Корецкий Александр. Пешка в большой игре

Иди сюда.
"Чтоб вы передохли, -- подумал Кислый, продолжая движение. -- Шагу
нельзя ступить спокойно!"
Шило украл Левин, отвертку или молоток он так и не собрался сунуть в
"дипломат", добытый Вовчиком пистолет лежал незаряженным дома. Бывший
беспризорник обещал купить патронов на Рижском рынке. Хорошо, если бы он уже
это сделал и готовая к бою пушка находилась под рукой...
-- Я кому сказал!
Они пошли наперерез -- все трое, слегка расходясь, чтобы взять в
кольцо.
Каймаков огляделся. Вокруг никого не было. Ни бравых омоновцев, ни
решительных патрульных, ни постового, ни дружинника, ни просто гражданина,
жаждущего прийти на помощь. Лишь франт с цветами наблюдал за развитием
событий.
Каймаков ударил первого в колено и бросился бежать.
-- Ну, сука!
Раздался топот, толчок в спину сбил его с ног. Пинки посыпались со всех
сторон. Зазвенело стекло.
-- Сщас ему рожу разукрашу...
Зазубренное бутылочное горлышко приближалось к лицу, когда раздался
выстрел. Потом второй, третий! Горлышко исчезло.
-- Быстро вставайте! -- Чья-то рука вцепилась в воротник пальто
Каймакова, помогая ему подняться на ноги. Это был тот самый франт, только
вместо цветов он держал в руке пистолет.
Один нападающий лежал на земле, двое терли глаза и надсадно кашляли.
Каймаков почувствовал острый запах и резь в глазах.
-- Уходим, скорее! -- Спаситель тянул его за пальто. -- Не трите глаза,
быстрей пройдет.
-- Я тебя, пидора, на нож посажу! -- раздавалось сзади. -- Сейчас
догоню и посажу!
Отбежав на несколько сот метров, они оглянулись. Нападавшие, похоже,
приходили в себя и действительно собирались пуститься в погоню.
У Каймакова резало глаза, особенно левый.
-- Черт, я тоже наглотался, -- сказал незнакомец. -- Горло дерет,
нос... Надо бы прополоскать с содой... Посмотрите, они не бегут следом?
-- Вроде нет. Я живу в квартале отсюда, зайдем ко мне.
-- Это самое умное, -- кивнул спаситель.
Когда вечером к Каймакову заехал Морковин, тот рассказал о
происшествии.
-- Но это случайность, -- закончил Кислый рассказ. -- Обычное пьяное
отребье, хулиганы.
-- Да? А как ваш спаситель?
-- Отличный парень! Витя Клячкин. Отсидел ни за что четыре года...
Смелый!
Они сидели на кухне, закрыв дверь в комнату. Каймаков на всякий случай
открыл кран, чтобы звук льющейся воды заглушал разговор.
-- Хорошо, что он подвернулся со своим газовым пистолетом.
-- О чем говорили?
-- Обычный треп. Знаете, как после драки... Бессвязно все. Еще и
выпили... Потом он про зону вспомнил -- ужасы всякие...
-- Когда договорились встретиться?
-- Завтра после работы...
Каймаков осекся.
-- Откуда... Почему думаете, будто договорились?
-- Да потому, что это подстава.
-- Но...
-- Самая элементарная. Вариант номер семь из инструкции по установлению
контактов. Девиз: "Лучший способ войти в доверие к человеку -- это его
спасти". Рассчитан на неискушенных, слабозащищенных и впечатлительных людей.
Есть гораздо более изощренные способы знакомств...
-- Никому нельзя верить... -- убито прошептал Каймаков. -- Такой
приличный парень. Я действительно ему очень признателен.
-- Данный вариант как раз имеет целью вызвать теплые чувства и
искреннюю благодарность к спасителю. Тогда легко сглаживаются всякие
шероховатости. Вы, например, не спросили, что он здесь делал?
-- Ждал девушку! С букетом цветов. Вчера познакомился в метро.
-- Прекрасно. Почему же она не появилась? Почему он не продолжил
ожидание после своей чудесной победы? Начисто забыв о свидании, он бросает
букет и идет к незнакомому человеку пить водку и травить байки о зоне! Вам
не кажется это странным?
-- Хороший парень, -- печально повторил Каймаков.
-- Не отрицаю. Он действительно может быть приличным человеком.
Возможно, и не собирается причинять вам вред. Ему просто нужно выполнить
задание. Что-то сообщить или, наоборот, узнать, с кем-то познакомить. Одним
словом, сделать нечто совершенно невинное. Другое дело -- не исключены
побочные эффекты. Например, вы попадете под трамвай или отравитесь газом...
-- Что же мне делать?
-- Естественно вести себя, поддерживать контакты и сообщать нам, что
ему надо. А мы завтра пронаблюдаем -- что он за птица.
За проведенную операцию Асмодей удостоился искренних похвал Межуева и
Григорьева.
-- Он лихой оказался, этот Кислый, так двинул моего парня в колено --
чуть не сломал, -- рассказывал Семен. -- Пришлось тридцать тысяч доплатить,
чтоб без обид.
-- А Виктор молодец, бабахал как в кино, -- сказал майор.
-- Кстати, -- Семен протянул руку, -- давай пушку, дозарядить надо.
Они сидели в другой конспиративной квартире, которая отличалась от
первой только месторасположением: планировка и обстановка совпадали почти до
деталей.
Семен извлек из "вальтера" магазин.
-- Осталось два газовых, так?
-- Так, -- кивнул Асмодей. Один неиспользованный патрон он специально
вынул, чтобы Семенова арифметика сошлась с действительностью.
-- Точно. -- Григорьев заглянул в дырочки обоймы. -- Теперь давай три
газовых и два звуковых.
Когда Асмодей принес требуемое, прапорщик поучающе сказал:
-- Смотри и запоминай, пока я жив. Вначале эти, с желтой заглушкой,
потом два с зелеными. Теперь досылаем в ствол...
Он передернул затвор и протянул пистолет рукояткой вперед.
-- Вопросы есть?
Ему явно нравилось учить. Но Металлист делал это наглядней.
-- Доложите Дронову, Валентин Сергеевич, что газовый пистолет
использовался для проведения операции, -- сказал Семен. -- А то он считает,
что мы поощряем блажь...
Межуев кивнул.
-- Обязательно доложу.
И повернулся к Асмодею.
-- Когда думаешь выходить на связь со Смитом?
-- После закрепления знакомства. Дня через два. Послушайте дальше про
этого Каймакова...
Асмодей чувствовал себя первооткрывателем. Он сам установил адрес
объекта разработки, проследил маршрут к дому, контрразведчики только
организовали операцию знакомства.
Теперь он с-упоением рассказывал о привычках Кислого, его манере
поведения, обстановке в квартире, пересказывал беседу за совместной
выпивкой.
Межуеву и Григорьеву все это было хорошо известно, а пресловутая беседа
даже записана на аудиокассету. Но высказывать осведомленность нельзя и
уклоняться от беседы непедагогично: агент должен высказаться.
Поэтому они внимательно слушали Асмодея, задавали вопросы и хвалили за
оперативное мастерство. Это способствует укреплению психологического
контакта.
Капитан Иванченко бился всерьез, как и подобает офицеру. Схватка была
не шуточной, с криками, стонами и кровью. Крепкие руки сжимали его в
железном захвате, ноги то и дело взлетали в воздух -- таким броском стоящий
"на мостике" борец сбрасывает наседающего противника.
Капитан держался. Он прижал белокурую голову к подушке, чтобы не
получить еще один глубокий укус, и мощными толчками противодействовал
попыткам подбросить себя к потолку. И он сам, и бьющееся под ним сильное
гладкое тело Любаши были мокрыми от пота, оба тяжело дышали, словно после
пятикилометрового кросса, но капитан из предыдущего опыта знал, что сумеет
выдержать восхитительный марафон, требующий сосредоточения как физических,
так и душевных сил.
Концентрация энергии и внимания была столь высока, что Иванченко не
сразу отреагировал на отмеченное боковым зрением движение в комнате, даже
когда он повернул голову и увидел небритого лохматого мужика, собирающего в
охапку его мундир и Любины вещи, то не прекратил своего занятия и, как
загипнотизированный, произвел по инерции не менее десяти фрикций,
становящихся, правда, все слабее и слабее.
Лишь когда вор выбежал из комнаты, капитан разъединился, разорвал
захват и мгновенно оказался сброшенным на пол, но тут же вскочил, уже
приходя в себя и пытаясь сообразить, что надлежит делать в такой ситуации. В
голову ничего не приходило. Люба продолжала дергаться и протестующе стонала.
Он знал: около пяти минут она не сможет говорить.
Зато разговор раздался в прихожей, и два милиционера ввели лохматого
мужика, который вяло вырывался.
-- Сейчас глянем, что ты здесь натворил...
Майор осекся и огляделся. Голые, без занавесок, окна, пустая комната с
широкой тахтой и двумя стульями. Посередине стоял Иванченко в одних
форменных зеленых носках. Вид он имел далеко не геройский, и даже
внушительное мужское достоинство, секунду назад готовое к действию, обвисло
жалким, сморщенным стручком.
-- Та-а-а-к! -- протянул майор. -- Кто из вас ее убил?
Одеревеневший Иванченко понял, что речь идет о Любе. Она раскинулась на
тахте с закрытыми глазами и действительно напоминала мертвую. Он хотел ее
прикрыть, но ничего подходящего в комнате не было. Сделав несколько
бессмысленных движений, он поднял с пола смятый комок черных колготок,
расправил и положил на роскошное тело подруги в противоположном
естественному направлении, так что верхняя часть оказалась, как и положено,
на бедрах, а чулки, расходясь, прикрывали груди.
Сзади раздался глухой удар.
-- Ты убил, сука?!
Удар пришелся в плечо, но мужик согнулся, схватился за живот и рухнул
на колени.
-- Не я, век свободы не видать! -- прохрипел он. -- Зашел шопнуть
чего-нибудь, в натуре, замочки-то все одинаковые... А он ее душит! Зачем мне
к "мокрому" примазываться? Повернулся и бежать, а тут вы...
-- Значит, ты?! -- Майор шагнул к Иванченко.
Голый человек в безвыходной ситуации перед лицом позора, краха карьеры,
крушения семейной жизни чувствует себя совершенно беззащитным.
-- Я капитан Российской Армии, -- выдавил он из себя и отшатнулся.
-- А почему не полковник? -- Майор сделал еще шаг. -- Я -- начальник
уголовного розыска майор Котов, на мне форма, в кармане удостоверение. Нам
позвонили соседи: за стеной кричит и стонет женщина. Женщина мертва,
свидетель показывает на тебя. Ну!
Люба зашевелилась, открыла глаза, быстро села, подтянув колени к груди
и прикрываясь колготками.
-- Живая она, вот... -- Иванченко был унижен, напуган и морально
сломлен. Впоследствии он винил роковую случайность, но ситуацию создала не
случайность, а оперативный расчет майора Котова, который учел все, даже
продолжительность коитуса капитана и супруги его начальника.
-- А этот у нас одежду украл, -- сообщил Иванченко, указав на небритого
мужика.
-- Да не брал я никакой одежды, -- закричал тот. -- На фиг она мне...
-- Выбросил, наверное, -- сказал второй милиционер. -- В мусоропровод
или в окно. Может, в бочке с известью утопил...
Иванченко схватился за голову и застонал. Люба заплакала.
-- Дай им накрыться, -- скомандовал майор.
Старший лейтенант принес из прихожей Любино пальто и капитанскую
шинель.
-- И вправду офицер! -- удивился майор. -- Ну, пойдем на кухню,
поговорим, раз так...
Через час, уложив подписанные листы объяснения в папку. Котов вернулся
в комнату. Люба сидела в прежней позе, но уже в пальто, из-под которого
беспомощно торчали босые ноги.
-- Ну, ты, -- обратился майор к лохматому мужику. -- Пять минут --
вернуть вещи. Иначе -- с балкона головой вниз.
В сопровождении старлея мужик вышел и почти сразу вернулся с вещами.
-- Проверьте, все ли на месте, -- сказал Котов и, получив
утвердительный ответ, попрощался.
Милиционеры ушли, забрав с собою мужика. Иванченко и Люба посмотрели
друг на друга.
-- Все хорошо, что хорошо кончается, -- сказала она и улыбнулась. -- А
ведь мы не кончили... Заново с того же места?
Иванченко всегда удивлялся ее жизненной энергии. Но не предполагал, что
она настолько неисчерпаема.
Мрачно покачав головой, он молча оделся.
В непрезентабельной комнатке второго этажа агентства "Инсек" Морковин
обсуждал с напарником ход расследования.
-- Много узнать у наших не удалось, -- рассказывал Сергеев-Сидоров. --
Особо расспрашивать не принято, к тому же все знают, что я "на выходе"...
Короче, вначале его хотели ликвидировать, а сегодня Карл и Франц получили
приказ его охранять. С его статьями связан какой-то политический скандал в
Думе. Вот и все...
Сергеев помолчал.
-- Да, самое интересное! Знаешь, от кого охраняют нашего друга? От
одиннадцатого отдела! А ведь до сих пор одиннадцатый отдел охранял его от
наших!
-- Значит, машина закрутилась в обратную сторону...
Сыщики уже закончили разговор, когда пришел Котов.
-- Ну и порядки -- если б ты не заказал пропуск, не пустили бы...
-- Новые отношения, частная собственность, -- сказал Морковин. --
Директор занят, придется полчаса подождать. Я с ним говорил, возражений нет.
Можешь считать -- дело на мази. Беседа -- это формальность, вся информация о
тебе собрана. Завтра же и подавай рапорт!
-- С неделю придется подождать, надо одно дело закончить...
Котов повернулся к Сергееву.
-- Кстати, у меня к тебе вопрос. Знаешь такого -- Плеско?
-- Ну, -- недовольно буркнул тот.
-- Засран по самые уши. Оружие бандитам продает. Мне нужен его адрес.
-- Обратись официально, в кадры.
-- Они гражданским не дадут ни хера, сам знаешь. А дело срочное. Есть
подозрения, что это он снайперские заказы исполняет.
Морковин встрепенулся. Недавно он заходил к коллегам и знал, что отдел
внутренней безопасности разыскивает связанного с преступниками снайпера --
офицера одной из спецслужб.
-- А этот ваш... Плеско -- действительно снайпер? -- спросил он у
угрюмо молчащего грушника.
-- Еще бы! На все руки...
-- Какого же хера ты молчишь? -- завелся Морковин. -- Раз все в цвет
попадает? У тебя кто спрашивает -- хрен с бугра? Начальник уголовного
розыска, такой же майор, как и ты! Завтра вместе работать будете, прикрывать
друг друга! Чего выделываться? Тебе на службе под зад коленом дали? Дали!
Чего же ты патриота изображаешь?
-- Тут дело простое, -- умиротворяюще вмешался Котов. -- Если сидеть и
ждать, он еще когото шлепнет. Кого?
-- Ладно, узнаю, -- буркнул Сергеев.
-- То-то, -- удовлетворенно сказал Морковин. -- После беседы давайте
выпьем да расслабимся. Осточертели дела и заботы!
Но, улучив момент, он вышел к другому телефону и набрал номер бывших
сослуживцев из отдела внутренней безопасности.
-- В оперотделе ГРУ есть майор Плеско, -- представившись, сказал он. --
Как бы он и ни был вашим снайпером.
-- Спасибо, Миша, проверим, -- ответил коллега.
Проверка показала, что во время совершения наиболее громких
"снайперских" убийств последних лет майор Плеско отсутствовал и дома, и на
службе. Где он находился, выяснить не удалось.
Обстоятельная справка легла на стол Верлинова. Через пятнадцать минут
подполковник Дронов получил боевой приказ.
Когда машина тронулась, подложенная под заднее колесо иголочка
проколола камеру, и воздух стал медленно стравливаться. Иголочка была не
простой, а из спецкомплекта "Остановка", с точно рассчитанным диаметром:
последствия прокола должны были сказаться через семь-десять минут.
Так и получилось. Автомобиль потерял плавность хода и просел назад.
Плеско, выругавшись, подрулил к тротуару. Он никогда не делал остановок без
крайней необходимости и не любил их, но замена колеса -- настолько обыденное
дело в жизни водителя, что обычно не вызывает подозрений. На этой
обыденности и строился план операции.
-- Не дергайся, Плеско, госбезопасность, -- раздался сзади уверенный
голос, и пригнувшийся к домкрату майор замер.
-- Мы знаем, кто ты, у меня наркотизатор, -- спокойно предупредил тот
же голос.
Плеско выпрямился. Голос принадлежал Семену Григорьевичу. По сторонам
стояли еще два парня, выражение их лиц однозначно давало понять, что это
профессионалы.
Алексей Плеско умел многое, но все навыки и способности не годились
против тех, кто знал его и специально готовился к задержанию. К тому же дело
происходило не в Аргентине, и у него не было запасного паспорта и
постоянного окна на границе.
-- Колесо сами поменяете? -- хладнокровно спросил он. -- Машину
отгоните на стоянку у дома.
-- Сделаем, -- заверил Семен и распахнул дверь черной "Волги".
-- К кому едем? -- поинтересовался Плеско посередине дороги.
-- К генералу Верлинову. Слышал небось?
"Дьявол!" -- Плеско был наслышан о необыкновенной проницательности
Верлинова, о его феноменальной способности предвидеть развитие событий и
опережать противника на один-два хода. Теперь предстояло лично убедиться во
всем этом.
Хотя начальник подотдела физических воздействий готовился к встрече с
генералом, собирая в кулак все свои силы и волю, это ему не понадобилось.
Верлинов не собирался беседовать с исполнителем. Ему было нужно знать, кто
отдал приказ.
И он это узнал. Майору вкололи полуторную дозу пентонала натрия и
записали рассказ на магнитофон. На отдельную пленку записали отчет о
совершенных по заказу убийствах. Вторую пленку скопировали и вместе с
задержанным отвезли начальнику УР Котову. Перед тем как посадить Плеско в
машину, Григорьев забрал у него удостоверение ГРУ и документы прикрытия,
положив в карман дубликат удостоверения, имеющий явные признаки подделки.
Котов находился у себя в кабинете, когда позвонил Аркадьев.
-- Сейчас тебе доставят Плеско, он в полном расколе. Удостоверение у
гада поддельное, на установление личности уйдет дня три. Успеешь?
-- Успею, -- кивнул начальник УР.
Он действительно успел. Обезволенный Плеско повторил показания под
протокол, потом у него сделали обыск, изъяв сто двадцать тысяч долларов.
Поскольку удостоверение сотрудника ГРУ было явно поддельным, его до
установления личности оставили в юрисдикции уголовного розыска. Котова очень
интересовали все подробности того, как специальное оружие попало к
преступникам.
Михаил Петрович вернулся домой поздно. Жена отправилась на дачу, утром
он собирался к ней присоединиться. В просторной трехкомнатной квартире было
пустынно, сам собою поскрипывал паркет, будто бродили тени номенклатурных
работников, населявших в свое время это жилище, а потом пропадавших в
никуда.
Но Михаил Петрович не отличался впечатлительностью. К тому же дом
охранялся. И не только сотрудниками Главного управления охраны, но и его
людьми. Министру безопасности положена личная стража. И если кабинет
"теневой" -- дела это не меняет, просто и охрана не официальная, а
"теневая". Что нисколько не снижает ее эффективности.
Он принял ванну, тщательно расчесал густые, черные, без признаков
седины волосы, которыми очень гордился, с идеальной точностью сделал
безупречный пробор.
Пересмотрел деловые бумаги -- как по официальной должности, так и по
"теневой". В блокноте текущегоконтроля записал: "Верлинов", дважды
подчеркнул и поставил вопросительный знак. Исполнитель до сих пор не сообщил
о сроке ликвидации, такой непорядок не мог быть терпимым.
Потом он полулежал на мягкой кровати, потягивая коньяк и трогая
сенсорные кнопки дистанционного пульта. Спутниковая антенна предоставляла
широкий выбор программ, но без перевода, а он совершенно не имел способности
к языкам. Впрочем, это ему не помешало в жизни.
Внезапно он подумал, что потом, когда задуманное удастся, можно
оснастить все квартиры руководства синхронным переводом. Мысль понравилась.
Тронув кнопку выключения, он забылся в полудреме. На кухне что-то скрипело,
но Михаил Петрович не обращал внимания на посторонние звуки.
Скрипел газовый кран перед печью. Он медленно, с усилием поворачивался,
будто кто-то из бывших хозяев немощной рукой пытался пустить газ. Кран был
довольно тугим и сдвигался буквально по миллиметру, но наконец стал в
положение "открыто".
Кран духовки повернулся гораздо легче, газ пошел вначале слабо, потом
зашумел во всю мощь.
Исходя из кубатуры квартиры и расположения комнат, в первую очередь
спальни, наполнение должно было продолжаться от пятидесяти минут до полутора
часов. Ровно через полтора часа в аварийную службу "Мосгаза" сообщили о
сильной утечке в одной из квартир престижного дома современной номенклатуры.
Аварийная бригада прибыла быстро, дверь пришлось взломать, в
противогазах вошли внутрь, закрыли краны и распахнули окна. Увиденное в
спальне заставило вызвать милицию. Картина была совершенно очевидной.
Непонятным оставалось одно: кто вызвал "аварийку"? Из-за толстых стен и
насыпных междуэтажных перекрытий запах газа в соседних квартирах не
ощущался. Но, в конце концов, большого значения эта неясность не имела...
-- Нет, так дела не ведут! -- строго сказал хозяин. -- Теряешь деньги,
людей, территорию. Кому нужна такая работа?
Седой стоял почти навытяжку и боялся пошевелиться. Гена Сысоев или еще
кто из Юго-Западной группировки не узнали бы своего шефа. Подавленный,
бледный, по спине струился холодный пот. Немудрено: он стоял на краю ямы.
На самом деле никакой ямы, конечно, не было, была одна из дач Ивана
Павловича, непонятно -- личная или государственная, ибо они ничем не
отличались друг от друга, даже вооруженная охрана руководствовалась одними и
теми же нормами сменной численности и тактики несения службы.
Но, стоя на толстом ковре, покрывающем дубовый паркет. Седой чувствовал
запах сырой земли и могильный холодок, пробирающий до самых внутренностей.
Слишком хорошо он знал, чем заканчиваются подобные разговоры.
-- Полоса невезения, -- умоляюще проговорил он. -- У каждого бывает...
-- Бывает, -- согласился хозяин и провел ладонью по гладко выбритому
худощавому лицу. Оно было несколько вытянутым, что когда-то давно давало
основание для обидной клички Длинномордый. Последние двадцать лет эта кличка
существовала только в мыслях осведомленных людей, а те, кто произносил ее
вслух, давно истлели в сырой земле, холодок которой так отчетливо ощущал
Седой. -- Бывает, -- повторил хозяин и усмехнулся. -- Но при чем здесь я?
Он встал, прошелся по комнате, помешал угли в камине и снова повернулся
к Седому -- высокий, представительный, строгий.
-- Слышал, воры тебя теснят, армяне? -- недоброжелательно спросил он.
-- Может, на покой пора?
И от безобидного слова "покой" веяло смертью.
-- Это ерунда, я все отрегулирую. Если вы поверите...
-- Поверю, почему не поверю. -- Иван Павлович подошел к бару, налил два
фужера. -- Сухого вина хочешь?
Седой взял фужер, поднес ко рту, но выпить не смог.
-- Я всем верю. Но если меня обманывают...
-- Никогда этого не было...
-- Знаю. Потому и разговариваю с гобой. А иначе...
Хозяин сделал выразительный жест.
-- Короче, пропавшую казну я на себя повесил. На свой авторитет, свои
дела, свою ответственность. И теперь ты эти деньги должен лично мне! Лично,
ты понимаешь?
Седой молча кивнул. Он понял две вещи: сейчас удастся уйти живым. Но
это только отсрочка.
В комнату вошел высокий молодой человек в безупречном костюме,
галстуке, с трубкой радиотелефона в руке.
-- Иван Павлович, вас. Сам...
Тень озабоченности мелькнула на вытянутом лице.
-- Слушаю. Нет, не знаю. Вот так?! Кто? Странно... Не очень я верю в
случайности. Он что, пьяным был? Ну вот... Есть, понял!
Хозяин отдал трубку, и молодой человек вышел.
-- Ладно, на сегодня все. Горе у нас -- товарищ внезапно умер. Газом
отравился. Ты проверяешь краны перед сном?
В вопросе послышался скрытый намек.
-- Какой срок тебе нужен?
-- Две недели, -- сказал Седой наобум.
-- И ни дня больше!
Все еще не пришедший в себя Седой вышел на просеку в сосновом бору и
привычно нырнул в уютное кожаное нутро своего "Мерседеса". Водитель сразу
тронулся с места.
-- Ну как, шеф? -- спросил сзади Гена Сысоев.
-- Увидим, -- мрачно буркнул Седой.
И вдруг спросил:
-- Откуда он все знает? Про армян. Клыка?
Седой рывком повернулся к референту.
-- Откуда, я тебя спрашиваю?!
Гена испуганно отшатнулся.
-- Успокойтесь, шеф! Я-то при чем?
"Мерседес" вылетел из дачного поселка, просев на амортизаторах,
затормозил у магистральной трассы, дождался просвета и влился в поток идущих
к Москве машин.
Через час тем же путем неслась "Вольво" Ивана Павловича. Перед
магистралью водитель притормозил, но педаль провалилась, не включив
тормозную систему. "Вольво" с ходу врезалась в "КамАЗ", слетела в кювет и
загорелась.
-- Авария на сороковом километре, -- доложил через полчаса по рации
инспектор ГАИ. -- Три трупа. Похоже, лопнул тормозной шланг.
-- Отлично справляетесь, молодец, -- похвалил Верлинов. -- Самое
главное -- абстрагироваться, не входить в конкретику. К тому же очистка
общества от всякого сброда -- дело безусловно полезное.
-- Не надо об этом, -- тихо попросил индуктор. -- Я никак не могу
привыкнуть...
-- Хорошо, -- сразу согласился генерал. -- Сейчас вас отвезут на мою
дачу. Поживете, пока ремонтируется квартира. И сразу отметим новоселье. Жена
рада?
-- Не может поверить. -- Индуктор чуть заметно улыбнулся. Верлинов
решил, что это хороший признак.
Вальяжный господин с холеным барским лицом нервно ходил по кабинету.
Два несчастных случая подряд не могли быть случайностью! Смерть ближайших
соратников была кем-то блестяще организована. Но кем?
Он внимательно вспоминал события последнего времени. Неужели?.. Да,
сомнений быть не может! И Иван Павлович, и Михаил Петрович собирались
ликвидировать Верлинова. А тот всегда успевает нанести опережающий удар.
Значит, это не миф...
Он задумался о своей судьбе. Если Верлинов разделался с отдельными,
представляющими опасность личностями, то ему ничего не грозит. Если же он
взялся за "теневой" кабинет, то уничтожит все существенные фигуры, а уж
главную -- в первую очередь!
В шкафу грудой сложены кожаные папки, дорогие записные книжки, красивые