и управления новые руководители проводят аналогичные мероприятия в
нижестоящих органах и так до низовых звеньев. Учитывая высокий
общепревентивный эффект начального этапа операции, можно ожидать
лавинообразного процесса разрушения коррумпированной системы и ее
самоочищения...
Человек с барским лицом отложил ксерокопию документа.
-- Основное я зачитал, там есть еще частности, но не в них дело.
-- Куда дошли эти предложения? -- мрачно спросили из зала.
-- Почти до самого верха. -- Читавший слегка улыбнулся. -- Почти.
Думаю, наши люди не пропустят их к адресатам. Хотя...
Холеное лицо стало серьезным.
-- Наверняка есть подстраховка, дублирующие каналы... Есть, наконец,
газеты...
-- После "утки" про заговор они действуют осторожней, -- произнес тот
же голос.
-- Вы знаете, что это была не "утка". И газеты нам многое испортили.
Так же, как портите вы -- жадностью, своекорыстием, несдержанностью.
Читавший предложения Верлинова встал из глубокого кресла и прошелся
взад-вперед, разминая ноги.
-- Если вы верите в успех задуманного, то почему хватаете такие куски,
что вывихиваются челюсти? Или боитесь, что завтра для вас уже не будет?
Похоже на то...
Он остановился у низкого полированного столика.
-- Но если наше завтра не наступит, то те куски, что вы успели
ухватить, отберут! Вырвут вместе с желудками!
Он взял ксерокопию и помахал ею.
-- Здесь все правильно и дельно описано. И меры предложены толковые.
Готовьтесь получать свою порцию "сыворотки правды"! Она так и называется,
Михаил Петрович? И действительно способствует правде?
-- Это родовое название специальных психотропных препаратов,
развязывающих язык. Скополамин, пентонал натрия... Гарантия почти
стопроцентная.
Черноволосый, с ровным пробором мужчина вытащил из кармана бумажник,
извлек оттуда темную ампулу и показал всем, профессионально придерживая
двумя пальцами за донышко и игловидный носик.
-- Хорошо, что вы это знаете, -- раздраженно сказал Иван Павлович. --
Но почему вы не знали о подготовке этого документа?
-- Несправедливо, -- прогудел господин с холеным лицом. -- Ксерокопию
мы получили благодаря Михаилу Петровичу.
Черноволосый невозмутимо спрятал ампулу обратно в бумажник, а бумажник
положил в карман.
-- И что дальше? -- спросил обиженный первым Архипыч. -- Должны же быть
разработаны контрмеры, дезавуирующие опасный документ.
-- "Контрмеры", "дезавуирующие", -- передразнил вальяжный господин. --
Сумеем быстро взять власть -- и грош цена этой бумаге!
-- К тому же эффективней бороться не с бумагами, а с теми, кто их
пишет, -- по-прежнему невозмутимо сказал черноволосый и бережно провел
ладонью по пробору. -- Мы не первый раз говорим о генерале Верлинове, он
опасен уже тем, что умен, что правильно все написал, а главное -- что он в
принципе за другой кабинет, и я не удивлюсь, если он сам захочет его
сформировать...
-- Или уже сформировал, -- озабоченно бросил "барин". -- Слухи
кой-какие ходят, но очень смутные, он хорошо конспирируется!
-- Иван Павлович обещал решить вопрос. -- Михаил Петрович повернулся к
длиннолицему. -- Но вместо того, чтобы похвастать успехами, обвиняет меня в
мнимых неудачах.
Их взгляды скрестились. Было ясно, что эти люди ненавидят друг друга.
-- Я обращался к трем специалистам, которым посильна данная задача, --
снова раздраженно сказал Иван Павлович. -- Как только они узнавали, о ком
идет речь, -- наотрез отказывались. Боятся.
-- Потому что вы имели дело с бандитами, -- улыбнулся черноволосый. --
Они привыкли стрелять в беззащитных банкиров. И не хотят рисковать. Нужен
профессионал, ценящий свое ремесло.
-- Вот и найдите такого профессионала. -- В голосе Ивана Павловича не
убавилось раздражения.
Михаил Петрович улыбнулся еще шире.
-- Я его уже нашел!
В этом "теневом" правительстве он являлся министром безопасности и
хорошо справлялся со своими обязанностями.
Каймаков пил сладкий яд славы. Хрустящие экземпляры газет со второй
статьей лежали на столе, несколько сотрудников уже поздравили с серией ярких
публикаций, многие, напротив, старательно делали вид, будто ничего
особенного не произошло, что было верным признаком тщательно скрываемой
зависти. Говорили, что директор внимательно читал очерки, отчеркивая что-то
красным карандашом. В былые времена он давал принципиальную оценку каждому
номеру стенгазеты, но выступление в центральной печати -- дело совсем
другое, да и времена не те... Словом, начальственной оценки журналистские
эксперименты Каймакова не получили. Может быть, еще не получили.
В обеденный перерыв Каймаков надел пальто и вышел в коридор.
-- Ты что, уходишь?
Верка будто специально ждала под дверью. Новый вязаный костюм плотно
облегал ее выпуклости.
-- Хочешь стресс снять?
Если не знать, что стоит за этим вопросом, можно подумать, будто речь
идет о сеансе массажа или психологической разгрузки.
-- Не сейчас, -- сухо ответил Каймаков. -- Может, попозже...
-- А куда ты идешь?
Верка взяла его под локоть и пристроилась рядом.
-- В кафе.
-- Давай я оденусь и пойду с тобой! А когда вернемся...
Каймаков высвободил руку.
-- Меня ждут, извини.
-- Да-а-а, -- разочарованно протянула она. -- Ладно. Я у себя.
"Она, больше некому", -- думал Каймаков, спускаясь по лестнице. То, что
Верка может оказаться "кротом", никогда бы не пришло ему в голову. И если бы
не пропажа в ее квартире кастета и шила, он бы продолжал находиться в
неведении.
"Вот работают, сволочи!" -- ругнулся он про себя и усмехнулся, поняв,
что перенял Вовчиков лексикон.
Каймаков прошел три квартала, зашел в неказистый универмаг, по
служебному переходу беспрепятственно проник в отсек администрации и постучал
в дверь с табличкой "Товаровед".
-- Войдите.
Морковин сидел на краешке стола, Сидоров на подоконнике.
-- Защелкните замок.
Сыщик извлек из папки несколько машинописных листов.
-- Вот наш отчет по результатам проведенного расследования.
-- И... что там?
Каймаков словно боялся дотронуться до отчета, и бумаги легли перед ним
на стол.
-- Вы не интересовались, где ваши соседи по лестничной площадке? --
задал Морковин неожиданный вопрос.
-- Да как-то нет...
-- Супруги Симонян получили льготную путевку в санаторий, Егорова
положили на обследование в Центральный кардиологический институт. Заметьте
-- они добивались этого много лет, и вдруг так неожиданно повезло, причем
одновременно!
-- И что? -- туповато спросил Каймаков.
-- Ничего, -- сыщик пожал плечами. -- В стене за шифоньером установлено
радиопередающее устройство, еще одно в телефоне. Работают в разных
диапазонах частот, причем второе близко примыкает к волне "клопа",
находившегося в пальто.
Каймаков опять чуть не спросил "ну и что? ", но в последний момент
сдержался.
-- Значит, "клопы" установлены как минимум двумя разными службами, --
ответил Морковин на незаданный вопрос.
-- Какая же вторая? -- растерянно проговорил Каймаков.
-- А какая первая? -- нарушил молчание Сидоров и улыбнулся, причем
Каймакову эта улыбка активно не понравилась.
-- На полу обнаружены следы крови, -- продолжал Морковин. -- У стола
побольше -- второй группы, у двери поменьше -- четвертой. Кровь тщательно
замыта.
Каймаков только приоткрыл рот.
-- Это не я...
-- Отпечатки пальцев с кастета принадлежат офицеру Главного
разведывательного управления, погибшему недавно при невыясненных
обстоятельствах. Во всяком случае, о причинах гибели говорилось очень
невнятно. Еще один офицер ГРУ недавно получил легкое ранение, и тоже при
невыясненных обстоятельствах. Кровь у него четвертой группы. А сам он --
лучший друг убитого.
-- Но как... Как вы все это узнали? Особенно про ГРУ? Это страшно
секретная организация, я читал книгу...
-- Когда мы ведем расследование, то узнаем все, что требуется, --
сказал Морковин. -- А теперь слушайте выводы. Как мы и предполагали, вы
находитесь в центре большой и сложной операции, проводимой ГРУ и какой-то из
специальных служб. Вами манипулируют, используя в своих целях. На
специальном жаргоне вы -- "слепой" агент. Теперь наша задача -- определить
вторую сторону и разгадать цели всей комбинации.
-- Вначале надо определить "крота", -- вмешался Сидоров.
-- Это... девушка. Носова. Больше некому.
-- Как вам пришла идея вообще заниматься мылом?
По виду Морковина не было похоже, что он разделяет убежденность
Каймакова.
-- Совершенно случайно. Разговорились с Димкой Левиным, он и дал
вырезку из журнала, пару газет подсказал, потом я залез в статистические
справочники...
-- Вы сразу собирались писать об этом?
-- Да нет... Просто было интересно. А потом выпивали с Димкой, он и
говорит: "Тисни в газете, у меня там приятель работает, поможет". И
познакомил с Юркиным.
-- А вторую статью?
-- Вторую...
Каймаков задумался, вспоминая.
-- Когда эта чертовня вокруг меня завертелась, я Левину поплакался в
жилетку, а тот и посоветовал: выболтай в газете все, что знаешь. Он даже
название придумал: "Мыло для подземной войны".
Сыщики многозначительно переглянулись.
-- У Димки котелок хорошо варит...
Каймаков осекся.
-- Да уж неплохо.
-- Кто мог в вашем кабинете забрать кастет и шило? Сколько человек
имеют ключи?
-- Четверо. Но в тот день двоих не было. Я и Димка...
Морковин выжидающе смотрел и слегка кивал, будто стимулировал
мыслительный процесс клиента.
-- Да нет... Не может быть... Совпадение...
-- В нашем деле в совпадения не верят.
Каймаков сопротивлялся по инерции -- проступившая вдруг картина была
предельно четкой: движущей силой всех поступков, затянувших его в лихую
историю, являлся старый товарищ Димка Левин. Разумеется, чисто случайно...
-- Мы столько лет дружили...
В желудке образовалась противно сосущая пустота, лоб покрылся
испариной. Так потел Левин, когда он рассказывал ему о покушении на свою
жизнь.
-- Вполне может быть, ваш друг тоже "слепой агент" -- передает команды,
не зная, что за ними последует.
-- А последовали сущие пустяки: хотели убить меня, но убил я, потом
кого-то убивали в моей квартире вместо меня... Правда, он сочувствовал и
переживал...
-- Не расстраивайтесь, -- буднично сказал Морковин. -- Такое часто
случается.
Он протянул небольшой листок.
-- Давайте уладим финансовые дела. Вот отчет о проделанной работе. Она
заняла у каждого из нас десять часов и стоит тысячу долларов. Распишитесь
здесь. Та электронная штучка, что мы забрали, позволяет нам работать сто
часов, конечно, в обычном режиме, без осложняющих обстоятельств. Остается
девяносто часов, думаю -- мы успеем довести дело до конца. К тому же у вас в
квартире еще имеются два "клопа" про запас.
Каймаков расписался.
-- Теперь слушайте, что надо делать дальше...
Возвращаясь на работу, Каймаков купил бутылку самого дешевого ликера.
Впервые в жизни он воспринимал спиртное не как выпивку, а как средство
проведения агентурной операции.
Левин находился на месте.
-- Верка сказала: в кафешку бегал с компанией? -- Он подмигнул.
"Вот сволочь", -- подумал Каймаков и дружелюбно подмигнул в ответ.
-- Вторым будешь? -- Каймаков показал бутылку. -- Мы с Верой сейчас
выпивать сядем.
-- Почему вторым? -- спросил Димка. И тут же рассмеялся. -- Понял,
понял. Я вообще-то уходить собрался, но раз такое дело...
-- Тогда жди. Я постучу в стену.
Слова, взгляды, жесты -- все имело иной подтекст, чем обычно. Подлинные
намерения маскировались мнимыми, а окружающие как раз их и принимали за
подлинные. Каймаков ощущал острый вкус тайны, известной только себе. Именно
это чувство удерживает оперативников любой системы от перехода на более
спокойную и так же оплачиваемую работу.
Верка большими глотками пила ядовито-зеленую жидкость, курила сигарету
за сигаретой, болтала всякую чушь.
Обычно Каймаков томился, дожидаясь момента, когда бутылка опустеет и
можно будет, не нарушая кодекса джентльмена, спустить с нее трусы. Поэтому
он предпочитал более быстрый, "трезвый" вариант. Но тогда Верка изображала
порядочную женщину и на групповуху не соглашалась.
Сейчас он не испытывал обычного нетерпеливого раздражения. Потому что
на этот раз Верка была не целью, а средством, таким же, как бутылка дрянного
ликера.
Целью проводимой Каймаковым агентурной операции являлось удаление
Левина с рабочего места без пальто и с твердой гарантией того, что в течение
пяти-десяти минут он не вернется в кабинет.
Зеленой жидкости оставалось меньше половины бутылки. Верка загасила
очередную сигарету, встала, обошла его со спины и, жарко дыша табаком и
алкоголем, поцеловала в шею чуть ниже левого уха. Потом, покачивая бедрами,
подошла к двери и привычно накинула крючок.
"Сколько раз она это делала?" -- подумал Каймаков, не конкретизируя --
относится мысль к крючку или к тому, что последует дальше.
Последовал оральный вариант, причем Верка не села на стул, как
по-трезвому, а, не жалея колготок, бухнулась на колени. Это являлось верным
признаком: набралась она основательно.
Каймаков продолжал проводить операцию, убеждаясь, что оперативная
работа включает в себя и приятные моменты.
Когда первый этап агентурной операции завершился, Верка выпила еще
полстакана, затянулась сигаретой и наконец сдавленным голосом сказала:
-- Позови Димку...
-- Сейчас. -- Каймаков постучал в стену. -- Может, не слышит? Схожу
приведу.
В коридоре он столкнулся с Левиным.
-- Ну что? -- возбужденно спросил тот.
-- Будешь внизу работать, -- сообщил Каймаков, запуская старого друга в
сектор статистики. Дождавшись, пока щелкнет крючок, он быстро прошел к себе
в кабинет и заперся изнутри.
Пальто Левина висело в шкафу, Каймаков ловко, будто делал это много
раз, засадил под воротник микрофон-передатчик, тот самый, что недавно сидел
под его собственным воротником. Только теперь он был настроен на другую
волну.
Быстро осмотрел карманы, обшарил стол приятеля, но ничего не нашел.
Достал маленький журналистский диктофон, полученный от Морковина, спрятал в
свой стол, оставив ящик приоткрытым. Прибор включался на голос, что
позволяло экономить пленку.
Взглянул на часы: семь минут, уже скоро.
Сел у телефонного аппарата, снял трубку, набрал единицу, чтобы исчез
гудок, приложил к уху. Растрепал волосы, изобразил потрясение: округлил
глаза, приоткрыл рот.
Вспомнив, отпер дверь и быстро вернулся на место. Движение придало
мизансцене экспрессию и повысило убедительность: у вошедшего Левина улыбка
мгновенно исчезла.
-- Что случилось?!
Каймаков резко бросил трубку.
-- Все, с меня хватит!
Вскочив, он лихорадочно забегал по кабинету.
-- Сказали, что теперь мне точно головы не сносить! Взорвут или
застрелят, но жить не буду!
Димка Левин опустился на стул. Лоб его мгновенно вспотел.
-- Что же делать?
-- Что, что! Пойду в прокуратуру, в газету, скажу -- все придумал! Нет,
не придумал... Скажу -- заставили!
Каймаков вдруг остановился и пронзительно уставился на старого
приятеля.
Тот съежился.
-- А ведь это ты меня во все втравил!
Каймаков обличающе устремил палец.
-- Почему я? -- пискнул коллега.
-- Да потому! -- наступал Каймаков. Морковин сказал: "Выведите его из
равновесия, заставьте паниковать".
-- Кто мне подсунул цифры про это чертово мыло?! А про статью кто
надоумил? С Юркиным кто познакомил?
-- Значит, я крайний? -- противным, визгливым голосом завопил Левин. --
Я во всем виноват?
Он очень боялся любой ответственности и болезненно переживал какие-либо
обвинения в свой адрес.
-- Конечно, ты! Ты и виноват!
Каймаков схватился за живот.
-- А меня пусть убивают... Так напугали, что кишки бунтуют!
Он выбежал из кабинета.
Заперев дверь, Левин кинулся к телефону, поспешно набрал номер.
-- Алло, здрасьте, мне Валентина Сергеевича, -- зачастил он. -- Очень
срочно! Это Мальвина...
В стоящей возле института машине Морковин с напарником переглянулись
еще раз.
-- Валентин Сергеевич, все пропало! -- неслось из приемника. -- Сашка
хочет заявить, что я его всему научил... В прокуратуру, газету... Понимаете,
я крайним оказываюсь! Да, да, хорошо. Как же не нервничать... Понял, сейчас
приеду...
Через несколько минут Мальвина пулей вылетел на улицу и помчался на
хорошо известную явку. Сыщики "Инсека" приняли его под наблюдение и
двинулись следом.
-- Значит, так, -- инструктировал агента майор Межуев. -- Панику
прекратить! Тебе ничего не угрожает, да и ему тоже. Чтобы ты убедился...
Контрразведчик набрал номер.
-- Кислому восстановить круглосуточную охрану! Нет, не закончена... Еще
один этап. Все согласовано!
Он положил трубку.
-- Слышал? Успокой его и убеди никуда не обращаться и никаких заявлений
не делать. Узнай, чего он хочет, мы все выполним! Надо продержать его под
влиянием еще неделю! Всего неделю...
Морковин и Сидоров слушали инструктаж очень внимательно.
Когда Мальвина выкатился из явочной квартиры на улицу, сыщики не
последовали за ним, а остались у подъезда. Морковин приготовил фотоаппарат с
длиннофокусным объективом. Курирующий офицер уходит через
пятнадцать-двадцать минут после агента. Поскольку в лицо его не знали,
решили фотографировать всех мужчин, подходящих по возрасту. Но задача
облегчилась. Вышли две женщины, девочка, подросток, дедушка явно не
строевого вида. Ровно через двадцать минут появился плечистый человек лет
сорока с военной выправкой и типично "комитетским" лицом. Он профессионально
проверился, дважды взглянул на подозрительную машину. В этот момент и
щелкнул из-за шторки затвор фотоаппарата.
Человек прошел пешком целый квартал, то и дело сворачивая к витринам.
Потом сел в автобус и долго смотрел через заднее стекло. Машина оставалась
на месте, и он перестал о ней думать.
-- Надо сегодня сделать фотографии и установить личность. -- Сидоров
включил передачу. -- Я в госпиталь, кишку глотать.
-- Чего его устанавливать, -- лениво ответил Морковин. -- Это майор
Межуев из одиннадцатого отдела. Я знаю их как облупленных. Элитой себя
считают, государство в государстве. Их начальник ни Чебрикову, ни Крючкову
не подчинялся. Давай глотай свою кишку, а потом пошуруй у себя в конторе:
чего они не поделили с одиннадцатым отделом?



    Глава двадцать вторая



Яркие звезды и большая бледная луна скупо освещали ровную песчаную
поверхность, испещренную извилистыми волнами эолового рельефа. Раскаленный
за день песок остывал, порывистый ветер от озера Солтон-Си колыхал
поднимающиеся вверх потоки теплого воздуха, звезды мерцали.
В пустыне шла обычная ночная жизнь. Копошились в поисках пищи грызуны
-- мешотчатые мыши, кенгуровые крысы, антилоповые суслики. Искали добычу и
те, кто покрупнее: временами отчаянный писк и судорожная возня
свидетельствовали, что бросок ночной змеи оказался успешным. Где-то выл
койот, охотились на земляных пауков зеброхвостые и ошейниковые ящерицы.
Зловещим сухим треском предупреждал о своем приближении песчаный гремучник.
Под остовом сгоревшего "Доджа" устроил логово пустынный барсук.
А на другой стороне земного шара в видоискателе съемочной камеры
"Панасоник" отражалась дневная пустыня Мохаве, совершенно целый "Додж" и
рыжий геолог со своим помощникомкитайцем, которых старый Джошуа, шериф
Эдлтон, агенты АНБ и ФБР считали мертвыми. Время как бы вернулось вспять: не
было никакого взрыва, пожара, буровая установка трудолюбиво ввинчивала
очередную обсадную трубу в глубину земли, рыжий улыбался перед закрепленной
на штативе видеокамерой и звал товарища, чтобы запечатлеться совместно. Но
китаец возился у двигателя и лишь отмахивался в ответ.
Рыжий посмотрел под ноги, заинтересовался и принялся ворошить песок.
Фр-р-р! Зеброхвостая ящерица вылетела из норы и скрылась за кадром, сразу
оказавшись в пустыне Каракумы, где ей и предстояло доживать остаток своих
дней.
Судьба наиболее яркого представителя фауны Мохаве была более печальной.
Рыжий подошел к камере, закрыв животом объектив, и видеоряд оборвался. Затем
камера заработала снова, но в другом режиме: на смену автоматической съемке
со штатива пришел прыгающий, рваный кадр работающего с рук не очень умелого
оператора. Ясно, что оператором был рыжий, потому что объектом съемки служил
китаец, явно застигнутый за делом, которое не хотел афишировать.
Черную, с желтым брюхом, перехваченную красными кольцами королевскую
змею нельзя спутать с другим пресмыкающимся. Камера подкараулила момент,
когда китаец резким движением отсверкивающего на солнце ножа отрубил ей
голову и, удерживая двумя руками бьющееся в агонии тело, поймал открытым
ртом струю крови. Заметив, что его снимают, он поспешно отвернулся и отбежал
в сторону. Камера выключилась.
Дублер Чена блевал, выворачиваясь наизнанку, полоскал рот водкой, потом
сделал несколько больших глотков и сел на песок, ругаясь отвратительными
словами.
-- Видишь, ничего особенного, -- бодро сказал Богосов. -- Немного
неприятно, но терпеть можно!
-- Сам попробуй, как оно терпится!
Дублер попытался сдержать очередной рвотный спазм, но безуспешно.
Богосов деликатно выжидал.
-- Накрой пока, чтоб не завялилась, -- он показал ассистенту на все еще
извивающееся тело змеи.
Дублер поднял перепачканное лицо.
-- Зачем?!
Специалист по инсценировкам немного помедлил.
-- Еще один кадр, да не бойся, совсем безобидный... Вроде он тебя
поймал врасплох: ты ее распластал, посолил...
С утробным рвотным звуком китаец уткнулся в песок.
-- И все! Увидел объектив, отвернулся и убежал!
-- Я лучше застрелюсь! Хватит! Больше до нее не дотронусь!
Мнимый Чен протер водкой лицо и пошел к палаткам.
-- Ну, хватит так хватит! -- нехотя уступил Богосов. -- Сейчас
просмотрим запись...
-- Все нормально, -- сказал он через несколько минут и передал кассету
Васильеву.
-- Комар носа не подточит! Могут быть небольшие отличия в деталях, но
обнаружить их некому. Свидетелей не осталось.
Специалист по инсценировкам ошибался. На противоположной стороне
планеты спал мирным сном старый Джошуа. Он помнил, что у "Доджа" была смята,
выправлена и покрашена заново левая дверь, причем цвет отличался от цвета
кузова, и довольно заметно. И рыжий любитель чая весил на добрый десяток
фунтов больше. И китаец отсекал голову змеям совсем по-другому.
По всем правилам Джошуа обязательно подлежал "зачистке". Но в девяносто
втором Служба внешней разведки уже не располагала соответствующими
подразделениями. Пришлось обращаться за помощью к коллегам из ГРУ. Сотрудник
подотдела физических воздействий Карл вычислил человека из АНБ в заезжем
коммерсанте, остановившемся в заштатной гостинице Лон-Пайна. Именно он
снабдил своего агента бомбой с часовым механизмом и послал ликвидировать
русских шпионов, против которых не было достаточных для предания суду
доказательств. Несчастный случай наилучшим образом разрешал проблему...
Но агент не вернулся, и коммерсант трагически погиб. Карл
присматривался к деду-свидетелю, тот вроде бы ничего не знал. Дела это не
меняло, основанием для "зачистки" является не то, что свидетель знает, а то,
что он может знать. Но дед ходил везде с собакой и короткой двустволкой. К
тому же задание исходило из другого ведомства... Карл плюнул и не стал
рисковать.
Расписавшись за кассету с пленкой, Васильев спрятал ее в нагрудный
карман.
-- Одного не пойму: зачем все? -- спросил старший десятки "альфовцев".
-- Такие расходы из-за десятиминутного кино... Карпенко приказал, если надо,
умереть за эту пленку... Почему?!
Васильев пожал плечами.
-- Я тоже не пойму: почему у вас Карпенко командует? Он же давно
отстранен!
-- А, ладно! Что будем с машинами делать?
Нейтральные темы больше устраивали обоих.
-- Давай "шмеля" попробуем. Это лучше пластика.
-- Давай.
"Додж", с переведенной в транспортное положение буровой установкой,
отогнали на пятьсот метров под крутой бархан. Богосов принес тело и голову
королевской змеи, бросил на переднее сиденье, потом отвинтил калифорнийские
номера, положил их на термитную шашку и поджег шнур. В брызжущем искрами
белом пламени искусно выполненные в секретной лаборатории одиннадцатого
отдела дубликаты мгновенно превратились в капли расплавленного металла, не
поддающиеся никакой идентификации. Два помощника специалиста по
инсценировкам снесли в "Додж" все, что помогало воспроизводить в Каракумах
пустыню Мохаве.
Тем временем Васильев вынес из оборудованного в одной из палаток
оружейного склада короткую толстую, с двумя пистолетными ручками трубу
"шмеля" и стодвадцатисантиметровый цилиндр плазменного "выстрела".
Свободные от караула бойцы оживились.
"Альфовцы" видели плазменный огнемет в работе, сотрудники одиннадцатого
отдела, кроме Васильева, только слышали о нем.
-- Давайте я пальну...
-- Нет, я!
-- Тогда жребий!
Застоявшиеся без дела мужики спорили, как дети.
Наконец вопрос был улажен. Один из прапорщиков стал на колено, водрузил
на плечо заряженный "шмель" и припал к оптическому прицелу..
Раздался грохот, реактивная струя вырвала картонную заглушку в задней
части цилиндра, а из трубы "шмеля" вылетел огненный шар, больше всего
напоминающий шаровую молнию. С небольшим превышением траектории шар понесся
к цели, потом снизился и угодил прямо в середину неправильно покрашенной
левой передней двери.
Наблюдавший в бинокль Васильев видел, что дверь исчезла, пламя