Крузи Дженнифер. Подделка

   – Спасибо, – прошептала Тильда, невольно тронутая его словами.
   – Так вот. Клеа трахается с таким же вдохновением, как ты – рисуешь.
   Тильда охнула.
   – Если это тебя утешит, она скорее всего рисует так, как ты…
   – Больше ты до меня не дотронешься! – вспылила Тильда.
   – А что, раньше имелись шансы дотронуться? – удивился Дэви. – Так мы идем или нет?
   – Разумеется, – кивнула Тильда, пытаясь думать только о главном. Они вернут картину. Дэви получит свои деньги. Потом занавес опустится – он уедет в Австралию, а она вернется к спокойной жизни мастера фресок.
   – А что, собственно, случилось? – спросил Дэви.
   – Знаешь, до твоего появления я была счастлива, – выпалила Тильда, направляясь к двери.
   – Неправда. Ты…
   В офис ворвался Итан. Он тащил на руках Стива, обряженного ради праздника в парчовый жилет и черную бабочку, что отнюдь не улучшало настроение пса.
   – Надин сшила жилетик, – пояснил Итан. – Она сказала, что такова одежда всех мужчин, собравшихся на открытие галереи.
   – Вот Мейсон обрадуется! – вздохнула Тильда. – Только никого не укуси, Стив.
   – Вы уходите? – спросил Итан.
   – Да, – кивнул Дэви, – мы…
   – Что же, желаю «успешно штурмовать замок», – сказал Итан, унося Стива в галерею.
   Дэви ошарашенно смотрел ему вслед:
   – Неужели все знают, что мы сегодня идем на преступление?
   – Джефф не знает. Мы стараемся не вовлекать его в наши дела, ведь нам может понадобиться адвокат.
   – Рад это слышать, – съехидничал Дэви, выходя на автостоянку. – Вам следовало бы поставить здесь фонари.
   – Для этого нужны деньги. Дай мне хотя бы расплатиться с Саймоном за краску. А ведь есть еще и закладная!
   Они сели в машину.
   – Ах да, закладная! Это и есть та самая идеальная жизнь, которую я испохабил?
   – Ладно, прости. Ты не виноват ни в чем. И во всем.
   – Я не…
   – До твоего появления я не осознавала, насколько несчастлива. Только все ниже склоняла голову и продолжала идти. И тут ты хватаешь меня в шкафу, и мне приходится признать, что я не только жалкая мазилка, но еще и в постели ничего не стою.
   – «Ничего не стою» – это твои слова. Не мои. И я готов всему тебя научить, – вызвался Дэви.
   Тильда повернула к нему голову:
   – Я рада, что ты отремонтировал галерею.
   – Знаю.
   – Она такая красивая… куда красивее, чем в моих воспоминаниях. И когда я увидела все то, что нарисовала тогда, мне вдруг захотелось рисовать снова. Что-то настоящее. Это дает ощущение счастья. А когда ты уедешь, все это тоже уйдет, потому что сами мы этого не вытянем. Нет ни времени, ни… – Тильда махнула рукой. – Ни куража. Не то, что у моего отца. Гвенни вернется к кроссвордам, Надин – к погоне за карьерой, а я – к фрескам. Так что спасибо за то, что вернул галерею, но ты разрушил мою жизнь.
   – Знаю, – повторил Дэви.
   – Ничего ты не знаешь.
   – Я знаю, что ты – большой художник. Что ненавидишь рисовать фрески. Что любишь свою семью. Что ужасно злишься за что-то на своего отца. И что галерея – это твое и только твое. Я знаю тебя.
   Тильда задохнулась от неожиданности.
   – Не настолько, как тебе кажется, – нашлась она, глядя в окно. – Ну так мы едем или остаемся?
   Дэви завел мотор.
   – Учти, там будут шкафы, Вилма. Так что держи себя в руках.
   – Да, и еще одно, – вспомнила Тильда.
   – Что именно?
   – Если сегодня что-то пойдет не так, я остаюсь. Ни за какие коврижки не покину тебя. И не смей выпихивать меня из двери. Сегодня мы работаем вместе. И только вместе.
   – Согласен, – кивнул Дэви, немного помолчав. – Но это в последний раз. Сегодня все будет кончено.
   – И слава Богу. Едем.
 
   Гвен не находила себе места. При виде Мейсона ей хотелось плакать.
   «Такой славный человек. Может, попросить Форда пришить его?»
   Нет, так шутить грешно, однако было бы неплохо, если бы кто-нибудь огрел его по голове, потому что сейчас он собственноручно гробил всю затею с показом. И как бы она ни противилась возрождению галереи, все же не могла не желать успеха собственной семье и особенно младшей дочери.
   Мейсон тем временем убеждал растерянную женщину, решившую купить комод, расписанный оранжевыми зебрами, что это прекрасное вложение средств.
   – Предметы искусства постоянно дорожают, – распространялся он, и Гвен, поспешно обойдя стойку, взяла его за руку.
   – Мейсон, дорогой… – начала она.
   – Пожалуй, я немного подожду, – пробормотала женщина, отступая. – Можно погладить собачку?
   – Конечно, – с готовностью кивнула Гвен. Мейсон покачал головой.
   – Эта собака все нам испортит, – прошептал он. – Нельзя ли ее убрать? Нас никто не принимает всерьез.
   «Ну да, особенно если мы продаем мебель с оранжевыми зебрами».
   – Понимаешь, – объяснила она вслух, – эта мебель – не вложение капитала. Ты покупаешь эти изделия потому, что они тебе нравятся, а не потому, что искусство дорого ценится.
   Мейсон нежно посмотрел на нее и погладил по руке.
   – Предоставь это мне, Гвенни. Я знаю, что делаю.
   «Как же, знаешь!»
   Удостоверившись, что он не пристает больше к бедной женщине, она вернулась за стойку.
   В глубине галереи Майкл чему-то смеялся вместе с женщиной, держащей картину Финстерс и не сводившей при этом глаз с собеседника. С той минуты, как открылись двери, этот тип каким-то чудом сбыл с рук уже трех Финстерс.
   «Может, стоит держать его при себе, чтобы дела шли лучше?» Но Гвен тут же одернула себя. Майкл продаст все, что у них есть, включая Стива. А потом смоется с деньгами. Милый, но абсолютно аморальный человек.
   Стоявшая поодаль Надин тоже смеялась, бойко распродавая мебель, и Гвен вдруг распознала в ней черты Тони. По крайней мере, его обаяние. Но тут женщина, с которой весело разговаривала Надин, подошла к стойке и заплатила сто долларов за скамеечку для ног, разрисованную танцующими кошками, и Гвен подумала, что Надин, кроме того, унаследовала дар мужа продать любую вещь за любую цену.
   Она улыбнулась женщине и поискала глазами Мейсона, Тот что-то говорил седеющему мужчине в строгом костюме, показывая на стол, расписанный красными коротконогими гончими. Гвен могла бы поклясться, что слышит слово «вложение». Похоже, ночка обещает быть длинной.
   «Всю галерею за "Пина-колада"», – подумала Гвен и отправилась спасать очередного покупателя.
 
   Стекло в подвальном окне так и не вставили, поэтому Тильда и Дэви легко проникли в дом и, как в прежние добрые времена, в темноте направились по лестнице к шкафам Клеа.
   – Вспомни былое, – почти пропел Дэви в унисон с мыслями Тильды. – Иди в комнату, где хранятся картины, и найди свою Скарлет. Я пойду в спальню Клеа искать лэптоп.
   Тильда кивнула и без особого энтузиазма взглянула на ряд темных ступеней.
   – А хочешь, обыщем шкафы вместе? – предложил Дэви. – Это всегда нас привлекало.
   – Лучше уж иди один.
   Следующий час Тильда провела с фонариком в руке, вороша десятки обернутых чехлами картин, в поисках восемнадцатидюймового квадрата. Поддавшись любопытству, некоторые она даже рассматривала. Достаточно неплохие, но ничего особенного. Коллекционер из Мейсона довольно средненький. Впрочем, то же можно сказать и обо всем остальном. Может, Гвенни сумеет вдохнуть в него немного огня?
   Тильда взялась за последнюю квадратную картину, отогнула уголок чехла и увидела небо в шахматную клетку написанное в чужой манере. Что за черт?
   В руках у нее оказался восемнадцатидюймовый квадрат с голубым небом в клеточку. Лесной пейзаж. Она никогда не рисовала лес.
   Тильда направила луч фонарика в правый угол картины и увидела написанную большими печатными буквами фамилию «Ходж».
   «Ха! Гомер!» – мысленно усмехнулась Тильда.
   Она никогда этой картины не видела. И даже забыла, что скопировала небо в клеточку именно у Гомера, может, поэтому ей так нравилось его рисовать. Ничего необычного в этом не было, ведь она – подделыватель картин.
   Тильда повела фонариком по картине, стараясь понять, что еще она взяла у Ходжа. Только не деревья… зато между стволами гуляли маленькие животные, а она всегда любила рисовать животных, хотя не таких – эти были слишком малы и у них были…
   Крохотные, острые, белые зубы.

Глава 16

   – О Боже! – прошептала Тильда и села прямо на пол. Невероятно! Это совпадение! Может, Гвенни подсмотрела эти зубы у Гомера? Но беда в том, что она вышивала зубы задолго до того, как появился Гомер!
   Неужели теперь придется красть всех Гомеров?
   Но она тут же поняла невыполнимость задачи. Гомер нарисовал несколько сотен картин. То есть не Гомер, конечно, а Гвенни. Некоторые висят в музеях. Нет, она никогда не сумеет вернуть их все.
   Значит, Гвенни и есть Гомер. С ума можно сойти!
   Тильда с трудом поднялась и тщательно завернула картину, чтобы взять с собой.
   Этажом ниже она наткнулась на ожидавшего ее Дэви.
   – Я не смогла найти… – начала Тильда и вдруг увидела у него в руках квадратный пакет дюймов двадцати.
   – Эта? – шепотом спросил он. – Веришь или нет, на этот раз она оказалась в шкафу.
   Тильда выхватила из картонного конверта картину в новой дешевой рамке и увидела здание галереи.
   – Она.
   Непонятная печаль охватила ее. Первая Скарлет. Начало всей этой грязи. Нет, не так. Потому что началом была Гвенни.
   – Что с тобой? – встревожился Дэви.
   Тильда сунула картину в конверт, прежде чем Дэви заметил, что на ней нарисовано.
   – Господи, какое облегчение! – выдохнула она с фальшивой улыбкой. – Не знаю, как и благодарить тебя. Надеюсь, ты вернул свои деньги, и мы можем уходить? – Не дождавшись ответа, она спросила еще раз: – Так ты вернул деньги?
   Дэви взглянул на нее, но она не смогла различить выражение его лица в темноте.
   – Нет. Придется придумать что-то другое.
   – Мне очень жаль, – вырвалось у Тильды. На этот раз она не покривила душой. – Я тебе помогу. Чего бы это ни стоило.
   – Рад слышать. А что в другом пакете?
   – Сувенир для Гвенни. Едем домой?
   Они благополучно вернулись в галерею, и Дэви занес Скарлет в офис. Он так и не смог добиться от Тильды, что с ней, но что-то, несомненно, произошло. И не слишком хорошее. Наверняка связанное с той картиной, которую она несла. Еще один завернутый в парусину квадрат. Может, это седьмая Скарлет? И теперь понадобится красть еще с десяток? Похоже, ему еще рано уезжать.
   Почему-то это обстоятельство не вызывало у него раздражения, как следовало бы.
   Тильда подошла к Гвенни, а стоявшая в противоположном конце комнаты Надин заметила Дэви и махнула ему рукой. Он жестом подозвал ее к себе.
   – Добыли картину? – спросила она, подойдя. – Это она?
   – Да, – рассеянно кивнул Дэви, продолжая следить за Тильдой. – Мне нужен твой ноутбук.
   – Сейчас принесу.
   Надин пулей взлетела по лестнице и вернулась с компьютером.
   – Подключись к Интернету, – велел Дэви.
   Надин поколдовала с телефоном и нажала несколько клавиш.
   – Что-нибудь еще?
   – Спасибо, все, – кивнул Дэви, садясь. – Ну, как тут у вас дела?
   – Ваш папа – потрясный мужик, а Мейсон – ослиная задница.
   – Завтра я тоже помогу, – пообещал Дэви. – Слушай, я соврал, мне нужно от тебя еще одно – скажи, где Гвенни держит банковские счета?
   – А зачем вам?
   – Хочу украсть твои деньги на колледж.
   – Ну да. Можно подумать, у меня есть деньги на колледж Счета в верхнем левом ящике стола.
   – Спасибо. Иди играй.
   Когда дверь за Надин закрылась, Дэви проглядел свои счета и подвел окончательный итог. Два с половиной миллиона, чудесное круглое число. Правда, на счету у Клеа было немного больше, но он любил круглые числа.
   По какой-то причине радости ему это не доставило. Без денег было куда веселее.
   «Некоторым людям богатство не на пользу. Некоторым людям необходим риск. А некоторым – деньги на образование».
   Дэви ухмыльнулся и начал переводить деньги.
 
   – Ну, как тут? – спросила Тильда у матери, когда та продала разрисованный утками стул какой-то восторженной особе.
   – Совсем неплохо, если не брать в расчет Мейсона. Конечно, толпы покупателей нас не осаждают, но все же…
   Тильда молча поднесла к ее глазам картину. Гвен задохнулась от неожиданности.
   – Где ты ее взяла?
   – В хранилище Мейсона. А что? Выглядит знакомо?
   – Конечно, – кивнула немного пришедшая в себя Гвен. – Это Гомер Ходж.
   – Ошибаешься, это Гвен Гуднайт.
   – Нет. Я рисовала воздушных змеев, а это рисовал Гомер.
   – Гвенни, я знаю… – начала Тильда, и тут ее осенило.
   – О черт, Гомер – это твоя Луиза!
   – Не совсем так, дорогая. Гомер никогда не занимался сексом.
   – Дэви был прав, – обреченно заключила Тильда. – Групповая терапия. И немедленно.
   – Это вместо кроссвордов. Место, куда можно было бы уйти от реальности. А потом он мне надоел, и я с ним покончила.
   – Отец, должно быть, очень расстроился.
   – Еще бы, – улыбнулась Гвен.
   – И ты не сказала мне! – вдруг обиделась Тильда. – Позволила уехать, оставив в полной уверенности, что Гомер был настоящим.
   – Я не слишком им гордилась. Все эти чертовы рисунки, которые я выдавала десятками… В один прекрасный день Тони решил, что я великий примитивист, но этого ему показалось недостаточно. Он вообразил себя Бригидо Дара и вознамерился создать собственную династию. Все твердил, что получит эксклюзивные права на наши работы. И даже не позволил Гомеру быть женщиной, черт бы его побрал!
   – А что произошло на самом деле? – с любопытством спросила Тильда. – Отец сказал, что поссорился с Гомером.
   – Так оно и было. Он явился ко мне с идеей ввести в игру дочку Гомера, и я поняла, что он и тебя собирается втянуть в очередное мошенничество. Можно подумать, он и без того не превратил твою жизнь в ад этим проклятым наследием Гуднайтов.
   Я все повторяла: «Почему бы не сказать людям правду»? А он отвечал: «Потому что правда не сделает нас богатыми, Гвенни». Он неплохо зарабатывал на Гомере, но ему все было мало. Он решил создать Скарлет.
   – Значит, ты устранилась, а я начала. Поэтому он и не велел ничего тебе говорить.
   – Я ничего и не знала, пока ты не ушла из дома. Пока не поднялась наверх и не нашла последнюю, смазанную картину, Он подписал ее за тебя и продал.
   – Поверить не могу, что ты так и не призналась мне насчет Гомера. Посылала деньги, чтобы мне не пришлось возвращаться с поджатым хвостом, но так и не сказала, что ты и была Гомером.
   – Не была я Гомером. Все это только маска. Неудачный костюмчик, как говорит Эндрю. И он не слишком хорошо на мне сидел. Я просто не создана для роли мужчины.
   – Да. Но молчала ты не потому. Понимала, что если я узнаю, то непременно останусь и буду продолжать рисовать Скарлетов.
   – Не поднимай меня на пьедестал, я этого не заслужила. Я не сумела защитить тебя. Ты рисовала чудесные картины, но отец заставлял тебя подписывать их чужим именем, а я не остановила его. Еще одна сторона кошмара Гуднайтов.
   – Ну не все было таким уж кошмаром, – запротестовала Тильда.
   Гвен вздернула подбородок:
   – Ты станешь учить своих детей рисовать?
   – Обязательно. Но не подделывать картины. С этим покончено. Я была последней.
   – Значит, ты снова уедешь, – решила Гвен.
   – Ни за что. Я остаюсь. Это одна из многих вещей, которые Дэви сделал для меня. Вернул галерею. Мы сможем работать по-новому. И я хочу начать писать картины. Свои картины. Постараюсь брать заказы на фрески поближе к дому. Я хочу жить здесь.
   – А я – нет. Хочу уехать.
   – Уехать? Что же, это твое право.
   – Я провела здесь тридцать пять лет.
   – Самое время сменить обстановку.
   – Я вернусь.
   – Все в порядке, мама. Правда, все хорошо, – убежденно сказала Тильда.
   – Правда, я еще не знаю, куда отправлюсь.
   – Наверное, туда, где есть яхты и корабли.
   – Яхты – все равно что Гомер, – вздохнула Гвен. – Нереальны. Реально это.
   Она улыбнулась женщине, державшей в руке картину, и Тильда неприлично вытаращила на покупательницу глаза, разглядев, что это такое.
   – Мы продаем Финстерс? – шепнула она матери.
   – Не мы, а Майкл. Я всего лишь беру деньги. Эти Демпси способны продать даже прошлогодний снег.
   – И не говори, – покачала головой Тильда, но вдруг вспомнила, что последняя Скарлет осталась у Дэви. – Я пойду. Поговорим завтра.
   – Лучше не надо, – отказалась Гвен и выбила чек на Финстерс.
 
   Дэви пересек белое гулкое пространство полупустого подвала. Настроение было прекрасным, и даже его мнение об этом мире в целом, несомненно, улучшилось. Сняв покрывало с кровати, он полюбовался картинами. Пять холстов, шестой у него.
   Дэви вынул последний из конверта, прислонил к стене, а рядом выстроил остальные. Один длинный ряд работ Скарлет Ходж. Настоящее чудо.
   Он отступил, любуясь полотнами. Коровы, цветы, бабочки, русалки, танцоры и городской пейзаж.
   Присмотревшись, Дэви понял, что все они словно бы составляли определенную последовательность. Коровы перетекали в цветы, которые взмывали в воздух бабочками. Из общего ряда выпадал только пейзаж, которому следовало быть в начале.
   Он поднял картину, чтобы перенести на нужное место, и замер.
   Дом Гуднайтов.
   Перед глазами пронеслась вся мебель, которую он передвинул за последнюю неделю. Свет и радость, исходившие от трех рисунков, внезапно сосредоточились в картинах Скарлет.
   – Ты меня дурачишь, – сказал он вслух и поставил картину в начале ряда, наблюдая, как город переходит в деревню, море, ночное небо. Как же он сразу не заметил? Как же не понял, что все это рисовала Тильда?
   Дэви почти рухнул на кровать.
   «О Боже! Она мошенница и лгунья. Она водила меня за нос добрые две недели».
   Никогда еще он не хотел ее сильнее.
   Услышав шаги Тильды на лестнице, Дэви приподнялся, но тут же снова сел. И когда Тильда вошла, все в той же истрепанной китайской куртке, блестя огромными глазами за выпуклыми линзами очков, с крохотными рожками-завитками, стоявшими дыбом на голове, у него захватило дух.
   Она хотела что-то сказать, но увидела поставленные в ряд картины и поднесла руку ко рту.
   – Привет, Скарлет! – бросил ей Дэви.
 
   А Клеа в этот момент тоже было не до веселья.
   Во-первых, Мейсон совершенно не обращал на нее внимания. Напялил дурацкий парчовый жилет, в поисках которого она обшарила все магазины Колумбуса, и вел себя как инспектор манежа в цирке. Даже купил ей уродливый стул, расписанный подсолнухами и птицами. И что прикажете ей с ним делать? Клеа была готова мириться со многими недостатками мужчин, которые женились на ней, но только не с потерей достоинства. У Сирила этого достоинства было хоть отбавляй. Поневоле пожалеешь о его кончине. Останься у него деньги, другого мужа ей и желать было бы нечего.
   Томас, официант, произведенный в повара, тоже вел себя как-то странно, бросая на нее сердитые взгляды поверх канапе. Он и до этого не отличался дружелюбием, хотя какого дружелюбия можно ожидать от слуги? Возможно, у него несварение желудка – все блюда были несколько жирноваты. А может, его мучает головная боль, – на эти синяки просто страшно смотреть. Собственно, ей-то все равно, но неприятно, когда тебя так разглядывают. Все время отвлекаешься.
   В довершение всего откуда-то возникший Рональд попытался взять ее за руку. Господи, как же бестолковы эти мужчины!
   – Не здесь, – прошипела она, оглянувшись на Мейсона, но тот, к счастью, был поглощен собственным цирком и не смотрел на нее.
   – Я кое-что узнал насчет галереи, – сообщил Рональд, и ей пришлось позволить увлечь себя к столу с закусками.
   – Это насчет картин Скарлет Ходж. Тут дело нечисто, – продолжал Рональд, набирая в тарелки канапе. – Их не только мало кто видел, о них вообще нет информации. Одна газетная статья, а потом – ничего. Тони Гуднайт продал шесть картин, но больше о них не упоминал.
   – Скарлет Ходж умерла, – раздраженно напомнила Клеа.
   – Свидетельства о смерти нет, – заявил Рональд, жуя креветку.
   – И что? – Клеа снова перехватила пронзительный взгляд Томаса и угрожающе нахмурилась. «Прекратите немедленно», – мысленно приказала она ему. Дождавшись, когда с лица Томаса исчезнет зловещая гримаса, она повернулась к Рональду. – Я спрашиваю, что тут такого?!
   – Если свидетельства о смерти нет, – пояснил Рональд, – значит, она не умирала.
   – Она могла умереть в другом месте. Может…
   – Думаю, ее вообще не существовало, – перебил Рональд. – Эти штуки с креветками просто…
   – То есть как это «не существовало»?!
   – Свидетельства о рождении тоже нет. Ни Гомера, ни Скарлет.
   – Кто такой Гомер? – фыркнула Клеа, теряя терпение.
   – Отец Скарлет. «Гуднайт-гэлери» сделала состояние на Гомере, потом вдруг переключилась на Скарлет, а через несколько месяцев о ней словно забыли. С этого времени, собственно говоря, и начинается период упадка галереи, – пояснил Рональд. – Ты была права. Что-то тут не так.
   – Правда? – Впервые, с тех пор как Рональд отдал ей деньги Дэви, в глазах Клеа появилось нечто, похожее на одобрение: – Рональд, ты великолепен!
   Рональд вспыхнул, мгновенно забыв о креветках.
   – Клеа, я…
   Она многозначительно сжала его руку:
   – Узнай все, что можешь, и приходи завтра утром. В десять. Прямо ко мне в спальню.
   – Обязательно, – задохнулся Рональд, чуть не уронив тарелку. – Обязательно приду, я…
   Он говорил что-то еще, но Клеа, повернув голову, снова увидела Мейсона рядом с Гвен.
   – Прости, Рональд, мне нужно кое с кем поговорить, – сказала она, погладив его по руке. – Увидимся завтра.
   – Клеа! – обиделся Рональд.
   Что же, пусть обижается. Это его проблема.
   Приклеив к губам улыбку, она направилась к Мейсону. Он просто обязан сделать ей предложение к концу недели, иначе она примет меры. И если на пути встанет чертова галерея, она сумеет ее смести, пустив в ход все, что раскопает Рональд. Не поздоровится и Гвен Гуднайт.
 
   Дэви спокойно наблюдал за окаменевшей в дверях Тильдой.
   – Значит, дошло, – наконец мрачно вздохнула она.
   – Просто не понимаю, почему я не увидел этого раньше, – ответил он, надеясь развеселить ее. – Тупой болван. Не заметить очевидного!
   – Теперь ты знаешь. Это как с Луизой. Если только узнаешь правду, все становится очевидным.
   Голос совсем тоненький. И прерывистый. Вид такой жалкий, что, похоже, ей сейчас не до его ощущений.
   – Выглядишь как смерть, – отрывисто бросил он. – Перестань терзаться и иди сюда.
   Тильда, вздохнув, пересекла помещение, села рядом и вытянула руки.
   – Все правильно. Тащи меня в тюрьму.
   Дэви завороженно уставился на тонкие запястья:
   – Если это для наручников, спасибо, сейчас сбегаю и принесу, но тюрьма – не то место, куда бы я хотел притащить тебя.
   – Я так и знала, что у тебя где-то есть наручники, – покачала головой Тильда. – Но и тебя разоблачили, не сомневайся. Саймон сказал Луизе, что ты работаешь на ФБР.
   Дэви поперхнулся, дав себе слово непременно придушить Саймона.
   Тильда бессильно уронила руки:
   – А я привела тебя сюда. Вот какая из меня мошенница. Привести федерала на место собственного преступления!
   Дэви слегка опомнился и решил идти напролом.
   – Скажи, не в этом ли кроется причина, по которой ты говорила «нет» последние две недели?
   – По крайней мере, одна из них. Я все время боялась, что проговорюсь и ты…
   – И что я сделаю? Арестую тебя прямо в постели? После того как надругаюсь над тобой? Нет, пожалуй, я убью Саймона.
   – Ты не подозреваешь, сколько времени я держала в себе эту тайну, – призналась Тильда, оглядывая картины.
   – Знаю. Семнадцать лет. Ноты можешь расслабиться. Луиза все поняла неправильно. Мы не из ФБР, и сомневаюсь, чтобы нас с радостью туда приняли. Просто иногда нас просят выполнить кое-какие поручения, но мы не агенты. И не хватаем людей почем зря. Так что твой секрет в полной безопасности.
   Тильда громко сглотнула.
   – Хотелось бы уточнить: ты не собираешься сажать меня под замок?
   – Да я и не смог бы: Во-первых, как я сказал, я не агент. Во-вторых, никто не подавал на тебя жалобы, так что дела никакого нет. И ты никому не нужна… то есть не нужна властям. В-третьих, мне даже не кажется, что ты нарушила закон, поскольку я не уверен, что это подделка и мошенничество, если, конечно, ты не знаешь чего-то такого, чего не знаю я.
   Тильда жалобно шмыгнула носом.
   – А если и знаешь, – поспешно добавил Дэви, – мне все равно. В-четвертых, я хочу тебя голую. И на случай, если ты успокоилась, полна благодарности и хочешь устроить состязание, я готов сбегать за вибратором.
   – Ты хочешь меня? – поразилась Тильда.
   – Да, черт меня побери. Жажду припасть к твоему искривленному рту.
   Тильда потрясенно уставилась на него:
   – Я думала, ты теперь и говорить со мной не станешь!
   – Размечталась! – фыркнул Дэви. – Немедленно раздевайся, и, если пожелаешь, я начну читать лимерики. ^[17]
   Тильда положила ладонь на его руку. В странных голубых глазах светилось полнейшее бесстыдство. Губы знакомо изогнулись в улыбке, и у Дэви голова пошла кругом.
   – Солнышко, первые тридцать лет своей жизни я облапошивал все, что двигалось. Где, по-твоему, ФБР меня отыскало? В церкви?
   – Значит, ты тоже не святой?
   – Скорее уж дьявол.
   – И я могу признаться во всем, а ты…