На первый взгляд он чем-то напоминал мужчину, что разговаривал с мальчиком перед этим. Тот же рост, та же комплекция. Овал лица, цвет волос. Однако между ними пролегла пропасть. Во всяком случае, Дини так показалось. Если мужчина, предупреждавший о Его визите, был изящным и грациозным, как рысь, то Правитель казался божественным, как солнечный свет. В нём как будто всё искрилось, и полумрак, орудовавший в камере, как нечто, недавно изгнавшее настоящих хозяев, потускнел, отступил.
   Этот человек действительно послан Небом, иначе и быть не могло. В Его присутствии душу переполняла странной силы энергия, и это несмотря на то, что мальчик измучен.
   Отстранённо Дини заметал, что его стражи в количестве трёх человек исчезли, остался лишь прежний мужчина. Он стоял за решёткой, повернувшись к ним боком. Он мог слышать их разговор, но мог и не слышать.
   Мальчик зачарованно созерцал этого богочеловека, и крепла мысль, что для Него нужно сделать всё, что Он попросит.
   - Дини?
   Этот голос вернул его в прежнюю реальность. Правитель хотел, чтобы Его слышали.
   - Да... отец?
   Дини показалось, что это сказал кто-то другой. Мальчик почувствовал, что краснеет.
   Правитель улыбнулся. В отличие от того изящного человека, у Него улыбались и глаза, и губы. Казалось, улыбалось всё Его тело.
   - Мне нужно, чтобы ты кое-что пообещал. Ты ведь хороший, ответственный мальчик, а такие мальчики держат своё слово. Тебя ведь научили этому твои родители?
   Как под гипнозом Дини кивнул. Конечно, слово надо держать. Отец всегда требовал серьёзно относиться к собственным словам.
   - Ты обещаешь, что выполнишь все мои просьбы?
   На мгновение, одно короткое мгновение, Его улыбка поблекла, растаяла, подёрнулась, как отражение в лужице, после чего всё стало, как прежде. Правитель опять улыбался своей божественно-отеческой улыбкой, от которой на душе становилось светло и радостно.
   Дини колебался. Его интуиция, будто запертая в крепком дубовом сундуке, постучала в крышку изнутри. Постучала и вновь замолчала обессиленная. Дини хотел сказать, что обещает, но что-то его остановило. Он ведь не знал, что от него попросят. И хотя он не допускал мысли, что Правитель попросит от него что-то нехорошее, обещать что-то заранее мальчик испугался.
   Правитель выжидающе смотрел на него.
   - Ты обещаешь? - повторил Он.
   Мальчик молчал. Перед глазами возник образ отца. Отец качал головой. Казалось, он говорил, нет, Дини, прежде ты должен знать, что от тебя хотят.
   Правитель улыбнулся, решив, наверное, больше ничего не требовать, и сказал:
   - Хорошо, теперь слушай Меня.
   Дини почувствовал стыд. Как он мог в чём-то сомневаться? Это недоверие обидело бы кого угодно. Мальчик испытал желание исправить досадную оплошность и пообещать, что выполнит всё, что от него попросит Он. Однако Правитель уже говорил, и Дини не рискнул Его перебивать.
   - Ты останешься рядом со Мной. Тебе больше не придёться скитаться голодному и рисковать, что тебя похитят какие-нибудь недостойные люди. Теперь ты будешь жить в Столице, и у тебя будет всё, что ты пожелаешь. Единственное, что ты должен делать - чтобы Меня не коснулась никакая из болезней. Никогда. Ведь Я - посланник Неба, и ты должен быть счастлив, что продлишь Мою жизнь.
   Пауза.
   - Так ты обещаешь, Дини, что выполнишь всё это?
 
   3
   Дини почувствовал, как капелька пота, чужого, не принадлежащего ему, скатилась по лбу и жадно впилась в глазное яблоко. Дини зажмурился.
   Ощущения мальчика напоминали состояние человека, идущего по натянутому канату. И этот канат где-то надрезан. В каком месте, можно узнать лишь, когда канат порвётся. Удачная балансировка уже не имела значения. Оставалось полагаться только на Провидение.
   Между бровей Правителя возникла складка. Дини заметил это перед тем, как закрыл глаза. Правитель, хоть и был посланцем Неба, всё-таки оставался обычным человеком. Который не только улыбается, излучает странно притягательную ауру, искрится, но и хмурится, огорчается, негодует и беспокоится.
   Все люди равны, сказал отец. И Дини не находил оснований не верить ему. Как всегда.
   Правитель ждал. Дини чувствовал Его беспокойство. Теперь, когда в голове мальчика поослабла начальная эйфория, он уловил то, что исходило от Правителя в реальности.
   Правитель не удовлетворился сказанным и добавил:
   - Помогая Мне, Дини, ты поможешь многим людям. Ведь Я управляю Всеми Заселёнными Землями. И значит, помогая Мне, ты поможешь улучшить жизнь каждого человека.
   Довод обладал силой. Дини, уже готовый поверить, что Правитель всего лишь один из тех, кто хотел заполучить его дар, как полезную, бесценную вещь, вновь заколебался. Заколебался и ощутил крен в сторону того, чтобы пообещать Правителю всё, что он попросит. Медленный, незаметный крен, но неумолимый.
   Правитель, будто угадав мысли ребёнка, опять улыбался, и опять рождалось волшебство. Дини приготовился заговорить, но тут его кто-то позвал, такой тихий-тихий шёпот. Дини повернул голову, как будто так легче слышать невидимого собеседника.
   Ты ведь хотел увидеть отца и мать. Да, он хотел. Он потому и двинулся в этот тяжёлый, полный лишений, путь. Двинулся, чтобы увидеть своих родителей. Тогда продолжай идти вперёд. Идти, несмотря ни на что.
   Спустя много-много дней мальчик снова увидел внутренним зрением мать и отца. Отец стоял, подняв голову, он смотрел в небо. Мать находилась рядом и смотрела перед собой, и от этого Дини казалось, что она смотрит ему в глаза. Мать улыбалась. Улыбка немного печальная, но живая, настоящая. Они, его родители, где-то совсем близко, он даже мог увидеть их, если бы покинул это мрачное место, где его держали. Но для этого ему нельзя соглашаться ни на какие условия. Ни на что.
   - Так как Мой мальчик? - прошептал Правитель.
   Дини сглотнул, покачал головой.
   - Я не могу, - просипел он.
   Правитель по-прежнему улыбался, но из улыбки иссяк свет, она поблекла.
   - Почему же? - голос мягкий, как отсвет летнего заката.
   - Мне нужно идти. Я хочу увидеть своих папу и маму. Меня ждёт дорога, и мне нужно её пройти.
   Правитель, не мигая, смотрел на мальчика. Его мысли, конечно же, были сокрыты от ребёнка.
   - Дини, - заговорил Он после короткой паузы. - Мне сказали, что у тебя нет родителей. Что ты - сирота. Ведь так?
   Дини кивнул против своей воли.
   - Куда же ты пойдёшь, если твои родители умерли?
   Дини встрепенулся, как человек с опозданием осознавший, что сказал что-то не то.
   - Они не умерли. Папа говорил, люди не умирают. Никто не умирает. И если очень захотеть, можно увидеть папу и маму. Главное - очень-очень захотеть. Я очень сильно хочу.
   Правитель отстранился, словно для того, чтобы лучше разглядеть мальчика. На самом деле, и Дини это уловил, у Него возникло замешательство.
   - Мой мальчик, если ты останешься у Меня, тебе больше никто не понадобится.
   Дини отшатнулся, как человек, получивший пощёчину.
   - Я хочу увидеть папу и маму! - он почувствовал, что вот-вот разревётся.
   Правитель отступил на шаг. К нему тут же повернулся тот изящный мужчина, делавший вид, что не слушает разговор. На самом деле он всё слышал, Дини понял это. Лицо Правителя не стало злым или даже недовольным, но прежняя мягкость исчезла вместе с улыбкой. Мужчина за Его спиной внимательно следил за Ним.
   - Ты не увидишь папу и маму, Мой мальчик, - заявил ставленник Неба. - Ты просто не можешь их увидеть. Их уже никто не сможет увидеть. Ты останешься здесь и подумаешь, хорошо ли ты поступаешь, противясь воли самого Правителя.
 
   4
   Флек стоял у окна и пытался приметить в сером водовороте прилива собственных эмоций те рифы, что казались наиболее опасными.
   Внизу, во внутреннем дворике, происходила смена многочисленного караула. Флек не замечал этого. Он анализировал ощущения, появившиеся после разговора мальчика с Правителем. Он слышал каждое слово, видел реакцию Правителя, и хотя разговор происходил так, как Флек и планировал, кое-что его удивило, если не сказать насторожило.
   Правитель, казалось бы, вёл себя разумно. Он вызвал у ребёнка эмоции, должные привлечь на Его сторону. Однако Он не подкрепил это словами. Он не сообщил мальчику о страшной болезни, угрожающей смертью целому городу. Он не просил мальчика вылечить болезнь у отдельно взятого человека.
   Правитель говорил только о Себе.
   В эти минуты Флек понял, до конца дней своих он не усомнится, что Правитель родился от обычной женщины естественным способом. Как и все люди. Правитель, получив такого мальчишку, вёл себя, как простой смертный. Он жаждет, прежде всего, обезопасить Себя, не веря, что мальчик остановит эпидемию болезни без названия в целом. Просто закупориться в Клунсе, отгородиться мальчиком. И выжить. Именно это - выжить.
   В глазах Флека этого не достаточно.
   Правитель не выяснил природу того, что ведёт мальчика в дорогу. Как человек, получивший, редчайшую, сказочную вещь, Он сгрёб её в охапку, не желая потерять, и у Него не возникло ни малейшего желания понять её глубинную сущность.
   Взять хотя бы слова мальчика о его родителях. О том, что он хочет их увидеть. Конечно, это напоминало бредни наивного ребёнка, чья боль от потери родителей так и не прошла до конца, но Правитель не использовал это. Он прямолинейно, даже грубо дал понять мальчику, что заменит ему всё, заменит тех же родителей.
   Они, Правитель и Флек, ничего, по сути, не добились. Возможно, Правитель верил, что в критический момент Он заставит мальчика сделать всё, что нужно. Быть может, так и будет. Но ребёнок не прост, совсем не прост. Нечто сокрыто в нём, и это нечто таит в себе опасность непроницаемого. Когда не знаешь, что тебя ждёт, это само по себе опасность.
   Не ошибка ли, полагать, что мальчик сделает всё, что нужно, когда наступит такой момент? Флек не ощущал уверенности в обратном. Он вспомнил лицо Правителя, когда Тот покидал камеру. В Его взгляде не было и следа той величественной невозмутимости, присущей Правителю, когда Он выходил в люди. Прав мудрец древности, утверждавший, что обладание сильным предметом делает самого человека слабым. Пример мальчика становился всё явственнее.
   Флек задержал взгляд на воинах внизу, на мощёном камнем дворе, и понял, что из размышлений его вырвал стук в дверь.
   - Входи, - сказал он, обернувшись.
   Дверь открылась, на пороге возник охранник.
   - Отец, тебя срочно зовёт к себе Нелч, - охранник низко поклонился.
   - Хорошо, передай, я иду к нему.
   Флек с трудом освободился от своих размышлений. Смысл сказанного охранником, тронув сознание, вызвал беспокойство, и Флек нахмурился. Он не двигался, желая сначала избавиться от ненужных эмоций. Нелч необязательно принёс нехорошие известия.
   Нелч ждал его в своих покоях. Он расхаживал по комнате, заполненной колбами, флаконами, маленькими бутылочками и пакетиками с различными травами. Тяжёлые шторы закрывали окно. Мрак комнаты разгоняли лишь две свечи. Флек догадался - Нелч вызвал его к себе, что бы это в случае чего выглядело, как приход самого Флека.
   - О, Небо, - воскликнул Нелч, как только вошёл Флек. - Наши дела хуже, чем я предполагал.
   Растерянное лицо, неприятно полураскрытый рот, подрагивающие руки. И взгляд, заискивающе-виноватый, будто Нелч рассчитывал лишь на вошедшего.
   Флек молчал. Сказанного было недостаточно, чтобы о чём-то говорить.
   Теребя пуговицу своего платья, Нелч продолжил:
   - В Городе появился человек с симптомами болезни без названия. Я только что из его дома. Ошибки быть не может.
   Флек сдержал проклятье, готовое сорваться с языка.
   - Я... Я... - казалось, Нелч вот-вот разрыдается. - Я не думал, что так... быстро. Я думал, у нас ещё есть время.
   - Ты уверен, - заговорил Флек. - Что... диагноз правильный?
   Нелч подавленно кивнул:
   - Те же признаки, что и в древних медицинских трактатах. Но и без них я бы догадался - это непохоже ни на одну из известных болезней.
   - Что с этим человеком?
   - Мы... Его умертвили, - Нелч отвёл глаза.
   Он был лекарем, не воином. Он чувствовал за собой вину не только потому, что не справился с проблемой, как врачеватель, но и стал соучастником убийства.
   - Хорошо ещё, - поспешно добавил Нелч. - Что это был старик, живущий один.
   - Что с домом?
   - Его окружили. Так, чтобы это не бросалось в глаза.
   С недавних пор Правитель выделил своему лекарю десяток гвардейцев, готовых выполнить его приказ. Предполагалась именно блокировка подозрительных мест и людей.
   - Нелч, тебе не кажется, что ты поспешил?
   Лекарь посмотрел на Флека.
   - С чем поспешил?
   - Со стариком. Оставь вы его в живых, к нему бы отправили мальчика. Это был шанс проверить дар ребёнка в действии, понимаешь?
   У Нелча задрожали губы. После недолгой паузы он пробормотал:
   - Что если мальчик, так и не справившись с болезнью у старика, заразился бы сам?
   Флек не думал о таком варианте. Нелч, будто спеша закрепить своё алиби, добавил:
   - Я знаю, как обращаться с больными, чтобы выйти от них здоровым. Мальчик же наверняка допускает непосредственный контакт при лечении.
   Минуту Флек размышлял и пришёл к выводу, что прав всё-таки он.
   - Рано или поздно мы должны использовать ребёнка. Ты понимаешь не хуже меня, когда случаи единичны, с ними легче справиться. Если, конечно, мальчишка одолеет эту пакость хотя бы один раз, - он помолчал и будто под принуждением добавил. - И если Правитель не воспротивится мысли, что мальчика отправят кого-то лечить. Я уже опасаюсь за это.
   Нелч шагнул к Флеку, заглянул ему в глаза. Флеку не понравилось выражение его лица. Глаза нехорошо блестели, будто у их обладателя была лихорадка.
   - Я предполагаю, - сказал Нелч. - Что дальше не будет никаких единичных случаев. В один прекрасный момент в Городе появится сразу сотня таких, как тот старик. Не поможет никакое оцепление того дома.
 
   5
   Булох сидел, прислонившись спиной к стене, и не выпускал мальчика из вида. Флек сказал, мальчишка непредсказуем, и от него можно дождаться того, о чём и не предполагаешь.
   Ещё Флек сказал, что лично спустит с них шкуру, если мальчик каким-то невероятным образом сбежит отсюда.
   Глядя на мальчика, Булох говорил себе, что ребёнку некуда деваться, но зловещий смысл слов рождал смутное беспокойство. Мальчик отличался от всех виденных Булохом детей, хотя гвардеец не смог бы сказать что-то определённое.
   Эти ощущения усилились, когда мальчик, находившийся после ухода Правителя в чём-то похожем на транс, очнулся и несколько минут рассматривал гвардейцев. С Булохом были Шрам и Камень. Шрам, замучивший своими жалобами Булоха, получил поблажку и теперь похрапывал, подстелив под голову солому. Впрочем, он потратит не больше двух секунд, чтобы принять вертикальное положение и бодрствующее выражение лица. В любом случае мальчишку точно также сдержат двое здоровых мужчин, как и трое. Но поведение мальчика вызывало сомнения в этой уверенности. Он смотрел так, будто выяснял между кем из стражей больше шансов проскользнуть.
   У Булоха возникло желание крикнуть на ребёнка, вынудить его отвернуться, лечь и не вставать. Лишь понимание, что это проявление слабости, заставило Булоха сдержаться. Между тем у гвардейца отступила сонливость. Камень созерцал потолок, и Булох едва не рявкнул на него, чтобы тот занимался делом. Конечно, не отрывать взгляд от мальчика, находившегося в камере, откуда нет выхода, казалось абсурдом, и Булох отвел глаза и некоторое время изучал факел на стене.
   Когда он снова посмотрел на ребёнка, тот не сидел, разглядывая охранников. Он стоял, глядя себе под ноги.
   Булох нахмурился. Хотел снова отвести взгляд, в конце концов, какая разница, чем занимается ребёнок, надоело сидеть, пусть постоит. И не смог. Он почувствовал, что происходит что-то необычное. И в то же время видимых причин для беспокойства не было.
   Мальчик медленно поднял голову, глянул на охранников, коротко, как-то невнимательно. Повернулся спиной к Булоху, лицом к дальней стене. Что-то пробормотал. До Булоха донеслись слова:
   - Нет препятствий, нет никаких препятствий.
   Булох выпрямил спину. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше.
   Мальчик шагнул к стене, будто там находилась не стена, а дверь.
   Булох оглянулся на своих партнёров. Шрам по-прежнему посапывал, Камень невидяще смотрел в потолок. Почему-то Булох решил, если он окликнет их сейчас, вызовет насмешки в дальнейшем. Естественно, за глаза. В открытую эти двое не посмеют насмехаться над Булохом. Однако насмешки всё равно будут. В самом деле, чего он в данный момент опасался? Не уменьшится ведь мальчик у него на глазах, чтобы просочиться пчёлкой в вентиляционное отверстие? Он сотворил за свою короткую жизнь немало чудес, Булох не спорил с этим, но эти чудеса иной природы.
   Мальчик сделал два коротеньких медленных шага и оказался вплотную к стене.
   Булох занервничал и даже поднялся на ноги.
   Мальчик вытянул руки, приложил их к стене. Он словно нащупывал невидимую дверь. Булох шагнул к прутьям. Мальчик застыл, перестал шевелить руками, превратился в тень. Казалось, он вот-вот раствориться.
   - Эй, - вырвалось у Булоха.
   Мальчик не отреагировал.
   Камень очнулся от забытья наяву, посмотрел на партнёра, затем в камеру. Булох оглянулся, встретился с Камнем взглядом.
   - Детёныш вепря, - прошептал он.
   В глазах Камня было недоумение. Булох подумал, не зайти ли в камеру, и не решился. Не хватать же мальчишку, в самом деле!
   Ничего страшного не происходило. Булох с облегчением подумал, что во всём виновато его воображение и страхи, рождённые словами Флека. Когда вам обещают содрать кожу живьём, вряд ли это доставит удовольствие. Конечно, главная причина в его усталости, в этом состоянии кто угодно проявит слабость.
   Булох отвернулся. Хотел вернуться на прежнее место, но его остановило выражение лица Камня. Оно изменилось. Булох никогда бы не подумал, что эта бесчувственная, уродливая физиономия может столь отчётливо выражать какие-то эмоции.
   Булох оглянулся.
   Мальчик по-прежнему стоял к ним спиной, но что-то изменилось. Прежде, чем Булох осознал, что именно, мальчик уперся лбом в стену, причём руки по-прежнему держал вытянутыми вперёд. Он не мог так стоять, ему должна мешать стена.
   Булох бросился к прутьям камеры.
   - Эй ты, щенок! Повернись! Кому говорят?
   Если ребёнок и слышал это обращение, в чём Булох усомнился, оно не подействовало.
   Большего Булох не успел. В следующую секунду мальчик растворился в стене.
 

ГЛАВА 29

   Клунс
   1
   Клунс давился безмолвной паникой, как нечто гигантское, уродливое, что, наконец-то, получило по заслугам, по незнанию приняв внутрь то, что вызвало сильнейшее отравление. Около четырёх десятков стражников носились по мрачным коридорам с глухими восклицаниями, утверждавшими, что поиски пока безуспешны.
   Начиналось это медленно, неповоротливо, будто не желало того, что неминуемо наступит.
   Когда Камень и Булох увидели, что камера пуста, они созерцали эту пустоту не меньше минуты, прежде чем что-то сделали. Но и делом это сложно назвать. Скорее это была паника, заглушаемая трансом, что протягивал к ним свои руки.
   Первым очнулся Камень. Он поднялся, проковылял к камере, открыл дверь и заглянул внутрь. Смысла в этом не было, прутья позволяли видеть камеру, находясь снаружи. Булох пошёл ещё дальше. Он отпихнул Камня, вбежал внутрь, заметался, как зверь, угодивший по случайности в клетку, хлопками исследовал стену, будто жаждал убедиться, что та цела и не содержит в себе невидимых глазу лазеек. Перед ним находилась обычная каменная стена, и ее ничто не нарушало, несмотря на то, что несколько минут назад сквозь неё прошёл мальчик.
   И тогда, ощупав стену едва ли не полностью, Булох издал рёв раненого животного.
   Шрам, подпрыгнувший при этих звуках, заметил двух партнёров в клетке, попытался найти взглядом мальчика, но ему это не удалось.
   - Гурина звать? - спросил Камень Булоха.
   Ответом ему был повторный рёв. Булох выскочил наружу, заметался по коридору, отдавив ногу Шраму, бросился к соседним камерам, выскочил в параллельный коридор, затем в следующий. Вернулся, снова заглядывая в соседние камеры. Он еще надеялся, что мальчик, совершив непостижимый фокус, находится где-то здесь. Несмотря на их общую незавидную участь, положение Булоха было куда мрачнее. Он ведь являлся командиром тройки.
   - Да, - прошептал Шрам, наблюдая за нервными потугами Булоха. - Надо позвать Гурина.
   Так они и сделали. Кроме того, доложили Толгу. Это было наипервейшим делом - если кто-то из заключённых Клунса не оказывался на своём месте, об этом должен сначала узнать главный надсмотрщик.
   Толг и Гурин прибыли одновременно. Толг прибыл с пятью помощниками, и возле камеры, где содержался мальчишка, образовалась сутолока. Гурину ничего не осталось, как заорать, поминая вепря, и потребовать, чтобы стражники расступились и замерли в ожидании непосредственных указаний Толга или его, Гурина.
   Это имело определённый успех. Гурин убедился, что мальчика в камере нет, и увидел трёх гвардейцев, подчинявшихся непосредственно ему и охранявших камеру. Однако добиться чего-то определённого оказалось не так-то просто. От Камня и Шрама бывало немного толку, если речь шла о пересказе минувшего события своими словами. Булох же ополоумел. После приказа стоять на месте, он дёргался, что-то бормотал, и даже пощёчина, которой его наградил при всех Гурин, не принесла желаемого результата.
   Тогда Гурин пошёл на крайнюю меру, подобное он ни разу не применял к кому-то из этой троицы.
   Он обнажил свой меч и приставил остриё Булоху к груди.
   - Теперь так, - произнёс Гурин ровным голосом. - Сейчас ты мне расскажешь, что тут произошло. Или я проткну тебе брюхо.
   Пауза. Гурин добавил:
   - Ты меня понимаешь?
   Средство помогло. Глядя на лезвие, тускло отражавшее блики факелов, Булох произнёс:
   - Мальчик сбежал, Гурин.
   Тот кивнул:
   - Это я уже понял. Теперь скажи, как ему это удалось? Вы проспали?
   - Кажется, он... прошёл сквозь дальнюю стену.
 
   2
   Гурин не спросил, послышалось ли ему то, что только что произнёс Булох. Он вообще ничего не сказал. Просто смотрел, внимательно изучая скулы Булоха, кадык, подрагивающий, как кролик, пойманный в силки, нос Булоха, его лоб, испещрённый бисеринками пота, его светлые волосы, давно не ощущавшие расчёски, спутанные, слипшиеся. И его глаза.
   В глазах был не только страх за свою участь, но и поразительной силы недоумение. Казалось, Булох сам не верил тому, что увидел. Тем не менее, он передал то, что видели его глаза. Гурин видел, что Булох не врёт, не дурачится и что он в здравом рассудке, во всяком случае, пока.
   Стражники, в большинстве своём слышавшие то, что сказал Булохом, тоже молчали. Правда, один из них, усмехнувшись, крякнул, но, ощутив общую подавленность, тут же заткнулся, Гурину даже не понадобилось поворачиваться к нему. Похоже, немногие из присутствующих вообще осознали услышанное.
   К счастью, Толг являлся человеком действия и не вдавался в анализ того, что происходит вопреки его видению мира. Что бы ни сделал мальчик, он покинул камеру, но это не означало, что он покинул Клунс. Чтобы выйти наружу, нужно миновать множество стен и дверей, самое главное - дверей. Потому, как у дверей всегда находился кто-то. И, если тройка уважаемых гвардейцев лопухнулась, это не значило, что то же самое сделали остальные стражники. Толг отрывистым рыканием привёл своих людей в движение. И те немного неуклюже побежали в нескольких направлениях. На всякий случай Толг отправил пяток воинов за пределы Клунса, проверить, не превзошёл ли мальчишка все их ожидания и не прячется ли под стенами крепости. Это не считая дозорного, начавшего по стенам обход по периметру, изучая направления, ведущие к Клунсу.
   Между тем к делу подключился Зург, и всё стало известно Флеку. Его ожидали с минуты на минуту. Гурин к этому моменту исследовал стены камеры, убедился, что нет никаких следов физического бегства, и в задумчивости покинул камеру.
   Куда же исчез мальчик? Не растворился же он подобно герою самых нелепых слухов о талхах?
   Время от времени поступали сообщения, что тот или иной участок Клунса зачищен, но следов мальчика по-прежнему нет. Наконец, появился Флек. Он приблизился неслышной поступью, и один из гвардейцев вздрогнул. Флек вопросительно глянул на Толга, перевёл взгляд на Гурина, затем - в камеру, как бы предоставив своим подчиненным лично решать, кто из них обладает большим, нежели другой, красноречием или же просто испытывает большее рвение поведать о случившемся.
   Заговорил Толг. В устах этого прагматика бегство мальчика показалось Гурину не таким уж ирреальным. В конце концов, мальчишка не простой, Флек сам говорил об этом.
   Когда Толг замолчал, Гурин осторожно добавил:
   - Флек, я верю своим солдатам, они не проспали, не отлучались и, тем более, не выпустили мальчика по первой его просьбе. Ребёнок действительно... совершил что-то... Совершил чудо.
   К удивлению Гурина Флек не сообщил, что их ждёт, если мальчишку не найдут в ближайшее время, не сказал, что Гурин, выгораживающий своих мерзавцев, годных разве что на охрану овец, рискует получить самую жестокую кару из всех четверых. Гурин ожидал чего-то подобного, но этого не произошло.
   Флек всего лишь кивнул. Просто кивнул, как если бы речь шла о естественных вещах.
   Затем он вошёл в камеру, прошёлся по её жалкому периметру, осмотрелся и вернулся назад. Минуту он смотрел сквозь прутья, как будто изучая дальнюю стену, потом посмотрел на Толга.