Коллинз Макс Аллан. Кровавый срок

   — Не говори со мной таким тоном, — отрезала она. — Думаешь, мне нравится разыскивать тебя? Нанимать ни свет, ни заря самолет...
   — Тебе вовсе не обязательно было разыскивать меня, мама. Я — совершеннолетняя, и я — замужняя женщина.
   — В следующий раз напомни мне об этом. — И леди Юнис вынула из своей, тоже черной, сумочки белый (!) носовой платок. Она закрыла им лицо, а Нэнси принялась виновато похлопывать ее по плечу.
   — Мама, — сказала она, кивая в мою сторону, — мы не одни...
   Леди Оукс быстро отняла платок от лица и сняла солнцезащитные очки. Ее глаза, в которых еще горели искорки гнева, были прозрачнее голубого неба. В свое время она, наверное, могла дать Нэнси сто очков вперед по части внешности.
   Как следует изучив меня, она почти без неприязни произнесла:
   — Кто вы, молодой человек?
   Забавное обращение. Ведь она была всего на пять или шесть лет старше меня.
   Я сказал ей и выразил свое почтение.
   — Вы — тот детектив, которого нанял мой муж, — сказала она и вдруг просияла. Она повернулась ко мне и протянула руку в перчатке. Я пожал ее, гадая, чем я обязан столь теплому приему. — Вы дали следствию чрезвычайно ценные показания против убийцы моего мужа, — сказала она. — И я хочу лично поблагодарить вас за это.
   — Мама! Мистер Геллер теперь работает на меня. Он докажет, что Фредди невиновен.
   Леди Оукс резко выпустила мою руку, как нечто отвратительное, но продолжала смотреть на меня тем же теплым взглядом.
   — Не вижу в этом юмора, — сказала она.
   — И я тоже, — признался я.
   — Мистер Геллер, — сказала Нэнси, — получил десять тысяч долларов за слежку за моим мужем. Но я не хочу, чтобы он выходил из дела. Он проведет собственное расследование и докажет невиновность Фредди.
   Леди Юнис улыбнулась быстрой иронической улыбкой.
   — Должна ли я так понимать, — спросила она, обращаясь к нам обоим и попеременно глядя то на меня, то на Нэнси, — что ты хочешь оставить мистера Геллера у дел, чтобы он отработал те деньги, которые заплатил ему твой отец?
   — Да! — возмущенно сказала Нэнси.
   — У меня есть другая идея, — сказала леди Оукс. Она смотрела прямо на меня. — Я поговорю с нашим адвокатом, мистером Фоскеттом, и, думаю, мы решим вашу маленькую проблему, мистер Геллер.
   — Подождите минутку! — сказал я. — Вы не можете обе запугивать меня одним и тем же адвокатом!
   — Мама, — начала Нэнси, и обе стали спорить. Ни одна из них не кричала, но обе возбужденно говорили одновременно.
   Я сунул два пальца в рот и издал такой свист, который заставил бы всю команду «Ринглинг Бразерс» замереть на месте.
   Обе женщины вздрогнули и взглянули на меня.
   — Есть предложение, — сказал я. Я посмотрел на Нэнси. — Ваша мама в чем-то права. Мой клиент в этом деле, в юридическом смысле слова, — ваш покойный отец.
   Леди Оукс довольно улыбнулась и кивнула, подтверждая мои слова. Она крест-накрест сложила руки на своей груди почтенной матроны.
   — Предположим, — сказал я леди Оукс. — Я стану работать на вашу дочь на следующих условиях: если я обнаружу улики, подтверждающие вину ее мужа, я не стану их скрывать. Они будут направлены представителям обвинения — прямо Генеральному прокурору.
   Вдова одобрительно улыбалась, но Нэнси нахмурилась и сказала:
   — Но...
   — Иначе, — снова обратился я к очаровательной миссис де Мариньи, — получится конфликт интересов. Мне придется выступить против вашего отца, который все-таки мой клиент.
   Нэнси задумалась над моей тирадой.
   — Я уверена, что Фредди невиновен. Поэтому вы не станете раскапывать ничего, что можно было бы использовать против него.
   — Вы так считаете? — спросил я.
   — И вы будете отчитываться передо мной, — продолжала Нэнси. — Теперь я — ваш клиент.
   — Да. Но — только с моим условием.
   — Что ж... Оно мне подходит, — нерешительно сказала Нэнси.
   — Оно подходит и мне, — вмешалась леди Оукс. Она посмотрела на свою дочь смягчившимся взглядом.
   — Мы никогда не будем врагами, ты и я. Я защищаю своего мужа, а ты — своего. Я надеюсь, ты поможешь ему.
   Теперь у Нэнси на глазах выступили слезы, она обняла свою мать, и та дружески похлопала ее по плечу. Пожалуй, несколько сильнее, чем обычно, но все-таки дружески.
   — Все, что мне нужно, — сказал я. — Это чтобы старина Фоскетт сочинил письмо, подтверждающее, что я работаю за мой десятитысячный гонорар. И еще в нем должно быть сказано, что когда я отработаю его, моя зарплата по-прежнему составит три сотни в день плюс расходы.
   До сих пор улыбавшаяся леди Оукс нахмурилась.
   — Решайте этот вопрос со своим клиентом сами, — она повернулась к дочери. — Увидимся в Нассау, дорогая.
   И исчезла за дверью, оставив нас одних.

Глава 10

   Такси высадило меня у «Интернейшнл Сиплейн Бейз» на Бискайском заливе, к югу от Майами, и я потащил свою дорожную сумку к тому, что могло бы показаться фешенебельным яхт-клубом с его подстриженными газонами и развевающимися вымпелами ВМФ, если бы не поток входящих и выходящих людей в синей униформе морской авиации. Вдоль дамбы толпились зеваки; некоторые из них, без сомнения, были туристами, но остальные — майамцы — тоже проводили этот солнечный день здесь, созерцая снижающиеся и взлетающие гидросамолеты, проносящиеся над самой водой. Рокот моторов, брызги вспенивавшейся воды и шум толпы на дамбе делали происходящее настоящим авиационным шоу.
   Судя по информации на доске объявлений в зале ожидания, мой самолет не опаздывал. Я знал, что Нэнси де Мариньи уже улетела предыдущим рейсом, но все равно оглядывался по сторонам, выясняя, нет ли среди тридцати пассажиров тринадцатичасового «Карибиан Клиппера» леди Оукс. Похоже, нет, и я был этому рад. Не то чтобы я испытывал к ней антипатию, нет — она была умной расчетливой женщиной с развитым чувством своего превосходства над другими, которое обычно появляется у продавщицы, вышедшей замуж за большие деньги, но перспектива провести рядом с ней час в салоне самолета меня не привлекала.
   Прокомпостировав свой билет и предъявив для проверки сумку, я вслед за маленьким широкоплечим мужчиной в ковбойке и твидовых штанах вышел из тоннеля на залитый солнцем причал. Я прошел за этим провинциалом в самолет, и оказалось, что его место было рядом — через салон, напротив моего. Он улыбнулся открытой улыбкой фермера или ранчера и спросил:
   — В первый раз летите на Багамы?
   У него оказался немного скрипучий, но все же располагающий к себе голос. Для человека, перешагнувшего за пятьдесят — об этом свидетельствовали морщины на его широком загорелом лице — у него был по-мальчишески энергичный взгляд. Глаза за золотой оправой очков щурились, когда он улыбался. Его темно-русые, седые на висках волосы были зачесаны назад.
   — Во второй за две недели, — ответил я.
   — Ого! Частенько летаете туда, а? По делам?
   — Я лечу туда второй раз в жизни, но — да, по делам.
   — Да нет, я так спросил, — сказал он, неловко улыбнувшись, и отвернулся, глядя в иллюминатор рядом с собой.
   Четыре двигателя взревели, люк закрылся, самолет сдвинулся с места и заскользил по воде. С полмили пилот вел его, рассекая волны залива в ожидании благоприятного ветра, а потом самолет вздрогнул и рванулся в небо. Я взглянул в боковой иллюминатор, но ничего не увидел: с лицевой стороны он был забрызган водой.
   В салоне находились в основном мужчины, с виду — бизнесмены. Я наклонился через проход и сказал провинциалу:
   — Интересно, много здесь репортеров?
   Он усмехнулся.
   — Летящих в Нассау освещать дело Оукса, имеете в виду? Да почти все. Включая и меня.
   — Вы — репортер?
   — В какой-то степени, — он протянул мне руку. — Гарднер. Друзья зовут меня Эрл.
   — Нат Геллер, — сказал я и обменялся с ним сильным рукопожатием. Пару секунд я рылся в памяти, а потом спросил:
   — Не Эрл Стенли Гарднер?
   — Он самый, — просиял он, явно польщенный тем, что я слышал его имя. — Читали что-нибудь из моего?
   — Извините, — сказал я. — Никогда не читаю детективные романы.
   — Что, не нравится?
   — Да нет, просто я занимаюсь расследованиями в жизни.
   — Серьезно?
   Мы оба говорили чуть громче обычного, перекрывая шум двигателей.
   — Я — президент «Детективного суперагентства» в Чикаго, — сказал я.
   Он сощурился, вспоминая. Потом он указал на меня пальцем:
   — Вы — Нат Геллер! Черт! Я должен был сразу вспомнить ваше имя.
   — Ну что вы.
   Но он лишь сокрушенно качал головой, криво улыбаясь.
   — Нет, я должен был вспомнить. О вас столько писали в связи с делом Линдберга. Вы же почти разделали Хауптмана!
   — "Почти" не считается.
   — Но они все же поджарили того парня на электрическом стуле. А еще вы были с теми, кто застрелил Диллинджера... и потом, тот скандал в профсоюзе киноактеров — он до сих пор еще в газетах. Да вы — ходячая сенсация! Я — чертов халтурщик, хотел бы я заполучить твои мозги, сынок.
   — Если вы и заполучите чьи-то мозги, мистер Гарднер, — это будут не мои. Поверьте.
   Он от души рассмеялся.
   — А почему автор детективов собирается освещать настоящее преступление?
   — Я — дрессированный тюлень «Хирст», — сказал он с усмешкой.
   — Дрессированный тюлень?
   — Знаете, эти многотиражные газеты всегда норовят заполучить какого-нибудь известного «эксперта» — но не газетчика — чтобы он живописал с их страниц такие крутые истории, как убийство Оукса. Они хотят, чтобы я все время оставался в Нассау, и во время суда рассказывал их читателям, как бы вел это дело Перри Мейсон.
   — Кто?
   Почему-то это позабавило его.
   — Главный герой моих романов.
   — А... — Теперь я вспомнил. — По-моему, я смотрел фильм, снятый по одной из ваших книг.
   — Очень плохой?
   — Да.
   — Старая история. Эти сукины дети в Голливуде сначала платят хорошие деньги за хорошую книгу, а потом придумывают тысячу разных штук, чтобы испортить ее.
   — Не думал, что такой удачливый писатель, как вы, захочет связываться с газетами.
   Он фыркнул от смеха.
   — Да я и не хотел. Когда они обратились к моему агентству, там знали, что я не стану заниматься такой чепухой, и сразу запросили неприемлемую цену. Но эта чертова «Хирст» надула нас и приняла условия!
   Что ж, «Хирст» посылает одного из популярнейших писателей Америки освещать дело Оукса не случайно. Значит, они полагают, что убийство сэра Гарри — не обычная дешевая сенсация, и рассчитывают, что процесс де Мариньи привлечет к себе немало внимания.
   Гарднер оказался энергичным, общительным человеком и составил мне хорошую компанию во время полета. Его ковбойское одеяние и загорелое лицо объяснялось просто: оказалось, у него было 400 акров земли и ранчо в Южной Калифорнии. Чаще всего он писал в небольшом автоприцепе, объезжая свои владения или путешествуя по Аризоне или Нью-Мексико.
   — Я — вольный писатель, — говорил он. — Это одна из редких профессий, когда можно делать свое дело и в дороге, куда бы ты ни направлялся.
   Когда-то я встречался с кое-какими литературными львами Чикаго, и некоторые из них, вроде Нелсона Альгрена или Уилларда Мотли, действительно опровергали богемные стереотипы. Но этот Гарднер откровенно считал свою работу писателя ремеслом, а не искусством.
   Он сказал, что в ближайшее время собирается вести в «Хирст» ежедневную рубрику о деле Оукса и одновременно работать над романом и готовить сценарий для одной из радиопостановок о Перри Мейсоне. Как и его вымышленный герой, Гарднер, несмотря на свою провинциальную внешность, был адвокатом, хотя и не практиковал больше.
   — Романы, радиопостановки, статьи в газетах... Черт, Эрл, как же вы справитесь со всем этим один?
   — Не знаю, как вначале, — сказал он. — Но через несколько дней ко мне приедут мои девочки.
   — ??
   — Мои секретарши. Их трое, и они — сестры. Прекрасные, как бутон розы, и быстрые, как удар бича. Я все диктую, Нат. Уже и не помню, когда последний раз печатал что-то сам.
   Мимо прошла стюардесса, и мы оба взяли кофе. Я раздумывал, сказать ему или нет, что я работаю над делом Оукса. Прежде чем я решил, он снова заговорил.
   — Итак, вы собираетесь защищать де Мариньи?
   — Но откуда вы...
   — Все просто, сынок. Ясно, что вы работаете не на обвинение. Для этого у них вроде есть двое майамских детективов. Зачем же еще Нат Геллер может лететь в Нассау, если не помогать защите де Мариньи, собирать доказательства его невиновности?
   Я только посмотрел на его широкое простое лицо фермера и покачал головой. Кто из нас двоих был детективом, черт возьми?
   — Правда, — я старался говорить как можно тише, чтобы меня не услышал ни один из репортеров. — Я работаю на Нэнси де Мариньи.
   — Бедная маленькая богатая девочка! Она правда так красива, как говорят?
   — Как бутон розы.
   Его брови взлетели вверх, но он продолжал улыбаться. Он всегда улыбался.
   — Как же чикагский коп ввязался в такое экзотическое дело, как это?
   Я рассказал ему сжатую версию событий, которую он с жадностью выслушал.
   Теперь выражение его лица стало скорее задумчивым.
   — Если бы я был втянут в такое... золотоискатель становится самым богатым парнем в Канаде... убийство в тропический шторм... ритуальное убийство... соблазнитель-граф и прекрасная юная жена... Я бы или прославился, или вылетел бы к черту из своего бизнеса.
   — Не забывайте и о том, что лучший друг жертвы спал в комнате в двух шагах от спальни, где произошло убийство.
   — Да, я помню. Я прочитал каждый репортаж из Нассау об этом деле и думаю, что эта часть его — самая подозрительная. А что вы скажете, если я предложу нам объединиться?
   — Мистер Гарднер... Эрл... Я думаю, это вряд ли возможно. Я думаю, мой клиент не поймет, если я стану работать рука об руку с прессой.
   Он нахмурился, но даже сейчас выражение его лица оставалось в чем-то приветливым.
   — Я — не чертова пресса! Посмотрите: всем этим репортерам лишь бы быстрее пройти таможенный досмотр, скорее попасть в бары своих отелей и надраться там. Но мы — вы и я — мы вместе могли бы сразу поехать в «Вестбурн» и все там осмотреть. Спорю с вами нас пустят туда без проблем.
   Я подумал об этом.
   — Я поеду туда в любом случае — с вами или без вас, — сказал он, искоса глядя на меня.
   — У вас есть здесь машина? — спросил я. К завтрашнему утру Нэнси обещала арендовать для меня автомобиль или предоставить машину из семейного гаража, но сегодня я был без колес.
   — Да, «Хирст» обещала подогнать ее к отелю. Я остановлюсь в «Ройал Виктория», а вы?
   — В «Британском Колониальном».
   — То есть в отеле сэра Гарри, — он хлопнул в ладоши, как султан, созывающий свой гарем. — Хорошо. После того как мы пройдем досмотр, я слетаю за машиной, и мы отправимся посмотреть на «Вестбурн».
   В остроконечном белом шлеме багамского полицейского, стоящего у ворот «Вестбурна», отражалось яркое полуденное солнце. Гарднер не выключил мотор и остался за рулем черного «Форда», а я отправился поговорить с копом.
   — Эй, полковник Линдоп в доме? — спросил я.
   — Нет, сэр.
   — Черт!
   — Что-нибудь случилось, сэр?
   — Я должен был встретиться с ним здесь.
   — Встретиться здесь, сэр?
   — Я — один из американских детективов, работающих над делом. Черт!
   — Но его здесь нет, сэр.
   — Дьявол. Тогда... я зайду и подожду его внутри.
   Он переваривал мою фразу целую вечность, а потом кивнул и настежь распахнул ворота. Еще несколько чернокожих полицейских стояло у парадного входа. Я сказал им, что должен встретиться с Линдопом, и они тоже купились на это. Потом я сказал, что мне нужно еще раз взглянуть на место убийства.
   Один из них спросил, кто такой Гарднер, и я сказал: «Это мой ассистент».
   Такого объяснения оказалось вполне достаточно.
   Даже после смерти сэра Гарри охрана здесь оставалась поганой.
   Внутри в воздухе больше не пахло дымом; через неделю после убийства помещения основательно проветрили, и в доме оставались лишь незначительные следы огня. Гарднер, поднимавшийся за мной по крутой лестнице, широко раскрытыми глазами смотрел на опаленные ступени и стены.
   Китайская ширма исчезла, но в остальном в комнате сэра Гарри ничего не изменилось: те же пятна сажи чернели на белой двери и платяном шкафу, та же кровь рыжела на телефонной книге и телефоне на письменном столе; даже ветер по-прежнему развевал кружевные занавески у открытого окна.
   Но когда мы подошли к кровати убитого, мы узрели совершенно невероятную сцену: я не был бы так удивлен — или взбешен — даже если бы вдруг увидел, как снова убивают сэра Гарри. На полу за кроватью на четвереньках стояли двое багамских копов в своих выглаженных мундирах и дурацких остроконечных шлемах. В руках у них были губки, а рядом стояло ведро с пенной водой.
   Они вытирали кровь со стен.
   Особенно тщательно они стирали маленькие высохшие отпечатки ладоней на раме окна, выходящего к северному крыльцу.
   — Черт, что вы делаете! — заорал я.
   Казалось, Гарднер тоже остолбенел: по-моему он был в ужасе от происходящего. Мы как будто обнаружили детей, стирающих ластиком «Тайную вечерю» да Винчи.
   Они спокойно смотрели на нас. Мы даже не испугали их.
   — Мы удаляем вот эти кровавые пятна, — сказал один из них, не отрываясь от своего занятия.
   — Но почему, черт возьми?
   — Потому, что эта не отпечатки де Мариньи. Слишком маленький.
   Он был прав, конечно: они выглядели как отпечатки ладоней женщины или ребенка.
   — И что? — оцепенело спросил я.
   Тут снова заговорил первый.
   — Потому, что детективы из Майами говорить, они только путай доказательства. Зачем подставляй невиновный людей? Они говорить, вытирай стены.
   — Господи Боже! — закричал я. — Да прекратите же.
   Но было уже поздно.
   — А кто вы? — спросил один из них, поднимаясь.
   Другой сказал:
   — Он не из Майами. Это тот парень, который видел де Мариньи. Что вы здесь делаете, сэр?
   — Я должен встретиться с полковником Линдопом, — соврал я.
   — Но его здесь нет.
   — Я знаю. Сейчас он едет сюда.
   Они посмотрели друг на друга, и второй полицейский тоже поднялся на ноги. На их мундирах не было ни пятнышка. Как и на стенах, впрочем. Когда они выходили из комнаты, тот, который нес ведро, сказал:
   — Ничего здесь не трогайте.
   — Ну что вы, — сказал я. — Я сойду с ума, если вы снова здесь что-нибудь вымоете.
   Они лишь посмотрели на меня вежливыми пустыми взглядами и вышли.
   — Нам надо поспешить, — сказал я Гарднеру. — Думаю, они скоро меня расколют.
   Он все еще был в шоке.
   — Что все это значит, Геллер? Что это за расследование преступления?
   — На днях увидите Баркера с Мелченом и все поймете.
   Я стал рассказывать ему, как выглядело место убийства в мое прошлое посещение. Я рассказал ему про китайскую ширму и наполовину сгоревшее тело Оукса в перьях, не забывая и о таких деталях, как четыре раны над левым ухом и обрывки синей полосатой пижамы, свисавшие с обожженной плоти.
   Гарднер встал на колени, заглядывая под кровать, как муж в поисках любовника жены.
   — Ткань, покрывавшая пружины, вся сожжена посмотрите сами.
   Я нагнулся и посмотрел.
   — Да, вы правы — полностью сгорела...
   Мы поднялись.
   — Значит, — сказал Гарднер, его широкое лицо светилось ликованием. — В какой-то момент кровать горела. И эти обрывки пижамы тоже должны были сгореть!
   Почти вся деревянная часть кровати была черной, кроме небольшого участка, над которым разорвался мочевой пузырь сэра Оукса, погасив огонь.
   — Заметьте, — сказал я, указывая на кровать. — Нельзя понять, как лежало тело Оукса. Ведь если его тело было на кровати до того, как она вспыхнула, простыня и матрас под его телом не должны были обгореть.
   Гарднер кивнул, соглашаясь.
   — Из-за такого положения тела доступ кислорода, конечно, прекратился бы.
   Я обошел обугленную кровать кругом, изучая ее.
   — Я думаю, он сидел на краю кровати, беседуя с кем-нибудь, а, может, споря.
   Я поднес палец к левому уху Гарднера и сказал:
   — А потом — банг, банг, банг — и он убит... или оглушен... но все равно, он падает на пол.
   — А кровать в это время поджигают!
   — Похоже, — я прищурился. — Посмотрите на потолок, у окна, прямо над кроватью. Что вы видите?
   — Обуглившуюся раму сетки от москитов.
   — Сама сетка сгорела, верно?
   — Верно, — сказал он.
   — Но что не обгорело?
   Гарднер задумался. Потом его глаза быстро заморгали.
   — Чертов потолок!
   Я улыбнулся.
   — Точно. Посмотрите на эти странные круглые пятна на полу... вот там... и здесь... да и сам сэр Гарри был обожжен точно так же... местами.
   — Это значит, что его обжигали газовой горелкой. Чем-то несерийным?
   — Возможно. Я думаю, паяльной лампой. Чем-то, что можно направить так, чтобы поджечь кровать, сжечь сетку от москитов и даже не задеть потолок.
   Теперь глаза Гарднера превратились в узкие щелки.
   — Это уже кое-что, Геллер. Это уже кое-что.
   — Эта кровать уже горела, когда сэра Гарри бросили на нее. Он был уже мертв, или почти мертв из-за тех ран возле уха. Убийца...
   — Убийцы, — вставил Гарднер. — Их должно было быть по крайней мере двое, чтобы все это проделать.
   — Возможно, вы правы. Убийцы не торопились. Они обожгли тело сэра Гарри, особенно его глаза и пах. А потом вспомнили обычаи туземных шаманов, раскидав над ним перья.
   Он указал на небольшой вентилятор на полу у кровати.
   — Как насчет этого? Перья разлетелись из-за него.
   — Нет, — сказал я. — Перья были разбросаны по всему телу, и с другой стороны от вентилятора тоже.
   Гарднер, казалось, был сбит с толку.
   — Они что, хотели вообще поджечь дом?
   — Не уверен. Может, они просто хотели оставить визитную карточку в виде этого шаманского ритуала. А, может, один из них обжигал тело сэра Гарри и рассыпал над ним перья, пока тело еще было на полу, а другой в это время поджигал кровать, а потом они вместе бросили на нее тело.
   — И потом спокойно ушли, рассчитывая, что все сгорит!
   Я нерешительно кивнул.
   — Возможно. Но ветер погасил пламя. Знаете, когда человек убивает кого-нибудь из-за денег, — а де Мариньи обвиняют именно в этом — он обычно делает это простым способом, а потом как можно скорее уходит с места преступления.
   — Ну, эти убийцы не спешили, — сказал Гарднер. — Они либо ненавидели сэра Гарри, либо хотели представить все как ритуальное убийство. Если только это действительно не было ритуальным убийством...
   — Как бы то ни было, — сказал я, — здесь поработали люди со стальными нервами.
   — Может, вам нужна помощь, джентльмены? спросил из-за двери голос. Знакомый голос.
   Полковник Линдоп вошел в комнату, на его длинном лице под громоздким шлемом было суровое выражение. Руки он держал перед собой.
   — Вы тут рассказывали моим людям сказки, сухо сказал он. Его улыбка была надменной и неприятной.
   — Я только сказал им, что встречусь здесь с вами, — сказал я. — И вот — мы снова в старой доброй компании.
   — Вы недооцениваете моих людей, — сказал он. — Цветные или нет, они — хорошие полицейские. У них хватило ума позвонить мне.
   Но не остановить меня, однако.
   — Между прочим, они тут уничтожили улики, — сказал я. — Они стирали кровавые отпечатки пальцев со стен, когда мы вошли.
   Линдоп близоруко прищурился на стену, потом мрачно посмотрел на меня.
   — Это — не моя работа, — уже мягче сказал он.
   — Я знаю.
   — Должен сказать, я не ожидал снова увидеть вас в Нассау так скоро, — он сказал это слишком любопытным тоном для человека, собирающегося сразу выгнать меня из спальни.
   — Я теперь работаю на защиту, — сказал я.
   Невозмутимый Линдоп в первый раз казался удивленным.
   — Правда? На мистера Хиггса?
   — Меня наняла миссис де Мариньи.
   Его лицо все больше мрачнело, пока он пытался переварить эту новость. Потом он взглянул на Гарднера и спросил:
   — А кто этот джентльмен?
   — Это Эрл Стенли Гарднер, знаменитый писатель. Он — мой старый друг и сейчас рассказывал мне свою версию событий.
   — Сочиняя, я уверен, — заметил Линдоп с чуть заметной усмешкой. — Вы не станете освещать это дело в прессе, не так ли?
   — Сознаюсь, стану, — с покорной улыбкой сказал Гарднер. — Очень приятно познакомиться с вами, полковник.
   Линдоп как будто не замечал протянутой ему руки. Он сказал:
   — Я вынужден попросить вас уйти. Пресса будет допущена сюда на днях.
   — Отлично, — сказал Гарднер.
   — Прежде, чем мы уйдем, — сказал я, — мне хотелось бы, чтобы вы позволили мне взять образцы в качестве улик защиты.
   Линдоп изумленно посмотрел на меня.
   — Образцы? К примеру?
   — Кусочки простыней, одеяла и ковра.
   — Чтобы проводить эксперименты со скоростью горения.
   — А... ну, я не знаю...
   — Уверен, — сказал я. — Майамским копам не понравится, если вы разрешите мне это.
   Он слабо улыбнулся.
   — Вы думаете? Ладно, действуйте. Можете забрать ваши «образцы».
   Я так и сделал. Линдоп молча проводил нас до двери. Он почти дружески смотрел на меня.
   — Да, полковник, — сказал я, едва выйдя за порог спальни. — Не могли бы вы показать тот забор, откуда предположительно было взято орудие убийства?
   Линдоп снова усмехнулся.
   — Я полагаю, вы захотите взять с собой и кол из изгороди, тоже? — спросил он. — Для ваших научных экспериментов?
   Я обменялся заговорщической улыбкой с Эрлом Стенли Гарднером.
   — Вы сами предложили мне, полковник.