Страница:
Вслед за Хиггсом я зашагал вниз по лестнице, ведущей к выходу на улицу.
— По крайней мере, они больше не следят за вами. — Хиггс усмехнулся. — После тех злых шуток, что вы с ними сыграли, и того, как вы направили их по ложному следу, я думаю, наша местная полиция, так же как и их советники из Майами, надолго запомнят эти уроки.
Мы вышли на Бэй-стрит; нежный багамский бриз, ни жаркий, ни прохладный, приятно обдувал нас.
— В этом я не уверен, Годфри. Последние два дня у меня такое чувство, будто у меня снова появился «хвост».
— Неужели?
— Да. Я несколько раз замечал одного парня. Высокий. Белый. Он довольно ловок: прежде чем я успеваю рассмотреть его, он сворачивает на машине в боковую улицу. А когда он пешком — мгновенно исчезает в ближайшем магазине или ресторане, а потом уже не показывается оттуда... Но это, черт возьми, один и тот же белый парень.
— Вы знаете, это может быть какой-нибудь репортер. В последнее время они сюда устремились целым потоком.
— Я так не думаю. Этот похож на копа.
Хиггс покачал головой.
— Ну ладно! Суд состоится через несколько дней, и скоро все кончится. Вся эта суета сойдет на нет.
Хиггс кивнул мне на прощанье и направился к своей машине, а я пошел своей дорогой. «Дёрти-Дикс» находился всего в нескольких кварталах вниз по улице. Я уже прошел половину пути, когда заметил его.
«Только не ты опять!» — подумал я про себя, ловя его отражение в витрине магазина.
Парень шел по противоположной стороне Бэй-стрит, держась в половине квартала от меня; это был хороший прием, но учитывая то, что почти все магазины были закрыты, а на улице почти не было прохожих, его позиция стала весьма уязвимой.
Его внешность была слишком уж приметной для шпика: высокий, стройный, в голубом пиджаке, желтой рубашке и рыжевато-коричневых штанах, что делало его похожим на туриста; вытянутое, мужественное лицо, украшенное по меньшей мере единожды сломанным носом; высокие скулы, впалые щеки, темные волосы, спадающие на лоб; сигарета в плотно сжатых, тонких губах.
Я расстегнул пиджак и перешел улицу; он продолжал идти, словно и не замечая меня. Теперь я пошел прямо на него, и когда мы с ним поравнялись, я резко развернулся, приблизился к нему сзади и приставил девятимиллиметровое рыльце пистолета к его спине.
— Поговорим! — предложил я.
— Почему бы и нет? — согласился тот, говоря с мягким британским акцентом.
— Аллея как раз для этого подойдет.
— Да, вполне, — снова вежливо согласился парень.
Я проводил его в аллею; американский матрос и женщина, вероятно, жена одного из пилотов британских ВВС прошли мимо нас, улыбаясь друг другу, рука об руку. Мой «хвост», за которым я следовал, словно тень, тихо вступил в аллею, где я тут же завел его в самую темноту. Я чувствовал запах его одеколона.
— Повернись медленно, — приказал я, — и встань спиной к стене.
Но медленно парень поворачиваться не стал — крутнувшись, он обхватил меня рукой за пояс, и в следующий момент засранец уже повалил меня на землю!
Когда моя задница тяжело опустилась на гравий, обе мои руки оказались пустыми. Я посмотрел на него. Парень стоял и рассматривал меня с выражением неприкрытой скуки. Мой пистолет был у него в руке.
— Разрешите мне помочь вам подняться, — обратился он ко мне.
— Благодарю вас, — согласился я.
Он опустил мой пистолет в карман своей спортивной куртки и подал мне руку, а я протаранил его головой в живот и прижал к ближайшей стене.
— Наверное, мне следует представиться, — со стоном произнес он, в то время как я держал его пришпиленным к стене. Я взмахнул кулаком, чтобы врезать ему в корпус, но он успел перехватить мою руку в запястье.
— Я... агент разведывательной службы королевских военно-морских сил Его величества, — произнес он. — Поэтому давайте закончим с прологом и перейдем к делу. Вы не против?
Тяжело дыша, я отступил назад и вытянул перед собой руку.
— Верните мне мою пушку! — настойчиво произнес я.
Он улыбнулся слабой изогнутой улыбочкой. Парень смотрел на меня, как отец на дерзкого ребенка, хотя по возрасту он был не старше меня, в этом я готов был поклясться.
— Разумеется, мистер Геллер, — сказал он, извлек пистолет из своего кармана и протянул мне, держа за ствол.
Я вложил пистолет в кобуру.
— Вы здорово приложили меня задницей, — похвалил я незнакомца.
— Дзюдо! — коротко объяснил тот, оправляя свой пиджак. — Проклятые японцы знают свое дело.
— Вы, похоже, знаете мое имя, — сказал я, отряхивая сзади штаны. — А вас зовут как-нибудь, или у вас только порядковый номер?
Он достал сигарету из позолоченного портсигара и принялся разминать ее.
— Флеминг, — сказал он наконец. Закурив, повернулся ко мне своим лицом с грубыми чертами. — Ян Флеминг.
В «Дёрти-Дикс» мы уселись за отдаленным столиком. На сцене играл оркестр, и высокая туземка в едва прикрывавшем тело наряде из двух деталей танцевала танец лимбо, который включал в себя выполнение акробатических трюков под постоянно все ниже и ниже опускаемым двумя темнокожими ассистентами шестом. Толпа зрителей ухмылялась от удовольствия, и среди них я узнал много знакомых репортеров, прибывших сюда, чтобы освещать процесс.
— Отменная ловкость, — произнес Флеминг, выпуская дым.
— Она немного гибче, чем я, — заметил я и добавил: — Так что же происходит, черт возьми?
— Минутку! Пусть эта очаровательная девушка примет наш заказ.
Почти хорошенькая темноволосая официантка была белой девушкой, но на ней красовался цветастый саронг, а в волосах — сочетающийся с ним по расцветке цветок. Ей было около двадцати пяти и у нее, вероятно, хватало опыта в отношениях с клиентами, но чувствовалось, что она немедленно прониклась к Флемингу, хотя тот всего-навсего одарил ее милой улыбкой.
— Бурбон с родниковой водой, — заказал он для себя.
— Ром с кокой, — попросил я.
Официантка завороженно смотрела на Флеминга, хлопая тщательно накрашенными накладными ресницами, и тот наградил ее еще одной улыбкой.
— Как вы уже, наверное, догадались, мистер Геллер, — начал он, — мне пришлось задержаться в Нассау, чтобы... ну скажем, проследить за развитием событий вокруг дела Оукса.
— С чего бы британской военно-морской разведке проявлять интерес к делу об убийстве, в котором замешаны гражданские лица? Хотя бы даже и богатые?
Флеминг затушил сигарету в стеклянной пепельнице, немедленно достал еще одну из своего позолоченного портсигара и прикурил ее.
— Ну, один из тех, кто замешан в этом деле, не является, строго говоря, гражданским лицом. Он, что называется, ви-ай-пи — очень важная персона, и он... в очень щекотливом положении. В уязвимом положении.
Теперь я начал понимать, о ком шла речь.
— Вы имеете в виду герцога Виндзорского. Бывший король с пронацистскими симпатиями! Он — живой позор вашей страны, не так ли?
Улыбка Флеминга напоминала больше презрительную ухмылку.
— Наоборот — герцога любят во всем мире. Забота моего правительства состоит в том, чтобы его... не смогли использовать в каких-либо неблаговидных целях. Чтобы его самого... не опозорили.
— Да, верно, — согласился я.
Официантка принесла наши напитки. Они с Флемингом улыбнулись друг другу. Она — щедро, он — снисходительно.
— Боюсь, герцог становится легкой добычей финансовых дельцов, — произнес англичанин. — Он известен своим негативным отношением к тому, что сумма его ежегодного содержания ограничивается, особенно во время войны.
— Я сейчас заплачу, — пообещал я.
— Герцог также недоволен ограничениями, наложенными на операции с иностранной валютой — мерой, имеющей своей целью концентрацию британской валюты для нужд обороны.
— Боюсь, я в этом ничего не смыслю, — сказал я. — Я уже не говорю о том, что не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству Оукса.
— Но тут есть связь. — Флеминг потягивал свой напиток: сигаретный дым струился между пальцами его руки. — Видите ли, несколько лет назад герцог вступил в партнерские отношения с сэром Гарри Оуксом.
— Ну и что?
— В число партнеров входил так же Гарольд Кристи, как вы могли догадаться, и некто Аксель Веннер-Грен. — Флеминг приподнял бровь. — Теперь факт дружбы герцога с Веннер-Греном стал, я должен это признать, источником неудобства для Короны.
Я пожал плечами.
— Кое-кто в Нассау поговаривает о том, что имя Веннер-Грена было внесено в черный список незаслуженно.
Флеминг тихо рассмеялся.
— Позвольте рассказать вам небольшую историю о богаче Веннер-Грене, — заговорил он. — В сентябре тридцать девятого Веннер-Грен плыл на своей яхте «Саузерн кросс» из Готенбурга на Багамы. У северного побережья Шотландии он совершенно случайно оказался свидетелем того, как немецкая подводная лодка торпедировала британский лайнер «Атения». Он принял на борт своей яхты свыше сотни спасшихся людей, как и подобало великому гуманисту, и телеграфировал президенту Рузвельту, призывая того использовать «ужас этой катастрофы» в качестве основы для попытки примирения с Германией. Нас же, то есть военно-морскую разведку, заинтересовало, почему «Саузерн кросс» со своими многочисленными радиолокаторами и чересчур мощными передатчиками и пеленгаторами как бы случайно оказалась именно в этом районе океана и именно в определенный момент.
— Интересное совпадение, — заметил я.
— За этим последовали еще некоторые фантастические совпадения. «Саузерн кросс» всегда оказывался рядом, когда пилоты союзников, проходившие обучение на Багамах, падали в море. Веннер-Грен спасал этих пилотов — но наблюдал ли он за их тренировочными полетами? Прежде чем ему запретили плавать в этих водах, Веннер-Грен держал на борту своей яхты, в трюме, образцы военного снаряжения, произведенные его компанией «Бофорс Мьюнишн Воркс». Он также держал необычайно большие запасы топлива на борту «Саузерн кросс», что дало пищу слухам о том, что Веннер-Грен осуществлял дозаправку подводных лодок.
Я несколько подался вперед.
— И это то самое судно, на котором герцог и герцогиня совершали небольшие прогулки в Америку?
— Верно! Веннер-Грен мог запросто доставить герцогиню в Майами к ее дантисту. Любимый десерт Виндзоров? Огромный макет «Саузерн кросс» из щербета.
— Очаровательно!
— Не правда ли? В нашей разведывательной службе есть и такие, кто цинично считают Акселя... дурным примером для нашего мальчика.
Оркестр туземцев изо всех сил бил в свои барабаны, но я едва обращал на них внимание.
— Что ж, теперь Веннер-Грен в Куэрнаваке или еще где-то, не так ли? Какой вред он может принести теперь герцогу?
— Вред, мистер Геллер, если таковой существует на самом деле, связан с теми деловыми отношениями, о которых я уже упоминал — теми, в которых герцог участвует вместе с Кристи, Веннер-Греном и покойным сэром Гарри Оуксом. Видите ли, это их совместное деловое предприятие — банк. А именно, «Банко Континенталь» в Мехико.
Я пожал плечами и откинулся на спинку стула.
— Ну и что? Международные финансы вполне естественная сфера интересов для людей такого уровня.
Флеминг вынул изо рта сигарету. Выпустив дым, он загадочно улыбнулся.
— Мистер Геллер, я вполне откровенен с вами, но существуют пределы того, что я могу объяснить. Позвольте мне попытаться изложить вам суть в двух словах. В военное время некоторые виды деятельности... не поощряются. Такие как, например, нелегальный перевод денег из сражающейся империи с целью их вложения в стране, созревшей для ведения в ней подрывной деятельности.
— Вот как!
— Участие герцога в деятельности «Банко Континенталь» нельзя назвать удачным. Это тщательно скрываемая тайна, и я сомневаюсь, что герцог хотя бы догадывается, что о ней знает военно-морская разведка. Но мы в курсе. А теперь и вы тоже.
— О Господи! Но почему именно я?
К нам снова подошла официантка с очередной порцией напитков, и снова они с Флемингом обменялись улыбками.
— Вы не возражаете, если я уклонюсь на время от ответа на ваш вопрос? — спросил англичанин.
— А что, у меня есть выбор?
Он приступил ко второму бокалу бурбона с родниковой водой.
— Когда мне было девять лет, — начал он, — я вместе с моей семьей отдыхал в Сент-Ивс, на полуострове Корнуол. Однажды, когда я искал аметист в гротах на пляже, я неожиданно споткнулся о глыбу серой амбры размером с детский футбольный мяч.
Я не знал, что такое серая амбра, но догадывался, что это было ценное вещество. В другой обстановке я был бы раздосадован, но этот ловкий сукин сын оказался хорошим рассказчиком.
— Тогда я тут же подумал, что теперь я богат; что я буду питаться одним лишь молочным шоколадом, и что мне не придется возвращаться в мою частную школу или вообще заниматься какой бы то ни было работой — ведь я нашел короткий путь к счастью и успеху! Но по пути домой глыба начала таять и вскоре превратилась в бесформенную массу. Моя мать спросила, что я принес, и я сказал: «Это же серая амбра! Она стоит тысячу фунтов за унцию, и я больше никогда не вернусь в школу!»
Он отхлебнул из своего бокала. Затем продолжил:
— Но моя серая амбра, как оказалось, была всего-навсего комком давно испортившегося масла, которое было сброшено у берега с какого-то грузового судна. Мою маму это особенно не развеселило...
— Меня тоже, — заметил я. — Ну и какова же суть всей этой истории?
— Суть, мистер Геллер, в том, что иногда серая амбра оказывается обыкновенным протухшим маслом. — Он снова улыбнулся, на этот раз больше самому себе. Выпустил струйку дыма через нос. — Вы ведь теперь, так сказать, гость Веннер-Грена.
— Я даже незнаком с ним. Никогда не видел его, разве что на портрете.
— Но ведь вы общаетесь с очаровательной леди Медкалф, не так ли?
— Да, она мне здорово помогает.
— Неужели? Странно. Что вам о ней известно?
Его постоянная манера говорить, слегка подтрунивая, начинала действовать мне на нервы.
— Она вдова одного из друзей герцога; она занимает очень важное положение в королевском обществе или как еще, черт возьми, это у вас там называется...
На этот раз он улыбнулся, обнажив свои зубы, отчего в его лице появилось что-то лошадиное.
— Диана Медкалф — это бывшая Джун Диана Симз из поселка Блэкфрайэрз в восточной части Лондона. Низшие слои общества.
Я моргнул и проглотил слюну.
— Как вышло, что она смогла выйти замуж за лорда?
Вскинув плечи, он развел руками в стороны.
— Дэвид Виндзор отрекся от трона ради дважды разведенной американки, которая, как поговаривают, побывала на работе в гонконгском борделе. — Флеминг потушил сигарету и полез в портсигар за следующей. — Черт возьми, приятель, вы ведь видели «леди Диану» намного ближе, чем я. Она умная и красивая женщина.
— Но я все-таки не понимаю, как...
Он закурил сигарету и произнес, почти потеряв терпение:
— Она была самым заурядным клерком на Королевской Международной выставке лошадей, которая ежегодно проводится на лондонском стадионе «Олимпия», и на которой до отречения разыгрывался кубок Виндзоров. Постепенно мисс Симз дослужилась до помощника управляющего, что и помогло ей завести знакомства в высших кругах города.
— Ладно, — сказал я, защищаясь. — Итак, она не в рубашке родилась.
— Я просто решил, что вам следует в точности знать, с кем вы... имеете дело.
Я рассмеялся.
— Вы и сами не похожи на парня, который проверяет родословную девушки, прежде чем лечь с ней в постель.
Он кивнул в знак согласия.
— У женщин есть свои способы... снятия напряжения с мужчин. Хотя англичанки меня не очень привлекают. Они так редко моются. Или леди Диана — исключение?
— А что именно вы имеете против Дианы? Кроме того, что она, возможно, принимает реже ванну, чем вам бы того хотелось?
Он отмахнулся от моего вопроса рукой, в которой была зажата тлеющая сигарета, оставив в и без того прокуренном воздухе дымный след.
— О! Ничего особенного у меня против нее нет, — заявил Флеминг. — Но, может быть, вам было бы интересно узнать, что ваша милая подруга... как бы сказал ваш Рэймонд Чандлер?.. — он прервался, подыскивая нужное слово. — Коммивояжер Веннер-Грена и герцога, в данном случае. Ведь она часто выезжает в Мехико, в «Банко Континенталь» по делам, связанным с валютой. Кстати, не там ли она сейчас?
Мне захотелось врезать этому надоедливому сукину сыну.
— Даже если это правда, то каким, черт возьми, образом это связано с убийством сэра Гарри?
— Совсем необязательно, что это как-то связано. Но мне интересно то, что сам сэр Гарри за последний год совершил немало путешествий на юг, что дало пищу устойчивым слухам о его возможном переезде с Багамских островов в Мексику.
— Я все еще не вижу связи...
Он снова взмахнул рукой с сигаретой, повесив в воздухе дымную петлю.
— Возможно, ее и вовсе не существует. Тем не менее, мне бы очень хотелось поймать леди Ди на чем-нибудь противозаконном. Мне было бы очень приятно положить конец деятельности герцога, не затронув... его лично...
— Или интересов Короны, — подсказал я. — Так какого же черта вы следите за мной?
— Да я, в общем-то, и не делаю этого. Моя цель — леди Медкалф.
Я поднялся из-за столика.
— Ну что ж, вы правы в одном: Ди — мой друг. И я не намерен помогать вам «ловить» ее на чем-либо.
Он округлил глаза, выпустил дым.
— Я не помню, чтобы просил вас об этом. Неожиданно стальные барабаны туземного оркестра зазвучали оглушительно.
— Зачем же вам понадобилось рассказывать мне обо всем этом? — спросил я, недоумевая.
— Только для того, чтобы вы были в курсе. Видите ли, я уже понял, что если кому-то и суждено докопаться до правды в этом деле, то именно вам, мистер Геллер.
Я посмотрел на него. Он улыбнулся своей едва заметной улыбочкой и приподнял свой бокал.
— Держите со мной связь, — сказал он напоследок.
Когда я в последний раз взглянул на него, прежде чем покинуть бар, он непринужденно болтал с нашей официанткой, которая казалась завороженной.
Не стоило ломать голову над тем, кому этой ночью предстояло быть трахнутой.
Глава 23
— По крайней мере, они больше не следят за вами. — Хиггс усмехнулся. — После тех злых шуток, что вы с ними сыграли, и того, как вы направили их по ложному следу, я думаю, наша местная полиция, так же как и их советники из Майами, надолго запомнят эти уроки.
Мы вышли на Бэй-стрит; нежный багамский бриз, ни жаркий, ни прохладный, приятно обдувал нас.
— В этом я не уверен, Годфри. Последние два дня у меня такое чувство, будто у меня снова появился «хвост».
— Неужели?
— Да. Я несколько раз замечал одного парня. Высокий. Белый. Он довольно ловок: прежде чем я успеваю рассмотреть его, он сворачивает на машине в боковую улицу. А когда он пешком — мгновенно исчезает в ближайшем магазине или ресторане, а потом уже не показывается оттуда... Но это, черт возьми, один и тот же белый парень.
— Вы знаете, это может быть какой-нибудь репортер. В последнее время они сюда устремились целым потоком.
— Я так не думаю. Этот похож на копа.
Хиггс покачал головой.
— Ну ладно! Суд состоится через несколько дней, и скоро все кончится. Вся эта суета сойдет на нет.
Хиггс кивнул мне на прощанье и направился к своей машине, а я пошел своей дорогой. «Дёрти-Дикс» находился всего в нескольких кварталах вниз по улице. Я уже прошел половину пути, когда заметил его.
«Только не ты опять!» — подумал я про себя, ловя его отражение в витрине магазина.
Парень шел по противоположной стороне Бэй-стрит, держась в половине квартала от меня; это был хороший прием, но учитывая то, что почти все магазины были закрыты, а на улице почти не было прохожих, его позиция стала весьма уязвимой.
Его внешность была слишком уж приметной для шпика: высокий, стройный, в голубом пиджаке, желтой рубашке и рыжевато-коричневых штанах, что делало его похожим на туриста; вытянутое, мужественное лицо, украшенное по меньшей мере единожды сломанным носом; высокие скулы, впалые щеки, темные волосы, спадающие на лоб; сигарета в плотно сжатых, тонких губах.
Я расстегнул пиджак и перешел улицу; он продолжал идти, словно и не замечая меня. Теперь я пошел прямо на него, и когда мы с ним поравнялись, я резко развернулся, приблизился к нему сзади и приставил девятимиллиметровое рыльце пистолета к его спине.
— Поговорим! — предложил я.
— Почему бы и нет? — согласился тот, говоря с мягким британским акцентом.
— Аллея как раз для этого подойдет.
— Да, вполне, — снова вежливо согласился парень.
Я проводил его в аллею; американский матрос и женщина, вероятно, жена одного из пилотов британских ВВС прошли мимо нас, улыбаясь друг другу, рука об руку. Мой «хвост», за которым я следовал, словно тень, тихо вступил в аллею, где я тут же завел его в самую темноту. Я чувствовал запах его одеколона.
— Повернись медленно, — приказал я, — и встань спиной к стене.
Но медленно парень поворачиваться не стал — крутнувшись, он обхватил меня рукой за пояс, и в следующий момент засранец уже повалил меня на землю!
Когда моя задница тяжело опустилась на гравий, обе мои руки оказались пустыми. Я посмотрел на него. Парень стоял и рассматривал меня с выражением неприкрытой скуки. Мой пистолет был у него в руке.
— Разрешите мне помочь вам подняться, — обратился он ко мне.
— Благодарю вас, — согласился я.
Он опустил мой пистолет в карман своей спортивной куртки и подал мне руку, а я протаранил его головой в живот и прижал к ближайшей стене.
— Наверное, мне следует представиться, — со стоном произнес он, в то время как я держал его пришпиленным к стене. Я взмахнул кулаком, чтобы врезать ему в корпус, но он успел перехватить мою руку в запястье.
— Я... агент разведывательной службы королевских военно-морских сил Его величества, — произнес он. — Поэтому давайте закончим с прологом и перейдем к делу. Вы не против?
Тяжело дыша, я отступил назад и вытянул перед собой руку.
— Верните мне мою пушку! — настойчиво произнес я.
Он улыбнулся слабой изогнутой улыбочкой. Парень смотрел на меня, как отец на дерзкого ребенка, хотя по возрасту он был не старше меня, в этом я готов был поклясться.
— Разумеется, мистер Геллер, — сказал он, извлек пистолет из своего кармана и протянул мне, держа за ствол.
Я вложил пистолет в кобуру.
— Вы здорово приложили меня задницей, — похвалил я незнакомца.
— Дзюдо! — коротко объяснил тот, оправляя свой пиджак. — Проклятые японцы знают свое дело.
— Вы, похоже, знаете мое имя, — сказал я, отряхивая сзади штаны. — А вас зовут как-нибудь, или у вас только порядковый номер?
Он достал сигарету из позолоченного портсигара и принялся разминать ее.
— Флеминг, — сказал он наконец. Закурив, повернулся ко мне своим лицом с грубыми чертами. — Ян Флеминг.
В «Дёрти-Дикс» мы уселись за отдаленным столиком. На сцене играл оркестр, и высокая туземка в едва прикрывавшем тело наряде из двух деталей танцевала танец лимбо, который включал в себя выполнение акробатических трюков под постоянно все ниже и ниже опускаемым двумя темнокожими ассистентами шестом. Толпа зрителей ухмылялась от удовольствия, и среди них я узнал много знакомых репортеров, прибывших сюда, чтобы освещать процесс.
— Отменная ловкость, — произнес Флеминг, выпуская дым.
— Она немного гибче, чем я, — заметил я и добавил: — Так что же происходит, черт возьми?
— Минутку! Пусть эта очаровательная девушка примет наш заказ.
Почти хорошенькая темноволосая официантка была белой девушкой, но на ней красовался цветастый саронг, а в волосах — сочетающийся с ним по расцветке цветок. Ей было около двадцати пяти и у нее, вероятно, хватало опыта в отношениях с клиентами, но чувствовалось, что она немедленно прониклась к Флемингу, хотя тот всего-навсего одарил ее милой улыбкой.
— Бурбон с родниковой водой, — заказал он для себя.
— Ром с кокой, — попросил я.
Официантка завороженно смотрела на Флеминга, хлопая тщательно накрашенными накладными ресницами, и тот наградил ее еще одной улыбкой.
— Как вы уже, наверное, догадались, мистер Геллер, — начал он, — мне пришлось задержаться в Нассау, чтобы... ну скажем, проследить за развитием событий вокруг дела Оукса.
— С чего бы британской военно-морской разведке проявлять интерес к делу об убийстве, в котором замешаны гражданские лица? Хотя бы даже и богатые?
Флеминг затушил сигарету в стеклянной пепельнице, немедленно достал еще одну из своего позолоченного портсигара и прикурил ее.
— Ну, один из тех, кто замешан в этом деле, не является, строго говоря, гражданским лицом. Он, что называется, ви-ай-пи — очень важная персона, и он... в очень щекотливом положении. В уязвимом положении.
Теперь я начал понимать, о ком шла речь.
— Вы имеете в виду герцога Виндзорского. Бывший король с пронацистскими симпатиями! Он — живой позор вашей страны, не так ли?
Улыбка Флеминга напоминала больше презрительную ухмылку.
— Наоборот — герцога любят во всем мире. Забота моего правительства состоит в том, чтобы его... не смогли использовать в каких-либо неблаговидных целях. Чтобы его самого... не опозорили.
— Да, верно, — согласился я.
Официантка принесла наши напитки. Они с Флемингом улыбнулись друг другу. Она — щедро, он — снисходительно.
— Боюсь, герцог становится легкой добычей финансовых дельцов, — произнес англичанин. — Он известен своим негативным отношением к тому, что сумма его ежегодного содержания ограничивается, особенно во время войны.
— Я сейчас заплачу, — пообещал я.
— Герцог также недоволен ограничениями, наложенными на операции с иностранной валютой — мерой, имеющей своей целью концентрацию британской валюты для нужд обороны.
— Боюсь, я в этом ничего не смыслю, — сказал я. — Я уже не говорю о том, что не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству Оукса.
— Но тут есть связь. — Флеминг потягивал свой напиток: сигаретный дым струился между пальцами его руки. — Видите ли, несколько лет назад герцог вступил в партнерские отношения с сэром Гарри Оуксом.
— Ну и что?
— В число партнеров входил так же Гарольд Кристи, как вы могли догадаться, и некто Аксель Веннер-Грен. — Флеминг приподнял бровь. — Теперь факт дружбы герцога с Веннер-Греном стал, я должен это признать, источником неудобства для Короны.
Я пожал плечами.
— Кое-кто в Нассау поговаривает о том, что имя Веннер-Грена было внесено в черный список незаслуженно.
Флеминг тихо рассмеялся.
— Позвольте рассказать вам небольшую историю о богаче Веннер-Грене, — заговорил он. — В сентябре тридцать девятого Веннер-Грен плыл на своей яхте «Саузерн кросс» из Готенбурга на Багамы. У северного побережья Шотландии он совершенно случайно оказался свидетелем того, как немецкая подводная лодка торпедировала британский лайнер «Атения». Он принял на борт своей яхты свыше сотни спасшихся людей, как и подобало великому гуманисту, и телеграфировал президенту Рузвельту, призывая того использовать «ужас этой катастрофы» в качестве основы для попытки примирения с Германией. Нас же, то есть военно-морскую разведку, заинтересовало, почему «Саузерн кросс» со своими многочисленными радиолокаторами и чересчур мощными передатчиками и пеленгаторами как бы случайно оказалась именно в этом районе океана и именно в определенный момент.
— Интересное совпадение, — заметил я.
— За этим последовали еще некоторые фантастические совпадения. «Саузерн кросс» всегда оказывался рядом, когда пилоты союзников, проходившие обучение на Багамах, падали в море. Веннер-Грен спасал этих пилотов — но наблюдал ли он за их тренировочными полетами? Прежде чем ему запретили плавать в этих водах, Веннер-Грен держал на борту своей яхты, в трюме, образцы военного снаряжения, произведенные его компанией «Бофорс Мьюнишн Воркс». Он также держал необычайно большие запасы топлива на борту «Саузерн кросс», что дало пищу слухам о том, что Веннер-Грен осуществлял дозаправку подводных лодок.
Я несколько подался вперед.
— И это то самое судно, на котором герцог и герцогиня совершали небольшие прогулки в Америку?
— Верно! Веннер-Грен мог запросто доставить герцогиню в Майами к ее дантисту. Любимый десерт Виндзоров? Огромный макет «Саузерн кросс» из щербета.
— Очаровательно!
— Не правда ли? В нашей разведывательной службе есть и такие, кто цинично считают Акселя... дурным примером для нашего мальчика.
Оркестр туземцев изо всех сил бил в свои барабаны, но я едва обращал на них внимание.
— Что ж, теперь Веннер-Грен в Куэрнаваке или еще где-то, не так ли? Какой вред он может принести теперь герцогу?
— Вред, мистер Геллер, если таковой существует на самом деле, связан с теми деловыми отношениями, о которых я уже упоминал — теми, в которых герцог участвует вместе с Кристи, Веннер-Греном и покойным сэром Гарри Оуксом. Видите ли, это их совместное деловое предприятие — банк. А именно, «Банко Континенталь» в Мехико.
Я пожал плечами и откинулся на спинку стула.
— Ну и что? Международные финансы вполне естественная сфера интересов для людей такого уровня.
Флеминг вынул изо рта сигарету. Выпустив дым, он загадочно улыбнулся.
— Мистер Геллер, я вполне откровенен с вами, но существуют пределы того, что я могу объяснить. Позвольте мне попытаться изложить вам суть в двух словах. В военное время некоторые виды деятельности... не поощряются. Такие как, например, нелегальный перевод денег из сражающейся империи с целью их вложения в стране, созревшей для ведения в ней подрывной деятельности.
— Вот как!
— Участие герцога в деятельности «Банко Континенталь» нельзя назвать удачным. Это тщательно скрываемая тайна, и я сомневаюсь, что герцог хотя бы догадывается, что о ней знает военно-морская разведка. Но мы в курсе. А теперь и вы тоже.
— О Господи! Но почему именно я?
К нам снова подошла официантка с очередной порцией напитков, и снова они с Флемингом обменялись улыбками.
— Вы не возражаете, если я уклонюсь на время от ответа на ваш вопрос? — спросил англичанин.
— А что, у меня есть выбор?
Он приступил ко второму бокалу бурбона с родниковой водой.
— Когда мне было девять лет, — начал он, — я вместе с моей семьей отдыхал в Сент-Ивс, на полуострове Корнуол. Однажды, когда я искал аметист в гротах на пляже, я неожиданно споткнулся о глыбу серой амбры размером с детский футбольный мяч.
Я не знал, что такое серая амбра, но догадывался, что это было ценное вещество. В другой обстановке я был бы раздосадован, но этот ловкий сукин сын оказался хорошим рассказчиком.
— Тогда я тут же подумал, что теперь я богат; что я буду питаться одним лишь молочным шоколадом, и что мне не придется возвращаться в мою частную школу или вообще заниматься какой бы то ни было работой — ведь я нашел короткий путь к счастью и успеху! Но по пути домой глыба начала таять и вскоре превратилась в бесформенную массу. Моя мать спросила, что я принес, и я сказал: «Это же серая амбра! Она стоит тысячу фунтов за унцию, и я больше никогда не вернусь в школу!»
Он отхлебнул из своего бокала. Затем продолжил:
— Но моя серая амбра, как оказалось, была всего-навсего комком давно испортившегося масла, которое было сброшено у берега с какого-то грузового судна. Мою маму это особенно не развеселило...
— Меня тоже, — заметил я. — Ну и какова же суть всей этой истории?
— Суть, мистер Геллер, в том, что иногда серая амбра оказывается обыкновенным протухшим маслом. — Он снова улыбнулся, на этот раз больше самому себе. Выпустил струйку дыма через нос. — Вы ведь теперь, так сказать, гость Веннер-Грена.
— Я даже незнаком с ним. Никогда не видел его, разве что на портрете.
— Но ведь вы общаетесь с очаровательной леди Медкалф, не так ли?
— Да, она мне здорово помогает.
— Неужели? Странно. Что вам о ней известно?
Его постоянная манера говорить, слегка подтрунивая, начинала действовать мне на нервы.
— Она вдова одного из друзей герцога; она занимает очень важное положение в королевском обществе или как еще, черт возьми, это у вас там называется...
На этот раз он улыбнулся, обнажив свои зубы, отчего в его лице появилось что-то лошадиное.
— Диана Медкалф — это бывшая Джун Диана Симз из поселка Блэкфрайэрз в восточной части Лондона. Низшие слои общества.
Я моргнул и проглотил слюну.
— Как вышло, что она смогла выйти замуж за лорда?
Вскинув плечи, он развел руками в стороны.
— Дэвид Виндзор отрекся от трона ради дважды разведенной американки, которая, как поговаривают, побывала на работе в гонконгском борделе. — Флеминг потушил сигарету и полез в портсигар за следующей. — Черт возьми, приятель, вы ведь видели «леди Диану» намного ближе, чем я. Она умная и красивая женщина.
— Но я все-таки не понимаю, как...
Он закурил сигарету и произнес, почти потеряв терпение:
— Она была самым заурядным клерком на Королевской Международной выставке лошадей, которая ежегодно проводится на лондонском стадионе «Олимпия», и на которой до отречения разыгрывался кубок Виндзоров. Постепенно мисс Симз дослужилась до помощника управляющего, что и помогло ей завести знакомства в высших кругах города.
— Ладно, — сказал я, защищаясь. — Итак, она не в рубашке родилась.
— Я просто решил, что вам следует в точности знать, с кем вы... имеете дело.
Я рассмеялся.
— Вы и сами не похожи на парня, который проверяет родословную девушки, прежде чем лечь с ней в постель.
Он кивнул в знак согласия.
— У женщин есть свои способы... снятия напряжения с мужчин. Хотя англичанки меня не очень привлекают. Они так редко моются. Или леди Диана — исключение?
— А что именно вы имеете против Дианы? Кроме того, что она, возможно, принимает реже ванну, чем вам бы того хотелось?
Он отмахнулся от моего вопроса рукой, в которой была зажата тлеющая сигарета, оставив в и без того прокуренном воздухе дымный след.
— О! Ничего особенного у меня против нее нет, — заявил Флеминг. — Но, может быть, вам было бы интересно узнать, что ваша милая подруга... как бы сказал ваш Рэймонд Чандлер?.. — он прервался, подыскивая нужное слово. — Коммивояжер Веннер-Грена и герцога, в данном случае. Ведь она часто выезжает в Мехико, в «Банко Континенталь» по делам, связанным с валютой. Кстати, не там ли она сейчас?
Мне захотелось врезать этому надоедливому сукину сыну.
— Даже если это правда, то каким, черт возьми, образом это связано с убийством сэра Гарри?
— Совсем необязательно, что это как-то связано. Но мне интересно то, что сам сэр Гарри за последний год совершил немало путешествий на юг, что дало пищу устойчивым слухам о его возможном переезде с Багамских островов в Мексику.
— Я все еще не вижу связи...
Он снова взмахнул рукой с сигаретой, повесив в воздухе дымную петлю.
— Возможно, ее и вовсе не существует. Тем не менее, мне бы очень хотелось поймать леди Ди на чем-нибудь противозаконном. Мне было бы очень приятно положить конец деятельности герцога, не затронув... его лично...
— Или интересов Короны, — подсказал я. — Так какого же черта вы следите за мной?
— Да я, в общем-то, и не делаю этого. Моя цель — леди Медкалф.
Я поднялся из-за столика.
— Ну что ж, вы правы в одном: Ди — мой друг. И я не намерен помогать вам «ловить» ее на чем-либо.
Он округлил глаза, выпустил дым.
— Я не помню, чтобы просил вас об этом. Неожиданно стальные барабаны туземного оркестра зазвучали оглушительно.
— Зачем же вам понадобилось рассказывать мне обо всем этом? — спросил я, недоумевая.
— Только для того, чтобы вы были в курсе. Видите ли, я уже понял, что если кому-то и суждено докопаться до правды в этом деле, то именно вам, мистер Геллер.
Я посмотрел на него. Он улыбнулся своей едва заметной улыбочкой и приподнял свой бокал.
— Держите со мной связь, — сказал он напоследок.
Когда я в последний раз взглянул на него, прежде чем покинуть бар, он непринужденно болтал с нашей официанткой, которая казалась завороженной.
Не стоило ломать голову над тем, кому этой ночью предстояло быть трахнутой.
Глава 23
— Слушайте! Слушайте! — закричал маленький человечек, облаченный в мантию, вскоре после того как привлек внимание всего переполненного зала суда, ударив о деревянный пол своим жезлом с набалдашником в виде короны. — Да хранит Бог короля!
Все присутствующие встали, когда довольно полный человек невысокого роста в белом парике по плечи и в подбитой мехом багровой накидке занял свое место за трибуной. Сэру Оскару Бедфорду Дэли, главному судье Багамских островов, было около шестидесяти пяти лет, хотя он не выглядел на свой возраст: черточки черных бровей были единственным грубым элементом его круглого и нежного, как у ребенка, лица.
По мнению Хиггса, Дэли слыл справедливым и проницательным и имел репутацию человека, не признающего никаких запретов в поиске сути дела.
В настоящий момент этот приятного вида юрист окидывал взглядом переполненную аудиторию, улыбаясь кроткой улыбкой.
А зал действительно был полон: тростниковые, походные и складные деревянные стулья занимали все свободное пространство в центральном и боковых проходах и в самых отдаленных уголках помещения. И на этот раз богачи за несколько часов вперед прислали своих слуг, чтобы занять лучшие места. Тем не менее, добрую половину зрителей составляли местные, которые ни за что и никому не хотели уступать своих мест.
Утро выдалось жарким, хотя и не особенно влажным, и жужжание мух перекрывало шум вращавшихся под потолком вентиляторов. Когда присяжные заняли свои места и были завершены все положенные по английскому закону формальности, единственным основным отличием этого судебного заседания от предварительного слушания стало присутствие когорты присяжных заседателей, состоявшей из белых мужчин, большинство среди которых составляли торговцы. Их председатель был бакалейщиком.
Все остальное осталось без изменений, начиная с двух переполненных представителями прессы столов, среди которых восседал одетый по-ковбойски Гарднер, имевший вид голодного бульдога, и заканчивая облаченными в парики и мантии юристами: по-мальчишески симпатичный Хигuс сидел с выражением спокойной уверенности в соседстве со своим советником Эрнестом Каллендером, красивым, энергичным мулатом с театральными манерами; чернокожий Эддерли расположился рядом с угрюмым генеральным прокурором Хэллинаном, который сидел со своим вытянутым бесстрастным лицом с крохотными усиками. Эддерли оглядывал зал суда с таким видом, будто тот был его собственностью.
А что же Фредди? Он снова находился в своей клетке из красного дерева, лениво пережевывая неизменную спичку. На нем был легкий голубой костюм и галстук, не уступавший по яркости багамскому солнцу. Единственным, что выдавало истинное состояние обвиняемого, была его бледность и тот факт, что долговязый граф как-то умудрился потерять вес.
Несмотря на бодрое поведение — улыбки и приветственные жесты знакомым — он выглядел, как настоящий скелет.
Эддерли открыл заседание длинной и, откровенно говоря, впечатляющей речью, обращенной к суду. Жалкая, запутанная, головоломная версия обвинения превратилась у него в картину удивительной ясности, на которой Фредди был нарисован как человек «в отчаянном финансовом положении», «горячо ненавидевший» сэра Гарри.
— По своей необычности, — заявил Эддерли со своим как бы даже слишком британским произношением, — это убийство превосходит все до сих пор совершавшиеся в нашей стране преступления.
Его голос возвысился.
— Убийство есть убийство, а жизнь есть жизнь, — продолжал он. — Но это убийство, которое, как сказал бы Шекспир, «черно, как ад, и словно ночь темно», в своей грязной сути... есть деяние, замысел которого мог возникнуть только в извращенном уме... чуждом уму нормального человека и полном пренебрежения к гуманности в этом преступлении, которое опорочило имя и нарушило покой этой тихой страны.
«Хорошая работенка», — подумал я, услышав, с каким выражением было произнесено слово «чуждый».
Вцепившись на груди руками в свою мантию, Эддерли грациозно расхаживал по залу, стараясь заворожить своей речью присяжных. Под красноречием в сочетании с правильной английской речью чувствовалась скрытая жесткость, придававшая правдивость его мелодраматичным выражениям.
— Призываю вас вынести обвинительный приговор, — напутствовал он загипнотизированных присяжных, — без страха и сожаления, но с уверенностью в том, что вы делаете богоугодное деяние... согласно вашей совести... и требованиям британского правосудия!
Эддерли тяжело опустился на свое место, выгнув шею и выпятив подбородок. За этой помпезной, хотя и несколько суетливой вступительной речью последовала уже знакомая череда свидетельских показаний военных фотографов, вербовщика и Марджори Бри-стол, которая очаровательно выглядела в своем цветастом платье с жемчужинами, но казалась несколько взволнованной.
Но самое главное, она наградила меня мимолетной улыбкой, когда шла по проходу прочь от свидетельской трибуны.
Во время обеденного перерыва я снова встретился с Ди и Нэнси де Мариньи, которая была лишена доступа в зал суда до тех пор, пока она не даст свидетельские показания, и занялся своим обычным на предстоящие несколько дней делом, то есть отчетом перед Нэнси в том, что видел и слышал.
— Ну, хорошо ли выступил Эддерли? — спросила меня она.
— Лучше не бывает. Даже Эрл Стенли Гарднер был под впечатлением. Я думаю, это несколько подзадорит Годфри.
— Он может рассчитывать на этого Каллендера, — сказала Ди. — Я слышала, что прежде чем заняться правом, он собирается посвятить себя театральной карьере в Лондоне.
Нэнси закивала головой.
— Эрнест действительно некоторое время проработал диктором на Би-Би-Си. Это выдающаяся личность — за словом в карман не полезет... — Я достаточно долгое время провел с Эрнестом Каллендером, чтобы убедиться, что Нэнси была права; но ни Хиггс, ни Каллендер не могли сравниться в актерском мастерстве с Эддерли.
— Следующим должен выступать Кристи, — сказал я.
Нэнси усмехнулась.
— Интересно, сможет ли он на этот раз лучше подать себя, — произнесла она.
— Да, мне тоже, — произнесла Ди, выгнув бровь. — Судя по тому, как удачно Гарольд работает со своими потенциальными покупателями земли, можно подумать, что он сможет добиться большего на свидетельской трибуне...
Однако повторное свидетельство Гарольда Кристи оказалось намного хуже первого: он выглядел так, как будто не спал несколько недель, его слабый голос дрожал, вызывая время от времени просьбы присяжных говорить громче. Вцепившись в поручни трибуны, он ерзал на своем месте в поисках равновесия и удобства, которые он так и не находил. Хотя его двубортный белый костюм с перламутровыми пуговицами и темный галстук-самовяз придавали ему более презентабельный, чем обычно, вид, его потное лицо и нервное поглаживание галстука выдавали в нем невероятное напряжение.
Он пересказал знакомую всем историю убийства; отрицал тот факт, что де Мариньи приглашал его к себе домой — словом, ничего нового.
Но Эддерли, зная о том, что капитан Сирз будет выступать в качестве свидетеля, всеми силами стремился лишить защиту одного из ее главных козырей.
Все присутствующие встали, когда довольно полный человек невысокого роста в белом парике по плечи и в подбитой мехом багровой накидке занял свое место за трибуной. Сэру Оскару Бедфорду Дэли, главному судье Багамских островов, было около шестидесяти пяти лет, хотя он не выглядел на свой возраст: черточки черных бровей были единственным грубым элементом его круглого и нежного, как у ребенка, лица.
По мнению Хиггса, Дэли слыл справедливым и проницательным и имел репутацию человека, не признающего никаких запретов в поиске сути дела.
В настоящий момент этот приятного вида юрист окидывал взглядом переполненную аудиторию, улыбаясь кроткой улыбкой.
А зал действительно был полон: тростниковые, походные и складные деревянные стулья занимали все свободное пространство в центральном и боковых проходах и в самых отдаленных уголках помещения. И на этот раз богачи за несколько часов вперед прислали своих слуг, чтобы занять лучшие места. Тем не менее, добрую половину зрителей составляли местные, которые ни за что и никому не хотели уступать своих мест.
Утро выдалось жарким, хотя и не особенно влажным, и жужжание мух перекрывало шум вращавшихся под потолком вентиляторов. Когда присяжные заняли свои места и были завершены все положенные по английскому закону формальности, единственным основным отличием этого судебного заседания от предварительного слушания стало присутствие когорты присяжных заседателей, состоявшей из белых мужчин, большинство среди которых составляли торговцы. Их председатель был бакалейщиком.
Все остальное осталось без изменений, начиная с двух переполненных представителями прессы столов, среди которых восседал одетый по-ковбойски Гарднер, имевший вид голодного бульдога, и заканчивая облаченными в парики и мантии юристами: по-мальчишески симпатичный Хигuс сидел с выражением спокойной уверенности в соседстве со своим советником Эрнестом Каллендером, красивым, энергичным мулатом с театральными манерами; чернокожий Эддерли расположился рядом с угрюмым генеральным прокурором Хэллинаном, который сидел со своим вытянутым бесстрастным лицом с крохотными усиками. Эддерли оглядывал зал суда с таким видом, будто тот был его собственностью.
А что же Фредди? Он снова находился в своей клетке из красного дерева, лениво пережевывая неизменную спичку. На нем был легкий голубой костюм и галстук, не уступавший по яркости багамскому солнцу. Единственным, что выдавало истинное состояние обвиняемого, была его бледность и тот факт, что долговязый граф как-то умудрился потерять вес.
Несмотря на бодрое поведение — улыбки и приветственные жесты знакомым — он выглядел, как настоящий скелет.
Эддерли открыл заседание длинной и, откровенно говоря, впечатляющей речью, обращенной к суду. Жалкая, запутанная, головоломная версия обвинения превратилась у него в картину удивительной ясности, на которой Фредди был нарисован как человек «в отчаянном финансовом положении», «горячо ненавидевший» сэра Гарри.
— По своей необычности, — заявил Эддерли со своим как бы даже слишком британским произношением, — это убийство превосходит все до сих пор совершавшиеся в нашей стране преступления.
Его голос возвысился.
— Убийство есть убийство, а жизнь есть жизнь, — продолжал он. — Но это убийство, которое, как сказал бы Шекспир, «черно, как ад, и словно ночь темно», в своей грязной сути... есть деяние, замысел которого мог возникнуть только в извращенном уме... чуждом уму нормального человека и полном пренебрежения к гуманности в этом преступлении, которое опорочило имя и нарушило покой этой тихой страны.
«Хорошая работенка», — подумал я, услышав, с каким выражением было произнесено слово «чуждый».
Вцепившись на груди руками в свою мантию, Эддерли грациозно расхаживал по залу, стараясь заворожить своей речью присяжных. Под красноречием в сочетании с правильной английской речью чувствовалась скрытая жесткость, придававшая правдивость его мелодраматичным выражениям.
— Призываю вас вынести обвинительный приговор, — напутствовал он загипнотизированных присяжных, — без страха и сожаления, но с уверенностью в том, что вы делаете богоугодное деяние... согласно вашей совести... и требованиям британского правосудия!
Эддерли тяжело опустился на свое место, выгнув шею и выпятив подбородок. За этой помпезной, хотя и несколько суетливой вступительной речью последовала уже знакомая череда свидетельских показаний военных фотографов, вербовщика и Марджори Бри-стол, которая очаровательно выглядела в своем цветастом платье с жемчужинами, но казалась несколько взволнованной.
Но самое главное, она наградила меня мимолетной улыбкой, когда шла по проходу прочь от свидетельской трибуны.
Во время обеденного перерыва я снова встретился с Ди и Нэнси де Мариньи, которая была лишена доступа в зал суда до тех пор, пока она не даст свидетельские показания, и занялся своим обычным на предстоящие несколько дней делом, то есть отчетом перед Нэнси в том, что видел и слышал.
— Ну, хорошо ли выступил Эддерли? — спросила меня она.
— Лучше не бывает. Даже Эрл Стенли Гарднер был под впечатлением. Я думаю, это несколько подзадорит Годфри.
— Он может рассчитывать на этого Каллендера, — сказала Ди. — Я слышала, что прежде чем заняться правом, он собирается посвятить себя театральной карьере в Лондоне.
Нэнси закивала головой.
— Эрнест действительно некоторое время проработал диктором на Би-Би-Си. Это выдающаяся личность — за словом в карман не полезет... — Я достаточно долгое время провел с Эрнестом Каллендером, чтобы убедиться, что Нэнси была права; но ни Хиггс, ни Каллендер не могли сравниться в актерском мастерстве с Эддерли.
— Следующим должен выступать Кристи, — сказал я.
Нэнси усмехнулась.
— Интересно, сможет ли он на этот раз лучше подать себя, — произнесла она.
— Да, мне тоже, — произнесла Ди, выгнув бровь. — Судя по тому, как удачно Гарольд работает со своими потенциальными покупателями земли, можно подумать, что он сможет добиться большего на свидетельской трибуне...
Однако повторное свидетельство Гарольда Кристи оказалось намного хуже первого: он выглядел так, как будто не спал несколько недель, его слабый голос дрожал, вызывая время от времени просьбы присяжных говорить громче. Вцепившись в поручни трибуны, он ерзал на своем месте в поисках равновесия и удобства, которые он так и не находил. Хотя его двубортный белый костюм с перламутровыми пуговицами и темный галстук-самовяз придавали ему более презентабельный, чем обычно, вид, его потное лицо и нервное поглаживание галстука выдавали в нем невероятное напряжение.
Он пересказал знакомую всем историю убийства; отрицал тот факт, что де Мариньи приглашал его к себе домой — словом, ничего нового.
Но Эддерли, зная о том, что капитан Сирз будет выступать в качестве свидетеля, всеми силами стремился лишить защиту одного из ее главных козырей.