– «Приставучая» – вовсе не то слово, которое приходит па ум, когда смотришь на тебя, – заметил Дэви.
   – Поэтому я и срываю на вас злость. Вы этого не заслужили и поэтому извините меня. Нет, честно, мне очень стыдно.
   Дэви кивнул, ошеломленный ее честностью, не говоря уже о близости.
   – Принято.
   – И я ненавижу воровство, – жалобно вздохнула она.
   – Видите ли, я всегда считал, что если все сделать правильно, даже вооруженному грабежу совсем не обязательно быть неприятным испытанием, – Она уставилась на него как на сумасшедшего, и Дэви добавил: – Это цитата из фильма. «Тельма и Луиза».
   – Цитата из фильма?
   – Ничего не поделаешь, семейное хобби.
   Сейчас, сидя здесь, рядом с ним, она казалась просто милой: широко раскрытые глаза за выпуклыми стеклами очков, растрепанные мягкие локоны. Но тут она сказала:
   – Странно слышать, что у вас есть семья.
   – А что ты думала? – уязвленно проговорил Дэви. – Что меня вырастили в чаше Петри?
   – Нет-нет, я не об этом, – поспешно заверила Тильда. – Просто вы кажетесь одиночкой. Типа Либерти Воланса.
   – Вот спасибо так спасибо! Всегда мечтал стать безжалостным убийцей.
   – Какой еще убийца? – искренне удивилась Тильда.
   – Либерти Воланс. Ли Марвин. [6]
   – Нет, я имела в виду Джина Питни.
   – Кто такой Джин Питни? – нахмурился Дэви.
   – Он поет «Человек, который пристрелил Либерти Воланса». – Они непонимающе уставились друг на друга, затем она сказала: – Не важно, я все беру назад. Нам пора.
   – Значит, я кажусь тебе скорее Джоном Уэйном, чем Ли Марвином, – пожал плечами Дэви. – Понятно. – Он встал и показал на дверь. – Хотите идти на дело, Тельма? Или предпочитаете быть Луизой?
   Тильда испуганно встрепенулась.
   – Я сама не знаю, кем хочу быть, – призналась она, шагнув к двери.
   – Значит, мы в этом схожи, – кивнул он, ощутив слабый запах корицы. – Я тоже не знаю, кем хочу быть.

Глава 6

   – Поверить невозможно, что мы разбили чужое окно! – изо всех сил пытаясь не паниковать, прошептала Тильда полчаса спустя, когда Дэви бесшумно закрыл за ними дверь спальни Клеа. – Пусть даже и окно подвала. Это вандализм.
   – Я разбил окно, – подчеркнул Дэви. – Я забрался в дом. И впустил тебя. И до сих пор не услышал ни одного «спасибо».
   – Спасибо, – выдохнула Тильда. – О Господи!
   – У тебя не слишком хорошо получается, Бетти, – отре-1пл Дэви. – Загляни-ка лучше в шкаф.
   Тильда снова распахнула дверцы знакомого шкафа.
   – Фу, опять эти духи.
   – «Обсешн».
   – Вы так сразу можете определить?
   – Нет, просто она ничем другим не пользуется.
   Дэви поднял груду чего-то шелковистого и дорогого.
   – И давно вы ее знаете? – раздраженно поинтересовалась Тильда.
   – Угу. Нашла картину?
   Тильда набрала побольше воздуха в легкие и смело ринулась в глубь шкафа. Пространство было огромным, и она нырнула поглубже, стремясь избежать столкновения с бесчисленными туфлями Клеа, шаря кругом в поисках доказательств собственного давнего преступления. Услышав шум отодвигаемой одежды, она взмолилась:
   – Мне нужен свет!
   Но именно в этот момент Дэви прикрыл дверцы.
   – Эй! – запротестовала Тильда, поворачиваясь. Но на ее губы снова легла знакомая ладонь.
   – Заткнись, Бетти, – прошептал ей на ухо Дэви. – В коридоре кто-то есть.
   Оцепеневшая Тильда услышала, что дверь спальни медленно открывается. Как же так? Они попросили Гвенни о сущей мелочи, и…
   Дэви отнял руку, и она судорожно вздохнула, стремясь подавить страх, который неизбежно приведет к приступу астмы. Он погладил ее по спине, совсем как она гладила Стива, когда хотела его успокоить, и Тильда с колотящимся сердцем прижалась к нему, стараясь не чихнуть.
   В комнате со стуком захлопнулся ящик стола. Тильда слегка подскочила и вцепилась в рубашку Дэви. Он снова погладил ее, и Тильда подумала: «Пока я здесь, я в безопасности, никто ведь не знает, что я в шкафу. Никто, кроме него…» – и обняла Дэви, благодарная за его присутствие. Он опустил руки, и они стояли так целую вечность, пока Тильде не стало жарко; а тот, кто был в комнате, продолжал чем-то шуршать и шелестеть. Она почувствовала, как пальцы Дэви скользнули по ее пояснице, распластались… не надавливая, просто легли на спину, горячие и неподвижные, и что-то ударило в солнечное сплетение в ожидании, что он притянет ее к себе. Но этого не произошло. Тильда подняла в темноте лицо, Дэви наклонился ближе, дыхание ее стало прерывистым, и когда он коснулся ее губ своими, она задрожала и сама преодолела последний жалкий дюйм, еще остававшийся между ними. Его руки сжались крепче, и она снова поцеловала его.
   Он чертовски хорошо целовался, и у Тильды перехватило дыхание. Но она все же прильнула к нему. И снова не смогла дышать, когда оказалась прижатой к стенке шкафа, охваченная чудесным жаром.
   «Мне этого недостаточно», – успела подумать она, выныривая из душной глубины, чтобы набрать немного воздуха в легкие и тут же вернуться за большим, отпустив на волю внутреннюю Луизу или по крайней мере собственную внутреннюю Вилму.
   Но тут дверца шкафа открылась, и кто-то принялся рыться в туфлях Клеа, попутно схватив Тильду за щиколотку. Она резко чисто рефлекторно дернула ногой. Нога встретила что-то гулкое, и в этот момент нечто тяжелое брякнулось на дно шкафа.
   – Потрясающе! – Дэви отпустил ее, раздвинул одежду на плечиках и встал на колени, чтобы рассмотреть незваного гостя. – Черт бы его побрал!
   Он переступил через бесчувственное тело, схватил незнакомца за плечи и вытащил из шкафа. Трясущаяся от страха Тильда выглянула наружу:
   – Он мертв?
   – Нет. Просто без сознания. Лягаешься, как настоящий мул, Матильда!
   – Я испугалась. Он схватил меня за щиколотку.
   – На будущее поостерегусь следовать его примеру. Да уж, вот это удар так удар! – хмуро заявил Дэви. – Не знаешь, кто он?
   Тильда осторожно нагнулась. Совершенно неизвестный тип, лет тридцати с чем-то: темные волосы, на виске кровоточащая шишка.
   – Нет. Никогда раньше его не видела.
   – Ладно, – кивнул Дэви и, взяв ее за руку, подтолкнул к выходу. – Уходи.
   – Что?! – Тильда даже споткнулась, пытаясь заглянуть через плечо Дэви. – Но не можем же мы вот так его оставить…
   – Ты можешь. – Дэви неумолимо тащил ее по коридору к лестнице, сжимая руку, словно стальными тисками. – Все это только что переросло из небольшого приключения в серьезное преступление. Проваливай немедленно, беги домой и ни с кем не разговаривай.
   – А как же вы? – запротестовала Тильда, изо всех сил стараясь не скатиться вниз, поскольку Дэви безжалостно продолжал набирать скорость. – Я вас не брошу…
   – Очень мило с твоей стороны. – Дэви легким пинком водворил ее в кухню и открыл заднюю дверь. – До встречи.
   И не успела Тильда оглянуться, как оказалась на улице, под теплым вечерним ветерком. Ей ничего не оставалось, кроме как побрести домой.
 
   А тем временем Гвен тихо завидовала дочери. Повезло ей: подумаешь, всего-навсего взлом и грабеж! Куда предпочтительнее, чем торчать здесь в обществе Мейсона и Клеа!
   – Господи, что за времена были, – мечтательно протянул Мейсон, оглядывая галерею. – В ушах так и звучит раскатистый хохот Тони! Какой был человек!
   «Какой был человек…»
   Гвен молча выложила перед Мейсоном карточки за восемьдесят восьмой год. Сидевшая напротив Клеа следила за ней, как ястреб. Просто глаз не спускала, и Гвен никак не могла понять, в чем дело.
   – Помните его вернисаж неоимпрессионистов? В восемьдесят втором? – спросил Мейсон, улыбаясь Гвен. – На нем был синий парчовый жилет, на тебе – маленькое черное платье и золотые серьги-обручи размером с обеденные тарелки. Никогда не забуду.
   Гвен слегка выпрямилась, завороженная воспоминаниями.
   – Ты была изумительна, Гвенни, – продолжал Мейсон, лицо которого на миг смягчилось в противоположность окаменевшей физиономии Клеа. – Рассекала толпу, и люди улыбались при виде тебя, а мы с Тони стояли в глубине галереи, у двери, вон там… – Он кивнул на дверь офиса. – …и не сводили с тебя глаз. Знаешь, что он сказал?
   – Нет, – покачала головой Гвен, пытаясь удержать в памяти образ Тони – прожженного сукина сына.
   – Он сказал: «Я самый счастливый сукин сын на свете», а я ответил: «Уж это точно».
   На миг перед ней возник прежний Тони, смеющийся, окутывающий, обволакивающий ее любовью и чувственностью, и Гвен попыталась оттолкнуть его, вернуться к позднему Тони. Отчаявшемуся, потому что галерея дышала на ладан, становившемуся все мрачнее, смеявшемуся все меньше, заставлявшему Тильду рисовать Скарлетов.
   – Потрясающий был парень, – повторил Мейсон. – И создал потрясающую галерею.
   – Да, – согласилась Гвен. – Здесь все записи восемьдесят восьмого. Именно в том году мы продали работы Скарлет.
   – Превосходно! – обрадовался Мейсон, подвигая к себе папки. – Меня всегда интересовало, как живет галерея. Как это Тони все удается. Здание само по себе чего-то стоит, верно? Вложения в недвижимость – всегда самые предусмотрительные.
   «Может, стоило отдать его кредиторам за долги? Или просто сжечь, освободив всех разом?» – подумала Гвен.
   – А какие еще активы у галереи? – допытывался Мейсон. – Кроме здания и инвентарных описей?
   – Э… никаких, – сконфуженно промямлила Гвен. – Картины сдаются на комиссию.
   – А доброе имя? – удивился Мейсон.
   – Ах да.
   Доброе имя Гуднайтов.
   – Боже, как я ему завидовал, – вздохнул Мейсон. – Его галерее. Его вечеринкам. Его обаянию. – И, улыбнувшись Гвен, добавил: – Его жене.
   Клеа заерзала.
   Гвен выдавила ответную улыбку и вспомнила, как Тони представлял ее незнакомым людям:
   – Это моя жена, Гвенни.
   Как-то ночью она раздраженно спросила его:
   – Неужели нельзя хотя бы раз представить меня как Гвен?
   Он ответил непонимающим взглядом.
   – Я не сразу поверил известию о его смерти, – продолжал Мейсон. – Это казалось просто невозможным. Я послал открытку с соболезнованиями, но что тут можно было сказать?
   – Чудесное было письмо, – заверила Гвен, совершенно не помня содержания. Слишком много их было, этих писем и открыток.
   – Вы, наверное, так и не оправились после его смерти, – печально заметила Клеа, и оба удивленно уставились на нее. – Настоящая любовь всегда такая. – Она положила руку на рукав Мейсона, мечтательно улыбнулась ему, и тот просто онемел от изумления.
   «Надеюсь, она хороша в постели», – подумала Гвен.
   – Должно быть, трудно самой вести дела, – заметил Мейсон, открывая первую папку.
   – У меня семья, – пояснила Гвен, стараясь выглядеть храброй. – А вот записи…
   Часом позже Мейсон разочарованно спросил:
   – Это все, что имеется за восемьдесят восьмой? Вы уверены?
   – Абсолютно, – заверила Гвен, но тут же поняла, что все дела закончены. Мейсону ничего не остается, как вернуться домой. – Но, знаете, Тони очень небрежно вел документацию. Не мешало бы вам проверить восемьдесят седьмой и восемьдесят девятый. Сейчас принесу.
   Мейсон радостно закивал, Клеа вздохнула, а Гвен поспешно направилась к офису.
   «Поторопись, Тильда. Не могу же я держать их вечно. Все это чертовски мучительно».
   Вернувшись домой, Тильда увидела Гвен в галерее вместе с Мейсоном и Клеа. Она прошла в офис, устало присела на край дивана и закрыла глаза. Когда туда вошла Гвен, Тильду все еще трясло. Мать, опасливо оглянувшись на Мейсона, впустила Стива, который, завидев Тильду, в экстазе бросился к ней.
   – Не пойму, что происходит с этим человеком, – покачала головой Гвен, едва Тильда подхватила песика: – Просматривает все записи подряд и восхищается каждой строчкой. Совсем как ребенок! Можно подумать, он всю жизнь только и мечтал, что разбирать архивы галереи! – Она хотела сказать еще что-то, но осеклась, когда внимательно посмотрела на дочь. – Что случилось?
   – Все. – Тильда сгорбилась, прижимая к себе длинное извивающееся тельце Стива. – Там оказался какой-то человек. Я его не знаю. Случайно я ударила его ногой, он упал и потерял сознание. Дэви остался там, пытается исправить ситуацию, и его обязательно поймают!
   – Ну-ну, – встревожилась Гвен, – только успокойся. Никогда тебя такой не видела, и это меня пугает.
   Подойдя к серванту, она достала бутылку водки и налила приличную порцию.
   – О Господи, да, спасибо. – Тильда отпустила Стива и протянула руку, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гвен опрокидывает стакан.
   – Ты тоже хочешь? – удивилась Гвен.
   – Да. Послушай, я не смогу еще раз решиться на такое – вломиться в чужой дом и украсть. Я не создана для подобных дел. Попробую все уладить каким-нибудь другим способом.
   – О’кей, – вздохнула Гвен, вручая ей стакан и бутылку. – О’кей. Придумаем что-то другое. Где Дэви?
   – Я же сказала, еще там, – выдавила Тильда прерывающимся от сознания собственной вины голосом. – Он велел мне уходить. О, Гвенни, он, конечно, мошенник. Но я не хочу, чтобы из-за меня люди попадали в тюрьму!
   Дрожащей рукой она налила себе водки.
   – Он не мошенник! – заступилась Гвен. – По-твоему, он…
   – Гвенни! – окликнул Мейсон. – Знаешь, оказывается, Тони продавал картины музею Льюис!
   – Неужели? Представить только! – фальшиво обрадовалась Гвен и, повернувшись к дочери, прошептала: – Он с ума меня сведет! Воображает, будто этот мусор – настоящий Диснейленд. Неужели придется и дальше удерживать его здесь?
   – Конечно. Пока Дэви благополучно не вернется назад. Это меньшее, что мы можем сделать для него, тем более что он там один…
   Она осушила стакан и почувствовала, как алкоголь просачивается в кровь, немного успокаивая.
   – Хочешь еще?
   – Нет.
   Гвен посмотрела на Мейсона сквозь стеклянную дверь.
   – Иду притворяться, что со мной все в порядке. Притвориться, что мне здесь нравится и что меня не тошнит, когда он толкует о добрых старых временах.
   – Гвенни, – прошептала Тильда, потрясенная неожиданной горечью в голосе матери.
   Гвен покачала головой:
   – Настроение паршивое.
   – У меня тоже, – кивнула Тильда, укладывая Стива себе на колени. – Я не создана для преступной жизни.
   – Ты всегда была больше моей дочерью, чем отцовской, – объявила Гвен, направляясь в галерею.
   – Вовсе нет, – жалко прошептала Тильда, но Гвен уже исчезла за дверью.
 
   Донельзя измотанный, Дэви вошел в офис и пинком захлопнул за собой дверь. Тильда хотела что-то сказать, но при виде небольшого квадратного свертка в оберточной бумаге забыла обо всем и порывисто вскочила. Мирно спящий Стив плюхнулся на диван.
   – Вы в порядке? – спросила она, протягивая ему бутылку и стакан.
   – Да, – выдохнул Дэви, поднимая картину так, чтобы Тильда могла увидеть под оторванным клочком бумаги небо и край кирпичного здания, после чего небрежно бросил ее на стол и взял бутылку.
   – До сих пор не верю, что вы остались. Не верю…
   Дэви глотнул прямо из горлышка, и Тильда только сейчас вспомнила о стакане.
   – Как там дела? – затараторила она. – Он пришел в себя? Вас не поймали? С вами все хорошо?
   – Заткнись, Бетти. – Он налил в стакан водки и сунул ей и руку. – Я затащил его в пустую комнату, нашел картину и смылся. Видно, я не создан быть вором. Давай больше никогда не будем этим заниматься.
   – О Господи, конечно, не будем! И вы принесли картину! Вы очень, очень хороший человек!
   – Прежде чем ее забрать, я посмотрел. Звезды и дома, – сообщил Дэви.
   Тильда стиснула стакан и благодарно прикрыла глаза. Она вообще не желала видеть картину. Никогда. Ни эту, ни остальные. Какое счастье – вернуться к прежней, спокойной жизни рисовальщика фресок!
   – Спасибо тебе, Господи!
   – Эй! – окликнул ее Дэви.
   Тильда открыла глаза. Он показал на себя.
   – И вам тоже. Простите, что была такой стервой. И за все гадости, что я вам наговорила. И еще…
   – Я усек, – заверил Дэви. – Ты искренне раскаиваешься. – Теперь он говорил спокойнее, улыбаясь почти сочувствующе. – Ты интересная женщина, Матильда Вероника.
   – Нет, Матильда Вероника – помешанная на власти стерва. – Тильда отвернулась от него и посмотрела на дверь галереи.
   – И это тоже, – согласился Дэви. – А где Гвенни?
   – Все еще там, – начала было Тильда и в ужасе замолчала. Сквозь стекло на них смотрела Клеа Льюис с отвисшей от такого сюрприза челюстью.
   – Где? – спросил Дэви и, проследив, куда смотрит Тильда, чертыхнулся и приветственно поднял бутылку. – Привет, бэби! – Клеа зловеще прищурилась и мотнула головой в направлении выхода из галереи. – Прекрасно. Мне тоже нужно с тобой поговорить. – Дэви поставил бутылку на стол. – Сейчас вернусь, – бросил он Тильде и вышел через боковую дверь.
   Тильда снова села на диван и схватила Стива, немедленно лизнувшего ее в подбородок. Ничего не скажешь, приятно, когда рядом мужчина, который отчаянно тебя любит, всегда рад видеть и никогда не злит.
   – Как хорошо, что мы решили тебя оставить, Стив, – скачала Тильда, прижимая его к груди. – Ты единственный настоящий мужчина из всех, кого я знаю.
 
   Клеа стояла на тротуаре, нетерпеливо постукивая туфелькой по асфальту.
   – Что ты здесь делаешь? – набросилась она на Дэви, едва он показался в дверях. – Пытаешься снова разрушить мою жизнь?
   – Мне абсолютно безразлична твоя жизнь, – усмехнулся Дэви. – Я всего лишь хочу вернуть свои деньги. – Он медленно оглядел ее, и Клеа мысленно сжалась, готовясь к очередному оскорблению. – Прекрасно выглядишь, Клеа.
   – Спасибо, – слегка смягчилась Клеа. Он тоже выглядел неплохо для такого вероломного сукина сына. Предательские воспоминания нахлынули на нее, но она решительно запихнула их в глубины памяти. – Ошибаешься, это мои деньги, – запальчиво заметила она. – Три года назад ты украл их у меня. И прекрасно это знаешь. Так что они все мои.
   – Не все, – бесстрастно ответил Дэви, привалившись к стене здания. – И ты мне должна. Ты меня бросила. Я взял твои деньги, так что мы были квиты, пока…
   – Я бросила тебя сто лет назад. Пора бы успокоиться и начать новую жизнь.
   – Ты предала меня, – процедил Дэви.
   – Вовсе нет, – обозлилась Клеа. – Послушай, я прекрасна, я очаровательна, я – дорогое удовольствие. И я делаю лучший минет во всей Америке.
   – Это верно, – несколько растерялся Дэви, – но…
   – Но я органически не могу оставаться верной. И никогда не могла. Не вижу в этом смысла. Если появляется кто-то, способный лучше обо мне позаботиться, я ухожу к нему. Вполне разумное решение.
   –. Возможно, – разозлился Дэви. – Но слишком уж тяжело оно дается другой половине! У нас как-никак были отношения.
   – Отношения? – удивилась Клеа. – Что заставило тебя думать о каких-то отношениях?
   – Но мы жили вместе, – не унимался Дэви. – Я думал…
   – В том-то и дело, что ты не думал, – категорично заявила Клеа. – Потому что все мужчины хуже чирья на заднице. Думают только о себе. У тебя не было в голове ни единой мысли. Смотрел на меня и видел только то, что хотел видеть: преданную красивую секс-бомбу, готовую стелиться под тебя. Ты не хотел узнать меня. Только иметь. Вот и поимел. Но теперь все кончено. – Дэви таращился на нее так, словно она говорила на китайском, поэтому Клеа сжалилась над ним и постаралась перевести: – Я не отвечаю за то, что ты не знал меня. Не моя вина, что ты никогда не…
   – Да перестань, – отмахнулся Дэви. – Мы же вместе жили!
   Клеа пожала плечами:
   – И что из того? Я неплохо сэкономила на квартирной плате. И не понимаю, какое отношение имеет наша совместная жизнь ко всему прочему? Вспомни, разве ты когда-то слышал от меня что-нибудь вроде «ты у меня единственный»?
   – Нет, – честно признался Дэви.
   – Я говорила, что никогда не покину тебя и что ты любовь всей моей жизни?
   – Это слишком угнетающие заявления, – вздохнул Дэви, снова прислоняясь к стене. – Боюсь, у меня началась бы депрессия.
   – Ты злишься на меня потому, что я оказалась не такой, какую ты желал видеть? Что ж, у меня тоже есть причины злиться на тебя. Я хотела, чтобы ты разбогател. Ничего не вышло. Поэтому пришлось довольствоваться этим подонком Зейном.
   – Если бы ты осталась мне верна, никакого Зейна не было бы, – возразил Дэви.
   – Будь у тебя деньги, я осталась бы с тобой. Так что во всем виноват только ты. Но разве я тебя проклинаю? Нет. Я пошла своей дорогой. И тебе советую.
   – С радостью, – согласился Дэви, – после того, как ты отдашь мои затраханные деньги.
   – Это мои деньги, – подчеркнула Клеа, раздраженная тем, что Дэви не желает признавать справедливости содеянного ею. – Ты украл их у меня. Отнял мой фамильный дом!
   – О, ради Бога, только не надо этого! Ты до того ненавидела это место, что с радостью сожгла бы свой фамильный дом до основания, если бы только могла.
   – Но он стоил денег! – вскинулась Клеа.
   Однако Дэви уже понесло.
   – Я забрал ровно треть того, что ты у меня отняла, – продолжал он, не слушая ее. – Какого черта, Клеа, ты была замужем за двумя богатыми типами, так что тебе эти деньги ни к чему.
   – Откуда ты знаешь? – усмехнулась Клеа, отступая. Она была замужем не за двумя богатыми типами. Она была замужем за двумя бедными типами, по крайней мере на тот свет они уходили бедными, как церковные мыши, но не стоило ему бросать это ей в лицо. – Это мои деньги, и они мне необходимы. – Она посмотрела в окно галереи и увидела, как Мейсон сжимает руку Гвен. – Я хочу выйти замуж, – яростно прошипела она, – а богатые мужчины не женятся на бедных женщинах.
   Дэви проследил за направлением ее взгляда.
   – Тешишь себя мыслью, что выйдешь за этого парня? Ну уж нет. Такие, как он, женятся скорее на Джеки, чем на Мэрилин. Он тебе мозги пудрит, уж поверь.
   – Очень смешно, – саркастически фыркнула Клеа. – Нет он женится на мне. Недаром привез меня с собой в Огайо.
   – Что лишь делает его не первым мужчиной, переправившим тебя через границу штата с непристойными намерениями. Да и я отношусь к их числу, – заметил Дэви.
   – Но тебе не удастся сделать это еще раз, – заявила Клеа, вздернув подбородок. – А теперь убирайся.
   – Неужели ты действительно думаешь, что я послушаюсь? – удивился Дэви.
   – У тебя все равно нет выбора. И ты ничего не добьешься.
   Дэви улыбнулся, и у нее озноб прошел по спине. Только сейчас Клеа запоздало вспомнила, что Дэви на все руки мастер, особенно во всяких незаконных операциях.
   – Не транжирь мои денежки, – предупредил он. – Мне они понадобятся.
   И с этими словами Дэви вошел в дом.
   – Прекрасно! Лучше некуда, – сказала Клеа пустой улице. Мало того, что она разорена, стареет и почти брошена ради женщины на десять лет старше ее, не хватало еще, чтобы Дэви Демпси прицепился, как клещ к заднице! Ничего не поделаешь, придется быть повнимательнее к Рональду, чтобы тот последил за Дэви, хотя именно этот слизняк Рональд выдал ему ее адрес. А разве не Дэви виноват в том, что в прошлом плохо заботился о ней? И разве не Мейсон виноват в том, что плохо заботится о ней сейчас? Если бы не это, она давно бы стала миссис Мейсон Фиппс!
   Снова посмотрев в окно, Клеа заметила, что Мейсон чересчур близко наклонился к Гвен и что-то серьезно ей втолковывает.
   – Мужчины, – со злостью прошипела она и поспешила в галерею. Сражаться за свое будущее.
   Вернувшись в офис, Дэви застал Тильду на диване со Стивом на коленях и третьей порцией водки, на этот раз сдобренной для запаха апельсиновым соком.
   – Знаете, а вы ведь так и не сказали мне, что именно искали в ее комнате, – заметила она, стараясь не производить впечатления уж слишком сварливой.
   – Деньги. – Дэви схватил бутылку. – Мои деньги. Клеа обольстила моего финансового консультанта и уговорила его стянуть весь капитал.
   – У вас было достаточно денег, чтобы иметь финансового консультанта?
   – Скорее коллегу, – уточнил Дэви, глазами разыскивая стакан. Тильда поднялась и достала ему стакан из серванта, пока Стив вибрировал от нетерпеливого желания поскорее соединиться с хозяйкой.
   – И что же вы делали? С этим коллегой?
   – Говорю же, он меня консультировал. Сказал, что подскажет, как удвоить мои денежки, а вместо этого утроил их, – Дэви налил себе водки. – Это некий Рональд Эббот, известный под нелестным прозвищем «Кролик» из-за способности ввинчиваться в счета других людей. Я был настолько благодарен ему, что потерял всякую осторожность.
   Что-то в его рассказе смущало Тильду.
   – Как же он мог добраться до ваших счетов?
   – Рональд – гений во всем, что касается денег. Для него пролезть в чужие банковские счета – все равно что взломать игрушечные коробочки. Не буду притворяться, будто знаю то, что знает он. Достаточно сказать, что я сделал деньги на бирже, следуя его советам.
   – Теперь понятно, почему вы так слепо ему доверились, – кивнула Тильда, снова садясь, чтобы успокоить Стива. – Но наверное, не все финансовые консультанты – мошенники, верно?
   – Честно говоря, Рональд уже отсидел срок. Парни, делающие кучу денег, иногда становятся слишком беззаботными и начинают срезать углы.
   – Сидел?! – ахнула Тильда. – Вы доверились человеку, зная, что он проходимец?!
   – Честных людей мало, – наставительно заметил Дэви. – Главное – найти слабое место человека, а потом дать ему понять, что последствия обмана будут столь велики и непредсказуемы, что лучше не хитрить.