Страница:
КГБ? -- Смит улыбался одними глазами, и уголки губ чуть подрагивали. --
Когда узнал, что вы сидели в тюрьме! КГБ не позволяет сажать своих людей...
-- Похоже, вы защитились на КГБ, -- деланно-небрежно сказал Асмодей. Он
думал о том, что они поторопились уничтожить карточку в информационном
центре ГУВД. Если ЦРУ решит проверить его еще раз и пойдет по этому пути, то
отсутствие официальных сведений о судимости вызовет серьезные подозрения. --
Еще одним доводом явилось то, что за нами никто не следит.
Уже час Смит прогуливал его вдоль Москвыреки, они дошли до
Кропоткинской набережной, и, очевидно, кто-то внимательно контролировал
обстановку вокруг, передавая разведчику нужную информацию. Или наоборот --
не передавая сигнала тревоги.
-- К тому же я проверил наличие у вас радиопередающих и следящих
электронных устройств...
Асмодея бросило в жар. В правой руке он держал полученный от Межуева
"дипломат" с встроенным диктофоном. Увидев своего больничного друга, он
сразу же нажал замаскированную кнопку, включая запись. Каждое слово их
диалога фиксировалось на тончайшей намагниченной проволоке.
-- Результат отрицательный...
Пот тек из подмышек, струился вдоль позвоночника, рубашка прилипла к
лопаткам. Межуев сказал правду. Переносные контрольные приборь! фиксируют
только активные электронные средства, именно поэтому при подобных контактах
радиомикрофоны, передатчики и тому подобные штучки никогда не используются.
-- Единственное, что меня смущает, -- продолжал Роберт Смит, --
металлический предмет массой в пятьсот девяносто граммов, закрепленный на
теле слева, предположительно под мышкой. Обычно там носят оружие, судя по
размерам, пистолет небольшого калибра: шесть тридцать пять или семь
шестьдесят пять.
-- Тут вы ошиблись, Роберт! -- Асмодей заставил себя непринужденно
улыбнуться. -- Восемь миллиметров!
Он полез в карман за разрешением.
Разведчик внимательно изучил документ.
-- Хорошо, что власти разрешили самооборону. В Москве очень неспокойно.
Ужасный случай, о котором вы рассказали, -- тому подтверждение.
Смит протянул документ обратно.
-- Но дам вам совет -- не особо полагайтесь на газовый пистолет. Он
может помочь против мелкого хулигана, но не защитит от бандита. Лично я
предпочел бы четырнадцатизарядный "смит и вессон" тридцать восьмого калибра.
По-вашему -- девять миллиметров. Весит он всего на триста граммов больше
этой пукалки, -- американец небрежно ткнул пальцем в левую подмышку Асмодея,
-- но эффект несравним!
-- Вы хорошо разбираетесь в оружии.
-- Да, у меня есть такой.
-- Здесь?
-- Нет, дома. Почему вы так внимательно смотрите?
-- Итак, из нас двоих ошибся только один.
-- То есть?
-- Вы думали, что я работаю на КГБ, я считал вас сотрудником ЦРУ. Вы
убедились в своей ошибке и привели доводы, подтверждающие мои подозрения.
Они медленно шли навстречу легкому, пахнущему весной ветерку, и, когда
Асмодей остановился, Смит сделал еще несколько шагов. Полы его длинного
незастегнутого пальто взлетели, открыв на миг клетчатую подкладку.
-- Почему вы это сделали? -- сказал Асмодей в настороженную спину. --
Зачем дали мне понять, что являетесь разведчиком? Вы не боитесь быть
настолько откровенным?
Смит обернулся. Он был на полголовы выше Асмодея, худощав и улыбчив. Но
в данный момент выглядел совершенно серьезным.
-- Откровенность -- залог доверия, -- тихо сказал он.
И улыбнулся.
-- Видите ли, Виктор, разведчик никогда не признается в том, что он
разведчик. Бывают, конечно, особые обстоятельства: иголки под ногти,
электроразряд в мошонку, пентонал натрия или скополамин... Я знаю об этом
исключительно как журналист. Мне приходилось писать о ЦРУ, кстати, и о КГБ
тоже. Так что фактурой я владею.
А что касается страха... Наступило время открытости, эпоха свободы
информационного обмена. Свобода убивает страх. К тому же вы не являетесь
носителем государственных секретов. В чем же меня можно обвинить? Или даже
заподозрить?
-- То есть вы обвешались приборами радиоконтроля и суперсовременными
металлодетекторами вовсе не из страха, а из обычной журналистской
любознательности?
-- Ради Бога, без шпионской терминологии, -- улыбнулся Смит. -- У нас
это обычный ширпотреб, продается в каждом квартале. А осторожность нужна не
только шпиону. За вторжение в частную жизнь, диффамацию с меня могут
взыскать огромные суммы. Сейчас и в России завели моду предъявлять
миллионные иски!
-- Вы собираетесь вторгаться в чью-то жизнь? В Москве?
Смит покаянно склонил голову.
-- Да. Причем хочу просить вас о помощи.
-- Интересно.
-- Давайте зайдем куда-нибудь пообедать. Там и поговорим.
Асмодей был голоден, но сразу же подумал о чемоданчике: удастся ли как
следует разместить? Межуев сказал, что микрофон очень чувствительный и берет
разговор в радиусе полутора метров. И все же... Вдруг придется поставить его
под стол...
-- Извините, Роберт, хотя вы и убедились, что за мной не следят, но я
не уверен, что не следят и за вами. В прежние времена у нас очень любили
слежку за иностранцами. А в моем положении, согласитесь, совершенно излишне
наживать неприятности с властями.
"Образцовый сотрудник ЧК, -- мелькнула ироничная мысль. -- Хоть жрать
охота, но дело прежде всего". Он действительно вел себя так, как будто
полученное задание вытеснило все остальное в жизни. Но объяснялось это
отнюдь не осознанием своего общественно-служебного долга. Просто цели
Асмодея и Клячкина сейчас совпадали.
Смит глянул удивленно.
-- Если нас засекли, то обед не добавит вам неприятностей. Если нет...
Конечно, можно учесть риск нарваться на засаду. Но он практически равен
нулю. Ну откуда КГБ мог знать, что мы зайдем в это кафе?
Он взял Асмодея под локоть и увлек к небольшому павильончику с яркой
вывеской и расписанными иностранными словами витринами.
Одна из многочисленных точек по превращению второсортных продуктов,
поддельных ликеров, самодельных водки и коньяка, контрабандных сигарет,
одуряющей музыки в деньги, обязательно обмениваемые на доллары и укрепляющие
фундамент благосостояния владельца, тешащего ущемленное самолюбие вчерашнего
троечника огромными буквами собственного имени, вынесенного в название
заведения.
Эта точка называлась "Пицца-бар "Александр". Кроме пиццы, симпатичная,
вульгарного вида девица разносила деликатесные закуски: бастурму, икру,
маринованные грибы, оливки с перцем.
Смит с Клячкиным сели у окна, и Асмодей поставил чемоданчик на
подоконник, порадовавшись, что проблем с этим не возникло.
За обедом они говорили на общие тьмы: о сравнительной стоимости жизни в
России и других странах, о политических и экономических перспективах, о
криминальной обстановке в Москве.
-- Да, совсем забыл. -- Смит извлек из дорогой кожаной папки две яркие
коробочки. -- Препарат, поддерживающий внутриклеточный обмен в печени. Очень
рекомендую. Нам с вами не следует забывать о здоровье.
-- Спасибо. Давайте за него и выпьем. В больнице мы были лишены такой
возможности.
Они допили остатки водки из плоской, как фляжка, бутылочки с яркой
этикеткой "Смирнофф". Асмодей удовлетворенно отметил, что водка настоящая.
-- Вы внимательно читаете газеты? -- поинтересовался Смит, когда
принесли кофе.
-- Скорее нет, чем да. -- Асмодей отхлебнул горячей черной жидкости без
вкуса и запаха.
Американец медленно открыл папку.
"Наверное, у него там тоже диктофон", -- подумал Клячкин.
-- Просмотрите две статьи. -- Смит положил на стол газеты. -- Вот
здесь: "Куда же делось мыло? ".
Он указал пальцем.
-- И вот: "Мыло для подземной войны".
-- Похоже, вы всерьез заинтересовались мылом, -- пробормотал Асмодей,
приступая к чтению.
Роберт Смит неторопливо прихлебывал скверный кофе, незаметно
рассматривая сидящего напротив человека. Гладко выбрит, пахнет хорошим
одеколоном, достаточно уверенно держится, одет в неплохой по здешним меркам
костюм. Он образован, грамотен, коммуникабелен, охотно идет на контакт.
Словом, подходит по всем статьям. Если только он не работает на КГБ. Как и
все его коллеги, Смит внимательно следил за изменениями в
организационно-штатном устройстве российской контрразведки и знал о
происходящих переименованиях, но называл ее исключительно по аббревиатуре,
известной в мире на протяжении многих десятилетий.
Пока все проверки дали отрицательный результат, но это ничего не
значит. В разведке всегда подозревается худшее. Исходя из подобного
принципа, Смит не исключал, что гражданин России Клячкин выполняет задание
властей, а в демонстративно выставленном на подоконнике "дипломате"
находится записывающее устройство. Хотя так грубо и примитивно, конечно,
никто не работает. А с другой стороны -- чем проще, тем надежней. Не
попросишь же доброго товарища, к которому расположен всей душой: "Открой
чемодан, проверим, что там внутри!" Какие, после этого, к черту,
психологический контакт и взаимное доверие! Тем более если устройство и
есть, его так просто не распознаешь: какая-нибудь пластинка с нанесенными
микросхемами, зашитая в кожвинил -- надо кромсать ножницами на куски.
Смит допил кофе и вздохнул. И вообще, если его "водит" КГБ, то записать
могут как угодно. Зайдут со стороны кухни, прикажут официантке -- русский
народ на эти дела дисциплинирован, -- она и засунет магнитофон в передник
или поставит микрофон в салфетницу на соседний столик. Разведчик
прощупывающе осмотрел карман на переднике приближающейся официантки. Та
поняла взгляд по-своему и слегка улыбнулась.
-- Еще два кофе и сигареты.
Теперь американец осматривал ее сзади, но уже по-другому: обычная
мужская оценка талии, бедер, ног. Смит знал, что мания преследования и
патологическая подозрительность -- профессиональная болезнь разведчиков.
Очень важно уметь переключаться. Если не получается -- надо уходить в
отставку, иначе окажешься пожизненным клиентом психиатрических лечебниц. Или
осужденным на пожизненное заключение. Здесь пока сверхдолгих сроков не
ввели, но десять-пятнадцать лет в российской тюрьме -- вряд ли более мягкая
мера.
Смит вздохнул еще раз.
Ему ничто не угрожает. Он не получает секретных сведений, не подрывает
обороноспособность страны пребывания. То, о чем он собирается просить, даже
записанное на десять пленок, не способно послужить основанием для обвинения
в шпионаже. А дальше, по ходу дела, подлинное лицо больничного сотоварища
обязательно проявится.
-- Ваш кофе. -- Официантка откровенно строила глазки, но он не обратил
на нее никакого внимания.
"Сам себя пугаю, сам себя успокаиваю, -- подумал разведчик. -- Надо
уходить с оперативной работы".
Он давно собирался сменить "поле" на уютный кабинет руководителя
регионального сектора ЦРУ. Африка, Монголия, Россия... Он хорошо знал
тамошние условия, резидентуры, агентурную сеть. Решение вызрело. Но...
Для того чтобы уйти красиво и с почестями осесть в Лэнгли, следовало
под занавес добиться хорошего результата. Землетрясения в Сан-Франциско и
Лос-Анджелесе дали пищу не только для бульварной прессы. Сенатский комитет
по разведке и национальной безопасности рассматривал вопрос о "руке Москвы"
и направил соответствующее задание Центральному разведывательному
управлению. Подтвердить или опровергнуть подозрения о причастности к
катастрофам советских спецслужб должен был специальный агент по особым
поручениям Роберт Смит.
Причем успех возможен только при положительном результате. Никто не
запомнит человека, сказавшего: "Джентльмены, это ошибка. Москва не имеет к
землетрясениям ни малейшего отношения! Да и зачем им это нужно? Придумать
такое мог только полный идиот, страдающий паранойей со времен "холодной
войны".
Другое дело -- герой, разоблачивший злодейские происки. Или хотя бы
подтвердивший их возможность, пусть и не сумевший добыть полных и
неопровержимых доказательств.
А когда речь идет о глубоко спрятанных секретах, почти всегда вместо
доказательств довольствуются вероятностью, особенно когда она достаточно
высока. Оценку же степени вероятности дает добывающий информацию сотрудник.
Даже если эти умники из Совета по надзору за разведкой поставят выводы
агента под сомнение, -- ну и что? Сами они не сунутся "на холод", и послать
некого. Последней инстанцией остается вернувшийся оттуда офицер -- вызовут и
устроят перекрестный допрос. А Роберт Смит знал, что ответить.
-- Интересно. -- Асмодей отложил прочитанные газеты. -- А какое
отношение все это имеет ко мне?
Разведчик внимательно смотрел на сидящего напротив человека. Успех
специального агента Роберта Смита зависел от него во многом. Если не во
всем.
-- В России сейчас много сенсаций. -- Смит аккуратно сложил газеты и
спрятал в свою папку. -- То сообщают о заговоре против Президента, то о
миллионных счетах членов правительства в швейцарских банках...
Асмодей пил остывший кофе и слушал. Межуев не говорил ему, о чем
поведет речь Роберт Смит. Асмодей был уверен, что контрразведчик этого и не
знает.
-- Я не хочу лезть в политику и скандалы. А вот возможность "подземной
войны" не оставит читателей равнодушными. Даже если статьи правдивы только
наполовину. Или на четверть. Или вообще не содержат правды! Одним словом,
тема беспроигрышная, и я хочу за нее взяться...
Асмодей молча ждал продолжения.
-- Вас я прошу выступить в роли репортера. У русских газетчиков это
называется "нештатный корреспондент" или "корреспондент на гонораре". Я
плачу гонорар, вы помогаете собирать материал для статьи.
-- Фотографировать секретные военные объекты?
-- Избави Бог! Вы встретитесь с социологом Каймаковым и попросите
разрешения ознакомиться с собранными им материалами. Узнаете фамилию бывшего
солдата, которого он обозначил только буквой Б. Спросите, что не вошло в
текст. Поинтересуетесь источниками его осведомленности. Может, имеются
какие-то документальные материалы, в одном месте он на это намекает. За
оказание содействия заплатите ему, сколько скажет.
Все совершенно законно и легально.
-- А как я объясню свой интерес?
-- Согласитесь, вам это сделать легче, чем мне. Скажете, что тоже
пишете статью, или диссертацию, или принадлежите к пацифистам и хотите
разоблачать военщину. Мне же надо двое суток доказывать, что я не агент ЦРУ.
И довольно много шансов за то, что он мне не поверит.
Асмодей сделал вид, что задумался. Смит опустил на скатерть узкий
конверт.
-- Здесь аванс. Две тысячи долларов.
Асмодей посмотрел на него.
-- Прогуляемся? Здесь ужасно накурено.
Конверт он небрежно сунул в карман.
"Правильно говорится: деньги идут к деньгам", -- подумал он, поднимаясь
из-за стола и подхватывая "дипломат".
Межуев сказал, что пленки хватит на два с половиной часа записи. Время
на исходе. Асмодей нажал замаскированную кнопку выключения аппаратуры. Это
логически мотивировано и не должно вызвать подозрений. Но ничего не
произошло: запись продолжалась. Замаскированная кнопка выполняла Две
функции: выключала бдительность Асмодея и фиксировала момент, с которого он
считал нужным закончить запись.
-- Хорошо, Роберт, -- сказал Асмодей, когда они вышли на улицу. -- Я
окажу вам помощь и даже готов считать ее обычной репортерской работой. Но
мне нужна ответная услуга, более существенная, чем деньги.
-- Рад помочь.
Смит действительно обрадовался. Когда агент проявляет
заинтересованность, обычно он работает на совесть.
-- Выезд в США, минуя таможенный контроль. Например, через Прибалтику.
И гражданство США по прибытии. Ваша газета может это устроить?
Смит весело рассмеялся.
-- У вас хорошее чувство юмора, Виктор. Думаю, мы сможем это устроить.
Наша газета имеет очень большое влияние.
Смит продолжал смеяться. Он испытывал облегчение: раз агент решает свои
личные, "шкурные" вопросы с подозрительным чемоданчиком в руках -- значит,
никакого магнитофона на интегральных схемах в нем нет. Потому что каждый
разведчик знает: у этих штучек очень большой ресурс записи и они никогда не
выключаются.
Отпечатанная в одном экземпляре, копия звукозаписи имела ряд пометок.
Читавший первым Межуев просто отчеркнул карандашом наиболее интересные
места. Дронов черными чернилами на полях наложил свои резолюции. Теперь
Верлинов зеленой пастой накладывал свои.
Против диалога о газовом пистолете Дронов написал: "Изъять к чертовой
матери!", Верлинов начертал: "Не обижая А., разъясните, что на операции его
лучше не брать".
Упоминание Смитом двух газетных статей сопровождалось черным
восклицательным знаком и двумя зелеными.
Задание, данное Асмодею, Дронов оценил большим "плюсом", а Верлинов
написал: "Поощрить инициатора разработки".
Наконец, все, что шло после имитации отключения записи, сопровождала
черная линия и нервная фраза: "Разработать мероприятия противодействия. Вот
гадюка!" Зеленая резолюция выглядела более лаконичной: "Т. Межуев. Прошу
переговорить".
Отложив документ, Верлинов задумался. Его человек в правительстве
сообщил, что новый начальник Федеральной службы контрразведки не намерен
мириться с автономией одиннадцатого отдела. И при нынешней расстановке
политических сил противостоять ему вряд ли удастся.
Почтительно постучав, в кабинет вошел начальник секретариата. По лицу
было видно, что он принес не самые лучшие новости.
-- Факс на ваше имя, -- доложил он, не глядя в глаза. -- "В трехдневный
срок подготовить документы для аттестации сотрудников бывшего одиннадцатого
отдела упраздненного КГБ СССР. В связи с предстоящей реорганизацией отдела
представить материалы для ревизии финансовохозяйственной деятельности,
которая поручена финансово-плановому управлению ФСК Российской Федерации.
Подготовить оперативные дела и материалы для проверки комиссией, назначенной
руководством ФСК РФ. Подпись: директор Федеральной службы контрразведки...
".
"Это конец!" -- подумал Верлинов, а вслух сказал:
-- Сколько раз нас подмять пытались, не помните? И я не помню. Как
работали, так и будем работать! Обоснование для Президента я сам подготовлю!
На лице генерала не дрогнул ни один мускул, голос был уверенный, как и
всегда. Начальник секретариата вышел успокоенным, а через полчаса весь
личный состав узнал, что грозная депеша -- всего-навсего очередная попытка
прибрать отдел к рукам, обреченная, как и все предыдущие, на провал.
Когда Государственная дума переходила к обсуждению вопросов, выделенных
в повестке дня в раздел "Разное", на трибуну прорвался депутат Чесноков,
известный как сдержанный центрист. Сейчас он был возбужден и нервно потрясал
газетами.
-- В обстановке полной бесконтрольности военные проводят чудовищные
эксперименты, вызывая искусственные землетрясения! Журналисты и социологи
провели специальные исследования и привели убедительные факты! Есть
свидетели, документы, заключения экспертов. Нет только одного: реакции со
стороны власти! Два обоснованных газетных выступления не привлекли ничьего
внимания! Я предлагаю создать специальную комиссию по расследованию
изложенных здесь фактов!
После Чеснокова выступили еще четыре депутата. Все они читали статьи
"Куда же делось мыло?" и "Мыло для подземной войны", слушали передачи
зарубежных радиостанций и были очень озабочены, а потому требовали
парламентского расследования.
Обычно идеи расследований поддерживают все депутаты, независимо от
политической окраски. Возражают лишь те, против кого эти расследования могут
обернуться.
Наученный горьким опытом предшественников, спикер проявил мудрость и
предложил заслушать мнение представителей Министерства обороны.
По случайному стечению обстоятельств в зале оказался заместитель
министра, которому тут же предоставили трибуну.
К удивлению присутствующих, генерал-полковник сказал, что военные
заинтересованы в поддержании незапятнанной репутации армии и в разоблачении
враждебных наветов, а потому полностью поддерживают идею создания
парламентской комиссии, которая сумеет установить объективную истину.
Проголосовали почти единогласно, против были всего четыре депутата,
которые всегда голосуют против, демонстрируя таким образом свою
самостоятельность и самобытность.
Когда Верлинову позвонили и сообщили, что комиссия создана, он
отреагировал довольно сдержанно.
-- Если проверка затянется, никакого смысла в ней уже не будет, -- сухо
сказал генерал и положил трубку, вернувшись к подготовленному оперативным
отделом плану ликвидации преступных сообществ. Покойные Лепешкин и Медведев
назвали сорок два активно действующих преступника, имеющих солидный вес в
криминальном мире, и несколько десятков более мелких фигур, совершающих,
однако, тяжкие преступления. Кроме того, они засветили восемь притонов,
четыре катрана и шесть мест укрытия лиц, находящихся в розыске.
Оперативный отдел рассчитал, что для проведения операции требуется
двадцать групп захвата из трех бойцов каждая, пятнадцать легковых
автомобилей, два крытых грузовика и четыре микроавтобуса.
Для приема и сортировки задержанных требовалось десять сотрудников и
пять помещений площадью по тридцать квадратных метров.
Необходимы также четыре группы документирования из двух человек,
снабженных достаточным запасом "сыворотки правды", резервные группы захвата
для выезда по новым фактам, конвой и охрана задержанных.
В случае ликвидации преступников своими силами следовало создать три
группы исполнителей, при передаче их традиционным органам правоохраны такой
необходимости не возникало. Аналитики просчитали более высокую эффективность
первого варианта. В противном случае восемьдесят процентов задержанных
окажутся на свободе через трое суток, еще шестнадцать -- через десять. По
существу, операция тогда не имела смысла.
Первый вариант обещал снижение уровня тяжких преступлений на девяносто
пять процентов, что должно ощутимо изменить криминальную обстановку.
Благодарным жителям останется проголосовать за того, кто умеет наводить
порядок.
Верлинов откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сейчас для
одиннадцатого отдела наступил крайне опасный момент, противнику нельзя
давать ни малейшего повода. Поэтому чистку Москвы от преступных элементов
придется отложить до начала работы переходного правительства. А этот момент
следует максимально приблизить, значит, надо форсировать "Расшифровку",
важнейшим элементом которой являлась начатая вчера операция "Пески".
Верлинов поднял трубку высокочастотной правительственной связи и
соединился с министром национальной безопасности Туркменистана.
-- Салям алейкум, дорогой! -- радостно отозвался тот. Но Верлинов не
слишком обольщался доброжелательным тоном. Четыре-пять лет назад, когда КГБ
был всесоюзным монолитом, -- тогда да... А сейчас готовность помочь могла
ровным счетом ничего не значить.
-- Встретили твоих людей на узбекской границе, все решили как
положено...
Точка проведения операции находилась на юго-востоке Туркмении, в
треугольнике между Узбекистаном и Афганистаном. По прямой линии от Ашхабада
до нее было семьсот двенадцать километров, от Ташкента -- четыреста
девяносто, от Душанбе -- двести шестьдесят. Поэтому борт, выполняющий
спецрейс с группой и техникой для операции "Пески", приземлился в
душанбинском аэропорту.
Но суверенность республик не способствовала беспрепятственному движению
даже по кратчайшему пути. Генерал Верлинов задействовал старые связи в
министерствах безопасности Таджикистана, Узбекистана и Туркмении, однако до
последнего не был уверен в успешном прохождении
двухсотшестидесятикилометрового маршрута.
Сложнее всего пришлось в Таджикистане, раздираемом клановыми
междуусобицами. Помощник президента по делам национальной безопасности и
старый приятель Дайр заверил, что все будет хорошо, однако Верлинов
подстраховался, подкрепив полученное обещание российским мотострелковым
батальоном, оцепившим место разгрузки военно-транспортного самолета и
сопроводившего группу до границы.
В Узбекистане их встретили сурхандарьинские чекисты и без происшествий
провели по своей территории.
Теперь старый знакомец, улыбчивый рыхлый Ашур, подтвердил прибытие
специальной группы на место.
-- Спасибо, -- сказал Верлинов. -- Я твой должник.
-- Какие счеты, дорогой! -- заливался Ашур. -- Приезжай в гости, барана
резать будем, плов делать будем, все как положено...
На Востоке принято улыбаться.
Приветствовавший гостей на таджикской земле Дайр -- сухощавый, в
аккуратном европейском костюме, золоченых очках, наблюдая за разгрузкой, все
время улыбался. Он умел определять номенклатуру военных грузов даже в
ящиках, брезентовых чехлах и под маскировочной сетью.
Вечером, за богатым дастарханом, он ел белый плов с горохом и жареную
баранину, улыбаясь, поднимал наполненный водкой стакан, адресуя учтивые
слова сотрапезнику -- бородатому крепкому человеку в национальной одежде с
обветренным, обожженным солнцем лицом.
-- Много пулеметов, -- деловито докладывал он в перерывах между
здравицами. -- Больше десяти. Снайперские винтовки, "стингер", еще какая-то
труба, вроде гранатомета... Пистолеты двадцатизарядные, гранаты... Машина
Когда узнал, что вы сидели в тюрьме! КГБ не позволяет сажать своих людей...
-- Похоже, вы защитились на КГБ, -- деланно-небрежно сказал Асмодей. Он
думал о том, что они поторопились уничтожить карточку в информационном
центре ГУВД. Если ЦРУ решит проверить его еще раз и пойдет по этому пути, то
отсутствие официальных сведений о судимости вызовет серьезные подозрения. --
Еще одним доводом явилось то, что за нами никто не следит.
Уже час Смит прогуливал его вдоль Москвыреки, они дошли до
Кропоткинской набережной, и, очевидно, кто-то внимательно контролировал
обстановку вокруг, передавая разведчику нужную информацию. Или наоборот --
не передавая сигнала тревоги.
-- К тому же я проверил наличие у вас радиопередающих и следящих
электронных устройств...
Асмодея бросило в жар. В правой руке он держал полученный от Межуева
"дипломат" с встроенным диктофоном. Увидев своего больничного друга, он
сразу же нажал замаскированную кнопку, включая запись. Каждое слово их
диалога фиксировалось на тончайшей намагниченной проволоке.
-- Результат отрицательный...
Пот тек из подмышек, струился вдоль позвоночника, рубашка прилипла к
лопаткам. Межуев сказал правду. Переносные контрольные приборь! фиксируют
только активные электронные средства, именно поэтому при подобных контактах
радиомикрофоны, передатчики и тому подобные штучки никогда не используются.
-- Единственное, что меня смущает, -- продолжал Роберт Смит, --
металлический предмет массой в пятьсот девяносто граммов, закрепленный на
теле слева, предположительно под мышкой. Обычно там носят оружие, судя по
размерам, пистолет небольшого калибра: шесть тридцать пять или семь
шестьдесят пять.
-- Тут вы ошиблись, Роберт! -- Асмодей заставил себя непринужденно
улыбнуться. -- Восемь миллиметров!
Он полез в карман за разрешением.
Разведчик внимательно изучил документ.
-- Хорошо, что власти разрешили самооборону. В Москве очень неспокойно.
Ужасный случай, о котором вы рассказали, -- тому подтверждение.
Смит протянул документ обратно.
-- Но дам вам совет -- не особо полагайтесь на газовый пистолет. Он
может помочь против мелкого хулигана, но не защитит от бандита. Лично я
предпочел бы четырнадцатизарядный "смит и вессон" тридцать восьмого калибра.
По-вашему -- девять миллиметров. Весит он всего на триста граммов больше
этой пукалки, -- американец небрежно ткнул пальцем в левую подмышку Асмодея,
-- но эффект несравним!
-- Вы хорошо разбираетесь в оружии.
-- Да, у меня есть такой.
-- Здесь?
-- Нет, дома. Почему вы так внимательно смотрите?
-- Итак, из нас двоих ошибся только один.
-- То есть?
-- Вы думали, что я работаю на КГБ, я считал вас сотрудником ЦРУ. Вы
убедились в своей ошибке и привели доводы, подтверждающие мои подозрения.
Они медленно шли навстречу легкому, пахнущему весной ветерку, и, когда
Асмодей остановился, Смит сделал еще несколько шагов. Полы его длинного
незастегнутого пальто взлетели, открыв на миг клетчатую подкладку.
-- Почему вы это сделали? -- сказал Асмодей в настороженную спину. --
Зачем дали мне понять, что являетесь разведчиком? Вы не боитесь быть
настолько откровенным?
Смит обернулся. Он был на полголовы выше Асмодея, худощав и улыбчив. Но
в данный момент выглядел совершенно серьезным.
-- Откровенность -- залог доверия, -- тихо сказал он.
И улыбнулся.
-- Видите ли, Виктор, разведчик никогда не признается в том, что он
разведчик. Бывают, конечно, особые обстоятельства: иголки под ногти,
электроразряд в мошонку, пентонал натрия или скополамин... Я знаю об этом
исключительно как журналист. Мне приходилось писать о ЦРУ, кстати, и о КГБ
тоже. Так что фактурой я владею.
А что касается страха... Наступило время открытости, эпоха свободы
информационного обмена. Свобода убивает страх. К тому же вы не являетесь
носителем государственных секретов. В чем же меня можно обвинить? Или даже
заподозрить?
-- То есть вы обвешались приборами радиоконтроля и суперсовременными
металлодетекторами вовсе не из страха, а из обычной журналистской
любознательности?
-- Ради Бога, без шпионской терминологии, -- улыбнулся Смит. -- У нас
это обычный ширпотреб, продается в каждом квартале. А осторожность нужна не
только шпиону. За вторжение в частную жизнь, диффамацию с меня могут
взыскать огромные суммы. Сейчас и в России завели моду предъявлять
миллионные иски!
-- Вы собираетесь вторгаться в чью-то жизнь? В Москве?
Смит покаянно склонил голову.
-- Да. Причем хочу просить вас о помощи.
-- Интересно.
-- Давайте зайдем куда-нибудь пообедать. Там и поговорим.
Асмодей был голоден, но сразу же подумал о чемоданчике: удастся ли как
следует разместить? Межуев сказал, что микрофон очень чувствительный и берет
разговор в радиусе полутора метров. И все же... Вдруг придется поставить его
под стол...
-- Извините, Роберт, хотя вы и убедились, что за мной не следят, но я
не уверен, что не следят и за вами. В прежние времена у нас очень любили
слежку за иностранцами. А в моем положении, согласитесь, совершенно излишне
наживать неприятности с властями.
"Образцовый сотрудник ЧК, -- мелькнула ироничная мысль. -- Хоть жрать
охота, но дело прежде всего". Он действительно вел себя так, как будто
полученное задание вытеснило все остальное в жизни. Но объяснялось это
отнюдь не осознанием своего общественно-служебного долга. Просто цели
Асмодея и Клячкина сейчас совпадали.
Смит глянул удивленно.
-- Если нас засекли, то обед не добавит вам неприятностей. Если нет...
Конечно, можно учесть риск нарваться на засаду. Но он практически равен
нулю. Ну откуда КГБ мог знать, что мы зайдем в это кафе?
Он взял Асмодея под локоть и увлек к небольшому павильончику с яркой
вывеской и расписанными иностранными словами витринами.
Одна из многочисленных точек по превращению второсортных продуктов,
поддельных ликеров, самодельных водки и коньяка, контрабандных сигарет,
одуряющей музыки в деньги, обязательно обмениваемые на доллары и укрепляющие
фундамент благосостояния владельца, тешащего ущемленное самолюбие вчерашнего
троечника огромными буквами собственного имени, вынесенного в название
заведения.
Эта точка называлась "Пицца-бар "Александр". Кроме пиццы, симпатичная,
вульгарного вида девица разносила деликатесные закуски: бастурму, икру,
маринованные грибы, оливки с перцем.
Смит с Клячкиным сели у окна, и Асмодей поставил чемоданчик на
подоконник, порадовавшись, что проблем с этим не возникло.
За обедом они говорили на общие тьмы: о сравнительной стоимости жизни в
России и других странах, о политических и экономических перспективах, о
криминальной обстановке в Москве.
-- Да, совсем забыл. -- Смит извлек из дорогой кожаной папки две яркие
коробочки. -- Препарат, поддерживающий внутриклеточный обмен в печени. Очень
рекомендую. Нам с вами не следует забывать о здоровье.
-- Спасибо. Давайте за него и выпьем. В больнице мы были лишены такой
возможности.
Они допили остатки водки из плоской, как фляжка, бутылочки с яркой
этикеткой "Смирнофф". Асмодей удовлетворенно отметил, что водка настоящая.
-- Вы внимательно читаете газеты? -- поинтересовался Смит, когда
принесли кофе.
-- Скорее нет, чем да. -- Асмодей отхлебнул горячей черной жидкости без
вкуса и запаха.
Американец медленно открыл папку.
"Наверное, у него там тоже диктофон", -- подумал Клячкин.
-- Просмотрите две статьи. -- Смит положил на стол газеты. -- Вот
здесь: "Куда же делось мыло? ".
Он указал пальцем.
-- И вот: "Мыло для подземной войны".
-- Похоже, вы всерьез заинтересовались мылом, -- пробормотал Асмодей,
приступая к чтению.
Роберт Смит неторопливо прихлебывал скверный кофе, незаметно
рассматривая сидящего напротив человека. Гладко выбрит, пахнет хорошим
одеколоном, достаточно уверенно держится, одет в неплохой по здешним меркам
костюм. Он образован, грамотен, коммуникабелен, охотно идет на контакт.
Словом, подходит по всем статьям. Если только он не работает на КГБ. Как и
все его коллеги, Смит внимательно следил за изменениями в
организационно-штатном устройстве российской контрразведки и знал о
происходящих переименованиях, но называл ее исключительно по аббревиатуре,
известной в мире на протяжении многих десятилетий.
Пока все проверки дали отрицательный результат, но это ничего не
значит. В разведке всегда подозревается худшее. Исходя из подобного
принципа, Смит не исключал, что гражданин России Клячкин выполняет задание
властей, а в демонстративно выставленном на подоконнике "дипломате"
находится записывающее устройство. Хотя так грубо и примитивно, конечно,
никто не работает. А с другой стороны -- чем проще, тем надежней. Не
попросишь же доброго товарища, к которому расположен всей душой: "Открой
чемодан, проверим, что там внутри!" Какие, после этого, к черту,
психологический контакт и взаимное доверие! Тем более если устройство и
есть, его так просто не распознаешь: какая-нибудь пластинка с нанесенными
микросхемами, зашитая в кожвинил -- надо кромсать ножницами на куски.
Смит допил кофе и вздохнул. И вообще, если его "водит" КГБ, то записать
могут как угодно. Зайдут со стороны кухни, прикажут официантке -- русский
народ на эти дела дисциплинирован, -- она и засунет магнитофон в передник
или поставит микрофон в салфетницу на соседний столик. Разведчик
прощупывающе осмотрел карман на переднике приближающейся официантки. Та
поняла взгляд по-своему и слегка улыбнулась.
-- Еще два кофе и сигареты.
Теперь американец осматривал ее сзади, но уже по-другому: обычная
мужская оценка талии, бедер, ног. Смит знал, что мания преследования и
патологическая подозрительность -- профессиональная болезнь разведчиков.
Очень важно уметь переключаться. Если не получается -- надо уходить в
отставку, иначе окажешься пожизненным клиентом психиатрических лечебниц. Или
осужденным на пожизненное заключение. Здесь пока сверхдолгих сроков не
ввели, но десять-пятнадцать лет в российской тюрьме -- вряд ли более мягкая
мера.
Смит вздохнул еще раз.
Ему ничто не угрожает. Он не получает секретных сведений, не подрывает
обороноспособность страны пребывания. То, о чем он собирается просить, даже
записанное на десять пленок, не способно послужить основанием для обвинения
в шпионаже. А дальше, по ходу дела, подлинное лицо больничного сотоварища
обязательно проявится.
-- Ваш кофе. -- Официантка откровенно строила глазки, но он не обратил
на нее никакого внимания.
"Сам себя пугаю, сам себя успокаиваю, -- подумал разведчик. -- Надо
уходить с оперативной работы".
Он давно собирался сменить "поле" на уютный кабинет руководителя
регионального сектора ЦРУ. Африка, Монголия, Россия... Он хорошо знал
тамошние условия, резидентуры, агентурную сеть. Решение вызрело. Но...
Для того чтобы уйти красиво и с почестями осесть в Лэнгли, следовало
под занавес добиться хорошего результата. Землетрясения в Сан-Франциско и
Лос-Анджелесе дали пищу не только для бульварной прессы. Сенатский комитет
по разведке и национальной безопасности рассматривал вопрос о "руке Москвы"
и направил соответствующее задание Центральному разведывательному
управлению. Подтвердить или опровергнуть подозрения о причастности к
катастрофам советских спецслужб должен был специальный агент по особым
поручениям Роберт Смит.
Причем успех возможен только при положительном результате. Никто не
запомнит человека, сказавшего: "Джентльмены, это ошибка. Москва не имеет к
землетрясениям ни малейшего отношения! Да и зачем им это нужно? Придумать
такое мог только полный идиот, страдающий паранойей со времен "холодной
войны".
Другое дело -- герой, разоблачивший злодейские происки. Или хотя бы
подтвердивший их возможность, пусть и не сумевший добыть полных и
неопровержимых доказательств.
А когда речь идет о глубоко спрятанных секретах, почти всегда вместо
доказательств довольствуются вероятностью, особенно когда она достаточно
высока. Оценку же степени вероятности дает добывающий информацию сотрудник.
Даже если эти умники из Совета по надзору за разведкой поставят выводы
агента под сомнение, -- ну и что? Сами они не сунутся "на холод", и послать
некого. Последней инстанцией остается вернувшийся оттуда офицер -- вызовут и
устроят перекрестный допрос. А Роберт Смит знал, что ответить.
-- Интересно. -- Асмодей отложил прочитанные газеты. -- А какое
отношение все это имеет ко мне?
Разведчик внимательно смотрел на сидящего напротив человека. Успех
специального агента Роберта Смита зависел от него во многом. Если не во
всем.
-- В России сейчас много сенсаций. -- Смит аккуратно сложил газеты и
спрятал в свою папку. -- То сообщают о заговоре против Президента, то о
миллионных счетах членов правительства в швейцарских банках...
Асмодей пил остывший кофе и слушал. Межуев не говорил ему, о чем
поведет речь Роберт Смит. Асмодей был уверен, что контрразведчик этого и не
знает.
-- Я не хочу лезть в политику и скандалы. А вот возможность "подземной
войны" не оставит читателей равнодушными. Даже если статьи правдивы только
наполовину. Или на четверть. Или вообще не содержат правды! Одним словом,
тема беспроигрышная, и я хочу за нее взяться...
Асмодей молча ждал продолжения.
-- Вас я прошу выступить в роли репортера. У русских газетчиков это
называется "нештатный корреспондент" или "корреспондент на гонораре". Я
плачу гонорар, вы помогаете собирать материал для статьи.
-- Фотографировать секретные военные объекты?
-- Избави Бог! Вы встретитесь с социологом Каймаковым и попросите
разрешения ознакомиться с собранными им материалами. Узнаете фамилию бывшего
солдата, которого он обозначил только буквой Б. Спросите, что не вошло в
текст. Поинтересуетесь источниками его осведомленности. Может, имеются
какие-то документальные материалы, в одном месте он на это намекает. За
оказание содействия заплатите ему, сколько скажет.
Все совершенно законно и легально.
-- А как я объясню свой интерес?
-- Согласитесь, вам это сделать легче, чем мне. Скажете, что тоже
пишете статью, или диссертацию, или принадлежите к пацифистам и хотите
разоблачать военщину. Мне же надо двое суток доказывать, что я не агент ЦРУ.
И довольно много шансов за то, что он мне не поверит.
Асмодей сделал вид, что задумался. Смит опустил на скатерть узкий
конверт.
-- Здесь аванс. Две тысячи долларов.
Асмодей посмотрел на него.
-- Прогуляемся? Здесь ужасно накурено.
Конверт он небрежно сунул в карман.
"Правильно говорится: деньги идут к деньгам", -- подумал он, поднимаясь
из-за стола и подхватывая "дипломат".
Межуев сказал, что пленки хватит на два с половиной часа записи. Время
на исходе. Асмодей нажал замаскированную кнопку выключения аппаратуры. Это
логически мотивировано и не должно вызвать подозрений. Но ничего не
произошло: запись продолжалась. Замаскированная кнопка выполняла Две
функции: выключала бдительность Асмодея и фиксировала момент, с которого он
считал нужным закончить запись.
-- Хорошо, Роберт, -- сказал Асмодей, когда они вышли на улицу. -- Я
окажу вам помощь и даже готов считать ее обычной репортерской работой. Но
мне нужна ответная услуга, более существенная, чем деньги.
-- Рад помочь.
Смит действительно обрадовался. Когда агент проявляет
заинтересованность, обычно он работает на совесть.
-- Выезд в США, минуя таможенный контроль. Например, через Прибалтику.
И гражданство США по прибытии. Ваша газета может это устроить?
Смит весело рассмеялся.
-- У вас хорошее чувство юмора, Виктор. Думаю, мы сможем это устроить.
Наша газета имеет очень большое влияние.
Смит продолжал смеяться. Он испытывал облегчение: раз агент решает свои
личные, "шкурные" вопросы с подозрительным чемоданчиком в руках -- значит,
никакого магнитофона на интегральных схемах в нем нет. Потому что каждый
разведчик знает: у этих штучек очень большой ресурс записи и они никогда не
выключаются.
Отпечатанная в одном экземпляре, копия звукозаписи имела ряд пометок.
Читавший первым Межуев просто отчеркнул карандашом наиболее интересные
места. Дронов черными чернилами на полях наложил свои резолюции. Теперь
Верлинов зеленой пастой накладывал свои.
Против диалога о газовом пистолете Дронов написал: "Изъять к чертовой
матери!", Верлинов начертал: "Не обижая А., разъясните, что на операции его
лучше не брать".
Упоминание Смитом двух газетных статей сопровождалось черным
восклицательным знаком и двумя зелеными.
Задание, данное Асмодею, Дронов оценил большим "плюсом", а Верлинов
написал: "Поощрить инициатора разработки".
Наконец, все, что шло после имитации отключения записи, сопровождала
черная линия и нервная фраза: "Разработать мероприятия противодействия. Вот
гадюка!" Зеленая резолюция выглядела более лаконичной: "Т. Межуев. Прошу
переговорить".
Отложив документ, Верлинов задумался. Его человек в правительстве
сообщил, что новый начальник Федеральной службы контрразведки не намерен
мириться с автономией одиннадцатого отдела. И при нынешней расстановке
политических сил противостоять ему вряд ли удастся.
Почтительно постучав, в кабинет вошел начальник секретариата. По лицу
было видно, что он принес не самые лучшие новости.
-- Факс на ваше имя, -- доложил он, не глядя в глаза. -- "В трехдневный
срок подготовить документы для аттестации сотрудников бывшего одиннадцатого
отдела упраздненного КГБ СССР. В связи с предстоящей реорганизацией отдела
представить материалы для ревизии финансовохозяйственной деятельности,
которая поручена финансово-плановому управлению ФСК Российской Федерации.
Подготовить оперативные дела и материалы для проверки комиссией, назначенной
руководством ФСК РФ. Подпись: директор Федеральной службы контрразведки...
".
"Это конец!" -- подумал Верлинов, а вслух сказал:
-- Сколько раз нас подмять пытались, не помните? И я не помню. Как
работали, так и будем работать! Обоснование для Президента я сам подготовлю!
На лице генерала не дрогнул ни один мускул, голос был уверенный, как и
всегда. Начальник секретариата вышел успокоенным, а через полчаса весь
личный состав узнал, что грозная депеша -- всего-навсего очередная попытка
прибрать отдел к рукам, обреченная, как и все предыдущие, на провал.
Когда Государственная дума переходила к обсуждению вопросов, выделенных
в повестке дня в раздел "Разное", на трибуну прорвался депутат Чесноков,
известный как сдержанный центрист. Сейчас он был возбужден и нервно потрясал
газетами.
-- В обстановке полной бесконтрольности военные проводят чудовищные
эксперименты, вызывая искусственные землетрясения! Журналисты и социологи
провели специальные исследования и привели убедительные факты! Есть
свидетели, документы, заключения экспертов. Нет только одного: реакции со
стороны власти! Два обоснованных газетных выступления не привлекли ничьего
внимания! Я предлагаю создать специальную комиссию по расследованию
изложенных здесь фактов!
После Чеснокова выступили еще четыре депутата. Все они читали статьи
"Куда же делось мыло?" и "Мыло для подземной войны", слушали передачи
зарубежных радиостанций и были очень озабочены, а потому требовали
парламентского расследования.
Обычно идеи расследований поддерживают все депутаты, независимо от
политической окраски. Возражают лишь те, против кого эти расследования могут
обернуться.
Наученный горьким опытом предшественников, спикер проявил мудрость и
предложил заслушать мнение представителей Министерства обороны.
По случайному стечению обстоятельств в зале оказался заместитель
министра, которому тут же предоставили трибуну.
К удивлению присутствующих, генерал-полковник сказал, что военные
заинтересованы в поддержании незапятнанной репутации армии и в разоблачении
враждебных наветов, а потому полностью поддерживают идею создания
парламентской комиссии, которая сумеет установить объективную истину.
Проголосовали почти единогласно, против были всего четыре депутата,
которые всегда голосуют против, демонстрируя таким образом свою
самостоятельность и самобытность.
Когда Верлинову позвонили и сообщили, что комиссия создана, он
отреагировал довольно сдержанно.
-- Если проверка затянется, никакого смысла в ней уже не будет, -- сухо
сказал генерал и положил трубку, вернувшись к подготовленному оперативным
отделом плану ликвидации преступных сообществ. Покойные Лепешкин и Медведев
назвали сорок два активно действующих преступника, имеющих солидный вес в
криминальном мире, и несколько десятков более мелких фигур, совершающих,
однако, тяжкие преступления. Кроме того, они засветили восемь притонов,
четыре катрана и шесть мест укрытия лиц, находящихся в розыске.
Оперативный отдел рассчитал, что для проведения операции требуется
двадцать групп захвата из трех бойцов каждая, пятнадцать легковых
автомобилей, два крытых грузовика и четыре микроавтобуса.
Для приема и сортировки задержанных требовалось десять сотрудников и
пять помещений площадью по тридцать квадратных метров.
Необходимы также четыре группы документирования из двух человек,
снабженных достаточным запасом "сыворотки правды", резервные группы захвата
для выезда по новым фактам, конвой и охрана задержанных.
В случае ликвидации преступников своими силами следовало создать три
группы исполнителей, при передаче их традиционным органам правоохраны такой
необходимости не возникало. Аналитики просчитали более высокую эффективность
первого варианта. В противном случае восемьдесят процентов задержанных
окажутся на свободе через трое суток, еще шестнадцать -- через десять. По
существу, операция тогда не имела смысла.
Первый вариант обещал снижение уровня тяжких преступлений на девяносто
пять процентов, что должно ощутимо изменить криминальную обстановку.
Благодарным жителям останется проголосовать за того, кто умеет наводить
порядок.
Верлинов откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сейчас для
одиннадцатого отдела наступил крайне опасный момент, противнику нельзя
давать ни малейшего повода. Поэтому чистку Москвы от преступных элементов
придется отложить до начала работы переходного правительства. А этот момент
следует максимально приблизить, значит, надо форсировать "Расшифровку",
важнейшим элементом которой являлась начатая вчера операция "Пески".
Верлинов поднял трубку высокочастотной правительственной связи и
соединился с министром национальной безопасности Туркменистана.
-- Салям алейкум, дорогой! -- радостно отозвался тот. Но Верлинов не
слишком обольщался доброжелательным тоном. Четыре-пять лет назад, когда КГБ
был всесоюзным монолитом, -- тогда да... А сейчас готовность помочь могла
ровным счетом ничего не значить.
-- Встретили твоих людей на узбекской границе, все решили как
положено...
Точка проведения операции находилась на юго-востоке Туркмении, в
треугольнике между Узбекистаном и Афганистаном. По прямой линии от Ашхабада
до нее было семьсот двенадцать километров, от Ташкента -- четыреста
девяносто, от Душанбе -- двести шестьдесят. Поэтому борт, выполняющий
спецрейс с группой и техникой для операции "Пески", приземлился в
душанбинском аэропорту.
Но суверенность республик не способствовала беспрепятственному движению
даже по кратчайшему пути. Генерал Верлинов задействовал старые связи в
министерствах безопасности Таджикистана, Узбекистана и Туркмении, однако до
последнего не был уверен в успешном прохождении
двухсотшестидесятикилометрового маршрута.
Сложнее всего пришлось в Таджикистане, раздираемом клановыми
междуусобицами. Помощник президента по делам национальной безопасности и
старый приятель Дайр заверил, что все будет хорошо, однако Верлинов
подстраховался, подкрепив полученное обещание российским мотострелковым
батальоном, оцепившим место разгрузки военно-транспортного самолета и
сопроводившего группу до границы.
В Узбекистане их встретили сурхандарьинские чекисты и без происшествий
провели по своей территории.
Теперь старый знакомец, улыбчивый рыхлый Ашур, подтвердил прибытие
специальной группы на место.
-- Спасибо, -- сказал Верлинов. -- Я твой должник.
-- Какие счеты, дорогой! -- заливался Ашур. -- Приезжай в гости, барана
резать будем, плов делать будем, все как положено...
На Востоке принято улыбаться.
Приветствовавший гостей на таджикской земле Дайр -- сухощавый, в
аккуратном европейском костюме, золоченых очках, наблюдая за разгрузкой, все
время улыбался. Он умел определять номенклатуру военных грузов даже в
ящиках, брезентовых чехлах и под маскировочной сетью.
Вечером, за богатым дастарханом, он ел белый плов с горохом и жареную
баранину, улыбаясь, поднимал наполненный водкой стакан, адресуя учтивые
слова сотрапезнику -- бородатому крепкому человеку в национальной одежде с
обветренным, обожженным солнцем лицом.
-- Много пулеметов, -- деловито докладывал он в перерывах между
здравицами. -- Больше десяти. Снайперские винтовки, "стингер", еще какая-то
труба, вроде гранатомета... Пистолеты двадцатизарядные, гранаты... Машина