Страница:
внимательно осмотрев ветки над головой, чтобы не прозевать гремучника
Митчела, Джошуа съел несколько сандвичей с ветчиной и сыром, налил из
термоса кружку густого янтарного чая. Горячая жидкость способствует
теплообмену и очень полезна в пустыне, хотя большинство людей этого не
понимают -- пьют ледяное пиво или пепси из походных холодильников и тем
нарушают тепловой баланс организма.
За последние годы только раз Джошуа встретил понимающего человека.
Высокий рыжий геолог, искавший то ли воду, то ли нефть, возил с собой термос
чая и заваривал чай на костре во время привалов. Его спутник, китаец или
японец, тоже запомнился: он ловко разделывал змей, пил кровь и ел густо
посоленное сырое мясо. Джошуа этого не одобрял, хотя каждый имеет право
выбирать себе пищу по вкусу. Может, и этот незнакомец собирается пустить
пресмыкающихся на еду?
Джошуа немного поразмышлял. Нет, вряд ли. Тогда бы он точно знал, чего
хочет. И договаривался бы о регулярных поставках. К тому же в радиусе тысячи
миль нет места, где можно заработать хотя бы десять центов, продавая блюда
из змеиного мяса.
Скорей всего он действительно собирается открыть зоопарк, собрав
представителей животного мира со всех пустынь мира. Но почему тогда он не
хочет брать гремучников? На ядовитых змей люди смотрят с большим интересом.
Если они, конечно, за толстым стеклом.
Джошуа сделал последний глоток чая, надел широкополую, как в вестернах,
шляпу и встал. В конце концов, это не его дело. Человек платит деньги и
заказывает товар. Какие мысли в его голове -- никого не интересует.
Сам Джошуа не любил совать нос в чужие дела; И не терпел находиться в
центре внимания. Когда геолог, понимавший в чае, и его спутник-змееед
погибли, в Нидлс понаехала целая куча людей -- представители геологической
компании, страхового общества, репортеры... Потом появились федеральные
агенты, и шериф Эдлтон зашевелился. А старый Джошуа оказался в центре
событий -- ведь именно он провел с покойными последние две недели.
И почему-то все считали, что он полностью в курсе их мыслей, дел и
планов, как будто речь шла о ближайших родственниках! Он плюнул и уехал в
пустыню, но толстый Эдлтон разыскал его и привез обратно, федералы
заставляли опознавать останки и выспрашивали, не заметил ли он чего-то
необычного или странного в поведении погибших или в обстоятельствах их
смерти.
Вытащив из багажника мешки, прут и рогатину, Джошуа направился к
зарослям креозотового кустарника, где обитал подходящий экземпляр. Более
двух часов, обливаясь потом под палящим солнцем, старик разгребал
растительный опад под кустами и засовывал прут в прикорневые норки. Почти
сразу ему удалось поймать зеброхвостую ящерицу, несколько раз попадались
слепозмейки, не представляющие интереса для заказчика. Дал он уползти и
желтобрюхому полозу, потому что незнакомец хотел получить яркого
представителя пустыни Мохаве, не встречающегося в других районах мира.
Наконец из-под очередного куста метнулось черное, перехваченное
красными кольцами тело королевской змеи. Джошуа бросился следом, нацеливая
рогатину. Он еще сохранил достаточно ловкости и силы, чтобы не упустить
добычу.
Прижав голову пресмыкающегося рогатиной, он приготовил мешок и, ухватив
крепкими пальцами змею за шею, поднял сильно бьющееся мускулистое тело в
воздух. Потеряв опору, пленница на миг затихла и тут же оказалась в мешке.
Быстро завязав горловину, Джошуа, довольный, вернулся к машине и тронулся в
обратный путь.
Необычного и странного в смерти геологов было хоть отбавляй. Что могло
взорваться с такой силой? Газ, вырвавшийся из скважины? Джошуа не высказывал
своего мнения по поводу официальной версии, но за полвека блужданий по
пустыне ему не приходилось слышать о подобных случаях. А куда делся третий?
Незадолго до того, как Джошуа оставил лагерь геологов, к ним присоединился
еще один парень, как он сказал -- из Лон-Пайна. Значит, трупов должно быть
три! А если их все же два -- должен быть живой свидетель или хотя бы его
следы! Кстати, в Лон-Пайне никто не пропадал, и вообще, человека, которого
описывал Джошуа, там никогда не видели.
Зато в местной гостинице был убит заезжий коммерсант, чего здесь не
случалось уже сорок лет, с тех пор как картежник Джек застрелил в пьяной
драке молодого Симса. Убийство произошло в день катастрофы у геологов.
Темная история. Недаром столько людей проявили к ней интерес. Но долгая
жизнь в пустыне отучила Джошуа удовлетворять чье-то любопытство. Лучше всего
прикинуться старым, потерявшим память пнем. Потому что некоторые вопросы
откровенно пахли смертью. Джошуа не смог бы объяснить, как он это определил.
Но когда здоровенный угрюмый лоб, назвавшийся репортером, а три месяца
спустя еще один хмырь с бегающими глазами выспрашивали разные мелочи и
подробности, он уловил излучаемую волну угрозы и почувствовал себя
единственным и чрезвычайно опасным свидетелем.
Пришлось завести собак и таскать всюду с собой заряженный дробовик.
Может, это было излишним, но Джошуа руководствовался мудрым принципом, не
раз спасавшим ему жизнь: если речь идет о собственной безопасности, то лучше
переоценить опасность и перестраховаться в мерах защиты.
Если бы старик знал, что здоровяк -- репортер" на самом деле являлся
сотрудником подотдела физических воздействий Главного разведуправления
России по прозвищу Карл, он бы не посчитал, будто переоценил опасность.
Вечером к небольшому домишке Джошуа подкатил пыльный, явно взятый
напрокат "Шевроле" заказчика. Джошуа передал мешок с королевской змеей и
другой, поменьше, -- с двумя ящерицами семейства игуановых. Взамен он
получил триста долларов. Обе стороны остались довольны сделкой, хотя
коммерцией она была только для старика, а для давнего агента КГБ СССР по
прозвищу Джо -- эпизодом боевой операции.
Через час на развилке дорог Джо увидел условное помаргивание фар и
ответил соответствующей серией вспышек. Потом выгрузил мешки у дорожного
знака и уехал. По соображениям конспирации он не должен был знать, кто
забрал груз.
В течение ночи мешки перегружались еще несколько раз. После последнего
участка пути опытные руки сделали ящерицам и змее усыпляющие инъекции, их
упаковали в прочные ящики со льдом, которые, минуя таможенный, санитарный и
пограничный контроль, были погружены в самолет, вылетающий в Москву. Этим же
рейсом официально следовало закупленное Министерством геологии буровое
оборудование.
Когда самолет взмыл в воздух, резидент бывшего ПГУ с облегчением
перевел дух. Медленно спадало напряжение в замкнутой на него агентурной
сети, охватывающей Запад США. От "пикового" режима напряженной работы
десятки людей возвращались к привычной, размеренной жизни. Боевая операция
для них была завершена. Службе внешней разведки о проведенной акции не
сообщалось. Так предписывалось в шифровке, переданной по личному каналу
председателя КГБ, а резидент был достаточно опытен, чтобы не нарушать
приказы подобного уровня, какие бы изменения ни происходили в далекой
России.
В Москве операция только разворачивалась. Неожиданно Верлинов
столкнулся с препятствием, которого совершенно не предвидел.
-- Я устал, у меня нервы ни к черту... Я в отставке, наконец!
В обычной квартире обычного дома, расположенного в обычном районе
Москвы, жил человек с нарочито усредненным именем -- Иван Петрович Иванов, в
прошлом нелегал Первого главного управления, десять лет проработавший на
Западе США, реализовавший ответственную операцию, чудом спасшийся от смерти
и ускользнувший от идущих по следу агентов ФБР. Не было ничего
удивительного, что он хотел покоя.
-- Я отказываюсь! Отказываюсь наотрез! -- Хозяин отводил взгляд,
Верлинову послышался тяжелый дух перегара. Что ж, так часто бывает... Годы
нервных перегрузок, постоянные стрессы не проходят бесследно.
-- Подберите похожего человека, загримируйте, я позанимаюсь с ним. --
Бывший нелегал понимал, что если к нему явился лично генерал
госбезопасности, то отвертеться будет непросто. Но он старался.
-- Мы гримируем человека под Чена, -- пояснил Верлинов. -- Два актера
-- это уже кино. Нам нужен железный первый план. Чен мертв, его ни о чем не
попросишь. Поэтому я прошу вас.
-- Я никогда не заставлял себя просить...
У человека заметно дрожали руки и подергивалась щека. Старый Джошуа
узнал бы, конечно, рыжего геолога, понимающего толк в чае, но непременно
отметил бы, что он сильно сдал. Верлинов подумал, что его тоже придется
гримировать.
-- Но есть предел крепости, я уже выработал свой ресурс! Может быть, я
сломался рано, но этот последний год под подозрением меня доконал, а
особенно покушение... Я стоял на грани, понимаете, на грани...
-- Конечно, понимаю, -- мягко сказал генерал. -- Но сейчас никакого
риска нет. Вы не покидаете территорию СССР, с вами постоянно находятся
вооруженные бойцы охраны. Что может случиться? Пять минут перед видеокамерой
-- и все! Вся экспедиция займет три, от силы пять дней! Мы можем вывезти вас
раньше, спецрейсом...
-- Я боюсь выходить из дома! Я болен, мне надо лечиться! Ну снимите
меня здесь, в какомнибудь павильоне, или сделайте наложение...
-- Пленка должна быть абсолютно подлинной. Но раз у вас расстроены
нервы, мы вам поможем. У нас есть психотерапевт-гипнотизер, он модифицирует
вашу личность. Исчезнут опасения, пропадет чувство тревоги, страха...
-- Правда? -- На лице разведчика мелькнула тень надежды.
-- Конечно! -- уверенно сказал Верлинов. Собеседник вышел из глухой
защиты, у него появился интерес к разговору. Это главное. Самое трудное --
заставить сделать первый шаг. Потом весь путь проходится незаметно.
В течение следующего часа начальник одиннадцатого отдела рассказывал
отставному разведчику о многочисленных успехах психотерапии, и почти все, о
чем он говорил, было правдой.
-- У меня невроз, мания преследования, я это прекрасно понимаю, --
оживившись, говорил разведчик, и то, что он проявлял критичность самооценки,
являлось хорошим признаком. -- Меня направляли в санаторий, и в нашей
больнице я лежал... Но сильного специалиста у них, видно, нет: микстуры,
пилюли, капли да витаминные уколы.
-- Сегодня же вы начнете курс. -- Верлинов глянул на часы. -- В
шестнадцать к вам приедут. Только... Вы знаете, как ревниво врачи относятся
к вмешательству других специалистов. Поэтому лучше не говорите ничего своему
доктору.
-- Само собой, -- кивнул разведчик. -- Да я уже давно в поликлинику не
ходил -- все равно толку нет!
-- И еще... -- осторожно, прощупывающе продолжал Верлинов. -- С
выделением Службы внешней разведки в самостоятельное ведомство иногда
возникают проблемы взаимодействия... Та же конкуренция. Поэтому я попрошу не
сообщать вашему куратору о наших контактах.
Хозяин молчал. Каждый разведчик, вернувшись "с холода", получает
пожизненного куратора -- действующего сотрудника разведки, решающего все
возникающие вопросы: от бытовых проблем до обеспечения безопасности.
Основная же задача кураторства далека от альтруизма -- постоянный и
повседневный контроль за "бывшим", который до самой смерти остается
носителем секретов, иногда очень важных. Неискренность с куратором --
серьезный проступок.
Однако данный случай -- особый. В конце концов, только государственный
идиотизм расчленил единый организм КГБ на куски, которые вынуждены иметь
секреты друг от друга.
-- Хорошо. -- Разведчик наконец кивнул.
-- Отлучку придется залегендировать. Вы же раньше периодически выезжали
на рыбалку?
-- Да, с этим проблем не будет.
-- Ну и отлично. -- Верлинов встал и крепко пожал руку бывшему
нелегалу.
Платонова привезли в ГУВД, в отдел по борьбе с коррупцией. Допрос вел
следователь военной прокуратуры. Майор милиции -- хозяин кабинета и капитан
из службы внутренней безопасности одиннадцатого отдела сидели слева и справа
от подозреваемого, то ли охраняя его, то ли участвуя в допросе.
-- Почему "военной"? -- сразу же, как следователь представился, задал
Платонов мучающий его вопрос.
-- Уголовное дело возбуждено по факту разглашения государственной
тайны. Возможна переквалификация на измену Родине в форме шпионажа. Вы --
сотрудник военизированной организации. Поэтому расследование относится к
нашей компетенции, -- четко объяснил следователь.
Платонов уловил из данного ответа только одно -- вляпался он по самые
уши. И неважно, что все вокруг безнаказанно воруют, хулиганят, грабят,
убивают, берут взятки, беззастенчиво растаскивают страну на большие и
маленькие куски, -- его отделили от всех, вытащили за ухо из общей кучи на
обозрение и за жалкие полмиллиона раскрутят на всю катушку: и в газетах
ославят, и по телевизору взяточника в погонах покажут, и под трибунал
отдадут, а он как грохнет: к исключительной мере!
И хотя в последнее время даже злодеев, -- десятки жизней загубивших,
милуют или просто держат годами без исполнения приговора, его, Ваню
Платонова, обязательно расшлепают и еще сделают главным виновником всех бед
народных: почему бандиты обнаглели вконец? Да потому что он, сволочь, у
рецидивиста взятки берет!
-- Что размечтался? -- Грубый голос следователя вырвал Платонова из
оцепенения.
-- Повторяю вопрос: откуда вы узнали о майоре милиции Еремкине?
"Надо в отказ идти, пока не поздно, -- мелькнула спасительная мысль. --
Урки никогда не признаются..."
-- Человек какой-то обратился, где, мол, найти майора Еремкина... --
выдал лейтенант давешнюю "заготовку".
И тут же получил чувствительный удар в бок.
-- Нет в природе майора Еремкина, идиот, -- прогудел контрразведчик. --
Никто не мог его спрашивать! Это прикрытие на случай опасности! Оно
секретно. Как ты узнал государственный секрет?! Неужто ты и вправду шпион?!
Подозреваемый с минуту молчал. Из двух зол надо выбирать меньшее. Лучше
быть взяточником, чем шпионом.
Он глубоко вздохнул и начал выкладывать все так быстро, что следователь
едва успевал записывать. Контрразведчик включил крохотный диктофон.
Несколько раз он насторожился: зачем бандитам капитан Васильев? И фамилия
Клячкина показалась знакомой; отлучившись к другому телефону, он навел
справки, узнав, что об этом человеке следует разговаривать с майором
Межуевым.
Допрос закончился. Одеревеневший Платонов долго читал протокол и все
время нервно зевал. Подпись получилась неровной: рука дрожала.
Военный следователь выписал протокол задержания.
-- Куда его? -- спросил он, дойдя до последней строчки.
-- Пока к нам. -- Майор из отдела по борьбе с коррупцией снял трубку
внутреннего телефона.
-- С содержанием в ИВС ГУВД Москвы, -- продиктовал сам себе
следователь, расписался, извлек из круглой коробочки печать, подышал и
поставил четкий фиолетовый оттиск.
Два сержанта увели задержанного.
-- Это дело не наше, я передаю его по подследственности, территориалам.
-- Следователь захлопнул тонкую папку с не подшитыми еще бланками обыска и
допросов и стал заполнять соответствующее постановление.
Такое решение никого не удивило, ибо было оговорено с самого начала.
Всерьез считать коррумпированного чиновника шпионом мог только идиот. Но
обычная гражданская прокуратура по нескольку месяцев решает вопрос о
возбуждении уголовного дела и зачастую не находит для того оснований. А на
телефонный запрос о несуществующем майоре она бы вообще не отреагировала:
мало ли кто что спрашивает!
Потому три присутствующих здесь представителя военизированных ведомств
прикинулись идиотами, и военный прокурор им в этом подыграл. В результате
выяснен вопрос о причине интереса Платонова к фигуре прикрытия органов
контрразведки, одновременно разоблачен взяточник, добыты улики. Когда
выяснилось, что шпионажем здесь не пахнет, военный следователь, естественно,
передает дело доследовать своим гражданским коллегам. Все просто, изящно и
эффективно.
Дописав постановление, военный следователь поднял голову.
-- Ну что?
Контрразведчик тоже выжидающе смотрел на хозяина кабинета.
-- Нет вопросов, мужики! Сейчас только закуску организую...
В сейфе у майора отыскалась водка, дежуривший по отделу молодой
лейтенант принес хлеба, сыра и колбасы, потом сбегал в ближайший киоск за
консервами и литровой бутылью пепси-колы.
Майор разлил на троих.
-- Тебе дежурить, а мы на сегодня отработали, -- пояснил он лейтенанту.
-- Пей колу и перекуси с нами.
-- За успешное окончание! -- Следователь слегка хлопнул по папке
свежего уголовного дела.
Три крепкие ладони накрыли сверху стаканы и беззвучно ударились
костяшками.
-- Будем!
Наступила сосредоточенная тишина -- оголодавшие мужики навалились на
бутерброды.
-- Хорошо расслабляет, -- сказал хозяин кабинета. -- Когда сердце
хватает, приму сто грамм -- и как рукой!
-- Интересно все-таки человек устроен. -- Следователь откусил большой
кусок колбасы. -- Если у него есть потребность выпить -- он и пьет. И никто
ему не запретит, хоть что делай!
-- Да... Уж скольким головы поотворачивали после восемьдесят пятого --
бесполезно! -- Майор налил по второй.
Снова сошлись в бесшумном чоканье костяшки рук, умеющих разяще
пользоваться оружием и обыкновенной ручкой.
-- Человека вообще не переделаешь, -- продолжил майор. Лицо его
раскраснелось. -- Сколько хищников мы в камеры отправили, а толку? У блатных
железный Закон: кто у своих ворует -- того в гроб кладут. А что надо с
нашими предателями делать?
-- Тоже в гроб? -- спросил лейтенант. Возможно, потому, что не пил, он
держался как посторонний и даже ничего не ел.
-- Не знаю. Но если два года давать -- другим какой пример?
-- Мне кажется, кому надо -- вообще ничего не дают. Мелочь какая
попадется -- осудят. А крупняк -- прорвал сеть и ушел. Или доказательств не
хватило, или обстановка изменилась, или заболел сильно. Что-нибудь
обязательно найдется, но не будет он в зоне париться! У меня брат в колонии
работает, рассказывает: одна шушера в зоне! Ни авторитетов, ни начальников
-- работяги да приблатненная шелупень!
-- Это верно, Витя. -- Майор разлил остатки водки. -- Но сие от нас не
зависит. Вот они что-то могут, -- он показал на военного следователя. --
Они, -- кивнул на контрразведчика.
-- Раньше -- да! Теперь и мы ничего не можем, -- сказал контрразведчик.
Следователь молча кивнул.
На этот раз стаканы ударились без предосторожностей.
Старшие выпили водку, лейтенант -- пепси.
-- Кто же может? -- спросил он. -- Если милиция, военная прокуратура и
контрразведка бессильны? Кто? Мне кажется, сейчас только бандиты все могут.
Да банкиры всякие.
-- Хозяин нужен. -- Контрразведчик вытянул руку и с силой сжал кулак.
-- Чтоб мог команду дать и строго спросить!
-- И чтобы слуг своих не давал в обиду! -- подхватил майор. -- Не
отказывался от приказов, не подставлял, не заставлял челюсти разжимать,
когда ты после долгой гонки хищника схавал! Да не пинал тебя за это!
-- А квартиры нужно людям давать? Оклады нормальные? За жирными ворами
следить нужно? -- Следователь стукнул кулаком по столу. -- Кто это обязан
делать? Я, ты или ты?
-- Ладно, мужики, пора по домам. Мне только позвонить... С другого
телефона.
Лейтенант повел контрразведчика в свой кабинет.
-- Сейчас он позвонит -- и за нами приедут, -- сказал следователь и
икнул. -- Шутка.
Майор улыбнулся, но без особого веселья.
Контрразведчик соединился с дежурным и передал сообщение для майора
Межуева. При этом он контролировал, чтобы дверь в кабинет была плотно
прикрыта и оставшийся в коридоре, лейтенант ничего не слышал. Пьянка --
пьянкой, дружба -- дружбой, а конспирация -- конспирацией. Если человек и
выпивши это понимает, значит, он профессионал. Если нет -- сявка с
удостоверением.
Передачу информации от сотрудников службы внутренней безопасности
задерживать не принято. Дежурный одиннадцатого отдела заглянул в нужный
журнал и узнал, что майор Межуев работает с агентом на конспиративной
квартире номер четыре. Он немного подумал. Дело деликатное, лучше не лезть
со звонками.
Дежурный перечитал сообщение. "Авторитет Юго-Запада Зонтиков (Клык)
настойчиво интересовался Клячкиным и получил его установочные данные".
Ничего экстренного в сообщении не усматривалось.
Дежурный посмотрел на часы. Двадцать два сорок. Можно подождать до
утра.
К окошку круглосуточного филиала "Мосгорсправки" подошел
неопределенного возраста человек с заметной седоватой щетиной на бугристом
лице.
-- Мама, найди адресок друга, в гости приехал. -- В щель под стеклом
протолкнулась мятая бумажка, завернутая в пятитысячную купюру.
"Мама", которая была лет на семь моложе посетителя, безразлично
придвинула телефон и соединилась с картотекой.
-- Клячкин Виктор Васильевич, пятьдесят пятого года, уроженец
Владикавказа, -- привычно пробубнила она в трубку без всякого выражения и
эмоций.
Дежурная провернула огромный металлический барабан, перебрала толстую
стопку карточек, извлекла нужную. В правом верхнем углу краснел аккуратный
прямоугольник.
-- Карточка на контроле, -- понизив голос, сообщила она. -- Запомни
хорошенько клиента, уйдет -- перезвонишь. Теперь слушай адрес: проспект
Мира...
Через несколько минут дежурная записала на небольшом листке приметы
человека и время обращения: двадцать два сорок пять. Листок она подколола к
карточке, а карточку вернула в барабан.
В двадцать три ноль пять адресный формуляр гражданина Клячкина вновь
пришлось отыскивать среди сотен тысяч картонных бланков. На этот раз
описание клиента так отличалось от первого, что было совершенно непонятно,
зачем столь разным людям понадобился один и тот же адресант.
Действительно, вид Мечика сразу выдавал в нем недавнего "сидельца", и
двое ждавших на просматриваемом из окна горсправки углу сотоварищей
принадлежали к той же категории.
Солидно подкативший на "Ауди-200" "прикинутый" Гена Сысоев и сидевший
за рулем второй референт Седого -- Иван внешним видом претендовали на
принадлежность к столичной элите.
Но внешними отличиями дело и заканчивалось, принципы и личностные
установки практически совпадали, а цели поиска Клячкина и вовсе были
одинаковыми.
Виктор Клячкин находился в отличном расположении духа. Возвратившись от
Металлиста, он внимательно осмотрел покупку, разрядил и снарядил обойму,
несколько раз щелкнул затвором, попробовал носить -- в кобуре, за поясом, в
кармане.
Непривычность предмета создавала впечатление, что пистолет выделяется и
заметен даже неопытному глазу. Но, покрутившись перед зеркалом, Клячкин
убедился, что это не так. В плечевой кобуре "вальтер" не просматривался под
пиджаком совсем, засунутый за пояс, лишь слегка оттопыривал левую полу, но
создавал впечатление, что может быть легко утерян. Карман он, несмотря на
миниатюрные размеры, оттягивал заметно, зато всегда находился под рукой, и
привычного, не привлекающего внимания движения было достаточно, чтобы ладонь
легла на мелко рифленную рукоять.
Клячкин попробовал быстро выхватить оружие из кобуры и убедился, что
это не так легко, как в крутых боевиках: сунулся под пиджак -- и в следующий
миг пальнул в противника. Приходилось тянуться в глубину подмышки,
расстегивать ремешок, из неудобного положения выцарапывать рукоятку... Часто
пальцы попадали во внутренний карман или путались в подкладке, а иногда рука
промахивалась и вместо нырка к кобуре скользила по внешней поверхности
пиджака. То ли боевики врали, то ли мгновенное выхватывание требовало
многолетней тренировки.
Клячкин решил, что кобура годится для надежного ношения, но перед
"делом" пистолет надо держать в кармане. То же самое говорил и Металлист,
значит, его советам можно доверять.
Вставив снаряженную обойму, Клячкин передернул затвор и сдвинул флажок
предохранителя, закрывая красную точку. Сорвавшись, щелкнул курок, у него
похолодело внутри, но тут же пришло понимание: выстрела не произошло
благодаря умной конструкции. Он сунул в карман уже не кусок мертвого
металла, а одушевленную вещь, способную надежно защитить в критическую
минуту.
Следующие два часа Клячкин занимался кропотливой работой. Извлекая из
сумки по одной пачке нарезанной бумаги, он накладывал сверху и снизу
пятидесятитысячные купюры, плотно обтягивал полиэтиленом и "Молнией"
аккуратно заваривал швы. Получались тугие блестящие розовые блоки, точно
такие, как спрятанные на чердаке.
Он не знал точно, зачем это делает: проявлял себя инстинкт Фарта,
привыкшего к осторожности в делах с большой "капустой".
Уложив "куклы" в сумку и задвинув ее под кровать, Клячкин отправился на
кухню, но не успел ничего приготовить, как раздался звонок в дверь.
Осторожно глянув через "глазок", он щелкнул замком.
Радостные и оживленные, как друзья после долгой разлуки, в квартиру
ввалились Валентин Сергеевич Межуев и Семен Григорьев.
-- Все, что заказывали. -- Семен показал большой палец -- символ
полного успеха и потащил тяжеленную сумку на кухню.
Валентин Сергеевич обнял Клячкина за плечи и провел в комнату. Под
влиянием флюидов, исходивших от чекиста, Клячкин на ходу трансформировался в
Асмодея.
-- Держи -- Валентин Сергеевич протянул взятый накануне паспорт, и
Митчела, Джошуа съел несколько сандвичей с ветчиной и сыром, налил из
термоса кружку густого янтарного чая. Горячая жидкость способствует
теплообмену и очень полезна в пустыне, хотя большинство людей этого не
понимают -- пьют ледяное пиво или пепси из походных холодильников и тем
нарушают тепловой баланс организма.
За последние годы только раз Джошуа встретил понимающего человека.
Высокий рыжий геолог, искавший то ли воду, то ли нефть, возил с собой термос
чая и заваривал чай на костре во время привалов. Его спутник, китаец или
японец, тоже запомнился: он ловко разделывал змей, пил кровь и ел густо
посоленное сырое мясо. Джошуа этого не одобрял, хотя каждый имеет право
выбирать себе пищу по вкусу. Может, и этот незнакомец собирается пустить
пресмыкающихся на еду?
Джошуа немного поразмышлял. Нет, вряд ли. Тогда бы он точно знал, чего
хочет. И договаривался бы о регулярных поставках. К тому же в радиусе тысячи
миль нет места, где можно заработать хотя бы десять центов, продавая блюда
из змеиного мяса.
Скорей всего он действительно собирается открыть зоопарк, собрав
представителей животного мира со всех пустынь мира. Но почему тогда он не
хочет брать гремучников? На ядовитых змей люди смотрят с большим интересом.
Если они, конечно, за толстым стеклом.
Джошуа сделал последний глоток чая, надел широкополую, как в вестернах,
шляпу и встал. В конце концов, это не его дело. Человек платит деньги и
заказывает товар. Какие мысли в его голове -- никого не интересует.
Сам Джошуа не любил совать нос в чужие дела; И не терпел находиться в
центре внимания. Когда геолог, понимавший в чае, и его спутник-змееед
погибли, в Нидлс понаехала целая куча людей -- представители геологической
компании, страхового общества, репортеры... Потом появились федеральные
агенты, и шериф Эдлтон зашевелился. А старый Джошуа оказался в центре
событий -- ведь именно он провел с покойными последние две недели.
И почему-то все считали, что он полностью в курсе их мыслей, дел и
планов, как будто речь шла о ближайших родственниках! Он плюнул и уехал в
пустыню, но толстый Эдлтон разыскал его и привез обратно, федералы
заставляли опознавать останки и выспрашивали, не заметил ли он чего-то
необычного или странного в поведении погибших или в обстоятельствах их
смерти.
Вытащив из багажника мешки, прут и рогатину, Джошуа направился к
зарослям креозотового кустарника, где обитал подходящий экземпляр. Более
двух часов, обливаясь потом под палящим солнцем, старик разгребал
растительный опад под кустами и засовывал прут в прикорневые норки. Почти
сразу ему удалось поймать зеброхвостую ящерицу, несколько раз попадались
слепозмейки, не представляющие интереса для заказчика. Дал он уползти и
желтобрюхому полозу, потому что незнакомец хотел получить яркого
представителя пустыни Мохаве, не встречающегося в других районах мира.
Наконец из-под очередного куста метнулось черное, перехваченное
красными кольцами тело королевской змеи. Джошуа бросился следом, нацеливая
рогатину. Он еще сохранил достаточно ловкости и силы, чтобы не упустить
добычу.
Прижав голову пресмыкающегося рогатиной, он приготовил мешок и, ухватив
крепкими пальцами змею за шею, поднял сильно бьющееся мускулистое тело в
воздух. Потеряв опору, пленница на миг затихла и тут же оказалась в мешке.
Быстро завязав горловину, Джошуа, довольный, вернулся к машине и тронулся в
обратный путь.
Необычного и странного в смерти геологов было хоть отбавляй. Что могло
взорваться с такой силой? Газ, вырвавшийся из скважины? Джошуа не высказывал
своего мнения по поводу официальной версии, но за полвека блужданий по
пустыне ему не приходилось слышать о подобных случаях. А куда делся третий?
Незадолго до того, как Джошуа оставил лагерь геологов, к ним присоединился
еще один парень, как он сказал -- из Лон-Пайна. Значит, трупов должно быть
три! А если их все же два -- должен быть живой свидетель или хотя бы его
следы! Кстати, в Лон-Пайне никто не пропадал, и вообще, человека, которого
описывал Джошуа, там никогда не видели.
Зато в местной гостинице был убит заезжий коммерсант, чего здесь не
случалось уже сорок лет, с тех пор как картежник Джек застрелил в пьяной
драке молодого Симса. Убийство произошло в день катастрофы у геологов.
Темная история. Недаром столько людей проявили к ней интерес. Но долгая
жизнь в пустыне отучила Джошуа удовлетворять чье-то любопытство. Лучше всего
прикинуться старым, потерявшим память пнем. Потому что некоторые вопросы
откровенно пахли смертью. Джошуа не смог бы объяснить, как он это определил.
Но когда здоровенный угрюмый лоб, назвавшийся репортером, а три месяца
спустя еще один хмырь с бегающими глазами выспрашивали разные мелочи и
подробности, он уловил излучаемую волну угрозы и почувствовал себя
единственным и чрезвычайно опасным свидетелем.
Пришлось завести собак и таскать всюду с собой заряженный дробовик.
Может, это было излишним, но Джошуа руководствовался мудрым принципом, не
раз спасавшим ему жизнь: если речь идет о собственной безопасности, то лучше
переоценить опасность и перестраховаться в мерах защиты.
Если бы старик знал, что здоровяк -- репортер" на самом деле являлся
сотрудником подотдела физических воздействий Главного разведуправления
России по прозвищу Карл, он бы не посчитал, будто переоценил опасность.
Вечером к небольшому домишке Джошуа подкатил пыльный, явно взятый
напрокат "Шевроле" заказчика. Джошуа передал мешок с королевской змеей и
другой, поменьше, -- с двумя ящерицами семейства игуановых. Взамен он
получил триста долларов. Обе стороны остались довольны сделкой, хотя
коммерцией она была только для старика, а для давнего агента КГБ СССР по
прозвищу Джо -- эпизодом боевой операции.
Через час на развилке дорог Джо увидел условное помаргивание фар и
ответил соответствующей серией вспышек. Потом выгрузил мешки у дорожного
знака и уехал. По соображениям конспирации он не должен был знать, кто
забрал груз.
В течение ночи мешки перегружались еще несколько раз. После последнего
участка пути опытные руки сделали ящерицам и змее усыпляющие инъекции, их
упаковали в прочные ящики со льдом, которые, минуя таможенный, санитарный и
пограничный контроль, были погружены в самолет, вылетающий в Москву. Этим же
рейсом официально следовало закупленное Министерством геологии буровое
оборудование.
Когда самолет взмыл в воздух, резидент бывшего ПГУ с облегчением
перевел дух. Медленно спадало напряжение в замкнутой на него агентурной
сети, охватывающей Запад США. От "пикового" режима напряженной работы
десятки людей возвращались к привычной, размеренной жизни. Боевая операция
для них была завершена. Службе внешней разведки о проведенной акции не
сообщалось. Так предписывалось в шифровке, переданной по личному каналу
председателя КГБ, а резидент был достаточно опытен, чтобы не нарушать
приказы подобного уровня, какие бы изменения ни происходили в далекой
России.
В Москве операция только разворачивалась. Неожиданно Верлинов
столкнулся с препятствием, которого совершенно не предвидел.
-- Я устал, у меня нервы ни к черту... Я в отставке, наконец!
В обычной квартире обычного дома, расположенного в обычном районе
Москвы, жил человек с нарочито усредненным именем -- Иван Петрович Иванов, в
прошлом нелегал Первого главного управления, десять лет проработавший на
Западе США, реализовавший ответственную операцию, чудом спасшийся от смерти
и ускользнувший от идущих по следу агентов ФБР. Не было ничего
удивительного, что он хотел покоя.
-- Я отказываюсь! Отказываюсь наотрез! -- Хозяин отводил взгляд,
Верлинову послышался тяжелый дух перегара. Что ж, так часто бывает... Годы
нервных перегрузок, постоянные стрессы не проходят бесследно.
-- Подберите похожего человека, загримируйте, я позанимаюсь с ним. --
Бывший нелегал понимал, что если к нему явился лично генерал
госбезопасности, то отвертеться будет непросто. Но он старался.
-- Мы гримируем человека под Чена, -- пояснил Верлинов. -- Два актера
-- это уже кино. Нам нужен железный первый план. Чен мертв, его ни о чем не
попросишь. Поэтому я прошу вас.
-- Я никогда не заставлял себя просить...
У человека заметно дрожали руки и подергивалась щека. Старый Джошуа
узнал бы, конечно, рыжего геолога, понимающего толк в чае, но непременно
отметил бы, что он сильно сдал. Верлинов подумал, что его тоже придется
гримировать.
-- Но есть предел крепости, я уже выработал свой ресурс! Может быть, я
сломался рано, но этот последний год под подозрением меня доконал, а
особенно покушение... Я стоял на грани, понимаете, на грани...
-- Конечно, понимаю, -- мягко сказал генерал. -- Но сейчас никакого
риска нет. Вы не покидаете территорию СССР, с вами постоянно находятся
вооруженные бойцы охраны. Что может случиться? Пять минут перед видеокамерой
-- и все! Вся экспедиция займет три, от силы пять дней! Мы можем вывезти вас
раньше, спецрейсом...
-- Я боюсь выходить из дома! Я болен, мне надо лечиться! Ну снимите
меня здесь, в какомнибудь павильоне, или сделайте наложение...
-- Пленка должна быть абсолютно подлинной. Но раз у вас расстроены
нервы, мы вам поможем. У нас есть психотерапевт-гипнотизер, он модифицирует
вашу личность. Исчезнут опасения, пропадет чувство тревоги, страха...
-- Правда? -- На лице разведчика мелькнула тень надежды.
-- Конечно! -- уверенно сказал Верлинов. Собеседник вышел из глухой
защиты, у него появился интерес к разговору. Это главное. Самое трудное --
заставить сделать первый шаг. Потом весь путь проходится незаметно.
В течение следующего часа начальник одиннадцатого отдела рассказывал
отставному разведчику о многочисленных успехах психотерапии, и почти все, о
чем он говорил, было правдой.
-- У меня невроз, мания преследования, я это прекрасно понимаю, --
оживившись, говорил разведчик, и то, что он проявлял критичность самооценки,
являлось хорошим признаком. -- Меня направляли в санаторий, и в нашей
больнице я лежал... Но сильного специалиста у них, видно, нет: микстуры,
пилюли, капли да витаминные уколы.
-- Сегодня же вы начнете курс. -- Верлинов глянул на часы. -- В
шестнадцать к вам приедут. Только... Вы знаете, как ревниво врачи относятся
к вмешательству других специалистов. Поэтому лучше не говорите ничего своему
доктору.
-- Само собой, -- кивнул разведчик. -- Да я уже давно в поликлинику не
ходил -- все равно толку нет!
-- И еще... -- осторожно, прощупывающе продолжал Верлинов. -- С
выделением Службы внешней разведки в самостоятельное ведомство иногда
возникают проблемы взаимодействия... Та же конкуренция. Поэтому я попрошу не
сообщать вашему куратору о наших контактах.
Хозяин молчал. Каждый разведчик, вернувшись "с холода", получает
пожизненного куратора -- действующего сотрудника разведки, решающего все
возникающие вопросы: от бытовых проблем до обеспечения безопасности.
Основная же задача кураторства далека от альтруизма -- постоянный и
повседневный контроль за "бывшим", который до самой смерти остается
носителем секретов, иногда очень важных. Неискренность с куратором --
серьезный проступок.
Однако данный случай -- особый. В конце концов, только государственный
идиотизм расчленил единый организм КГБ на куски, которые вынуждены иметь
секреты друг от друга.
-- Хорошо. -- Разведчик наконец кивнул.
-- Отлучку придется залегендировать. Вы же раньше периодически выезжали
на рыбалку?
-- Да, с этим проблем не будет.
-- Ну и отлично. -- Верлинов встал и крепко пожал руку бывшему
нелегалу.
Платонова привезли в ГУВД, в отдел по борьбе с коррупцией. Допрос вел
следователь военной прокуратуры. Майор милиции -- хозяин кабинета и капитан
из службы внутренней безопасности одиннадцатого отдела сидели слева и справа
от подозреваемого, то ли охраняя его, то ли участвуя в допросе.
-- Почему "военной"? -- сразу же, как следователь представился, задал
Платонов мучающий его вопрос.
-- Уголовное дело возбуждено по факту разглашения государственной
тайны. Возможна переквалификация на измену Родине в форме шпионажа. Вы --
сотрудник военизированной организации. Поэтому расследование относится к
нашей компетенции, -- четко объяснил следователь.
Платонов уловил из данного ответа только одно -- вляпался он по самые
уши. И неважно, что все вокруг безнаказанно воруют, хулиганят, грабят,
убивают, берут взятки, беззастенчиво растаскивают страну на большие и
маленькие куски, -- его отделили от всех, вытащили за ухо из общей кучи на
обозрение и за жалкие полмиллиона раскрутят на всю катушку: и в газетах
ославят, и по телевизору взяточника в погонах покажут, и под трибунал
отдадут, а он как грохнет: к исключительной мере!
И хотя в последнее время даже злодеев, -- десятки жизней загубивших,
милуют или просто держат годами без исполнения приговора, его, Ваню
Платонова, обязательно расшлепают и еще сделают главным виновником всех бед
народных: почему бандиты обнаглели вконец? Да потому что он, сволочь, у
рецидивиста взятки берет!
-- Что размечтался? -- Грубый голос следователя вырвал Платонова из
оцепенения.
-- Повторяю вопрос: откуда вы узнали о майоре милиции Еремкине?
"Надо в отказ идти, пока не поздно, -- мелькнула спасительная мысль. --
Урки никогда не признаются..."
-- Человек какой-то обратился, где, мол, найти майора Еремкина... --
выдал лейтенант давешнюю "заготовку".
И тут же получил чувствительный удар в бок.
-- Нет в природе майора Еремкина, идиот, -- прогудел контрразведчик. --
Никто не мог его спрашивать! Это прикрытие на случай опасности! Оно
секретно. Как ты узнал государственный секрет?! Неужто ты и вправду шпион?!
Подозреваемый с минуту молчал. Из двух зол надо выбирать меньшее. Лучше
быть взяточником, чем шпионом.
Он глубоко вздохнул и начал выкладывать все так быстро, что следователь
едва успевал записывать. Контрразведчик включил крохотный диктофон.
Несколько раз он насторожился: зачем бандитам капитан Васильев? И фамилия
Клячкина показалась знакомой; отлучившись к другому телефону, он навел
справки, узнав, что об этом человеке следует разговаривать с майором
Межуевым.
Допрос закончился. Одеревеневший Платонов долго читал протокол и все
время нервно зевал. Подпись получилась неровной: рука дрожала.
Военный следователь выписал протокол задержания.
-- Куда его? -- спросил он, дойдя до последней строчки.
-- Пока к нам. -- Майор из отдела по борьбе с коррупцией снял трубку
внутреннего телефона.
-- С содержанием в ИВС ГУВД Москвы, -- продиктовал сам себе
следователь, расписался, извлек из круглой коробочки печать, подышал и
поставил четкий фиолетовый оттиск.
Два сержанта увели задержанного.
-- Это дело не наше, я передаю его по подследственности, территориалам.
-- Следователь захлопнул тонкую папку с не подшитыми еще бланками обыска и
допросов и стал заполнять соответствующее постановление.
Такое решение никого не удивило, ибо было оговорено с самого начала.
Всерьез считать коррумпированного чиновника шпионом мог только идиот. Но
обычная гражданская прокуратура по нескольку месяцев решает вопрос о
возбуждении уголовного дела и зачастую не находит для того оснований. А на
телефонный запрос о несуществующем майоре она бы вообще не отреагировала:
мало ли кто что спрашивает!
Потому три присутствующих здесь представителя военизированных ведомств
прикинулись идиотами, и военный прокурор им в этом подыграл. В результате
выяснен вопрос о причине интереса Платонова к фигуре прикрытия органов
контрразведки, одновременно разоблачен взяточник, добыты улики. Когда
выяснилось, что шпионажем здесь не пахнет, военный следователь, естественно,
передает дело доследовать своим гражданским коллегам. Все просто, изящно и
эффективно.
Дописав постановление, военный следователь поднял голову.
-- Ну что?
Контрразведчик тоже выжидающе смотрел на хозяина кабинета.
-- Нет вопросов, мужики! Сейчас только закуску организую...
В сейфе у майора отыскалась водка, дежуривший по отделу молодой
лейтенант принес хлеба, сыра и колбасы, потом сбегал в ближайший киоск за
консервами и литровой бутылью пепси-колы.
Майор разлил на троих.
-- Тебе дежурить, а мы на сегодня отработали, -- пояснил он лейтенанту.
-- Пей колу и перекуси с нами.
-- За успешное окончание! -- Следователь слегка хлопнул по папке
свежего уголовного дела.
Три крепкие ладони накрыли сверху стаканы и беззвучно ударились
костяшками.
-- Будем!
Наступила сосредоточенная тишина -- оголодавшие мужики навалились на
бутерброды.
-- Хорошо расслабляет, -- сказал хозяин кабинета. -- Когда сердце
хватает, приму сто грамм -- и как рукой!
-- Интересно все-таки человек устроен. -- Следователь откусил большой
кусок колбасы. -- Если у него есть потребность выпить -- он и пьет. И никто
ему не запретит, хоть что делай!
-- Да... Уж скольким головы поотворачивали после восемьдесят пятого --
бесполезно! -- Майор налил по второй.
Снова сошлись в бесшумном чоканье костяшки рук, умеющих разяще
пользоваться оружием и обыкновенной ручкой.
-- Человека вообще не переделаешь, -- продолжил майор. Лицо его
раскраснелось. -- Сколько хищников мы в камеры отправили, а толку? У блатных
железный Закон: кто у своих ворует -- того в гроб кладут. А что надо с
нашими предателями делать?
-- Тоже в гроб? -- спросил лейтенант. Возможно, потому, что не пил, он
держался как посторонний и даже ничего не ел.
-- Не знаю. Но если два года давать -- другим какой пример?
-- Мне кажется, кому надо -- вообще ничего не дают. Мелочь какая
попадется -- осудят. А крупняк -- прорвал сеть и ушел. Или доказательств не
хватило, или обстановка изменилась, или заболел сильно. Что-нибудь
обязательно найдется, но не будет он в зоне париться! У меня брат в колонии
работает, рассказывает: одна шушера в зоне! Ни авторитетов, ни начальников
-- работяги да приблатненная шелупень!
-- Это верно, Витя. -- Майор разлил остатки водки. -- Но сие от нас не
зависит. Вот они что-то могут, -- он показал на военного следователя. --
Они, -- кивнул на контрразведчика.
-- Раньше -- да! Теперь и мы ничего не можем, -- сказал контрразведчик.
Следователь молча кивнул.
На этот раз стаканы ударились без предосторожностей.
Старшие выпили водку, лейтенант -- пепси.
-- Кто же может? -- спросил он. -- Если милиция, военная прокуратура и
контрразведка бессильны? Кто? Мне кажется, сейчас только бандиты все могут.
Да банкиры всякие.
-- Хозяин нужен. -- Контрразведчик вытянул руку и с силой сжал кулак.
-- Чтоб мог команду дать и строго спросить!
-- И чтобы слуг своих не давал в обиду! -- подхватил майор. -- Не
отказывался от приказов, не подставлял, не заставлял челюсти разжимать,
когда ты после долгой гонки хищника схавал! Да не пинал тебя за это!
-- А квартиры нужно людям давать? Оклады нормальные? За жирными ворами
следить нужно? -- Следователь стукнул кулаком по столу. -- Кто это обязан
делать? Я, ты или ты?
-- Ладно, мужики, пора по домам. Мне только позвонить... С другого
телефона.
Лейтенант повел контрразведчика в свой кабинет.
-- Сейчас он позвонит -- и за нами приедут, -- сказал следователь и
икнул. -- Шутка.
Майор улыбнулся, но без особого веселья.
Контрразведчик соединился с дежурным и передал сообщение для майора
Межуева. При этом он контролировал, чтобы дверь в кабинет была плотно
прикрыта и оставшийся в коридоре, лейтенант ничего не слышал. Пьянка --
пьянкой, дружба -- дружбой, а конспирация -- конспирацией. Если человек и
выпивши это понимает, значит, он профессионал. Если нет -- сявка с
удостоверением.
Передачу информации от сотрудников службы внутренней безопасности
задерживать не принято. Дежурный одиннадцатого отдела заглянул в нужный
журнал и узнал, что майор Межуев работает с агентом на конспиративной
квартире номер четыре. Он немного подумал. Дело деликатное, лучше не лезть
со звонками.
Дежурный перечитал сообщение. "Авторитет Юго-Запада Зонтиков (Клык)
настойчиво интересовался Клячкиным и получил его установочные данные".
Ничего экстренного в сообщении не усматривалось.
Дежурный посмотрел на часы. Двадцать два сорок. Можно подождать до
утра.
К окошку круглосуточного филиала "Мосгорсправки" подошел
неопределенного возраста человек с заметной седоватой щетиной на бугристом
лице.
-- Мама, найди адресок друга, в гости приехал. -- В щель под стеклом
протолкнулась мятая бумажка, завернутая в пятитысячную купюру.
"Мама", которая была лет на семь моложе посетителя, безразлично
придвинула телефон и соединилась с картотекой.
-- Клячкин Виктор Васильевич, пятьдесят пятого года, уроженец
Владикавказа, -- привычно пробубнила она в трубку без всякого выражения и
эмоций.
Дежурная провернула огромный металлический барабан, перебрала толстую
стопку карточек, извлекла нужную. В правом верхнем углу краснел аккуратный
прямоугольник.
-- Карточка на контроле, -- понизив голос, сообщила она. -- Запомни
хорошенько клиента, уйдет -- перезвонишь. Теперь слушай адрес: проспект
Мира...
Через несколько минут дежурная записала на небольшом листке приметы
человека и время обращения: двадцать два сорок пять. Листок она подколола к
карточке, а карточку вернула в барабан.
В двадцать три ноль пять адресный формуляр гражданина Клячкина вновь
пришлось отыскивать среди сотен тысяч картонных бланков. На этот раз
описание клиента так отличалось от первого, что было совершенно непонятно,
зачем столь разным людям понадобился один и тот же адресант.
Действительно, вид Мечика сразу выдавал в нем недавнего "сидельца", и
двое ждавших на просматриваемом из окна горсправки углу сотоварищей
принадлежали к той же категории.
Солидно подкативший на "Ауди-200" "прикинутый" Гена Сысоев и сидевший
за рулем второй референт Седого -- Иван внешним видом претендовали на
принадлежность к столичной элите.
Но внешними отличиями дело и заканчивалось, принципы и личностные
установки практически совпадали, а цели поиска Клячкина и вовсе были
одинаковыми.
Виктор Клячкин находился в отличном расположении духа. Возвратившись от
Металлиста, он внимательно осмотрел покупку, разрядил и снарядил обойму,
несколько раз щелкнул затвором, попробовал носить -- в кобуре, за поясом, в
кармане.
Непривычность предмета создавала впечатление, что пистолет выделяется и
заметен даже неопытному глазу. Но, покрутившись перед зеркалом, Клячкин
убедился, что это не так. В плечевой кобуре "вальтер" не просматривался под
пиджаком совсем, засунутый за пояс, лишь слегка оттопыривал левую полу, но
создавал впечатление, что может быть легко утерян. Карман он, несмотря на
миниатюрные размеры, оттягивал заметно, зато всегда находился под рукой, и
привычного, не привлекающего внимания движения было достаточно, чтобы ладонь
легла на мелко рифленную рукоять.
Клячкин попробовал быстро выхватить оружие из кобуры и убедился, что
это не так легко, как в крутых боевиках: сунулся под пиджак -- и в следующий
миг пальнул в противника. Приходилось тянуться в глубину подмышки,
расстегивать ремешок, из неудобного положения выцарапывать рукоятку... Часто
пальцы попадали во внутренний карман или путались в подкладке, а иногда рука
промахивалась и вместо нырка к кобуре скользила по внешней поверхности
пиджака. То ли боевики врали, то ли мгновенное выхватывание требовало
многолетней тренировки.
Клячкин решил, что кобура годится для надежного ношения, но перед
"делом" пистолет надо держать в кармане. То же самое говорил и Металлист,
значит, его советам можно доверять.
Вставив снаряженную обойму, Клячкин передернул затвор и сдвинул флажок
предохранителя, закрывая красную точку. Сорвавшись, щелкнул курок, у него
похолодело внутри, но тут же пришло понимание: выстрела не произошло
благодаря умной конструкции. Он сунул в карман уже не кусок мертвого
металла, а одушевленную вещь, способную надежно защитить в критическую
минуту.
Следующие два часа Клячкин занимался кропотливой работой. Извлекая из
сумки по одной пачке нарезанной бумаги, он накладывал сверху и снизу
пятидесятитысячные купюры, плотно обтягивал полиэтиленом и "Молнией"
аккуратно заваривал швы. Получались тугие блестящие розовые блоки, точно
такие, как спрятанные на чердаке.
Он не знал точно, зачем это делает: проявлял себя инстинкт Фарта,
привыкшего к осторожности в делах с большой "капустой".
Уложив "куклы" в сумку и задвинув ее под кровать, Клячкин отправился на
кухню, но не успел ничего приготовить, как раздался звонок в дверь.
Осторожно глянув через "глазок", он щелкнул замком.
Радостные и оживленные, как друзья после долгой разлуки, в квартиру
ввалились Валентин Сергеевич Межуев и Семен Григорьев.
-- Все, что заказывали. -- Семен показал большой палец -- символ
полного успеха и потащил тяжеленную сумку на кухню.
Валентин Сергеевич обнял Клячкина за плечи и провел в комнату. Под
влиянием флюидов, исходивших от чекиста, Клячкин на ходу трансформировался в
Асмодея.
-- Держи -- Валентин Сергеевич протянул взятый накануне паспорт, и