Коллинз Макс Аллан. Кровавый срок

   — А кто такой Пол Дрейк?
   Гарднер засмеялся и похлопал меня по спине.
   — Ты мне нравишься, Геллер!
   — Вы тоже остроумный человек, Эрл!
   Гарднер оказался прав. Суд практически закончился: сфабрикованность обвинения против де Мариньи была очевидна. Защита на протяжении нескольких дней держала в напряжении всю аудиторию, но теперь наступила развязка.
   Сам де Мариньи оказался весьма темпераментным и толковым свидетелем. Он четко рассказал о себе, оживленно жестикулируя при этом. Его французский акцент напоминал присяжным о том, что этот человек боролся за свою жизнь в чужой стране. С помощью Хиггса Фредди удалось убедительно подать себя не только как человека независимого в финансовом отношении, но и как удачливого бизнесмена.
   Обвинение никак не могло повлиять на мнение суда, сложившееся в отношении обвиняемого. Хэллинан от отчаяния попытался было выяснить, имел ли Фредди право называться графом; оказалось, что обвиняемый имел такое право, но предпочитал не пользоваться им и даже просил местную прессу не употреблять его титул.
   Американский друг де Мариньи Черетта, так же как и другие гости, бывшие на вечеринке, дал показания о событиях ночи убийства, не позабыв рассказать и о том, как Фредди обжегся; среди свидетелей оказалась также юная Бетти Робертс, светлые волосы которой падали на ее зеленое, в белую полоску, платье, а приятная улыбка и стройная фигура вызывали оживление за столом прессы.
   Капитан Сирз оказался, как и ожидалось, крепким свидетелем, и даже лучшие выстрелы Эддерли не попали в цель: свидетель видел Кристи в полночь в центре Нассау, и все тут!
   Лен Килер вбил последний гвоздь в гроб единственного вещественного доказательства — отпечатка пальца.
   Ни одна из сторон не вызвала меня в качестве свидетеля; защите я был не нужен, а обвинению нежелателен.
   Последней удачей Эддерли — и единственным неприятным моментом для защиты за весь судебный процесс — была его хитрая попытка выставить лгуном приятеля Фредди маркиза де Висделу.
   Щеголевато одетый Джордж де Висделу, весь трясущийся от нервного напряжения, заявил, что в три часа ночи он, по просьбе Фредди, принес ему его кота. Тут Эддерли возразил свидетелю, зачитав ему его собственные показания на предварительном следствии: «Я не видел де Мариньи с одиннадцати вечера до десяти часов следующего утра».
   Маркиз ответил Эддерли:
   — Возможно, я запутался, когда заявил так... я француз, человек очень эмоциональный...
   Во время перерыва я вместе с Хиггсом и Каллендером внимательно изучил протокол показаний де Висделу на предварительном следствии; он был записан от руки, и мы просматривали страницы, сидя за обедом в отеле «Розелда».
   — Вот оно! — сказал я. — Этот Эддерли просто хитрый сукин сын!..
   В суде Каллендер побеседовал с де Висделу об этом заявлении, продемонстрировал присутствующим, что свидетель и в самом деле не видел де Мариньи, ведь они разговаривали через дверь!
   — В заявлении об этом прямо говорится? — спросил главный судья.
   — Да, милорд! — ответил Каллендер, передавая ему документы.
   — Мистер Эддерли, — строго произнес главный судья с посуровевшим лицом, — вы дали мне и присяжным повод думать, что показания мистера де Висделу на предварительном следствии противоречили его нынешнему свидетельству.
   Эддерли поднялся с места и откашлялся. Казалось, обычная самоуверенность на сей раз покинула его.
   — Милорд, — проговорил он. — Я лишь пытался показать, что свидетель не видел обвиняемого с двенадцати часов ночи. Заявление моего ученого друга не противоречит этому — оно просто утверждает, что свидетель говорил с обвиняемым.
   Главный судья покраснел от гнева.
   — Я не одобряю таких тонких различий, когда на карту поставлена жизнь человека! — заявил он. — Мистер Эддерли, не испытывайте больше моего терпения.
   Последним свидетелем была Нэнси де Мариньи.
   С бледным лицом и несколько болезненным видом, одетая в белую шляпку и черное, отороченное белой материей платье, дочь покойного решительно прошла к свидетельской трибуне и дала показания в поддержку своего мужа. Ее спокойствие поколебалось лишь однажды: подбородок задрожал и слезы потекли по щекам, когда она рассказывала о том, как Баркер и Мелчен, явившись на похороны из Новой Англии, заявили ей, что, по их предположению, ее муж совершил убийство ее отца. Де Мариньи в своей клетке приложил к глазам платок; многие женщины в зале открыто плакали.
   — Миссис де Мариньи, — обратился к Нэнси Хиггс, — ваш муж когда-либо просил у вас деньги?
   — Нет, никогда.
   — А выражал ли он когда-либо ненависть в отношении вашего отца?
   — Нет, никогда.
   Когда Нэнси сошла со свидетельской трибуны, Хиггс объявил:
   — Защита закончила свое выступление, милорд!
   Хиггс быстро подвел итог судебного заседания; Хэллинан же поступил неумно, взявшись произносить заключительную речь. Даже пристыженный Эддер придумал был что-нибудь получше.
   Итоговое обращение главного судьи к присяжным фактически представляло собой установку на оправдание и содержало критические замечания в адрес Баркера и Мелчена.
   После того как присяжные удалились на совещание, Эрл Гарднер вновь подошел ко мне, похлопал меня по спине и сказал:
   — Не теряй связи со мной, сынок!
   — Куда вы? — удивился я. — Ведь присяжные еще не вернулись!
   — Черт с ними, — объявил Гарднер. — Мне надо успеть на вечерний самолет в Штаты.
   И он снова не ошибся. Меньше чем через два часа приговор был оглашен: не виновен.
   Приветственные возгласы заполнили зал. Главный судья сказал, обращаясь к де Мариньи:
   — С вас снимается обвинение.
   Хиггс тем временем обнимал Каллендера, повторяя: «Мы выиграли!» Парики слетели с обоих юристов. Рядом стояли в обнимку и целовались де Мариньи с женой, и в то время как они обменивались очередным поцелуем, достойным пера романтика, мимо них в скорбном молчании прошагали к выходу Эддерли и Хэллинан.
   Но председатель присяжных продолжал что-то говорить уже после оглашения приговора, заявляя о какой-то рекомендации, однако его голос потонул в криках ликования. И теперь, когда де Мариньи тащила на руках добродушно настроенная смешанная толпа, под звуки песни «Ибо он веселый добрый парень», я ломал голову над тем, не ослышался ли я, и верно ли то, что я только что услышал.
   Если нет, то конец этого дела вовсе не был таким уж благоприятным, как казалось де Мариньи и его новым поклонникам...

Глава 24

   Прием в честь семейства де Мариньи в Шангри-Ла в этот вечер, вернее, ночь, так как он начался лишь после девяти, был одновременно и менее формальным, и менее значительным по объему, чем предыдущий, хотя атмосфера там царила куда более праздничная и интимная. Большинство из примерно дюжины гостей присутствовали на суде, и ни у кого из них не было даже времени, чтобы переодеться. Вся закуска состояла из сандвичей, бренди, кофе и нескольких бутылок шампанского, извлеченных на свет из винного погреба нашего отсутствующего хозяина. Присутствовал повар Ди и один из слуг, но белобрысые мальчики были отпущены сегодня в увольнение. В этот раз мы решили обойтись без их услуг.
   Небольшая группа гостей собралась в круглой гостиной, где портрет Акселя Веннер-Грена созерцал коллекцию предметов искусства индейцев культуры инка. Среди прочих там были маркиз де Висделу и его светловолосая подружка Бетти Робертс, Фредди Черетта и очаровательные жены летчиков, Годфри Хиггс и его смеющаяся супруга, профессор Леонард Килер, леди Диана, разумеется, как наша хозяйка, Фредди и Нэнси, и, конечно же, я сам. Кроме того, присутствовала горстка друзей де Мариньи, которых я не знал.
   В дополнение ко всему в комнате находился еще один человек, за которого мы и поднимали тост в данный момент.
   Смущенный, с шоферской кепкой в руке, Кертис Томпсон, который привез своего босса и миссис де Мариньи к катеру на острове Хог и неожиданно был приглашен на вечеринку возбужденным Фредди, стал на мгновение центром всеобщего внимания.
   Фредди высоко поднял свой бокал с шампанским, а другой рукой обнял своего чернокожего водителя, который застенчиво улыбался.
   — За моего лучшего и самого дорогого друга! — провозгласил граф. — Кертис остался мне верен, несмотря на все старания генерального прокурора и его майамских хулиганов!
   — Правильно! — поддержал Хиггс, поднимая и свой бокал.
   Все остальные тоже присоединились (хотя, как я полагаю, сам Веннер-Грен вряд ли испытал бы удовлетворение, увидев в своей гостиной цветного гостя), и де Мариньи пожал Кертису руку. Затем обнял его.
   — Я ничем не смогу загладить свою вину за твое избиение, — проговорил де Мариньи со слезами на глазах.
   — Мистер Геллер помог мне, — сказал Кертис.
   — Я знаю. — Де Мариньи приветствовал меня поднятием бокала, и я улыбнулся и кивнул ему в ответ.
   — Простите меня, босс. Я пойду помогу на кухне... — произнес Кертис и вышел из комнаты.
   Ди при этом как будто испытала облегчение. Или мне только почудилось?
   Черт возьми! Она прекрасно выглядела в этот вечер — единственная, кто выкроил время для переодевания. На ней была розовая атласная блузка, сквозь которую отчетливо проступали крохотные соски ее дынеобразных грудей, и короткая черная юбка, к которой тщательно были подобраны черные перчатки.
   Ди крепко взяла меня за руку.
   — Тебе это действительно удалось, Геллер, — сказала она.
   — Ты имеешь в виду победу Фредди? Думаю, что и Хиггс с Каллендером имеют к этому какое-то отношение, — пошутил я.
   Я заметил, что мулат Каллендер то ли не был приглашен вовсе, то ли сам решил не приходить.
   Ее кроваво-красные припухлые губы сложились в злую улыбочку.
   — Ты можешь остаться еще на несколько дней? — спросила она. — Я должна завтра лететь в Мехико на встречу с Акселем, но могу отложить, если...
   — Думаю, не стоит, — ответил я. — Это моя последняя ночь в Нассау.
   Эти глаза небесно-голубого цвета в обрамлении длинных темных ресниц глядели на меня с неподдельной грустью. Ди провела по моей щеке своей рукой в перчатке. Подавшись вперед, она прошептала:
   — Тогда надо поскорее избавиться от всех гостей... в эту ночь нас ждут кое-какие дела...
   Мой друг Леонард Килер, похоже, нашел, наконец, применение своему полиграфу, который он притащил с собой из Чикаго.
   Бетти Робертс попросила показать ей знаменитый аппарат, а затем дерзко заявила, что сможет «обмануть» его. Это вызвало оживленную реакцию, и, несколько поломавшись, Килер все-таки притащил аппарат из своей комнаты (он тоже жил в Шангри-Ла) и приступил к играм.
   Одна за другой присутствовавшие дамы прошли тест Лена. Они доставали одну карту из колоды и показывали ее всем, кроме Килера. Потом испытуемая возвращала карту обратно в колоду, а Лен подключал к ее груди, плечам и среднему пальцу на руке свои датчики (что, по-видимому, приносило ему удовольствие).
   — Теперь я буду спрашивать вас, какую карту вы вытащили, — произнес профессор, колдуя над своими драгоценными счетчиками и датчиками, — и когда я назову верную карту, скажите мне, что я не прав. То есть, солгите.
   Все попались.
   Лен со своим профессорским видом, в очках в металлической оправе, в коричневом костюме от «Маршал Филдз», был гвоздем программы.
   Де Мариньи, снявший галстук и стоявший с развязным видом, изящно держал в одной руке бокал с едва отпитым шампанским, а другой обнимал за талию Нэнси, вдруг воскликнул:
   — Профессор! Позвольте мне испытать на себе эту адскую машину. Вы ведь добивались этого с самого вашего приезда в Нассау.
   — Верно! — согласился Килер, раскладывая колоду карт веером. — Возьмите карту...
   — Никаких детских игр, профессор. Подключите аппарат ко мне и спрашивайте об убийстве сэра Гарри Оукса.
   Повисшая было тишина была прервана возгласами одобрения некоторых гостей. Тогда Хиггс выступил вперед, положил свою ладонь на плечо клиента и значительно произнес:
   — Я советую вам не делать этого, Фред. Вам нечего доказывать кому-либо.
   Профессор Килер, вдруг забеспокоившись, сказал:
   — Я согласен с Годфри. Тут неподходящие условия...
   — А вдруг что-то выйдет не так, — проговорила враз побледневшая Нэнси. — Конечно, мы все тут друзья, но если пойдет слух, что ты не прошел этот тест...
   Де Мариньи пристально посмотрел на жену; я никогда раньше не видел столько укора в его глазах, обращенных на Нэнси.
   — Мне нечего бояться, — заявил он. — Присяжные признали меня невиновным. Мне просто любопытно, согласится ли эта машина с их решением.
   Остановить графа было невозможно. Вскоре к нему подключили необходимую аппаратуру: кабель к груди, манжету для измерения давления на руку, наперсток на средний палец. Рядом с испытуемым стоял Килер, настраивая свое хитроумное механическое детище. Кроме голосов профессора и Фредди в комнате слышался еще один звук — шорох самописцев по бегущей из полиграфа бумаге. Гости собрались вокруг, стараясь не толпиться, гипнотизируемые волнистыми линиями, которые выводили иглы самописцев.
   — Ваше имя Альфред де Мариньи?
   — Да.
   — Вы живет в Нассау?
   — Да.
   — Когда вы отвезли ваших гостей после вечеринки седьмого июля, вы сразу же направились домой?
   — Да.
   — Вы заезжали в «Вестбурн»?
   — Нет.
   — Это вы убили сэра Гарри Оукса?
   — Нет.
   — Вы были в комнате, когда кто-то другой убил сэра Гарри Оукса?
   — Нет.
   — Вы знаете того, кто убил сэра Гарри Оукса?
   — Нет.
   — Вы прикасались к китайской ширме в промежуток времени с момента убийства и до обнаружения тела?
   — Нет.
   В течение всего допроса иглы самописца, регистрировавшие давление, частоту дыхания и пульса Фредди, не вздрогнули ни разу.
   Когда он наконец взглянул на присутствующих, Леонард Килер ухмылялся словно ребенок.
   — Что и было известно, — сказал он. — Этот человек невиновен.
   Все еще подключенный к аппарату, Фредди оглянулся и невозмутимо произнес:
   — Не уверен, что это правильное утверждение — ведь вы не спрашивали меня о моей прошлой жизни... и не смейте!
   — Он и тут не лжет! — заявил Килер, продолжая улыбаться, и комната огласилась смехом и радостными выкриками.
   Боюсь, я не смеялся вместе со всеми, хотя улыбка была у меня на устах. Я был озабочен размышлениями о том, что я, как мне казалось, слышал в речи председателя присяжных, которую почти заглушили первые крики ликования и поздравлений. Я рассказал об этом Хиггсу, прежде чем мы сели в катер, чтобы плыть в Шангри-Ла, и он обещал прояснить это дело.
   Теперь адвокат подошел ко мне с бокалом шампанского в руке и несколько потускневшей мальчишеской улыбкой на лице.
   — Похоже, ничто не в силах остановить нашего клиента, — сказал он.
   — Вообще-то, мой клиент — Нэнси Оукс де Мариньи, но и ее ничем не остановишь.
   Хиггс усмехнулся. Потом вдруг помрачнел.
   — Я говорил с Эрнестом прямо перед нашим отъездом сюда. Он занимается этим вопросом.
   — Я сказал вам, что, как мне показалось, я услышал.
   Адвокат решительно покачал головой.
   — Это нелепость. У присяжных нет полномочий.
   — Да это только была рекомендация, Хиггс. Боже мой! Я даже не уверен, правильно ли я расслышал.
   — Мы скоро узнаем об этом.
   — Мистер Геллер!
   Это был голос Нэнси.
   Я подошел к ней с улыбкой и поднял свой бокал с шампанским; она мило улыбнулась мне в ответ своими чувственными губами, за которые любой мужчина пошел бы на убийство, даже если де Мариньи и не был на это способен.
   — Вы замечательный сыщик, — сказала она.
   — Так и написано на моей визитной карточке, — заметил я.
   — Ах вы!.. Послушайте... Я знаю, что сейчас не самое подходящее время, но нам просто необходимо поговорить.
   — Что ж... хорошо, — согласился я.
   Мы прошли в угол, где стояли два удобных современных кресла под сердитого вида инкской маской.
   — Я должна вам деньги, — начала она.
   — Можете не беспокоиться из-за этого прямо сейчас.
   — Но ведь вы уже далеко перерасходовали сумму задатка, который выдал вам папа.
   — Не намного. У меня, конечно, были определенные расходы, но вы ведь пристроили меня в Шангри-Ла! Часто ли наемный работник получает такие жилищные условия?
   Она прикоснулась к моей руке. Ее огромные карие глаза светились, напоминая мне глаза Марджори.
   — Но ничего еще не закончилось, — проговорила Нэнси.
   — Не закончилось? — не понял я.
   — Вы сами знаете. Ведь убийца моего отца на свободе. До тех пор, пока виновные не предстанут перед судом, найдутся люди, которые будут считать, что это сделал Фредди.
   Я пожал плечами.
   — Он невиновен. Так считают присяжные, и даже детектор лжи согласен с этим. И мы с вами знаем, что это так.
   Ее глаза стали наполняться слезами.
   — Да, но этого не достаточно. Убийца или убийцы должны быть найдены. Разве вы так не думаете?
   — Вообще-то именно к этому я и стремлюсь, когда расследую дело об убийстве.
   — И... мистер Геллер... Нат! Моя мать до сих пор убеждена, что Фредди виновен.
   — А я думал, вы помирились...
   — Мы пытаемся. Но до тех пор, пока она не будет уверена в невиновности Фредди, между нами не будет тех отношений, что были прежде. Теперь, после смерти папы, мне как никогда нужна моя семья. Испытания на детекторе лжи недостаточно, чтобы убедить ее. Выясните, кто это сделал!
   Я вздохнул.
   — Я так давно не был дома, Нэнси!
   Ее твердый подбородок задрожал.
   — Мы с вами оба знаем, что множество из добытых вами улик так и не попали в суд. Теперь у властей нет даже подозреваемого.
   Я подумал о том, насколько скован я был в своем расследовании. Мне вспомнилось, как Линдоп неохотно поделился со мной: «Нелепо искать преступника, пока не оправдан человек, обвиняемый в этом преступлении». Что ж, ведь теперь Фредди был на свободе!
   — Что же вы от меня хотите?
   Нэнси улыбнулась и взяла меня за предплечье.
   — Задержитесь здесь еще ненадолго. Соберите еще какие-нибудь улики, если сумеете, но по меньшей мере передайте полиции те, что остались у вас. Расскажите им о том, что папа умер от выстрела из пистолета, о том, что распылитель использовали в качестве факела, что Гарольд Кристи связан с Мейером Лански, и что внешность телохранителей Лански соответствует описанию мужчин, которых видели у Лайфорд Кэй.
   — Эй, Нэнси! Кому это вы говорите? — прервал я ее. — Я знаю обо всем этом, и даже больше.
   — Так вы согласны?
   Я снова вздохнул.
   — Я потрачу еще одну неделю на это, — пообещал я. — На тех же условиях?
   Она опустила глаза.
   — Ну... Боюсь, что это невозможно. Я понимаю, что жаловаться на отсутствие денег дочери сэра Гарри Оукса — абсурдно, но в данный момент мои средства ограничены...
   — Пятьдесят в день плюс расходы, — предложил я.
   Ее лицо расплылось в улыбке; она поцеловала меня в губы. Это был простой дружеский поцелуй, но поверьте, в нее было ужасно легко влюбиться.
   Затем к нам присоединился ее муж. Мы стояли все вместе, и он улыбался, но во всем этом чувствовалась какая-то напряженность.
   — Фредди! Я так рада! Мистер Геллер согласился остаться.
   Он улыбнулся, нахмурив при этом лоб.
   — Остаться?
   — Да — он продолжит расследование смерти папы.
   Де Мариньи выглядел озадаченным.
   — Но зачем?
   — Ну... потому что кто-то ведь должен этим заняться!
   — Милая моя, ты, вероятно, права, считая, что полиция Нассау не станет заниматься дальнейшим расследованием, — произнес он, выгнув бровь. — Думаю, они считают дело закрытым.
   — Вот именно поэтому мы и должны продолжить расследование!
   Фредди имел почти сонный вид.
   — В убийстве твоего отца может быть двадцать или тридцать мотивов — шантаж, например, или темные деловые операции. Это одно из тех дел, расследование которых может длиться вечно и так никогда и не закончиться.
   — Но мы должны попробовать...
   — Я должен поблагодарить мистера Геллера, — сказал де Мариньи, как будто я не присутствовал при этом разговоре, — но он слишком дорог. Не думаю, что мы можем себе позволить воспользоваться его услугами.
   — Он снизил таксу, — произнесла Нэнси, почти умоляющим тоном.
   — Ну, дорогая... Это твое дело, я полагаю.
   — Фредди! — обратился к нему я.
   — Да?
   — Разве вам все равно, кто убил старика? Разве у вас самого нет версии, после всего того, через что вы прошли?
   — Не имею ни малейшего представления, кто мог это сделать, — вкрадчиво сказал он. — Это мог быть Гарольд Кристи, или какой-нибудь спятивший туземец, или Бог знает кто еще. Все что я знаю, это то, что убийство совершил не я. Как бы то ни было, Геллер, вы должны помнить: меня судили не за убийство сэра Гарри Оукса.
   — Как так?
   Он обнял Нэнси за плечи; это был одновременно нежный и снисходительный жест. Она обиженно посмотрела на него широкими раскрытыми глазами.
   — Меня судили за то, что я женился на дочери сэра Гарри, — произнес он.
   Фредди поцеловал жену в лоб.
   — С твоего позволения, дорогая... Мне нужно быть с друзьями...
   Мы видели, как он присоединился к маркизу и его юной подружке, и как затем через считанные секунды все трое уже весело смеялись и пили шампанское.
   — Пожалуйста, останьтесь, — тихо произнесла Нэнси с отчаянной настойчивостью. — Я смогу достать деньги.
   Я взял ее руку в свои ладони и сжал ее.
   — Я уже сказал, что останусь.
   Она обняла меня.
   Хиггс вернулся обратно в комнату, хотя я не заместил, что он выходил. Его лицо было бледным и мрачным.
   — Извините! — воскликнул он, перекрывая своим голосом смех и разговоры. — Я должен сообщить вам неприятные новости...
   Все затихли и столпились вокруг адвоката.
   — От волнения никто... за исключением нашего зоркого и внимательного сыщика мистера Геллера... не расслышал заявления председателя присяжных полностью. Я поинтересовался содержанием этого заявления. Похоже, что после оглашения вердикта о невиновности, председатель зачитал рекомендацию присяжных о немедленной депортации с Багамских островов Альфреда де Мариньи и Джорджа де Висделу.
   Возгласы недовольства наполнили комнату, и де Мариньи, нахмурившись, в холодном негодовании произнес:
   — У них нет на это полномочий!
   — Вы правы, — согласился Хиггс. — И мы можем побороться с этим решением, к сожалению.
   — К сожалению? — переспросил де Мариньи.
   — Эрнест Каллендер навел кое-какие справки и, принимая во внимание, что напряженность сейчас возрастает, выяснил, что поговаривают о том, будто губернатор наверняка утвердит эту рекомендацию.
   Герцог Виндзорский все-таки найдет выход.
   — По-видимому, — глухим голос произнес Хиггс, — они намереваются использовать в качестве повода нарушение вами ограничений на использование топлива.
   Де Висделу выглядел так, как будто собирался расплакаться; де Мариньи уставился в пол с застывшей улыбкой на чувственных губах, в то время как Нэнси в знак поддержки сжала его руку.
   Мрачная тишина повисла в зале, и гости стали медленно расходиться, выражая при этом одновременно поздравления и сочувствие семье де Мариньи.
   Прежде чем уйти, Нэнси сказала мне до боли твердым голосом:
   — Может быть, мне придется покинуть остров, но вы должны остаться! Договорились?
   — Договорились, — проговорил я.
   Час спустя я сидел на диване в своем коттедже, положив ноги на стол. Вдруг я услышал звук поворачиваемого в замке ключа: моя стройная хозяйка в туфлях на высоком каблуке, в трусиках и со своей отвратительной улыбочкой на лице вошла, держа в руках бутылку шампанского.
   — По стаканчику на ночь? — предложила она. В руке у нее было два бокала.
   — Конечно.
   Я не слишком-то много пил сегодня. Ди была немного навеселе, но совсем не пьяной. Она уселась мне на колени и провела языком до середины моего горла, затем поцеловала меня в ухо и прижалась щекой к моей шее.
   — Я путешествую, — сказала она.
   — Что?
   — Я путешествую. Иногда даже попадаю в Чикаго. Я зайду к тебе в гости...
   — Это было бы здорово. Но насколько я понимаю, у нас просто... летний роман.
   — О! Это нечто большее, Геллер!
   — Отлично! Тогда выходи за меня замуж и тащи свои денежки.
   — Ты невыносим. Ты же знаешь, что я не принадлежу к разряду домохозяек. Тебе нужна другая девушка, которая родит тебе детей, будет убирать в твоем доме и заряжать твои револьверы.
   — А у меня автоматический пистолет.
   — Все равно. Но иногда, время от времени, я буду заявляться к тебе на порог и, будь ты холост или женат, мы будем прекрасно проводить время...
   — Это тоже было бы не плохо...
   Вдруг ее легкомыслие исчезло, и она едва не расплакалась.
   — Мне так больно осознавать, что ты уезжаешь...
   — А я не уезжаю.
   — Не уезжаешь?
   — Впрочем, я, конечно, могу уехать. Но я надеюсь, что ты позволишь мне задержаться здесь ненадолго.
   Она улыбнулась.
   — Я отложу свою поездку. Надолго ты останешься? Мы оба заслуживаем отпуска, после всего этого ада последних недель. Мы будем элегантно ужинать, безбожно валяться на пляже и трахаться, как чертовы язычники.
   — Вообще-то, у меня еще есть работа, — заметил я.
   Я рассказал ей о просьбе Нэнси.
   — Превосходная мысль! — похвалила Ди. — Но ты вряд ли добьешься сотрудничества со стороны Хэллинана.
   — Я в этом не сомневаюсь, но у меня куча улик, о которых он и не догадывается.