Страница:
"вальтер". Челюсть с воем бросился на выход. Мечик, выронив пистолет,
повалился на пол, а Клячкин стоял неподвижно, не понимая -- жив он или нет.
Карандаш держал Межуева на кухне под стволом обреза, когда раздались
выстрелы, он невольно повернулся, и майор с силой ударил ногой по руке с
оружием. Обрез взлетел по крутой траектории и оказался на посудном шкафу.
Карандаш растерянно проводил его взглядом, потом посмотрел на полезшего под
пиджак противника и опрометью бросился наутек.
Обнажив оружие, контрразведчик пустился в погоню и в прихожей
столкнулся с обезумевшим Челюстью. Их пистолеты выстрелили одновременно.
Шумовой патрон исправно сотряс воздух и произвел вспышку, а штатная пуля
пээма перебила ключицу. Челюсть выронил "вальтер" и, продолжая выть, выбежал
на лестничную площадку.
Снизу мчались люди с автоматами, поэтому Челюсть вслед за Карандашом
рванул наверх, на чердак. Оттуда можно попасть в соседний подъезд и
скрыться... Но уголовники не знали, что во вторую чердачную дверь в этот
момент входят бойцы ОМОНа.
Семен Григорьев подошел к белой "Ауди-200" справа сзади, наудачу рванул
дверцу, она распахнулась, и прапорщик тихо сказал:
-- Не двигаться, госбезопасность.
Стрелять в человека, севшего на заднее сиденье справа, у водителя нет
никакой возможности, если он не левша. Пассажиру тоже это довольно
затруднительно, не обойтись без резких движений, которые легко упреждаются
сидящим сзади. Поэтому Семен чувствовал себя очень уверенно. Как, впрочем, и
всегда.
-- Ты -- руки на руль, ты -- на панель!
Он упер ствол в затылок пассажира.
-- Знаешь, что это? Молодец!
Прапорщик провел по левому боку Гены и сразу нашел то, что искал.
-- Доставай. Только медленно. Протянешь рукояткой вперед.
Через секунду он довольно присвистнул.
-- Ого, какая пушка! Небось "лимона" два отвалил!
-- Привез. Триста долларов.
Спокойствие тона обладателя "браунинга" насторожило оперативника.
-- Небось по разрешению МВД? -- саркастически спросил он.
-- А как же? Контрабандой, что ли! Возьмите в нагрудном кармане.
-- Вынимай!
Григорьев взял кожаную с золотым тиснением книжечку.
-- Гляньте налево.
Гена и Иван повернули головы. Два молодых человека с "дипломатами" в
руках внимательно наблюдали за машиной.
Семен прочел разрешение.
-- И у второго есть?
Иван протянул свое.
-- Частный охранник акционерного общества "Страховка", -- повторил
прапорщик.
-- Это Юго-Западная группировка?
-- Точно, -- скромно подтвердил Гена.
-- Совсем обнаглели, -- сказал Григорьев неизвестно про кого. Действуя
от имени госбезопасности, он не без труда получил разрешение на газовый
пистолет для Клячкина. Раз пять ему было сказано, что сделано большое
одолжение.
"Мне бы ни в жисть не разрешили "браунинг", -- подумал Семен и
обозлился.
-- Поверни физиономию! -- Он ткнул Гену в шею.
-- Теперь ты...
Приметы совпадали.
-- Что делали в адресном?
-- Нельзя, что ли?
-- Зачем вам этот парень? -- построжавшим голосом спросил Григорьев.
-- Он нам деньги должен. Миллиард триста миллионов рублей.
Сысоев медленно повернулся и посмотрел оперативнику в лицо.
-- Сумма большая, так что придется отдавать, даже с такой "крышей".
Он пожал плечами.
-- Очень жаль, ребята, я понимаю -- вы в доле, но ничего не поделаешь!
Раздался пронзительный крик, и нелепая черная фигурка, размахивая
конечностями, пролетела вдоль желтого фасада тринадцатиэтажного дома и
шлепнулась об асфальт.
-- Что это? -- скривился Гена.
-- Тот, кто за полчаса до тебя получал адрес нашего парня, -- догадался
Семен.
-- Я все понимаю, -- повторил референт Седого. -- Вам не хочется
отдавать деньги. Но поймите, такую сумму никуда не спишешь. Слишком много
людей здесь завязано, слишком большие интересы. Так что придется возвращать.
-- Хотите с госбезопасностью потягаться?
Дернувшийся уголок рта обнажил золотую коронку. Улыбка получилась
зловещей.
-- Я же объяснил, -- поежившись, сказал Гена Сысоев. -- Сумма слишком
большая. Посоветуйтесь со своими старшими, если надо, "стрелку" назначим,
пусть они между собой решают.
Семен Григорьев представил подполковника госбезопасности Дронова или
генерала Верлинова, идущего на переговоры с главарем новых российских
гангстеров... А ведь этот мордастый говорит совершенно серьезно! Да, мир
перевернулся.
Семен даже не заехал в рожу наглому бугаю, хотя вряд ли смог бы четко
объяснить, что его удержало.
Он только выщелкнул патроны из оружия "референтов".
-- Сейчас вы никого не охраняете, нечего с заряженными пушками по
Москве гулять!
И, выйдя из пахнущей новой кожей "Ауди", сильно хлопнул дверцей.
Возвращаясь в конспиративную квартиру, Семен застал следующую картину:
пятеро бойцов ударной группы, уже спрятавшие оружие в "дипломаты", сверху и
снизу блокировали шестой этаж. На площадке у входа сидел под охраной
омоновцев скованный наручниками угрюмый мужик, который часто вздрагивал и
непрерывно икал. Из двери напротив выглядывал дородный мужчина в халате,
сверху глазели на происходящее любопытствующие соседи.
"Пиздец всей конспирации", -- подумал Семен и, представив, какой шум
поднимет Дронов, втянул голову в плечи.
В длинном коридоре пол и стены были заляпаны кровью. На полу гостиной
лежал мертвец с огромным ножом в руке. Ковер под его головой набух от крови.
-- Видал? -- нервно дергая шеей, из спальни выглянул Межуев. --
Позвонил еще раз Дронову -- чуть ухо не лопнуло. Сейчас приедет.
-- Как дело было? -- спросил прапорщик.
Межуев остервенело почесал щеку.
-- Открыли дверь, вошли, я думал -- ты вернулся, один мне обрез в
морду, двое в комнату...
Он мотнул головой в сторону Асмодея.
-- Я из газовика пальнул, у него пистолет выпал, я схватил -- и в них.
Одного наповал, другого ранил, -- рассказал тот.
Клячкин уже подобрал гладенькую никелированную пулю с косыми черными
вмятинами нарезов. Раневой канал из "ТТ" вряд ли отличается от
вальтеровского.
-- Раненый газовик схватил и по дороге в меня саданул. -- Межуев
продолжал чесаться. -- А я в него. Они потом по крыше убегали, и он вниз
слетел...
-- Да видел я, -- рассеянно процедил Григорьев. -- А этот, живой, все
время в кухне был?
Майор кивнул.
-- Значит, так. -- Прапорщик не участвовал в переделке и сохранил
способность трезвого анализа ситуации. -- Грабители проникли в мою
квартиру...
По легенде конспиративная квартира принадлежала гражданину Григорьеву,
что было удостоверено во всех соответствующих документах.
-- ...напали на дальнего родственника. -- Он указал на Асмодея. --
Завязалась драка, и в кутерьме тот, что разбился, случайно застрелил того,
что мертвый. Третий пытался скрыться, но был задержан милицией. Таким
образом, ни к кому из нас вопросов нет.
-- А ведь верно...
Межуев заметно приободрился.
-- Правда, моя пуля в плече... Но сути дела она никак не меняет. С
судебной экспертизой договоримся.
Майор подумал.
-- Документы прикрытия только гражданские. -- Он повернулся к Асмодею.
-- А вам придется рассказать Смиту о нападении грабителей. Зная криминальную
обстановку в Москве, он вряд ли удивится.
-- Хорошо, если наш друг расскажет, куда он дел миллиард триста
миллионов рублей, -- добавил прапорщик. -- Юго-Западная группировка
собирается вернуть их любой ценой и считает, что мы в доле. Это большое
осложнение, и его надо отрегулировать.
-- Сколько-сколько? -- переспросил Межуев сдавленным голосом. -- Да, на
них действительно можно выехать за кордон!
Асмодей секунду подумал.
-- Ладно. Сейчас я вам все расскажу!
Он подошел к кровати, нагнулся, вытащил сумку и щелкнул "молнией".
-- Вот то, что ко мне попало.
Семен запустил руки в груду розовых, обтянутых пластиком блоков.
-- Е-мое, я никогда и не видал столько!
-- Вытащите любую пачку.
-- Любую?
-- Да. Сверху, из середины... Или снизу.
Семен подцепил денежный кирпич.
-- И вы тоже.
Межуев покопался в сумке.
-- Пусть этот.
-- Нож есть? -- спросил Асмодей.
-- Зачем нож? -- Железные пальцы прапорщика легко разорвали полиэтилен.
Чистые розовые листки рассыпались по кровати.
-- Теперь вторую!
Но и следующий "кирпич" оказался "куклой".
-- Вот так! -- Асмодей сгреб бумагу в сумку, а сумку сунул под кровать.
Четыре купюры остались у него в руке.
-- Таким способом я наскреб на одежду и личные расходы.
-- А где же миллиард? -- шумно сглотнул Григорьев.
-- Фиг его знает! Ясно одно -- настоящий миллиард мне бы никто не дал.
А так -- очень красиво подставили и присвоили денежки!
-- Кто? -- нормальным тоном спросил Межуев.
-- Кто-то из этих пауков. И не низшего уровня. А свору натравили на
меня. Потому и хочу сдернуть отсюда...
Межуев прислушался.
-- Приехали. Придется докладывать обо всем. Дело серьезное. Чувствую,
надерут нам задницы.
Из прихожей раздавался властный и довольно раздраженный голос Дронова.
Валерий Антонович Верлинов проснулся, как всегда, около семи. Иногда он
открывал глаза в половине, иногда -- без пяти, сегодня электронное табло
высвечивало шесть сорок пять.
Упруго спрыгнув с кровати, он вышел на просторную застекленную лоджию,
открыл раму, поеживаясь, размялся и взялся за гири.
В семь он принял душ, побрился японской бритвой "Национала", служившей
ему уже почти пятнадцать лет и нуждающейся в замене, спрыснул лицо дорогим
лосьоном и, накинув халат, прошел на кухню.
Просторная трехкомнатная квартира была обставлена если и не аскетично,
то, во всяком случае, без генеральского шика: всю мебель, холодильник и
телевизор Верлинов купил много лет назад и, поскольку вещи служили исправно,
не видел оснований их менять. Он вообще был консервативен, привыкал к
одежде, обстановке, людям вокруг и не терпел резких изменений в прилегающем
микромире.
Единственным отличием его квартиры от тысяч ей подобных были
бронированные стекла в окнах и лоджии и система аудиоэкранировки.
Использование служебного положения для обеспечения безопасности семьи
генерал считал оправданным.
Европейский завтрак уже ждал его: два яйца всмятку, тосты, масло, мед,
кофе. Жена варила сардельки внуку -- дочь вышла замуж второй раз и жила у
мужа: по соображениям безопасности Верлинов не мог допускать в семью чужого
человека.
Когда он допивал кофе, на кухню выбежал Борька, чмокнул деда в щеку и
взгромоздился на стул напротив.
-- Деда, этот мальчик много зарабатывает?
-- Какой мальчик?
-- Которого по телевизору показывают. Он машины моет, а потом идет с
дядей в банк для солидных клиентов. Значит, он солидный клиент?
-- Про него, шалопая, в газете писали, -- вмешалась жена. -- Бросил
школу, хулиганит, стекла бьет... Какой же он солидный? Хулиган, и все!
-- А я солидный клиент?
-- Сейчас ты еще мальчик, -- ответил Верлинов. -- Учись хорошо, тогда
из тебя толк выйдет.
-- Деда, а вы с бабой акции МММ купили? -- спросил Борька, уплетая
сардельку и запивая томатным соком.
-- А зачем?
-- Так разбогатеть! Ты что, не видел? Их все покупают и радуются...
-- Помнишь, как лиса Алиса и кот Базилио посоветовали Буратино посадить
золотые монеты?
Борька, не переставая жевать, кивнул.
-- И что получилось?
-- Обманули. Они же были жулики.
-- Здесь -- то же самое.
-- Да-а-а? -- Глаза у внука широко раскрылись. -- Значит, по телевизору
жуликов показывают?
Бабушка погладила Борьку по голове.
-- Сейчас жулья хватает. Везде расплодились.
Верлинов промокнул губы салфеткой и встал.
-- Скоро мы им хвосты прижмем!
Он обошел стол, клюнул Борьку в макушку и на миг задержался, ощущая,
как теплые биоимпульсы от детского тельца живительно промывают его
энергетические каналы, зашлакованные подозрительностью, жесткостью и теми
крупицами, которые неизбежно образуются при постоянном противостоянии злу и
являются не чем иным, как точно таким же злом.
Пройдя в кабинет, генерал надел темно-серый костюм, голубую рубашку и
синий галстук, привычно повесил на брючный ремень слева мягкую замшевую
кобуру и отработанным жестом вставил в нее изящный, совершенной формы
"маузер H-S", выпущенный по лицензии в Италии несколько лет назад и
подаренный римским резидентом ПГУ.
Табельный "Макаров" так же, как и приготовленный на случай боевых
операций "стечкин", лежал в большом сейфе служебного кабинета, и их Верлинов
носил еще реже, чем генеральскую форму.
Семь сорок пять. Предстояло приступать к выходу из дома и переезду на
службу, что для генерала не являлось столь обыденным делом, как для
миллионов москвичей, потому что именно на этом отрезке его могли убить.
Дом принадлежал Второму главку КГБ СССР и охранялся, но при нынешнем
уровне терроризма это мало что значило. Поэтому в назначенное время
телохранитель в лифте поднимался на последний -- шестнадцатый -- этаж и
спускался пешком, а водитель, наоборот, пешком поднимался. Они встречались
на седьмом и звонили условным сигналом.
Выглянув в "глазок" двери из легированной стали, генерал выходил и
пешком спускался к выходу. Три охранника "держали" прилегающую территорию,
пока он садился на заднее сиденье бронированной, с форсированным мотором
"Волги". Водитель занимал свое место, телохранитель прыгал рядом, и машина
срывалась с места, следом шла "Волга" сопровождения. Иногда она вырывалась
вперед, а так как внешне машины не различались, то определить, в какой едет
генерал, было невозможно. Только эта нехитрая предосторожность вдвое снижала
шансы на успех покушения.
Меры безопасности были разработаны давно, когда угроза могла исходить
от внешнего врага, задумавшего обезглавить советскую контрразведку.
Поскольку подобная возможность существовала чисто теоретически и ни разу за
всю историю не пыталась стать реальной, ухищрения охраны превратились просто
в почетный церемониал.
В последние годы положение резко изменилось. Улицы и дороги Москвы,
как, впрочем, и всей России, заполонили откровенные бандиты, ездящие по
купленным правам на краденых машинах, набитых к тому же оружием.
И вероятность столкновения лоб в лоб с пьяным водителем выскочившей на
встречную полосу иномарки либо автоматной очереди из "мерса", которого ты
обогнал на светофоре, была настолько велика, что охрана ориентировалась на
них больше, чем на происки засланных ЦРУ террористов.
Откинувшись на мягкую спинку сиденья, генерал, как и всегда, думал о
делах. Ночное происшествие на конспиративной квартире настолько обеспокоило
его, что еще неделю назад он бы отказался от использования агента с
сомнительными историями о подмененных бумагой деньгах и с вполне конкретными
неприятностями. Но сейчас давать обратный ход поздно, и этот чертов Асмодей
подлежал всяческой охране и защите как ключевое звено важной операции.
Придется перевести его на другую квартиру и обеспечить постоянное физическое
прикрытие.
Но какая наглость у новых гангстеров! Готовы назначить "разборку"
могущественному ведомству, одного названия которого в прежние времена
оказалось бы достаточным, чтобы они намочили штаны! И хотя времена
изменились и нет уже того могущества, на что они надеются? Ударная группа
разнесет в клочья любое их "войско"!
В душе генерала шевелилось еще какое-то неприятное чувство, и,
сосредоточившись, он понял, что это осадок от разговора с внуком. Из детей и
подростков целенаправленно делали болванов! Идиотами считали и старшее
поколение, весь народ в целом. Круглые сутки молодцы с рожами пройдох
убеждают сограждан доверить им свои деньги для приумножения. Мастерски
сделанные клипы открывают путь к процветанию, мужественности и силе: курите
сигареты, жрите "сникерсы", жуйте жвачку -- и все будет у вас о'кей! С
убедительностью и настойчивостью наперсточников сотни фондов, акционерных
обществ и банков приглашают покупать абсолютно неликвидные акции. Советскому
человеку, привыкшему, что его приглашают в дело только для того, чтобы
обмануть, сулят баснословные доходы, которых можно добиться быстро и, самое
главное, ничего не делая. Как? Дело десятое, только дайте нам свои денежки!
Самое удивительное, что, приученный десятилетиями промывания мозгов
доверять официозу, простой человек неспособен перестроиться и, воспринимая
кривляющегося на экране проходимца как представителя государства, послушно
несет ему горбом добытые тысячи, а государство и пальцем не шевелит, чтобы
помешать мерзавцу их при -- карманить. Где, на какомуровне сомкнулись
интересы государственных чиновников и аферистов всех мастей против интересов
среднего россиянина?
Верлинову мало что было нужно лично для себя, а необходимое вполне
позволяли иметь генеральская зарплата и занимаемое положение. Но он хотел,
чтобы Борька и сотни тысяч его сверстников росли не в королевстве кривых
зеркал среди шутов, мошенников и бандитов, а в нормальном, правильном мире.
Именно это все более убеждало его в необходимости окончательно принять
решение, которое уже созрело.
За размышлениями Верлинов чуть не забыл о важном. Сегодня выходила в
свет статья Кислого.
-- Остановите на перекрестке, у киоска! -- приказал он.
Водитель сбавил скорость. Телохранитель поднес ко рту микрофон:
-- Плановая остановка возле киоска...
Верлинов сам вышел из машины и подошел к металлической будочке.
Недовольные охранники окружили его кольцом, встревоженно осматриваясь по
сторонам. Они не терпели нарушений графика движения.
Генерал купил две хрустящие, пахнущие краской газеты, не торопясь,
вернулся к машине.
Материал должен был располагаться на четвертой полосе, внизу. Так и
оказалось. Броская рубрика: "Газета ведет расследование", жирный заголовок:
"Мыло для подземной войны", солидная, гораздо более солидная, чем в штатном
расписании института, типографская подпись: "А. Каймаков, социолог".
Набранный мелким шрифтом редакционный комментарий, мнение военных экспертов.
Бомба! Верлинова удивляло только одно: Министерство обороны и ГРУ не чинили
появлению статьи никаких препятствий, хотя не могли не получить
заблаговременную информацию о ее содержании.
Генерал нашел кнопку, и толстое стекло отделило его от водителя и
телохранителя. Он взял радиотелефон, набрал номер.
-- Здравствуйте, Верлинов. Вы уже читали газеты? Прочтите, есть очень
интересная статья: "Мыло для подземной войны". Да. Да. Хватит на два
парламентских расследования. Послезавтра? А чего ждать? Ах так... Ладно, до
связи...
"Волга" генерала въехала на огороженную территорию штаб-квартиры
одиннадцатого отдела.
В то же утро на одной из правительственных дач собрались восемь
человек, чьи лица были хорошо известны в руководящих кругах канувшего в Лету
Союза. Они входили в костяк рухнувшего режима, представляя собой симбиоз
партийной номенклатуры и ответственных работников КГБ СССР. Периодические
перетасовки перемещали их из кабинетов на площади Дзержинского в апартаменты
на Старой площади и наоборот.
И хотя ЦК КПСС и КГБ СССР перестали существовать, все они сохранили
персональные машины, дачи, охрану, сановитый вид и возможности. Возможности
даже расширились, потому что раньше требовалось соблюдать правила игры и при
определенных обстоятельствах мог наступить спрос, зачастую довольно строгий.
Теперь же все барьеры и ограничения сняты, и на смену использованию как
собственного государственного добра пришло откровенное и почти неприкрытое
превращение государственного в свое.
-- Откладывать больше нельзя, нас опередят другие, -- начал высокий
плотный мужчина с обрюзгшим лицом. -- Я зондировал вопрос на всех уровнях и
почти уверен, что мы найдем полное понимание.
-- Почти? -- Похожий на колобка толстячок с блестящей лысиной вытянул
вперед пухлый пальчик. -- Почему "почти"?
-- Потому что у многих наш дурачок вызывает активное неприятие. Они не
хотят связывать себя со столь одиозной фигурой.
-- Но ведь ясно, что он всего лишь фигура прикрытия, марионетка! --
Колобок пошевелил растопыренными пальцами.
-- Это не столь однозначно, -- возразил высокий. -- Есть мнение, что,
сев на трон, он поведет свою игру.
-- Ерунда, -- вмешался коренастый брюнет, напоминающий в профиль хищную
птицу. -- С его сомнительной национальностью...
-- Она как раз несомненна, -- хохотнул Колобок. -- Но, если еврей
выгоден антисемитам, они считают его русским!
-- Кхе, кхе, -- деликатно покашлял маленький аккуратный человек в очках
с тонкой золоченой оправой, и все почтительно замолчали.
-- Он был у меня вчера. И, как хотите, я не поверю, что он попытается
порвать пуповину. Он просто не знает, что ему делать. Зато готов стать
знаменем борьбы и уверен в победе.
-- Чуть-чуть выждем. Василий Александрович гениально придумал с водкой.
-- Какой водкой? -- удивился брюнет.
-- Ты как раз был в Париже. Скоро появится водка, названная его именем.
И портрет на этикетке. И цена -- ниже "Столичной". Это самая убойная,
неотразимая пропаганда.
-- Кстати о водке. -- Высокий открыл портфель и извлек бутылку
"Смирновской".
Человек в очках отрицательно качнул головой.
-- У меня встреча в Администрации Президента. Может, проведут к самому.
-- Ну дохнешь на него, большое дело. -- Высокий налил водку в складной
стакан, выпил, глубоко втянул носом воздух. -- Хорошо! Кому еще?
Больше желающих не нашлось. Он завинтил пробку, с треском сложил стакан
и спрятал все в портфель.
-- Значит, я через своих людей в Думе будирую вопрос о досрочных
выборах. Так? Ориентировочный срок -- осень этого года. Может, зима. Что
еще?
-- У меня вот какое предложение, -- проговорил толстячок.
Совещание продолжалось.
Резо Ментешашвили находился в плохом настроении. Похоже, он впервые в
жизни не разобрался в ситуации и совершил серьезную ошибку. Московская
община осталась недовольна его последним разбором. Поговаривали о сборе
всеобщего сходняка, чтобы дать ему по ушам.
За всем этим стоят Крестный и Антарктида. И, конечно. Клык. Змей
оказался пустышкой: когда вопрос встал ребром, выяснилось, что авторитета у
него-то и нет. Многие прямо так и сказали: "Кто есть Змей? Я такого вора не
знаю!"
А Крестный с Антарктидой по всему бывшему Союзу малявки разослали, и им
поверили, того и гляди вправду сходку соберут. Клык по зонам весть прогнал,
там у него вес большой, уже пошел хипиш, что Очкарик ссучился.
С Клыком сегодня должны решить, рваный его выманит, а Змей выстрелит в
голову. Еще недавно Резо считал, что это будет хорошо: сам он рук не
пачкает, а одним серьезным противником меньше. Сейчас он засомневался: а не
рубит ли сук, на котором сам сидит? И не казалось уже, что убирать Клыка
полезно и правильно.
Резо вздохнул. Он стоял у окна "люкса" гостиницы "Аэрофлот", напротив,
метрах в трехстах, возвышался такой же стеклянный параллелепипед служебного
здания. "Гладиаторы" жили в соседнем номере, через стенку, один из них
постоянно находился с Резо или в коридоре у двери "люкса".
Осторожность никогда не бывала излишней, особенно сейчас. Недавно к
нему обратились чеченцы -- у них намечалась разборка с москвичами: чего-то
там не поделили в одном из казино. Они просили братьев-кавказцев помочь.
Резо предпочел сохранить нейтралитет, чтобы не осложнять и без того
неспокойную обстановку. Земляки его вроде согласились, а сейчас аукнулось
большим недовольством. Вроде он потому отказал, что чечены абхазцев
поддерживают, на их стороне воюют. Но здесь, в Москве, свои дела, свои
расклады, земляки вместе с чеченцами фальшивые авизовки обналичивают, оружие
от них получают, деньги в нефть да бензин вкладывают, а он, выходит, такой
чудесной, выгодной дружбе помешал!
И на родине, в Грузии, когда узнают, как он спор Клыка с Седым решил,
тоже будут недовольны: Клык деньгами помог народному делу, в святой войне
поддержал, а потому ответной помощи и поддержки заслуживал.
Вот и получается: у воров авторитет пошатнулся, земляки и здесь, и дома
недовольны, а может человек без корней жить? Нет, не может! Надумай его
сейчас чечены замочить, кто заступится? Эти двое за стеной против
организации не устоят. А кто еще? Седой? У него свои проблемы. Да и не самый
главный он оказался: обещал под него, Резо, банк открыть, да что-то не
заладилось, видно, не разрешили. Эти банкиры с ворами дел иметь не хотят,
они с "новыми", тюрьмой не запачканными, дружбу водят!
Честно говоря, он уже решил в Москву дергать, дома совсем никакой жизни
не стало: ни законов не признают, ни правил, ни авторитетов. Все обвешались
автоматами, гранатами и шныряют по селам, городам, на дорогах -- каждый сам
себе авторитет!
Вот и нацелился на переезд, только вышло так: старые корни ослабил, а
новые пустить не может. Значит, засыхать? Нет, надо к своим корням
возвращаться!
Резо подошел к телефону, набрал номер.
Трубку снял порученец. Ментешашвили представился и попросил хозяина.
На восьмом этаже служебного здания, в запертом на ремонт кабинете,
сидел снайпер и, положив на упор диковинного вида оружие с толстым стволом и
мощным оптическим прицелом, вглядывался в глубину "люкса". Цель мутно
просматривалась, словно рыба в неосвещенном аквариуме.
Можно достать и так, но твердой уверенности нет, а профессионал не
работал на авось. Значит, надо ждать.
-- Алло, -- рыкнул Клык.
-- Это Резо, -- повторил Очкарик.
Клык настороженно молчал.
-- Тебя Рваный куда-нибудь звал сегодня?
-- Ну?
-- За ним стоит Змей. Они тебя замочить хотят. И пропажей общака
повалился на пол, а Клячкин стоял неподвижно, не понимая -- жив он или нет.
Карандаш держал Межуева на кухне под стволом обреза, когда раздались
выстрелы, он невольно повернулся, и майор с силой ударил ногой по руке с
оружием. Обрез взлетел по крутой траектории и оказался на посудном шкафу.
Карандаш растерянно проводил его взглядом, потом посмотрел на полезшего под
пиджак противника и опрометью бросился наутек.
Обнажив оружие, контрразведчик пустился в погоню и в прихожей
столкнулся с обезумевшим Челюстью. Их пистолеты выстрелили одновременно.
Шумовой патрон исправно сотряс воздух и произвел вспышку, а штатная пуля
пээма перебила ключицу. Челюсть выронил "вальтер" и, продолжая выть, выбежал
на лестничную площадку.
Снизу мчались люди с автоматами, поэтому Челюсть вслед за Карандашом
рванул наверх, на чердак. Оттуда можно попасть в соседний подъезд и
скрыться... Но уголовники не знали, что во вторую чердачную дверь в этот
момент входят бойцы ОМОНа.
Семен Григорьев подошел к белой "Ауди-200" справа сзади, наудачу рванул
дверцу, она распахнулась, и прапорщик тихо сказал:
-- Не двигаться, госбезопасность.
Стрелять в человека, севшего на заднее сиденье справа, у водителя нет
никакой возможности, если он не левша. Пассажиру тоже это довольно
затруднительно, не обойтись без резких движений, которые легко упреждаются
сидящим сзади. Поэтому Семен чувствовал себя очень уверенно. Как, впрочем, и
всегда.
-- Ты -- руки на руль, ты -- на панель!
Он упер ствол в затылок пассажира.
-- Знаешь, что это? Молодец!
Прапорщик провел по левому боку Гены и сразу нашел то, что искал.
-- Доставай. Только медленно. Протянешь рукояткой вперед.
Через секунду он довольно присвистнул.
-- Ого, какая пушка! Небось "лимона" два отвалил!
-- Привез. Триста долларов.
Спокойствие тона обладателя "браунинга" насторожило оперативника.
-- Небось по разрешению МВД? -- саркастически спросил он.
-- А как же? Контрабандой, что ли! Возьмите в нагрудном кармане.
-- Вынимай!
Григорьев взял кожаную с золотым тиснением книжечку.
-- Гляньте налево.
Гена и Иван повернули головы. Два молодых человека с "дипломатами" в
руках внимательно наблюдали за машиной.
Семен прочел разрешение.
-- И у второго есть?
Иван протянул свое.
-- Частный охранник акционерного общества "Страховка", -- повторил
прапорщик.
-- Это Юго-Западная группировка?
-- Точно, -- скромно подтвердил Гена.
-- Совсем обнаглели, -- сказал Григорьев неизвестно про кого. Действуя
от имени госбезопасности, он не без труда получил разрешение на газовый
пистолет для Клячкина. Раз пять ему было сказано, что сделано большое
одолжение.
"Мне бы ни в жисть не разрешили "браунинг", -- подумал Семен и
обозлился.
-- Поверни физиономию! -- Он ткнул Гену в шею.
-- Теперь ты...
Приметы совпадали.
-- Что делали в адресном?
-- Нельзя, что ли?
-- Зачем вам этот парень? -- построжавшим голосом спросил Григорьев.
-- Он нам деньги должен. Миллиард триста миллионов рублей.
Сысоев медленно повернулся и посмотрел оперативнику в лицо.
-- Сумма большая, так что придется отдавать, даже с такой "крышей".
Он пожал плечами.
-- Очень жаль, ребята, я понимаю -- вы в доле, но ничего не поделаешь!
Раздался пронзительный крик, и нелепая черная фигурка, размахивая
конечностями, пролетела вдоль желтого фасада тринадцатиэтажного дома и
шлепнулась об асфальт.
-- Что это? -- скривился Гена.
-- Тот, кто за полчаса до тебя получал адрес нашего парня, -- догадался
Семен.
-- Я все понимаю, -- повторил референт Седого. -- Вам не хочется
отдавать деньги. Но поймите, такую сумму никуда не спишешь. Слишком много
людей здесь завязано, слишком большие интересы. Так что придется возвращать.
-- Хотите с госбезопасностью потягаться?
Дернувшийся уголок рта обнажил золотую коронку. Улыбка получилась
зловещей.
-- Я же объяснил, -- поежившись, сказал Гена Сысоев. -- Сумма слишком
большая. Посоветуйтесь со своими старшими, если надо, "стрелку" назначим,
пусть они между собой решают.
Семен Григорьев представил подполковника госбезопасности Дронова или
генерала Верлинова, идущего на переговоры с главарем новых российских
гангстеров... А ведь этот мордастый говорит совершенно серьезно! Да, мир
перевернулся.
Семен даже не заехал в рожу наглому бугаю, хотя вряд ли смог бы четко
объяснить, что его удержало.
Он только выщелкнул патроны из оружия "референтов".
-- Сейчас вы никого не охраняете, нечего с заряженными пушками по
Москве гулять!
И, выйдя из пахнущей новой кожей "Ауди", сильно хлопнул дверцей.
Возвращаясь в конспиративную квартиру, Семен застал следующую картину:
пятеро бойцов ударной группы, уже спрятавшие оружие в "дипломаты", сверху и
снизу блокировали шестой этаж. На площадке у входа сидел под охраной
омоновцев скованный наручниками угрюмый мужик, который часто вздрагивал и
непрерывно икал. Из двери напротив выглядывал дородный мужчина в халате,
сверху глазели на происходящее любопытствующие соседи.
"Пиздец всей конспирации", -- подумал Семен и, представив, какой шум
поднимет Дронов, втянул голову в плечи.
В длинном коридоре пол и стены были заляпаны кровью. На полу гостиной
лежал мертвец с огромным ножом в руке. Ковер под его головой набух от крови.
-- Видал? -- нервно дергая шеей, из спальни выглянул Межуев. --
Позвонил еще раз Дронову -- чуть ухо не лопнуло. Сейчас приедет.
-- Как дело было? -- спросил прапорщик.
Межуев остервенело почесал щеку.
-- Открыли дверь, вошли, я думал -- ты вернулся, один мне обрез в
морду, двое в комнату...
Он мотнул головой в сторону Асмодея.
-- Я из газовика пальнул, у него пистолет выпал, я схватил -- и в них.
Одного наповал, другого ранил, -- рассказал тот.
Клячкин уже подобрал гладенькую никелированную пулю с косыми черными
вмятинами нарезов. Раневой канал из "ТТ" вряд ли отличается от
вальтеровского.
-- Раненый газовик схватил и по дороге в меня саданул. -- Межуев
продолжал чесаться. -- А я в него. Они потом по крыше убегали, и он вниз
слетел...
-- Да видел я, -- рассеянно процедил Григорьев. -- А этот, живой, все
время в кухне был?
Майор кивнул.
-- Значит, так. -- Прапорщик не участвовал в переделке и сохранил
способность трезвого анализа ситуации. -- Грабители проникли в мою
квартиру...
По легенде конспиративная квартира принадлежала гражданину Григорьеву,
что было удостоверено во всех соответствующих документах.
-- ...напали на дальнего родственника. -- Он указал на Асмодея. --
Завязалась драка, и в кутерьме тот, что разбился, случайно застрелил того,
что мертвый. Третий пытался скрыться, но был задержан милицией. Таким
образом, ни к кому из нас вопросов нет.
-- А ведь верно...
Межуев заметно приободрился.
-- Правда, моя пуля в плече... Но сути дела она никак не меняет. С
судебной экспертизой договоримся.
Майор подумал.
-- Документы прикрытия только гражданские. -- Он повернулся к Асмодею.
-- А вам придется рассказать Смиту о нападении грабителей. Зная криминальную
обстановку в Москве, он вряд ли удивится.
-- Хорошо, если наш друг расскажет, куда он дел миллиард триста
миллионов рублей, -- добавил прапорщик. -- Юго-Западная группировка
собирается вернуть их любой ценой и считает, что мы в доле. Это большое
осложнение, и его надо отрегулировать.
-- Сколько-сколько? -- переспросил Межуев сдавленным голосом. -- Да, на
них действительно можно выехать за кордон!
Асмодей секунду подумал.
-- Ладно. Сейчас я вам все расскажу!
Он подошел к кровати, нагнулся, вытащил сумку и щелкнул "молнией".
-- Вот то, что ко мне попало.
Семен запустил руки в груду розовых, обтянутых пластиком блоков.
-- Е-мое, я никогда и не видал столько!
-- Вытащите любую пачку.
-- Любую?
-- Да. Сверху, из середины... Или снизу.
Семен подцепил денежный кирпич.
-- И вы тоже.
Межуев покопался в сумке.
-- Пусть этот.
-- Нож есть? -- спросил Асмодей.
-- Зачем нож? -- Железные пальцы прапорщика легко разорвали полиэтилен.
Чистые розовые листки рассыпались по кровати.
-- Теперь вторую!
Но и следующий "кирпич" оказался "куклой".
-- Вот так! -- Асмодей сгреб бумагу в сумку, а сумку сунул под кровать.
Четыре купюры остались у него в руке.
-- Таким способом я наскреб на одежду и личные расходы.
-- А где же миллиард? -- шумно сглотнул Григорьев.
-- Фиг его знает! Ясно одно -- настоящий миллиард мне бы никто не дал.
А так -- очень красиво подставили и присвоили денежки!
-- Кто? -- нормальным тоном спросил Межуев.
-- Кто-то из этих пауков. И не низшего уровня. А свору натравили на
меня. Потому и хочу сдернуть отсюда...
Межуев прислушался.
-- Приехали. Придется докладывать обо всем. Дело серьезное. Чувствую,
надерут нам задницы.
Из прихожей раздавался властный и довольно раздраженный голос Дронова.
Валерий Антонович Верлинов проснулся, как всегда, около семи. Иногда он
открывал глаза в половине, иногда -- без пяти, сегодня электронное табло
высвечивало шесть сорок пять.
Упруго спрыгнув с кровати, он вышел на просторную застекленную лоджию,
открыл раму, поеживаясь, размялся и взялся за гири.
В семь он принял душ, побрился японской бритвой "Национала", служившей
ему уже почти пятнадцать лет и нуждающейся в замене, спрыснул лицо дорогим
лосьоном и, накинув халат, прошел на кухню.
Просторная трехкомнатная квартира была обставлена если и не аскетично,
то, во всяком случае, без генеральского шика: всю мебель, холодильник и
телевизор Верлинов купил много лет назад и, поскольку вещи служили исправно,
не видел оснований их менять. Он вообще был консервативен, привыкал к
одежде, обстановке, людям вокруг и не терпел резких изменений в прилегающем
микромире.
Единственным отличием его квартиры от тысяч ей подобных были
бронированные стекла в окнах и лоджии и система аудиоэкранировки.
Использование служебного положения для обеспечения безопасности семьи
генерал считал оправданным.
Европейский завтрак уже ждал его: два яйца всмятку, тосты, масло, мед,
кофе. Жена варила сардельки внуку -- дочь вышла замуж второй раз и жила у
мужа: по соображениям безопасности Верлинов не мог допускать в семью чужого
человека.
Когда он допивал кофе, на кухню выбежал Борька, чмокнул деда в щеку и
взгромоздился на стул напротив.
-- Деда, этот мальчик много зарабатывает?
-- Какой мальчик?
-- Которого по телевизору показывают. Он машины моет, а потом идет с
дядей в банк для солидных клиентов. Значит, он солидный клиент?
-- Про него, шалопая, в газете писали, -- вмешалась жена. -- Бросил
школу, хулиганит, стекла бьет... Какой же он солидный? Хулиган, и все!
-- А я солидный клиент?
-- Сейчас ты еще мальчик, -- ответил Верлинов. -- Учись хорошо, тогда
из тебя толк выйдет.
-- Деда, а вы с бабой акции МММ купили? -- спросил Борька, уплетая
сардельку и запивая томатным соком.
-- А зачем?
-- Так разбогатеть! Ты что, не видел? Их все покупают и радуются...
-- Помнишь, как лиса Алиса и кот Базилио посоветовали Буратино посадить
золотые монеты?
Борька, не переставая жевать, кивнул.
-- И что получилось?
-- Обманули. Они же были жулики.
-- Здесь -- то же самое.
-- Да-а-а? -- Глаза у внука широко раскрылись. -- Значит, по телевизору
жуликов показывают?
Бабушка погладила Борьку по голове.
-- Сейчас жулья хватает. Везде расплодились.
Верлинов промокнул губы салфеткой и встал.
-- Скоро мы им хвосты прижмем!
Он обошел стол, клюнул Борьку в макушку и на миг задержался, ощущая,
как теплые биоимпульсы от детского тельца живительно промывают его
энергетические каналы, зашлакованные подозрительностью, жесткостью и теми
крупицами, которые неизбежно образуются при постоянном противостоянии злу и
являются не чем иным, как точно таким же злом.
Пройдя в кабинет, генерал надел темно-серый костюм, голубую рубашку и
синий галстук, привычно повесил на брючный ремень слева мягкую замшевую
кобуру и отработанным жестом вставил в нее изящный, совершенной формы
"маузер H-S", выпущенный по лицензии в Италии несколько лет назад и
подаренный римским резидентом ПГУ.
Табельный "Макаров" так же, как и приготовленный на случай боевых
операций "стечкин", лежал в большом сейфе служебного кабинета, и их Верлинов
носил еще реже, чем генеральскую форму.
Семь сорок пять. Предстояло приступать к выходу из дома и переезду на
службу, что для генерала не являлось столь обыденным делом, как для
миллионов москвичей, потому что именно на этом отрезке его могли убить.
Дом принадлежал Второму главку КГБ СССР и охранялся, но при нынешнем
уровне терроризма это мало что значило. Поэтому в назначенное время
телохранитель в лифте поднимался на последний -- шестнадцатый -- этаж и
спускался пешком, а водитель, наоборот, пешком поднимался. Они встречались
на седьмом и звонили условным сигналом.
Выглянув в "глазок" двери из легированной стали, генерал выходил и
пешком спускался к выходу. Три охранника "держали" прилегающую территорию,
пока он садился на заднее сиденье бронированной, с форсированным мотором
"Волги". Водитель занимал свое место, телохранитель прыгал рядом, и машина
срывалась с места, следом шла "Волга" сопровождения. Иногда она вырывалась
вперед, а так как внешне машины не различались, то определить, в какой едет
генерал, было невозможно. Только эта нехитрая предосторожность вдвое снижала
шансы на успех покушения.
Меры безопасности были разработаны давно, когда угроза могла исходить
от внешнего врага, задумавшего обезглавить советскую контрразведку.
Поскольку подобная возможность существовала чисто теоретически и ни разу за
всю историю не пыталась стать реальной, ухищрения охраны превратились просто
в почетный церемониал.
В последние годы положение резко изменилось. Улицы и дороги Москвы,
как, впрочем, и всей России, заполонили откровенные бандиты, ездящие по
купленным правам на краденых машинах, набитых к тому же оружием.
И вероятность столкновения лоб в лоб с пьяным водителем выскочившей на
встречную полосу иномарки либо автоматной очереди из "мерса", которого ты
обогнал на светофоре, была настолько велика, что охрана ориентировалась на
них больше, чем на происки засланных ЦРУ террористов.
Откинувшись на мягкую спинку сиденья, генерал, как и всегда, думал о
делах. Ночное происшествие на конспиративной квартире настолько обеспокоило
его, что еще неделю назад он бы отказался от использования агента с
сомнительными историями о подмененных бумагой деньгах и с вполне конкретными
неприятностями. Но сейчас давать обратный ход поздно, и этот чертов Асмодей
подлежал всяческой охране и защите как ключевое звено важной операции.
Придется перевести его на другую квартиру и обеспечить постоянное физическое
прикрытие.
Но какая наглость у новых гангстеров! Готовы назначить "разборку"
могущественному ведомству, одного названия которого в прежние времена
оказалось бы достаточным, чтобы они намочили штаны! И хотя времена
изменились и нет уже того могущества, на что они надеются? Ударная группа
разнесет в клочья любое их "войско"!
В душе генерала шевелилось еще какое-то неприятное чувство, и,
сосредоточившись, он понял, что это осадок от разговора с внуком. Из детей и
подростков целенаправленно делали болванов! Идиотами считали и старшее
поколение, весь народ в целом. Круглые сутки молодцы с рожами пройдох
убеждают сограждан доверить им свои деньги для приумножения. Мастерски
сделанные клипы открывают путь к процветанию, мужественности и силе: курите
сигареты, жрите "сникерсы", жуйте жвачку -- и все будет у вас о'кей! С
убедительностью и настойчивостью наперсточников сотни фондов, акционерных
обществ и банков приглашают покупать абсолютно неликвидные акции. Советскому
человеку, привыкшему, что его приглашают в дело только для того, чтобы
обмануть, сулят баснословные доходы, которых можно добиться быстро и, самое
главное, ничего не делая. Как? Дело десятое, только дайте нам свои денежки!
Самое удивительное, что, приученный десятилетиями промывания мозгов
доверять официозу, простой человек неспособен перестроиться и, воспринимая
кривляющегося на экране проходимца как представителя государства, послушно
несет ему горбом добытые тысячи, а государство и пальцем не шевелит, чтобы
помешать мерзавцу их при -- карманить. Где, на какомуровне сомкнулись
интересы государственных чиновников и аферистов всех мастей против интересов
среднего россиянина?
Верлинову мало что было нужно лично для себя, а необходимое вполне
позволяли иметь генеральская зарплата и занимаемое положение. Но он хотел,
чтобы Борька и сотни тысяч его сверстников росли не в королевстве кривых
зеркал среди шутов, мошенников и бандитов, а в нормальном, правильном мире.
Именно это все более убеждало его в необходимости окончательно принять
решение, которое уже созрело.
За размышлениями Верлинов чуть не забыл о важном. Сегодня выходила в
свет статья Кислого.
-- Остановите на перекрестке, у киоска! -- приказал он.
Водитель сбавил скорость. Телохранитель поднес ко рту микрофон:
-- Плановая остановка возле киоска...
Верлинов сам вышел из машины и подошел к металлической будочке.
Недовольные охранники окружили его кольцом, встревоженно осматриваясь по
сторонам. Они не терпели нарушений графика движения.
Генерал купил две хрустящие, пахнущие краской газеты, не торопясь,
вернулся к машине.
Материал должен был располагаться на четвертой полосе, внизу. Так и
оказалось. Броская рубрика: "Газета ведет расследование", жирный заголовок:
"Мыло для подземной войны", солидная, гораздо более солидная, чем в штатном
расписании института, типографская подпись: "А. Каймаков, социолог".
Набранный мелким шрифтом редакционный комментарий, мнение военных экспертов.
Бомба! Верлинова удивляло только одно: Министерство обороны и ГРУ не чинили
появлению статьи никаких препятствий, хотя не могли не получить
заблаговременную информацию о ее содержании.
Генерал нашел кнопку, и толстое стекло отделило его от водителя и
телохранителя. Он взял радиотелефон, набрал номер.
-- Здравствуйте, Верлинов. Вы уже читали газеты? Прочтите, есть очень
интересная статья: "Мыло для подземной войны". Да. Да. Хватит на два
парламентских расследования. Послезавтра? А чего ждать? Ах так... Ладно, до
связи...
"Волга" генерала въехала на огороженную территорию штаб-квартиры
одиннадцатого отдела.
В то же утро на одной из правительственных дач собрались восемь
человек, чьи лица были хорошо известны в руководящих кругах канувшего в Лету
Союза. Они входили в костяк рухнувшего режима, представляя собой симбиоз
партийной номенклатуры и ответственных работников КГБ СССР. Периодические
перетасовки перемещали их из кабинетов на площади Дзержинского в апартаменты
на Старой площади и наоборот.
И хотя ЦК КПСС и КГБ СССР перестали существовать, все они сохранили
персональные машины, дачи, охрану, сановитый вид и возможности. Возможности
даже расширились, потому что раньше требовалось соблюдать правила игры и при
определенных обстоятельствах мог наступить спрос, зачастую довольно строгий.
Теперь же все барьеры и ограничения сняты, и на смену использованию как
собственного государственного добра пришло откровенное и почти неприкрытое
превращение государственного в свое.
-- Откладывать больше нельзя, нас опередят другие, -- начал высокий
плотный мужчина с обрюзгшим лицом. -- Я зондировал вопрос на всех уровнях и
почти уверен, что мы найдем полное понимание.
-- Почти? -- Похожий на колобка толстячок с блестящей лысиной вытянул
вперед пухлый пальчик. -- Почему "почти"?
-- Потому что у многих наш дурачок вызывает активное неприятие. Они не
хотят связывать себя со столь одиозной фигурой.
-- Но ведь ясно, что он всего лишь фигура прикрытия, марионетка! --
Колобок пошевелил растопыренными пальцами.
-- Это не столь однозначно, -- возразил высокий. -- Есть мнение, что,
сев на трон, он поведет свою игру.
-- Ерунда, -- вмешался коренастый брюнет, напоминающий в профиль хищную
птицу. -- С его сомнительной национальностью...
-- Она как раз несомненна, -- хохотнул Колобок. -- Но, если еврей
выгоден антисемитам, они считают его русским!
-- Кхе, кхе, -- деликатно покашлял маленький аккуратный человек в очках
с тонкой золоченой оправой, и все почтительно замолчали.
-- Он был у меня вчера. И, как хотите, я не поверю, что он попытается
порвать пуповину. Он просто не знает, что ему делать. Зато готов стать
знаменем борьбы и уверен в победе.
-- Чуть-чуть выждем. Василий Александрович гениально придумал с водкой.
-- Какой водкой? -- удивился брюнет.
-- Ты как раз был в Париже. Скоро появится водка, названная его именем.
И портрет на этикетке. И цена -- ниже "Столичной". Это самая убойная,
неотразимая пропаганда.
-- Кстати о водке. -- Высокий открыл портфель и извлек бутылку
"Смирновской".
Человек в очках отрицательно качнул головой.
-- У меня встреча в Администрации Президента. Может, проведут к самому.
-- Ну дохнешь на него, большое дело. -- Высокий налил водку в складной
стакан, выпил, глубоко втянул носом воздух. -- Хорошо! Кому еще?
Больше желающих не нашлось. Он завинтил пробку, с треском сложил стакан
и спрятал все в портфель.
-- Значит, я через своих людей в Думе будирую вопрос о досрочных
выборах. Так? Ориентировочный срок -- осень этого года. Может, зима. Что
еще?
-- У меня вот какое предложение, -- проговорил толстячок.
Совещание продолжалось.
Резо Ментешашвили находился в плохом настроении. Похоже, он впервые в
жизни не разобрался в ситуации и совершил серьезную ошибку. Московская
община осталась недовольна его последним разбором. Поговаривали о сборе
всеобщего сходняка, чтобы дать ему по ушам.
За всем этим стоят Крестный и Антарктида. И, конечно. Клык. Змей
оказался пустышкой: когда вопрос встал ребром, выяснилось, что авторитета у
него-то и нет. Многие прямо так и сказали: "Кто есть Змей? Я такого вора не
знаю!"
А Крестный с Антарктидой по всему бывшему Союзу малявки разослали, и им
поверили, того и гляди вправду сходку соберут. Клык по зонам весть прогнал,
там у него вес большой, уже пошел хипиш, что Очкарик ссучился.
С Клыком сегодня должны решить, рваный его выманит, а Змей выстрелит в
голову. Еще недавно Резо считал, что это будет хорошо: сам он рук не
пачкает, а одним серьезным противником меньше. Сейчас он засомневался: а не
рубит ли сук, на котором сам сидит? И не казалось уже, что убирать Клыка
полезно и правильно.
Резо вздохнул. Он стоял у окна "люкса" гостиницы "Аэрофлот", напротив,
метрах в трехстах, возвышался такой же стеклянный параллелепипед служебного
здания. "Гладиаторы" жили в соседнем номере, через стенку, один из них
постоянно находился с Резо или в коридоре у двери "люкса".
Осторожность никогда не бывала излишней, особенно сейчас. Недавно к
нему обратились чеченцы -- у них намечалась разборка с москвичами: чего-то
там не поделили в одном из казино. Они просили братьев-кавказцев помочь.
Резо предпочел сохранить нейтралитет, чтобы не осложнять и без того
неспокойную обстановку. Земляки его вроде согласились, а сейчас аукнулось
большим недовольством. Вроде он потому отказал, что чечены абхазцев
поддерживают, на их стороне воюют. Но здесь, в Москве, свои дела, свои
расклады, земляки вместе с чеченцами фальшивые авизовки обналичивают, оружие
от них получают, деньги в нефть да бензин вкладывают, а он, выходит, такой
чудесной, выгодной дружбе помешал!
И на родине, в Грузии, когда узнают, как он спор Клыка с Седым решил,
тоже будут недовольны: Клык деньгами помог народному делу, в святой войне
поддержал, а потому ответной помощи и поддержки заслуживал.
Вот и получается: у воров авторитет пошатнулся, земляки и здесь, и дома
недовольны, а может человек без корней жить? Нет, не может! Надумай его
сейчас чечены замочить, кто заступится? Эти двое за стеной против
организации не устоят. А кто еще? Седой? У него свои проблемы. Да и не самый
главный он оказался: обещал под него, Резо, банк открыть, да что-то не
заладилось, видно, не разрешили. Эти банкиры с ворами дел иметь не хотят,
они с "новыми", тюрьмой не запачканными, дружбу водят!
Честно говоря, он уже решил в Москву дергать, дома совсем никакой жизни
не стало: ни законов не признают, ни правил, ни авторитетов. Все обвешались
автоматами, гранатами и шныряют по селам, городам, на дорогах -- каждый сам
себе авторитет!
Вот и нацелился на переезд, только вышло так: старые корни ослабил, а
новые пустить не может. Значит, засыхать? Нет, надо к своим корням
возвращаться!
Резо подошел к телефону, набрал номер.
Трубку снял порученец. Ментешашвили представился и попросил хозяина.
На восьмом этаже служебного здания, в запертом на ремонт кабинете,
сидел снайпер и, положив на упор диковинного вида оружие с толстым стволом и
мощным оптическим прицелом, вглядывался в глубину "люкса". Цель мутно
просматривалась, словно рыба в неосвещенном аквариуме.
Можно достать и так, но твердой уверенности нет, а профессионал не
работал на авось. Значит, надо ждать.
-- Алло, -- рыкнул Клык.
-- Это Резо, -- повторил Очкарик.
Клык настороженно молчал.
-- Тебя Рваный куда-нибудь звал сегодня?
-- Ну?
-- За ним стоит Змей. Они тебя замочить хотят. И пропажей общака