Страница:
Каймаков ощутил раздражение.
-- Ну хватит, хватит...
Напевая и пританцовывая, Верка отступила на несколько шагов. "Рабочий
вариант" для многих мужчин института, особенно после вечеринок и всяких
междусобойчиков, когда алкоголь обостряет влечение и снижает требования к
внешности избранницы, сейчас она чувствовала себя королевой, очаровательной
и желанной. И хотела как можно дольше продлить это состояние, для чего
следовало максимально отсрочить момент соития, после которого мужчины
немедленно теряли к ней интерес, с брезгливостью смотрели, как она приводит
одежду в порядок, и торопились уйти, категорически отвергая предложения
"заняться любовью как люди" у нее дома.
-- Иди сюда, зайка, -- сдерживая раздражение, сказал Каймаков.
Блаженная улыбка исчезла, он искусственно поднимал углы рта, от чего щеки
напряженно деревенели.
Он знал: выпив, Верка любила выделываться, набивая себе цену. Сколько
раз, прервав минет, она аккуратно заправляла все его хозяйство, застегивала
"молнию" и сообщала: "На сегодня -- все! Если хочешь -- закончим у меня
дома".
Поскольку ценность Верки состояла в возможности быстрого облегчения в
непосредственной близости от рабочего места и при минимальных затратах
времени, перспектива тащиться через полгорода и канителиться весь вечер, а
чего доброго, и всю ночь не могла прельстить его даже в состоянии крайнего
возбуждения.
Подавляя поднимающуюся злобу, он принимался уговаривать Верку, которая
с важным и независимым видом курила длинную черную сигарету и время от
времени отрицательно качала головой и говорила: "Не-а!" Все решала плоть --
если она не успокаивалась, Каймаков продолжал уговоры, фальшиво улыбался,
называл ее "зайкой" и "рыбкой", иногда добивался своего, иногда терпение
лопалось, и он уходил, хлопая дверью, и давал себе слово никогда не
переступать порога будто пропахшей вульвой каморки. Если плоть, восприняв
изменение обстановки, опадала, он спокойно говорил: "Как хочешь, зайка,
пока" -- и выходил из комнаты с теми же обещаниями. Но через некоторое время
Верка исправлялась, и все возвращалось на круги своя.
-- Мы же у тебя дома, есть возможность раздеться и лечь в настоящую
постель, как ты всегда хотела, -- ненатуральным медовым голосом убеждал
Каймаков Верку, а про себя думал: "Почему я должен уговаривать эту суку?
Послать ее подальше и поехать домой, что ли..."
Не слушая его, Верка вертела бедрами, сладострастно извиваясь в
эротическом, по ее представлению, танце. Потом стала исполнять канкан,
высоко вскидывая то одну, то другую ногу. В комнате запахло спортзалом.
"И чего я сюда приперся?" -- спросил себя Каймаков и внезапно все
вспомнил.
-- Где у тебя машинка? Мне надо кое-что написать.
В это время Верка сбросила бюстгальтер и швырнула ему в лицо. Грудь у
нее была хорошая, и Каймаков помягчел.
-- Ну, работу можно и отложить... А сейчас...
Воспользовавшись тем, что девушка находилась в пределах досягаемости.
Каймаков наклонился вперед и вцепился в ажурные трусики. Верка отпрыгнула,
раздался треск рвущейся материи и тонкий крик раненого зайца.
-- Что ты наделал! Я за них тридцать тысяч заплатила!
Слезы градом катились по некрасивому лицу, трусики теперь болтались на
одном бедре, и Верка, быстро сдернув их, принялась изучать размер ущерба.
-- Я их сейчас нарочно надела, чтоб красиво было, специально для
тебя... А ты!
Теперь в ее голосе слышалась неприкрытая злость.
-- Да брось, зайка, чего ты. -- Каймаков жадно разглядывал голую Верку.
Он впервые видел ее полностью обнаженной и должен был признать, что сейчас
она здорово выигрывала. -- Тебе вообще нужно голой ходить, смотри, какая
фигура! Можно скульптуру лепить!
-- Да, умный, голой! Горбишь, горбишь, чтобы одеться прилично, а если
каждый рвать будет...
Фигурно выстриженный лобок приковал взгляд Каймакова.
-- Я тебе другие трусы куплю, -- сказал он, сажая девушку рядом с собой
на мягко просевший диван. -- Кончай плакать...
Рука скользнула по гладкой коже, вновь ощутив пикантную колкость
коротко подстриженных волос. Он попытался уложить ее на податливые подушки,
но Верка резко вырвалась.
-- Трусы он купит, -- пробурчала она, вытирая слезы. -- А дальше что?
Ты знаешь, что у меня несворачиваемость крови?
Каймаков опешил.
-- При чем одно к другому?
-- Да притом! -- Верка опять заплакала, тонко и жалобно подвывая. -- Ты
меня сейчас...
Верка не утруждала себя эвфемизмами и прямо назвала слово,
обозначающее, что сделает с ней Каймаков на мягком уютном диване.
-- ...И я забеременею. -- Она заплакала громче. -- А аборт мне делать
нельзя, придется рожать... Ты всунул -- и в кусты, а я со своей девочкой на
сорок пять тысяч нищенствовать буду!
Верка зарыдала навзрыд.
"К черту! -- Каймаков вскочил и стал быстро собираться. -- Она
психбольная. Видно, на почве походного секса чокнулась... И чего я, идиот, к
ней поперся! Надо быстро дергать к себе".
Каймакову нельзя было идти домой: там его поджидал убийца. Но он об
этом не знал.
Не знал он, конечно, и о том, что на недавнем оперативном совещании в
отделении подполковника госбезопасности Дронова его жизнь и поведение
подверглись подробному анализу.
-- Первый этап прошел без осложнений, -- докладывал ведущий разработку
майор Межуев. -- Объектом манипулирует наш агент -- Мальвина. Кислый, ничего
не подозревая, с интересом взялся за наши цифры, сам пришел к выводу об
утечке мыломоющих средств, мысль о статье мы ему подбросили, но и здесь
оказалось достаточным намека, он его подхватил и сделал довольно
профессиональный газетный материал. С публикацией проблем не было, сейчас
любые жареные факты заглатывают с аппетитом...
Дронов поморщился, но ничего не сказал. Он был педантом и не терпел
неслужебных терминов, но не настолько, чтобы перебивать инициативного
сотрудника, успешно проводящего важную операцию. Да еще в присутствии
генерала.
-- Мы только чуть подтолкнули через свои каналы, чтобы сразу -- в
печать. На Западе было труднее: из четырех газет сумели реализовать только в
двух, но зато с комментариями. Дескать, не подтверждает ли пропажа мыла и
порошка слухи о подземном оружии невиданной силы?
Межуев заглянул в поспешно заполненный листок.
-- Кстати, три часа назад "Немецкая волна" передала анализ сейсмических
катастроф применительно к политической ситуации в пострадавших местностях.
Они довольно недвусмысленно намекнули на их искусственный характер, а в
подтверждение сослались на публикации нашего фигуранта, называя его "крупным
российским социологом... ". Он бы радовался, если б услышал.
-- Еще услышит, -- кивнул Верлинов. -- Только что пришла информация:
Би-би-си готовит развернутый обзор с комментариями специалистов. В нем
нашего друга называют доктором наук! Да, кстати... -- Генерал обратился к
Дронову: -- Все агенты, успешно сработавшие по данному делу, должны быть
поощрены. Подготовьте представление на списание соответствующих сумм.
Особенно обоснуйте валютные траты.
-- Продолжайте, товарищ майор, -- мягко сказал начальник одиннадцатого
отдела. Он мог вызвать подчиненных к себе, но демократично пришел в кабинет
Дронова, расположившись не на месте хозяина, а на стуле в торце стола, хотя
тумба мешала вытянуть ноги и сидеть там было неудобно.
-- На втором этапе операции мы должны были передать фигуранту некоторые
материалы по "Сдвигу" и сориентировать его на быстрое их опубликование.
Межуев рассказывал для начальника отдела и двух его спутников --
незнакомых людей с суровыми и решительными лицами. Один был похож на
уволенного командира "Альфы" Карпенко, который не мог здесь находиться, во
втором угадывался коллега, в звании не ниже генерал-майора. Начальника
отдела "Т" Борисова Межуев никогда раньше не видел, но принадлежность к
Системе и звание определил правильно.
-- С целью психологической подготовки фигуранта ко второму этапу мы
осуществили акцию воздействия, высказав от лица неконкретизированной
преступной организации угрозу убийства.
Межуев сделал паузу и оглядел присутствующих чуть виноватым взглядом.
-- С этого момента в операцию вклинились очень подозрительные случайные
факторы. Вопервых, на фигуранта кто-то совершил покушение, а он каким-то
необъяснимым образом сумел его отразить. Естественно, фигуранта это
напугало. Очень обеспокоился и наш агент. Мальвина требует, чтобы
безопасность Кислого была гарантирована. Мы дали рекомендации, чтобы Кислый
не ночевал дома. Они выполнены. Во-вторых, опередив нас в передаче
материалов для второго этапа, к Кислому инициативно явился по газетной
публикации некто Боруля. Он служил в подразделении "Сдвига", там получил
травму, добивается компенсаций, но их не получает, а потому чувствует себя
обиженным. Этот Боруля выложил Кислому все, что мы собирались ему сообщить.
-- Из какой он части? -- перебил Верлинов. Вид у генерала был
непривычно встревоженным. -- Вы проверили его?
Межуев вспомнил, что на пленке было упоминание о части-прикрытии, но,
заглянув в свои записи, этого номера не обнаружил.
-- Проверить не успели, -- ответил майор, ощутив кожей, как похолодел
взгляд Дронова.
-- Мы устраним недоработки в ближайшее время, -- вмешался подполковник.
-- Сделайте это немедленно! -- приказал Верлинов. -- И имейте в виду:
на днях в Москву прибывает офицер ЦРУ Роберт Смит. Как раз в связи со
"Сдвигом". Надо "подвести" к нему способного агента и напитать нужной нам
информацией. То есть использовать его для "Расшифровки". Заявление
правительства Соединенных Штатов -- это посерьезнее газетных публикаций.
Так?
-- Так точно, товарищ генерал! -- в один голос отозвались Дронов и
Межуев.
Энтузиазм оперативников не был наигранным. Подчиненные уважали
Верлинова за профессионализм, который редко встречается у руководителей
высокого уровня. А чтобы принципиально новая информация шла не снизу вверх,
а наоборот... Такое встречается еще реже.
Источник высокой осведомленности генерала был известен: служба
электронного наблюдения одиннадцатого отдела осуществляла постоянный съем
информации с терминалов органов внешней разведки, федеральной контрразведки,
МВД, Минобороны, резиденту иностранных посольств и еще очень многих
организаций и учреждений.
-- Какие еще "случайные факторы"? -- спросил Верлинов.
Карпенко и Борисов в ход совещания не вмешивались, но слушали
внимательно и, насколько Межуев мог определить по бесстрастным лицам,
заинтересованно.
Межуев секунду помешкал.
-- Кислый заходил к другу детства -- вору в законе Зонтикову. Потом, по
его рекомендации, к Седому. А в то же время люди Седого перебили подручных
Зонтикова. И наша седьмая бригада оказалась в той бойне...
-- Значит, там погиб Якимов? -- перебил генерал. -- Кстати, деньги не
нашлись?
-- По нашим данным -- нет, -- ответил за подчиненного Дронов.
-- Где сейчас Кислый?
Межуев без запинки назвал адрес. Верлинов ценил компетентность
сотрудников.
-- Хорошо. Охрана должна быть внимательной. Не исключены еще покушения.
Ориентируйте Мальвину на скорейшую реализацию второго этапа. И еще...
Генерал ненадолго задумался.
-- Насколько полезно расследование покушения на Кислого? Ведь можно
поднять шум вокруг этого... Факт-то жареный: человек разоблачает
преступление, а его пытаются убить...
-- Да сейчас таких фактов! -- нарушил молчание Карпенко.
-- И все же... Как мнение исполнителей?
Дронов кашлянул.
-- Мы пытались раскрутить это дело сразу же. Милиция отпихивалась как
могла, я нажал через их министерство... Но вы же знаете -- все вязнет, как
пуля в подушке... А сейчас, думаю, идти этим путем смысла нет. К тому же у
них правило: нет пострадавшего -- нет и расследования. ";
-- Раз нет смысла -- не надо. Но обеспечьте сохранность доказательств
-- вдруг понадобятся...
Верлинов улыбнулся.
-- А насчет пострадавшего: это капитан ГРУ Василий Вертуховский, сорока
одного года, из подотдела физических воздействий.
Повернувшись к Карпенко и Борисову, начальник одиннадцатого отдела
сказал:
-- Засекретили все, на любых уровнях. А на бюрократии прокололись:
лекари передали в медуправление акт вскрытия трупа по факсу, им это для
статистики очень нужно.
В последних словах генерала чувствовался явный сарказм.
Но "прокалываться" на мелочах свойственно не только врачам секретного
госпиталя. Заканчивая совещание, Верлинов не напомнил о необходимости
тщательной проверки "инициативника" Борули. Но Межуев об этом и так помнил.
Однако генерал не подчеркнул важности точного установления) номера его
войсковой части. И майор начисто упустил из виду этот момент.
Кровавой бойней у квартиры гражданина Зонтикова занимались несколько
органов. Следствием -- районная прокуратура, раскрытием -- региональное
управление по борьбе с организованной преступностью и местный уголовный
розыск.
Следователь прокуратуры был молод, тяготел к сфере бизнеса и не любил
опасностей. Поэтому должностные возможности он использовал для содействия
коммерсантам, представительства интересов предпринимателей в органах власти,
"консультирования" при привлечении бизнесменов к ответственности, часто
выступал ходатаем в налоговой инспекции.
Все это приносило доход, несопоставимый с должностным окладом, и
открывало широкие возможности в других сферах. Он ездил на новых
автомобилях, переданных по доверенности и обслуживаемых специальными людьми,
парился в сауне с коммерческими директорами, администраторами и менеджерами
различных фирм, спал с поставляемыми ими девочками, вкусно ел на
многочисленных званых обедах, приемах и презентациях, ремонтировал купленную
недавно одним из акционерных обществ квартиру, ездил в престижные круизы,
благодаря в мыслях родителей -- торговых работников, у которых хватило
мудрости и дальновидности пропихнуть упитанного Вовочку Ланского на юрфак и
определить его дальнейший жизненный путь.
Путь этот был прям, ясен и определенен. Проявлять гибкость в работе,
дружить с руководством, расширять полезные знакомства, крепить контакты с
нужными людьми, уметь оказываться полезным и не стесняться просить об
ответных услугах, уступках и одолжениях.
Это сулило медленное, но верное продвижение по служебной лестнице и
постоянное укрепление материального благополучия. Он уже взял в банке
льготный кредит, и частная строительная фирма приступила к возведению дачи в
ближнем Подмосковье. Потом можно будет продать ее за баксы и построить
новую, а там подойдет время сменить квартиру на более комфортабельную.
Словом, дел предстояло много.
Должность давала ему ключ к благополучию и обеспечивала
неприкосновенность, потому что ни милиция, ни контрразведка не имеют права
"разрабатывать" прокурорского работника, а тем более вести следствие в
отношении его. Угроза могла исходить только от вышестоящих прокурорских
чинов, но те не располагали собственным оперативным аппаратом, а самое
главное -- желанием подрывать свои же корни, связывающие с "землей" и
исправно подающие наверх животворные соки.
Некоторые коллеги Ланского, ведомые охотничьим азартом и старомодными
представлениями о служебном долге, с утра до вечера копались в грязи, крови
и человеческих испражнениях, жгли собственные нервы, портили желудки,
получали зарплату продавца коммерческого киоска, угрозы от "заинтересованных
лиц" и постоянные нахлобучки и выговоры от начальства, приобретали неврозы и
сердечные заболевания, превращаясь к сорока годам в загнанных ломовых
лошадей, не имеющих зачастую собственного угла.
Их пример подтверждал убежденность Ланского в правильности избранного
им пути и служил наукой другим: с каждым годом фанатиков следствия и надзора
становилось в прокуратуре все меньше и меньше.
Дело о явно бандитской разборке никаких дивидендов или полезных
знакомств не сулило и могло принести только неприятности, если невзначай
слишком глубоко копнешь.
С другой стороны, за ним не стояло сколь-либо влиятельных сил,
требующих обязательного раскрытия, как в случае с похищением дочери главы
районной администрации. Это избавляло от необходимости будоражить те,
другие, заинтересованные в анонимности силы, которые угадывались в почерке и
масштабах происшедшего.
Ланский добросовестно допросилсвидетелей: гражданина Зонтикова,
которому ничего не было известно по причине отсутствия в момент перестрелки,
членов милицейской спецгруппы, заставших уже финальную картину,
воспроизведенную в протоколе осмотра места происшествия, двух соседей с
третьего и четвертого этажей -- единственных, кто явился по восьми посланным
повесткам, и, естественно, тоже ничего не знающих.
Больше допрашивать было некого: семеро убитых не могли дать показания.
Их тела исследовали судебно-медицинские эксперты, они написали акты о
характере и локализации телесных повреждений и их причинной связи с
наступившей смертью.
Один эксперт -- дедушка пенсионного возраста -- с въедливостью,
присущей судебным медикам старой закваски, позвонил следователю.
-- Я посмотрел пули под микроскопом, -- дребезжащим голосом сообщил он.
-- Они одного калибра и системы, но следы на них разные. Обратите на это
внимание, когда будете назначать баллистику.
Ланский вслух поблагодарил, а про себя выругал старика за то, что лезет
не в свое дело. Но баллистическую экспертизу для страховки назначил.
Криминалисты окончательно запутали картину происшедшего.
"... пять извлеченных из трупов пуль выпущены из представленных на
исследование пистолетов "ПМ" специального образца и имеют дополнительные
следы, связанные с применением прибора "ПБС". Три пули выпущены из двух
пистолетов "ПМ", не имеющих прибора "ПБС" и на экспертизу не
представленных".
Ланский собирался свести ситуацию к обоюдной перестрелке, в которой все
участники оказались убитыми, а следовательно, привлекать к ответственности
некого и можно прекращать дело с чистой совестью. Но раз были еще два
"ствола", которые унесли с места происшествия...
Впрочем, это не слишком огорчило следователя. Он сел за машинку и
отстучал письмо начальнику УВД округа: "Прошу поручить подчиненным вам
сотрудникам провести оперативно-розыскную работу с целью установления лиц,
совершивших преступление..."
Он знал: девяносто девять шансов из ста за то, что через месяц-полтора
придет ответ: "Принятыми мерами розыска установить преступников не
представилось возможным".
Тогда он с чистой совестью приостановит расследование "до розыска
преступников", а фактически -- навсегда, если, конечно, не произойдет чудо,
которое в жизни хотя и редко, но случается.
Отдельное поручение с резолюцией начальника УВД спустилось к начальнику
уголовного розыска Котову. РУОП и так занималось работой по раскрытию
преступления, входящего в его компетенцию.
-- Эти четверо -- "торпеды" Седого, -- неторопливо рассказывал старший
опер РУОП Диканский -- длинный двадцативосьмилетний парень с "набитыми"
костяшками пальцев. -- Двое -- охранники Клыка. Федор -- его порученец. До
поры до времени все понятно: на дело пошли трое, хлопнули двух охранников,
при попытке войти в квартиру Федька двух положил, третий его добил, но сам
получил две пули в спину. От кого? Непонятно.
Диканский развернулся на стуле, вытянув ноги в проход.
-- Четвертый не собирался участвовать в акции -- у него оружие без
глушителя, но вошел в подъезд и сам получил пулю в лоб! От кого? Тоже
непонятно.
Для высоких людей требуется специальная мебель -- Диканский явно
томился за столом.
-- Ранений и следов рикошета меньше, чем выпущено пуль. Куда делась
одна пуля?
Опер внимательно разглядывал майора Котова.
-- Это совсем простые вопросы, -- невозмутимо сказал тот. -- Там
находились два сотрудника госбезопасности. Лишние пули -- из оружия.
Исчезнувшая пуля -- в одном из них. Он убит.
Диканский не сумел сдержать удивления. Руоповцы считают, что они
профессиональнее уголовного розыска, и, когда убеждаются в обратном,
переносят разочарование весьма болезненно.
-- Откуда это известно?!
-- Оперативная информация, -- небрежно бросил Котов. На самом деле
завесу тайны ему приоткрыл командир группы немедленного реагирования.
Сделано это было во время совместного распития водки и с условием соблюдения
строжайшей секретности. Ответ Котова исключал дальнейшие расспросы: у
сыщиков не принято интересоваться источниками оперативной информации и
выдавать их.
-- Вот оно что. -- Руоповец сразу стал проще. -- Я чувствовал: тут дело
нечисто -- сразу три пэбээса! Какой же у них интерес?
-- Может, казна? Общак-то пропал...
Диканский пожал плечами.
-- Давай займемся оружием, -- сказал Котов. -- Специальные пистолеты
производит только Тула. И делают их не так много. Номера сточены... Разве
что-эксперты прочтут...
Диканский подумал.
-- Ладно, отрабатывайте оружие. У нас сейчас о другом голова болит: как
бы на похоронах воры и группировщики не начали мочить друг друга.
Ответственность-то на РУОП -- это наш контингент... И общак проклятый ищем
не хуже, чем они...
Котов встал.
-- Тогда будем обмениваться информацией.
Они попрощались почти дружески.
В квартире не раздавалось ни звука. Уличный фонарь светил в окно, стол
и стулья отбрасывали на голую стену косые тени. В одной из них притаился
человек. Он легко открыл замок отмычкой, бесшумно осмотрел санузел, кухню,
заглянул в кладовку и занял наиболее выгодную позицию. Он мог ждать долго,
пока не потребуется следующая доза. Но ему дали кайфа и с собой, потому он
был спокоен. Ему дали и пистолет, который лежал рядом. Человек сидел и
смотрел на входную дверь. Он ни о чем не думал, не волновался и не
переживал.
Человека послал Рваный. Он считал, что, если сомнения возникли, надо
смывать их кровью. Этого штымпа следовало пришить сразу, как побили ребят и
забрали кассу. А раз пропали Дурь и Скокарь, ждать больше нечего, разве что
когда всех перебьют. Кто за ним стоит -- дело третье. Он варит кашу, значит,
его и надо убирать. А дальше -- жизнь подскажет. Клык, конечно, согласился с
неохотой, у них, видать, свои дела, но сказал: хотите -- ставьте на перо...
Рваный этого захотел.
Возле дома Верки Носовой никаких внешних изменений не происходило.
По-прежнему неподвижно стояли "шестерка" на площадке для сушки белья и серая
"Волга" возле мусорных баков. Но напряжение в обеих машинах заметно
усилилось.
Сенченко принял сообщение, что "Волги" с таким номером в природе не
существует. То же самое узнал Синаев про номер "шестерки". Оба Центра
приняли решение проверить подозрительные машины силами милиции.
Два патрульных автомобиля с разных сторон подъехали к блочной
пятиэтажке. Лейтенант и два сержанта подошли к "Волге". Сержант держал
автомат на изготовку.
-- Попрошу документы, -- постучал в боковое окно лейтенант. Через
секунду он прочел в бордовой кожаной книжечке: майор Петров -- командир
группы розыска Управления конвойной охраны внутренних войск.
-- Все в порядке. -- Он вернул удостоверение и направился к коллегам,
только что проверившим документы у экипажа "шестерки".
-- Войсковики, группа розыска. А у вас что?
-- Главк уголовного розыска МВД, -- ответил усталый капитан. -- Как бы
они не перестреляли друг друга...
-- Это их проблемы, -- пробурчал младший по званию.
Милицейские автомобили уехали.
Через несколько минут ожила рация в машине одиннадцатого отдела.
-- У них прикрытие внутренних войск, -- сообщил дежурный. -- Соблюдайте
осторожность. Высылаем ударную группу. Надо наконец выяснить, что это за
птицы.
Примерно такой же текст получила бригада Синаева.
-- У них милицейское прикрытие. Сейчас прибудет первое отделение и
заглянет под их "крышу". Будьте наготове.
Из разных районов к дому Верки Носовой мчались машины с вооруженными,
решительными и хорошо подготовленными бойцами.
-- Для этого дела мне приказ не нужен. Тут совесть приказывает. И
справедливость. Мы с Василием столько раз в переплетах бывали...
Крупный, коротко стриженный мужчина одним махом проглотил полстакана
водки и вяло занюхал хлебом.
-- В Штатах, когда приговор по Бейцову исполняли... Он, сволочь,
новейший истребитель угнал и припрятался там на военно-морской базе.
Пэгэушники его достать не могли, у подразделения "Л" Второго главка --
осечка за осечкой... А Политбюро ждет и сам Генеральный интересуется... Ну,
нас и направили...
Мужчина еще плеснул по стаканам бесцветной сорокаградусной жидкости. У
него было малоподвижное лицо и медленные движения, но двое сотрапезников,
похожие на него, как близнецы, знали, что Карл умеет двигаться очень быстро,
как, впрочем, и каждый из них.
-- Помянем еще раз Василия Вертуховского. -- Карл поднял стакан, и все
трое, не чокаясь, выпили.
-- Ты закусывай! Голубовский сейчас совещание проводит, все начальство
здесь, -- сказал Орлов. -- Еще попадешься кому-нибудь на глаза...
Карл не обратил на эти слова никакого внимания. Вытерев рот тыльной
стороной тяжелой ладони, он продолжал говорить больше для себя, медленно и
невыразительно:
-- Дело сделали, а уйти не можем: оцеплено все, тут и полиция, и ФБР, и
контрразведка... Попрощались, пообещали, кто уцелеет, семьям помогать...
-- Ну хватит, хватит...
Напевая и пританцовывая, Верка отступила на несколько шагов. "Рабочий
вариант" для многих мужчин института, особенно после вечеринок и всяких
междусобойчиков, когда алкоголь обостряет влечение и снижает требования к
внешности избранницы, сейчас она чувствовала себя королевой, очаровательной
и желанной. И хотела как можно дольше продлить это состояние, для чего
следовало максимально отсрочить момент соития, после которого мужчины
немедленно теряли к ней интерес, с брезгливостью смотрели, как она приводит
одежду в порядок, и торопились уйти, категорически отвергая предложения
"заняться любовью как люди" у нее дома.
-- Иди сюда, зайка, -- сдерживая раздражение, сказал Каймаков.
Блаженная улыбка исчезла, он искусственно поднимал углы рта, от чего щеки
напряженно деревенели.
Он знал: выпив, Верка любила выделываться, набивая себе цену. Сколько
раз, прервав минет, она аккуратно заправляла все его хозяйство, застегивала
"молнию" и сообщала: "На сегодня -- все! Если хочешь -- закончим у меня
дома".
Поскольку ценность Верки состояла в возможности быстрого облегчения в
непосредственной близости от рабочего места и при минимальных затратах
времени, перспектива тащиться через полгорода и канителиться весь вечер, а
чего доброго, и всю ночь не могла прельстить его даже в состоянии крайнего
возбуждения.
Подавляя поднимающуюся злобу, он принимался уговаривать Верку, которая
с важным и независимым видом курила длинную черную сигарету и время от
времени отрицательно качала головой и говорила: "Не-а!" Все решала плоть --
если она не успокаивалась, Каймаков продолжал уговоры, фальшиво улыбался,
называл ее "зайкой" и "рыбкой", иногда добивался своего, иногда терпение
лопалось, и он уходил, хлопая дверью, и давал себе слово никогда не
переступать порога будто пропахшей вульвой каморки. Если плоть, восприняв
изменение обстановки, опадала, он спокойно говорил: "Как хочешь, зайка,
пока" -- и выходил из комнаты с теми же обещаниями. Но через некоторое время
Верка исправлялась, и все возвращалось на круги своя.
-- Мы же у тебя дома, есть возможность раздеться и лечь в настоящую
постель, как ты всегда хотела, -- ненатуральным медовым голосом убеждал
Каймаков Верку, а про себя думал: "Почему я должен уговаривать эту суку?
Послать ее подальше и поехать домой, что ли..."
Не слушая его, Верка вертела бедрами, сладострастно извиваясь в
эротическом, по ее представлению, танце. Потом стала исполнять канкан,
высоко вскидывая то одну, то другую ногу. В комнате запахло спортзалом.
"И чего я сюда приперся?" -- спросил себя Каймаков и внезапно все
вспомнил.
-- Где у тебя машинка? Мне надо кое-что написать.
В это время Верка сбросила бюстгальтер и швырнула ему в лицо. Грудь у
нее была хорошая, и Каймаков помягчел.
-- Ну, работу можно и отложить... А сейчас...
Воспользовавшись тем, что девушка находилась в пределах досягаемости.
Каймаков наклонился вперед и вцепился в ажурные трусики. Верка отпрыгнула,
раздался треск рвущейся материи и тонкий крик раненого зайца.
-- Что ты наделал! Я за них тридцать тысяч заплатила!
Слезы градом катились по некрасивому лицу, трусики теперь болтались на
одном бедре, и Верка, быстро сдернув их, принялась изучать размер ущерба.
-- Я их сейчас нарочно надела, чтоб красиво было, специально для
тебя... А ты!
Теперь в ее голосе слышалась неприкрытая злость.
-- Да брось, зайка, чего ты. -- Каймаков жадно разглядывал голую Верку.
Он впервые видел ее полностью обнаженной и должен был признать, что сейчас
она здорово выигрывала. -- Тебе вообще нужно голой ходить, смотри, какая
фигура! Можно скульптуру лепить!
-- Да, умный, голой! Горбишь, горбишь, чтобы одеться прилично, а если
каждый рвать будет...
Фигурно выстриженный лобок приковал взгляд Каймакова.
-- Я тебе другие трусы куплю, -- сказал он, сажая девушку рядом с собой
на мягко просевший диван. -- Кончай плакать...
Рука скользнула по гладкой коже, вновь ощутив пикантную колкость
коротко подстриженных волос. Он попытался уложить ее на податливые подушки,
но Верка резко вырвалась.
-- Трусы он купит, -- пробурчала она, вытирая слезы. -- А дальше что?
Ты знаешь, что у меня несворачиваемость крови?
Каймаков опешил.
-- При чем одно к другому?
-- Да притом! -- Верка опять заплакала, тонко и жалобно подвывая. -- Ты
меня сейчас...
Верка не утруждала себя эвфемизмами и прямо назвала слово,
обозначающее, что сделает с ней Каймаков на мягком уютном диване.
-- ...И я забеременею. -- Она заплакала громче. -- А аборт мне делать
нельзя, придется рожать... Ты всунул -- и в кусты, а я со своей девочкой на
сорок пять тысяч нищенствовать буду!
Верка зарыдала навзрыд.
"К черту! -- Каймаков вскочил и стал быстро собираться. -- Она
психбольная. Видно, на почве походного секса чокнулась... И чего я, идиот, к
ней поперся! Надо быстро дергать к себе".
Каймакову нельзя было идти домой: там его поджидал убийца. Но он об
этом не знал.
Не знал он, конечно, и о том, что на недавнем оперативном совещании в
отделении подполковника госбезопасности Дронова его жизнь и поведение
подверглись подробному анализу.
-- Первый этап прошел без осложнений, -- докладывал ведущий разработку
майор Межуев. -- Объектом манипулирует наш агент -- Мальвина. Кислый, ничего
не подозревая, с интересом взялся за наши цифры, сам пришел к выводу об
утечке мыломоющих средств, мысль о статье мы ему подбросили, но и здесь
оказалось достаточным намека, он его подхватил и сделал довольно
профессиональный газетный материал. С публикацией проблем не было, сейчас
любые жареные факты заглатывают с аппетитом...
Дронов поморщился, но ничего не сказал. Он был педантом и не терпел
неслужебных терминов, но не настолько, чтобы перебивать инициативного
сотрудника, успешно проводящего важную операцию. Да еще в присутствии
генерала.
-- Мы только чуть подтолкнули через свои каналы, чтобы сразу -- в
печать. На Западе было труднее: из четырех газет сумели реализовать только в
двух, но зато с комментариями. Дескать, не подтверждает ли пропажа мыла и
порошка слухи о подземном оружии невиданной силы?
Межуев заглянул в поспешно заполненный листок.
-- Кстати, три часа назад "Немецкая волна" передала анализ сейсмических
катастроф применительно к политической ситуации в пострадавших местностях.
Они довольно недвусмысленно намекнули на их искусственный характер, а в
подтверждение сослались на публикации нашего фигуранта, называя его "крупным
российским социологом... ". Он бы радовался, если б услышал.
-- Еще услышит, -- кивнул Верлинов. -- Только что пришла информация:
Би-би-си готовит развернутый обзор с комментариями специалистов. В нем
нашего друга называют доктором наук! Да, кстати... -- Генерал обратился к
Дронову: -- Все агенты, успешно сработавшие по данному делу, должны быть
поощрены. Подготовьте представление на списание соответствующих сумм.
Особенно обоснуйте валютные траты.
-- Продолжайте, товарищ майор, -- мягко сказал начальник одиннадцатого
отдела. Он мог вызвать подчиненных к себе, но демократично пришел в кабинет
Дронова, расположившись не на месте хозяина, а на стуле в торце стола, хотя
тумба мешала вытянуть ноги и сидеть там было неудобно.
-- На втором этапе операции мы должны были передать фигуранту некоторые
материалы по "Сдвигу" и сориентировать его на быстрое их опубликование.
Межуев рассказывал для начальника отдела и двух его спутников --
незнакомых людей с суровыми и решительными лицами. Один был похож на
уволенного командира "Альфы" Карпенко, который не мог здесь находиться, во
втором угадывался коллега, в звании не ниже генерал-майора. Начальника
отдела "Т" Борисова Межуев никогда раньше не видел, но принадлежность к
Системе и звание определил правильно.
-- С целью психологической подготовки фигуранта ко второму этапу мы
осуществили акцию воздействия, высказав от лица неконкретизированной
преступной организации угрозу убийства.
Межуев сделал паузу и оглядел присутствующих чуть виноватым взглядом.
-- С этого момента в операцию вклинились очень подозрительные случайные
факторы. Вопервых, на фигуранта кто-то совершил покушение, а он каким-то
необъяснимым образом сумел его отразить. Естественно, фигуранта это
напугало. Очень обеспокоился и наш агент. Мальвина требует, чтобы
безопасность Кислого была гарантирована. Мы дали рекомендации, чтобы Кислый
не ночевал дома. Они выполнены. Во-вторых, опередив нас в передаче
материалов для второго этапа, к Кислому инициативно явился по газетной
публикации некто Боруля. Он служил в подразделении "Сдвига", там получил
травму, добивается компенсаций, но их не получает, а потому чувствует себя
обиженным. Этот Боруля выложил Кислому все, что мы собирались ему сообщить.
-- Из какой он части? -- перебил Верлинов. Вид у генерала был
непривычно встревоженным. -- Вы проверили его?
Межуев вспомнил, что на пленке было упоминание о части-прикрытии, но,
заглянув в свои записи, этого номера не обнаружил.
-- Проверить не успели, -- ответил майор, ощутив кожей, как похолодел
взгляд Дронова.
-- Мы устраним недоработки в ближайшее время, -- вмешался подполковник.
-- Сделайте это немедленно! -- приказал Верлинов. -- И имейте в виду:
на днях в Москву прибывает офицер ЦРУ Роберт Смит. Как раз в связи со
"Сдвигом". Надо "подвести" к нему способного агента и напитать нужной нам
информацией. То есть использовать его для "Расшифровки". Заявление
правительства Соединенных Штатов -- это посерьезнее газетных публикаций.
Так?
-- Так точно, товарищ генерал! -- в один голос отозвались Дронов и
Межуев.
Энтузиазм оперативников не был наигранным. Подчиненные уважали
Верлинова за профессионализм, который редко встречается у руководителей
высокого уровня. А чтобы принципиально новая информация шла не снизу вверх,
а наоборот... Такое встречается еще реже.
Источник высокой осведомленности генерала был известен: служба
электронного наблюдения одиннадцатого отдела осуществляла постоянный съем
информации с терминалов органов внешней разведки, федеральной контрразведки,
МВД, Минобороны, резиденту иностранных посольств и еще очень многих
организаций и учреждений.
-- Какие еще "случайные факторы"? -- спросил Верлинов.
Карпенко и Борисов в ход совещания не вмешивались, но слушали
внимательно и, насколько Межуев мог определить по бесстрастным лицам,
заинтересованно.
Межуев секунду помешкал.
-- Кислый заходил к другу детства -- вору в законе Зонтикову. Потом, по
его рекомендации, к Седому. А в то же время люди Седого перебили подручных
Зонтикова. И наша седьмая бригада оказалась в той бойне...
-- Значит, там погиб Якимов? -- перебил генерал. -- Кстати, деньги не
нашлись?
-- По нашим данным -- нет, -- ответил за подчиненного Дронов.
-- Где сейчас Кислый?
Межуев без запинки назвал адрес. Верлинов ценил компетентность
сотрудников.
-- Хорошо. Охрана должна быть внимательной. Не исключены еще покушения.
Ориентируйте Мальвину на скорейшую реализацию второго этапа. И еще...
Генерал ненадолго задумался.
-- Насколько полезно расследование покушения на Кислого? Ведь можно
поднять шум вокруг этого... Факт-то жареный: человек разоблачает
преступление, а его пытаются убить...
-- Да сейчас таких фактов! -- нарушил молчание Карпенко.
-- И все же... Как мнение исполнителей?
Дронов кашлянул.
-- Мы пытались раскрутить это дело сразу же. Милиция отпихивалась как
могла, я нажал через их министерство... Но вы же знаете -- все вязнет, как
пуля в подушке... А сейчас, думаю, идти этим путем смысла нет. К тому же у
них правило: нет пострадавшего -- нет и расследования. ";
-- Раз нет смысла -- не надо. Но обеспечьте сохранность доказательств
-- вдруг понадобятся...
Верлинов улыбнулся.
-- А насчет пострадавшего: это капитан ГРУ Василий Вертуховский, сорока
одного года, из подотдела физических воздействий.
Повернувшись к Карпенко и Борисову, начальник одиннадцатого отдела
сказал:
-- Засекретили все, на любых уровнях. А на бюрократии прокололись:
лекари передали в медуправление акт вскрытия трупа по факсу, им это для
статистики очень нужно.
В последних словах генерала чувствовался явный сарказм.
Но "прокалываться" на мелочах свойственно не только врачам секретного
госпиталя. Заканчивая совещание, Верлинов не напомнил о необходимости
тщательной проверки "инициативника" Борули. Но Межуев об этом и так помнил.
Однако генерал не подчеркнул важности точного установления) номера его
войсковой части. И майор начисто упустил из виду этот момент.
Кровавой бойней у квартиры гражданина Зонтикова занимались несколько
органов. Следствием -- районная прокуратура, раскрытием -- региональное
управление по борьбе с организованной преступностью и местный уголовный
розыск.
Следователь прокуратуры был молод, тяготел к сфере бизнеса и не любил
опасностей. Поэтому должностные возможности он использовал для содействия
коммерсантам, представительства интересов предпринимателей в органах власти,
"консультирования" при привлечении бизнесменов к ответственности, часто
выступал ходатаем в налоговой инспекции.
Все это приносило доход, несопоставимый с должностным окладом, и
открывало широкие возможности в других сферах. Он ездил на новых
автомобилях, переданных по доверенности и обслуживаемых специальными людьми,
парился в сауне с коммерческими директорами, администраторами и менеджерами
различных фирм, спал с поставляемыми ими девочками, вкусно ел на
многочисленных званых обедах, приемах и презентациях, ремонтировал купленную
недавно одним из акционерных обществ квартиру, ездил в престижные круизы,
благодаря в мыслях родителей -- торговых работников, у которых хватило
мудрости и дальновидности пропихнуть упитанного Вовочку Ланского на юрфак и
определить его дальнейший жизненный путь.
Путь этот был прям, ясен и определенен. Проявлять гибкость в работе,
дружить с руководством, расширять полезные знакомства, крепить контакты с
нужными людьми, уметь оказываться полезным и не стесняться просить об
ответных услугах, уступках и одолжениях.
Это сулило медленное, но верное продвижение по служебной лестнице и
постоянное укрепление материального благополучия. Он уже взял в банке
льготный кредит, и частная строительная фирма приступила к возведению дачи в
ближнем Подмосковье. Потом можно будет продать ее за баксы и построить
новую, а там подойдет время сменить квартиру на более комфортабельную.
Словом, дел предстояло много.
Должность давала ему ключ к благополучию и обеспечивала
неприкосновенность, потому что ни милиция, ни контрразведка не имеют права
"разрабатывать" прокурорского работника, а тем более вести следствие в
отношении его. Угроза могла исходить только от вышестоящих прокурорских
чинов, но те не располагали собственным оперативным аппаратом, а самое
главное -- желанием подрывать свои же корни, связывающие с "землей" и
исправно подающие наверх животворные соки.
Некоторые коллеги Ланского, ведомые охотничьим азартом и старомодными
представлениями о служебном долге, с утра до вечера копались в грязи, крови
и человеческих испражнениях, жгли собственные нервы, портили желудки,
получали зарплату продавца коммерческого киоска, угрозы от "заинтересованных
лиц" и постоянные нахлобучки и выговоры от начальства, приобретали неврозы и
сердечные заболевания, превращаясь к сорока годам в загнанных ломовых
лошадей, не имеющих зачастую собственного угла.
Их пример подтверждал убежденность Ланского в правильности избранного
им пути и служил наукой другим: с каждым годом фанатиков следствия и надзора
становилось в прокуратуре все меньше и меньше.
Дело о явно бандитской разборке никаких дивидендов или полезных
знакомств не сулило и могло принести только неприятности, если невзначай
слишком глубоко копнешь.
С другой стороны, за ним не стояло сколь-либо влиятельных сил,
требующих обязательного раскрытия, как в случае с похищением дочери главы
районной администрации. Это избавляло от необходимости будоражить те,
другие, заинтересованные в анонимности силы, которые угадывались в почерке и
масштабах происшедшего.
Ланский добросовестно допросилсвидетелей: гражданина Зонтикова,
которому ничего не было известно по причине отсутствия в момент перестрелки,
членов милицейской спецгруппы, заставших уже финальную картину,
воспроизведенную в протоколе осмотра места происшествия, двух соседей с
третьего и четвертого этажей -- единственных, кто явился по восьми посланным
повесткам, и, естественно, тоже ничего не знающих.
Больше допрашивать было некого: семеро убитых не могли дать показания.
Их тела исследовали судебно-медицинские эксперты, они написали акты о
характере и локализации телесных повреждений и их причинной связи с
наступившей смертью.
Один эксперт -- дедушка пенсионного возраста -- с въедливостью,
присущей судебным медикам старой закваски, позвонил следователю.
-- Я посмотрел пули под микроскопом, -- дребезжащим голосом сообщил он.
-- Они одного калибра и системы, но следы на них разные. Обратите на это
внимание, когда будете назначать баллистику.
Ланский вслух поблагодарил, а про себя выругал старика за то, что лезет
не в свое дело. Но баллистическую экспертизу для страховки назначил.
Криминалисты окончательно запутали картину происшедшего.
"... пять извлеченных из трупов пуль выпущены из представленных на
исследование пистолетов "ПМ" специального образца и имеют дополнительные
следы, связанные с применением прибора "ПБС". Три пули выпущены из двух
пистолетов "ПМ", не имеющих прибора "ПБС" и на экспертизу не
представленных".
Ланский собирался свести ситуацию к обоюдной перестрелке, в которой все
участники оказались убитыми, а следовательно, привлекать к ответственности
некого и можно прекращать дело с чистой совестью. Но раз были еще два
"ствола", которые унесли с места происшествия...
Впрочем, это не слишком огорчило следователя. Он сел за машинку и
отстучал письмо начальнику УВД округа: "Прошу поручить подчиненным вам
сотрудникам провести оперативно-розыскную работу с целью установления лиц,
совершивших преступление..."
Он знал: девяносто девять шансов из ста за то, что через месяц-полтора
придет ответ: "Принятыми мерами розыска установить преступников не
представилось возможным".
Тогда он с чистой совестью приостановит расследование "до розыска
преступников", а фактически -- навсегда, если, конечно, не произойдет чудо,
которое в жизни хотя и редко, но случается.
Отдельное поручение с резолюцией начальника УВД спустилось к начальнику
уголовного розыска Котову. РУОП и так занималось работой по раскрытию
преступления, входящего в его компетенцию.
-- Эти четверо -- "торпеды" Седого, -- неторопливо рассказывал старший
опер РУОП Диканский -- длинный двадцативосьмилетний парень с "набитыми"
костяшками пальцев. -- Двое -- охранники Клыка. Федор -- его порученец. До
поры до времени все понятно: на дело пошли трое, хлопнули двух охранников,
при попытке войти в квартиру Федька двух положил, третий его добил, но сам
получил две пули в спину. От кого? Непонятно.
Диканский развернулся на стуле, вытянув ноги в проход.
-- Четвертый не собирался участвовать в акции -- у него оружие без
глушителя, но вошел в подъезд и сам получил пулю в лоб! От кого? Тоже
непонятно.
Для высоких людей требуется специальная мебель -- Диканский явно
томился за столом.
-- Ранений и следов рикошета меньше, чем выпущено пуль. Куда делась
одна пуля?
Опер внимательно разглядывал майора Котова.
-- Это совсем простые вопросы, -- невозмутимо сказал тот. -- Там
находились два сотрудника госбезопасности. Лишние пули -- из оружия.
Исчезнувшая пуля -- в одном из них. Он убит.
Диканский не сумел сдержать удивления. Руоповцы считают, что они
профессиональнее уголовного розыска, и, когда убеждаются в обратном,
переносят разочарование весьма болезненно.
-- Откуда это известно?!
-- Оперативная информация, -- небрежно бросил Котов. На самом деле
завесу тайны ему приоткрыл командир группы немедленного реагирования.
Сделано это было во время совместного распития водки и с условием соблюдения
строжайшей секретности. Ответ Котова исключал дальнейшие расспросы: у
сыщиков не принято интересоваться источниками оперативной информации и
выдавать их.
-- Вот оно что. -- Руоповец сразу стал проще. -- Я чувствовал: тут дело
нечисто -- сразу три пэбээса! Какой же у них интерес?
-- Может, казна? Общак-то пропал...
Диканский пожал плечами.
-- Давай займемся оружием, -- сказал Котов. -- Специальные пистолеты
производит только Тула. И делают их не так много. Номера сточены... Разве
что-эксперты прочтут...
Диканский подумал.
-- Ладно, отрабатывайте оружие. У нас сейчас о другом голова болит: как
бы на похоронах воры и группировщики не начали мочить друг друга.
Ответственность-то на РУОП -- это наш контингент... И общак проклятый ищем
не хуже, чем они...
Котов встал.
-- Тогда будем обмениваться информацией.
Они попрощались почти дружески.
В квартире не раздавалось ни звука. Уличный фонарь светил в окно, стол
и стулья отбрасывали на голую стену косые тени. В одной из них притаился
человек. Он легко открыл замок отмычкой, бесшумно осмотрел санузел, кухню,
заглянул в кладовку и занял наиболее выгодную позицию. Он мог ждать долго,
пока не потребуется следующая доза. Но ему дали кайфа и с собой, потому он
был спокоен. Ему дали и пистолет, который лежал рядом. Человек сидел и
смотрел на входную дверь. Он ни о чем не думал, не волновался и не
переживал.
Человека послал Рваный. Он считал, что, если сомнения возникли, надо
смывать их кровью. Этого штымпа следовало пришить сразу, как побили ребят и
забрали кассу. А раз пропали Дурь и Скокарь, ждать больше нечего, разве что
когда всех перебьют. Кто за ним стоит -- дело третье. Он варит кашу, значит,
его и надо убирать. А дальше -- жизнь подскажет. Клык, конечно, согласился с
неохотой, у них, видать, свои дела, но сказал: хотите -- ставьте на перо...
Рваный этого захотел.
Возле дома Верки Носовой никаких внешних изменений не происходило.
По-прежнему неподвижно стояли "шестерка" на площадке для сушки белья и серая
"Волга" возле мусорных баков. Но напряжение в обеих машинах заметно
усилилось.
Сенченко принял сообщение, что "Волги" с таким номером в природе не
существует. То же самое узнал Синаев про номер "шестерки". Оба Центра
приняли решение проверить подозрительные машины силами милиции.
Два патрульных автомобиля с разных сторон подъехали к блочной
пятиэтажке. Лейтенант и два сержанта подошли к "Волге". Сержант держал
автомат на изготовку.
-- Попрошу документы, -- постучал в боковое окно лейтенант. Через
секунду он прочел в бордовой кожаной книжечке: майор Петров -- командир
группы розыска Управления конвойной охраны внутренних войск.
-- Все в порядке. -- Он вернул удостоверение и направился к коллегам,
только что проверившим документы у экипажа "шестерки".
-- Войсковики, группа розыска. А у вас что?
-- Главк уголовного розыска МВД, -- ответил усталый капитан. -- Как бы
они не перестреляли друг друга...
-- Это их проблемы, -- пробурчал младший по званию.
Милицейские автомобили уехали.
Через несколько минут ожила рация в машине одиннадцатого отдела.
-- У них прикрытие внутренних войск, -- сообщил дежурный. -- Соблюдайте
осторожность. Высылаем ударную группу. Надо наконец выяснить, что это за
птицы.
Примерно такой же текст получила бригада Синаева.
-- У них милицейское прикрытие. Сейчас прибудет первое отделение и
заглянет под их "крышу". Будьте наготове.
Из разных районов к дому Верки Носовой мчались машины с вооруженными,
решительными и хорошо подготовленными бойцами.
-- Для этого дела мне приказ не нужен. Тут совесть приказывает. И
справедливость. Мы с Василием столько раз в переплетах бывали...
Крупный, коротко стриженный мужчина одним махом проглотил полстакана
водки и вяло занюхал хлебом.
-- В Штатах, когда приговор по Бейцову исполняли... Он, сволочь,
новейший истребитель угнал и припрятался там на военно-морской базе.
Пэгэушники его достать не могли, у подразделения "Л" Второго главка --
осечка за осечкой... А Политбюро ждет и сам Генеральный интересуется... Ну,
нас и направили...
Мужчина еще плеснул по стаканам бесцветной сорокаградусной жидкости. У
него было малоподвижное лицо и медленные движения, но двое сотрапезников,
похожие на него, как близнецы, знали, что Карл умеет двигаться очень быстро,
как, впрочем, и каждый из них.
-- Помянем еще раз Василия Вертуховского. -- Карл поднял стакан, и все
трое, не чокаясь, выпили.
-- Ты закусывай! Голубовский сейчас совещание проводит, все начальство
здесь, -- сказал Орлов. -- Еще попадешься кому-нибудь на глаза...
Карл не обратил на эти слова никакого внимания. Вытерев рот тыльной
стороной тяжелой ладони, он продолжал говорить больше для себя, медленно и
невыразительно:
-- Дело сделали, а уйти не можем: оцеплено все, тут и полиция, и ФБР, и
контрразведка... Попрощались, пообещали, кто уцелеет, семьям помогать...