Страница:
-- И как вылезли? -- поинтересовался Орлов. О проведенных операциях
сотрудники подотдела физических воздействий в обычном состоянии никогда не
разговаривали.
-- В титановой цистерне с окислителем ракетного топлива...
-- Как так? Этот окислитель бетон проедает. Разольют при заправке, а
через час в плите углубление будто выкрошили ломами...
-- Мы часового нейтрализовали и со склада скафандры взяли, в которых
реакторы осматривают. Они двадцать минут продержались, а когда потом снимать
стали -- кусками разлезлись.
Карл ударил кулаком по столу.
-- Тогда уцелел, а сейчас эта сука его, как свинью, заколола! Вы как
хотите, а я пойду!
-- Несанкционированное воздействие считается преступлением, -- как
можно мягче напомнил Орлов.
Щека Карла дернулась.
-- А мы большие законники, правда? Можно сказать, святые...
-- Честно говоря, мне приходилось нарушать законы, -- грубым голосом
сказал третий сидящий за столом человек. -- И многих государств, могу
признаться...
Он пристукнул стаканом по полированной столешнице.
-- Но наши инструкции и приказы -- черта с два! Тут я действительно
святой.
Орлов кивнул.
-- И я так считаю.
-- Черт с вами, -- без обиды отозвался Карл.
Допив литровую бутылку, они распрощались.
Карл проводил взглядом идущих к выходу из базового корпуса коллег, а
сам направился в зал экипировки. В помещении никого не было. Он отпер
металлический шкаф со своей фамилией на приклеенной инвентарной бирке,
перебрал лязгающее снаряжение, вытянул кевларовый пулезащитный жилет и
привычно надел его под рубашку. Затем из внутреннего отделения извлек "МСП",
переломил стволы и зарядил каждый длинным латунным цилиндром спецпатрона.
Стволы с мягким щелчком стали на место, одновременно подскочил вверх флажок
предохранителя. Он выключался большим пальцем, а второй -- автоматически,
когда ладонь сжимала рукоятку. Оружие было малогабаритным, бесшумным,
отличалось мощным боем и не выбрасывало гильз. Первый выстрел выводил цель
из строя, второй являлся контрольным.
Подбросив "МСП" на ладони. Карл отработанным движением сунул его в
боковой карман пиджака.
В это время на втором этаже базового корпуса оперативного отдела ГРУ
проходило совещание по разбору происшедшего ЧП.
-- Все сделали правильно, как обычно: подъезд проверили, обеспечили
темноту. Василий зашел, мы ждем в машине, двигатель работает, -- бойко
докладывал коротко стриженный человек, в котором сосед Каймакова Вовчик
легко узнал бы одного из врачей "скорой помощи". На самом деле это был
старший группы, руководивший провалившейся операцией.
Когда он закончил, подполковник Голубовский спросил:
-- Вертуховский был экипирован инфракрасными очками?
Начальник подотдела физических воздействий Плеско отрицательно покачал
головой.
-- Почему? -- вопрос прозвучал угрожающе.
"Врач" с фигурой борца шевельнулся.
-- Исходя из конкретных условий и характеристик объекта...
-- Как же ему с такими никудышными характеристиками удалось убить
Вертуховского? -- Теперь в тоне подполковника слышалась откровенная угроза.
Исполнители молчали.
-- Ведь с самого начала было ясно, что Унылый -- подставная фигура,
пешка, а играют против нас совсем другие люди, которых недооценивать
нельзя...
-- В подъезде, кроме Унылого, никаких людей не было, товарищ
подполковник, -- твердо сказал "врач". -- Они сошлись один на один. За
Василием -- внезапность и инициатива, у него огромный боевой опыт. Раз он
погиб, значит, характеристики объекта даны неправильно!
-- Конечно, -- приободрился Плеско и посмотрел на руководителя
аналитической группы. -- Мы исходили из представленных нам параметров.
-- Все учтено и просчитано на компьютере, -- возразил аналитик. --
Рост, вес, спортивные и боевые навыки, психологический статус, жизненный
опыт, участие в экстремальных ситуациях -- всего около девяноста параметров.
Общая оценка -- сорок баллов. Это значит: типичная жертва, реальной
опасности не представляет. У Вертуховского, например, восемьсот пятьдесят...
В небольшом, обставленном канцелярской мебелью кабинете наступила
тяжелая тишина.
-- Значит, все сделано правильно, все сработали хорошо? -- почти
ласково спросил подполковник. И заорал: -- Почему же тогда нашего товарища
убили?! Почему операцию провалили?! Я вас, умников, пальцем деланных, без
пенсии повыгоняю!
Угроза была серьезной, но, как хорошо понимал сам Голубовский,
невыполнимой. Акция не санкционировалась на самом верху, там вообще таких
санкций уже не дают, замнач ГРУ, конечно, одобрил, но устно... Так что в
случае осложнений отвечать Голубовскому, он самый крайний. Значит,
осложнений необходимо избегать, следовательно, обижать никого нельзя. Разве
что попугать на будущее...
-- Вы знаете, что в мире творится? Шум, гам из-за этого сраного мыла:
газеты пишут, "голоса" всякие передают! И с намеками: военные за ним
стоят... А к Унылому солдатик заявился обиженный и вывалил кучу всякого
дерьма! Франц его взял, сейчас занимается...
Иностранными именами награждали в оперативном отделе сотрудников
экстра-класса.
-- Так что с ним делать? -- встрепенулся Плеско.
Голубовский уставился на него свинцовым взглядом.
-- Посмотрите на календарь, майор! Какой сейчас год? Можно проводить
акцию за акцией на территории своей страны? Да еще если они проваливаются?
И, сделав паузу, добавил:
-- Но обстоятельства складываются по-всякому, поэтому расслабляться
нельзя!
Плеско, низкорослый и щуплый, с бледным морщинистым лицом -- полная
противоположность своим подчиненным, опасливо промолчал.
Голубовский обвел присутствующих взглядом.
-- Вы не упустили Унылого?
-- Никак нет, товарищ подполковник, -- браво отозвался пухлый, похожий
на Колобка капитан Шевцов, начальник службы наружного наблюдения. -- У него
оказалось прикрытие, сейчас мы разбираемся, кто такие...
-- Да уж разберитесь хоть в чем-то, -- холодно сказал подполковник.
На селекторе зажглась нумерованная лампочка, и Голубовский снял трубку.
-- Слушаю, Франц. Давай заходи.
И, обращаясь ко всем присутствующим, приказал:
-- Разойдитесь по местам и ждите указаний.
Группу выходящих людей рассекла мощная стремительная фигура Франца. Он
запер дверь кабинета и кивнул в сторону экранированного угла. Через минуту,
защищенные от любого прослушивания гудящим электромагнитным полем, Франц и
Голубовский оживленно разговаривали. Вначале говорил Франц, но Голубовский
внезапно очень развеселился, задал несколько дополнительных вопросов и долго
хохотал, раскачиваясь на жестком, неудобном стуле и вытирая выступившие
слезы. Вот уже двадцать лет он так не веселился.
Когда Франц ушел, подполковник дал всем отбой.
-- Почаще смотрите на календарь и лучше готовьте операции, --
напутствовал он Плеско.
А Шевцову скомандовал:
-- Всякие разбирательства вокруг Унылого прекратить, людей отозвать.
-- И бригаду наблюдения? -- удивленно спросил Колобок.
-- Всех! -- подтвердил Голубовский.
Ударная группа одиннадцатого отдела прибыла к дому Верки Носовой
первой. Микроавтобус цвета "хаки" резко затормозил у мусорных баков, из него
выпрыгнули пятеро модных молодых людей с одинаковыми "дипломатами" в руках,
ни дать ни взять -- удачливые брокеры или пронырливые дилеры с одного из
идиотских рекламных роликов. Впрочем, выражение лиц и сноровка, с которой
они окружили серую "Волгу", вызывали сомнения в обоснованности подобного
сравнения.
"Дипломаты" они держали очень странно: перед собой, причем левая рука
хватом сверху сжимала пластмассовую ручку, а правая раскрытой ладонью
касалась торца чемоданчика. Но человеку, знающему, что при рывке за ручку
кейс отлетает в сторону, обнажая взведенный автомат "АКС-74 У", такая хватка
не показалась бы странной, ибо позволяла открывать огонь практически
мгновенно.
Шестой человек был постарше и без "дипломата", руки он держал в
карманах просторного пальто. Под тканью щелкнул выключаемый предохранитель.
-- Руки на панель, -- спокойно сказал старший, и это спокойствие
выдавало в нем профессионала высокого класса, у которого не повышается
пульс, когда он жмет на спусковой крючок.
Майор Синаев и водитель выполнили команду, но без суетливой
поспешности, что тоже говорило о привычке к "горячим" ситуациям.
-- Поставь предохранитель на место, а то отстрелишь себе яйца, --
посоветовал Синаев и непринужденно пояснил водителю: -- Это наши друзья из
МБ.
-- Хоть из жопы, -- хмуро отозвался тот. -- Терпеть не могу, когда в
меня целятся.
-- Предъявите документы, -- потребовал старший.
-- Сейчас тебе все предъявят, -- добродушно ответил Синаев, глядя ему
за спину.
По узкой дорожке плавно подкатил "РАФ" темно-зеленого цвета с
зашторенными окнами. Он еще не успел остановиться, как из боковой и задней
дверей, позвякивая сталью о титан, катапультировались пять рослых парней в
темных, явно инвентарных драповых пальто на два размера больше, чем нужно.
Каждый блокировал одного "брокера" и замер, глубоко засунув руки в карманы и
выпирая что-то на уровне пояса.
Шестой был постарше и в дубленке. Ударная группа одиннадцатого отдела
КГБ и первое (боевое) отделение оперативного отдела ГРУ когда-то
комплектовались по одним принципам, а потому совпадали по штатной
численности и структуре. Одежда, экипировка и оружие подбирались
произвольно. Различия в одежде практической роли не играли, соотношение
тактико-технических характеристик всего остального определяло исход
возможного столкновения.
Под драповые пальто из казенного гардероба были надеты титановые
бронежилеты четвертого уровня защиты, которые хотя и сковывали движения, но
надежно "держали" пули любого короткоствольного оружия, включая "ТТ" и
"парабеллум". Карманы в инвентарных пальто имели прорезь, позволяющую
свободно управляться с автоматическим двадцатизарядным "стечкиным",
достаточно удобным и мощным для близкой дистанции, но неспособным прошибить
легкий кевларовый жилет третьего класса, в какие были облачены "брокеры",
хотя тот же "ТТ" или "парабеллум" уверенно пробивали кевлар. Так же уверенно
"АКС-74 У" прошивал титановые пластины.
Таким образом, первоначальный расклад был явно не в пользу первого
отделения. Но об этом никто не знал. К тому же исход боя зачастую
определяется не средствами нападения и защиты, а крепостью нервов, быстротой
реакции, -- выработанностью навыков, точностью расчета... Очень многое
зависит от того, кто первым начнет...
-- Отойдите от спецмашины, -- спокойно приказал человек в дубленке,
мгновенным, цепким взглядом сфотографировав обстановку и выделив четыре
наиболее опасные цели. В кармане он сжимал четырехствольный "МСП", полностью
готовый к бою.
-- Вначале следует представиться, -- назидательно сказал командир
ударной группы и повернулся к старшему первого отделения. -- К тому же
откуда видно, что это спецмашина?
Они стояли лицом к лицу -- одинаково широкоплечие, умеющие отлично
владеть собой и стрелять, не вынимая руки из кармана. Два капитана были
выпечены в одной духовке, так же, как их подчиненные, ни на миг не
прекращающие контролировать друг друга, как водители микроавтобусов,
наблюдающие за происходящим прищуренными глазами снайперов.
Каждая группа уже поняла, что перед ними не наемные киллеры, не боевики
преступных организаций, не террористы и не диверсанты, а коллеги из другой
спецслужбы. Еще не так давно они ходили под единым всевластным хозяином,
выполняли одни задачи и не имели собственных интересов. Потому их пути не
пересекались, а если такое все же происходило, то недоразумение быстро
улаживалось.
Сейчас у руководителей каждой специальной службы существовали свои
интересы, обусловленные ставками в большой политической игре, и потому
"волкодавы" КГБ и ГРУ стояли в боевой готовности друг против друга.
Соответствующего ситуации куража ни у одной из сторон не было, как не было
желания проливать свою или чужую кровь за амбиции высокого начальства. Но
если заваруха начнется, отстояться в стороне не сможет никто, а своя кровь
все-таки дороже. Потому в напряжении потели пальцы на спусковых крючках
"стечкиных" и мерзли под холодным ветерком ладони на ручках маскировочных
"дипломатов". Все зависело от старших.
-- Спецмашина -- она спецмашина и есть, видно это или не видно...
-- Надо предъявлять документы, тогда и будет ясно...
Старшие лениво пререкались, внимательно разглядывая друг друга. Было
Понятно, что они просто тянут время, подыскивая подходящий выход из
ситуации.
Внезапно человек в дубленке замолчал, на каменном лице обозначилась
тень узнавания.
-- Я тебя вспомнил. Ангола. Восемьдесят седьмой.
Его собеседник чуть помедлил.
-- Да, точно... Ты был во втором отряде.
Почувствовав изменение в тональности разговора, "брокеры" и казенные
пальто насторожились.
-- Ну, здорово!
Щелкнули включаемые предохранители, и оторвавшиеся от рифленых рукоятей
ладони сошлись в крепком рукопожатии. Десять "волкодавов" перевели дух.
В квартире Каймакова по-прежнему было тихо, но сидящий на полу человек
не спал. Когда щелкнул входной замок, он поднял холодный пистолет и навел на
дверной проем. Оставалась самая малость, и тогда неделю, а то и больше можно
будет не думать, где достать следующую дозу.
Громоздкая фигура заполнила проем, и пистолет оглушительно выстрелил,
изрыгнув сноп огня и тупоносую пулю, угодившую вошедшему почти в середину
груди. Он отшатнулся и с шумом опрокинулся навзничь.
Человек встал, чтобы, прижав ствол к виску упавшего, выстрелить еще
раз, как было приказано. Но когда его силуэт нарисовался на фоне освещенного
окна, стальной цилиндрик бесшумно пересек комнату, пробил грудную клетку
между шестым и седьмым ребрами, раскрылся четырьмя лепестками и, наматывая
мягкие ткани и внутренности, проделал короткий кровавый путь, рыская из
стороны в сторону.
Это всегда вызывало обильное внутреннее кровотечение и болевой шок.
Нынешний раз не стал исключением, несмотря на то, что пораженное тело было
сильно насыщено наркотиком. Неудачливый убийца кулем повалился на пол, а
вскочивший на ноги Карл мгновенно всадил ему в голову вторую, столь же
страшную пулю.
Потом он ощупал грудь и выругался. Кевлар задержал шестиграммовый
кусочек свинца в плакированной оболочке, но полутонный удар вмял защитную
ткань в тело и наверняка сломал кость. По животу ползло что-то теплое и
липкое.
-- Рот-перерот, так я обратно не дойду, -- гулко раскатился выкрик
раненого.
И выстрел, и крик были зафиксированы микрофонами, вмонтированными в
стену за старым шифоньером и в телефонную трубку, которые исправно донесли
их до центров прослушивания.
-- Тревога на объекте "О", -- отреагировал дежурный в одиннадцатом
отделе.
-- Это Карл, черт бы его подрал! -- выругался оператор в комнате
прослушивания ГРУ.
"Брокеры" и казенные пальто мирно перекуривали, их командиры негромко
беседовали в стороне.
-- Мы должны установить личности тех, кто в "Волге", и убрать их
отсюда, -- сказал старший ударного отряда.
-- А у нас такая же задача по вашей "шестерке", -- кивнул человек в
дубленке. -- Стравливают, сволочи! В свои игры играются, а мы должны
отдуваться!
Зеленый "РАФ" коротко просигналил, водитель махнул рукой, и командир
первого отделения подошел к радиотелефону. После непродолжительного
разговора он вернулся и скомандовал своим людям:
-- В машину!
А коллеге из одиннадцатого отдела пояснил:
-- Черт их разберет! Неожиданно дали отбой!
И усмехнулся:
-- Можешь отчитаться, что ты свою задачу выполнил.
Потом нагнулся к окошку "Волги" и сказал Синаеву:
-- Вам приказано возвращаться на базу, наблюдение снято.
-- Мы уже приняли. А что там за переполох?
-- Подстрелили нашего парня, сейчас едем забирать. Хорошо, здесь
обошлось. Ведь могли перемочить друг друга.
-- Запросто, -- ответил Синаев.
Через несколько минут у дома Верки Носовой осталась лишь видавшая виды
"шестерка" одиннадцатого отдела.
Для людей Верлинова эта ночь оказалась беспокойной и хлопотной. Одна
бригада имитировала задержание милицией пьяного бездельника, выстрелившего
от нечего делать в подъезде из стартового пистолета. Сцена была разыграна
убедительно, а диалоги и реплики дали не открывшим дверей, но внимательно
слушающим соседям исчерпывающую информацию о происшедшем.
Уже под утро, когда все успокоилось и дом крепко уснул, вторая бригада
тихо погрузила в санитарный фургон тело неизвестного наркомана и вывезла за
город, закопав в голой, продуваемой ветрами лесополосе.
Третья бригада навела порядок в квартире.
Александр Каймаков, он же Унылый, он же Кислый, не подозревал о
разворачивающихся вокруг него событиях. Когда "брокеры" и казенные пальто
стояли друг против друга с оружием на изготовку, он лежал на спине и
блаженно улыбался, а исправившаяся Верка сидела на нем верхом и
добросовестно трудилась с полной отдачей душевных и физических сил.
Когда в его квартире вспыхнула быстротечная, но кровавая перестрелка,
он стучал на машинке, расположившись в маленькой неухоженной кухне.
Позднее, когда вторая и третья бригады уничтожали следы происшедшего,
Каймаков обрабатывал Верку в позиции паровоз с вагончиком, которая на
широком диване и без одежды выглядела куда более привлекательной, чем в
секторе статистики. Правда, не все шло гладко и силы порой покидали
Каймакова, но Верка быстро разворачивалась и поправляла дело, после чего
столь же быстро возвращалась в исходное положение.
Потом он снова стучал на машинке, и потом Верка опять "снимала стресс",
и хотя ни стресса, ни сил он не ощущал, он послушно следовал по
предложенному пути, пока в окне не забрезжил серый безрадостный рассвет. Как
ни странно, свет наступающего дня оказал стимулирующее воздействие, и он,
резко опрокинув повизгивающую и забывшую о несворачиваемости крови Верку,
завершил дело, как и подобает победителю. Затем обнаженные тела обессиленно
распростерлись на свежей, но уже изрядно измятой простыне, забывшись тяжелым
сном до полудня и проявив наплевательское отношение как к трудовой
дисциплине, так и ко всем другим обязательствам перед окружающим миром.
"Шестерка" одиннадцатого отдела бессменно стояла у подъезда дома.
Шок, который испытал Клячкин в кабинке платного туалета, был, пожалуй,
самым сильным ощущением в его жизни. И в лучшие времена удачливый фарцовщик
по прозвищу Фарт никогда не держал в руках сопоставимых эквивалентов
подобной суммы.
Бомжу, которому ему подобные дали кличку Таракан, она даже не могла
присниться. Сейчас вонючая оболочка Таракана треснула, появился шанс
навсегда ее стряхнуть. Клячкин понял, что сможет не только подняться со дна,
но и достигнуть непредставимых ранее вершин... Если, конечно, сумеет
удержать деньги в руках и остаться в живых.
Переложив десяток купюр в карман, он вышел из кабинки и встретил
внимательный взгляд туалетного контролера.
-- Понос, что ли?
Мужику было за сорок, испитое лицо, вытатуированный на безымянном
пальце перстень с четырьмя отходящими лучами.
-- Четыре года на баланде, а сегодня сала нажрался...
Мужик понимающе улыбнулся.
-- Когда откинулся?
-- С неделю. Только приехал. Кого-нибудь из общины знаешь?
Контролер покачал головой.
-- Я давно отошел.
-- Ну ладно...
Клячкин направился к выходу, но вдруг остановился, будто осененный
внезапной мыслью.
-- Слушай, кореш, не в падлу, двинь мне свои шмотки... С такой
картинкой меня в ментярню вмиг заметут...
Мужик оторопело молчал.
-- Бабки есть, я полный расчет получил...
Клячкин вынул и веером развернул пятидесятитысячные купюры.
Контролер заинтересованно дернулся, но тут же нехорошо осклабился.
-- Сам рисовал? Ну, мне фуфло не впаришь...
Он осторожно вытащил из веера одну бумажку, внимательно осмотрел ее,
понюхал, глянул на просвет. Потом отгрыз уголок, поднес спичку.
-- Ладно, давай...
Через несколько минут Клячкин вышел на улицу в ношеном, но вполне
приличном пальто и почти новой шапке. На выбритом лице появилось почти
забытое выражение уверенности и превосходства.
И то, что в универсаме у метро он первым делом купил французский
одеколон, бритву "Жиллетт" и английский крем для бритья, свидетельствовало о
возвращении прежних привычек. Потом он купил рубашку и галстук, белье,
несколько пар носков и сапожки на меху, большую дорожную сумку, которая
после нехитрых манипуляций увеличивала объем вдвое.
В той, прежней жизни невозможно было вот так, без всякого блата, зайти
в магазин и приобрести все, что душа пожелает. Теперь приходилось себя
сдерживать, чтобы не слишком бросаться в глаза.
Выбрав средний по стоимости костюм, Клячкин зашел в примерочную. Здесь
он переложил деньги из чемодана на дно сумки, сверху разложил купленные
вещи, через несколько минут туда же лег новый костюм...
Пустой чемодан был брошен в подвал, а Клячкин с сумкой через плечо
нырнул в метро. Последними его покупками стали маникюрные ножницы, расческа
и тюбик шампуня. Все это пригодилось через час, когда в отдельном номере
Центральных бань он приводил себя в порядок.
Вначале он долго стоял под душем, непрестанно намыливаясь и наблюдая,
как светлеют струи стекающей воды, потом блаженно лежал в ванне, благодаря
судьбу за то, что не подхватил вшей, чесотку или другую подобную гадость,
неизбежно сопутствующую унылому существованию бомжа. Потом он ощутил голод и
давно не посещавшее его сексуальное желание, что дало повод к меланхоличному
философствованию о несовершенстве человеческой натуры, никогда не бывающей
полностью удовлетворенной.
Возбужденная плоть островком вытарчивала из мыльной пены. Клячкин
вспомнил зоновскую штучку "мухарик", и, если бы сейчас под руку попалась
муха, он бы попробовал оторвать ей крылья и запустить на чувствительную
розовую полусферу, хотя никогда не верил в действенность такого способа и
считал рассказы о нем обычной зековской парашей. Но мух в моечном "люксе"
среди зимы не было, и Адвокат привычно сомкнул ладонь вокруг напряженного
упругого столбика. Он брезговал "петухами" и потому все четыре года
занимался самоудовлетворением, используя ходившие по баракам открытки,
воспоминания об охочей до всевозможных извращений жене и многочисленных
подругах.
Сейчас зрительные образы не понадобились: горячая вода, расслабленное
состояние и душевный комфорт позволили быстро добиться результата. Одна из
проблем легко разрешилась, и Клячкин вспомнил античного мыслителя,
говаривавшего: "Как славно, если бы простым поглаживанием живота можно было
удовлетворять голод..."
Спрыснув распаренное тело одеколоном, Клячкин надел новое белье и
одежду и окончательно почувствовал, что возвращается к нормальной жизни.
Тараканье тряпье на кафельном полу вызывало отвращение, он хотел бросить его
прямо здесь, в урну, но осторожность победила: нельзя допускать поступков,
привлекающих внимание и западающих в память окружающим.
Не надевая пальто, Клячкин вышел в длинный коридор и попросил у
дежурной -- разбитной бабенки с крашенными перекисью волосами -- газету или
какой-нибудь пакет. Рядом с дежурной сидела молодая девица вполне
определенного вида, короткая юбка почти полностью открывала обтянутые
поношенными колготками ноги.
-- Долго купались, -- улыбнулась блондинка. -- Мы уже думали -- надо
пойти спинку потереть. Я так Гале и говорю: "Пойди, помоги человеку". А она
стесняется: "Если позовет, тогда пойду". Правда, Галочка?
Галя смотрела предельно откровенно.
-- Ох, девчонки, я сейчас никакой -- только из рейса, -- улыбнулся
Клячкин, забирая кусок оберточной бумаги, полиэтиленовый пакет и нашаривая в
кармане мелочь. -- Но раз вы такие симпатичные -- обязательно зайду еще.
"Про муху подумал, а про бабу -- нет, -- озабоченно размышлял Клячкин,
запаковывая тряпье. -- А ведь многие по привычке от дуньки Кулаковой
отказаться не могут..."
С большим трудом он заставил себя надеть пальто и шапку туалетного
контролера. Сейчас они казались отвратительными и убогими. Добравшись до
ГУМа, Клячкин купил дубленку и элегантный "пирожок" из нерпы. Переодевшись,
он облегченно вздохнул. Трансформация завершилась. Зайдя в парикмахерскую,
он подстригся, добавив последний штрих в свой обновленный портрет, затем,
благоухая дорогим одеколоном и с удовольствием ощущая скрип новой одежды по
чистому телу, отправился в частный ресторанчик "Две совы", где с аппетитом
съел изысканный обед и выпил двести граммов лимонной водки.
Приступив к десерту -- фруктовому коктейлю из ананасов, персиков, киви
и апельсинов, он впервые за время сумасшедшей гонки последних часов крепко
задумался.
Поднявшись по ступенькам предосторожности с самого дна и сохранив при
этом деньги и жизнь, он выполнил лишь первоочередную задачу. Теперь
следовало легализовываться, восстанавливая контакты, связи, а в конечном
счете свои права и возможности, приспосабливаясь к новым условиям
непривычного, но способного быть очень приятным мира.
Клячкин, смакуя, выпил рюмку клубничного ликера, отхлебнул кофе,
закурил "Мальборо". Резкий переход от одной жизни к другой, нервное
напряжение не могли не сказаться: расслабившись, он ощутил огромную
сотрудники подотдела физических воздействий в обычном состоянии никогда не
разговаривали.
-- В титановой цистерне с окислителем ракетного топлива...
-- Как так? Этот окислитель бетон проедает. Разольют при заправке, а
через час в плите углубление будто выкрошили ломами...
-- Мы часового нейтрализовали и со склада скафандры взяли, в которых
реакторы осматривают. Они двадцать минут продержались, а когда потом снимать
стали -- кусками разлезлись.
Карл ударил кулаком по столу.
-- Тогда уцелел, а сейчас эта сука его, как свинью, заколола! Вы как
хотите, а я пойду!
-- Несанкционированное воздействие считается преступлением, -- как
можно мягче напомнил Орлов.
Щека Карла дернулась.
-- А мы большие законники, правда? Можно сказать, святые...
-- Честно говоря, мне приходилось нарушать законы, -- грубым голосом
сказал третий сидящий за столом человек. -- И многих государств, могу
признаться...
Он пристукнул стаканом по полированной столешнице.
-- Но наши инструкции и приказы -- черта с два! Тут я действительно
святой.
Орлов кивнул.
-- И я так считаю.
-- Черт с вами, -- без обиды отозвался Карл.
Допив литровую бутылку, они распрощались.
Карл проводил взглядом идущих к выходу из базового корпуса коллег, а
сам направился в зал экипировки. В помещении никого не было. Он отпер
металлический шкаф со своей фамилией на приклеенной инвентарной бирке,
перебрал лязгающее снаряжение, вытянул кевларовый пулезащитный жилет и
привычно надел его под рубашку. Затем из внутреннего отделения извлек "МСП",
переломил стволы и зарядил каждый длинным латунным цилиндром спецпатрона.
Стволы с мягким щелчком стали на место, одновременно подскочил вверх флажок
предохранителя. Он выключался большим пальцем, а второй -- автоматически,
когда ладонь сжимала рукоятку. Оружие было малогабаритным, бесшумным,
отличалось мощным боем и не выбрасывало гильз. Первый выстрел выводил цель
из строя, второй являлся контрольным.
Подбросив "МСП" на ладони. Карл отработанным движением сунул его в
боковой карман пиджака.
В это время на втором этаже базового корпуса оперативного отдела ГРУ
проходило совещание по разбору происшедшего ЧП.
-- Все сделали правильно, как обычно: подъезд проверили, обеспечили
темноту. Василий зашел, мы ждем в машине, двигатель работает, -- бойко
докладывал коротко стриженный человек, в котором сосед Каймакова Вовчик
легко узнал бы одного из врачей "скорой помощи". На самом деле это был
старший группы, руководивший провалившейся операцией.
Когда он закончил, подполковник Голубовский спросил:
-- Вертуховский был экипирован инфракрасными очками?
Начальник подотдела физических воздействий Плеско отрицательно покачал
головой.
-- Почему? -- вопрос прозвучал угрожающе.
"Врач" с фигурой борца шевельнулся.
-- Исходя из конкретных условий и характеристик объекта...
-- Как же ему с такими никудышными характеристиками удалось убить
Вертуховского? -- Теперь в тоне подполковника слышалась откровенная угроза.
Исполнители молчали.
-- Ведь с самого начала было ясно, что Унылый -- подставная фигура,
пешка, а играют против нас совсем другие люди, которых недооценивать
нельзя...
-- В подъезде, кроме Унылого, никаких людей не было, товарищ
подполковник, -- твердо сказал "врач". -- Они сошлись один на один. За
Василием -- внезапность и инициатива, у него огромный боевой опыт. Раз он
погиб, значит, характеристики объекта даны неправильно!
-- Конечно, -- приободрился Плеско и посмотрел на руководителя
аналитической группы. -- Мы исходили из представленных нам параметров.
-- Все учтено и просчитано на компьютере, -- возразил аналитик. --
Рост, вес, спортивные и боевые навыки, психологический статус, жизненный
опыт, участие в экстремальных ситуациях -- всего около девяноста параметров.
Общая оценка -- сорок баллов. Это значит: типичная жертва, реальной
опасности не представляет. У Вертуховского, например, восемьсот пятьдесят...
В небольшом, обставленном канцелярской мебелью кабинете наступила
тяжелая тишина.
-- Значит, все сделано правильно, все сработали хорошо? -- почти
ласково спросил подполковник. И заорал: -- Почему же тогда нашего товарища
убили?! Почему операцию провалили?! Я вас, умников, пальцем деланных, без
пенсии повыгоняю!
Угроза была серьезной, но, как хорошо понимал сам Голубовский,
невыполнимой. Акция не санкционировалась на самом верху, там вообще таких
санкций уже не дают, замнач ГРУ, конечно, одобрил, но устно... Так что в
случае осложнений отвечать Голубовскому, он самый крайний. Значит,
осложнений необходимо избегать, следовательно, обижать никого нельзя. Разве
что попугать на будущее...
-- Вы знаете, что в мире творится? Шум, гам из-за этого сраного мыла:
газеты пишут, "голоса" всякие передают! И с намеками: военные за ним
стоят... А к Унылому солдатик заявился обиженный и вывалил кучу всякого
дерьма! Франц его взял, сейчас занимается...
Иностранными именами награждали в оперативном отделе сотрудников
экстра-класса.
-- Так что с ним делать? -- встрепенулся Плеско.
Голубовский уставился на него свинцовым взглядом.
-- Посмотрите на календарь, майор! Какой сейчас год? Можно проводить
акцию за акцией на территории своей страны? Да еще если они проваливаются?
И, сделав паузу, добавил:
-- Но обстоятельства складываются по-всякому, поэтому расслабляться
нельзя!
Плеско, низкорослый и щуплый, с бледным морщинистым лицом -- полная
противоположность своим подчиненным, опасливо промолчал.
Голубовский обвел присутствующих взглядом.
-- Вы не упустили Унылого?
-- Никак нет, товарищ подполковник, -- браво отозвался пухлый, похожий
на Колобка капитан Шевцов, начальник службы наружного наблюдения. -- У него
оказалось прикрытие, сейчас мы разбираемся, кто такие...
-- Да уж разберитесь хоть в чем-то, -- холодно сказал подполковник.
На селекторе зажглась нумерованная лампочка, и Голубовский снял трубку.
-- Слушаю, Франц. Давай заходи.
И, обращаясь ко всем присутствующим, приказал:
-- Разойдитесь по местам и ждите указаний.
Группу выходящих людей рассекла мощная стремительная фигура Франца. Он
запер дверь кабинета и кивнул в сторону экранированного угла. Через минуту,
защищенные от любого прослушивания гудящим электромагнитным полем, Франц и
Голубовский оживленно разговаривали. Вначале говорил Франц, но Голубовский
внезапно очень развеселился, задал несколько дополнительных вопросов и долго
хохотал, раскачиваясь на жестком, неудобном стуле и вытирая выступившие
слезы. Вот уже двадцать лет он так не веселился.
Когда Франц ушел, подполковник дал всем отбой.
-- Почаще смотрите на календарь и лучше готовьте операции, --
напутствовал он Плеско.
А Шевцову скомандовал:
-- Всякие разбирательства вокруг Унылого прекратить, людей отозвать.
-- И бригаду наблюдения? -- удивленно спросил Колобок.
-- Всех! -- подтвердил Голубовский.
Ударная группа одиннадцатого отдела прибыла к дому Верки Носовой
первой. Микроавтобус цвета "хаки" резко затормозил у мусорных баков, из него
выпрыгнули пятеро модных молодых людей с одинаковыми "дипломатами" в руках,
ни дать ни взять -- удачливые брокеры или пронырливые дилеры с одного из
идиотских рекламных роликов. Впрочем, выражение лиц и сноровка, с которой
они окружили серую "Волгу", вызывали сомнения в обоснованности подобного
сравнения.
"Дипломаты" они держали очень странно: перед собой, причем левая рука
хватом сверху сжимала пластмассовую ручку, а правая раскрытой ладонью
касалась торца чемоданчика. Но человеку, знающему, что при рывке за ручку
кейс отлетает в сторону, обнажая взведенный автомат "АКС-74 У", такая хватка
не показалась бы странной, ибо позволяла открывать огонь практически
мгновенно.
Шестой человек был постарше и без "дипломата", руки он держал в
карманах просторного пальто. Под тканью щелкнул выключаемый предохранитель.
-- Руки на панель, -- спокойно сказал старший, и это спокойствие
выдавало в нем профессионала высокого класса, у которого не повышается
пульс, когда он жмет на спусковой крючок.
Майор Синаев и водитель выполнили команду, но без суетливой
поспешности, что тоже говорило о привычке к "горячим" ситуациям.
-- Поставь предохранитель на место, а то отстрелишь себе яйца, --
посоветовал Синаев и непринужденно пояснил водителю: -- Это наши друзья из
МБ.
-- Хоть из жопы, -- хмуро отозвался тот. -- Терпеть не могу, когда в
меня целятся.
-- Предъявите документы, -- потребовал старший.
-- Сейчас тебе все предъявят, -- добродушно ответил Синаев, глядя ему
за спину.
По узкой дорожке плавно подкатил "РАФ" темно-зеленого цвета с
зашторенными окнами. Он еще не успел остановиться, как из боковой и задней
дверей, позвякивая сталью о титан, катапультировались пять рослых парней в
темных, явно инвентарных драповых пальто на два размера больше, чем нужно.
Каждый блокировал одного "брокера" и замер, глубоко засунув руки в карманы и
выпирая что-то на уровне пояса.
Шестой был постарше и в дубленке. Ударная группа одиннадцатого отдела
КГБ и первое (боевое) отделение оперативного отдела ГРУ когда-то
комплектовались по одним принципам, а потому совпадали по штатной
численности и структуре. Одежда, экипировка и оружие подбирались
произвольно. Различия в одежде практической роли не играли, соотношение
тактико-технических характеристик всего остального определяло исход
возможного столкновения.
Под драповые пальто из казенного гардероба были надеты титановые
бронежилеты четвертого уровня защиты, которые хотя и сковывали движения, но
надежно "держали" пули любого короткоствольного оружия, включая "ТТ" и
"парабеллум". Карманы в инвентарных пальто имели прорезь, позволяющую
свободно управляться с автоматическим двадцатизарядным "стечкиным",
достаточно удобным и мощным для близкой дистанции, но неспособным прошибить
легкий кевларовый жилет третьего класса, в какие были облачены "брокеры",
хотя тот же "ТТ" или "парабеллум" уверенно пробивали кевлар. Так же уверенно
"АКС-74 У" прошивал титановые пластины.
Таким образом, первоначальный расклад был явно не в пользу первого
отделения. Но об этом никто не знал. К тому же исход боя зачастую
определяется не средствами нападения и защиты, а крепостью нервов, быстротой
реакции, -- выработанностью навыков, точностью расчета... Очень многое
зависит от того, кто первым начнет...
-- Отойдите от спецмашины, -- спокойно приказал человек в дубленке,
мгновенным, цепким взглядом сфотографировав обстановку и выделив четыре
наиболее опасные цели. В кармане он сжимал четырехствольный "МСП", полностью
готовый к бою.
-- Вначале следует представиться, -- назидательно сказал командир
ударной группы и повернулся к старшему первого отделения. -- К тому же
откуда видно, что это спецмашина?
Они стояли лицом к лицу -- одинаково широкоплечие, умеющие отлично
владеть собой и стрелять, не вынимая руки из кармана. Два капитана были
выпечены в одной духовке, так же, как их подчиненные, ни на миг не
прекращающие контролировать друг друга, как водители микроавтобусов,
наблюдающие за происходящим прищуренными глазами снайперов.
Каждая группа уже поняла, что перед ними не наемные киллеры, не боевики
преступных организаций, не террористы и не диверсанты, а коллеги из другой
спецслужбы. Еще не так давно они ходили под единым всевластным хозяином,
выполняли одни задачи и не имели собственных интересов. Потому их пути не
пересекались, а если такое все же происходило, то недоразумение быстро
улаживалось.
Сейчас у руководителей каждой специальной службы существовали свои
интересы, обусловленные ставками в большой политической игре, и потому
"волкодавы" КГБ и ГРУ стояли в боевой готовности друг против друга.
Соответствующего ситуации куража ни у одной из сторон не было, как не было
желания проливать свою или чужую кровь за амбиции высокого начальства. Но
если заваруха начнется, отстояться в стороне не сможет никто, а своя кровь
все-таки дороже. Потому в напряжении потели пальцы на спусковых крючках
"стечкиных" и мерзли под холодным ветерком ладони на ручках маскировочных
"дипломатов". Все зависело от старших.
-- Спецмашина -- она спецмашина и есть, видно это или не видно...
-- Надо предъявлять документы, тогда и будет ясно...
Старшие лениво пререкались, внимательно разглядывая друг друга. Было
Понятно, что они просто тянут время, подыскивая подходящий выход из
ситуации.
Внезапно человек в дубленке замолчал, на каменном лице обозначилась
тень узнавания.
-- Я тебя вспомнил. Ангола. Восемьдесят седьмой.
Его собеседник чуть помедлил.
-- Да, точно... Ты был во втором отряде.
Почувствовав изменение в тональности разговора, "брокеры" и казенные
пальто насторожились.
-- Ну, здорово!
Щелкнули включаемые предохранители, и оторвавшиеся от рифленых рукоятей
ладони сошлись в крепком рукопожатии. Десять "волкодавов" перевели дух.
В квартире Каймакова по-прежнему было тихо, но сидящий на полу человек
не спал. Когда щелкнул входной замок, он поднял холодный пистолет и навел на
дверной проем. Оставалась самая малость, и тогда неделю, а то и больше можно
будет не думать, где достать следующую дозу.
Громоздкая фигура заполнила проем, и пистолет оглушительно выстрелил,
изрыгнув сноп огня и тупоносую пулю, угодившую вошедшему почти в середину
груди. Он отшатнулся и с шумом опрокинулся навзничь.
Человек встал, чтобы, прижав ствол к виску упавшего, выстрелить еще
раз, как было приказано. Но когда его силуэт нарисовался на фоне освещенного
окна, стальной цилиндрик бесшумно пересек комнату, пробил грудную клетку
между шестым и седьмым ребрами, раскрылся четырьмя лепестками и, наматывая
мягкие ткани и внутренности, проделал короткий кровавый путь, рыская из
стороны в сторону.
Это всегда вызывало обильное внутреннее кровотечение и болевой шок.
Нынешний раз не стал исключением, несмотря на то, что пораженное тело было
сильно насыщено наркотиком. Неудачливый убийца кулем повалился на пол, а
вскочивший на ноги Карл мгновенно всадил ему в голову вторую, столь же
страшную пулю.
Потом он ощупал грудь и выругался. Кевлар задержал шестиграммовый
кусочек свинца в плакированной оболочке, но полутонный удар вмял защитную
ткань в тело и наверняка сломал кость. По животу ползло что-то теплое и
липкое.
-- Рот-перерот, так я обратно не дойду, -- гулко раскатился выкрик
раненого.
И выстрел, и крик были зафиксированы микрофонами, вмонтированными в
стену за старым шифоньером и в телефонную трубку, которые исправно донесли
их до центров прослушивания.
-- Тревога на объекте "О", -- отреагировал дежурный в одиннадцатом
отделе.
-- Это Карл, черт бы его подрал! -- выругался оператор в комнате
прослушивания ГРУ.
"Брокеры" и казенные пальто мирно перекуривали, их командиры негромко
беседовали в стороне.
-- Мы должны установить личности тех, кто в "Волге", и убрать их
отсюда, -- сказал старший ударного отряда.
-- А у нас такая же задача по вашей "шестерке", -- кивнул человек в
дубленке. -- Стравливают, сволочи! В свои игры играются, а мы должны
отдуваться!
Зеленый "РАФ" коротко просигналил, водитель махнул рукой, и командир
первого отделения подошел к радиотелефону. После непродолжительного
разговора он вернулся и скомандовал своим людям:
-- В машину!
А коллеге из одиннадцатого отдела пояснил:
-- Черт их разберет! Неожиданно дали отбой!
И усмехнулся:
-- Можешь отчитаться, что ты свою задачу выполнил.
Потом нагнулся к окошку "Волги" и сказал Синаеву:
-- Вам приказано возвращаться на базу, наблюдение снято.
-- Мы уже приняли. А что там за переполох?
-- Подстрелили нашего парня, сейчас едем забирать. Хорошо, здесь
обошлось. Ведь могли перемочить друг друга.
-- Запросто, -- ответил Синаев.
Через несколько минут у дома Верки Носовой осталась лишь видавшая виды
"шестерка" одиннадцатого отдела.
Для людей Верлинова эта ночь оказалась беспокойной и хлопотной. Одна
бригада имитировала задержание милицией пьяного бездельника, выстрелившего
от нечего делать в подъезде из стартового пистолета. Сцена была разыграна
убедительно, а диалоги и реплики дали не открывшим дверей, но внимательно
слушающим соседям исчерпывающую информацию о происшедшем.
Уже под утро, когда все успокоилось и дом крепко уснул, вторая бригада
тихо погрузила в санитарный фургон тело неизвестного наркомана и вывезла за
город, закопав в голой, продуваемой ветрами лесополосе.
Третья бригада навела порядок в квартире.
Александр Каймаков, он же Унылый, он же Кислый, не подозревал о
разворачивающихся вокруг него событиях. Когда "брокеры" и казенные пальто
стояли друг против друга с оружием на изготовку, он лежал на спине и
блаженно улыбался, а исправившаяся Верка сидела на нем верхом и
добросовестно трудилась с полной отдачей душевных и физических сил.
Когда в его квартире вспыхнула быстротечная, но кровавая перестрелка,
он стучал на машинке, расположившись в маленькой неухоженной кухне.
Позднее, когда вторая и третья бригады уничтожали следы происшедшего,
Каймаков обрабатывал Верку в позиции паровоз с вагончиком, которая на
широком диване и без одежды выглядела куда более привлекательной, чем в
секторе статистики. Правда, не все шло гладко и силы порой покидали
Каймакова, но Верка быстро разворачивалась и поправляла дело, после чего
столь же быстро возвращалась в исходное положение.
Потом он снова стучал на машинке, и потом Верка опять "снимала стресс",
и хотя ни стресса, ни сил он не ощущал, он послушно следовал по
предложенному пути, пока в окне не забрезжил серый безрадостный рассвет. Как
ни странно, свет наступающего дня оказал стимулирующее воздействие, и он,
резко опрокинув повизгивающую и забывшую о несворачиваемости крови Верку,
завершил дело, как и подобает победителю. Затем обнаженные тела обессиленно
распростерлись на свежей, но уже изрядно измятой простыне, забывшись тяжелым
сном до полудня и проявив наплевательское отношение как к трудовой
дисциплине, так и ко всем другим обязательствам перед окружающим миром.
"Шестерка" одиннадцатого отдела бессменно стояла у подъезда дома.
Шок, который испытал Клячкин в кабинке платного туалета, был, пожалуй,
самым сильным ощущением в его жизни. И в лучшие времена удачливый фарцовщик
по прозвищу Фарт никогда не держал в руках сопоставимых эквивалентов
подобной суммы.
Бомжу, которому ему подобные дали кличку Таракан, она даже не могла
присниться. Сейчас вонючая оболочка Таракана треснула, появился шанс
навсегда ее стряхнуть. Клячкин понял, что сможет не только подняться со дна,
но и достигнуть непредставимых ранее вершин... Если, конечно, сумеет
удержать деньги в руках и остаться в живых.
Переложив десяток купюр в карман, он вышел из кабинки и встретил
внимательный взгляд туалетного контролера.
-- Понос, что ли?
Мужику было за сорок, испитое лицо, вытатуированный на безымянном
пальце перстень с четырьмя отходящими лучами.
-- Четыре года на баланде, а сегодня сала нажрался...
Мужик понимающе улыбнулся.
-- Когда откинулся?
-- С неделю. Только приехал. Кого-нибудь из общины знаешь?
Контролер покачал головой.
-- Я давно отошел.
-- Ну ладно...
Клячкин направился к выходу, но вдруг остановился, будто осененный
внезапной мыслью.
-- Слушай, кореш, не в падлу, двинь мне свои шмотки... С такой
картинкой меня в ментярню вмиг заметут...
Мужик оторопело молчал.
-- Бабки есть, я полный расчет получил...
Клячкин вынул и веером развернул пятидесятитысячные купюры.
Контролер заинтересованно дернулся, но тут же нехорошо осклабился.
-- Сам рисовал? Ну, мне фуфло не впаришь...
Он осторожно вытащил из веера одну бумажку, внимательно осмотрел ее,
понюхал, глянул на просвет. Потом отгрыз уголок, поднес спичку.
-- Ладно, давай...
Через несколько минут Клячкин вышел на улицу в ношеном, но вполне
приличном пальто и почти новой шапке. На выбритом лице появилось почти
забытое выражение уверенности и превосходства.
И то, что в универсаме у метро он первым делом купил французский
одеколон, бритву "Жиллетт" и английский крем для бритья, свидетельствовало о
возвращении прежних привычек. Потом он купил рубашку и галстук, белье,
несколько пар носков и сапожки на меху, большую дорожную сумку, которая
после нехитрых манипуляций увеличивала объем вдвое.
В той, прежней жизни невозможно было вот так, без всякого блата, зайти
в магазин и приобрести все, что душа пожелает. Теперь приходилось себя
сдерживать, чтобы не слишком бросаться в глаза.
Выбрав средний по стоимости костюм, Клячкин зашел в примерочную. Здесь
он переложил деньги из чемодана на дно сумки, сверху разложил купленные
вещи, через несколько минут туда же лег новый костюм...
Пустой чемодан был брошен в подвал, а Клячкин с сумкой через плечо
нырнул в метро. Последними его покупками стали маникюрные ножницы, расческа
и тюбик шампуня. Все это пригодилось через час, когда в отдельном номере
Центральных бань он приводил себя в порядок.
Вначале он долго стоял под душем, непрестанно намыливаясь и наблюдая,
как светлеют струи стекающей воды, потом блаженно лежал в ванне, благодаря
судьбу за то, что не подхватил вшей, чесотку или другую подобную гадость,
неизбежно сопутствующую унылому существованию бомжа. Потом он ощутил голод и
давно не посещавшее его сексуальное желание, что дало повод к меланхоличному
философствованию о несовершенстве человеческой натуры, никогда не бывающей
полностью удовлетворенной.
Возбужденная плоть островком вытарчивала из мыльной пены. Клячкин
вспомнил зоновскую штучку "мухарик", и, если бы сейчас под руку попалась
муха, он бы попробовал оторвать ей крылья и запустить на чувствительную
розовую полусферу, хотя никогда не верил в действенность такого способа и
считал рассказы о нем обычной зековской парашей. Но мух в моечном "люксе"
среди зимы не было, и Адвокат привычно сомкнул ладонь вокруг напряженного
упругого столбика. Он брезговал "петухами" и потому все четыре года
занимался самоудовлетворением, используя ходившие по баракам открытки,
воспоминания об охочей до всевозможных извращений жене и многочисленных
подругах.
Сейчас зрительные образы не понадобились: горячая вода, расслабленное
состояние и душевный комфорт позволили быстро добиться результата. Одна из
проблем легко разрешилась, и Клячкин вспомнил античного мыслителя,
говаривавшего: "Как славно, если бы простым поглаживанием живота можно было
удовлетворять голод..."
Спрыснув распаренное тело одеколоном, Клячкин надел новое белье и
одежду и окончательно почувствовал, что возвращается к нормальной жизни.
Тараканье тряпье на кафельном полу вызывало отвращение, он хотел бросить его
прямо здесь, в урну, но осторожность победила: нельзя допускать поступков,
привлекающих внимание и западающих в память окружающим.
Не надевая пальто, Клячкин вышел в длинный коридор и попросил у
дежурной -- разбитной бабенки с крашенными перекисью волосами -- газету или
какой-нибудь пакет. Рядом с дежурной сидела молодая девица вполне
определенного вида, короткая юбка почти полностью открывала обтянутые
поношенными колготками ноги.
-- Долго купались, -- улыбнулась блондинка. -- Мы уже думали -- надо
пойти спинку потереть. Я так Гале и говорю: "Пойди, помоги человеку". А она
стесняется: "Если позовет, тогда пойду". Правда, Галочка?
Галя смотрела предельно откровенно.
-- Ох, девчонки, я сейчас никакой -- только из рейса, -- улыбнулся
Клячкин, забирая кусок оберточной бумаги, полиэтиленовый пакет и нашаривая в
кармане мелочь. -- Но раз вы такие симпатичные -- обязательно зайду еще.
"Про муху подумал, а про бабу -- нет, -- озабоченно размышлял Клячкин,
запаковывая тряпье. -- А ведь многие по привычке от дуньки Кулаковой
отказаться не могут..."
С большим трудом он заставил себя надеть пальто и шапку туалетного
контролера. Сейчас они казались отвратительными и убогими. Добравшись до
ГУМа, Клячкин купил дубленку и элегантный "пирожок" из нерпы. Переодевшись,
он облегченно вздохнул. Трансформация завершилась. Зайдя в парикмахерскую,
он подстригся, добавив последний штрих в свой обновленный портрет, затем,
благоухая дорогим одеколоном и с удовольствием ощущая скрип новой одежды по
чистому телу, отправился в частный ресторанчик "Две совы", где с аппетитом
съел изысканный обед и выпил двести граммов лимонной водки.
Приступив к десерту -- фруктовому коктейлю из ананасов, персиков, киви
и апельсинов, он впервые за время сумасшедшей гонки последних часов крепко
задумался.
Поднявшись по ступенькам предосторожности с самого дна и сохранив при
этом деньги и жизнь, он выполнил лишь первоочередную задачу. Теперь
следовало легализовываться, восстанавливая контакты, связи, а в конечном
счете свои права и возможности, приспосабливаясь к новым условиям
непривычного, но способного быть очень приятным мира.
Клячкин, смакуя, выпил рюмку клубничного ликера, отхлебнул кофе,
закурил "Мальборо". Резкий переход от одной жизни к другой, нервное
напряжение не могли не сказаться: расслабившись, он ощутил огромную