– Матильда, – объявил Дэви, чувствуя, как маленькая нечестивая проворная ручка согревает его рукав и кровь, – скажи, что за музыкальным автоматом спрятан алмаз «Надежда», и я оттрахаю тебя до умопомрачения.
   – Там нет алмаза «Надежда».
   – Это то, что я и ожидал услышать, – вздохнул Дэви, переплетая ее пальцы со своими. – Неужели ты думала, будто я могу тебя выдать?
   – Это было бы только справедливо. Ведь я лгала тебе.
   – Нет. Такого не могло случиться, иначе это были бы не мы.
   После этого Тильда так долго молчала, что Дэви наклонил голову, чтобы взглянуть ей в глаза.
   – Что-то не так?
   – «Мы». Знаешь, есть еще одна вещь, – Дэви покачал головой и рассмеялся.
   – Ну конечно, есть! Выкладывай, Скарлет, и мы все исправим.
   – Алмаз «Надежда».
   Дэви повернулся и увидел, как ее губы все сильнее растягиваются в улыбке.
   – Он за бутылкой водки.
   Дэви приоткрыл рот в полной уверенности, что не так расслышал.
   – Его трудно увидеть, потому что он такого же цвета, как водка, и, конечно, в серванте темно, но…
   Ее улыбка чуть дрогнула.
   – Он там. Поцелуй меня.
   В мозгу Дэви произошло мгновенное короткое замыкание.
   Он набросился на ее губы, вздрогнув, когда их языки соприкоснулись. Она обхватила его руками и повалилась на постель, смеясь в его рот, увлекая за собой.
   – В это невозможно поверить! – крикнула она, вытягивая руки над головой. – Я свободна! Свободна!
   – Ну и замечательно. – Дэви сунул трясущуюся руку под ее куртку. – Чем я могу тебе помочь? Все, что угодно. Пожалуйста.
   Тильда, посмеиваясь, обняла его:
   – Ты уже помог, мой Ральф, мой герой! Господи, как мне хорошо! Больше никаких секретов!
   Она впилась в его тубы, скользя всем телом по его телу, и он сдерживался изо всех сил. Тильда стала расстегивать ему рубашку.
   – Я могу сказать тебе все. Все! – кричала она, оглядывая полупустое белое помещение.
   – Господи, да, – кивнул он, стараясь не сойти с ума, когда ее пальцы коснулись его груди. Каждая клеточка его тела кричала «возьми ее», но он не шевелился, желая убедиться и том, что на этот раз все будет правильно.
   – Я подделала первую картину в двенадцать лет, – сообщила она, все еще расстегивая пуговицы. – Да что это за рубашка такая?
   Дэви стащил злополучную рубашку через голову и со свистом втянул в себя воздух, когда она лизнула его грудь.
   – Говори еще, – попросил он, принимаясь за скользкие узлы ее куртки. На этот раз между ними будет все так, как надо.
   – Когда мне было пятнадцать, папа продал подделанного мной Моне. – Она стянула куртку через голову как раз в тот момент, когда он принялся за второй узел. – Твоя очередь.
   – Я играл в три листика в воскресной школе.
   Дэви сорвал с нее майку, оставив в черном лифчике. Она была более округлой, чем он помнил, и более страстной, чем он мог представить.
   – Еще, – потребовала Тильда.
   – Когда учительница меня поймала, я сказал, что делал это ради Господа нашего, и она дала мне золотую звездочку.
   Он уставился на нее, пухленькую, розовую, в черных кружевах, но когда протянул руку, она отстранилась.
   – Обмани меня.
   – Утром я все еще буду тебя уважать.
   Тильда засмеялась, и он подался вперед, но она снова отодвинулась.
   – Обмани меня.
   Именно так. Обмани. Сначала улыбка, потом «да». Дэви поцеловал ее в шею, слегка укусил, и она затаила дыхание.
   – Еще? – прошептал он.
   – Да!
   Он укусил чуть сильнее, и она затрепетала под ним, вцепившись в его плечи.
   «Я хочу тебя сейчас», – твердил он про себя, но ведь она пожелала быть обманутой. Что дальше?
   «Думай».
   Правильно, заставь ее почувствовать свое превосходство над тобой.
   Дэви взглянул в ее прекрасное, искривленное гримасой лицо.
   «Богу известно, что это так и есть».
   – Поверить не могу, что ты так ловко меня провела. Ты просто потрясающа!
   Она таяла в его объятиях, дыша все чаще, и он накрыл ладонью упругое тепло ее груди и ощутил, как она набухла. Тильда тихо охнула.
   – Астма? – встревожился он, но она покачала головой, сказала «ты» и прижалась к нему. Волна вожделения накрыла Дэви с головой и отсекла все, кроме нее.
   – Это и есть оно? – шепнула Тильда ему на ухо. – Твой трюк?
   Он вдохнул запах корицы и поцеловал ее плечо. Ее пальцы скользили по его груди, и Дэви тряхнул головой, чтобы прояснить мозги.
   «Ну же, говори, – велел он себе. – Улыбка, «да», превосходство…»
   – Остального не помню, – честно признался он. – Ты лишаешь меня разума, Скарлет.
   Она просияла:
   – Проси все, что пожелаешь, но заставь меня думать, будто ты делаешь мне одолжение.
   – Да, – выдохнул Дэви. – Спасибо Господу за то, что ты к тому же еще и подслушиваешь за дверью!
   Тильда провела рукой по его животу, и он снова потерял нить беседы.
   – Итак, Ральф, что ты собираешься сделать со мной? – спросила она.
   – Селеста, – пролепетал он, отчаянно пытаясь придумать что-то стоящее. Хоть что-нибудь.
   – Да, Ральф?
   Она поцеловала его, и он снова затерялся в ней, а потом ее рука двинулась ниже, и вдохновение наконец посетило Дэви. Немного отстранившись, он строго нахмурился:
   – Селеста, ради тебя…
   Она улыбнулась знакомой кривой улыбкой, и комната расплылась перед глазами.
   – …и исключительно по доброте душевной…
   Тильда прижалась теснее: полные губы всего в нескольких миллиметрах от его рта…
   – …я собираюсь излечить тебя от пристрастия к вибратору.
   – Спаси меня! – взмолилась Тильда, и Дэви придвинулся, чтобы завладеть ее ртом и всем остальным тоже.
 
   Гвен, слегка улыбаясь, наблюдала, как Клеа старается увести Мейсона. До закрытия галереи еще оставалось время, но приглашенные уже потихоньку расходились. Надин выглядела усталой, но счастливой, что было неудивительно, поскольку сегодня она трудилась не покладая рук. Даже Стив казался на удивление довольным. Растянувшись на обвитом змеями кресле, он поджидал, когда очередной посетитель подойдет, чтобы погладить его и угостить лакомым кусочком. Луиза благополучно убралась в клуб, где пела дуэтом с Эндрю. Тильда получила последнюю Скарлет.
   «Все хорошо. Все в порядке. Прекрасная ночь», – мысленно убеждала себя Гвен.
   Почему же у нее чешутся руки огреть кого-нибудь стулом с голубыми броненосцами?
   – Здоровски, правда? – взволнованно спросила Надин, успевшая подхватить Стива на руки. – Я бы еще тут побыла, но завтра тоже работы полно.
   – Да, повезло нам. Столько всего продано. А как Стив?
   – В полном восторге. Люди то и дело подходили, гладили его, величали «Стивом Гуднайтом», повторяли, что он хороший пес, а репортер из «Диспэтч» даже сфотографировал его. Он рожден быть галерейным псом, правда, малыш?
   Стив со своим бесконечным терпением спокойно слушал.
   – И он никого не укусил, – продолжала Надин. – Даже не попытался поиметь Ариадну, когда Доркас принесла ее вниз. Они сидели в кресле вместе и казались такими милыми. Правда, один раз Ариадна все-таки стукнула его лапой. Но даже тогда он не убежал.
   – Хороший мальчик Стив, – похвалила Гвен, и Стив вздохнул.
   – Пойду выведу его, прежде чем отправить наверх. А где тетя Тильда?
   – Она вернулась. Должно быть, уже в постели.
   В открывшуюся дверь галереи влетел взбудораженный Мейсон.
   – Могу я поговорить с тобой, Гвенни?
   – Конечно, – кивнула Гвен, взмолившись про себя, чтобы Господь дал ей возможность поскорее убраться отсюда.
   Надин выразительно закатила глаза за спиной Мейсона и повела Стива на прогулку.
   Мейсон кивнул ей вслед:
   – Такая хорошая девочка! Правда, сегодня она была немного чересчур предприимчивой, ты не находишь?
   «Надин сегодня превзошла себя», – подумала Гвен, а вслух сказала:
   – Она Гуднайт. А Гуднайты не отступают.
   – Я прекрасно провел время.
   – Очень рада, – кивнула Гвен, стараясь быть вежливой. Мейсон такой милый.
   – Хотелось бы, чтобы впереди было много таких чудесных вечеров, – продолжал Мейсон, неуклюже пытаясь дотянуться до руки Гвен через стойку.
   – Вот как? – пробормотала Гвен.
   – Обожаю этот дом. И сегодня я понял, что мое место здесь. Позволь мне заменить Тони и позаботиться о тебе.
   – Вот как? – повторила Гвен. – Но… видишь ли, у меня все хорошо. У меня семья.
   – Это другое, – возразил Мейсон, наклонившись ближе. Впусти меня в свою жизнь, Гвенни. Клянусь, тебе больше никогда не придется думать о деньгах.
   – Э… – промямлила Гвен, оглядываясь. – А где Клеа?
   – В машине. У нас с нею все кончено, да ничего особенного и не было. После смерти ее мужа я пару раз выводил ее в общество, только из сострадания. И вовсе не собирался…
   – Мейсон! – воскликнула Гвен, отступая. – Ты вовсе не должен рассказывать мне все это.
   – Должен, – заупрямился Мейсон. – Я хочу, чтобы ты поняла: обстоятельства сложились так, что мы оказались вместе, но это временно.
   – Послушай, Мейсон… – начала Гвен.
   – Но она не ты, – токовал Мейсон, – и, говоря по правде, я начинаю думать, что она даже не такая, какой старается казаться. Мне все чаще приходит на ум, что она могла убить Сирила.
   – Неужели? – вставила Гвен, подумав, что Клеа вот-вот понадобится адвокат.
   – Конечно, я знаю, что связь с Клеа меня не красит, – продолжал Мейсон. – И понимаю, что я не Тони.
   – Собственно говоря, это вряд ли можно считать недостатком, – вздохнула Гвен.
   Мейсон подался вперед и поцеловал ее.
   Поцелуй неожиданно оказался просто восхитительным, и Гвен так удивилась, что ответила на него, чего уже давно не делала. Ей вдруг стало тепло и хорошо, и она вспомнила, что уже сто лет не целовалась.
   Мейсон отстранился, улыбнулся, как всегда нежно, и сказал: «Я так давно хотел этого», а она подумала: «Он не Тони»… но Тони был пончиком, и только подумайте, до чего довел ее, а Форд оказался киллером. Нет, больше никаких пончиков, никаких пончиков…
   – Так сделай это еще раз, – сказала она и поцеловала его. «Булочки. Это лучше, чем страсть. Намного», – вертелось в ее голове.
   Когда Мейсон неохотно ушел, пообещав приехать завтра, вернулась Надин.
   – Этот человек поцеловал тебя, – обвинила она.
   – Да. Он хочет помочь нам управлять галереей.
   «И еще много чего».
   – Нет, – очень убежденно проговорила Надин. В дверях замаячил Итан.
   – Что? – не поняла Гвен.
   – Нет, – повторила Надин. – Галереей управляем мы. Никаких чужаков. Только семья.
   Гвен только руками развела, потрясенная такой самоуверенностью.
   – Ты же позволяешь Итану помогать!
   – Итан – тоже член семьи, – объявила Надин, и Итан растерянно посмотрел на нее. – Он как Дэви.
   – Дэви? Солнышко, Дэви в любой момент может уехать.
   – Нет. Он останется и женится на тете Тильде, и они будут управлять галереей, пока я не окончу колледж. А потом они могут отойти от дел, и я займу их место. Неплохая карьера, верно?
   Гвен осторожно присела на край стола:
   – Надин, милая, деточка, твоя тетя ненавидит галерею и любит свои фрески, а это означает, что она всегда в разъездах. А Дэви – типичный пончик. Не думаю, что они все еще… э-э… встречаются.
   – Иногда взрослые бывают так слепы, – покачала головой Надин.
   – Только взрослые? – усмехнулась Гвен, поглядывая на Итана. – Боюсь, ты сама немного близорука.
   Итан круто развернулся и вышел в галерею.
   – Я все вижу, – заверила Надин.
   – Итан без ума от тебя.
   – Знаю.
   – И относится к тебе совсем не по-братски.
   – Знаю.
   – И?! – не выдержала Гвен.
   – Не понимаю, – нахмурилась Надин. – Просто мое сердце не замирает, когда он рядом. А ты? Ты понимаешь?
   Гвен подумала о Мейсоне.
   – Понимаю.
   – А если я попытаюсь выяснить, и окажется, что того самого и нет, что мне тогда делать? Он мой лучший друг. Я не могу его потерять. А если солгу и попытаюсь притвориться, он догадается, потому что знает меня лучше всех на свете. Вот уже десять лет, как мы дружим.
   – Да-а, – протянула Гвен. – Какой-то смысл в этом есть.
   – А насчет Тильды ты ошибаешься. Дэви способен ее рассмешить. Я уже не помню, когда в последний раз слышала ее смех, но он ее смешит.
   – Ты права. Но серьезные отношения основаны не только на смехе.
   – Зато это хорошее начало, – отпарировала Надин. – Они честны друг с другом. Честны и откровенны. Родные люди.
   – Совершенно чужие люди. Твоей тете Тильде есть что скрывать, а Дэви тоже не мальчик из церковного хора.
   – Я вижу то, что вижу, – не отступала Надин. – И не думаю, что тебе следует целоваться с мистером Фиппсом.
   – Ну-ну, бабушкам тоже позволено встречаться с мужчинами, – раздраженно напомнила Гвен, уходя в офис. Внучка последовала за ней.
   – Какая жалость, что мистер Форд оказался киллером.
   – Надин, ты не можешь знать этого наверняка, – устало ответила Твен, морщась от вернувшейся головной боли. – И вообще я иду спать.
   – Может, он убивал только тех, кто этого заслуживает? – предположила Надин. – Вроде Джона Кьюсака в «Поворотном моменте». И вершил праведный суд.
   – Доброй ночи, Надин, – вздохнула Гвен, открывая дверь, – и оцепенела.
   На пороге стоял едва вмещавшийся в проем Форд.
   – Прошу прощения. Ну, как все прошло?
   Надин, тихо ойкнув, растаяла в галерее.
   – Неплохо, – кивнула Гвен, стараясь дышать ровно.
   – С улицы все выглядело прекрасно. Когда я ушел. Через окно.
   – Вот как? Спасибо.
   – Хорошо мы поработали. Такая чистота.
   – Спасибо, – повторила Гвен, кивая как идиотка.
   – Спокойной ночи, – сказал Форд.
   – Спокойной ночи.
   Форд пошел к себе.
   «Сейчас я грохнусь в обморок. Дыши, ради Бога, дыши!» Какая же она дура! Мейсон поцеловал ее, и ничего не случилось, а стоило Форду показаться в дверях, как она задыхается.
   – Как считаешь, он слышал, что я говорила? – поинтересовалась вернувшаяся Надин.
   – Он слышит все. А теперь я иду спать. Если передумаешь насчет Итана, не занимайся сексом на офисном диване.
   – Угу, и не стану засовывать бобы в нос, – разозлилась Надин.
   Гвен отвернулась от нее и направилась к себе, чтобы ни о чем больше не думать.
 
   Тильда, дрыгнув ногами, сбросила джинсы и, голая, подкатилась к Дэви, тоже успевшему растерять остатки одежды.
   – Это еще не все, – выдохнула она, чувствуя жар его тела. Она не могла насытиться близостью, ей хотелось вползти в него, спрятаться, остаться в нем навсегда.
   – Господи, да, – шепнул Дэви, сжимая ее крепче.
   – Я имею в виду – обо мне. – Тильда закрыла глаза, ощущая скольжение его тела по своему, давление его пальцев на свои бедра, желая его всего, горячего и неутомимого, в себе, и как можно скорее. – Мне нужно рассказать еще кое о чем.
   – Говори. – Дэви наклонил голову.
   – Мой дед продал Писарро в Метрополитен-музей. – Она охнула, когда он припал к ее груди и захватил губами сосок. – Картина была написана при жизни самого Писарро. – Тильда зарылась пальцами в его волосы и выгнулась, чтобы унять бурление в крови. – Ее написал мой прадед. Прекрасная копия.
   Дэви поцеловал ее в шею.
   – Мой дед продавал Бруклинский мост на металлолом, – прошептал он. – Трижды.
   Он провел языком по хрупкой ключице.
   – Мой прапрадед обвел вокруг пальца Лувр, – призналась Тильда, позволив руке отправиться в путешествие в южном направлении. Дэви вздрогнул. – Теперь там тоже висит Гуднайт.
   Она нашла его, твердого, набухшего, и стала гладить, пока Дэви не поймал ее руку.
   – Прекрати! – задохнулся он. – Иначе все будет завершено еще до конца моего срока.
   – У тебя такой большой срок?
   Она поцеловала его и отпрянула, не коснувшись языком языка.
   – Нет. Это у тебя такая горячая ладонь. – Он сунул руку между ее бедер. – Кажется, я помню. Бывал здесь раньше. – Его палец проник внутрь, и она вскрикнула.
   – Мой прадед выманил у Вандербильта железную дорогу, – прошептал он ей на ухо. – Иисусе, Тильда…
   – Знаю. Знаю. – Она закрыла глаза, закусила губу и отдалась жару, который он пробуждал в ней. – Слушай меня. – Упоенно раскачиваясь, она дышала в одном ритме с движением его руки. – Слушай меня. Слушай меня. Моя семья подделывала картины уже… О Господи, трахни наконец меня!
   Дэви лег между ее бедер, и она снова выгнулась, чтобы встретить его, и он скользнул в нее, быстро, резко, заставив вопить, задыхаться и кусать его плечо, пока он держал ее, входя все глубже. Горячий вал накрыл ее с головой, и она взлетела на гребне, лихорадочно ловя ритм.
   – О Боже, как хорошо! Не останавливайся! Только не останавливайся! – Тильда двигалась в унисон с ним, ощущая, как нарастает напряжение, купаясь в горячечном жару. – Я тоже подделываю картины, – шептала она, а он сжимал ее все крепче. – Моя… семья… занималась этим… четыре века… – Дэви прикусил мочку ее уха, и она задрожала. – Мы были мошенниками… целую вечность.
   Он приподнялся над ней, вонзаясь еще резче, заставив ее охнуть. И улыбнулся, возбужденно блестя глазами.
   – Матильда, моя бабка была цыганкой. Мы украли гвозди из распятия Христова. Попробуй теперь взять верх!
   Она подняла бедра, чтобы вобрать его в себя, толкнула на спину, оседлала и зажмурилась, когда он наполнил ее до отказа, впиваясь пальцами в бедра.
   – Я была Скарлет, – прошептала она, укачивая их обоих до состояния беспамятства, ощущая его всего своим разгоряченным, трепетным телом. – Моя мать была Гомером. Бабушка подделывала Кассатт. Прабабушка…
   – Какое счастье, что вас было много, – заметил Дэви, стискивая ее еще сильнее.
   – Моя прабабушка, – повторила Тильда, судорожно сжимая внутренние мышцы, и замерла, наслаждаясь напряжением, зная, что вот-вот из горла вырвется вопль. «О, вот это настоящее», – подумала она, глядя на Дэви, державшего ее так, словно он вообще не намеревался отпускать.
   – Только не говори, что прабабуленька была чиста, как снег, – выдавил Дэви, тяжело дыша. – Я надеялся, что за тобой – века и века.
   Тильда медленно наклонилась, чувствуя, как кровь угрожающе сгущается в жилах, и поцеловала его, жадно и крепко.
   – Моя прабабка Матильда, – прошептала она, начиная двигаться, – продала поддельного Ван Гога самому Муссолини.
   – Умная женщина, – одобрил Дэви, наблюдая за ней.
   – Это была плохая подделка, – пояснила она, приближаясь к финалу.
   Он выгнулся, и она задохнулась, когда он достиг самой сердцевины жидкого пламени.
   – Это была ужасная подделка. – Она снова вздохнула, не сводя с него глаз. Не вытирая выступившего на лбу пота. – Всякий мог понять, что это подделка.
   «Вот оно, – подумала она, едва он шевельнулся, – сейчас. Он, должно быть, сошел с ума».
   Дэви снова пошевелился, стараясь добраться до ее губ.
   – Вы с ней похожи?
   – Да, – кивнула она, полузакрыв глаза. «Почти… почти. Вот. Вот оно».
   Он подался вверх, заставив ее вскрикнуть.
   – Она была голой, когда продавала ему картину?
   – Да, – ответила Тильда, захлебываясь от жара. – Да.
   – Я бы тоже ее купил.
   Дэви ловко перекатился, подмяв ее под себя, и Тильда в исступлении вонзила в его спину ногти и впилась зубами в плечо, смятая нарастающими спазмами, цепляясь за него, пытаясь поглотить, растерзать, овладеть, отнять все, чем он обладал, все, что захватил у нее. И это длилось, длилось и длилось.
   Придя в себя, Тильда ощутила его содрогания и поняла, что он тоже кончил, что держится за нее, как утопающий за соломинку, и что ей безразлично все на свете, кроме одного: она должна снова получить его и как можно скорее.
   – Иисусе, – выговорил наконец Дэви, все еще пытаясь отдышаться.
   – Я хочу сделать это еще раз, – объявила Тильда между вздохами и стонами.
   – Да. – Дэви коснулся губами ее шеи. – Я тоже. Может, как-нибудь на той неделе?
   – Это было так хорошо, – улыбнулась Тильда, вытягиваясь под ним. – О Боже, это было просто здорово.
   – Я уже говорил тебе, как счастлив… знакомиться с твоей семьей? Надеюсь, у тебя тысячи родственников. – Он яростно поцеловал ее. – Ты неотразима, Скарлет.
   – Неплоха, – скромно поправила Тильда.
   – Мировой класс, – возразил Дэви, уронив голову в ложбинку между ее ключицами. – Думаю, ты оставила на мне свои метки.
   Тильде наконец удалось выровнять дыхание.
   – Думаю, ты тоже.
   – Это для того, чтобы я смог найти дорогу назад. Черт, как же ты хороша.
   – О, прекрати. – Тильда подняла бедра, чтобы он скатился с нее, и проворно последовала за ним, стараясь сохранить тепло. – Можно подумать, ты прежде не занимался сексом.
   Она лизнула ему ухо, настолько завороженная его телом, что мечтала только об одном – оседлать его и пуститься вскачь.
   – Но не таким, – заверил Дэви, и она подняла голову, чтобы взглянуть на него. – Не с привкусом истинного безумия. Обычно при этом я не боюсь за свою жизнь, но…
   – Ах, вот как? – ухмыльнулась Тильда, измученная и торжествующая. – Что же, спасибо. Очень мило с твоей стороны.
   Он рассмеялся и привлек ее к себе.
   – Может, нам не следует торопиться? Существует столько вещей, которые мы могли бы сделать, и до которых просто дело не дошло.
   – Правда? – оживилась Тильда. Впервые непознанное казалось ей манящим и интересным, а не зловещим и опасным. – Скажи, что, например? Я вдруг обнаружила в себе неожиданную широту взглядов. – Не дождавшись ответа, она приподнялась на локте и увидела его хмурое лицо. – Что?
   – Значит, вот оно в чем дело. Вот что с самого начала было не так. Все это время ты смертельно боялась, что я узнаю. – Дэви обвел рукой подвал, – Об этом.
   – Да, – призналась Тильда. – Господи, какое облегчение! Но только никому не говори. Даже Саймону. Обещаешь?
   – Хорошо, обещаю. Но почему?
   Тильда подумала о Скарлет, о позоре, об ужасе разоблачения, и счастливое сияние померкло. Но Дэви быстро прижал ее к себе.
   – Не важно, забудь о моем вопросе, но только, пожалуйста, не смотри так!
   Но она продолжала хмуриться, и он придавил ее своим телом к матрацу и стал целовать.
   – Только не говори, – прошептала Тильда едва слышно, и он сказал: «Никогда» – и целовал ее, пока она не расслабилась.
   – Все в порядке. – Она снова прижалась к нему. – Все хорошо.
   – Лучше, чем хорошо, – выдохнул Дэви, не отпуская ее. – Ты…
   – Что? – спросила Тильда, почувствовав, что он смотрит мимо нее, на ряд картин вдоль стены. – Что?
   – Они – это ты. Все тона. И свет, и гнев, и секс. Они – это ты.
   Она всмотрелась в картины, пытаясь понять, что он в них видит, рассмотреть без боли и угрызений совести. Они были прекрасны. Полны смеха, страсти и радости.
   – Боже. Ты изумительна, – прошептал он, не сводя взгляда с картин.
   – Правда? – покраснела Тильда, чувствуя, как внутри рушится что-то твердое и заскорузлое.
   Дэви, улыбаясь, повернулся к ней.
   – Скарлет, – протянул он, смакуя ее имя, словно пробуя его на вкус. – Матильда Скарлет Гуднайт. Ее работа.
   И нежно поцеловал ее.
   «Я люблю тебя», – призналась про себя Тильда и ответила на поцелуй, обнаженная и бесстыдная.

Глава 17

   Спустившись утром вниз, Тильда застала в офисе Ив, с аппетитом жующую булочку.
   – Господи! – ахнула та, когда Тильда словно на крыльях влетела в офис. – Что это с тобой?
   – Со мной? – Тильда попыталась, притушить сияние своих глаз. – Дэви добыл последнюю Скарлет. Я свободна.
   – А что он сделал после этого? – с улыбкой осведомилась Ив. Тильда принялась сосредоточенно наливать себе сок.
   – О, мы немного поговорили. Он догадался, что я и есть Скарлет.
   – В самом деле? – Ив перестала улыбаться. – Он здорово обозлился?
   – Не так чтобы очень. Это его завело.
   – Дэви все в тебе заводит. Подумаешь, новости!
   Тильда от удивления поперхнулась соком.
   – Дэви? Не может быть.
   – Еще как может. Он просто слепнет от страсти и не знает, что с этим делать.
   – Ничего, этой ночью он сообразил.
   – Правда? И все хорошо? – оживилась Ив.
   – Правда, очень хорошо.
   Тильда заглянула в галерею. Там по-прежнему было полно мебели, но так же светло, чисто и уютно. «Обожаю это место. Спасибо, Дэви».
   – Значит, он не злился, – уточнила Ив. Тильда отставила стакан:
   – Скажи Саймону, что ты – Луиза.
   – Нет.
   Ив поднялась и понесла стакан к раковине, так что Тильда не смогла увидеть ее лицо.
   – Поверишь, Ив, я тоже завелась. Теперь, когда он все знает, нет причин бояться.
   – Это-то меня и беспокоит.
   – Нет, – возразила Тильда, наклонившись к сестре. – Если можно сказать человеку все о себе и ничего страшного не произойдет, потому что он тебя понимает, это и есть свобода.
   Ив отступила и покачала головой:
   – Мне кажется, ты заблуждаешься.
   – А мне так не кажется. Я считаю…
   – Ах, ты считаешь? – закатила глаза Ив. – Вспомни, ведь ты знаешь этого парня всего две недели, и внезапно – вот оно, да? Настоящее?
   – Это мне неизвестно, – ответила Тильда, несколько ошеломленная странным ожесточением сестры. – Трудно сказать, настоящая ли это любовь и сколько продлится. Дэви определенно не сказочный принц, но я доверяю ему. И я успела его узнать.
   – Ничего ты не успела, – бросила Ив, снова отворачиваясь. – Как можно понять, что у человека на уме? Остается только гадать.
   – Ладно, не стану спорить, – кивнула Тильда, пожалуй, больше расстроенная, чем оскорбленная. – Ты будешь сегодня в галерее?
   – По-моему, Саймон ожидает Луизу, – устало вздохнула Ив. – Она сказала ему, что придет пораньше, потому что хочет застать хотя бы конец вечера.