Крузи Дженнифер. Подделка

   – Нет. Он пытался… заставить меня увидеть свою судьбу. Заранее смириться. И, честно говоря, во многом оказался прав. Нет, меня, конечно, любили. Взять хотя бы Скотта…
   Дэви ощутил знакомый укол ревности.
   – Но отец был прав, – повторила Тильда, стараясь улыбнуться. – Я была куда счастливее за мольбертом, чем когда общалась с людьми. Мне нравилось расписывать мебель, не говоря уже о Скарлетах и даже подделках, которые были для меня куда интереснее окружающих. Просто… просто я любила Эндрю. И Ив тоже. Но тогда я не могла их видеть. Понимаешь, отец выбрал самый неподходящий момент.
   – Зато знал, как выжать из тебя соки, сукин он сын, – проворчал Дэви.
   Тильда глубоко вздохнула.
   – Тогда я размазала кистью лица на картине, швырнула картину в него и ушла. Села на автобус до Цинциннати, устроилась там официанткой и позвонила Ив. Она рассказала Гвенни, и Гвенни каждую неделю посылала мне деньги, ни словом не обмолвившись отцу, где я, и все как-то обошлось. Я окончила школу на год раньше, потому что отец заставил меня сдавать экстерном, чтобы иметь больше времени для рисования, а это означало, что я могу получить работу, если совру насчет своего возраста. Отец все же узнал, где я нахожусь, позвонил, орал в трубку, что отрекается от меня, но самое страшное уже было позади. – Лицо Тильды немного смягчилось. – Однажды владелец ресторана стал поговаривать насчет ремонта, и я вызвалась нарисовать фреску. И нарисовала. Один из посетителей ресторана увидел и захотел такую же. Потом все пошло как бы по цепочке. И вот я стала, как и все остальные Гуднайты, зарабатывать на жизнь подделками, только, законными. Совсем как предсказывал отец. Он и тут оказался прав.
   – Нет, он был не прав, – угрюмо возразил Дэви.
   – Хуже всего… – Тильда поперхнулась. – Хуже всего, что Скарлеты… это и есть… тот стиль, в котором я обычно работаю. Поэтому, когда отец их продал, я не смогла больше писать под своим именем. Только под именем Скарлет, а этого я не хотела. Поэтому для меня все дороги оказались закрытыми.
   – Но как он мог? Как мог сотворить с тобой такое? Он сам художник. Знал, что это означает. Как он мог сделать это с собственным ребенком?!
   – Понимаешь… он не был художником, – вздохнула Тильда.
   – Что это значит?
   – Он был никудышным художником, – повторила она и, прислонясь к шкафу, соскользнула на пол, как тряпичная кукла в красивом шелковом платье, такая измученная, что у Дэви сжалось сердце. – Ты можешь изучить все приемы. Но если не рожден с чувством света, цвета и линии, никогда не станешь мастером. Именно это случилось с отцом. Это все равно что родиться в семье музыкантов без музыкального слуха. У Ив тоже не было способностей, хотя отец пытался ее учить. А вот у меня были.
   Дэви больше не смог вынести мучений Тильды. Он подошел, уселся рядом и обнял ее.
   – Я умела рисовать еще до того, как научилась писать собственное имя, – продолжала Тильда. – И схватывала все налету. – Она жалобно шмыгнула носом, стараясь сдержать; слезы, и Дэви крепче сжал ее руку. – Думаю, отец возненавидел меня за это. Он так любил Ив, но меня… меня… Тогда я никак не могла понять, в чем дело. Решила, что если буду рисовать лучше, он полюбит меня больше. Я не сообразила, что отец… Вот и старалась, из кожи вон лезла и действительно становилась все лучше… а он…
   – О Боже, Тильда! Мне так жаль. И я правда ненавижу твоего отца.
   – Нет, – всхлипнула она в его рубашку. – Он делал все, что мог. А я ушла. Только вот не догадалась взять с собой Скарлетов. Знаешь, он требовал, чтобы я ставила подпись «Джеймс». Джеймс Ходж, сын Гомера. Это я сама назвалась «Скарлет». Я придумала это имя!
   – И правильно сделала, – убежденно сказал Дэви, продолжая прижимать ее к себе.
   – Нет, – возразила Тильда, глядя на него мокрыми глазами, – Это ты все сделал правильно, когда вернул их мне. Отец продал эти картины, но ты вернул их все. Каждую чертову Скарлет.
   – О, милая, – выдохнул он и поцеловал Тильду, ощущая влагу ее слез на своих щеках, и сильнее сжал руки, когда она вытерла лицо о его рубашку.
   – Прости, я знаю, что выгляжу настоящим чучелом, стоит мне хоть немного отсыреть, – прорыдала она.
   – Ну да, сейчас это самое важное, – кивнул Дэви, все еще не выпуская ее. – Успокойся, дорогая.
   Дэви оглядел собрание подделок Гуднайтов, и все они вдруг показались ему скопищем мертвецов. Одним огромным склепом.
   – Нам нужно избавиться от этого хлама.
   – Не могу, – устало сказала Тильда. – Мне ужасно хочется. Но я даже не могу поговорить с тобой на эту тему без того, чтобы не залить слезами все вокруг. Представь меня пытающейся…
   – Зато могу я, – перебил Дэви. – И, будь уверена, избавлюсь. А ты немедленно уберешься из проклятого подвала, и чтобы больше ноги твоей тут не было.
   – Но это хорошая мастерская, – заспорила Тильда. – Тут все условия…
   – Это – адская дыра. Сколько бы белил ни было потрачено на это место, тут все стены забрызганы кровью. Знаешь, мы перенесем все твои вещи на чердак. Там полно места. Можешь уже с завтрашнего утра рисовать на солнышке.
   – Отец не был плохим человеком, – начала Тильда. – Он…
   – Понятно. Он был сущим ангелом, только вот рисовать не умел. Ну и хрен с ним. – Дэви отпустил ее, оттолкнулся, встал и, протянув руку, поднял Тильду с пола. – Что именно тебе нужно захватить отсюда?
   – Дэви, я не…
   – Наверх, Матильда, – сурово велел он. – И возьми все необходимое. Я не могу задать твоему отцу трепку, потому что сукина сына угораздило умереть, зато вполне могу вытащить тебя из этой ямы. Собирайся.
   Дэви принялся рассовывать подделки в их гробы, и Тильда робко поинтересовалась:
   – Ты это серьезно?
   – Что именно? – спросил он, тычком отправляя на место Ван Гога.
   – Думаешь, что сумеешь продать все это?
   – Я могу продать все на свете. Но не желаю и пальцем касаться этой дряни. По-моему, вполне возможно предложить ее на аукцион в соответствующую фирму.
   – Я об этом подумывала, – созналась Тильда. – Некоторые люди коллекционируют подделки. Хорошо, если бы удалось сделать это анонимно. Но боюсь, кто-нибудь непременно обнаружит правду, и начнутся расспросы. И тогда я…
   – Я позабочусь обо всем, – оборвал ее Дэви, швырнув на место последнюю картину. – Собирайся.
   Тильда не пошевелилась. Не услышав ответа, Дэви обернулся.
   – Прости, – сказала она, избегая его взгляда. – Я не собиралась вываливать на тебя все свои неурядицы. Не хотела быть такой… мелодраматичной. Театральной героиней. – Тильда попыталась рассмеяться. – Ты, должно быть, ненавидишь плаксивых женщин.
   – Совершенно верно. – Дэви шагнул к ней, обнял и притянул к себе. – Но к тебе это не относится, Скарлет, – заверил он, целуя ее в макушку. – Можешь вытворять все, что тебе в голову придет, я все равно буду тебя любить. – Она замерла в его объятиях, и Дэви сказал: – Знаешь, я не думал, что когда-нибудь скажу это.
   – Если хочешь, возьми свои слова обратно, – пробормотала Тильда, уткнувшись ему в грудь. – Все потому, что я промочила тебя насквозь и ты меня пожалел.
   – Нет. Все потому, что ты поцеловала меня в шкафу, и усыновила Стива, и нарисовала скамеечку с броненосцами и знойных русалок. Потому что ты – Матильда Скарлет и я рожден для того, чтобы любить тебя. И это так же верно, как и то, что я был рожден, чтобы дурачить людей, черт бы все это побрал. – Тильда подняла голову, чтобы взглянуть на него, и он добавил: – И я люблю тебя всем, что есть во мне. А это означает, что твой гнусный подонок папаша ошибался.
   Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, скользкая и горячая в своем шелковистом, запутавшемся между ними платье. Губы ее оказались мягкими и приоткрытыми, нежными и зовущими, не таившими больше никаких секретов, и если бы Дэви уже не был влюблен, то сейчас наверняка потерял бы голову.
   – Собирай свои шмотки, – прошептал он ей в рот и с силой стиснул ее. – Мы уходим отсюда.
   Тильда оглянулась.
   – Ты прав, – вздохнула она, податливо прильнув к Дэви. – Но очень жалко, если столько места будет пропадать зря.
   – Верно. Неплохо бы нарисовать на стене фреску с русалками, поставить, стол для пула и музыкальный автомат с репертуаром нынешнего века. – И, ощутив, как Тильда хихикает ему в рубашку, он повторил: – Я люблю тебя, Матильда.
   Знакомый запах корицы ударил ему в ноздри.
   – Я тоже люблю тебя, – призналась Тильда, и Дэви почувствовал, как ушло державшее его до сих пор напряжение. Потому ли, что она сказала это? – Только я не играю в пул.
   – Научишься. Эта игра как раз для тебя, А теперь собирайся.
 
   Мейсон торчал наверху всего полчаса, а Гвен уже пыталась придумать, что ей с ним делать. Он оказался умелым любовником, он был хорошим человеком, и все такое, но она хотела только одного: чтобы он поскорее убрался из ее комнаты, из ее дома и, по возможности, из ее жизни, хотя это скорее всего была чересчур бурная реакция на сегодняшние события. Ну почему он не может, как другие мужчины, слететь с кровати, оправдываясь завтрашними делами, совещаниями или встречами?
   – Это было восхитительно, Гвенни, – шепнул он, снова целуя ее.
   «Слезь с моей ноги!»
   – Восхитительно, – согласилась она, – но, думаю, тебе пора. Надин еще внизу, и я не хочу, чтобы она догадалась…
   – Разумеется, – кивнул Мейсон, привлекая ее к себе. – Ты абсолютно права.
   Он снова поцеловал ее и наконец поднялся, что дало Гвен возможность схватить свой халат. Странно, откуда такое раздражение? Почему она так нервничает? Мейсон очень мил, а первый опыт всегда проблематичен, по крайней мере так казалось в юности, давным-давно, когда приобретался этот самый первый опыт…
   – Не нужно меня провожать, – великодушно разрешил Мейсон, одеваясь и подходя к кровати, чтобы снова ее поцеловать. – Увидимся завтра. – Он взглянул на часы, понял, что уже половина первого, и добавил с почти смущенной улыбкой: – Вернее, уже сегодня. Новый день на дворе, Гвенни.
   – Да, – кивнула она, улыбаясь в ответ и мысленно умоляя его уйти.
   Гвенни все-таки проводила его до двери, погладила по руке. Мейсон бодро зашагал к лестнице, но, к несчастью, столкнулся с Фордом как раз в тот момент, когда тот поднимался по ступенькам. Завидев Гвенни, Форд остановился.
   «Ну и что? Ты киллер! Так дай мне хоть немного покоя!»
   Он покачал головой и вошел к себе; захлопнув за собой дверь, а она едва не умерла от стыда, что было уж совершенным бредом.
   Гвен вернулась в спальню и оглядела смятую постель, белоснежную в свете лампы, почему-то вспомнив место принесения в жертву девственницы. Чертовски забавно, если учесть; сколько времени прошло с тех пор, как она была девственницей, и какой длинный список мужчин числился за ней до того, как она встретила Тони.
   Может, сейчас самое время для водки с соком? Она превращается в алкоголичку, правда, для этого есть все причины. И миллион проблем.
   Гвен потуже затянула пояс халата, вышла в коридор, и Форд мгновенно приоткрыл дверь.
   – Послушайте, – выпалила она, прежде чем он успел открыть рот, – не морочьте мне голову. У меня и без того нелегкая жизнь.
   – Ты идиотка.
   – Уж позвольте мне самой выбирать мужчин!
   – Только не в том случае, когда выбор – самый что ни на есть дерьмовый. Не могла подождать еще неделю?
   – При чем тут неделя? – начала она, и тут ее осенило. «Дэви!» – Послушайте, не пора ли завязывать с убийствами?!
   – Убийствами?
   – Кое-кто подслушал ваш телефонный разговор, – пояснила Гвен, глядя в потолок, но, услышав шорох, поспешно опустила глаза. И обнаружила, что Форд стоит рядом. Он стал целовать ее, заслонив собой весь свет, его губы стерли все мысли, а ведь Гвен хотела дать ему пощечину.
   Но вместо этого она только что не залезла в его рубашку, отдаваясь поцелую, и ему даже пришлось слегка отстранить ее, чтобы посмотреть в глаза.
   – Ладно, но если сделаешь это снова, здорово ошибешься.
   – Да? – усмехнулась она, поднимая левую руку. – И помолвлена, вот, смотрите.
   Не успела она оглянуться, как Форд проворно стянул кольцо с пальца.
   – А теперь – нет, – усмехнулся он и положил кольцо в карман.
   – Что это, черт возьми, вы себе позволяете?! – возмутилась Гвен, стараясь не выглядеть одной из тех женщин, которых заводят властные мужчины, что было просто смешно, если вспомнить о Тони. – Я могу целоваться, с кем хочу. Обручаться, с кем хочу. И спать, с кем хочу. Немедленно отдайте кольцо.
   – Нет, – коротко бросил он.
   – Но я все равно помолвлена, – возразила она и вернулась к себе, захлопнув дверь перед его носом и неожиданно почувствовав себя чертовски хорошо. Мир перевернулся, и всего за одну ночь ее атаковали двое мужчин. Совсем неплохо для уже немолодой бывшей певицы и бабушки. И все произошло, потому что она хотела этого, потому что нуждалась в переменах, потому что покончила с многолетней спячкой, в которую превратилась ее жизнь.
   И Тильда не возражает против ее отъезда. Теперь Гвен может покинуть этот дом.
   Впервые за все эти годы Гвен потеряла интерес к кроссвордам. Однако это еще не значило, что она сделала правильный выбор. Мейсон определенно не для нее. «О чем только я думала!»
   Ну, прежде всего, конечно, о закладной, но, может, они все-таки сумеют заработать эти деньги?
   И уж точно не киллер в комнате напротив. Она уже была замужем за очаровательным мошенником. С нее хватит.
   И все-таки кто-то должен быть. Обязан. Потому что я определенно снова в игре.
   Гвен решила поменять простыни и неожиданно обнаружила, что мурлычет одну из этих бездарных песенок с давно забытыми словами и незабываемой мелодией. И заметила, что в походке появилась давно утраченная упругость. Гвен порхала вокруг кровати и, когда простыни легли ровно и гладко, взяла телефон и позвонила в офис.
   – Итан! Ты не знаешь, что это такое?
   Она пропела несколько тактов, поставив Итана в тупик.
   – Подождите, сейчас позову Надин, – пообещал он.
   – Что там? – спросила Надин, поднимая трубку.
   Гвен снова запела.
   – А, это что-то из «Бич Бойз». Не помню точно, кажется, «Ямайка, о-о-о, я заберу тебя туда».
   – Аруба, Ямайка, – медленно выговорила Гвен, ощущая, как песня умирает на губах.
   – А где эта Аруба?
   – В Карибском море. Принеси мне водки, милая. Хорошо?
 
   – Насчет Муссолини и бабушки, – вспомнила Тильда уже гораздо позже, в постели, когда Дэви, обняв ее, почти дремал.
   – Тебе придется хорошенько попросить, прежде чем мы это сделаем, – сонно пробормотал он.
   – Придется, – согласилась Тильда, пытаясь вытянуть из-под него руку. – И когда, по-твоему, мы поиграем?
   – Когда хочешь.
   – Нет, я имела в виду…
   Она осеклась, услышав мерный храп. Стив воспринял его как сигнал и проворно вскочил на кровать.
   – Я хочу знать, – сказала Тильда, обращаясь к бесчувственному телу Дэви, – когда ты оставишь меня, ублюдок ты этакий, и вернешься ли назад? – Тильда с трудом сглотнула. – Потому что я верю в тебя, а это добром не кончится.
   Он снова всхрапнул, и Тильда на секунду заподозрила, что это чистое притворство. Правда, она тут же вспомнила, что прошлой ночью Дэви не удалось поспать, весь вечер он продавал мебель, а потом перетащил наверх все необходимое из мастерской, а только что безудержно любил ее вот на этой кровати.
   – Он в самом деле отключился, Стив, – сообщила она собаке. – Но завтра мы его спросим. Мы не из тех, кто разевает рот и считает ворон, а потом об этом жалеет. Он сказал, что любит меня. И что избавится от подделок. Он остается, правда?
   Стив вздохнул и сунул нос под одеяло. Тильда подняла край, и он шмыгнул в теплый тоннель.
   – Ты никогда не оставишь меня, правда, Стив? – спросила она и, поглядев на спящего Дэви, добавила: – И он тоже.
   Тильда оглядела чердак, забитый мольбертами, палитрами, красками, холстами. В углу даже стояла чертежная доска.
   «Это намного лучше. Намного правильнее».
   Она снова посмотрела на спящего Дэви, наклонилась и поцеловала его в щеку. Потом скользнула под одеяло, между двух мужчин своей жизни, и мирно заснула.
 
   Когда же на следующее утро Тильда спустилась вниз за булочками, она застала там Ив, бледную как смерть.
   – Что? – рассеянно спросила Тильда, все еще не отошедшая после ночи. – Что случилось?
   – Не могли бы мы пойти куда-нибудь? Я хочу убраться подальше от этого места.
   – Конечно. А что стряслось?
   – Я сказала Саймону, что Луиза – это я.
   – О Господи! – ахнула Тильда. – Пойдем скорее.

Глава 19

   – Что случилось? – повторила Тильда, когда они уселись в кабинке закусочной и заказали по омлету.
   – Он уезжает, – хрипло выдавила Ив. Тильда сочувственно сжала руку сестры.
   – Это хорошо? – спросила она, изогнув шею, чтобы увидеть лицо Ив. – Нет?
   – Он не поверил мне. По крайней мере, сначала. Пришлось снять парик и показаться ему.
   – А потом?
   – Потом он на стенку полез от злости. Пришлось сказать, что если бы он уделял мне чуть больше внимания, заметил бы гораздо раньше. Как Дэви, например. Объяснить, что он получает двух по цене одной. Я сказала, что у него, возможно, тоже есть секреты от меня, и я готова это понять.
   – А он не купился, – констатировала Тильда, лихорадочно пытаясь найти выход. – Может, если дашь ему время…
   – Он вор, – коротко бросила Ив.
   Тильда разинула рот.
   – Он бросил это мне в лицо, когда я сказала насчет секретов, которые готова понять. Заявил, что вряд ли я на это способна, поскольку он много лет занимался воровством, прежде чем ФБР предложило Дэви сотрудничать с ними. Чуть ли не с детства, представляешь? Обокрал кучу народа.
   – Всякий делает ошибки, – вступилась за Саймона Тильда.
   – Он воровал, Тильда, – повторила Ив, отнимая руку. – Вламывался в чужие дома и брал чужие вещи. И до сих пор не считает, что это плохо. Твердит, что крал лишнее у тех, кто может себе позволить купить новые вещи взамен пропавших. – Ив покачала головой. – Это как Форд. Тот вроде бы тоже убивает только тех, кто это заслужил. Но ведь суть в том, что он сделал, а не в том, кем именно были жертвы.
   – Но ведь Саймон исправился. Изменился к лучшему. Может…
   – Такого не бывает. Люди не способны исправляться. Значит, была в нем какая-то червоточина, позволявшая этим заниматься. И он даже не раскаивается. Ужасно зол из-за Луизы.
   – Думаю, что дело не в этом. Наверное… – начала Тильда.
   – Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Как будто видимся впервые.
   – Но ведь так оно и есть.
   Ив покачала головой:
   – Я думала только о том, что спала с ним, а он оказался вором. Он же повторял, что поверить не может, что спал с матерью Надин. Правда, насчет «спал» я преувеличила. Он ничего такого не говорил. А я даже не объяснила, что спад он не со мной, а с Луизой. Он бы все равно не понял. Мне было наплевать.
   Тильда вздохнула:
   – Слушай, вы бросились в постель ровно через четверть часа после встречи, а потом лгали друг другу почти три недели, чтобы без помех продолжать в том же духе. Неудивительно, что ничего из этого не вышло. Не можешь просто записать на свой счет классный секс и новые впечатления?
   – Именно так ты расцениваешь свои отношения с Дэви? – процедила Ив сквозь зубы.
   – Нет. Дэви – это навсегда. Еще и потому, что мы знаем друг о друге правду.
   – Дэви – мошенник. Ты это знаешь?
   – Да. Он мне сказал.
   – И это тебя не волнует? – возмутилась Ив.
   – Он такой, каков есть. И больше не нарушает закон, как, впрочем, и я, так что каждый из нас может забыть о прошлом другого.
   Ив снова покачала головой:
   – Не понимаю. Как ты можешь оставаться с ним, зная правду?
   – Думаю, это как лакмусовая бумажка. Если хочешь, чтобы все получилось, надо рассказать о себе все, даже такие вещи, которые совестно открывать. Пусть ты потом позорно разревешься, так что станешь похожа на жалкую мокрую крысу.
   – Значит, это любовь, – недоверчиво протянула Ив. – Что же, конечно, я рада за тебя, но помни: ты доверилась проходимцу.
   – А он – подделывателю картин, – раздраженно напомнила ей Тильда. – Никто не идеален. Святых нет. И всякий, кто когда-то кого-то любил, имеет свои грешки в прошлом и настоящем. Главное – забыть и простить, другого выхода просто нет. Потому что взять и уйти невозможно.
   – А вот я не такая. И не могу забыть и простить, – надменно возразила Ив.
   И Тильда сразу же растеряла даже ту малую толику сочувствия, которое у нее еще оставалось.
   – Ты любишь Эндрю, – напомнила она.
   – Ну, конечно, я…
   – Шестнадцать лет назад Эндрю без зазрения совести использовал тебя, стараясь убедить себя, что он не гей. Хотя с самого начала знал, что он гей, только не хотел в это поверить. Зная, что ты его любишь и сделаешь все, о чем бы он ни попросил, переспал с тобой, чтобы солгать себе.
   Лицо Ив окаменело.
   – И с тех пор совесть ест его поедом. Как бы мы ни обожали Надин, вспомни, твоя вольная жизнь закончилась в восемнадцать лет. И все пошло по-другому.
   – Но и у Эндрю тоже жизнь остановилась, – возразила Ив.
   – Нет. Он пустился во все тяжкие и нашел свою великую любовь. А заодно сделал и карьеру, о которой мечтал. Эндрю ни на секунду не замедлил ход. И правильно сделал, все правильно. Просто он когда-то свернул с прямого пути, напортачил в прошлом, и ты его простила.
   – Но и я много чего наделала, – жалобно призналась Ив. – Я знала, что он голубой. Но посчитала, что смогу его изменить. Своей любовью. – Она прикусила губу и вздохнула. – Я солгала ему. Сказала, что принимаю таблетки. Мне нужно было позволить ему быть собой. Я тоже его использовала.
   – Значит, вы вообще не любили друг друга, – подытожила выведенная из себя Тильда. – Вы наделали друг другу кучу пакостей, совсем как ты и Саймон, поэтому…
   – Это не одно и то же, – перебила Ив.
   – Знаю, что не одно и то же. Саймона ты не любишь. – «К этому я и клонила». – Так что поцелуй его на прощание, пожелай удачи и начни новую жизнь.
   Официантка принесла омлеты, и Тильда в ожидании ответа Ив занялась солонкой и перечницей. Но половина ее омлета уже исчезла, а порция Ив все еще оставалась нетронутой. Тильда вопросительно взглянула на сестру, и та наконец заговорила:
   – Я думала, ты мне поможешь. Будешь на моей стороне.
   – Я всегда на твоей стороне. Но ты его не любишь. Значит, все к лучшему. Приключение пришло к логическому концу.
   – Почему же мне так паршиво? – тоскливо бросила Ив.
   – Ты хотела, чтобы все было по правилам, – пояснила Тильда, снова пожалев сестру. – Хотела, чтобы Саймон оказался приличным, порядочным, законопослушным отчимом Надин и идеальным мужем для тебя, но этому не суждено случиться. Ты наткнулась на второго Эндрю.
   Ив долго молчала, глядя на свой остывающий завтрак, затем резко отодвинула тарелку.
   – Все равно обидно, – пожаловалась она.
   – Ох, сестричка… – Тильда обошла стол и села рядом с ней. – Знаю, – прошептала она, обнимая Ив. Та положила голову на плечо сестры. – Бедная девочка. Мне жаль, мне ужасно жаль.
   – Какая же я дура, – промямлила Ив.
   – Ты не дура, – покачала головой Тильда, крепче сжимая руки. – Бедная, бедная девочка.
   – Когда же и у меня все получится? – вздохнула Ив, цепляясь за сестру. – Ради всего святого, мне тридцать пять, а до сих пор ничего нет, и не предвидится.
   – Гвенни пятьдесят четыре, и то она расправляет крылья для нового полета. Не думаю, что это возрастной предел. Будем надеяться, что Надин больше, чем нам, повезет с мужчинами.
   – Я думала, ты и Дэви…
   – Я очень надеюсь на то, что он положит конец проклятию Гуднайтов. Но если и нет, я выживу. Ведь он оставит меня в обновленной галерее. Как Саймон – тебя.
   Ив снова замолчала – так надолго, что Тильде пришлось заглянуть ей в глаза.
   – Ты когда-нибудь задавалась вопросом, кто ты есть: Тильда, притворяющаяся Скарлет, или Скарлет, притворяющаяся Тильдой? – вдруг спросила Ив.
   – Нет. Но это чертовски хороший вопрос.
   – Потому что я скорее всего Луиза.
   – Вот это да!
   – Ив не любит Саймона, а Луиза могла бы полюбить.
   Тильда знаком подозвала официантку.
   – Скажите, еще не слишком рано для выпивки? Можно… нет?
   Она открыла сумочку и бросила на стол пару бумажек.
   – Тогда пойдем, – предложила она сестре. – Дома наверняка найдется ананасно-апельсиновый.
 
   Клеа сидела за столом напротив Мейсона, злая, как сто чертей. Мало того, что Томас не соизволил появиться и оставил их без завтрака, а Рональд посмел ей возражать, так еще и Мейсон как ни в чем не бывало преспокойно пьет кофе, словно это не он пришел домой за полночь и выгнал ее из спальни, когда она предложила ему расслабиться.
   Значит, он спал с Гвен Гуднайт.
   Мейсон посмотрел на нее, и Клеа приторно улыбнулась.
   «Ублюдок ты затраханный».
   – Еще кофе? – предложила она.
   – Клеа, все кончено, – мягко сказал Мейсон.
   – Что именно? – весело осведомилась Клеа, медленно холодея.
   – Между нами. Все было прекрасно, я развлекся, ты развлеклась…
   «Хочешь побиться об заклад?»
   – …но теперь все кончено. У меня другая женщина.
   – Гвен Гуднайт, – уточнила Клеа.
   – Прости, Клеа, – продолжал он с искренним раскаянием. – Так получилось. Я просто влюбился.
   – В ее галерею, – вырвалось у Клеа, прежде чем она успела сдержаться.
   Лицо Мейсона омрачилось.
   – Я знал, что ты не поймешь. Гвен – это настоящее.
   – А я? Кто же я? Ты разговаривал со мной, занимался любовью, строил планы, а теперь я обязана сделать понимающее лицо?!