Коллинз Макс Аллан. Кровавый срок

   Мы присели. Вместо того чтобы смотреть на меня, Эффи принялась разглядывать свою тарелочку с черной икрой, словно стараясь отыскать в ней что-то важное.
   — Я полагаю, вы хотите спросить меня об ужине в «Вестбурне» в тот день, когда был убит сэр Гарри. Но я боюсь, особенно рассказывать тут не о чем...
   — Я просто хочу знать, миссис Хеннедж, только не сочтите за неуважение, правда ли, что вы и Кристи... имеете дружеские отношения.
   Она снова с подозрением посмотрела на меня, и на этот раз уже без улыбки.
   — Ну... конечно, мы друзья. Знакомые.
   — Пожалуйста, не притворяйтесь, будто не понимаете моего вопроса. Я совершенно не желаю смущать вас. Я умею молчать.
   Эффи стала подниматься со стула.
   — Я чувствую себя неловко. Один из нас должен уйти.
   Я мягко дотронулся до ее руки.
   — Миссис Хеннедж, Кристи идет на все, чтобы доказать свое присутствие в непосредственной близости от комнаты, в которой было совершено убийство. Его история невероятна — никто в Нассау ему не верит.
   Она вновь уселась на свое место.
   — Не думаю, что мистер Кристи может лгать...
   — Поговаривают о том, что он покровительствует одной женщине. Эта женщина — вы, не так ли, миссис Хеннедж?
   — Прошу вас... мистер Геллер... Мне надо идти... Я поднял вверх руку, стремясь этим жестом остановить ее.
   — Если графа де Мариньи оправдают, а у меня есть основания полагать, что так и случится, полиция начнет искать другого подозреваемого. Если мистер Кристи вам дорог, ваше алиби могло бы помочь еще одному невиновному человеку избежать обвинения.
   Ее глаза были в одинаковой степени серьезны и красивы.
   — Вы... верите, что мистер Кристи невиновен в этом?..
   — Я не знаю. Я знаю только, что его видели в автомобиле в полночь в Нассау, в день убийства. Он ехал к вам?
   Она нахмурила лоб, словно от головной боли.
   — Мистер Геллер, я замужняя женщина. Я люблю своего мужа. Я скучаю по нему. У меня есть дети, которых я тоже люблю.
   — Я это ценю. Но ответьте на мой вопрос: Гарольд Кристи провел ночь с седьмого июля в вашем доме?
   — Нет, — ответила Эффи.
   Однако глаза ее говорили нечто другое.
   — А теперь вы меня извините, пожалуйста... — сказала она, снова вставая.
   — Нет, уйду я. Наслаждайтесь вашей закуской — я вас сегодня больше не побеспокою.
   Она натянуто улыбнулась и кивнула головой, чувствуя одновременно и облегчение, и раздражение, а я направился в сторону большого зала.
   Проклятье! Она лгала, но глаза ее сказали правду. Этот сукин сын Кристи, по крайней мере, часть ночи провел с красоткой Эффи. Это означало, что он не был убийцей, или, по меньшей мере, орудие преступления было не в его руках...
   Как только я вошел в бальный зал, стоявшая справа от двери Ди взяла меня за руку.
   — Тут есть кое-кто, с кем тебе надо бы встретиться, Натан.
   Перед этим она, видимо, беседовала с симпатичной миниатюрной женщиной в белом платье и золотых украшениях, у которой даже белые перчатки были украшены золотом; ее ожерелье и серьги в общей сложности весили, вероятно, больше, чем она сама.
   Уоллис Симпсон выглядела более привлекательной, чем на фотографиях — черты ее лица, которые я всегда считал весьма заурядными, оказались на деле довольно красивыми: ясные, цвета фиалки глаза, высокие скулы, широкий лоб, волевой подбородок и, наконец, широкая щедрая улыбка накрашенных алой помадой губ, что делало особенно заметной ее слишком бледную для Багам кожу.
   — Ваше королевское высочество, это Натан Геллер, — представила меня Ди. — Натан, — герцогиня Виндзорская.
   — Огромная честь для парня из Чикаго, — сказал я, принимая протянутую мне руку и улыбаясь, хотя моя улыбка, конечно, не шла ни в какое сравнение с ее.
   — Большое удовольствие для девушки из Вирджинии познакомиться с соотечественником, — произнесла герцогиня. Ее южный выговор был не лишен определенного шарма, хотя в ее речи временами сквозила британская манерность.
   — Я слышал много удивительного о вашей работе в Красном Кресте, герцогиня. В том числе и о столовой для солдат с разным цветом кожи...
   — Стоит ли благодарить вас за комплимент, мистер Геллер? Кто это рассказывает вам обо мне такие истории?
   Я улыбнулся.
   — Не знаю, стоит ли говорить... — замялся я.
   Широкая улыбка капризно искривилась.
   — Ну же, мистер Геллер, — вы среди друзей.
   — Что ж, это была Салли Ранд.
   С секунду герцогиня стояла, словно громом пораженная, ее огромные глаза цвета фиалки будто заледенели, а затем она заливисто рассмеялась. Ди рассмеялась также.
   Герцогиня выгнула брови дугой.
   — Откуда вы знаете мисс Ранд?
   — Мы вместе работали в «Веке прогресса», где у нее появились первые поклонники. А я вылавливал там карманников.
   — Она действительно устраивала прекрасные представления для Красного Креста, — произнесла герцогиня, — хотя, откровенно говоря, боюсь, что Дэвида это несколько смущало. Но я была приятно удивлена тем, как увеличились наши средства благодаря ей.
   — Теперь Салли, кажется, снова занимается делом.
   — Правда? Где же?
   — В Кливленде. Она открывает свое заведение сегодня вечером, как явствует из открытки, которую я недавно получил — и, как я знаю, выручка за первую субботу каждого месяца полностью будет идти в фонд Красного Креста.
   — Какая милая девушка! — похвалила герцогиня, что было комплиментом, который Элен заслуживала, но редко получала. — Диана говорила мне, что вы близкий друг Эвелин Уолш Маклин, — полувопросительно произнесла герцогиня.
   Я кивнул головой и печально улыбнулся.
   — Я уже много лет ее не видел, но мы действительно были близки в свое время. Настолько близки, что я, бывало, ласкал ее собачонку, на ошейнике которой красовалась медаль.
   Герцогиня снова рассмеялась.
   — О, бедная Эвелин! Как вы познакомились?
   — На процессе по делу Линдберга.
   Ее глаза сузились.
   — А!.. Эвелин, кажется, была очарована этим процессом. Я даже слышала от нашего общего знакомого, что она просто без ума и от трагедии Оуксов.
   Герцогиня повернулась к Ди и взяла ее за руку.
   — Леди Медкалф, должна поблагодарить вас за то, что вы снова распахнули для нас ворота Шангри-Ла и обеспечили нашему жаркому островку глоток прохладного морского воздуха. Вы знаете, мне так и кажется, что стоит только обернуться, и я увижу Акселя с его очаровательной улыбкой, — герцогиня вздохнула. — Со дня смерти Гарри в общественной жизни наблюдается какой-то застой. Должна сказать, что Нью-Йорк будет для меня отдушиной.
   Оркестр внезапно перешел от песенок Коула Портера к веселому и ритмичному вальсу. И без того сияющее лицо герцогини прямо-таки загорелось.
   — Простите меня, — извинилась она, — но они играют Виндзорский вальс...
   Затем она грациозно отошла в сторону и, миновав подмостки, на которых размещался оркестр, приблизилась к седовласому невысокому человеку с печальными глазами в белом двубортном пиджаке и черной бабочке, который некогда являлся королем Англии.
   Потом они принялись вальсировать, и гости, с уважением глядя на эту пару, уступили им все пространство для танца; а две миниатюрные знаменитости улыбались друг другу то ли от переполнявшей их любви, то ли по заведенной для публики необходимости. Так или иначе, во всем этом действе чувствовалась какая-то горькая радость.
   Я обратился к Ди:
   — У тебя была прекрасная возможность рассказать ей, чем я тут занимаюсь.
   — Ты хочешь сказать, я должна была объяснить ей, что Эвелин Маклин рекомендовала тебя Нэнси?
   — Верно! Тебе не кажется, что герцогиня будет раздосадована на тебя, когда узнает, кто я такой на самом деле?
   Ди усмехнулась и пожала плечами.
   — Когда в деле замешана эта пара, мне даже убийство с рук сойдет. Помни, я ведь знакома с Дэвидом дольше, чем Уоллис.
   — Ладно, когда этот вальс кончится, представь меня, пожалуйста, «Дэвиду», а сама отвлеки внимание Уоллис. Мне надо поговорить с герцогом.
   — Тебе стоит только попросить!
   — Леди Диана, но почему вы так добры ко мне?
   — Без обиды, Геллер, но не к тебе, а к Нэнси. Я хочу, чтобы она вернула себе своего мужа. Своего я давно потеряла, и до сих пор испытываю боль...
   — Извини. А где Нэнси?
   — Я не пригласила ее; так же как и леди Оукс. Тебе будет легче осуществить задуманное, если эти две дамы не будут напоминать всем о том, что каждый стремится забыть.
   Когда вальс закончился и отшумели последние аплодисменты герцогу и герцогине, которые раскланялись в знак признания за похвалу зрителей, Ди подвела меня к супругам и произнесла:
   — Ваше королевское высочество, это...
   — Натан Геллер, не так ли? — не дал ей закончить герцог.
   Его голос был мягок и нежен.
   — Вы правы, Ваше королевское высочество, ответил я.
   Он протянул мне руку, я взял ее, но рукопожатие было настолько коротким, что я его почти не ощутил.
   Разочарованным взглядом маленького мальчика герцог взглянул на жену.
   — Это тот самый детектив, которого нанял сэр Гарри, чтобы следить за де Мариньи. Теперь он работает на Нэнси Оукс.
   Не Нэнси де Мариньи — Нэнси Оукс!
   Уоллис при этом сообщении слегка вздрогнула и улыбнулась мне несколько ехидной улыбкой.
   — Мы познакомились с мистером Геллером, но он не упомянул об этом, — заметила она.
   Я попробовал отшутиться.
   — Мне казалось, что это неприятная тема для разговора, герцогиня. Простите, если я случайно ввел вас в заблуждение.
   — Отнюдь. Дэвид, мистер Геллер принимал участие в деле Линдберга по поручению Эвелин Маклин.
   — В самом деле? — приятным голосом, но скептическим тоном произнес герцог. — Вы знакомы с Чарльзом?
   — Был знаком, — сказал я. — Но я уже несколько лет не видел Слима.
   Глаза герцога блеснули. Я только что произнес кличку, которую знали только близкие друзья Линдберга?
   — Герцогиня, — обратилась к ней Ди, — Розита Форбс весь вечер умирает от желания поговорить с вами.
   — О, конечно, я с удовольствием поболтаю с Розитой. Проводите меня к ней, дорогая.
   Я остался стоять один на один с герцогом у края сцены, где музыканты отдыхали, пока пианист наигрывал мелодии Гершвина. Мы находились возле горшка, в котором росла пальма, у пьедестала, на котором стоял неизменный слон с задранным кверху хоботом.
   — Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов, Ваше высочество?
   — Ради Бога, — ответил герцог и улыбнулся. Но взгляд его был холоден.
   — Почему вы поручили расследовать это убийство именно Мелчену и Баркеру, вместо того чтобы задействовать Скотланд-Ярд или силы местной полиции?
   Он вымучил еще одну улыбку, сняв с подноса одного из белобрысых молодчиков бокал шампанского.
   — Мистер Геллер, у нас ведь тут были беспорядки в прошлом году, — сказал он. — Возможно, вы кое-что слышали об этом?
   — Вообще-то, да, — ответил я, не понимая, какое отношение это имело к моему вопросу. — Я думаю, беспорядки случились из-за того, что местные, которых привлекли к строительству взлетных полос, обнаружили, что им за одинаковую работу платят значительно меньше, чем белым рабочим из Америки Я прав?
   — Более или менее. Ситуация вышла из-под контроля. На Бэй-стрит царил беспорядок. Я как раз в то время находился в Соединенных Штатах с дипломатической миссией... И, честно говоря, меня разочаровало поведение полиции Нассау в тот момент. Если бы они действовали жестче, им бы удалось справиться с этой проблемой.
   — Понимаю... — произнес я.
   — Вдобавок ко всему, наше полицейское управление не располагает надлежащим дактилоскопическим оборудованием. А, как вы знаете, капитан Баркер признанный специалист в этих вопросах. И, говоря откровенно, в полиции Нассау слишком много черных.
   Он отхлебнул шампанского.
   — Со всем моим уважением, сэр, в Скотланд-Ярде «не слишком много черных», — напомнил я герцогу.
   — Вы совершенно правы. Но ведь сейчас военное время, и с таким транспортным сообщением, которое мы теперь имеем, детектив из Лондона сможет добраться до Нассау лишь за несколько недель. Я знал, что на капитана Мелчена можно положиться — он несколько раз выполнял функции моего телохранителя в Майами — и я знал также, что он находится буквально в минутах пути отсюда.
   — Ясно... — протянул я.
   Он снова натянуто улыбнулся.
   — Теперь мне пора пообщаться еще с кем-нибудь, — произнес он напоследок. — Желаю вам успехов в расследовании, несмотря на всю мою антипатию к де Мариньи.
   — Ваше высочество, извините, я пытался получить у вас аудиенцию, но меня не приняли. Не могли бы вы уделить мне еще несколько минут? — попросил я.
   Улыбка исчезла где-то среди морщин лица герцога, которое, несмотря на кажущуюся его моложавость, было довольно старым.
   — Вряд ли это подходящее место для разговора, — процедил он.
   — Кто, как не вы, может объяснить, почему меня не допускают ни к исходящим, ни к приходящим в Нассау официальным документам. И почему мне запретили поиски паяльной лампы? И...
   — Мой дорогой друг, — оборвал меня герцог. — Вы не являетесь официальным следователем по этому делу. Ваша роль — помогать защите графа де Мариньи — джентльмена, которого, по мне, и защищать-то не стоит, но тут уж ничего не поделаешь... Простите меня...
   С этими словами он отошел, и я не смог за ним последовать. Вскоре он снова оказался возле своей жены, которая непринужденно болтала с Ди и несколькими другими гостями.
   На веранде я заметил Кристи и миссис Хеннедж, оживленно беседовавших у слоновьевого фонтана; она казалась взволнованной, а он пытался ее успокоить. Так я их напугал! Отлично!
   Миссис Хеннедж первой поднялась по каменным ступеням; я спрятался в тень. Но когда на веранде появился Кристи, я тут же подошел к нему.
   — Мистер Кристи, прекрасный вечер, — произнес я.
   — Извините меня, — пробормотал тот, не останавливаясь.
   Я взял его под руку.
   — Давайте отойдем на минутку и поговорим.
   — Вы делаете мне больно!
   Кажется, я действительно схватил его слишком сильно. Я отпустил его.
   — Простите. Помните, на прошлой неделе у вас в офисе я упоминал имя Лански?
   — Нет, не помню. Извините...
   Я с той же силой, что и раньше, сжал его руку.
   — Вы ведь не станете снова отрицать, что знаете его, не так ли? У меня есть друзья в Вашингтоне, которые утверждают как раз обратное.
   Он выдернул свою руку из моей и улыбнулся наименее убедительной улыбкой из всех, что я когда-либо видел.
   — Возможно, речь идет о парне, которого так звали, когда я занимался контрабандой спиртного.
   Он опять неуверенно усмехнулся.
   — Знаете, многие тут предпочитают ссылаться на провалы в памяти, когда речь заходит о тех временах...
   — Я слышал, будто принадлежащий Лански «Отель Насьональ» в Гаване переживает кое-какие трудности. Похоже, его дружку диктатору Батисте в последнее время тяжелее держаться на плаву...
   — Мне об этом ничего не известно.
   — Расширение игорного бизнеса на Багамах могло бы стать неплохой страховкой для Лански...
   Кристи тяжело вздохнул.
   — Мистер Геллер! Игорный бизнес придет на Багамы после войны. Но если вы думаете, что что-то подобное имеет отношение к смерти сэра Гарри, я скажу, что тут вы жестоко ошибаетесь.
   — Вы хотите сказать, что сэр Гарри не был против организации здесь игорного бизнеса?
   Кристи фыркнул.
   — Его это заботило в наименьшей степени. А теперь, доброй ночи, сэр.
   Он быстро прошел в бальный зал.
   Я остался стоять на ветру, соображая, какого черта Лански мог быть замешан в этом деле, если игорный бизнес был тут ни при чем. Конечно, возможно, Кристи пытался повесить мне лапшу на уши, чего вполне следовало ожидать от агента по торговле недвижимостью.
   Вскоре после полуночи все гости разъехались по домам, и я отправился в свой коттедж, который отныне стал моим домом в Нассау. В коттедже была одна огромная комната, которая служила одновременно и гостиной; тут же имелся превосходный шкафообразный радиоприемник и прекрасно укомплектованный бар. Я освободился от своего токсидо и уселся на мягкие подушки плетеного дивана; на мне были шорты, носки с резинками и туфли. Потягивая коктейль из рома с колой собственного приготовления, я рассчитывал, что вечер закончился. И уже, наверное, в сотый раз за день поблагодарил леди Диану.
   Я, очевидно, принял сегодня слишком много напитков, чтобы суметь извлечь какие-либо полезные сведения из всех разговоров, что вел сегодня. Что же я выяснил, черт побери? Кристи, похоже, не бы виновен ни в чем, кроме как в связи с миссис Хеннедж; его королевское высочество Дэвид Виндзорский имел все разумные основания привлечь к расследованию этих болванов из Майами; кроме того, Гарольд Кристи заявил, что сэру Гарри якобы было совершенно наплевать на проблему игорного бизнеса на Багамах.
   — Геллер?
   В проеме входной двери появился женский силуэт.
   — Я не порядочный парень, — сразу предупредил я.
   — Знаю, — засмеялась Ди, входя в комнату с ведерком, внутри которого виднелась бутылка шампанского, и двумя бокалами в руках.
   Поверх ее прозрачного ночного халата был накинут прозрачный же пеньюар. Было видно все и одновременно ничего: выпуклости ее грудей, их розовые соски, как будто бы даже темный треугольник между ног. Она подошла поближе, поставила ведерко на бамбуковый кофейный столик и налила себе шампанского.
   — Там еще осталось, — сказала она о вине. — Налить тебе?
   — Нет, спасибо. — Я поднял вверх свой стакан с ромом и колой. — У меня полный порядок.
   Ди чокнулась со мной, превратив мой жест в тост.
   — Каково тебе сегодня, Геллер?
   — Не знаю. Кто-нибудь выразил тебе свое недовольство по поводу моего присутствия на вечеринке?
   — Никто не посмел. Даже Дэвид. Я сама себе судья, ты же знаешь.
   — Да, я заметил.
   От нее исходил приятный аромат; это был очень знакомый запах.
   — Что это за духи? — поинтересовался я.
   — "Май Син".
   Так же пахло и от Марджори Бристол в день нашего с ней знакомства.
   Я поднялся. Подойдя к двойным стеклянным дверям, я принялся рассматривать тени, отбрасываемые пальмами и папоротниками, и вслушиваться в крики экзотических птиц и шум океана внизу.
   Потом ко мне подошла Ди и тронула меня за руку.
   — Ты очаровательно выглядишь в своих шортах, Геллер.
   — А туфли и носки на резинках прекрасно дополняют мой костюм, как ты думаешь?
   Она обвила руками мой торс.
   — У тебя превосходное тело, — продолжила Ди.
   Я сглотнул.
   — Все девушки так считают.
   — А что с тобой?
   — Да ничего!
   Она взяла меня за подбородок, потянулась и поцеловала меня; это был горячий, влажный поцелуй с запахом помады, спиртного и табака, одновременно и отвратительный, и прекрасный. Ее мягкие, припухлые губы играли на моих губах, словно на кларнете.
   Когда поцелуй кончился, я произнес:
   — Это слишком рано, Ди.
   — Слишком рано для нас?
   — Ты не понимаешь. Я... Я не готов. Я стараюсь кое-кого забыть...
   — Ну, знаешь ли, мой брат когда-то играл в регби.
   — В самом деле?
   — И он рассказывал мне, что обычно говорит в таких случаях хороший тренер.
   — Что же?
   — Соберись и снова вступай в игру!
   Она опустилась на колени, и ее ладонь скользнула в ширинку моих шортов. Она достала мой член и принялась поглаживать и целовать его.
   — У-у-у, — протянула она восхищенно. — Такой хобот сулит добрую удачу.
   — Я... не думаю... что тебе стоит...
   — Заткнись, Геллер, — сказала она, продолжая свои манипуляции. — Я обожаю мужчин, которых только что бросили.
   В следующий момент мой член оказался уже у нее во рту. Затем еще глубже, еще... И она принялась за дело всерьез...
   Потом я стал задыхаться, как загнанная лошадь, от переполнявшей меня страсти; и я смотрел сверху вниз на нее, а она, улыбаясь, снизу вверх на меня; и во рту ее было что-то белое; и это не были зубы...
   Затем Ди встала с колен, оправила свой пеньюар, достала из кармашка платок и вытерла им губы, делая это аккуратно, словно закончив есть печенье.
   Потом она поглядела на меня с довольным выражением на лице.
   — Говорят, что если женщина сделала такое для мужчины, то она им владеет.
   Внизу слышался шелест прибоя. Где-то кричала птица.
   — О'кей, — произнес я.

Глава 20

   Под безоблачным полуденным небом, на веранде позади бального зала в поместье Шангри-Ла, приятного вида мужчина средних лет в тропической спортивной рубашке, широких брюках и сандалиях опустился на колени возле мохнатого кокосового ореха с человеческую голову, держа в высоко поднятой руке белый кол от изгороди, направленный заостренным концом вниз. Скромная красота, темные волосы, высокий лоб ученого, очки в металлической оправе и стройная фигура — все это напоминало действующее лицо какого-то странного туземного ритуала. Кол был похож на приготовленное для удара копье.
   А затем внезапно, с бешеной силой, удар действительно последовал, только вот кол при этом раскололся в щепки, оставив кокос в целости, если не считать отставших от него нескольких волокон.
   — Видите! — На лице профессора Леонарда Килера заиграла улыбка победителя. Он сдвинул очки на переносицу. — И я вам гарантирую, что височная кость человеческого черепа гораздо крепче, чем оболочка кокосового ореха.
   — Мог ли какой-либо тупой предмет нанести те четыре раны возле уха сэра Гарри? — спросил я. — Что если обезумевший старый золотоискатель, который помешался на Клондайке, пробрался в комнату и сделал четыре взмаха своей киркой?
   Килер, отрицательно махнув головой, сказал:
   — Тогда бы вся его черепная коробка разлетелась вдребезги!
   Держа в руке кокосовый орех, он присел рядом с Эрлом Стенли Гарднером у одного из железных столиков с видом на слоновий фонтан и яркий, разноцветный тропический сад, окружавший его. Вокруг пели птицы; что-то нашептывал влажный бриз.
   Я случайно столкнулся с Гарднером в баре «Блэк-бирд», где я провел все утро, разговаривая с несколькими свидетелями обвинения — миссис Кларк и миссис Эйнсли, да еще с Фредди-американцем, или Фредди Череттой, — которые сочувствовали защите. Все они подтвердили, что их привезли в «Вестбурн» на допрос девятого июля, а также заявление де Мариньи о том, что Мелчен провел его наверх в одиннадцать тридцать утра, что противоречило показаниям полицейских, относивших это событие к трем тридцати дня.
   Это было по меньшей мере неплохо: все, что мне оставалось теперь сделать, это поговорить с полковником Линдопом, что я собирался проделать ближе к вечеру. Если Линдоп подтвердит показания Фредди, нам удастся подвергнуть сомнению не только подлинность отпечатка на китайской ширме, но и самих показаний Баркера и Мелчена.
   Одетый в ковбойку с галстуком, Гарднер медленно подошел ко мне, как и подобает знаменитости, в окружении трех своих очаровательных секретарш, вновь нанятого трио сестер, которым он ежедневно диктовал свои репортажи для журналов и радио, а также очередные главы своего нового романа в гостиничном номере «Ройял Виктория». У них был обеденный перерыв, а я сидел за столиком в полном одиночестве.
   — Девушки, это тот самый детектив-неудачник, о котором я вам рассказывал, — добродушно прорычал Гарднер. — Что, все еще избегаешь меня, Геллер? Разве не знаешь, что каждому хорошему Шерлоку Холмсу нужен свой доктор Ватсон?
   — И какую из ролей вы отводите себе?
   Эрл рассмеялся своим булькающим смехом, и я пригласил его пообедать вместе: мне уже принесли мой заказ — гренки с сыром.
   — Спасибо, сынок, — поблагодарил Гарднер, скользнув за стол рядом со мной; троица улыбающихся кудрявых девушек присела напротив, не произнеся ни слова. Они напоминали немых сестер Эндрюз.
   Вволю поев и наговорившись, Гарднер наконец произнес:
   — Ладно, Геллер, дай передохнуть старику! Как будто мы с ним говорили много времени!
   — Как говорят торговцы подержанными машинами, ты можешь мне доверять... — продолжал он. — Если ты не хочешь, чтобы что-либо из того, что ты говоришь или делаешь, попало в мои статьи, то так и скажи. Только не лишай меня удовольствия...
   — Хорошо! — согласился я, отставляя в сторону свою почти опустошенную тарелку. — Как насчет того, чтобы познакомиться с изобретателем детектора лжи?
   Отразившееся на его лице любопытство напомнило чем-то выражение лица мальчишки, которому впервые представилась возможность взглянуть из-за кулис на непристойный танец на сцене.
   И вот Гарднер, только теперь уже без своих девочек, находился вместе со мной в Шангри-Ла, где я как раз получал от Лена Килера первую оценку свидетельских показаний, которые он изучал, и тестов, которые он произвел.
   Несмотря на свою относительную молодость, Килер действительно создал аппарат, представлявший собой усовершенствованный немецкий прибор, который фиксировал изменения кровяного давления подозреваемого, а также позволял отслеживать частоту дыхания, пульса и электропроводность кожи человека во время допроса.
   — Вы знаете, что такое мастоидит? — обратился к нам Килер.
   Мы с Гарднером сидели за железным столом, на котором стоял графин с содовой и стаканы, лежал расщепленный кол, кокосовый орех и различные фотографии сцены убийства, разложенные подобно карточной колоде. В случае сэра Гарри, проигрышной колоде.