риск? А так -- не подкопаешься: по справедливости рассудил, все как
положено".
Запах лука и перегара пропал, жареного мяса -- усилился. Клык сглотнул.
У Рваного снова заурчало в животе.
-- Будет все нормально -- он с тебя за кровь имеет, -- припечатал
Очкарик последнюю фразу, рассматривая Седого. -- Все!
Собравшиеся поднялись, разминая ноги и расслабляясь. Никто не
разговаривал. Обсуждения начнутся позже, в узких компаниях. Но уже завтра
вся Москва, а через пару дней весь криминальный мир Союза независимых
государств узнает о толковище, блестяще проведенном Очкариком.
Низкий крепыш с острым взглядом подшмыгнул к Антарктиде, пошептал на
ухо.
-- Заноси! -- сказал авторитет в полный голос и махнул человеку у
входа.
Тот заступил дорогу Седому и его спутникам. Они настороженно
оглянулись.
-- На толковище надо без оружия ходить, -- презрительно сказал
Антарктида. -- И не брать людей больше договоренности.
Остроглазый крепыш затащил тяжелый сверток, бросил на пол. Лязгнул
металл. Из развернувшейся ткани выглянули короткие автоматы.
Седой побледнел, его сопровождающие подобрались.
-- Целы они, -- с той же презрительной интонацией сказал Антарктида. --
Покорябали слегка. А вот "Мерседес" сгорел. Надо правила соблюдать. Иначе
перья полетят...
Он снова сделал знак, и охранник освободил проход. Трое из "новой
волны" стремительно вышли на улицу. Здесь их догнал Змей.
-- Не берите в голову. -- Он осмотрел всех, но обращался к Седому. --
Хотите, ставьте у меня на Северо-Востоке или несколько палаток, или
игральные автоматы. За месяц новую тачку купите...
Три пары глаз настороженно наблюдали за этим разговором.
-- Договорились. -- Седой улыбнулся, протянул руку. Змей пожал ее,
потом еще две ладони.
-- Похоже, и этот перекинулся, -- мрачно сказал Клык.
-- Похоже, -- ответил Антарктида и выругался.
-- Резать их надо, -- оскалился Крестный. -- Тогда другим неповадно
будет.
-- Змей, он Змей и есть, -- сплюнул Клык. -- Он всегда гнилой был. Но
Резо, видно, тоже в ту сторону смотрит...
Антарктида кивнул.
-- Собирается банк у нас открыть...
-- Пойдем, он ждет, -- сказал Крестный. И, повернувшись к Клыку,
добавил: -- Тебя не зовем.
Это было ясно. "Судья" не может садиться за стол ни с одной из сторон
разобранного конфликта.
-- Давай, Василий. -- Антарктида протянул руку. -- Ищи кассу, мы своих
людей тоже поднимем... А то неизвестно, как обернется...
-- Портяночники камерные, -- ругался Седой в уцелевшем "Мерседесе" и
подносил ко рту подрагивающей рукой звякавшую о зубы плоскую бутылочку виски
"Черная марка". Спиртное обжигало небо, плотным огненным шариком катилось по
пищеводу, взрывалось в желудке и расходилось теплом по телу, расслабляя
напряженные нервы.
-- Надо их списывать одного за другим. -- Горлышко звякнуло в очередной
раз. -- А то они нас вправду начнут резать! Видели, как он показал?!
Седой несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь.
-- Значит, так, -- сказал он обычным ровным голосом. -- Найдите двух
специалистов, таких, чтобы работали с дальней дистанции. Это надежней всего.
-- Есть такие люди, шеф, -- отозвался референт-телохранитель с заднего
сиденья.
-- И займитесь этим, как его, у меня где-то записано...
-- Каймаков, -- раздался голос сзади.
-- Точно, Каймаковым. Пусть Рудик доведет дело до конца.
-- Сделаем, шеф, -- сказал второй референт.
Седой последний раз приложился к бутылочке и завинтил пробку.
-- И с деньгами... Провентилируйте в тридцать втором отделении или в
районном управлении -- кто там еще был в момент стрельбы.
-- Понятно, шеф.
"Мерседес" мягко катил по дороге к Москве. Мощные амортизаторы
сглаживали выбоины, рытвины и многочисленные неровности трассы.
В платный туалет вошел дерганый парень со звездообразным шрамом на
подбородке, который уже несколько часов обходил все торговые точки и
увеселительные заведения района. Сидевший на входе мужик нервно сжал кисть.
Натянувшаяся кожа побледнела, отчего татуировка -- синий перстень с четырьмя
лучами -- выделялась особенно отчетливо.
-- В этом месяце я уже платил.
Голос прозвучал глухо и устало.
Парня все принимали за сборщика дани, и это ему нравилось.
-- Я ищу бомжа, -- парень описал приметы Клячкина. -- У него могли быть
крупные бабки -- бумажками по пятьдесят штук.
-- Ничего себе бомжи пошли, -- пробормотал смотритель туалета. Он тянул
время, чтобы не фраернуться.
-- Потому и ищем, -- с явным превосходством сказал вошедший и
по-хозяйски огляделся.
Смотритель понял одно: ничего, кроме неприятностей, признание ему не
принесет. А деньги отберут -- это и ежу понятно.
-- Я такого счастливца не видал, -- равнодушно ответил он. -- У меня
мелкими расплачиваются.
-- "Счастливца", -- передразнил парень. -- Скоро он будет на месаре
сидеть и ногами дергать...
Сплюнув на чистый кафельный пол, посетитель вышел, продолжая обход.
Финик взял богатое кожаное портмоне в толчее у кассы, быстро скользнул
к выходу и нырнул по лестнице в подвал. На ходу осмотрел добычу: несколько
десятитысячных купюр, пятитысячные, пачка тысячных. Переложив деньги в
карман, сбросил портмоне между гипсолитовыми плитами, спокойно прошел сорок
метров по пустому коридору и стал подниматься по лестнице другого подъезда.
И вдруг он увидел старый, обтянутый дерматином чемодан. Именно про такой
говорил Шлеп-нога.
Чемодан был пуст. Финик подхватил его и быстро направился на хазу.
Через час курирующие универмаг Жетон и Кепка обходили секции и подробно
расспрашивали продавщиц, показывая на всякий случай обтерханный чемодан.
Его-то и вспомнила курносая Нинка.
-- Это был не бомж, какой-то приезжий... Одет нормально, но во все
дешевое. И запашок от него шел... Он еще сумку дорожную купил, а у меня
костюм за двести пятьдесят. И в парфюмерии чтото брал. А расплачивался точно
-- по пятьдесят тысяч, на кассе спросите. -- Жетон и Кепка переглянулись.
На катране в Малоивановском взяли двоих залетных с пачкой
пятидесятитысячных купюр. С ними приехал разбираться Рваный. Через час обоих
отпустили.
Секьюрити казино "Медведь" задержали высокого худого игрока, карманы
которого были набиты пятидесятитысячными банкнотами. За него активно
вступились двое из чеченской группировки, вспыхнула перестрелка. Один
чеченец и случайный посетитель убиты, второй и двое секьюрити ранены.
Задержанных вывезли в специальное место и взяли в оборот.
Игрок признался, что сбывал фальшивые купюры, чеченцу тоже деваться
было некуда. Приехавшие представители земляческой группировки возместили
казино ущерб, но через день кто-то бросил сквозь зеркальную витрину гранату
"РГД-5", убившую трех и ранившую пятерых человек. Чеченцам предъявили
ультиматум -- возместить расходы по похоронам, лечению, ремонту, наказать
или выдать виновных и выплатить штраф -- пятьсот тысяч долларов. Те
отказались -- дескать, община к этому делу отношения не имеет, действовали
родственники убитого по своей инициативе, в соответствии с законом кровной
мести. Тогда им назначили разборку. Обе стороны спешно наращивали силы.
По вокзалам и ночлежкам, подвалам и чердакам рыскали в поисках люди
Клыка, Крестного и Антарктиды. Чтобы "разговорить" бомжей, их били до потери
пульса. Защищаясь, один облил обидчиков керосином и подпалил. Блатные в
ответ убили шестерых. Среди бомжей началась паника; на товарняках,
электричках, попутках и пешком они потянулись из Москвы в более спокойные и
безопасные края. Снизились сборы с нищих, попрошаек, собирателей бутылок,
макулатуры и тряпья, предсказателей судьбы, мойщиков машин, грузчиков
рынков, поденных рабочих и прочих тружеников дна.
Эту публику контролировала таганская группировка, у которой уменьшение
доходов вызвало вполне определенные чувства. Лидер таганцев передал Клыку,
чтобы тот перестал баламутить дно столицы. Вор без дипломатических изысков
послал его на три известные буквы.
Недовольство и напряженность в криминальном мире Москвы нарастали.
Вечером в своей комфортабельной квартире в Крылатском референт
акционерного общества "Страховка" Гена Сысоев занимался сексом с бухгалтером
из "Бизнесбанка" Галочкой. Подружка была фригидной, но послушной и
старательной, Гену это вполне устраивало, тем более что по первой же просьбе
она очень правдоподобно имитировала африканскую страсть.
У Галочки были роскошные формы и возможность обналичивания "воздушных"
авизо. В данный момент Гена использовал ее первое достоинство. Развалившись
в глубоком кресле из натуральной кожи и положив босые ноги на черное стекло
сервировочного столика, он потягивал из длинного, узкого, с толстым дном
стакана джин с тоником и льдом, время от времени набирал ложкой поочередно
то красную, то черную икру и отправлял в рот, после чего делал совсем не
утонченно-заграничный, а российский глоток, вмиг опустошая стакан и наполняя
его заново.
Голая Галочка раскачивалась перед ним в такт медленному блюзу с
последнего лазерного диска и быстро выполняла подаваемые команды.
-- Повернись, -- голос Гены был почти равнодушным. -- Теперь нагнись...
Ниже, будто пол моешь... Ноги шире, так... Теперь вставь туда палец...
Гена кайфовал. Восемь лет назад он с трудом закончил школу, учителя и
родители сулили ему жалкое существование на обочине жизни, куда неизбежно
будет выброшен неуч, не желающий приобретать специальность.
-- Теперь подойди сюда... Ставь ногу мне на колено...
Голос его стал заметно напряженней. Он сунул палец в банку с икрой и
поднес к пухлым, в яркой помаде губам.
-- Попробуй вместо бутерброда. Только не откуси... -- Гена хихикнул.
Галочка всосала палец и принялась сноровисто облизывать со всех сторон.
Палец левой руки проник в женщину с другой стороны. Мощные биологические
поля влажных горячих полостей, устремившись друг к другу, пробили его
насквозь, оказав тот эффект, которого он давно добивался.
Зарычав, Гена схватил увесистое тело подруги, со сноровкой
борца-классика бросил его в партер и пристроился сзади, вцепившись в бедра,
будто удерживая уползающего с ковра соперника.
Галочка спокойно переносила процедуру. Дотянувшись до своего стакана,
она допила перемешавшийся с растаявшим льдом джин. Но, получив болезненно
хлесткий шлепок по спине, поняла, что допустила ошибку, и принялась со
стонами раскачиваться взад-вперед, так что имитация борьбы была полной.
Когда Гена наконец победил и тяжело рухнул на застеленный медвежьей
шкурой пол. Галочка получила возможность спокойно покушать икры и выпить.
-- У меня есть сосед -- Арсен, он армянин, держит шашлычную на
Юго-Западе, недалеко от метро, так у него какие-то бандиты стрельбу
устроили, перебили все, двух человек убили и третьего хотели, но он
убежал...
Галочка любила рассказывать и умела внятно говорить с набитым ртом.
Гена недовольно повернулся.
-- Не знаешь, не болтай! Какие бандиты? Может, это он бандит!
-- Точно! -- Девушка всплеснула руками. -- К нему все время армяне
ходят: приносят что-то, уносят. И пистолет раз у него видела. Но так дядечка
хороший, добрый...
-- Дерет он тебя, что ли?
-- Что за глупости! -- оскорбилась она и перевела разговор со скользкой
темы. -- К нему сегодня трое каких-то из Еревана приехали. Будто друга ищут.
А рожи -- вылитые убийцы! Щетина, глаза блестят... У-у-ух... Они в Карабахе
воюют. Ну и пусть бы себе воевали... Чего сюда ехать?
Галочка замолчала. Гена приподнялся на локте и напряженно смотрел, ловя
каждое ее слово. Еще никогда он не слушал ее с таким вниманием. Да и вообще
никто ее так не слушал.
-- Что они говорили? Вспомни все точно!
Девушка задумалась.
-- Сказали, что из Армянской армии... Что целый год женщин не видели...
Что они самые лучшие бойцы... И все. Нет, еще что-то про Ростов говорили...
-- Что?
-- Было у них что-то в Ростове. Это самый молодой рассказывать начал, а
другой его перебил. Да, теперь точно все. Знаешь, что я думаю?
Как ни странно. Гену интересовало ее мнение. Впервые за все время
знакомства.
-- Арсен нарочно их выписал из этого самого Карабаха. Чтобы тем, кто в
него стрелял, отомстить!
-- А в какой квартире живет этот твой Арсен? -- спросил Гена,
поднимаясь на ноги.
-- Никакой он не мой. -- Галочка с интересом рассматривала могучее тело
партнера. -- А живет в тридцать восьмой.
Выйдя в соседнюю комнату, Гена взял трубку радиотелефона и соединился с
Седым.
-- Плохие новости, шеф! Помните шашлычную, где наши недавно работали?
Ее хозяин вызвал трех боевиков из Карабаха, профессионалов. У них было
что-то крупное в Ростове. Сказали -- из Армянской армии... Нет, больше
ничего не знаю. Адрес есть, диктую...
Седой немедленно связался с начальником службы безопасности.
-- Ты слышал что-нибудь про Армянскую армию? И ее дело в Ростове?
Ясно... Вот так, значит! Ну, три таких террориста прибыли по нашу душу.
Записывай адрес, если они еще там. Да, и вот что... Пошли тех, кто работал в
шашлычной. Они первые на очереди, и интерес у них кровный. Гонорар, конечно,
само собой.
Через сорок минут красная "Вольво" без номеров подкатила к
девятиэтажному панельному дому на Флотской. Из нее вышли два пассажира и
водитель -- молодые люди в кожаных куртках, ярких спортивных штанах и
нахлобученных на глаза шапках. Проведя рекогносцировку и убедившись, что в
тридцать восьмой квартире горит свет, они заняли исходные позиции. Один
поднялся на площадку выше, двое спустились на площадку ниже четвертого
этажа. Теперь вышедшие из тридцать восьмой квартиры попадали в смертельные
огневые клещи.
-- Скоро вы там? Хватит время терять! -- торопил спутников Герой, стоя
у двери.



    Глава тринадцатая



В организации работы специальных служб любое государство использует
древний, как мир, принцип "разделяй и властвуй". Секретная информация и
навыки проведения специальных операций никогда не сосредоточиваются в одних
руках: это слишком опасно для сенаторов и конгрессменов, секретарей ЦК и
членов Политбюро, генсеков, губернаторов штатов, депутатов советов, дум,
законодательных собраний, министров и президентов.
Поэтому ЦРУ следит за ФБР, ФБР, в свою очередь, -- за ЦРУ, Агентство
национальной безопасности приглядывает за теми и другими, а те и другие
просвечивают своим рентгеном АНБ. На специальном языке это называется
системой сдержек и противовесов.
В СССР много десятков лет сохранялся равновесный баланс между
специальными службами. Профессионалы ГРУ, умеющие взрывать королей, менять
президентов и вербовать сотрудников госдепа, находились под бдительным
надзором Первого главка, и, вздумай они применить свои способности на
территории лучшего в мире государства рабочих и крестьян, им бы пришлось
иметь дело со Вторым главком, обеспечивающим безопасность этого государства.
Громоздкую и чрезвычайно мощную армейскую машину курировал Третий
главк, пронизавший системой особых отделов или их уполномоченных весь
непомерный организм вооруженных сил -- от округа или флота до батальона и
отдельного корабля.
И Первый, и Второй, и Третий главки являлись структурными
подразделениями одного ведомства -- Комитета государственной безопасности
СССР, подчинялись его председателю и вместе с десятками других главных
управлений, управлений, отделов, отделений, направлений и служб придавали
могущество и власть ведомству и его руководителю.
Но власть эта не была безграничной. Потому что, если кто-то из
сотрудников зарубежных резидентур КГБ начинал пить, вертеть контрабанду либо
другим способом нарушать моральный кодекс строителя коммунизма, от чего до
прямой государственной измены, как известно каждому октябренку, меньше
одного шага, коллеги-соперники из ГРУ немедленно информировали своего
хозяина -- министра обороны СССР, а тот поспешно докладывал хозяину общему
-- Политбюро или секретариату ЦК КПСС. Тем самым он демонстрировал
бдительность и результативность своего ведомства, способом "от противного"
показывал чистоту и идейное совершенство подчиненных, доказывал, что прошлый
факт адюльтера офицера военной разведки в Таиланде, раскопанный КГБ, являлся
чистой случайностью, а скандал вокруг него искусственно раздут
недобросовестным офицером внешней разведки.
Если же комитетчик где-нибудь в Рязани или Владивостоке попадал в
вытрезвитель, либо застукивался паспортным контролем в номере гостиницы с
посторонней женщиной, либо даже просто терял служебное удостоверение, то
милицейская шифровка летела наверх и ложилась на стол министру внутренних
дел, который не менее поспешно и с теми же целями докладывал о случившемся в
ЦК.
Правда, в коридорах высшей власти министр мог встретиться с
председателем, у которого в кожаной папке лежало спецдонесение из Ташкента
или Северодвинска о пьянстве, коррупции или рукоприкладстве милицейских
чинов.
Так и состязались три ведомства, как лошадки на скаковой дорожке, под
взглядом строгого, но в общем благожелательного хозяина. Прокуратуру по
большому счету в расчет не принимали: своего оперативного аппарата у нее не
было, оружия, биноклей, приборов ночного видения, наручников и людей,
умеющих все это применять, -- тоже. Голова профессора Доуэля. Руки и ноги
чужие -- офицеров МВД и КГБ. Не захотят -- и голова никого даже не укусит,
потому что не сумеет ко рту поднести. А про судейских и говорить нечего: те
из кабинетов на улицу носа не кажут, копаются в бумажках да пишут, как
местный обком -- райком скомандует.
Три кита, три министра друг за другом приглядывали да друг друга
придерживали, а хозяин следил, чтобы они свое дело делали, да поправлял,
если что не так.
Потом начали перестраиваться, правовое государство строить. Но то ли
чертежи оказались неправильные, то ли материал негодный, то ли строители
хреновые. Незаметно стали трех министров "силовыми" называть и тем самым
официально признали, что вместо правового силовое государство вышло: кто
сильнее -- тот и прав.
Кулак более прав, чем слово, нож -- чем кулак, пистолет -- чем нож,
танк или атомная подлодка -- чем все вместе взятое.
Единый строгий хозяин почил в бозе, или, выражаясь современным языком,
откинул копыта. На смену пришли другие: не такие единые, не такие строгие и
не такие хозяева. И пошла между собой таска: вроде за все старое -- деньги,
власть, дачи -- да методами новыми... То народ стенка на стенку пускают, то
из автоматов перестрелки устраивают, то танковыми пушками долбят прямой
наводкой...
А министры силовые уже не на пенсию или "другую работу" переводятся, а
прямиком в тюрьму один за другим отправляются. И вместо трех китов, имеющих
оперативные аппараты, вон их сколько развелось! И налоговая полиция, и
Таможенное управление, и Главное управление охраны, и Служба внешней
разведки, и федеральная контрразведка, и органы внутренних дел...
И без хозяина каждый на себя химичит, свои шкурные интересы отстаивает,
а о пользе дела никто не думает...
Система сдержек и противовесов перестала существовать, потому что
мышиная возня вокруг сиюминутных задач не предполагает кропотливого сбора и
целенаправленного использования информации, которую к тому же некому
передавать и которая, по большому счету, никого, кроме любопытного
обывателя, не интересует.
В этих условиях сильная специальная служба, возглавляемая умным и
волевым человеком, не ставящим целью личное обогащение, получала чрезвычайно
широкие, практически безграничные возможности.
Военный транспортный вертолет, взлетевший с бетонной площадки,
находящейся за многокилометровым забором с колючей проволокой поверху в
Юго-Западном округе столицы, взял курс на северо-восток.
День был солнечным, и тень бронированной машины пересекала жилые
кварталы, промышленные районы, улицы, площади и автострады, очереди за
акциями АО "МММ", автостоянки, сонмы коммерческих ларьков, кишащие
озабоченным людом рынки. В раскинувшемся внизу мегаполисе шла обычная жизнь:
перепродавали импортный ширпотреб, воровали, пили, ели, курили, занимались
сексом, употребляли наркотики, заключали миллионы сделок, обналичивали
фальшивые платежные документы, брали и давали взятки, торговали оружием,
наркотиками, женскими, мужскими и детскими телами, валютой, государственными
экономическими секретами, служебным положением, преступные группировки
делили территории и сферы влияния, отбеливали "грязные" деньги и продолжали
проникать в государственные структуры, власть принимала законы, указы и
постановления, потом поправки к ним, сводившие на нет основное содержание,
граждане совершали административные проступки и преступления, некоторые
работали, продажные менты способствовали преступникам, а честные, рискуя
жизнью, их задерживали, но суды все равно отпускали негодяев.
Москва не тот город, который позволяет беспрепятственно шляться над
собой всяким вертолетам, поэтому на борт несколько раз поступали электронные
сигналы запросов "свой-чужой", и автоматическая система давала ответ кодом
самого высокого класса, так что встрепенувшиеся было дежурные офицеры вновь
расслаблялись у пультов слежения.
Наконец этажность застройки стала снижаться, внизу замелькали черные
срубы и шиферные крыши типично деревенских домишек, потом начался лес. Через
пару десятков километров голые деревья леса уткнулись в высокий бетонный
забор с "колючкой", за которым располагался комплекс одно-, двух -- и
трехэтажных зданий с асфальтовыми дорожками, теннисным кортом и посадочной
площадкой.
Генерал Верлинов оторвался от тягостных размышлений, ставших для него
обычными в последнее время. Вертолет делал круг, заходя на посадку. Генерал
снял защитные наушники, и в мир вернулся надсадный рев двигателя.
Он думал в первую очередь о пользе дела. Он знал, что и как надо
сделать. Но в отличие от десятков тысяч болтунов различных рангов он и о г
это сделать.
Двигатель смолк, исчезла раздражающая вибрация, командир группы охраны
распахнул люк, осмотрелся и выпрыгнул наружу, следом прыгнули трое его
бойцов. Из овального проема потянуло весенней свежестью подмосковного леса.
Загремел короткий металлический трап, и Верлинов, не придерживаясь за
перильца, легко спустился на землю.
В левой руке он держал черный кейс из титанового сплава, прикованный
тонкой сверхпрочной цепочкой к браслету, плотно охватывающему запястье.
Резкий рывок цепочки, нарушение процедуры открывания чемоданчика, нажатие
кнопки на ручке или просто сильный удар по крышке включали пиропатрон,
мгновенно сжигающий помещенные внутрь бумаги.
Документы были исполнены в одном экземпляре, причем отпечатаны не на
компьютере, как обычно, а на допотопной механической пишмашинке,
доставленной в прилегающую к кабинету Верлинова комнату отдыха из запасника
ремонтной мастерской, где она пылилась не менее пяти лет, что гарантировало
отсутствие разведывательных переделок в конструкции.
Печатал шестидесятитрехлетний отставник -- бывший порученец генерала,
оставленный при одиннадцатом отделе на посильной работе, дающей ощутимый
довесок к пенсии. Кроме абсолютной надежности и исключительной преданности,
он обладал еще одним достоинством -- склерозом, начисто лишившим его
способности запоминать тексты.
Верлинов лично контролировал работу, а по ее окончании сжег исписанные
собственным почерком листы черновика, ленту и уничтожил вал и шрифт пишущей
машинки.
Из-за этих документов он совершил пижонский полет над Москвой в
сопровождении семерки крепких, затянутых в камуфляж охранников. Сейчас три
бойца шли впереди, двое -- по сторонам и двое -- сзади. Автоматы они держали
наперевес, стволами в стороны предполагаемой стрельбы.
Прибывшие раньше Верлинова люди тоже имели охрану, но один-два увальня
в цивильных, топорщащихся под мышками пальто не шли ни в какое сравнение с
личной боевой группой начальника одиннадцатого отдела.
Проницательный Верлинов подумал, что соратники заподозрят его в
выпендреже. В подавляющем большинстве они были глубоко штатскими людьми и
весьма приблизительно представляли, как создаются, охраняются и
перехватываются секреты. И ни один из них не видел, что делает с головой
пуля, выпущенная с близкого расстояния в затылок. Поэтому "частности" были
отданы для разработки ему.
В каминном зале гостевого корпуса собрались шесть человек: Президент
страны, вице-президент, спикер, министры иностранных дел, экономики и
сельского хозяйства. Правда, эти должности им еще предстояло занять после
того, как Верлинов реализует операцию "Расшифровка". Но и сейчас лицо
каждого из присутствующих было известно тем, кто интересуется политикой и
регулярно смотрит телевизор. Депутаты -- руководители фракций, заместитель
министра, сотрудники аппарата правительства и Администрации Президента. "Для
конспирации" они называли друг друга вымышленными именами. Такой уровень
огорчал Верлинова, но выбирать не из чего: планка отбора в государственные
структуры за последние годы передвигалась только в одну сторону.
Извинившись, Верлинов включил систему подавления.
-- У меня часы остановились. -- "Иван Иванович" обиженно смотрел на
погасший электронный циферблат. -- Это излишне... Наша охрана уже все
проверила...