прикроются.
Клык проворчал что-то неопределенное.
-- Я знаю, у тебя людей много побили, -- сочувственно сказал Резо. -- Я
своих "гладиаторов" пришлю. Прямо сейчас отправлю. Змей тебе мешает, а
Рваный заодно с ним. Пусть уедут, без них лучше будет. Понял? Пусть уедут!
Мои люди проводят, прямо сегодня. Понял?
-- Понял, -- после паузы ответил Клык.
Голос его звучал глухо и неуверенно. Это было непривычно, но Резо
истолковал по-своему.
-- Не бойся, сердце у меня чистое. А на толковище я для вида на тебя
наехал. Так было надо. Потом объясню. Сегодня убедишься, что я друг. А
завтра встретимся и поговорим.
Очкарик положил трубку и дважды стукнул в стену. Мгновенно "гладиаторы"
явились на зов. Резо дал им краткие инструкции, и они ушли. Он запер дверь,
придвинул к ней стул и, наклонив, упер под круглую ручку. Если кто-то
попытается войти -- стул упадет. Из прикроватной тумбочки он вынул
заряженный "ТТ" и засунул за ремень сзади. Несколько раз прошелся по номеру,
затем зашел в туалет помочиться. Струя была слабой, и он подумал, что надо
опять пройти курс лечения.
Помыв руки, он вернулся в комнату, налил стакан красного полусладкого
вина, сделал два больших глотка. Потом подошел к окну и, потягивая терпкую
ароматную жидкость, смотрел на кишащую у аэровокзала толпу.
Снайпер слился с оружием воедино. Это была новейшая бесшумная
автоматическая винтовка "вал". Ею оснащались боевые спецподразделения МВД,
МО, ФСК, и еще не во все она поступила.
Винтовка дернулась, и в трехстах метрах у Резо Ментешашвили исчезла
голова. Девятимиллиметровый патрон обладал ужасающей разрушительной силой.
Отработанными движениями снайпер разобрал винтовку: отделил оптический
прицел, магазин, аккуратно выщелкнул патрон из патронника, снял приклад.
Прицел уложил в кожаный чехол и застегнул застежку, сунул в специальный
чехол ствол, приклад и магазин просто замотал куском простыни. Детали
спрятал в замызганную клеенчатую сумку. Поискал и нашел гильзу, закрыл
оконную раму, осмотрелся. Все было в полном порядке. Он снял тонкие
резиновые перчатки, взявшись резиной за ручку, открыл дверь и вышагнул в
коридор.
Маленький человечек с бледным сморщенным лицом в заляпанном мелом
рабочем комбинезоне и грязных строительных ботинках. Не привлекая ничьего
внимания, он прошел к грузовому лифту и спустился вниз.
Клык тяжело задумался. Приговоренный Очкарик вроде бы заслужил право на
жизнь. Ему давно не нравился Рваный, и сегодняшний вызов внушал неясную
тревогу, но, если бы не звонок, он бы пошел. И умер.
Но раз приговор вынесен, он должен быть исполнен. Тем более машина
запущена, заказ сделан и аванс уплачен. В таких делах обратного хода нет.
Да и с чего Очкарик вдруг стал таким хорошим? Просто понял, что очень
много косяков упорол. И попытался выкрутиться. Но поздно!
Клык испытывал что-то похожее на угрызения совести. Все же Очкарик спас
ему жизнь. И послал своих людей подавить бунт. То есть помог навести порядок
в хозяйстве Клыка...
Как же будет правильно, по Закону? Дядя Петя говорил: "Вор должен
добром платить за доброе, злом за злое". И вздыхал: "Правда, добро и зло
всяк норовит по-своему понять..."
Может, изменить голос и сказать коротко: "К окну не подходи!"
Мысль была глупая. Клык это прекрасно понимал. Но он набрал номер, еще
не зная, что будет делать, когда Очкарик ответит. И если Очкарик ответит. В
трубке бесконечно повторялись длинные гудки. Это тоже было ответом. Пожалуй,
именно такого ответа Клык и ждал.
Тульский оружейный завод стал в последние годы очень популярным местом,
как и все предприятия, производящие оружие.
Раньше плановые оптовые поставки осуществлялись по утвержденному
десятками инстанций графику и не вызывали ни малейшего интереса у населения,
разве что изредка приедет какой-нибудь военный: срочная нужда ускорить
отгрузку, поспособствуйте...
Сейчас все подъезды забиты транспортом: легковушки, пикапы, фургончики,
микроавтобусы, "КамАЗы"... В административном здании толчется разношерстный
люд с заявками, запросами, ходатайствами от президентов никому не известных
республик, правительств малых народов, администраций краев и областей,
министерств, ведомств, полугосударственных организаций и частных фирм.
Оружие нужно всем и исключительно в законных, гуманных и благородных
целях. Пулеметы, автоматы, ручные гранаты и гранатометы -- для вооружения
национальных гвардий и независимых армий, снайперские винтовки Драгунова,
самозарядные карабины Симонова, нарезные "лоси", "барсы", "тигры", "медведи"
-- для охоты на крупную дичь, пистолеты Макарова -- государственным и
частным охранникам для защиты влиятельных должностных лиц и богатых персон,
а также самим этим лицам и персонам для самозащиты, гладкоствольные ружья --
для охоты на животную мелочевку и для охраны человеческой мелочи.
Уладившие формальности с визами, подписями и оплатой счастливцы грузят
покупки в "Волги" и "Мерседесы", "Нивы" и "Ниссаны", забивают под завязку
фургоны, микроавтобусы и "КамАЗы". Стволы разъезжаются по растерзанной на
кровоточащие куски стране.
Оружейный бум, как и следовало ожидать, породил теневой рынок. Со
строго охраняемой территории выносили в плавках, за пазухой, в карманах,
ботинках, за обшлагами брюк, в бюстгальтерах, сумках, портфелях, банках с
борщом и компотом, вывозили в мусоре, фальшивых бензобаках, двойном дне
кузовов, в сиденьях персональных легковушек возвратные и боевые пружины,
стволы, выбрасыватели, бойки, курки, спусковые скобы, шептала, подаватели,
рамки, щечки, спусковые крючки, затворы -- словом, всю производимую
номенклатуру, которая в подпольных цехах собиралась и доводилась до
кондиции.
Если какая-то группировка или отдельный клиент не обладали достаточными
связями, возможностями и деньгами, чтобы обзавестись разрешающей бумажкой,
они могли приобрести потребное количество стволов без лишних формальностей и
за доступную цену, которая впоследствии многократно увеличивалась,
пропорционально расстоянию от завода и числу сменившихся посредников.
Нелегальная торговля -- дело опасное для обеих сторон: покупатель
вместо товара может получить по голове и отдать деньги "за так", не
исключено, что аналогичным образом "кинут" и продавца. Поэтому суются сюда
только серьезные люди, с многократной системой подстраховок и весомых
гарантий.
Все же выстрелы гремят почти ежедневно, и местные оперативники едва
успевают документировать трупы.
Все это рассказал командированному в Тулу начальнику уголовного розыска
Котову старший опер, курирующий завод, пока они добирались до места.
В приемной толпилось много народа, но местный оперативник разрезал
толпу, как ледокольный буксир нетолстый прибрежный припай.
Перед огромным полированным директорским столом стоял толстый
неряшливый мужчина явно южного вида, с плешивой головой и двухдневной
щетиной.
-- Интересно, зачем такой маленькой республике пятьсот "СКС"? --
спрашивал директор, представляющий в отутюженном костюме, свежей рубашке и
идеально повязанном галстуке полный контраст внешности посетителя.
-- Охотиться! -- горячо воскликнул плешивый. -- У нас горный баран,
кабан, медведи... Охотников много. И президент просит, и МВД ходатайствует!
Все бумаги в порядке! И вообще...
Он обернулся на вошедших и досадливо поморщился.
-- Все документы собрали, президент подписал, министр, как по закону
положено, -- просительно забубнил покупатель, делая двусмысленные движения
рукой то в сторону хозяина кабинета, то к своему карману.
С усталым вздохом директор расписался и толкнул бумаги по гладкой
поверхности. Плешивый подхватил их и, не прощаясь, выскочил из кабинета.
-- Так с утра до вечера, -- сказал директор оперу. -- Зачем на пятьсот
тысяч населения пятьсот карабинов? Продадут в Закавказье -- и все дела!
Он снял массивные очки, помассировал переносицу.
-- Что на этот раз?
Оперативник представил Котова.
-- Из Москвы? -- переспросил хозяин кабинета. -- Опять автоматы?
-- Специальные пистолеты с приборами бесшумной стрельбы. Сразу три
штуки. Имеют заводские номера.
-- Это ничего не значит, -- отмахнулся директор. -- Они сейчас и
самосборку клеймят. Чтоб вид естественный был. Но...
Он задумался, грызя дужку очков.
-- Из этого цеха ничего не выносят. Ничего! Там, кроме прочего, режим
секретности... О нем мало кто знает, даже на заводе!
Он еще подумал, прикидывая различные варианты. И совершенно уверенно
повторил:
-- Невозможно! Ни изделия, ни самосборка оттуда не уходят!
-- Тем лучше. Давайте мы посмотрим на месте.
Наступила неловкая пауза.
-- Видите ли, -- директор отвел взгляд в сторону. -- Для этого нужно
иметь режимный допуск. Специзделия являются секретными...
Котов усмехнулся.
-- Эти секретные специзделия лежат у меня в сейфе. А до того ими
пользовались бандиты, причем заметьте -- без всякого допуска. И поубивали из
них около десятка наших сограждан. Представьте на минуту, что они
украдены-таки из особо режимного цеха, в который нельзя пустить майора
милиции...
Он подобрал убедительные аргументы.
В специальном цехе изготовляли особое оружие. Стреляющие бесшумным
патроном ножи разведчика, выбрасывающие на расстояние обоюдоострый клинок
ножи "матадор", замаскированные под бытовые предметы смертоносные
устройства, многозарядные "стрелки", автоматы и пистолеты для стрельбы под
водой, несколько разновидностей бесшумных пистолетов.
Котова не интересовали двух -- и четырехствольные "МСП", компактные, с
непропорционально широкой рукоятью "ПССы", поэтому он предметно
интересовался только участком производства "Макарова-особого". Рукоятка и
половина затвора этого специзделия выглядели, как в обычном, хорошо всем
известном пистолете, но потом привычный затвор переходил в неподвижный
цилиндр, имеющий в торце прорези для присоединения прибора "ПБС" и
фиксирующую защелку.
-- Сколько случаев недостач комплектующих частей выявлено за прошлый
год? -- спросил майор у сопровождающих.
-- Ни одного, -- уверенно ответил мастер участка, и начальник
специального цеха подтверждающе кивнул.
Ни уверенность, ни подтверждение ничего не значили, но тройная линия
рубежного контроля, металлоискатели и полное, до белья, переодевание на
выходе убедительно свидетельствовали о максимальной затрудненности хищений.
Из плоской папки Котов извлек листок с номерами, восстановленными
экспертами на оружии бандитов.
-- Куда ушли эти изделия?
-- Это очень легко установить. У нас есть специальный журнал. Пройдемте
ко мне.
В кабинете начальника цеха действительно имелись журналы движения всех
производимых специзделий.
-- Так, так... Вот они, -- палец мастера уперся в нужную строку. --
Отпущены одной партией в феврале 1990 года Министерству обороны СССР.
-- Число наших заказчиков очень ограниченно, -- пояснил начальник цеха.
-- КГБ, МВД, МО. Именно центральные аппараты. С отдельными учреждениями и
подразделениями мы дел не имеем. Распределение производится непосредственно
в ведомстве.
Котов немного подумал.
-- Мне нужна справка: кто, по какой доверенности получил изделия. Кто
подписал доверенность. Какой документ предъявил получатель.
-- Это не составит труда. У нас очень строгая отчетность.
Действительно, через полтора часа майор Котов получил официальную
справку. Специзделия восьми наименований в количестве пятидесяти трех штук,
среди которых находились и "макаровы-особые", лежащие у него в сейфе,
получил 15 февраля 1990 года лейтенант Иванченко по доверенности
Министерства обороны СССР N 1205, подписанной генерал-лейтенантом
Тимошкиным. Лейтенант Иванченко предъявил служебное удостоверение старшего
инспектора по вооружению Центрального склада вещевой и
материально-технической комплектации МО СССР за номером 972.
Вернувшись в Москву, Котов официально запросил Министерство обороны
России о пути движения специзделий. Ответ был обескураживающим: в связи с
упразднением Министерства обороны СССР и утратой соответствующих документов
МО Российской Федерации не имеет возможности осветить интересующий уголовный
розыск вопрос.
-- Вот суки, -- прокомментировал ситуацию Котов. -- Те же люди, сидят в
тех же кабинетах, роются в тех же архивах, а осветить, видите ли, вопрос не
могут!
По большому счету майору Котову было глубоко плевать на этот, да и на
все другие вопросы, связанные со службой. Хотя он и являлся фанатиком сыска,
любил идти по едва видимому следу, состыковывать нити, торчащие из различных
клубков жизненных ситуаций, выслеживать, преследовать и заламывать наконец
самую хитрую, изворотливую и опасную на свете дичь, но заниматься тем, во
что сейчас превратилась работа уголовного розыска, ему окончательно
осточертело.
Он никогда не романтизировал свою профессию и считал себя охотничьим
псом на государственной службе. А коль так, значит, его дело -- преступника
установить, разоблачить и задержать, а дело хозяина -- его за то поощрить,
накормить, если надо -- защитить. Более-менее так и было: зарплата -- не
разжиреешь, но и с голоду не сдохнешь, премии получал, звезды -- до майора
вот дослужился... Квартиру пятнадцать лет ждал, получил недавно в новом
районе у черта на рогах, ладно, зато своя. И служба удовлетворение
приносила: власть, авторитет, сила и постоянный интерес в жизни, острота,
азарт, риск...
Только в последнее время вишь как пошло: гонишь ты его, гада, гонишь,
догнал, свалил, ножпушку отнял, в глотку вцепился, а хозяин -- бац по морде
-- а ну отпусти! Иди других ловить! Вон работяга через забор родного завода
лезет, что у него за пазухой? Так подождите, дорогие эшелон целый по липовым
документам отправляют, вон где хищники матерые заседают! Это не твоего ума
дело, тот уже перелез, хватай его -- и по всей строгости закона! Или жену
побил, нос сломал, клю -- чипу вывихнул -- давай его в камеру! Как так, вот
рэкетиры, целая банда, под подпиской ходят, разбойную группу под залог
освободили, насильника выпустили! То суд, прокурор решили, нам их дела не
обсуждать, им виднее! Как же виднее, если крупные звери безбоязненно на
свободе обретаются, а мелочевкой всякой, шелупонью зоны под завязку забиты!
Разве ж это правильно?! Опять не наше дело, пока еще законов хороших нету,
законодатели над ними думают, политики, а тебе голову забивать лишним не
нужно: кого скажут -- кусай, кого скажут -- не трожь!
Нет, в рот вам ноги, тогда сами, без меня! Старики, кто с характером,
уходят, другие приспосабливаются: мельтешат, гавкают, вид делают... И
ничего, нормально! А молодые приходят, думают -- так и надо... Это особенно
противно. Хотя, конечно, еще противнее, когда начинают тем служить, кого
душить обязаны, из грязных, рук сахарные косточки брать...
Кстати, дохода больше, а риска меньше, потому что если схлестнешься с
крупняком по-настоящему, то как-то незаметно получится, будто это твое
личное дело: сам кашу заварил, сам и расхлебывай... А то, что заваривал ты
как представитель государственной власти, а расхлебываешь как гражданин
Котов, эту самую власть не интересует, хотя ясно: другие смотрят, на ус
мотают, выводы делают и завтра усердствовать не будут, а без их усердия и
самой власти конец. А ей вроде как все равно, она, похоже, сегодняшним днем
живет.
А Котову и о завтрашнем дне думать надо, двое детей, как-никак и выпить
нужно, и заработать впрок, потому что образование теперь -- платное, жилье
-- платное, и врачи, да все, за что ни возьмись.
А на этой собачьей службе капиталов не заработаешь, только нож или
пулю, если, конечно, хорошо вести себя не станешь да сахарные косточки из
окровавленных рук принимать...
Нет, хватит! Выслуга имеется, и работа подвернулась по нему: в частное
охранно-сыскное бюро зовут, там за один день можно больше заработать, чем
здесь за месяц.
Так что, как ответили вояки, так и ответили! Что, ему больше всех надо?
Но многолетний инстинкт сыскаря не позволял бросить след. Чертыхнулся
Котов сам на себя, созвонился с Аркадьевым из Главрозыска и подъехал в
назначенное время.
Спецслужбы, а раньше у нас один КГБ и был, всегда от милиции
дистанцировались, себя элитой считали, белой косточкой. И дела, мол, у них
поважнее, и работа потоньше, и результаты погосударственнее. Хотя, если
разведку и контрразведку отбросить, все остальные главки, управления,
направления и отделы почти такими же, как угрозыск или ОБХСС, делами
занимались, методы, бывало, куда топорнее применяли, а о результатах и
говорить нечего: дел-то в суды почти не направляли, "на корзину" работали.
А когда люди в одном и том же дерьме копаются, руки то и дело
сталкиваются, надо спросить друг друга, уточнить -- чьи пальцы что держат,
значит, без взаимодействия не обойтись. Но раз Комитет выше -- любой их опер
свободно в райотдел или управление придет, вопросы задаст и ответы без
проблем получит. А наоборот -- так просто не получится. Тут вопросы можно
лишь через "контактного офицера" центрального аппарата задавать и через него
же ответы получать, чтоб утечку информации предотвратить.
Таким посредником в Главке уголовного розыска и являлся Аркадьев. За
долгие годы контактов с "соседями", как называют в милиции комитетчиков, он
приобрел внешность и манеры сотрудника госбезопасности: респектабельность,
подчеркнутая вежливость, властная солидность.
Выслушав начальника УР, он покачал головой.
-- Никто ничего по этому поводу не скажет. Сто процентов! Там любят
выносить сор из избы еще меньше, чем везде. Но кое-чем я вам помогу.
Аркадьев еще раз прочел справку оружейного завода.
-- Генерал-лейтенант Тимошкин в девяностом году был начальником
Главного разведывательного управления Генерального штаба.
-- Ага, -- кивнул Котов.
-- Движение оружия по центральному складу могла бы отследить только
военная контрразведка. Пли военная прокуратура. Но они этим заниматься не
станут, можете мне поверить. В лучшем случае получите еще одну отписку.
-- Ясно. А вы можете установить этого лейтенанта Иванченко с
центрального склада? Установочные данные, адрес?
Аркадьев подумал.
-- Пожалуй, можно попробовать. Отдельных людей сдают с большим
удовольствием, чем тайны ведомства. Но ведь он ничего не скажет.
-- А если правильно спросить? -- улыбнулся Котов и подмигнул.
Длительная работа "контактным офицером" не вытравила из Аркадьева
сыщика. Он улыбнулся в ответ.
-- Составь запрос: "В связи с подозрением в краже специального оружия,
использованного для совершения преступления, прошу установить..." Ну и так
далее. Я постараюсь сделать все быстро. Попробую даже выяснить его слабости.
Аркадьев, в свою очередь, подмигнул. Сыщики прекрасно понимали друг
друга. Добиться от человека того, чего хочешь, легче всего тогда, когда
используешь его недостатки. А они имеются практически у каждого.
Слабостью командира группы немедленного реагирования Кабанова была
страсть к выпивке. Низменный порок в данном случае имел некоторое
оправдание. Когда изо дня в день ходишь на ножи, обрезы, пистолеты и
автоматы, дерешься, стреляешь и уворачиваешься от выстрелов, нервы
превращаются в туго натянутые и постоянно вибрирующие струны. Эта вибрация
пронизывает все тело: мелко стучат зубы, дрожат руки, подергиваются веки и
губы, а главное -- постоянное напряжение внутри и тонкий, на грани
ультразвука, звон в голове. И постоянно хочется оглянуться: не стоит ли кто
за спиной, не подкрадывается, не набросит ли на шею удавку?
Никаких таблеток от этого дела не выдумали, ну, пропишут доктора
седуксен или корень валерианы -- толку чуть, и всю жизнь сидеть на них не
будешь... Психофизиологическая разгрузка, гипноз, смена вида работы, щадящие
режимы службы -- все это в далеких от жизни приказах да методических
рекомендациях. Да и как ее сменишь, работу, какой щадящий режим придумаешь,
если больше делать ничего не умеешь -- только ждать часами в прокуренной
дежурке или машине, срываться по сигналу и мчаться, преследовать,
подползать, прыгать, лезть по пожарной лестнице, выбивать двери, влетать
сквозь стекло и опять: лицо в лицо с озверевшим бандитом, кулак в кулак,
ствол в ствол. Опять воля против воли, нервы против нервов, сила против
силы.
Ну сломал его, поехал он в камеру, или в больницу, или в крематорий, а
тебя уже следующий ждет, и еще один, и опять, и снова... Много их, а с
каждым месяцем все больше и больше. Их много -- а ты один...
Вот и наливаешь после службы сто граммов -- раз! -- и потеплело внутри,
расслабилось, и струна та самая дрожать перестала, и мышцы не дергаются.
Хорошо! Жить можно.
Только потом сто граммов не помогают, добавить надо, потом еще... В
общем, дорога известная.
Хотя мотив пьянства Кабанова оправдание имел, последствия его были
такими же мерзопакостными, как у любого подзаборного забулдыги. Когда
сержант Перцов -- тип подозрительный и скользкий -- предложил после смены
принять "по чуть-чуть", он согласился без охоты, только чтоб напряжение
снять, но бутылки, как обычно, оказалось мало, взяли еще, в конце концов,
вместе работают, коллеги, одно дело делают. Потом друг Перцова
присоединился, Кабанов посторонних людей не любил, но это парень хороший,
спортсмен, да и сержант за него поручился. Втроем крепко загудели... И за
жизнь говорили, и на судьбу жаловались, и обнимались, и целовались.
Спортсмен работой группы интересовался. Кабанов рассказал, как на прошлой
неделе обрез от самого живота отбил, как армянских террористов повязал,
много всякого рассказал, чтоб знал, каково в ментовской шкуре приходится...
На другой день вспоминал -- не болтнул ли лишнего, но не вспомнил. Успокоил
себя тем, что никаких особых секретов он и сам не знает. Но на Перцова
смотрел с еще большей неприязнью, чем обычно.
А Гена Сысоев доложил шефу, что на хате у Клыка были кагэбэшники,
фамилия одного -- Васильев.
-- Значит, точно они деньги забрали, -- резюмировал Седой. -- И бомжа
они подставили. Да и не бомж он никакой, видно, маскировался для дела...
Надо этого Васильева за вымя брать...
-- Где ж его искать по Москве? -- резонно поинтересовался Сысоев.
-- Вызовем спеца, проконсультируемся. За двести "зеленых" полный
расклад получим.
Спецом оказался майор из окружного управления с одутловатой физиономией
пройдохи и наглыми выпуклыми глазами. Выслушав задачу, он покачал головой.
-- По адресному -- бесполезно, в кадры к ним руку не засунешь.
-- Найди какого-нибудь чекиста, ему проще разузнать, -- подсказал
Седой.
Мордастый усмехнулся.
-- У них с этим сложно. Там друг за другом слежка идет: то телефоны
слушают, то "наружку" кидают... Каждый под колпаком, потому они всего боятся
и на контакт не идут.
-- Не идут, говоришь? -- переспросил Седой, и губы его скривились.
-- Как правило, нет, -- повторил майор.
Он немного подумал.
-- Есть один способ...
-- Это другой разговор. -- Седой поощряюще похлопал его по плечу.
-- У нас тоже адрес и телефон черта с два получишь. А в поликлинике на
каждого карточка, в ней и адрес, и члены семьи, и телефон. Кстати, там хоть
и вахтер на входе, а войти можно свободно. Я могу десять способов
подсказать.
-- Достаточно одного, -- процедил Сысоев.
Поликлиника КГБ СССР никогда не имела вывески, поэтому ничего не
приходилось менять в ходе сотрясающих ведомство реорганизаций, тем более что
обслуживаемый контингент не менялся, даже если служба отделялась и
становилась самостоятельной.
Сысоев остановил "Ауди" в ста метрах от массивных дверей подъезда с
аккуратными шторками на стеклянных проемах. Морщась, полоснул по пальцу
ножом, обмотал платком и быстро подошел ко входу. Здесь он убрал платок и
открыл дверь.
Отставник-вахтер привстал с места, но кровоточащий палец поставил его в
тупик: как быть? Вход разрешен сотрудникам по удостоверениям и членам семьи
по пропускам. Окровавленная рука пропуском не является, но выталкивать
раненого, который уже видит мельтешащие тут и там белые халаты, тоже
неловко. Он быстро снял трубку внутреннего телефона и соединился с
заведующим.
-- Оказать неотложную помощь в вестибюле, дальше не пускать, --
распорядился тот. -- В случае необходимости вызвать "скорую".
Гена, не дожидаясь разрешения, прошел к регистратуре, показывая рану
молоденькой санитарке, стоящей за стойкой.
-- Сейчас, -- пискнула та, вытаскивая из стола вату и кусок бинта. --
Где йод?
Сверху уже спускалась медсестра с сумочкой, в которой имелось все
необходимое.
Через несколько минут порез был обработан и забинтован. Не сказав ни
слова, медсестра ушла. Молоденькая санитарка смотрела с сочувствием.
-- Как это вас угораздило?
-- Колесо в машине менял. -- Гена обаятельно улыбнулся. -- Как вас
зовут?
Дальше все пошло по плану: вечером он отвез ее домой, на другой день
они сидели за столиком в ресторане, а потом лежали в постели. Поскольку Гена
разыскивал армейского товарища, который вроде бы служил в системе ГБ,
девушка нашла медицинскую карту Васильева, списала адрес и телефоны и
передала новому другу.
Гена сразу же позвонил.
-- Васильев будет в конце недели, -- ответили на службе.
-- Он в командировке, -- прояснила дело жена.



    Глава двадцатая



-- Знаете, когда я окончательно убедился в том, что вы не связаны с