Лаймон Ричард. Остров

   – Может быть, я попрошу тебя спустить мне нож. Посмотрим, – ответила Кимберли.
   – Конечно, конечно. Как скажешь.
   Кимберли согнула руки. Каменный выступ катком проехался по ее бедрам, паху и животу. Лежа на локтях, она ухватилась одной рукой за веревку.
   Я занял свое место у топора. Взяв нож поудобнее в правую руку, я прижал топорище левой. Когда я снова поднял глаза на Кимберли, видна была только ее макушка. Через мгновение и она скрылась за краем расселины.
   Потеряв Кимберли из виду, я сосредоточился на топоре и веревке. Все выглядело нормально: топор прочно сидел в трещине, веревка туго натянулась и слегка вибрировала.
   Конни по-прежнему стояла рядом на одном колене.
   Билли застыла у края обрыва и наблюдала за спуском Кимберли.
   Кто-то истошно завопил: “ЙААААААААА!”
   От этого крика у меня оборвалось сердце. В первое мгновение я подумал, что упала Кимберли. Но голос был не ее.
   Это выл мужской голос.
   Я поднял голову.
   Он приближался к нам с другой стороны пропасти с диким воплем. И он не напоминал Уэзли – он был им. И действительно был крупнее, чем парень на дне пропасти.
   Несмотря на то, что я видел его всего несколько секунд, мне запомнилось все до мельчайших подробностей, словно я отснял это на фотопленку. Или, если точнее, на видеопленку, потому что кадры движутся. И я часто мысленно прокручиваю их в замедленном темпе.
   Уэзли откуда-то раздобыл голубую бейсболку. Надета она была задом наперед, и пластиковая полоска с регулирующими язычками красовалась посреди лба, придавая ему вид толстого белокожего исполнителя рэпа.
   Еще на нем был огромный красный бюстгальтер Тельмы. Похоже, он использовал его в качестве подвязки, прижимающей к левой груди повязку – красная чашечка на этой стороне была набита так, что ее распирало. Правая чашечка была вырезана, и его волосатая сиська выпирала через каркас, подпрыгивая и хлопая в такт гигантским шагам, несущим его к пропасти.
   С ночной засады – это был последний раз, когда я видел Уэзли – он обзавелся еще и кожаным ремнем. Если к нему прилагались еще и брюки, то Уэзли решил обойтись без них. Ремень опоясывал его чресла, и на каждом бедре болтались в кожаных чехлах охотничьи ножи.
   На ногах у него была пара теннисных туфель с высокими отворотами.
   Ничего другого на нем не было. Если не считать пота, волос и возбужденного члена.
   Вид у него в определенном смысле был довольно забавный.
   Но в том, как он несся на нас, с безумными воплями и размахивая над головой двумя мачете, ничего забавного не было.
   И хотя моя память позволяет мне просматривать кадр за кадром, на самом деле все произошло почти молниеносно. К тому времени, когда я поднял голову и увидел его, Уэзли почти что достиг дальнего края пропасти.
   Конни взвизгнула.
   Билли – громко охнула.
   Прежде чем кто-либо из нас успел пошелохнуться, Уэзли уже летел над пропастью. Конни начала вставать с колена, а Билли – поворачиваться, чтобы сделать шаг назад. Стоя на коленях, я глянул вниз на блестящую красную пластиковую рукоятку складного армейского ножа, на серебристые грани лезвий и инструментов, надежно сложенных в свои гнезда.
   Нет, ни одно лезвие открыть не успею. Никаких шансов.
   И я начал подниматься с колен.
   Билли, глядя через плечо, вздрогнула и широко разинула рот. Она продолжала поворачиваться, а рука ее начала подниматься. Что-то в ее выражении и позе напомнило мне футболиста, бросающегося на перехват.
   В этот момент я понял, что с тыла должна была нападать Тельма.
   Затем я услышал хлопок приземлившейся рядом туфли Уэзли. Все еще сидя на корточках, я повернул голову и краешком глаза увидел его уже на нашей стороне пропасти. Чуть левее от себя. Он несся прямо на Конни.
   Я попытался встать побыстрее.
   К этому времени Конни уже удалось подняться на ноги. Она наполовину повернулась к нему спиной и вытянула вперед руки, словно за спасательным кругом.
   На этом все обрывается.
   Это все, что я помню о нашем “последнем рубеже”.
   Именно в этот момент, как я себе это представляю, Тельма, должно быть, грохнула меня чем-то по голове.

...быть может, видеть сны

   Вот что я думаю. Когда я потерял сознание от удара по голове, кто-то избавился от меня.
   То есть сбросил или столкнул в пропасть.
   Еще я полагаю, что падение не закончилось для меня трагически потому, что я приземлился на того покойника.
   Повезло мне.
   Дружище Мат.
   Сокращенно от Матрац.
   Я долго спал на нем в состоянии, которое принято называть мертвецким сном.
   Интересно, какая разница между комой и потерей сознания? Просто одно из них длится дольше? Не знаю, да и не столь это важно.
   Так вот в какой-то момент я пришел в себя. Это случилось ночью.
   Открыв глаза, я увидел над собой звездное небо. Где-то в глубине сознания лениво шевельнулась мысль: “Где я?”, но я решил, что, должно быть, на вылазке, и вновь погрузился в небытие.
   Следующий раз я пришел в себя под палящими лучами солнца. Мне хотелось попросить кого-нибудь задвинуть это солнце куда-нибудь подальше – оно было слишком горячим и от него голова раскалывалась. Затем солнце удалилось и перестало мне докучать.
   Время от времени меня беспокоили насекомые. Правда, я почти не обращал на них внимания.
   Иногда мне даже нравилось их щекотание.
   Наверное, я пересмотрел за это время добрую сотню снов. Я мог бы исписать эту тетрадь до последней страницы, но так и не закончил описывать все сны, которые посетили мою больную голову (многие из которых я хотел бы забыть, но не могу), пока я валялся на дне пропасти.
   И они были намного красочнее и реалистичнее обычных.
   Некоторые из снов были в высшей степени эротическими. Главным образом в них была задействована Кимберли, но в некоторых появлялись Билли и Конни, были и такие, в которых женщины являлись в различных сочетаниях.
   Тельма тоже попала в некоторые сновидения. Эти, хотя обычно и сексуальные, носили характер кошмаров. Часто определенную роль в них играла ее бритва. Сны с участием Тельмы были действительно болезненно мрачными, извращенными и отвратительными.
   То же можно сказать и о большинстве других моих кошмаров.
   Страх и ужас.
   Например, в одном я взбирался на дерево, чтобы срезать тело Кита, после того как его повесили. Что и в действительности было достаточно мерзко. Но во сне было еще хуже. Неожиданно он качнулся ко мне туловищем и обнял меня – обернул вокруг меня руки и ноги – и начал грызть мой нос.
   Этот сон был хоть и мерзкий, но короткий.
   А было несколько кошмаров, показавшихся мне бесконечными.
   В одном из них, который помнится особенно живо, в прекрасный солнечный день на пляже ко мне подошла группа женщин. Вначале я не понял, кто они. Во-первых, они были нагими, так что я не мог различить их по одежде. Во-вторых, у них не было голов. Их шеи заканчивались жилистыми обескровленными обрубками.
   Я почувствовал довольно сильное возбуждение, но еще и испугался.
   Они сообщили мне, что я мог бы их спасти, если бы сильно этого захотел. (И это несмотря на отсутствие голов.) Мне страстно захотелось им помочь, и я осведомился у них, как это сделать. На что они ответили:
   – Ты должен подобрать нам головы.
   Вот тогда-то я и заметил, что каждая из женщин прятала что-то за спиной.
   И они дружно, как по команде, вывели руки из-за спины.
   У каждой в руках была голова.
   Среди голов я узнал лица Конни, Билли, Кимберли, Тельмы, Уэзли, мисс Кертис (моя учительница в пятом классе, которой я тогда ужасно увлекся), Ардет Свон (подружка в старших классах, которая мне так ничего и не позволила) и какая-то совершенно незнакомая женщина (мне кажется), которую можно было бы назвать довольно привлекательной, если бы не кольца, булавки и шпильки, в изобилии украшавшие ее лицо и уши.
   Последняя голова принадлежала моей собственной матери. Одному Богу известно, как затесалась она сюда, но ее появление определенно усилило бросающую в дрожь причудливость этого кошмара.
   С самого начала мне стало ясно, что в руках у дам были не их головы, а чужие.
   Голова Уэзли объяснила мне правила игры.
   – Если ты хочешь спасти нас, ты должен правильно распределить головы до заката. Думаешь, тебе это удастся, дружок?
   – Тебя бы я не спасал, если бы это от меня зависело, – объявил я ему.
   К тому же тела Уэзли здесь даже не было. Из девяти обезглавленных тел, выстроившихся передо мной на берегу, все без исключения обладали исключительно женскими половыми признаками.
   Взяв из рук плотно сбитой девицы башку Уэзли, я швырнул ее подальше. Затем подбежал к голове Тельмы, вырвал ее из рук худенькой девчонки, в которой я заподозрил Конни, подскочил с нею к той коренастой даме, у которой выхватил голову Уэзли, и насадил ее на обрубок шеи.
   Тельма, теперь полностью укомплектованная, улыбнулась и угрожающе пошевелила в мою сторону пальцами.
   Не буду описывать весь этот кошмар. Не хочется даже думать кое о чем из того, что случилось, тем более писать об этом. Так что опущу самое худшее, а расскажу лишь о том, что не столь омерзительно.
   На всем протяжении этого сна, смеялся ли я, или чувствовал сильное сексуальное возбуждение, или смущение, или отвращение, или ужас, меня ни на миг не покидало гнетущее чувство страха. Никто не разъяснил, что случится, если мне не удастся правильно подобрать головы к телам до заката – помимо самого очевидного, а именно, что я не “спасу” женщин. Но у меня было предчувствие, что моя судьба могла стать слишком ужасной, чтобы это можно было выразить словами.
   А закат быстро приближался.
   Так что я носился как угорелый туда-сюда, вырывая из протянутых рук головы. После чего сновал между женщинами, суетливо приставляя головы к шейным обрубкам.
   Это было не так просто, как может показаться на первый взгляд.
   С Уэзли и Тельмой мне удалось разобраться почти сразу же. Без этих двоих оставалось семеро. На Конни и Кимберли я насмотрелся достаточно, чтобы узнать их тела, так что проблем с ними не было (если не считать того, что голову Конни я уронил и мне пришлось гоняться за ней по пляжу). С четырьмя разобрался, теперь оставалось пять.
   Затем я попытался укомплектовать Билли, полагая, что это будет сущим пустяком. В конце концов она вечно расхаживала в одном бикини, да к тому же в ту ночь, когда после неудачной попытки перехвата Тельмы она пропахала песок, я видел ее груди полностью обнаженными. (Даже во сне помнил, как выглядели они тогда, вывалившись из бюстгальтера бикини.)
   Вырвав голову Билли из рук какого-то неизвестного тела, я поспешил к дородной и пышной фигуре, которая, по моему убеждению, принадлежала матери Конни.
   Когда же я плюхнул ее на шею, рот Билли произнес:
   – Глупый ход, Руперт. Ты что, родной матери не узнаешь?
   Тьфу ты!
   В другом конце шеренги я заметил идентичное тело.
   А по мне, так обе похожи на Билли.
   Тпру! Нелли! А вот и Фрейд с его вездесущим Эдиповым комплексом.
   К черту! Некогда тревожиться о том, что там копошится в моем подсознании. К хренам собачьим Сверх-Я!
   Все же этот эпизод потряс меня до глубины души. Но нет худа без добра: я быстро водрузил сразу две головы на плечи их истинных хозяек – Билли и моей матери.
   После чего занялся головой незнакомки.
   Ее уши, ноздри, губы и даже веки были сплошь утыканы всевозможными металлическими украшениями. Взяв эту голову из рук Кимберли, я пулей пронесся вдоль шеренги дам к бледной худощавой девчонке с болтавшимися из проколотых сосков, клитора и т. д. кольцами. Пустяковое дело.
   Теперь у меня осталось только две бесхозные головы: моей смазливой блондиночки – училки пятого класса, мисс Кертис, и школьной подружки, Ардет Свон.
   Да вот незадача: безголовых тел было три.
   А все потому, что своим первым ходом в этой игре я выкинул голову Уэзли.
   Впрочем, она все равно не подошла бы ни к одному из оставшихся тел.
   Вдали за горизонтом медленно погружалось в океан солнце.
   С мисс Кертис и Ардет проблем у меня не возникло ни малейших.
   Мисс Кертис была дамочкой небольшого роста с изящными пропорциями. У нее был прекрасный загар, небольшие грудки с темными набухшими сосками и хохолок лоснящихся белокурых волос между ногами.
   Веснушчатая и прыщавая пышка Ардет Свон вместе с головой не потеряла застенчивости: она прикрывала одной рукой свои огромные груди, а другой – укромное местечко.
   Когда я посадил голову мисс Кертис на ее шею, она с теплой улыбкой произнесла:
   – Ты всегда был порядочным молодым человеком, Томас.
   Не имея ни малейшего представления о том, что это был за Томас, я все же поблагодарил ее.
   Вернув голову Ардет, я просто улыбнулся ей.
   – Катись ты к черту, придурок.
   Ну вот, даже в моем кошмаре...
   На горизонте поблескивала из океана лишь небольшая оранжевая полоска.
   А я стоял перед последним безголовым телом.
   И мне нечего было ему предложить.
   В надежде, что недостающая голова где-то затерялась, я оглянулся по сторонам.
   Но все женщины исчезли.
   Куда-то подевались. Все, кроме меня и этой одинокой безголовой женщины. Мы стояли лицом друг к другу на пустынном берегу. (Разумеется, это больше относилось ко мне, поскольку она не могла стоять “лицом” ко мне, не имея оного.)
   Но зато у нее было умопомрачительно и невероятно восхитительное тело.
   Золотисто-смуглая кожа вся словно светилась изнутри.
   От шеи до пят ростом она была не меньше шести футов. Длинные стройные руки и ноги, широкие плечи, высокие твердые груди с набрякшими торчащими сосками, крутые овалы бедер, подтянутый живот. Ниже – гладкая блестящая выпуклость без единого волоска – словно у нее там никогда не было никакой растительности.
   – Я в полной растерянности, – признался я. – У меня кончились головы.
   Она лишь пожала плечами, отчего ее груди так восхитительно приподнялись и опустились.
   – А ты не знаешь, где твоя голова? – в отчаянии воскликнул я.
   И вновь она лишь мило повела плечами.
   С тревогой взглянув на горизонт, я увидел, как последний кусочек солнца исчезает из виду.
   Тогда я молниеносно оторвал свою собственную голову и водрузил ей на шею.
   – Получай! – ликующе протрубил я.
   Но возглас этот донесся не из моего рта. Я смотрел на свой рот, свое лицо, свою голову, венчающую это роскошное тело.
   Никак не под стать!
   Торопясь наделить ее головой, я совершенно позабыл о том, что правила требовали строгого соответствия.
   Просто первая встречная головушка не подошла бы.
   Но моя подошла!
   Это ж надо такое!
   Так вот, мое собственное лицо мне очень мило и по-дружески улыбнулось.
   Затем женщина моей мечты промолвила:
   – Спасибо, Руперт. – (Не моим голосом, доложу я вам. Он, скорее, напоминал голос Лорен Бэйколл в фильме “Иметь или не иметь” и был очень похож на голос Билли.) – Ты победил, – сказала она. – Ты всех нас спас и можешь собой гордиться.
   Слова эти меня очень порадовали.
   – Конечно, – продолжала она, – теперь сам ты остался без головы.
   – О, это ничего. – Иногда и я бываю галантным кавалером. – Она мне не очень и нужна была, – ответил я. – Я безмерно рад, что смог подобрать вам всем подходящие головы.
   – А знаешь ли ты, какой приз тебя ожидает?
   Я покачал головой. (Ну, может, и не покачал. Но, по крайней мере, подумал, что покачал.)
   – Тебе достанусь я, – торжественно объявила она.
   – Вот это да! – восхищенно произнес я.
   Шагнув вперед, она обняла меня, и я ощутил ее всем своим телом. К несчастью у нее было мое лицо, поэтому, когда она попробовала поцеловать меня, я отвернулся.
   – Что с тобой? – удивилась она.
   – Что-то я совсем запутался. Не думаю, чтобы мне хотелось целовать собственное лицо.
   – Ну, это дело поправимое. А чье бы ты хотел?
   – А ты можешь менять лицо?
   И увидел, как я сам себе многозначительно улыбнулся.
   – На раз. Скажи только, кем бы ты хотел меня видеть.
   – Самой собой, – ответил я.
   – Я и есть та, кто я есть: твоя воображаемая любовь. Я такая, какой ты меня хочешь видеть.
   – Но я не хочу, чтобы ты была мной. Это однозначно.
   – Тогда кем?
   – Можно выбрать кого угодно?
   – Кого душа пожелает.
   – Тогда как насчет Кимберли?
   – Прекрасный выбор, – согласилась она. И в тот же миг лицо моей сказочной возлюбленной перестало быть моим и стало лицом Кимберли.
   После этого все понеслось вскачь.
   И в этой бешеной скачке мой кошмар где-то отстал, а ему на смену пришел фантастический эротический сон. Возможно, лучшего я и в жизни никогда не видывал.
   И это тоже было неплохо. Самое худшее в этом (с того момента, когда я спас ее, пожертвовав собственной головой) было то, что я совершенно неожиданно проснулся и сон закончился.
   Я помню ее (О Боже! Разве такое можно забыть!), но она улетучилась вместе с моим сном, и я не мог ее вернуть.
   Более того, я охотно позволил бы вновь вырубить себя, будь я уверен, что она вернется.
   Сколько снов и кошмаров я видел тогда там, на дне пропасти, но появилась она только в одном.

* * *

   В своем последнем сне в той пропасти я пытался убежать от кого-то на нашем песчаном пляже в инвалидной коляске. Хотя я не мог повернуть шею и посмотреть, кто же за мной гонится, я был напуган до смерти. Пытаясь набрать скорость, я толкал и толкал колеса, но они застряли в песке и погружались все глубже и глубже, пока мое кресло и вовсе перестало двигаться.
   Визжа от страха, я пробкой выскочил из кресла и кинулся бежать. Ноги служили мне прекрасно. Тогда какого черта я делал в инвалидной коляске? Вне себя от радости я было почувствовал себя в безопасности. Но тут мои ноги стали вязнуть в песке.
   С каждым шагом я погружался все глубже и глубже. Довольно скоро я был уже по пояс в песке. И теперь, сколько бы ни старался, не мог продвинуться дальше ни на дюйм. Я попал в песчаную ловушку. Песок засасывал и тянул меня вниз, словно тяжелые брюки.
   Я остолбенел от ужаса.
   Попался. Вот сейчас сзади подбежит Он с топором, мачете или... бензопилой.
   Это будет бензопила, неожиданно понял я.
   Но ничего подобного не было слышно. Пока что.
   Неужто Он сошел с дистанции?
   Я прислушался. Шум моря, голоса птиц, жужжание насекомых, но никакого покашливания, чихания и рева бензопилы.
   Я улыбнулся с облегчением.
   И вдруг где-то там внизу, в песке, чьи-то руки стали ласкать мои ноги.
   Проснулся я от собственного крика. Голова раскалывалась, но это был конец моей одиссеи, бесконечному странствию по сотне снов и кошмаров на дне пропасти.
   Впрочем, некоторые из моих самых страшных кошмаров были приятнее того, что я нашел при возвращении в реальный мир.
   Я лежал на спине, а по голове словно топтался слон. Все кости ломило, как будто по каждой из них трамвай проехался. Одни места онемели, другие – зудели, а третьи словно кто-то резал ножом.
   Надо мной сновало бесчисленное множество мух и других перепончатокрылых. Одни садились на меня, другим было за радость лишь покружиться.
   Неожиданно в поле моего зрения попал гриф-стервятник, и я вздрогнул.
   По обе стороны круто убегали ввысь отвесные стены пропасти.
   Серое небо над пропастью сулило скорый рассвет – или ночь.
   Подо мной лежал Мат.

Тяжелое пробуждение

   Мат напоминал комковатый теплый студень.
   Впрочем, грех жаловаться. Если бы не он, в такое же дерьмо, вероятно, превратился бы и я.
   И все одно он был отвратителен.
   Подумать только, я проспал двое суток, а то и больше, на голом разлагающемся трупе.
   Слава Богу, хоть на мне была кой-какая одежонка. По крайней мере, шорты. Похоже, в том месте, где я прижался к нему спиной, мы срослись. Кожа там зу-• дела со страшной силой. И еще мне казалось, что там кто-то извивается и ползает: по всей видимости, какие-то мерзкие твари попали в качестве начинки в наш бутерброд.
   Но будет об этом.
   О запахе и говорить не приходится.
   В тот миг, когда до меня дошло, где я и что подо мной, я с диким воплем скатился с него.
   Когда мы с ним расклеивались, звук был потрясающий. Представьте: вы роняете на кафельный кухонный пол огромную пышущую жаром пиццу, а потом часа через два пытаетесь ее отодрать.
   Так вот, получите примерно такой же звук.
   Но и это еще не все. Скатываясь с Мата, я прихватил с собой какую-то его частицу. Вернее, не одну: на спину налипли огромные куски мерзкой слизи.
   Когда я начал отползать в сторону, меня стошнило. Затем пополз дальше. Удивительно, что я вообще мог двигаться. На фоне общего разбитого состояния я чувствовал себя так, словно пытался добраться до центра колеса смеха. Но я упорно продолжал ползти. Мне хотелось, чтобы между нами было много-много миль.
   Но через десять шагов я, вероятно, рухнул.
   Так и лежал: без сна, постанывая от мучительной боли.
   Когда я в следующий раз поднял голову, было темно. Я сел, прислонившись к какому-то выпуклому камню.
   Прямо над головой висела полная луна. Ее бледный свет вычерчивал отвесные стены расселины, освещая большую часть дна. В том числе и Мата.
   Моего безмолвного напарника.
   Он казался мне тогда почти что старым приятелем.
   Давно потерянным дружком, с которым я однажды неплохо провел время, но который за последнее время очень сильно изменился к худшему – особенно по части личной гигиены.
   У меня не было ни малейшего понятия, кто бы это мог быть.
   Но, поглядывая на его залитый лунным светом труп, я поймал себя на мысли, что мое воображение превратило его в старого старателя. Он стал Уолтером Хьюстоном, а я – Богартом. Нам крупно не повезло – и ему сильнее, чем мне.
   – Похоже, не видать нам кроличьей фермы, как своих ушей, Ленни, – посетовал я.
   Не из того фильма. И совсем другие герои. Но именно это я и сказал.
   – Все мы когда-нибудь превратимся в дерьмо, – вновь обратился я к нему.
   Мне захотелось подползти и посмотреть ему в лицо. Как знать, возможно, я узнаю его. А, может, это Кит?
   Что если Уэзли и Тельма эксгумировали Кита и приволокли сюда его тело, чтобы ввести нас в заблуждение... Нет.
   Мат был слишком велик для Кита. Но и на Эндрю он не был похож. Опять не тот размер. К тому же тело пришлось бы вылавливать с морского дна.
   Так кто же он тогда, черт побери? Или она? Мат мог быть и женщиной. В конце концов я ведь никогда не видел тело спереди. Но она не могла быть женщиной из нашей группы – все наши были наверху, когда тело уже лежало здесь.
   Но, собственно говоря, и Тельму я там не видел. Это всего лишь мои предположения, что именно она напала на меня сзади.
   Впрочем, Мат был слишком крупным для Тельмы, да и формы у него были иные.
   В сущности, его фигура вовсе не походила на женскую.
   Но это еще не означало, что он не мог быть женщиной. Хотя и Кимберли, и Билли видели его, и обе приняли его за мужчину: а именно за Уэзли. Несмотря на все сомнения насчет его личности, никто из нас ни на секунду не усомнился в принадлежности тела особе мужского пола.
   Но чем черт не шутит.
   Вряд ли, конечно, Мат превратится в Матильду, но мне стало любопытно.
   Узнаю ли я его – или ее?
   Но это можно было выяснить лишь единственным путем.
   А двигаться мне было в ломоту.
   При этом были еще и другие причины, по которым мне не хотелось приглядываться к этому жмурику.
   а) От него воняло.
   б) Его или ее лицо наверняка было изувечено до неузнаваемости.
   в) Он или она притянул или притянула к себе всю крылатую и ползучую мерзость в округе.
   г) Если попытаюсь приблизиться, могу описаться от страха.
   д) Или снова вырвет.
   е) Все перечисленное выше.
   Так что я не двигался с места.
   Затем прищурился и посмотрел вверх, размышляя о том, что же все-таки случилось.
   Очевидно, меня оглушили и сбросили в пропасть. Но что произошло с женщинами?
   То, что битву они не выиграли, не вызывало никаких сомнений.
   В противном случае я вряд ли проснулся бы на дне пропасти спустя несколько дней и в обществе покойника.
   Они бы позаботились обо мне.
   “Совсем не обязательно, – возразил я сам себе. – Допустим, они победили, но только после того, как я уже валялся на дне пропасти? Кто-то из них спускается вниз, чтобы осмотреть меня. Например, Кимберли. И она по ошибке принимает меня за мертвого. После чего они уходят и оставляют меня здесь...” Маловероятно.
   Кимберли совсем не дура и заметила бы, что я жив. Думая о Кимберли, я вспомнил последний раз, когда видел ее. Тогда она спускалась на веревке в пропасть. Как раз за несколько секунд до нападения Уэзли она исчезла за краем обрыва.
   Сейчас ее здесь не было. Я уже проверял. Кроме меня и трупа, на дне не было никого. И все же я вновь обвел взглядом расселину. Никаких следов. Ни Кимберли, ни кого-либо еще.
   Кимберли наверняка быстренько взобралась назад по веревке, чтобы принять участие в поединке.
   Заранее обреченном на провал.
   Как я успел увидеть, Уэзли уже подскакивал к Конни. Вероятно, он снес ей голову одним из своих мачете еще до того, как я долетел до дна. Затем он и Тельма быстро разделались с Билли.
   Так что Кимберли, включившейся в схватку с некоторым опозданием, наверняка пришлось иметь дело одной с двумя врагами.
   Она сильная и могла победить.
   Но если она победила, тогда где она? Почему бросила меня здесь?
   “Они мертвы,– подумал я. – Все. Кимберли, Билли и Конни. Мертвы”.
   И тогда я чуть не свихнулся. От помешательства меня удержала тонюсенькая ниточка надежды: мне очень хотелось верить, что они все же каким-то образом выиграли этот поединок. Просто решили, что я мертв, вот и оставили здесь. А сами вернулись в лагерь на берег. И, если мне удастся выбраться отсюда, то я наверняка найду их там в целости и невредимости.