лет спал на раскладушке в своем офисе.
Еще в комнате было несколько ротанговых стульев и четыре табуретки, стоявшие вокруг круглого стола посередине. В вазе в центре стола стояли белые, желтые и розовые цветы. Самодельный книжный шкаф под окном, у дальней стены, был набит книгами; в основном дешевыми изданиями по 25 центов за штуку. Книжный шкаф и его содержимое являлись, пожалуй, единственной (не считая цветов) вещью, говорившей о характере владельца жилища. Другими словами, передо мной была типичная комната для слуг, хотя и довольно милая.
Мисс Бристол предложила мне присесть за круглый стол и принесла чай.
На столе лежала раскрытая книга: «Благодатная земля» Перла Бака, прочел я на обложке.
— Это о Китае, — пояснила она, наливая мне чай в маленькую чашку и ставя перед мной тарелку с оладьями.
— Неужели, — спросил я и взял одну из оладий. — Что, опять с мясом мидий?
Она улыбнулась, присела и налила себе чаю.
— С бананом. Вам ведь уже надоели мидии?
— Еще нет. О, это вкусно.
— Спасибо, мистер Геллер.
— Как насчет того, чтобы называть друг друга «Марджори» и «Нат»?
Она посмотрела себе в чашку, робко улыбнулась и сказала:
— С радостью, Натан.
— И я рад, Марджори. Но вы можете говорить «Нат», если хотите. Так меня зовут друзья.
— Мне больше нравится «Натан». Это... более музыкально.
Еще одна новость.
— Марджори, я знаю, вы не работали той ночью...
— Когда убили сэра Гарри? Я работала до десяти вечера. Сэр Гарри и мистер Кристи играли в шашки, когда я уходила.
— А Сэмьюэл... он же сторож... он работал в ту ночь?
Она кивнула.
Я остановил принадлежащий де Мариньи коричневый «Шевроле» на усыпанной гравием автостоянке перед соседним с «Вестбурном» загородным клубом, свет в окнах его верхнего этажа свидетельствовал о том, что там еще были посетители. Но поблизости не было ни души, кроме Марджори, стоящей на газоне и, несмотря на включенные фары машины, не мигая смотрящей в мою сторону.
Я позвонил ей сегодня по одному из тех номеров, которые дал мне покойный сэр Гарри, и попросил о встрече. Она казалась смущенной, но согласилась. Мисс Бристол сказала, что ворота «Вестбурна» закрыты, но я могу припарковаться на автостоянке соседнего загородного клуба и зайти на территорию поместья — между ними не было забора. Мы договорились, что она будет ждать меня там.
Я запер «Шевроле» и пошел к девушке, одиноко стоящей в тени пальм. Светила полная луна, в чистом и синем небе мерцали звезды, и было светло, как днем. Слабый бриз наполнял воздух запахом моря. Был прекрасный вечер, если не считать обычной багамской влажности, тяжелой, как шерстяное пальто.
Я почти забыл, насколько она хороша, — на меня смотрели огромные темные глаза с ресницами даже длиннее, чем у де Висделу. Полные чувственные губы, на которых было чуть больше помады, чем нужно, лишь подчеркивали правильность формы ее аккуратного носика.
Синяя униформа исчезла: теперь на ней была белая блузка с короткими рукавами, ситцевая юбка с широким пиратским ремнем и большой пряжкой и сандалии. Я в тот вечер надел футболку и белый костюм: приятно было обходиться на работе без галстука.
Мы посмотрели друг на друга обычными взглядами, но все же почувствовали себя неловко, как незнакомцы при встрече.
— Здравствуйте, мистер Геллер.
— Здравствуйте, мисс Бристол. Спасибо, что согласились прийти.
Она махнула рукой, и деревянные браслеты загремели на ее запястьях.
— Дом сэра Гарри... он сейчас закрыт, а леди живет у своих друзей. Но мы можем пойти в мой коттедж.
— Отлично, если только это не... неудобно для вас, мисс Бристол.
Она нежно улыбнулась.
— Я доверяю вам, мистер Геллер. Я знаю, вы — честный человек.
Что-то новенькое.
— Но, может, вы считаете меня не очень честной... — Она смотрела себе под ноги. — Я ведь обещала никому не говорить, что вы — детектив.
— А потом сказали Нэнси де Мариньи?
Она кивнула.
— Я подумала, она должна знать. Ведь они убили ее отца.
— "Они"?
— Я не знаю, кто они. Но я думаю, это сделал не мистер Фред. Он способен на разные вещи, но он — не убийца.
— Может, вы и правы. А где ваш коттедж?
Она указала рукой.
— Сразу за теннисными кортами. Так вы не сердитесь на меня?
— Нет. Хотя, похоже это была ваша идея, — заставить меня работать на Нэнси.
Мы направились в сторону теннисных кортов. Шорох шевелящихся на ветру листьев и шум прибоя звучали в ночи, как медленная музыка. Партию удачных инструментов исполняли деревянные браслеты мисс Бристол.
— Что ж, может, это и была моя идея, — робко сказала она. — Просто я думала, надо что-то делать... я знала, что сэр Гарри заплатил вам столько денег, а вы работали всего один день...
— Моя карибская совесть. Вы ведь католичка, мисс Бристол, или, может, посещаете английскую церковь?
— Ни то, ни другое. Я — методистка.
— А... Что ж, как бы то ни было, вашим следующим христианским поступком могла бы стать небольшая помощь мне.
Я думал, она улыбнется, но ее лицо оставалось напряженным.
— Я сделаю все, чтобы помочь найти убийц сэра Гарри, — сказала она. — Я знаю, это был грубый человек, но ко мне он всегда был добр и справедлив.
— Вы упомянули о его «убийцах» во множественном числе. Почему вы думаете, что их было несколько?
Ее большие наивные глаза стали еще больше.
— Я видела комнату сэра Гарри. Неужели вы думаете, это мог сделать один человек?
Конечно, я так не думал. Меня поразило другое: возможно, сейчас мы шли по той же дорожке, что и убийцы. Наверняка они подъехали к «Вестбурну» на машине и припарковались у загородного клуба.
Ее коттедж оказался маленьким белым отштукатуренным домиком с типичными для Нассау ставнями и пирамидальной черепичной крышей. Фасад выходил на пляж, начинавшийся прямо от травы и песка на лужайке перед ее домом. При лунном свете песок казался почти белым, а сероватое море отсвечивало голубым.
— У меня на плите стоит чайник, — объявила она. — Не хотите ли чашечку чая?
— Хорошо бы, — сказал я.
Она открыла дверь, и мы вошли. Внутри было очень чисто: коттедж состоял из комнаты и ванной; оштукатуренные стены покрашены в бледно-розовый цвет; на деревянном полу — синий с белым овальный коврик. Справа от входа располагалась небольшая кухня, а слева стояли туалетный столик, тумбочка с радиоприемником и обтекаемой формы часами. Но кровати нигде не было видно. Правда, слева от двери находился отделанный ореховым деревом металлический шкаф. Я знал, что было в нем: сам столько лет спал на раскладушке в своем офисе.
Еще в комнате было несколько ротанговых стульев и четыре табуретки, стоявшие вокруг круглого стола посередине. В вазе в центре стола стояли белые, желтые и розовые цветы. Самодельный книжный шкаф под окном, у дальней стены, был набит книгами; в основном дешевыми изданиями по 25 центов за штуку. Книжный шкаф и его содержимое являлись, пожалуй, единственной (не считая цветов) вещью, говорившей о характере владельца жилища. Другими словами, передо мной была типичная комната для слуг, хотя и довольно милая.
Мисс Бристол предложила мне присесть за круглый стол и принесла чай.
На столе лежала раскрытая книга: «Благодатная земля» Перла Бака, прочел я на обложке.
— Это о Китае, — пояснила она, наливая мне чай в маленькую чашку и ставя перед мной тарелку с оладьями.
— Неужели, — спросил я и взял одну из оладий. — Что, опять с мясом мидий?
Она улыбнулась, присела и налила себе чаю.
— С бананом. Вам ведь уже надоели мидии?
— Еще нет. О, это вкусно.
— Спасибо, мистер Геллер.
— Как насчет того, чтобы называть друг друга «Марджори» и «Нат»?
Она посмотрела себе в чашку, робко улыбнулась и сказала:
— С радостью, Натан.
— И я рад, Марджори. Но вы можете говорить «Нат», если хотите. Так меня зовут друзья.
— Мне больше нравится «Натан». Это... более музыкально.
Еще одна новость.
— Марджори, я знаю, вы не работали той ночью...
— Когда убили сэра Гарри? Я работала до десяти вечера. Сэр Гарри и мистер Кристи играли в шашки, когда я уходила.
— А Сэмьюэл... он же сторож... он работал в ту ночь?
Она кивнула.