ему по колено оттяпали. Ясное дело, показаний они давать не будут, скроются.
Тем проще -- приостановить следствие, и пусть лежит папка, дожидается своего
часа... Рядом с приостановленным делом о бойне возле квартиры Зонтикова.
А Зонтиков опять здесь, ждет очной ставки, лучше его не злить...
Ланский выглянул в коридор.
-- Заходите, Василий Иванович, сейчас я вас быстренько отпущу...
От неказистой фигуры Клыка в кабинете повеяло холодком опасности.
-- Сколько можно таскать...
Пахан без приглашения опустился на стул. Когда ввели Платонова, Клык
уперся в него тяжелым взглядом. Бывший участковый сильно сдал: лицо
сине-желтое, отеки под глазами, одежда висит мешком. Увидев Зонтикова, он
замер на пороге, и конвоир толчком вогнал его в кабинет.
-- Повторите показания о своих взаимоотношениях с присутствующим здесь
гражданином Зонтиковым, -- предложил следователь после выполнения
необходимых формальностей очной ставки.
Платонов молчал, не поднимая глаз. Теперь он был мертвенно-белым. Клык
чуть подался вперед и впился в арестанта высасывающим взором.
-- Повторите показания, -- настаивал Ланский.
-- Это... все... неправда... -- выдавил Платонов.
-- И денег от Зонтикова вы не получали, и услуг не оказывали?
-- Нет. Ничего не было. Ничего...
-- Видно, его на испуг взяли, -- сочувственно сказал Клык. -- Знаете,
какой сейчас беспредел в тюрьмах! Бывает, и до специальных камер достают. На
прогулках могут кровь пустить, в бане... тут каких только глупостей не
наболтаешь!
Подписав протокол, Зонтиков удалился.
Платонов постепенно приходил в себя.
-- Так если взятка не доказана, значит, и меня выпускать надо!
-- Скажешь тоже! -- Ланский широко улыбнулся. -- А укрытие заявлений
граждан вопреки интересам службы? Нет, годика полтора придется посидеть. А
то и два!
Платонов вновь обмяк.
-- Мне сидеть, а особо опасному гулять? Справедливо... И дружка его
небось тоже выпустите...
-- Какого дружка?
-- Мы с ним сейчас внизу в клетке сидели. Для вас доставили. Каймаков.
Лучший друг Клыка, по часу с ним заседал...
"Вот так штука", -- Ланский сделал знак конвоиру, и бывшего участкового
увели. Выходит, он чуть не вляпался в очередную "гнилушку". Дело верное: акт
судмедэкспертизы гласит, что гражданин Вертуховский убит шилом в сердце. И
шило имеется, причем на острие -- ткани сердечной мышцы, а на рукоятке --
отпечатки пальцев Каймакова. И сам Каймаков заявил, что ударил шилом
какого-то человека, но вроде случайно... Вначале все Так говорят! Убьют -- и
надеются выкрутиться... Но против доказательств не попрешь! Чистое дело,
хотя и с душком: материалы из госбезопасности поступили, и те намекнули --
мол, лучше бы его под стражу взять. Он и собирался. А Каймаков, оказывается,
-- друг Клыка! А он Клыка уже несколько раз дергал -- допросы, очные
ставки... Теперь друга арестует... Что подумает Клык? Только одно:
обкладывает его Ланский, все ближе подбирается... Нет уж, дорогие товарищи
чекисты, за свои дела свои головы и подставляйте!
Приказав доставить Каймакова, следователь подробно допросил его, потом
написал постановление: "... Учитывая, что в действиях гражданина Каймакова
усматриваются признаки необходимой обороны, избрать в отношении его в
качестве меры пресечения подписку о невыезде". Вот так-то лучше! Не спешить,
а по ходу дела подкорректировать в ту или иную сторону. И все будет в
порядке!
Правда, надо давать показатели... Ну ничего, разоблаченный участковый
-- достаточно весомое дело, его он и направит в суд как итог многотрудной
работы.
Но и дело Платонова Ланскому пришлось прекратить за смертью
обвиняемого. Бывший участковый повесился в камере на разорванной простыне.
Дронову доложили, что в Краснодарском аэропорту генерала Верлинова
встретили военные и он уехал с ними.
"Куда? -- ломал голову подполковник. -- Может, у него там поддержка
армии? Если сможет найти точку опоры, то сумеет раскрутить все в обратную
сторону... Значит, надо подождать, как развернутся события..."
-- Готовится большая "разборка", причем воры и группировщики будут
заодно, -- сообщил надежный информатор оперуполномоченному РУОП Диканскому.
-- С кем, где, когда?
-- Пока не знаю. Может, с чеченами? А по месту и времени -- позвоню,
когда прояснится.
Диканский кивнул.
Возвратившись с места встречи, он установил наблюдение за Клыком, Седым
и Крестным.
Они появились неожиданно: мигающая белая и зеленая точки. Верлинов
опустил руку на хронометр и, когда вертолет проходил над ними, нажал кнопку
отсчета.
Огни остались позади. Сердце колотилось учащенно: время наступило и
организм требовал необходимых действий, к которым был готов. Тактические
затяжки его не интересовали. Верлинов закрыл глаза. В сплошной тьме он видел
оставшиеся на сетчатке сигнальные огни, подтверждающие, что все идет по его
плану. Йоговским дыханием успокоил нервы и привел сердцебиение к норме.
-- Разворот на обратный курс, -- приказал он и, когда маневр был
выполнен, переключил хронометр: начался обратный отсчет.
-- Следуйте до Новороссийска, при отсутствии дополнительных команд
возвращайтесь на базу, -- сказал он. -- Спасибо.
Верлинов снял переговорное устройство, надел вещмешок и распахнул люк.
Вместе с тугой струей встречного воздуха ворвался рев двигателя. Он надел
ласты и шапочку. Вертолет шел по прямой. Конечно, пилот засечет момент,
когда он спрыгнет. Но принятые меры предосторожности позволяют ему в том не
признаваться: летели над берегом полчаса, люк был открыт -- разве
уследишь...
Впрочем, мысли, обращенные в прошлое, становились все слабее и слабее
-- генерал переключился на то, что ему предстоит. Самоспаеатель -- очень
ненадежная штука: один из шести не срабатывает. Ему предстояло начать
дальний путь с "русской рулетки", хотя семизарядный "наган" предоставлял
лихим офицерам на один шанс больше.
Выдвинувшийся из хронометра стержень уколол запястье, и в тот же миг
Верлинов спиной вперед выпрыгнул за борт.
Перекрывая звезды, мелькнула тень вертолета, грохот превратился в
исчезающий гул, от стремительного падения в бездну перехватило дух. С трудом
удерживаясь вниз спиной, он откинул голову, нажал кнопку. С хлопком
вырвалась наружу тончайшая -- в несколько молекул -- специальная ткань,
раздуваемая газом, бьющим из химического патрона. Вначале ничего не
произошло, потом подвесная система рванула тело, замедляя падение, наконец
он повис в воздухе.
Продев руки между раздувшимися рукавами спасательного баллона, Верлинов
занял устойчивое вертикальное положение и осмотрелся. Ми -- гающий белый и
ровный зеленый огни находились почти прямо под ним, ветер отсутствовал,
видимость была отличной. Три семерки бортового номера вертолета принесли ему
удачу.
Медленно стравливая воздух и маневрируя, Верлинов опускался к черному
зеркалу моря. Когда до матово отблескивающей поверхности оставалось
несколько метров, он расстегнул замок и почти без всплеска вошел в воду.
Вынырнув, он собрал в комок ткань самоспасателя и поплыл к лодке. Попадающие
на лицо холодные брызги показывали, что купальный сезон еще не наступил.
Через несколько минут он постучал кулаком по клепаной стали, тут же
сверху опустилась веревочная лестница, и начальник одиннадцатого отдела
оказался на борту дизельной подводной лодки-носителя с серийным номером
"У-762". Первая цифра Верлинову бы понравилась, вторая и третья -- вряд ли.
-- С прибытием!
Встретивший его человек протянул мозолистую ладонь. Верлинов машинально
взглянул на часы: двадцать часов двадцать пять минут. В двадцать один ноль
пять подлодка "У-762" пересекла государственную границу России и вышла в
нейтральные воды.



    Глава двадцать шестая



На следующий день в штаб-квартиру одиннадцатого отдела прибыла целая
комиссия. Главный военный прокурор, заместитель начальника военной
контрразведки, замдиректора ФСК и десятка полтора офицеров военной юстиции
-- от капитана до полковников.
У них были постановления на обыск служебных помещений и арест генерала
Верлинова. Исполнить удалось только первое. В секретном отделении личного
сейфа генерала обнаружили проект приказа о назначении майора Межуева
начальником отдела вместо подполковника Дронова.
Дронов, узнав об этом, изменился в лице.
"Копал под меня, сволочь! -- решил он. -- И довольно успешно!"
Сдавая комиссии ксерокопию плана провалившейся операции "Передача",
Дронов подчеркнул, что непосредственно руководил ею майор Межуев, который
являлся близким Верлинову человеком.
-- И на хрена вам такой мудак нужен? -- спросил прокурор.
-- На увольнение, -- скомандовал директор ФСК. -- Все, автономия
кончилась! Будем наводить здесь порядок!
Он подумал и остановил взгляд на Дронове.
-- Вы назначаетесь временно исполняющим обязанности начальника. А там
посмотрим...
-- Есть! -- четко ответил подполковник. Он знал, что первый шаг часто
определяет все последующие.
Дронов начал исполнение своих временных обязанностей с того, что дал
телетайпограмму во все учреждения, подчиняющиеся одиннадцатому отделу:
"Отозвать из командировок, полевых испытаний, учений и экспедиций личный
состав, провести инвентаризацию технических средств, вооружения, другого
имущества, проанализировать состояние дисциплины на вверенных объектах,
проверить исправность общих и специальных систем. Доложить о происшедших за
последние семьдесят два часа чрезвычайных происшествиях, нарушениях уставов,
приказов и правил внутреннего распорядка".
В двадцать один час на генерала Верлинова был объявлен всероссийский
розыск. В это время подводная лодка "У-762" проходила Босфор.
Верлинов пил чай с капитаном, когда радист принес текст расшифрованной
радиограммы.
-- Приказано возвращаться на базу, -- обескураженно сообщил тот,
прочитав перечеркнутый красной полосой листок.
Капитану было не больше тридцати пяти, круглое лицо, круглые глаза,
оттопыренные уши. И фамилия под стать внешности -- Чижик.
"Мальчишка, -- подумал Верлинов. -- Карьере конец, а так хорошо
начал..."
-- Кто подписал приказ? -- небрежно спросил он.
-- Капитан второго ранга Сушняков. -- Тон капитана давал понять, что
уровень подписи исключает обсуждение.
-- Придется мне представиться по-настояшему. -- Верлинов извлек
удостоверение и положил на стол.
Капитан прочел -- раз, другой, третий... Сравнил фотографию с личностью
сидящего напротив человека, который из никому не известного "Иванова"
превращался в легендарного начальника одиннадцатого отдела. Потом встал.
-- Товарищ генерал, вверенная мне подводная лодка...
-- Не кричи, -- перебил Верлинов. -- Этот приказ нас не касается.
Наоборот -- он служит для нашего прикрытия. Но чтобы тебе было спокойней --
я принимаю командование на себя. Давай бортовой журнал!
Делая соответствующую запись, генерал понимал, что капитана это не
спасет. Никто не станет разбираться в юридических тонкостях -- сорвут погоны
и пнут под зад... Но ничего больше сделать для мальчишки не мог.
-- В связи с особым характером нашего задания необходимо соблюдать
режим радиомолчания, -- сказал генерал. -- Выходить на связь с базой в
ближайшие сутки запрещено.
Весть о том, что на борту находится сам генерал Верлинов, мгновенно
облетела подлодку. Восприняли ее по-разному.
-- Молодец! -- восторженно говорил старший матрос Тимофеев. -- Попробуй
загони другого генерала ночью в воду! А он сильный, подтянутый, экипировка
подогнана...
-- А ты мне скажи, на кой генералу тайком с вертолета прыгать, по
ночному морю плыть, на лодку по шторм-трапу залезать? -- хмурился старшина
второй статьи Прокопенко. -- Генерала могли на глиссере подвезти или на
пирсе принять!
-- И на кой генералу нож, спецпистолет? С кем ему под водой воевать? И
разве генералы своими руками дерутся? Нет, здесь что-то не то... -- На лице
мичмана Крутакова отразились сомнения.
-- Всякое бывает, -- возражал Тимофеев.
-- Что мы знаем, чтобы судить? Дела секретные, начальству видней.
Довод оказался убедительным, на некоторое время подобные разговоры
прекратились.
В потоке ответов на спущенный циркуляр резко выделялся один -- от
начальника морского отделения Сушнякова.
"Сообщаю, что приказ вернуться на базу не вы полнила подлодка "У-762",
осуществляющая операцию "Переход" по заданию генерала Верлинова. Связи с
"У-762" нет уже 18 часов".
Дронов по экранированной линии связался с Сушняковым и потребовал
подробностей. Когда тот дошел до принятия на борт неизвестного человека,
подполковник не выдержал.
-- Как он выглядел? Возраст, приметы, особенности внешности?
-- Не знаю. Человек предъявил полномочия, подписанные генералом. Этого
было достаточно.
-- Я с тебя шкуру спущу за такую "достаточность"! -- заорал Дронов. --
Под трибунал пойдешь! Знаешь, кто у тебя на борту? Изменник, предатель,
преступник, которого ищут по всей стране!
Но Сушнякова не так легко было сбить с толку.
-- Я выполнил приказ и инструкции вышестоящего начальника. За это,
кажется, не отправляют под трибунал!
-- Ты мне не умничай! -- продолжал орать подполковник, но внезапно
перешел на спокойный тон: -- Поставь на постоянную передачу следующий
текст...
"У-762" двигалась в подводном положении в двадцати метрах от
поверхности Эгейского моря. В шестнадцать часов по местному времени она
легла на грунт у южной оконечности острова Хиос. Дальше начинались сотни
островов, островков, островочков архипелагов Киклады и Южные Спорады,
поэтому Верлинов приказал готовиться к сбросу сверхмалой подводной лодки.
Проникающие сквозь голубоватую прозрачную воду солнечные лучи пятнами
расцвечивали песчаное дно и небольшие заросли чуть колышущихся водорослей.
Серебристые стайки любопытных сардинок вились вокруг черного корпуса
субмарины, за которым шла напряженная работа.
Необходимое снаряжение перегрузили в "малютку", экипаж занял свои
места. Педантичный Верлинов сделал в бортовом журнале запись о передаче
командования капитану, дружески попрощался с ним. Через несколько минут
легкий толчок оповестил экипаж "У-762", что СПЛ отправилась в
самостоятельное плавание.
Еще через некоторое время круглолицый капитан, избавившись от
гипнотизирующего воздействия личности генерала, ощутил смутное беспокойство
и приказал выйти на связь с базой.
"... Капитану "У-762" Чижику. У вас на борту находится отстраненный от
должности и объявленный во всероссийский розыск за совершение ряда
преступлений генерал Верлинов. Приказываю обеспечить немедленное возвращение
разыскиваемого на базу одиннадцатого отдела. Начальник морского отделения
подполковник Сушняков".
Капитан попытался связаться с СПЛ, но ответа не было: на "малютке" тоже
действовал режим радиомолчания.
"Сообщаю, что после длительного перерыва на связь вышла "У -- 762",
находящаяся в Эгейском море. Тридцать минут назад на СПЛ ее покинул генерал
Верлинов. Курс СПЛ неизвестен, связь с ней отсутствует. Начальник морского
отделения Сушняков.
Дронов выругался. Если Верлинов врет, станут подбирать козла отпущения
вместо него. И он, Дронов, самая подходящая для этого фигура. Подполковник
выругался еще раз. Если бы он мог, то сам бы бежал, плыл, хватал и возвращал
бывшего начальника. Но оставалось только отдавать приказы и надеяться на
исполнителей.
"Начальнику морского отделения подполковнику госбезопасности Сушнякову.
Для устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам
надлежит обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном случае вы
будете отстранены от должности. ВРИО начальника отдела подполковник ГБ
Дронов".
"Капитану подводной лодки "У -- 762" капитанлейтенанту Чижику. Для
устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам
надлежит безусловно обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном
случае вы будете отстранены от должности и преданы суду военного трибунала.
Начальник морского отделения подполковник госбезопасности Сушняков".
-- "Малютка", "малютка", отзовись, -- в сотый раз повторял в микрофон
круглолицый капитанлейтенант Чижик. -- Крутаков, твою мать, на связь!
Ответа не было.
Уже час "малютка" ходко шла на юго-запад. Электрический двигатель
обеспечивал скорость до сорока пяти километров, и, по расчетам Верлинова,
половина пути осталась позади. Несмотря на миниатюрные размеры: СПЛ была
ненамного больше "Волги", -- в рубке управления свободно размешались три
члена экипажа. Пассажиру, правда, пришлось скорчиться на крохотном откидном
стуле. Сквозь верхнюю полусферу из бронированного стекла открывался хороший
обзор подводного мира. Лодка отличалась высокой скоростью, хорошей
маневренностью, имела два миниатюрных торпедных аппарата, могла нести
значительный груз. Экспериментальные аккумуляторы обеспечивали десятичасовой
запас хода, могли подзаряжаться от солнца или с помощью специальных пластин,
спускаемых на разную глубину.
Таких "малюток" в России было всего четыре. Они являлись детищем
человека, неудобно пристроившегося на жестком откидном сиденье.
Впереди показалась тень: пронизывающие голубоватую толщу солнечные лучи
упирались в рыбачью шхуну. Крутаков повернул штурвал, и СПЛ сделала маневр,
чтобы обойти сети.
-- Торпедные заряжены? -- неожиданно спросил Верлинов.
-- Зачем? Только по приказу... -- нехотя ответил Крутаков.
Генерал взглянул на часы, сверился с картой.
-- Всплываем под перископ!
Прильнув к окуляру, он убедился, что находится в расчетной точке: прямо
по курсу над водой возвышались две островные гряды -- справа длиннее, слева
-- покороче. Ему туда -- на Тинос.
На секунду Верлинов задумался. Чистое голубое небо, чистое
ультрамариновое море, яркое солнце, множество прогулочных яхт, рейсовые
паромы, небольшие шхуны, ведущие лов сардины и скумбрии... В этот ласковый
приветливый мир не хотелось выходить в тяжелом и грозном снаряжении боевого
пловца. Бросить все к чертовой матери, оставить плавки, ласты, вещмешок...
Даже без скутера он доплывет за сорок минут!
А запас прочности? Верлинов сдержал душевный порыв. Перестраховка не
раз спасала ему жизнь. И не только ему.
Он попрощался с экипажем.
-- Счастливо, товарищ генерал! -- Тимофеев улыбнулся. Прокопенко молча
сунул вялую ладонь, Крутаков что-то мрачно буркнул.
Верлинов надел акваланг и протиснулся в шлюзовую камеру. Выбравшись
наружу, он снял крепежный хомут, освобождая прижатый к палубе десантный
скутер. Двигатель запустился сразу, и полутораметровая торпеда потащила
вытянувшееся горизонтально тело сквозь теплые упругие струи.
"Через двадцать минут встречусь с Христофором, -- подумал генерал. И
тут же поправился: -- Если все будет нормально..."
-- Полетел... -- Крутаков проводил скутер хмурым взглядом. -- Перышко
тебе в жопу! А нам обратно полтора часа телипаться!
-- А по-моему, хороший мужик, -- сказал Тимофеев. -- Его, говорят, все
ребята любят.
-- Все они хорошие. -- Крутаков лютой ненавистью отмечал всех, кто был
старше его по чину. Непосредственных начальников это, впрочем, не касалось.
Мичман развернул "малютку", ложась на обратный курс.
-- Включи связь, что нам птичка чижик скажет...
Прокопенко повернул верньер на матовой панели подводной рации.
-- ...Крутаков, в рот те ноги, отзывайся! -- ворвался в рубку злой
голос Чижика.
Мичман схватил микрофон.
-- На связи!
-- Почему молчал, еб твою мать! Под трибунал захотел?!
-- Генерал приказал... Режим радиомолчания, как на лодке... -- Крутаков
сразу струхнул.
-- Преступник твой генерал! По всей России его ищут! Мы все за него под
суд пойдем! А ты небось его упустил!
-- Так согласно приказу... Дали скутер, попрощались... --
-- Доюни и возьми его, живым или мертвым! Живым или мертвым, понял?!
Иначе всем хана, а тебе -- в первую очередь!
Чижик отключился.
-- Вот ведь пидоры!
Крутаков так завернул штурвал, что Прокопенко и Тимофеев с размаху
шмякнулись о железную переборку.
-- Сами обсираются, а мы их чисть, да еще виноваты! Кто этого долбаного
генерала на лодку пустил? Кто его с нами отправлял? Сейчас бы сами его и
брали, козлы вонючие!
Примерно такие же слова говорил недавно Чижик в адрес Сушнякова, а еще
раньше -- Сушняков в адрес Дронова. Но брать живым или мертвым бывшего
подводного пловца и бывшего начальника одиннадцатого отдела генерала
Верлинова предстояло мичману Крутакову, старшине второй статьи Прокопенко и
старшему матросу Тимофееву.
-- Надеть акваланги! -- зло скомандовал мичман. -- Ты с ним все
обнимался, теперь выйди поцелуйся! -- бросил он Тимофееву.
Крутаков увеличил скорость до максимума. "Малютка" резво рванула
вперед.
-- Значит, так: я его оглушу тараном, а вы затянете внутрь. Если
загнется -- принайтуйте на палубе, вместо скутера!
Верлинов чуть шевельнул ручку руля глубины, и скутер послушно скользнул
к поверхности. Половина пути пройдена. Генерал сбавил скорость и осторожно
пробил головой зеркальную гладь поверхности, сразу оказавшись в другом мире.
Вместо сырой рассеивающей мглистости водной толщи, бесконечной череды теней
и полутонов здесь царили ослепительный свет, яркие блики, буйство цветовых
оттенков.
Верлинову до боли захотелось выплюнуть загубник, сбросить маску и
полной грудью вдохнуть чистый, свежий, просоленный, напоенный йодовым
запахом водорослей, натуральный морской воздух. Долго-долго дышать,
вентилируя легкие, освобождая их от затхлого сжатого консерванта. Но он умел
терпеть. Следовало осмотреться.
До Тиноса оставалось чуть меньше километра. Типичный греческий остров
-- известняковая гора со скудными пятнами зелени, склоны застроены двух -- и
четырехэтажными домами, сложенными из местного камня. У длинной набережной
пришвартовано несколько десятков яхт, от причала отвалил небольшой пароходик
с туристами, под отвесной скалой застыли лодки ловцов губок. Огромный паром
медленно тянул к Афинам. Белоснежная, с лиловыми парусами яхта подходила к
причалу. Может, это и есть "Мария"? Верлинов напряг зрение в явно
неосуществимой надежде увидеть на корме Христофора с биноклем и помахать ему
рукой.
Шестое чувство заставило переключить внимание на подводный мир.
Вовремя!
Прямо на него атакующим курсом шла сверхмалая подводная лодка отряда
боевых пловцов.
Выйдя из прокуратуры. Каймаков остановился на тротуаре и стал ждать.
Следователь -- довольно молодой жирняк с лицом пройдохи был почему-то
вежлив, предупредителен и даже позволил позвонить со своего аппарата.
Каймаков набрал оставленный Карлом номер, тот пообещал немедленно приехать.
Он позвонил и в "Инсек", но Морковина на месте не было. Скорее всего едет
сюда.
Когда рядом затормозила красная иномарка, Каймаков решил, что
предположение оправдалось, и наклонился к раскрывшейся задней дверце.
Сильный толчок в спину вогнал его в салон, машина рванула с места, он сидел
между двумя незнакомыми парнями, физиономии которых не располагали к
близкому знакомству.
-- Один есть, -- сказал водитель. -- Сейчас возьмем второго и
расспросим -- куда общие деньги дели...
-- Ты знаешь, кого взял? Кого спрашивать собираешься? -- развязно
процедил Каймаков.
Так же нахально он вел себя в дежурке тридцать второго отделения и
убедился, что это дает результаты: сержант, щедро отвешивающий оплеухи
подавленным, безответным "сидельцам", относился к нему крайне корректно.
И сейчас сидящие по бокам парни недоуменно переглянулись.
-- А кто ты такой? -- настороженно спросил левый.
-- Я друг Клыка. Слышал про такого?
Левый оторопел.
-- Слыхал...
-- А про Седого слышал? У него спросили -- можно меня хватать и в тачку
запихивать?
Конвоиры отодвинулись в разные стороны. Сразу стало просторней. Машина
замедлила ход.
-- Мы-то что, -- сказал правый. -- Нам сказали, мы сделали. Может, кто
что напутал. Разберутся!
-- Точно, -- облегченно вздохнул левый. -- Мы к тебе, брат, ничего не
имеем. Скажут -- назад отвезем. Ошибки везде бывают...
Иномарка вкатилась в переулок. Возле обнесенного хлипким забором
пустыря стояли микроавтобус "Фольксваген" и две "Волги".
-- Пойдем пересядем...
Каймакова вывели наружу и подвели к "Фольксвагену". Из "Волги" четыре
крепыша вытащили незнакомого человека.
-- Заходите. -- Из микроавтобуса выглянул коротко стриженный парень с
ушами борца.
Каймаков забрался в просторный салон на двенадцать кресел. Следом
втолкнули незнакомца.
-- Товарищ Васильев, товарищ Каймаков, -- представил их друг другу
борец. -- Впрочем, вы знакомы. Казну нашу вместе захватывали, делили небось
тоже вместе...
Гена Сысоев усмехнулся.
-- Сейчас поедем в одно уютное место и поговорим. У нас тоже есть
препарат, развязывающий языки!
Он сделал знак, и в микроавтобус вошли четыре человека.
-- Везите наших друзей на дачу. Я заеду за Седым и присоединюсь к вам.
Борец выпрыгнул, захлопнул дверь и направился к одной из "Волг".
-- Поехали, -- сказал охранник.
Водитель включил двигатель. Что-то щелкнуло, охранник схватился за
живот и осел на черный коврик, покрывающий пол. Еще щелчок, и струя крови
брызнула из шеи здоровяка с расплющенным носом.
Всполошенный Каймаков решил, что стреляет снайпер, но почему целы
стекла, как пули попадают в салон?
Картина происходящего замедлилась, словно в кино. Квадратный громила с
длинными, как у орангутанга, руками вскидывался с сиденья, просовывая ладонь